Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 342 (всего у книги 346 страниц)
Эдди
Мы были уже довольно близки к тому, чтобы спасти жизнь Энди, и я знал, что Корн наиболее опасен, если загнать его в угол. Как и вся подобная публика. Он кайфовал от власти, которую предоставляла ему его должность. Когда в твоих руках жизнь и смерть, без всяких сдерживающих факторов и противовесов, когда не перед кем отчитываться, легко превратиться в монстра. У Корна были деньги, первоклассное образование, и он должен был представлять в международных судах какие-нибудь мелкие государства, сидя за мраморным столом в офисе площадью двадцать пять тысяч квадратных футов на Манхэттене. А вместо этого обитал в захолустном городишке в Алабаме и приносил домой каких-то жалких сто тысяч штук в год. И не считал себя неудачником. Он специально искал именно такую работу. Он уже был монстром, когда устраивался на эту должность. Все, что его интересовало, – это власть.
Во время короткого перерыва Корн сменил костюм. Теперь на нем был темно-синий, в тонкую полоску, видно, способный скрыть кровотечение из бедра. Либо это была рана, которая не заживала, либо та, которой он не позволял заживать. Некоторые люди не просто получают удовольствие от причинения страданий – он наслаждался болью как таковой, даже своей собственной. Хотя, если б я влепил ему с правой в челюсть, это вряд ли доставило бы ему такое уж большое удовольствие. По крайней мере, не такое, как мне.
В зале опять появились судья и присяжные, и Корн вбросил мяч в игру.
– Вызывается доктор Шерил Банбери, – провозгласил он.
Вперед вышла дама в лимонном пиджаке и черных брюках. На вид ей было около шестидесяти, а может, и чуть за шестьдесят. Ее изрядно поредевшие темно-каштановые волосы были собраны на затылке в конский хвост. Выражение лица было у нее каким-то натянутым, словно зажим у нее за затылке и вправду туго натягивал кожу на лице через всю поверхность черепа. Белесый оттенок зеленых глаз дамы и пигментные пятна на руках еще больше выдавали ее возраст.
Она принесла присягу, благосклонно посмотрела на Корна и без запинки оттарабанила ему все подробности своей квалификации как свидетеля-эксперта, когда он спросил ее. Это выглядело как нечто давным-давно отработанное. Они уже танцевали этот танец раньше, множество раз. Подобная фамильярность заставила меня задуматься, скольких людей эта добрая докторша помогла Корну посадить на стул.
От этой мысли меня бросило в дрожь.
Пот у меня на спине понемногу высыхал, и я даже слегка подмерз. Я был рад этому. Мне нужно было быть предельно внимательным с этой свидетельницей. Она явно видала виды. Док Банбери была реально грозным противником.
– Вам были представлены два объекта для изучения и сравнения, это верно? – спросил Корн.
– Да, как я это подробно описала в своем отчете. Срезы с ногтей и мазок с образцом ДНК.
– Я знаю, что в вашем отчете много чисто научных подробностей, но не могли бы вы объяснить присяжным простыми и понятными непрофессионалу словами, каковы были результаты ваших исследований?
– Конечно. Сначала я изучила вещества, находящиеся на внутренней стороне ногтей, и взяла их образцы. Некоторые из них представляли собой частицы крови и кожи. Мельчайшие частицы. Исследовав эти частицы, я смогла выделить структуру ДНК.
– А что такое структура ДНК?
– Это как бы генетический код человека. Все люди разные, и у каждого свой собственный код.
– Что вы сделали с мазком, взятым у обвиняемого?
– Я извлекла из него ДНК и идентифицировала ее маркеры – те части структуры ДНК, которые помогают нам установить код. А затем сравнила ДНК-маркеры из крови и кожи, найденных под ногтями, с образцом, взятым у обвиняемого.
Док Банбери не договорила, сделав паузу, чтоб глотнуть воды из стакана. Это заставило присяжных с еще бо́льшим нетерпением ожидать ответа. Да, она знала свое дело.
– Проведенное мною научное сравнение показало практически полное совпадение предоставленных образцов ДНК.
– Значит, совпадение…
– Практически полное совпадение, да.
– Чтобы присяжным было ясно: кровь и кожа, обнаруженные под ногтями жертвы, принадлежат обвиняемому?
– Насколько нам может сказать наука, да.
– И какова точность данного совпадения?
– Мы уверены более чем на девяносто девять процентов.
