Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 326 (всего у книги 346 страниц)

Глава 16

Пастор

Эстер Эдвардс на дрожащих ногах подошла к кухонному столу, расплескивая кофе из чашек, которые она пыталась удержать в руках. Коричневые капли падали на грязный кафельный пол ее кухни, но она ничего не могла с собой поделать. С каждым шагом проливалось все больше. Казалось, будто эти чашки весили по двадцать фунтов каждая. Ставя их на стол, Эстер пробормотала извинения – что это из-за лекарств, которые дал ей доктор, она так дрожит… Пастор кивнул, положил свою большую ладонь на ее руку, и она почувствовала, как крупная дрожь пробежала уже по всему ее телу.

Эта дрожь была вызвана не болью или лекарствами. Он улыбнулся ей – и увидел в глубине ее глаз пустоту. Что-то было вытянуто из этой женщины. Жизнь, надежда, любовь, сам смысл ее существования были насильно вырваны из ее тела. Эта часть ее сейчас покоится рядом с дочерью в холодном дешевом гробу на глубине шести футов под землей старого кладбища в Бакстауне.

– Я видела вас на похоронах, – надтреснутым голосом произнесла она. – Простите, я не помню, разговаривали ли мы с вами о чем-нибудь…

– Разговаривали, – ответил Пастор. – Но не переживайте на этот счет. Я просто не могу представить себе, насколько вам больно. То, через что вы с Фрэнсисом сейчас проходите, это просто ужасно.

Фрэнсис поднес было чашку к губам, но, поколебавшись, поставил ее обратно.

– Я уже говорил Фрэнсису, что хочу помочь всем, чем только смогу. Деньги, которые мы передали вам обоим, – это только начало. Группа, к которой я принадлежу, стремится к тому, чтобы вы и ваш муж в предстоящие годы абсолютно ни в чем не нуждались.

Эстер высвободила свою руку из его пальцев, и в ее глазах, которые до этого были пустыми, промелькнул страх.

– Фрэнсис рассказывал мне про эту группу… Я так и не поняла, что она в точности собой представляет.

– Это… Как там назвал ее профессор? «Коллектив»? – спросил Фрэнсис.

– Что-то в этом роде. Мы – группа неравнодушных граждан, которые объединились, чтобы предпринять определенные шаги для защиты христиански мыслящих людей в нашем округе, – объяснил Пастор.

– Белых людей? – уточнила Эстер.

Пастор сложил губы в улыбку, прежде чем ответить:

– Да, белых. Скайлар не единственная, кого потеряли эти люди, так что…

– Эти люди? – с нажимом переспросила Эстер. – Все мы люди, сэр. Обычные люди, все из нас. Ни один цвет кожи не лучше и не хуже другого. Нашу дочь убили, и я не испытываю ничего, кроме ненависти к тому, кто это сделал, – и к тем, кто его защищал, – но у нас нет никаких предубеждений. Это был всего один человек…

– Все мы знаем, кто убил вашу дочь. Все мы знаем, как он выглядит. Это не единичный случай, миссис Эдвардс. Эстер, если можно…

– «Миссис Эдвардс» меня вполне устраивает, – отрезала она, выпрямляясь. Она уже больше не дрожала.

– Эстер, этот человек дал нам… – начал было Фрэнсис, но не успел закончить фразу.

– Я знаю, что он нам дал, – перебила она, поворачиваясь к Фрэнсису. – И благодарна ему за это. Ты знаешь, что благодарна. Но то, что он говорит, – неправда. Это неправильно.

Пастор почувствовал, как в правом кармане пиджака у него завибрировал телефон. Другой его рабочий телефон. На звонок с этого номера требовалось ответить незамедлительно.

– Боюсь, мне пора идти. Труба зовет, как говорится. Не надо меня провожать, Фрэнсис. Может, покажете Эстер – то есть миссис Эдвардс – несколько видеозаписей, которые прислал вам профессор? Они могут немного ее просветить. Спасибо за кофе.

Пастор вышел в прихожую, где на столе, заваленном почтой с красными штампами «Просроченный платеж» на конвертах, лежал толстый слой пыли. Он знал, что способен дожать Фрэнсиса, да и деньги должны были помочь. Эстер оказалась более крепким орешком, чем ожидалось.

