Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Ломакс

Подъезжая к берегу реки, шериф Колт Ломакс учуял какой-то неприятный запах. Оставив патрульную машину на обочине грунтовой дороги, он направился к месту встречи. Во время телефонного разговора с Корном прозвучал вопрос о рыбалке – условная фраза, означавшая, что его будут ждать именно здесь. Если б у него спросили, как там у него рука после боулинга, они бы встретились на парковке боулинг-клуба. Аналогичные места для встреч были заготовлены на стоянке возле закусочной, в лодочном эллинге на озере и на старой мельнице. Под рыбалкой подразумевалась река, поэтому он и приехал сюда.

Корн был крайне осторожным человеком.

Гниющая от жары и влажности растительность не была причиной запаха, который становился все сильней по мере того, как Ломакс пробирался сквозь кусты. Вообще-то сладковатый запах гниения, исходящий от мха и реки, довольно приятен. Но это было что-то другое. Иногда ему казалось, что он улавливает запах, исходящий от Корна, как будто этот человек гнил изнутри. Когда такое происходило, Ломакс говорил себе, что это ему просто чудится – никто не способен так мерзко вонять, если только не пролежал несколько дней в реке, мертвый и переполненный газами.

Выйдя на небольшую поляну на берегу, он увидел высокую фигуру Корна, который прятался от солнца под ветвями сосны и приветствовал его словами:

– Да здесь жарче, чем в аду!

Выговор Корна всегда представлял собой загадку для Ломакса. Большую часть времени того можно было запросто принять за коренного жителя округа Санвилл, но иногда в его речи проглядывал манхэттенский акцент, достаточный, чтобы напомнить Ломаксу, что Корн не из этих мест. Ломакс нередко гадал, уж не приходилось ли Корну постоянно изображать санвиллский выговор, – что это была его постоянная роль, которую он играл для какой-то невидимой толпы, и лишь иногда, всего на секунду, эта маска спадала у него с лица, открывая истинного Корна.

Окружной прокурор был бледен и обливался потом. Избытком веса он не страдал, скорей наоборот. Корн постоянно выглядел худым и каким-то больным. Казалось, будто его кожа цвета костяного фарфора постоянно покрыта тонким слоем пота. Корн всегда предпочитал держаться подальше от солнца. Вытащив из нагрудного кармана носовой платок, он вытер шею и лоб.

– Пора бы вам уже привыкнуть к жаре, – заметил Ломакс.

– Я ее просто ненавижу. Всегда ненавидел и буду ненавидеть.

– В чем проблема? Я уже говорил вам, что с Коди Уорреном дело решенное. Никто его никогда не найдет.

– Дело не в Уоррене. Ну, по крайней мере, не только в нем.

И опять этот запах накатил на Ломакса, словно кирпичная стена, обрушившаяся ему на голову.

– Нет, речь идет о том, кто его замещает. Я слышал, что сюда приезжает какая-то важная птица из Нью-Йорка, чтобы задать нам перцу в деле Дюбуа.

– Я бы не беспокоился на этот счет. Дюбуа схвачен крепко-накрепко. Каким бы распрекрасным адвокатом ни был этот городской парень, он не сумеет добиться оправдательного приговора, тем более при наличии признания.

– Меня совсем не это заботит. У Дюбуа ни родни, ни связей в Нью-Йорке, а у его матери ни гроша за душой. Меня заботит то, на какие шиши вообще наняли этого адвоката. Есть что-то, чего мы не знаем. Что мы упускаем из виду.

– Вы хотите, чтобы я поговорил с Дюбуа?

– Да уж изволь. Наверное, стоит дать Дюбуа понять, что последнее, что ему нужно, – это чтобы какой-то там пафосный адвокат усугубил его положение. Да, кстати: мне еще нужно подготовить к суду бывшего сокамерника Дюбуа, Лоусона.

– Учитывая показания Лоусона и все остальное, этого с головой хватит, чтобы добиться своего при любом составе присяжных. Не переживайте из-за этого городского парня.