– Спасибо, – сказал Корн, усаживаясь на свое место с выражением некоторого удовлетворения на своем угловатом лице. Я знал, почему вид у него куда более довольный. Присяжные ловили каждое слово Банбери. Показания ее прозвучали весьма убедительно. Сама наука говорила им, что жертва и Энди вступили в борьбу и что та оцарапала ему спину, оставив у себя под ногтями его ДНК.
Крыть нечем.
Я почувствовал, как чья-то рука легла мне на плечо. Гарри, притянув меня к себе, перешел на шепот:
– С этой теткой шутки плохи, так что убедись, что прижал ее к земле, прежде чем спустить курок. Если она сумеет вывернуться, Энди покойник.
Он был прав. Все сводилось к этому моменту. Если мы не развернем эту свидетельницу в свою сторону, все будет кончено. Прежде чем приступить к встречному допросу, я бросил последний взгляд на Энди и его маму. Ее рука просунулась через перила, отделяющие места для публики от стола защиты. Энди повернул свой стул так, чтобы судья этого не видел, и взял ее за руку.
Патриция знала своего сына. И какими бы доказательствами Корн, по собственным словам, ни располагал, она знала, что ее мальчик не убийца. Хотя все это не будет иметь особого значения, если мы не сумеем его спасти.
У меня уже было время поразмыслить об этом, и, по-моему, все-таки оставалось узенькое окошко для атаки. Ключом тут был сам Энди. Он сказал мне, что копы избили его до потери сознания. И я поверил ему. Улики, обнаруженные нами за последние несколько дней, уже складывались у меня в голове в единую картину. Отдельные фрагменты постепенно срастались друг с другом.
Теперь пришло время собрать их все воедино.
Собравшись с духом, я забил первый гвоздь:
– Доктор Банбери, я прав в своем утверждении, что департамент шерифа предоставил вам сразу два объекта для изучения?
– Да. Два объекта, зарегистрированных в качестве вещественных доказательств. Обрезки ногтей и мазок с образцом ДНК обвиняемого.
– Каким образом вам были предоставлены эти вещественные доказательства?
– Шериф, упокой Господи его душу, лично привез их в окружную лабораторию, где я подписала сохранную расписку о передаче их под мою ответственность.
– Как долго вы работаете экспертом по ДНК в округе?
– Уже пятнадцать лет.
– На протяжении столь длительного периода времени у вас сложились хорошие рабочие отношения с правоохранительными органами?
– Можно сказать и так, да.
– Какой объект вы изучили в первую очередь?
– Обрезки ногтей жертвы.
– Вы исследовали материал, оставшийся под ногтями, верно?
– Верно. Меня поставили в известность, что у обвиняемого на спине имелись царапины, которые могли быть следами ногтей, и моей задачей было проверить, нет ли следов его кожи, крови или ДНК в материале под ногтями жертвы.
– Понятно. На этих ногтях был обнаружен какой-либо иной материал, помимо генетического?
– Да, кое-какие химические соединения. Мне стало известно, что жертва изучала химию на последнем курсе Алабамского университета. Поэтому я предполагаю, что она могла контактировать с самыми разными веществами.
– Не могли бы вы зачитать список материалов, которые обнаружили на обрезках ногтей и которые не относились к генетическим?
Банбери посмотрела на судью.
– Могу я свериться со своим отчетом?
– Можете. Это свидетельские показания, а не проверка памяти, – ответил судья Чандлер.
Из кармана своего желтого пиджака Банбери достала очки для чтения в тонкой металлической оправе, водрузила их на нос и обратилась к своему отчету, который держала в пластиковой папке. Пролистнула пару страниц, а затем нашла нужный абзац и принялась зачитывать:
– «Изучив обрезки ногтей, представленные мне в запечатанном пакете для улик с маркировкой СЛ-12, я обнаружила следующее: кровь, частицы кожи, общий мусор, следовые количества порошка. В составе этого порошка были обнаружены частицы антихолинергического средства (четыре части), сертралина (одна часть), сульфата морфина (четыре части), фенотиазина (скорее всего, прохлорперазина, одна часть)».
– Сертралин – это ведь лекарство, не так ли, доктор? Противотревожное средство, обычно называемое золофт?
– Да, это так.
– Вот эти три остальных соединения, которые вы обнаружили, – давайте рассмотрим каждое из них. Упомянутое антихолинергическое средство – это тоже лекарство, насколько я понимаю? Оно используется в качестве действующего вещества в бенадриле [326] 326
Вообще-то бенадрил, больше известный у нас как димедрол (действующее вещество – дифенгидрамин) – в первую очередь антигистаминный (противоаллергический) препарат, но обладает и свойством расслаблять гладкую мускулатуру, а также снотворным действием.