Закрывая за собой входную дверь, Пастор слышал, как в кухне разгорается спор. Дом Эдвардсов был одним из пятидесяти одноэтажных домов в креольском стиле в квартале. Построенных лет семьдесят назад и даже по тем временам дешевых. Пастор все еще слышал супругов, когда спускался по ступенькам крыльца.

«Я больше не хочу видеть в доме этого человека! Он расист и…»

«Он дал нам тысячи и тысячи долларов, и это еще не всё. Нам нужны эти деньги, и знаешь, пожалуй, он прав…»

Пастор проверил свой телефон на наличие пропущенных вызовов, набрал последний.

Телефон, на который он звонил, тоже был одноразовым. Ответили ему незамедлительно. Голос на другом конце провода звучал холодно и отстраненно. Акцент слегка изменился – Пастор словно переместился из сельской Алабамы в Верхний Ист-Сайд на Манхэттене.

– Вы не ответили сразу. Что-то случилось? – спросил Рэндал Корн.

– Беспокоиться не о чем. Что за срочность? – отозвался Пастор.

– Сегодня новый адвокат Энди Дюбуа нанес визит в контору Коди Уоррена. И пробыл там полчаса.

Пастор подошел к своему черному внедорожнику, открыл дверцу, уселся за руль и захлопнул дверцу.

– Вас это тревожит?

– Позже там появился его партнер, Гарри Форд, и вышел с тоненькой папкой с документами.

– Отчетом о вскрытии, устроенном Фарнсвортом?

– Подозреваю, что так.

Пастор стиснул зубы, скрипнув ими от напряжения. Корн уже обратился за советом к Пастору касательно этого дела и трудностей, связанных с травмами, обнаруженными на теле Скайлар Эдвардс. Пастора это даже позабавило. Как все это срослось… Корн не знал, да и не мог знать, что Скайлар Эдвардс убил сам Пастор. И Пастор хотел, чтобы так все и оставалось. Поэтому он дал совет, как лучше всего справиться с проблемами, которые возникли у прокурора в результате проведения независимой судмедэкспертизы.

Пастор посоветовал убрать адвоката защиты и его секретаря, а доктора Фарнсворта запугать как следует. Он не мог допустить, чтобы адвокат обнаружил истинного убийцу. Это было в их общих интересах, чтобы Энди Дюбуа был быстро и однозначно осужден. Корн получил бы еще один труп, поджаренный на стуле, а Пастор – чернокожего, осужденного за убийство белой девушки, как и планировал.

– По крайней мере, у них не будет фотографий. Это хорошо, но не забывайте, Рэндал: я же говорил вам, что Бетти Магуайр должна была исчезнуть вместе с Коди Уорреном. Это была бы более убедительная история. Они примерно одного возраста, оба бобыли. Они убегают посреди ночи с деньгами клиентов… Скажите мне еще раз, почему этого не произошло, – сказал Пастор.

– Я не из тех, кто пускает в ход ствол или нож. Вы это знаете. И мне потребовалась вся моя сила убеждения, чтобы заставить Ломакса разобраться с Уорреном. Он не стал бы убивать женщину. Это не в его характере, – сказал Корн.

– Я помню, как вы мне это говорили, и помню, как сказал, что позабочусь об этом. Бетти видела эти фотографии. Она могла описать их адвокатам Дюбуа. Нам нельзя больше рисковать с этим делом. Бетти придется…

– Нет, я этого не хочу. Это может отвлечь внимание прессы от судебного процесса.

– Этого не произойдет. Предоставьте это мне.

– Что вы собираетесь сделать?

– Я собираюсь слегка пообщаться с Бетти и убедиться, что Флинн больше не получит никакой помощи. Это важно. Дюбуа должен умереть за то, что он сделал. В этом деле есть только две стороны. Те, кто выступает за справедливость, и те, кто готов разрушить наши суды и выпустить убийц на свободу. Вы сами говорили мне об этом, Рэндал.

Корн вздохнул и сказал:

– Просто давайте поосторожней. Суд уже совсем близко.

– Я не сделаю ничего, что может повредить процессу. Я знаю, как это важно для вас и для всех нас.