Корн быстро вышел из тени и встал перед шерифом, нависая над ним. Ломакс отступил на шаг, сердце у него забилось чаще. При необходимости Корн мог двигаться очень быстро. Словно паук, когда тот чувствует, что в его паутину угодила муха. Вот что ощутил сейчас Ломакс – как будто только что задел какую-то тонкую липкую нить и разбудил что-то голодное, что могло поглотить его в любой момент. Бросило в пот, во рту пересохло, как будто вместо леденца он сунул в рот сухой шершавый камешек.

Когда Корн заговорил, то понизил голос, как будто дрессировал собаку:

– Думаешь, я боюсь Мистера Нью-Йорка? Я там родился и вырос, я знаю этих парней! Я могу одолеть их в любой день в зале суда. И не смей думать иначе, ни на секунду!

– Я не хотел вас обидеть, мистер Корн, – поспешил ответить Ломакс, отводя взгляд, чтобы не смотреть в его мертвые глаза. – Я просто хотел сказать, что не стоит спешить. Если пропадут сразу два адвоката, работающие над одним и тем же делом, в этом городе будет кишмя кишеть ФБР.

Корн кивнул ему со словами:

– Я понимаю твою точку зрения, но ФБР ни черта не найдет. Как и в тот раз. Если я решу, что Флинну пора слиться с горизонта, исчезнуть, вы ведь окажете мне такую любезность, шериф? Мы уже говорили об этом. Враг правосудия – это наш враг. Ты сам видел, что Дюбуа сотворил со Скайлар Эдвардс. Ему это не сойдет с рук. И если кто-то встанет у нас на пути…

Ломакс кивнул, устремив взгляд куда-то вдаль. Он первым из копов прибыл на место происшествия, когда было обнаружено тело жертвы. Он своими глазами видел, насколько ужасно было растерзано ее тело. Задержание Энди Дюбуа не заняло много времени, и Ломакс довольно быстро выбил из него признание. А затем пришло это хреново заключение независимого судмедэксперта, и Дюбуа уже вписывался в это дело не так хорошо, как хотелось бы. Но было поздно что-либо менять. Ему уже было предъявлено обвинение, а Корн окончательно укрепился в мысли, что Дюбуа и есть искомый убийца. Последовала короткая дискуссия о дальнейшем расследовании в отношении альтернативных подозреваемых, но Корн и слышать об этом не хотел. Признание Дюбуа автоматически ослабило бы дело против любого другого подозреваемого.

– Нельзя допустить, чтобы хоть что-то воспрепятствовало нам добиться смертной казни для Дюбуа. А пока что постарайся разузнать про этого Флинна все, что только возможно. Как закончишь, сразу звони. Да, и еще кое-что…

Ломакс натужно сглотнул – в горле у него настолько пересохло, что это причиняло боль.

– Проследи за тем, чтобы Флинна ждал теплый прием, когда он появится в городе.

С этими словами Корн повернулся и двинулся обратно к своей машине. Ломакс резко выдохнул, и мелкие капельки пота, собравшиеся у него на усах, взметнулись в воздух. Сняв шляпу, он обнаружил, что она тоже насквозь промокла от пота.

Прежде чем уйти, Ломакс в последний раз глянул на реку. Там не было ничего, кроме аллигаторов, черепах и всякой мертвечины. Над болотами и поросшими мхом деревьями нависал низкий туман, словно земля была затянута тонкой паутиной.

Чем дальше уходил Корн, тем слабее становился запах разложения. Ломакс не спеша вернулся к своему пикапу, распахнул дверцу и уселся за руль. Стоило повернуть ключ зажигания, как сразу же загремело радио. Радиостанция, транслировавшая классическую рок-музыку, на этой неделе гоняла треки «Роллинг стоунз». Закинув правую руку на спинку пассажирского сиденья, он обернулся к заднему стеклу кабины и принялся сдавать задним ходом по заросшей колее, пока Мик Джаггер вежливо интересовался, не разрешит ли он ему представиться [279] 279
  Имеется в виду композиция Sympathy For The Devil («Сочувствие к дьяволу») группы The Rolling Stones (1968), начинающаяся со строчки «Please allow me to introduce myself» («Пожалуйста, разрешите мне представиться»).


[Закрыть].

Выехав задним ходом на шоссе, где можно было развернуть машину, Ломакс убрал ногу с педали газа. Он уже чувствовал запах горящего сцепления, но остановило его не это. Появилась некая мысль, которая заставила его резко ткнуть ногой в педаль тормоза.