[Закрыть] – миорелаксанте, помогающем при спазмах желудка?
– Да.
– Сульфат морфина можно принимать в виде таблеток, чтобы облегчить боль?
– Да.
– И последнее вещество, прохлорперазин, является в том числе и противорвотным средством. Оно может помочь справиться с тошнотой?
– Наверное, я не фармацевт.
– Жертва тоже не была фармацевтом. Она изучала химию, а не фармакологию. Вы не находите, что это довольной необычный набор веществ, чтобы найтись у кого-нибудь под ногтями?
– По моему опыту, под ногтями можно найти много чего необычного, – парировала Банбери.
Надо быть пожестче. Набить еще гвоздей.
– Тогда позвольте мне перефразировать: вы когда-нибудь находили подобную комбинацию веществ под другими обрезками ногтей, которые вам доводилось исследовать?
Док Банбери кивнула, едва заметно. Она понимала, что мы сейчас ведем словесную перестрелку и что это для меня какой-то ключевой момент. Хотя понятия не имела, к чему я клоню. Никто этого не понимал. Кроме Кейт, Гарри и Блок.
– Нет, – сказала Банбери, – не думаю, что когда-либо находила такое сочетание веществ в срезах ногтей. Хотя, с другой стороны, все подобные образцы в той или иной мере отличаются друг от друга.
Доктор думала, будто успешно парировала очередной удар. Я и хотел, чтобы она так думала.
– И вещества, обнаруженные под такими вот обрезками ногтей, могут дать нам важные улики, верно?
Теперь уже она была более осторожна, но ей ничего другого не оставалось, кроме как ответить утвердительно.
– Да, они могут рассказать свою историю. Например, кто именно оставил царапину у кого-то на спине.
Банбери отстреливалась любым доступным ей способом. Мне приходилось пока что не обращать на это внимания. Я держал в голове более широкую картину, но мысленно отложил в голове ее ответ. Который собирался скомкать и швырнуть ей обратно в физиономию.
– Просто для ясности: вы анализировали вещества, обнаруженные на ногтях, а не сами ногти?
– Верно, не было нужды исследовать ДНК собственно ногтей. Их происхождение было очевидным и уже установлено на основании свидетельства предоставившего их шерифа. К тому же извлечение ДНК из человеческого ногтя – гораздо более сложный процесс.
Настал момент напрячь палец на спусковом крючке.
– Обвиняемый по этому делу, который отрицает какую-либо ссору с жертвой, не помнит, чтобы его царапали. Он не знает, откуда эти царапины взялись у него на спине.
– Ну а что еще вы от него ждали? На мой взгляд, все тут ясно.
– Доктор, я хотел бы показать вам фото жертвы. Это фотография обвинения номер два.
Секретарь суда нагнулась под свой стол и вытащила оттуда увеличенную фотографию жертвы, лежащую на земле за баром Хогга.
– Для начала я хотел бы поблагодарить обвинение за то, что они увеличили этот снимок. Он полезен и для стороны защиты. Доктор Банбери, взгляните, пожалуйста, на ногти жертвы.
Банбери сняла очки для чтения, повернулась и уставилась на фотографию.
– На ногтях у жертвы ярко-красный лак. Доктор, при изучении обрезков ногтей жертвы вы не упомянули лак для ногтей в числе тех обнаруженных компонентов, которые не относились к генетическому материалу.
Банбери сглотнула, после чего выдавила:
– Да.
– Где сейчас эти обрезки ногтей?
– В моей лаборатории.
– Доктор, подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, но все-таки, насколько я понимаю, на обрезках ногтей, которые вы исследовали, не имелось следов лака для ногтей, так ведь?
Банбери заколебалась, глядя на фотографию. Присмотрелась к ней, прищурившись и сосредоточив внимание на ногтях.
– Лак мог облупиться, когда срезали образцы, – наконец произнесла она.
– Подождите секундочку, давайте вернемся к сути моего вопроса. Так вы подтверждаете, что на обрезках ногтей, которые вы исследовали, не было лака?
– Совершенно верно – хотя, как я уже сказала, он мог осыпаться.
– Полагаю, что такое не исключается, но не полностью же? Не оставив и следа?
– Такое возможно, – упорно сказала она.
Наклонившись к столу защиты, я взял три копии некоего документа, одну из которых передал обвинению, а другую – судье.
– Ваша честь, в свете ответа, предоставленного данным свидетелем, мы хотели бы приобщить этот документ к делу в качестве доказательства, – сказал я.
– Документ не существенен для рассматриваемого дела, – тут же встрял Корн.