Дав отбой, Пастор на секунду задумался, как поступил бы Корн, если б точно знал, что Дюбуа невиновен. Ответ был очевиден. Корна не заботило правосудие. Его заботила только власть. Пастор достаточно давно знал Корна, чтобы знать и его аппетиты – не имело значения, кого пристегнут ремнями к «Желтой мамаше» после суда. Пастор разыскал окружного прокурора уже несколько лет назад. Послужной список Корна говорил сам за себя, но лишь при личной встрече с ним Пастор понял, что обрел по-настоящему родственную душу.

Корн был чудовищем – ангелом смерти. Таким же, как и он сам. Иногда Пастор задавался вопросом: если б он тогда не разыскал прокурора, нашел бы его сам Корн в любом случае? Он знал себе подобных – тех, кто не был обременен совестью, кто придерживался более возвышенной морали. Бог убивает миллионы людей, и его последователь тоже должен быть готов убивать во имя него. Ради дела. Ради чистоты своей страны. Иногда, лежа в одиночестве в темноте, Пастор задавался вопросом, кем бы он стал, если б его отец не наделил его этими талантами. Монстрами не рождаются, ими становятся. Пастор сознавал, что это сам Господь Бог действовал посредством скорых на расправу, грубых рук его отца. Он страдал за своего бога. И он ответит на призыв.

Пастор знал, что отец Корна тоже передал свои таланты сыну. Корн-старший был легендой на Уолл-стрит – не из-за своего огромного состояния, а из-за того, что был готов сотворить со своими врагами. Для человека, который был настолько богат, деньги абсолютно ничего не значили. А вот власть означала все. И это стремление к власти перешло к сыну, вместе с желанием и возможностями использовать ее.

Он вспомнил одну из их встреч, состоявшуюся в доме Корна в Бакстауне несколько лет назад, когда они потягивали лимонад на заднем крыльце его дома и смотрели на стаю скворцов, мельтешащих в тускнеющем вечернем свете, словно черные узоры Роршаха на фоне фиолетового неба.

– Почему вы их всех убиваете? – спросил тогда Пастор.

– Этого требует закон, – без колебаний ответил Корн.

Пастор рассмеялся, но в его смехе не было веселья.

– Мы оба знаем, что все это чепуха. Вы можете пудрить мозг Ломаксу и всем остальным, но меня вам не одурачить. Плевать вам на правосудие.

– Пожалуй, что да. Невиновных людей не бывает. Практически не бывает. Главное – это порядок.

– Да при чем здесь порядок? Я знаю, что вы казнили невиновных людей. Так что хватит прикидываться. Скажите мне, почему вы это делаете.

Корн отставил свой лимонад и уставился на птиц.

– Знаете, никто не понимает, почему скворцы летают так слаженно… Может, это как-то связано с защитой от хищников, или им так проще ловить насекомых – все это веские причины, по которым они могут собираться вместе. Но никто не знает, как именно они поворачивают настолько одновременно, настолько синхронно, словно единая масса, как будто телепатически связаны между собой.

– Вы хотите сказать, что не знаете, почему это делаете?

– Все, что я знаю, – это что когда смотрю на этих птиц, они кажутся мне счастливыми и довольными жизнью. Имеет ли значение, по какой конкретной причине что-то может доставлять удовольствие?

– Полагаю, что нет. Так вот почему вы это делаете… Потому что это доставляет вам удовольствие?

Корн встал – высокий, как каланча, в тени раннего вечера.

– Это не просто доставляет удовольствие. Это слишком дешевое объяснение. Наблюдать, как умирает человек, зная, что это ты отправил его туда и организовал его смерть, – это не передать никакими словами. Это нечто большее, чем просто удовольствие. Это заставляет меня чувствовать, что я горю жизнью и силой.

– Мне знакомо это чувство, – сказал Пастор.

– Ваша маленькая группа может доставить вам массу неприятностей. ФБР следит за правыми экстремистами. И это станет их приоритетом, как только они разберутся с угрозой со стороны иностранных террористов, – предостерег Корн.

– Никто не знает, что я в этом замешан. Во всяком случае, никто из тех, кому бы я не стал доверять. Я знаю, что вы не разделяете наши взгляды, но наши цели полностью совпадают.

