Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 113 (всего у книги 346 страниц)
Эмма издалека смотрела на упаковку – точно такую же она дала Сильвии три месяца назад.
Таблетку следующего дня?
– Должно быть какое-то логическое объяснение, – сказала Эмма, не представляя, что это может быть.
– Почему меня не удивляет, что ты собираешься рассказать мне одну из своих историй.
– Сильвия, ты знаешь меня.
– Точно?
«Без понятия. Я даже себе не могу этого сказать».
Эмма нервно почесала руку ниже локтя. Неожиданно почувствовала зуд по всему телу.
– Если то, что ты говоришь, правда, значит, таблетки подменил кто-то другой.
– Ах да, снова одиозный Некто. Как и Некто, который тебя якобы изнасиловал.
Вот оно что.
Теперь все ясно. Якобы.
Одно-единственное слово. Больше чем достаточно, чтобы выбросить их дружбу в мусорный бак и накрыть сверху крышкой.
– Я не это хотела сказать, – ахнула Сильвия. Она выглядела так, словно очнулась ото сна. С изменившимся, смягчившимся взглядом закрыла рот рукой.
– Но только что сказала, – сухо ответила Эмма. Якобы.
– Знаю. Но поставь себя на мое место. Что я должна думать?
– Правду.
– Какую правду, Эмма?
Сильвия перевела дыхание и продолжила, с каждым словом раздражаясь все сильнее:
– Гостиничный номер, которого не существует? Свидетельница, которую не нашли? Господи, да ты даже не вписываешься в общую схему. Парикмахер убивает проституток. А ты самая верная жена, какую я знаю. И ты жива.
– Меня обрили и изнасиловали. В моей комнате был мужчина…
– Да. Как и Артур в твоем шкафу…
Все кончено.
Мусорный бак, в котором гнила их дружба, вот-вот отправится на свалку.
– Да как ты смеешь, ты… ты… – От боли Эмма не могла подобрать слов. Она закрыла глаза, рискуя потеряться в вихре воспоминаний.
Сверкнули буквы на зеркале.
УБИРАЙСЯ.
Она слышала голос отца.
НЕМЕДЛЕННО УБИРАЙСЯ. ИЛИ ТЕБЕ НЕ ПОЗДОРОВИТСЯ!
Слышала звук вибрирующих лезвий.
ЗРРР.
Слышала, как захлопнулась дверь. С такой силой, что вся гостиная содрогнулась.
– Той ночью я лишилась не только волос и чувства собственного достоинства, но и ребенка! – кричала Эмма, не открывая глаз. При этом яростно била себя в живот. Раз, второй, третий. Все сильнее. Пока от боли не опустилась на колени. Закашлялась, захрипела, как перед приступом рвоты.
– Помоги мне, – вырвалось у нее. – Помоги мне, я не знаю, что со мной происходит.
Она открыла глаза, протянула руки к подруге.
Но в комнате не было никого, кто мог бы ей помочь.
Сильвия давно ушла.
Глава 26Эмма доплелась до дивана и закашлялась.
Горло обжигало от позывов рвоты, желудок горел после ударов. Она подумала о бедном Самсоне, которому наверняка еще хуже и которому должны помочь.
Таблетками.
«Ты их перепутала. Ты чокнутая».
Сильвия ушла, но ее голос по-прежнему звучал в голове у Эммы, продолжая предъявлять обвинения, которых она не понимала.
Она еще никогда не принимала таблетку следующего дня, тем более не имела запаса, который могла бы кому-то передать. Как врач она чувствовала ответственность и ни за что бы не подсунула лучшей подруге не то лекарство. Только не Эмма – та, которая, протестуя против превышения прав в отношении пациентов, даже решилась повторить эксперимент Розенхана. И все же, как бы ужасны ни были обвинения Сильвии и как бы глубоко ни ранили Эмму подозрения подруги, эта ссора не имела значения по сравнению с тем, что до этого произошло в доме Паландта.