– Ваша честь, существенность будет продемонстрирована данным свидетелем.
Судья Чандлер просмотрел документ, не спеша вчитываясь в каждое слово.
– Я тоже не вижу, чем этот документ может быть существенен для данного слушания, и, может статься, присяжные тоже этого не увидят, но я разрешаю задать вопрос свидетелю в этой связи. Это дело об убийстве, караемом смертной казнью, – сказал он, явно пытаясь свести значимость этого документа к минимуму, дать присяжным понять, что он не так уж и важен, – судя по всему, в надежде, что они не обратят на него особого внимания.
Я вручил копию документа свидетельнице и попросил ее прочесть его. Она прочла. Сначала Банбери была озадачена тем, зачем я вообще показываю ей эту бумагу, но затем, когда она дошла до конца страницы, выражение ее лица изменилось. Глаза широко раскрылись, губы приоткрылись, и она сразу же посмотрела на Корна. Тот ничего не мог с этим поделать.
– Доктор, когда вы совсем недавно упомянули шерифа Ломакса, то добавили замечание: «Упокой, Господи, его душу». Я так понимаю, вы были добрыми друзьями с покойным шерифом?
– Мы познакомились и узнали друг друга благодаря занимаемым нами должностям. Полагаю, что со временем у нас установились хорошие товарищеские отношения.
Я пытался выманить у нее нужный ответ, стараясь, чтобы это не выглядело слишком уж очевидно. Но Банбери не велась, так что пришлось спросить об этом прямо:
– Из вашего опыта – он был честным человеком?
– Да, он был хорошим человеком.
Бинго!
– Его жена тоже так думала, – сказал я, протягивая руку. Кейт вложила в нее три экземпляра одной и той же фотографии. Я вручил их судье, Корну и свидетельнице. – Я хочу, чтобы эта фотокопия была приобщена к делу в качестве вещественного доказательства.
– Ваша честь, мистер Флинн серьезно просит суд приобщить эту фотографию к уликам? – спросил Корн.
Судья Чандлер посмотрел на фотографию, а потом словно взвесил ее на ладони. Посмотрел в потолок, затем на Корна, затем опять на фото. Судья занимал свой пост уже много лет. Дольше, чем Корн. Дольше, чем шериф. Я мог ошибаться, но заметил, что в судье что-то неуловимо изменилось. Он был знаком с Ломаксом очень долгое время. Они знали друг друга задолго до появления тут Корна, и это фото явно что-то всколыхнуло в судье.
– Эта подлинная фотография? – спросил он.
– Да, ваша честь. Если есть какие-либо сомнения, то я уверен, что оригинал до сих пор находится в распоряжении управления шерифа. Его всегда можно предъявить, если вдруг возникнут какие-либо сомнения в подлинности данной копии, – сказал я.
– Документ приобщен к уликам, – объявил судья.
– Ваша честь, это просто возмутительная… – начал было Корн, но закончить не успел.
– Нет, мистер Корн. Разговор закончен! Я вынес свое решение, и вам следует отнестись к нему с должным уважением! – выпалил Чандлер прямо в недоверчивое лицо прокурора.
Я повернулся, чтобы посмотреть на Кейт и Гарри. Вид у них был такой, словно судья только что вытащил из своей мантии живого кролика. В зале что-то изменилось. Прямо в воздухе. Такой тяжелый линкор, как Чандлер, не разворачивается в одночасье на пятачке, как он только что сделал. Я предположил, что судья увидел на этом фото что-то такое, что затронуло его личные чувства. В голове у судьи прозвенел звоночек, о существовании которого я даже не подозревал.
Я указал свидетельнице на фотографию.
– Это копия письма, написанного Люси Ломакс, покойной женой шерифа Колта Ломакса. Вероятно, это было последним, что он прочел в своей жизни. Вскоре после этого его нашли мертвым и власти полагают, что он покончил с собой. Я дам вам минутку, чтобы прочесть это письмо, из которого ясно, что жена считала его хорошим человеком, которого намеренно сбили с праведного пути.
Банбери прочитала письмо.
– Ну что ж, лично у меня все равно сложилось хорошее мнение о шерифе, – сказала она.
– Вы в курсе, что жена шерифа, Люси Ломакс, долгое время страдала от рака, прежде чем умереть, всего несколько дней назад?
– Да, в курсе.
– Документ, который вы уже держите в руках, – это свидетельство о смерти Люси Ломакс. Внизу этого документа, в соответствии с принятой в данном округе практикой, приведен список ее заболеваний, известных на дату смерти, а также перечень назначенных ей лекарств. Видите его?
– Вижу.