– Сеять страх, – сказал Корн.

– Белый округ, в котором большинство населения боится небольшой чернокожей общины, – это оружие, которое можно и нужно использовать. Люди, охваченные страхом, готовы почти на все, и они будут слушать тех, кто способен их спасти. Всегда легче добиться смертного приговора, когда присяжные боятся обвиняемого.

Корн кивнул и сказал:

– Мне бы пригодился такой человек, как вы. Ломакс не будет оставаться здесь вечно, и есть определенные задачи, которые он либо не пожелает, либо не способен выполнять. Я знаю, что у вас хватит смелости сделать все, что потребуется.

Пастор поднял свой стакан в тосте.

– За нашу взаимную выгоду!

Так и был заключен альянс. Именно этот разговор в итоге и привел к нынешнему телефонному звонку. И предупреждению. Это было в их общих интересах, чтобы Энди Дюбуа был признан виновным на суде. Нельзя было допустить, чтобы что-либо помешало этому процессу.

Для Пастора до расплаты оставалось всего несколько дней.

Провернув мотор стартером, он отъехал от дома Фрэнсиса Эдвардса, резко набирая скорость, и вскоре оказался на Мейн-стрит. В конторе Коди Уоррена все еще горел свет. Пастор сидел в машине, наблюдая за домом и ожидая, когда Бетти Магуайр отправится домой.

Долго ждать не пришлось.

Он проследил, как она запирает входную дверь и садится в припаркованный перед домом десятилетний «Вольво». Заработал мотор, вспыхнули фары, и машина тронулась с места. Пастор последовал за ней на некотором расстоянии. Бетти жила одна, сразу за городской чертой. Пастор дождался, пока она не выедет на пустынный участок двухполосного шоссе, заросший по обеим сторонам ивами, с крон которых мягким пологом свисали плети испанского мха. Включил сирену и красные и синие мигалки, установленные на приборной панели его внедорожника.

Бетти съехала на обочину, и Пастор остановился позади нее. Он не спешил выходить из машины. Дал ей подождать. Позволил накопиться тревоге. Бетти не доверяла правоохранительным органам. И на то у нее имелись веские причины.

Вытащив из бардачка фонарик, он подошел к «Вольво» Бетти со стороны водителя. Немного постоял возле задней дверцы. По привычке. При остановке нарушителя полицейскому полагается остановиться там, не высовываясь в пределы водительского окна – так меньше шансов стать мишенью, да и угол для стрельбы более выгодный, если водитель вдруг выхватит пистолет.

Пастор постучал в водительское стекло, за которым белело лицо Бетти. Стиснул зубы и сжал челюсти в предвкушении, когда стекло опустилось. Наклонился вперед и посветил фонариком ей в лицо.

– В чем проблема? Я не превышала скорость, а вы…

Слова застряли у Бетти в горле, когда тяжелый «Мэглайт» врезался ей в висок.

Глава 17

Эдди

Кейт и Блок заняли в «Лисичке» комнату побольше. Мы с Гарри устроились на двуспальной кровати в соседней комнате и спали валетом, хотя спал в основном Гарри. Он вообще мог спать где угодно.

Где-то через час я не выдержал, встал и опять принялся перечитывать материалы дела. Когда я берусь за какое-то дело, то должен знать все улики и показания, как собственную руку. Они должны отпечататься у меня в голове, иначе я не смогу оформить их, правильно сформулировать, использовать их или понять, когда во время дачи показаний всплывет что-то, что не соответствует уже имеющимся доказательствам по делу. Все это еще не отпечаталось в моем мозгу, но я уже приближался к этому.

Я еще раз проглядел признание Энди.

Мои имя и фамилия Энди Дюбуа, и я делаю это признание по собственной воле, без каких-либо поощрительных стимулов или принуждения. Вечером четырнадцатого мая я работал в баре Хогга, расположенном на стоянке для грузовиков на Юнион-хайвей. Моя смена закончилась в двенадцать часов пополуночи, и я проследовал на автостоянку вслед за своей коллегой, Скайлар Эдвардс. Я знаю Скайлар. Мы некоторое время работали вместе. Она симпатичная, и она мне нравилась. Я хотел поцеловать Скайлар, но она оттолкнула меня. Я схватил ее и сильно сжал. Она оказала мне сопротивление, и я принял меры к тому, чтобы она не поднимала шума. Я не хотел причинить ей какие-либо телесные повреждения. Она перестала сопротивляться, и я сжал ее еще сильнее. После этого мне стало очень стыдно. За парковкой есть болотистая местность, и я отнес ее туда и закопал, чтобы никто ее не нашел.