Он вынул ключи из замка зажигания, повертел их в своих толстых красных пальцах. На кольце висела кроличья лапка – подарок от его жены Люси на первый день в должности шерифа. Она сказала, что эта лапка принесет им обоим удачу. И впрямь: Ломакс всегда возвращался домой целым и невредимым, в конце каждой своей смены. Чего нельзя было сказать о Люси…

Прикосновение мягкого меха к пальцам освободило застрявшее в груди дыхание. Показалось, будто стало немного прохладней. Ломакс вставил ключи обратно в замок зажигания, завел глухо рыкнувшую «восьмерку» и резко развернулся, провернув задние колеса. Бывали дни, когда ему хотелось, чтобы можно было развернуть не только автомобиль, но что-то гораздо большее. Некоторые из дорог, по которым катилась его жизнь, были с односторонним движением – ни остановиться, ни развернуться, ни сдать хотя бы немного назад.

Некоторые вещи невозможно отменить или исправить.

Через несколько минут Ломакс уже был на окраине Бакстауна. Свернув на перекрестке перед первым же светофором, он поехал домой. Его дом, старый особняк в колониальном стиле, за последние несколько лет был полностью отреставрирован. Все деревянные доски обшивки заменили и покрасили в другой цвет. Это был домик с картинки на открытке, с четырьмя спальнями, из которых использовалась лишь одна. Оставив пикап на подъездной дорожке, Ломакс выбрался из него и увидел Люси, сидящую на террасе. Новенькие москитные сетки защищали ее от большинства вьющихся в воздухе насекомых. Она сидела в своем любимом деревянном садовом кресле с широкими подлокотниками, опустив на колени руки с неподвижными спицами – вязание и моток красной шерсти лежали у ее ног.

– Ну и жарища… Проезжал вот мимо, решил заскочить домой и выпить лимонаду, – сказал он.

Люси шел уже седьмой десяток, и она слишком хорошо знала своего мужа. Так что улыбнулась ему – или, по крайней мере, изобразила улыбку, – когда подняла голову.

– Рассказывай, Колт… Хотя мысль неплоха. Возьми себе чего-нибудь холодненького из холодильника. И мне тоже принеси.

Ломакс нежно положил руку ей на плечо, как будто оно было стеклянным, и спросил:

– Ты уверена, что стоит?

Она кивнула.

На кухне все было так, как он там утром оставил. На столе – нетронутая тарелка овсянки. Все столь же полный стакан апельсинового сока рядом с ее таблетками. Какие поменьше – лежат на блюдечке, другие раскрошены и разложены по ложкам. Ее парик, который он утром старательно расчесал, висел на спинке кухонного стула. Налив два стакана лимонада, Ломакс вышел из дома, где на него опять навалилась жара. Один он протянул Люси и присел рядом с ней.

– Ты не приняла свои таблетки, милая, – негромко произнес он.

– Это точно, – тихо отозвалась она.

Каждый день, утром и вечером, Ломакс скрупулезно заготавливал для Люси прописанные ей таблетки. Их было около дюжины. Некоторые она не могла проглотить. Более крупные он размельчал между двумя ложками или плоским лезвием кухонного ножа. Остальные ломал пополам. Люси испытывала все большие проблемы с глотанием.

– Надо все-таки принимать лекарства, Люси. Врач сказал…

– Врач сказал, шесть месяцев, Колт. А это было шесть месяцев назад. Мое время вышло, – сказала она, проведя пальцами по голове. Несколько жиденьких прядей волос, зачесанных назад, которые кое-как прикрывали ее бледный череп, не могли скрыть червячки голубых вен, теперь ярко выделяющиеся на коже.

– Мы уже об этом говорили, – сказал Ломакс.

– Вот именно. Это мое решение. Мы пробовали химиотерапию. Она не помогла, и я не собираюсь проходить через это по новой. Эти таблетки делают меня еще более тупой и больной, чем я уже есть. Я хочу вязать, но не могу, когда у меня руки ходуном ходят. Так что приходится либо ковылять по дому, либо тошнить в туалете, либо спать. Боль не такая уж сильная. Она дает мне понять, что я все еще жива.