– На момент смерти, буквально на этой неделе, Люси Ломакс были прописаны бенадрил, золофт, сульфат морфина и прохлорперазин. Именно такое сочетание веществ было обнаружено под обрезками ногтей, которые вы исследовали, верно?
Банбери кивнула.
– Для протокола: нам нужно услышать «да» или «нет» в качестве ответа.
– Да, верно.
– Вы также видите в письме, которое она оставила своему мужу, что она благодарит его за заботу о ней. Цитирую: «Мне очень нравится, как ты заботился обо мне во время этой болезни. Как ты растирал мне ноги, купал меня, мыл мне волосы, даже крошил мои таблетки в ложке и разводил их йогуртом, когда я не могла их проглотить». Обрезки ногтей, которые вы исследовали, принадлежали не жертве, так ведь, доктор? Вы исследовали обрезки ногтей шерифа Ломакса. Он ободрал ногтями спину обвиняемого после того, как тот был избит до потери сознания в тюремной камере. Это логичный вывод, не так ли?
Густо покраснев, она ответила:
– Я могу свидетельствовать только о проведенных мною тестах. Не я сама получала эти образцы.
– Совсем недавно вы сказали, что вещества под ногтями способны рассказать свою историю – например, о том, кто именно расцарапал кому-то спину. В данном случае ясно, кто нанес это царапины, и это была не жертва, так ведь?
Док Банбери уставилась в пол, а затем откинула назад голову, стряхивая с плеч попавшие на них волосы, как будто пытаясь сбросить с себя это свое заключение, к которому больше не хотела иметь ни малейшего касательства.
– Я добросовестно изучила предоставленные мне образцы и пришла к изложенным мною выводам, основываясь на информации, предоставленной мне шерифом.
– Шерифу Ломаксу уже поздно что-либо менять… В отличие от вас, доктор Банбери. Спрошу у вас еще раз: готовы ли вы и дальше утверждать, что проанализированные вами обрезки ногтей принадлежали жертве? Или они могли принадлежать самому шерифу?
Банбери покосилась на судью Чандлера. Тот пристально смотрел на нее поверх очков, подперев подбородок кулаком.
– В свете того, что я сегодня услышала, вполне возможно, что они поступили от самого шерифа, а не от жертвы, – произнесла Банбери.
Шум в зале суда очень важен. В зале никогда не бывает тихо, хотя вроде должно быть. Люди перешептываются, кашляют, бормочут, восклицают… Практически, блин, постоянно. В тот момент единственный шум в зале исходил от присяжных. Некоторые из них переглядывались со своими сотоварищами за барьером. Другие разинули рты, кто-то негромко выругался. Это была именно та реакция, которую я и ожидал. Как минимум половина из двух тонн придавившего меня груза свалилась с моих плеч. Впервые с тех пор, как Берлин заявился в мой офис и поведал мне историю Энди Дюбуа, я почувствовал, как мои легкие наполняются воздухом.
Ломакс погиб, потому что отправился на поиски искупления. Я был в этом совершенно уверен. Судья тоже это видел. Он, вероятно, вспомнил того молодого шерифа, о котором говорилось в письме Люси, адресованном ее мужу. Молодого человека, который хотел творить добро, у которого был талисман на удачу, который хотел что-то изменить к лучшему. Возможно, судья Чандлер в чем-то узнал и самого себя в этом письме.
Женщины способны вскрыть любой обман и неискренность с такой же легкостью, с которой горячий стальной нож взрезает вишневый торт.
Я сказал судье, что больше не имею вопросов к данной свидетельнице. Я не хотел все испортить. Я получил гораздо больше, чем рассчитывал, и дальше все могло лишь покатиться под откос.
У меня была уже мысль попросить судью объявить присяжным, что дело закрыто – по причине неправомерных действий полиции и прокуратуры. Но я знал, что этого недостаточно. Этот момент не был доказан. Я решил, что приберегу это для заключительного выступления перед присяжными.
– Ваша честь, мы хотели бы попросить о перерыве в слушаниях, чтобы подготовить наших последних свидетелей к завтрашнему заседанию, – сказал Корн.
На сегодня слушание было отложено. От взгляда, который бросил на меня прокурор, собирая свои бумаги, по спине у меня пробежал холодок. Ему нанесли серию крепких ударов в живот, и он все равно был готов дать отпор. Его взгляд переместился на Энди, и в этот момент на губах у него заиграла улыбка.
Что-то надвигалось.
Что-то плохое.
У Корна имелся какой-то козырь. Какой-то страховой полис, и он был готов пустить его в ход.