Вот и всё. Проведя с Энди каких-то пятнадцать минут, я понял, что это были не его слова. Никто так не говорит, и уж точно не молодой человек девятнадцати лет от роду. Заявление было распечатано на принтере и подписано Энди. Подпись была выписана очень аккуратно, с нажимом, продавившим страницу.

Сказать, что управление шерифа и окружной прокурор принудили этого парня к ложному признанию, было бы преуменьшением. Его избивали, ему угрожали, угрожали его матери. При том, что настоящий убийца Скайлар Эдвардс по-прежнему разгуливал на свободе.

Еще час я провел в интернете, разыскивая изображения колец с пятиконечными звездами на них. Их оказалось не так уж много. В отчете о вскрытии, составленном окружным судмедэкспертом, эти отметины вообще не упоминались. Что придавало им особую важность. Предполагается, что судмедэксперт должен сохранять полную беспристрастность, хотя, имея дело с таким обвинителем, как Корн, я вполне ожидал того, что в отчет будут добавлены какие-то моменты, которые будут поддерживать его позицию, – или же будут убраны те, которые не столь для него полезны.

Я выключил свет и опять попытался уснуть. В голове у меня безостановочно мелькали всякие образы. Энди. Его матери. Молодой женщины, которую избили, задушили и засунули головой вперед в глубокую узкую дыру в земле.

Я встал, отыскал пластиковый пакет со своим имуществом, которое мне вернули в здании суда. Там были только две важные для меня вещи. Одна – шейный медальон с изображением Святого Христофора, у которого была своя история. Другая – золотая цепочка с распятием, принадлежавшая нашему следователю и оперативнику, Харпер. Я провел большим и указательным пальцами по этому потертому золотому крестику, с некоторых пор постоянно висевшему у меня на шее. Харпер погибла, работая над одним из моих дел. Мне до сих пор было больно думать о ней. Эта рана никогда не заживет. Она умерла, так и не узнав, что я любил ее. Я должен был сказать ей об этом. Должен был защитить ее. Я посмотрел на Гарри, лежащего с открытым ртом, – его храп наполнял комнату. Подумал о нем и о Кейт и Блок, спящих по соседству.

Они знали, чем рискуют, но мне от этого было не легче. Весь этот чертов городок ненавидел нас. Я подверг их опасности, но чувствовал, что пока в состоянии справиться с этим. Если б окончательно припекло, я бы отправил Кейт и Блок вместе с Гарри куда-нибудь подальше отсюда.

Я бы не вынес, если б с ними что-то случилось из-за меня.

Зубы у меня скрипнули.

Я не брошу Энди в беде, что бы ни случилось.

День третий

Глава 18

Эдди

Кейт без особых нежностей растолкала меня в восемь утра. Она уже приняла душ и оделась в деловой костюм. На ногах у нее были кроссовки, а в руке – туфли на двухдюймовых каблуках.

– Приоритеты на сегодня: подать ходатайство об изменении территориальной подсудности для Энди и ходатайство об исключении его признания из перечня улик, а также попробовать добиться его освобождения под залог. В этом городишке он не добьется справедливого судебного разбирательства, и чем дольше будет находиться в камере, тем проще шерифу будет давить на него.

– Согласен. Как насчет того, чтобы сначала позавтракать?

– Гарри рассказал мне, что произошло вчера в закусочной. Может, мы могли бы позавтракать и немного поработать там? – предложила она. После чего показала мне приложение для записи голоса в своем телефоне и лукаво улыбнулась.

– Кейт, ты хороший адвокат, но проводишь со мной слишком много времени, – заметил я.

Огляделся, пытаясь сориентироваться. Я все еще находился в этом дерьмовом гостиничном номере, в дерьмовом городе, с гнилым делом на руках, и собирался разозлить целую кучу людей, которые, возможно, захотят меня за это убить.