Люси протянула руку и легонько коснулась его ладони. Кожу словно обдало легким ветерком, настолько нежным и прохладным было это прикосновение.

– Я хочу опять стать женой. По крайней мере, хоть на какое-то время.

– Но всегда есть новые лекарства, новые методы лечения. Мы могли бы узнать какое-нибудь другое мнение…

– Нет! – отрезала Люси, и голос у нее прозвучал так громко, как он давно уже от нее не слышал. – Мы и так потратили слишком много денег. Сотни тысяч долларов, и все ради чего? Я умираю, Колт. Пришло мое время. Тебе пора это понять. И принять это. Ради меня, хорошо?

Ломакс даже не слышал, как стакан с лимонадом выпал у него из руки и разбился о доски террасы. Он слышал лишь тихий голос жены и чувствовал это ее прикосновение. Ему хотелось расплакаться, но он не мог. Только не перед ней. Он поклялся не распускать сопли. Никогда. Ей от этого только тяжелее. Он лишь натужно сглотнул, словно загоняя поглубже поджидающую его потерю.

Ломакс всегда знал, что этот день обязательно когда-нибудь настанет.

А еще знал, что причиной тому было все то плохое, что он успел сделать в своей жизни. Что это Господь наказывает его за грехи. Что ложь, которую он регулярно прогонял у себя на работе, и люди, которым он причинил зло, а также деньги, которые он взял у Корна, чтобы заплатить за этот дом, – это тоже причина болезни Люси. Как и те деньги Корна, которыми потом он оплачивал ее лечение. Это не карма – для Ломакса это была не более чем какая-то буддийская чушь. Нет, это Господь посылал ему сообщение. И он возненавидел его за это.

Ломакс сожалел, что в один прекрасный день свернул с давно проторенного пути. Иначе бы каждый вечер, как и следовало, добирался домой целым и невредимым благодаря своей кроличьей лапке. Присматривал бы за женой в их старом доме в Бакстауне, и цента не взяв у Рэндала Корна.

Подул ветер, и он уловил в воздухе запах смерти. Это напомнило ему о Коди Уоррене. «Смит и Вессон» двадцать второго калибра [280] 280
  Специально для «оружейных пуристов»: имеется в виду калибр нарезного ствола 0,22 дюйма (в основном 5,6 мм, хотя из-за разных способов измерения возможны небольшие разночтения).


[Закрыть] сделал свое дело. Он прижал дуло к черепу адвоката, увидел промелькнувший у него в глазах страх и нажал на спусковой крючок, навсегда запечатлев в памяти это выражение ужаса на лице Уоррена. Это было самое тяжелое, что Ломакс когда-либо проделывал. После этого ему было очень мерзко. И с тех пор он плохо спал по ночам.

Когда Корн решил начать судебное преследование Энди Дюбуа, это привело к целому ряду событий, каждое из которых неизбежно вытекало из предыдущего. Результаты судебно-медицинской экспертизы опровергали обвинение против Дюбуа, поэтому Корн подправил отчеты. Плюс Ломакс уже не мог отпустить Дюбуа после того, как выбил из него признание. И когда Коди Уоррен слишком близко подобрался к истине, с ним тоже пришлось разобраться.

В отличие от других подобных случаев, убийство Скайлар Эдвардс не давало покоя Ломаксу. Жестокость и необычность этого преступления выбивали его из колеи. И поэтому он проигнорировал предложение Корна по-прежнему возлагать ответственность за это убийство на Дюбуа. Без ведома Корна Ломакс продолжил свое расследование.

Он знал, что произойдет, доведи он результаты этого расследования до сведения Корна. Они будут преданы забвению – возможно, вместе с самим Ломаксом за неподчинение приказу Корна. Нельзя было и рисковать тем, чтобы передать результаты этого приватного расследования в прокуратуру США. У Корна имелось достаточно компромата на Ломакса, чтобы надолго упрятать его за решетку, а кто тогда будет присматривать за Люси? Он оказался в ловушке собственной лжи, и как раз это и заставило его лишить жизни адвоката. Энди Дюбуа вскоре станет еще одним мертвым телом, которое будет давить на сердце Ломакса. Еще одним последствием простого сокрытия фактов. Потому что именно это происходит, когда позволяешь себе всего один раз пойти на компромисс. И дело вовсе не в пропавших уликах – такое случается уже далеко не в первый раз. Попытки сокрыть первородный грех – вот что развращает твою душу, окончательно и бесповоротно.