Я принял душ, переоделся в свежую рубашку и костюм и сразу почувствовал себя лучше. Шампунь в ванной крепко пах лавандой, но это было лучше, чем запах засохшей крови. Достаточно рано выйдя из отеля, мы поехали в закусочную, из который накануне утром нас с Гарри выставил ее владелец, Гас. Там выбрались из арендованной Кейт машины, и я немного поотстал. Блок вошла первой. Похоже, что вокруг были те же лица, что и вчера, – все сидели на тех же местах и, вероятно, ели ту же еду.

Мы последовали за Блок к кабинке у окна. Я догадался, что она хотела, чтобы ее заметили.

Кейт с Гарри сели у стекла, Блок устроилась рядом с Кейт, у прохода, готовая встать, а я подсел к Гарри.

Гас, тот самый парень в засаленном фартуке, который накануне отказался нас обслуживать, подошел к нам с раскрасневшимся и блестящим от пота лицом.

– Я, кажется, говорил вам вчера, что таких, как вы, здесь не обслуживают! Это христианская закусочная. Скайлар Эдвардс часто пила молочные коктейли прямо у меня за стойкой. Будь я проклят, если стану вас обслуживать! А теперь убирайтесь, пока я не позвонил шерифу!

Блок медленно поднялась. Парень был высок, но Блок четко встретилась с ним взглядом. Он скрестил руки на широкой груди.

– Что случилось с южным гостеприимством? – поинтересовалась Блок.

– Я покажу тебе еще кое-что, чем мы занимаемся на Юге, если ты не уйдешь, – прошипел Гас.

Блок улыбнулась. С хрустом покрутила шеей.

Парень вдруг заметно растерял всю свою уверенность.

– У тебя пять секунд, или я звоню шерифу.

– Давай, – лениво отозвалась Блок.

Гас попятился, не в силах понять, что происходит. Он не походил на парня, которого когда-либо пугала женщина, и явно не был до конца уверен, как с этим управиться. Подойдя к стойке, он подхватил беспроводной телефон и набрал номер.

Блок опять села.

Кейт достала свой мобильник, включила приложение для записи голоса и спрятала телефон под стол.

Мы с Гарри откинулись на спинку сиденья, повернулись к окну и стали ждать, пока подъедет патрульная машина управления шерифа. Ждать пришлось недолго, не больше четырех минут. Довольно быстрое реагирование. Двое помощников шерифа, которые вышли из машины, сначала посмотрели на нас через окно, а затем открыли багажник и достали свои дубинки. Одним из них был тот усатый, которому накануне я врезал по яйцам, – помощник шерифа Леонард. Его приятель был намного крупнее и гладко выбрит. У него были злобные черные глазки, которые казались слишком маленькими для его головы. Вены проступали на его руках, словно черви, ползающие по загорелой коже.

Войдя, они направились прямиком к Гасу. Двое здоровенных парней в клетчатых рубашках, бейсболках, джинсах и с ярко выраженным чувством гражданского долга поднялись от своих тарелок с недоеденной едой и опустили руки по швам. Я подумал, что они могут попытаться оказать поддержку правоохранительным органам, вышвырнув нас пинками под зад на улицу.

Потом копы вместе с владельцем подгребли к нам. У того, что покрупней, был более высокий чин. На его бейдже было написано: «Шипли, старший помощник шерифа».

Шипли стоял чуть позади Леонарда, наблюдая за тем, как его подчиненный справится с возникшей задачей. Оба они были одеты в черные форменные рубашки с короткими рукавами. Ворот у Шипли был расстегнут, и я увидел массивное распятие у него на шее. Дубинку он держал низко, но по побелевшим костяшкам пальцев я понял, что он крепко сжимает ее, готовый по первому же поводу расколоть кому-нибудь башку.

– Гас попросил вас уйти. Вы никому не нужны в этом городе. Я бы понял намек, Флинн, – сказал Леонард. Он поднял дубинку и похлопал ее толстым концом по ладони.

– Ты уж лучше поосторожней размахивай этой своей палкой… Так ведь и по яйцам себе можно случайно попасть, – заметил я.

– Аллё, давайте-ка вести себя цивилизованно, – вмешался Шипли.

– А почему это нам здесь не рады? – спросил Гарри.

– Вы действуете от имени этого убийцы, Энди Дюбуа. Скайлар была лучиком света в этом городе. Нам тут не нужны подонки вроде вас. Вам здесь не рады, – сказал Гас, заглядывая Леонарду через плечо.

– Но Энди Дюбуа невиновен, пока его вина не доказана. И мы намерены проследить за тем, чтобы так оно и оставалось, – сказал я.

– Ничего себе невиновен… – буркнул Леонард. – Все в этом городе знают, что он виновен как смертный грех. Вам, ребятки, лучше остановиться где-нибудь в другом месте. И питаться в каком-нибудь в другом месте, раз уж на то пошло. Вам здесь не рады.

Я бросил взгляд на Кейт. Она улыбнулась и сказала:

– Спасибо, офицер.

После чего достала из-под стола свой телефон. Остановила запись, отмотала назад, проиграла фрагмент, чтобы убедиться, что со звуком все о’кей. Все оказалось в порядке.

– Это все, что нам нужно, чтобы подать ходатайство об изменении места судебного разбирательства, – объявила она. – Вы сами это только что сказали, офицер. Все в этом городе считают, что наш клиент виновен. Нам придется перенести рассмотрение дела в какое-нибудь другое место.

У Леонарда отвисла челюсть, но он быстро попытался исправить свою ошибку, перегнувшись через стол и сделав попытку схватить телефон. Кейт ловко убрала мобильник, и его рука не встретила ничего, кроме пустоты.

Блок встала из-за стола, и оба помощника шерифа отступили назад, держа дубинки наготове. Мы с Гарри вслед за Кейт вышли из закусочной. Я остался у входной двери, придерживая ее для Блок.

– На вашем месте я бы как можно скорее убрался из города, – сказал Леонард, нацелившись дубинкой на улыбающееся лицо Блок. Он быстро шагнул вперед, вскинув дубинку над плечом – глаза расширились, губы скривились в усмешке.

А потом резко опустил ее, метя прямо в голову Блок.

Та не пошевелилась, не сводя с него глаз.

Дубинка застыла в воздухе в каких-то двух дюймах от ее черепа. Блок по-прежнему улыбалась. Неподвижная, как статуя. Ни на волос не дрогнув, даже инстинктивно. На ее месте я бы начал пригибаться еще при замахе. Блок знала, что он не посмеет ее ударить. Она просто выводила его из себя. Давала им обоим знать, что они ее не напугали.

Блок вообще ничто не могло напугать.

Насупленный взгляд Леонарда сменился удивлением. Он опустил дубинку и огляделся, словно чтобы убедиться, что кто-то еще столь же потрясен, как и он.

Шипли превратился в ледяную глыбу. Он не двинулся с места. Никак не отреагировал на попытку Леонарда напугать Блок. Она тоже это заметила. Так что проигнорировала Леонарда и встретилась взглядом с Шипли. Некоторое время они стояли так, не двигаясь. Наконец, вдоволь натешившись, Блок отвернулась от Шипли и направилась ко мне. Я все еще держал дверь открытой, когда она гордо проследовала мимо.

– Крутизна нечеловеческая, – сказал я ей.

Блок лишь подмигнула в ответ.

Направляясь к машине и уже протягивая руку, чтобы открыть дверцу, я увидел, что Шипли пристально смотрит нам вслед.

– Леонард – слабак. Хотя этим и опасен, – сказала Блок. – А вот Шипли совсем другой. В этом парне чувствуется стальная жилка и что-то еще.

– Что? – спросил я.

– Пока не знаю, но дело не только в его габаритах. Есть что-то очень нехорошее у него внутри. Он не хотел меня бить. Он хотел меня убить.

– А ты и вправду умеешь произвести впечатление на людей, – заметил я.

– Это не я. Ты видел глаза у этого Шипли? Они не просто холодные. Они мертвые. Что-то внутри у него сломано. Нам надо быть поосторожней.

Вернувшись в машину, мы выехали на дорогу, намереваясь отыскать ту стоянку для дальнобойщиков, чтобы наконец самим осмотреть место преступления, как только я пущу по венам некоторое количество кофеина.