Он знал, что чувство вины и стыда за содеянное со временем ослабнет. Точно так же, как и в прошлый раз, и в позапрошлый. А пока что придется жить с этим. У него нет иного выбора, кроме как следовать по этому пути. Даже если это означает, что еще какому-нибудь адвокату придется расстаться с жизнью.

Эдди

Терпеть не могу летать.

Терпеть не могу аэропорты. А все из-за ледяного кондиционированного воздуха, заоблачных цен и треска чемоданных колесиков по плиточному полу.

Два часа перелета из «Ла-Гуардиа»[281] 281
  «Ла-Гуардиа» – один из трех нью-йоркских аэропортов.


[Закрыть] в Шарлотт, Северная Каролина, короткая стыковочная пересадка, а затем еще два часа полета до Мобила[282] 282
  Тот случай, когда в произношении названия превалируют местные традиции, а не правила английского языка. Место, в которое прилетел Эдди (Mobile), называется именно Мобил, а не Мобайл, как пытаются произнести его незнакомые с местным диалектом. Обычная история на многонациональной территории США. Впрочем, далее этот момент объясняется.


[Закрыть]. Во время обоих перелетов я успел вкратце ознакомиться с материалами дела. Как только двери самолета закрылись и в салоне стало повышаться давление, я открыл один из скоросшивателей, а голова Гарри начала падать на грудь. К тому времени, когда шасси были убраны, он уже храпел во всю носовую завертку.

Эти материалы уже лежали наготове в багажнике машины Берлина. Гарри проглядел их еще вчера – пока я передавал Кейт несколько своих дел, чтобы она присмотрела за ними, пока нас не будет.

В общей сложности здесь было около пятисот страниц, в том числе и несколько расшифровок свидетельских показаний, и по мере чтения у меня сложилось кое-какое представление об Энди Дюбуа из округа Санвилл.

Энди был сыном Патриции и Франко Дюбуа, хотя и недолго. К тому времени, когда он начал ходить и говорить, Франко уже не было в его жизни. Отец Энди попытался ограбить заправочную станцию в Тусоне, получив за свои хлопоты заряд волчьей дроби в плечо и пятнадцать лет отсидки в тюрьме штата Пенсильвания. Там дела Франко обстояли ничуть не лучшим образом. Где-то через год из этого срока его нашли во дворе для прогулок, частично обезглавленным. Другие заключенные как следует прижали его, причем в прямом смысле этого слова. Четверо парней удерживали Франко на скамье для жима лежа, в то время как по меньшей мере двое других подняли над ним трехсотфунтовую штангу и сбросили ее ему прямо на горло.

Государство оплатило похороны Франко на территории исправительного учреждения. Патриция отказалась забрать его тело. Она порвала с ним всякие отношения и не хотела, чтобы этот человек обошелся ей еще хотя бы в один цент. По мнению Патриции, лучшее, что Франко когда-либо сделал для своего сына, – это позволил себя убить. Она не хотела, чтобы Энди рос среди алкоголя, наркотиков и всей той лжи, обид и боли, которые они приносили с собой.

Она знала – с того самого дня, как родился Энди, – что он будет хорошим мальчиком.

Читая подробные показания Патриции, подготовленные адвокатом Энди, Коди Уорреном, я уже знал, что это дело заберет у меня что-то. Некоторые дела стоят какой-то части тебя, которую ты уже никогда не вернешь. Иногда совсем маленькую. Иногда довольно большую. И чем дальше я читал, тем больше испытывал готовность заплатить эту цену.

Патриция Дюбуа

Мой Энди всегда не слишком-то умел ловить мяч или бросать его, а отбирать-то уж точно – телесная конституция не та; но он всегда любил читать. Читал все, что подвернется под руку, с самого малолетства. Он хороший мальчик, мой большой южный джентльмен. Нос в книжке, вот как я его называю. Этот парень прочел чуть ли не все книги в библиотеке на Чапел-авеню, но все равно не помнит, что нужно посмотреть в обе стороны, переходя через улицу. Никакого понятия. Витает в облаках, мой мальчик. Но он усердно учился в школе, окончил ее вторым в классе и получил стипендию в университете Монтевалло. До сих пор не могу поверить, что мой мальчик учится в колледже! Он так усердно работал в том баре, каждый день, когда только мог. Экономил каждый цент. И тут нате… Мой сынок не убивал ту девушку. Он молится в церкви по воскресеньям и никогда никому не причинил зла. Даже не дрался-то ни разу. И могу сказать вам еще кое-что. Энди никогда, ни в коем случае не причинил бы вреда ни одной женщине.

Я перелистнул еще несколько страниц, чтобы ознакомиться с потерпевшей по этому делу.

Звали ее Скайлар Эдвардс. Ей было двадцать лет, и она училась в Алабамском университете. Изучала химию и каждый день ездила на учебу из дома. Родители ее были небогаты, и я сразу задался вопросом, как они умудрялись оплачивать ее обучение, поскольку о стипендии нигде не упоминалось, а простому работяге было бы чертовски трудно отправить своего ребенка в колледж. Подрабатывала в баре, неполный рабочий день. Ее отец, Фрэнсис Эдвардс, – шофер-дальнобойщик. Мать, Эстер, – домохозяйка. Ее показаний я так и не нашел. Вот как Фрэнсис описывал ночь на четырнадцатое мая:

Фрэнсис Эдвардс

Она работала в баре «У Хогга». Это бар в основном для дальнобойщиков. Обслуживала столики, подавала пиво и откладывала чаевые на колледж. Она работала там четыре вечера в неделю. С семи до часу ночи, а иногда и позже, если народу было полно. Машина была Скайлар не по карману, так что она звонила мне, когда заканчивала, а я приезжал и забирал ее. Отвозил домой. Обычно она ждала меня с этим парнем, Энди. Его я тоже пару раз подвозил. Забрасывал к мамане, когда шел дождь. Но это было нам не по пути, понимаете? За него у меня голова не болела, так что в большинстве случаев я не заморачивался. Во всяком случае, в тот вечер Скайлар не позвонила. Было уже за полночь. У ее мамы, Эстер, проблемы со сном, так что она не спала и возилась с чем-то на кухне. И попросила меня позвонить Скайлар. Я подумал, что в баре, наверное, полно народу, так что решил еще немного подождать. Господи, сколько ночей я провел с тех пор, жалея, что не позвонил! Может, все тогда было бы совсем по-другому, понимаете? Может, тот парень не стал бы избивать ее и убивать, если б у нее зазвонил телефон? Эстер так и не простила меня. Я выехал в половине второго, и бар был уже закрыт. Вокруг никого не было. Я позвонил Скайлар, но она не ответила. Я объехал весь город, на случай если она заедет на Мейн-стрит, чтобы пропустить стаканчик на сон грядущий.

Это было совсем не похоже на Скайлар. Она всегда давала нам знать, где находится. Эстер позвонила шерифу. Я искал ее весь день. А потом, в ту ночь, нам позвонили и сказали, что ее нашли.

Не думаю, что вы много чего добьетесь от Эстер… Доку пришлось дать ей успокоительное, когда она узнала про все это от вас, ребята, – в смысле, от управления шерифа. Она просто все плакала, плакала и плакала. И несколько дней не выходила из комнаты Скайлар. Понимаете, Эстер никогда не работала. Скайлар была жизнью Эстер. Она жила ради этой девочки. Теперь, когда ее нет, просто не знаю, что она будет делать. Это неправильно, что нашу девочку так вот отобрали у нас. Убили. Этому парню, Энди, надеюсь, как следует поджарят задницу за то, что он сделал с моей девочкой!

Пропустив еще несколько страниц, я нашел показания Райана Хогга, владельца бара.

Райан Хогг

Скайлар проработала у меня официанткой почти три года. Была хорошим работником. Всегда приходила вовремя, умела ладить с клиентами, даже с буйными. Могла постоять за себя, понимаете? Короче говоря, около двенадцати я закрыл бар. Они с Энди там прибрались и сразу после полуночи ушли. Насколько я помню, ушли вместе. В этом не было ничего необычного. Иногда отец Скайлар и его подвозил домой, если шел дождь. А в большинстве случаев Энди просто ждал с ней, пока за ней не приедут. В тот вечер они из-за чего-то поцапались перед самым уходом. Только не спрашивайте меня, из-за чего. Я не знаю. Не расслышал. Но Энди повысил на нее голос. Вот это я хорошо помню. На Энди это было не похоже. Он вообще тихий парнишка. Вечно уткнется носом в книжку, когда должен мыть пол. Как бы там ни было, вид у Скайлар был вроде испуганный. А потом они вместе ушли, и больше я ее не видел.

Скайлар пропала за сутки до того, как было найдено ее тело.

Его звали Тед Бакстон. Этого местного дальнобойщика. Четырнадцатого мая, в ту ночь, когда пропала Скайлар, он припарковал свою фуру возле бара Хогга и оставил ее там на целые сутки, чтобы немного отдохнуть перед следующим рейсом. А когда вернулся к ней вечером пятнадцатого мая, то что-то увидел на топкой земле сразу за гравийно-грунтовой парковкой.

Сначала ему показалось, будто кто-то ползет на животе в высокой траве, пригибая ее. Бакстон взял фонарик и подошел туда, чтобы все как следует рассмотреть. И тогда увидел пару черепах, которые исследовали труп Скайлар Эдвардс. Поначалу он и не понял, что это Скайлар. Все, что ему было видно, это подошвы ее ног, выступающие над землей. Он вызвал копов, которые и откопали ее.

Скайлар была похоронена вертикально. Засунута в глубокую узкую могилу головой вперед. Но та оказалась недостаточно глубокой и широкой, чтобы согнуть ей ноги, поэтому ступни торчали из земли. Земля вокруг лодыжек уплотнилась. Убитая была зарыта вверх ногами.

Потом я перешел к отчету о вскрытии. Травмы были просто-таки чудовищными. Скайлар была обожжена. Лицо, торс, ноги, но только на передней части тела, а не со спины. Судмедэксперт, некая мисс Прайс, предположила, что это мог быть солнечный ожог. Прайс обнаружила у Скайлар два сломанных пальца на левой руке, синяки и ссадины на предплечьях, полученные явно в попытках защититься, и ушибы на лице. На запястьях и лодыжках – следы от связывания. В качестве причины смерти коронер указала удушение. Описала приложенную силу как весьма значительную, учитывая повреждения, нанесенные гортани и шейным костям.

Я был крайне осторожен и не позволил никому в самолете увидеть приложенные к материалам дела фотографии – широкоформатные снимки частично обгоревшего и окровавленного трупа.

Нашелся там и журнал осмотра места преступления, в котором подробно указывалось время прибытия первого из полицейских, судмедэксперта, шерифа, каждого из патрульных, а затем, в конце концов, время окончания работы. Все это напоминало черновой дневник расследования. В два часа ночи шериф отметил в журнале, что потерпевшей, вероятно, является Скайлар Эдвардс. Неподалеку от тела была найдена сумочка.

Содержимое сумочки:

Один комплект ключей (три шт.), бумажник (сорок девять долларов и двадцать пять центов наличными, пластиковая карточка «Бэнк оф Америка», пластиковая карточка «Уэллс Фарго», читательский билет библиотеки Бакстауна – все на имя Скайлар Эдвардс. Студенческий билет Университета Алабамы на имя Скайлар Эдвардс, водительские права на имя Скайлар Эдвардс), бальзам для губ, ручное зеркальце, тональный крем, жевательная резинка.

Не так уж много у нее было при себе в конце жизни… Полистав страницы, я нашел еще фотографии. Первым было фото Скайлар на выпускном вечере. Светлые волосы собраны сзади в тугой хвост, на лице широкая улыбка. Голубое платье, на вид недорогое, но все равно симпатичное. Выглядела она восторженной, полной жизни и энергии. Ее кавалером на выпускном был Гэри Страуд, квотербек школьной футбольной команды. Выглядел он так, будто плотно сидел на стероидах. Под смокингом бугрились внушительные мускулы, лицо покрывали прыщи, и он улыбался, стоя рядом со Скайлар. Было еще несколько ее фотографий – дома, с семьей.

Где-то в груди у меня образовалась пустота, и я почувствовал, что мне трудно сглотнуть. Голову заполнили обычные в таких случаях мысли. Это кем же надо быть, чтобы так поступить с невинной девушкой?

Шерифское управление округа Санвилл произвело арест почти сразу же после обнаружения тела. Судя по всему, одним из главных оснований для ареста Энди послужили показания Райана Хогга – касательно того, что тем вечером Энди и Скайлар из-за чего-то поцапались. Имелось краткое объяснение, полученное от ее парня, Гэри, который собирался сделать ей предложение в тот вечер. Она так и не добралась до него.

Я ненадолго закрыл скоросшиватель, чтобы собраться с мыслями. Против Энди имелось не так уж много улик. И в лучшем случае косвенных. Пока что.

Опять открыв скоросшиватель, я стал читать дальше.

Блин…

Отложив его, я откинулся на спинку кресла и на последний час полета закрыл глаза.

Улик на самом-то деле оказалось более чем достаточно, чтобы осудить Энди.

Его кровь была обнаружена под ногтями у Скайлар. Эксперт-криминалист по имени Шерил Банбери подтвердила совпадение ДНК. Ее отчет был кратким и сокрушительным.

Доктор Шерил Банбери, ведущий аналитик отдела судебной биологии

Переданные для сравнительной экспертизы обрезки ногтей, взятые с правой руки жертвы, были предоставлены шерифом округа Санвилл Колтом Ломаксом. Он подтвердил, что под ногтями имелась грязь и что-то похожее на кровь. Изучив обрезки ногтей, представленные мне в запечатанном пакете для улик с маркировкой СЛ-12, я обнаружила следующее: кровь, частицы кожи, общий мусор, следовые количества какого-то порошка.

В составе этого порошка были обнаружены частицы антихолинергического средства (четыре части), сертралина (одна часть), сульфата морфина (четыре части), фенотиазина (скорее всего, прохлорперазина, одна часть).

Шериф Колт Ломакс также предоставил образец ДНК, взятый при помощи мазка у подозреваемого Энди Дюбуа и помеченный как CЛ-28.

Оба предоставленных образца подверглись процедуре выделения ДНК. Генетические характеристики определялись при помощи ПЦР-анализа по однолокусному методу. Было проведено двадцать одно сравнение ДНК-маркеров обоих образцов, а также отдельно взятый контрольный тест. Биостатистический анализ подтвердил, что ДНК-маркеры из образца СЛ-12 совпадают с ДНК из образца СЛ-28 с вероятностью 99,9999 %.

Состав упомянутого порошка, обнаруженного в следовых, то есть в совершенно мизерных количествах, не вызвал у меня особого беспокойства – жертва изучала химию, поэтому я предположил, что она могла контактировать с самыми разными веществами. А вот результаты анализа ДНК были просто убийственными. Вообще-то идеального совпадения ДНК не бывает, но в отчете утверждалось, что ДНК из крови под ногтями Скайлар совпадает с ДНК Энди настолько, насколько наука вообще способна их проанализировать. У Энди на плече имелись царапины от ногтей. Достаточно глубокие, чтобы пустить кровь. Похоже, Скайлар оцарапала того, кто напал на нее, и этим человеком был Энди.

Шестнадцатого мая, на следующий день после того, как было найдено тело Скайлар, Энди дал шерифу Ломаксу полное и подробное признание. Это было совсем не похоже на то, что могло быть написано молодым человеком вроде Энди. Судя по дубовому стилю, скорей кем-то из правоохранителей. Наверняка какой-нибудь коп сочинил эту чертову бумагу и заставил Энди подписать ее.

Но это было не единственное признание. Его сокамерник засвидетельствовал, что Энди признался в убийстве Скайлар, которое совершил, потому что она отказалась с ним переспать. Я ощутил легкую тошноту, но в то же время и какую-то странную надежду.

В этом деле было не одно, а сразу два сомнительных признания. Одно написанное каким-то копом через несколько часов после ареста Энди, другое предположительно появилось неделю спустя и поступило от тюремного стукача. Зачем им понадобились два признания?

Мне нужно было поговорить с самим Энди. Прочувствовать его. Посмотреть на него, глаза в глаза. Мне требовалось убедиться в том, что он невиновен. Я знал, что все сразу пойму, когда пообщаюсь с ним.