Эмма снова поднялась с дивана.
Она должна позвонить Филиппу.
Конечно, он станет упрекать Эмму, как только узнает о ее самостоятельном походе. Но в итоге будет вынужден согласиться: Антон Паландт очень странный сосед, к которому нужно присмотреться.
Она пошаркала к вешалке в прихожей.
– Алло, Филипп? Попроси, пожалуйста, следователей заняться человеком, проживающим по адресу Тойфельзее-аллее, 16. Лысый, глотает горы лекарств, живет в доме с задернутыми шторами. Ему определенно кто-то угрожает, и самое главное, в его доме полно манекенов для париков. А на одной такой штуке в спальне даже надеты женские волосы, и не спрашивай меня, как я это выяснила.
Что-то в этом роде собиралась она сказать ему по телефону, но, ощупав куртку, с ужасом поняла, что это невозможно. Потому что ее сотовый исчез.
Нет! Нет, нет, нет…
В отчаянии Эмма опустила руки.
«Исчез» – неправильное слово для того, что произошло с ее мобильным телефоном.
«Я его потеряла», – подумала она и громко выругалась, когда ей стало ясно, что существует только одна возможность, где он мог выпасть из кармана.
У А. Паландта.
«Когда, выбегая из дома, я налетела на манекен для парика».
Глава 27Эмма почувствовала, как ее пронзил холодный сквозняк – психосоматическая реакция. Часть разума говорила, что нужно забрать телефон, другая спрашивала, неужели она настолько рехнулась, что готова вернуться в логово льва.
Эмму бил озноб, и она достала из платяного шкафа свой небесно-голубой махровый халат. От него пахло парфюмом, который она откопала позавчера – в надежде, что духи, которые Филипп купил ей в Барселоне на первую годовщину свадьбы, напомнят о счастливых днях «прежнего» времени. Но композиция из черной смородины, амбры и лотоса лишь подтвердила опасение, что прошлое счастье невозвратно потеряно.
Эмма вяло проследовала на кухню и сняла беспроводной телефон с базы рядом с кофемашиной.
Прислонившись спиной к вибрирующему холодильнику, она глядела в сад и набирала номер сотового Филиппа.
«Пожалуйста, подойди. Пожалуйста, подойди…»
Ворона приземлилась посреди сада на расщепленный ствол березы, в которую несколько лет назад попала молния и которую уже давно следовало бы убрать. Начинало смеркаться, и между деревьями уютно горели огоньки соседских домов, как маленькие серные лампы.
В «прежние» времена в такие выходные она бы налила себе чашку любимого чая, зажгла свечку и поставила классическую музыку, а так единственным саундтреком, сопровождавшим ее депрессивное настроение, был бесконечный телефонный гудок.
Она уже рассчитывала на голосовую почту, как в трубке раздался щелчок, и Эмма услышала кашель.
– Да? Алло?
Эмма оттолкнулась от холодильника, но ощущение вибрации в спине осталось. Оно даже усилилось, когда Эмма поняла, кто подошел к сотовому ее мужа.
– Йорго?
Полицейский говорил шепотом:
– У тебя все в порядке?
– Да. Где Филипп?
– Он… подожди-ка. – Она услышала шелест, затем шаги и в конце звук захлопнувшейся двери. Теперь Йорго говорил громко, его голос звучал необычно гулко, словно Йорго стоял в пустом помещении. – Он не может сейчас говорить.
– Ага.
– Он как раз делает доклад. Его сотовый пока у меня.
Это отговорка?
Эмма крепче прижала трубку к уху, но не смогла расслышать никаких звуков на заднем фоне, которые подтвердили бы или опровергли заявление Йорго.
– А тебя не интересует доклад лучшего друга?
– Я вышел из зала специально ради тебя. Какая-то проблема?
«Да. Моя жизнь».
– Сколько он еще будет говорить? – спросила она.
– Еще какое-то время. Послушай, меня это не касается, но если ты насчет его визита в Le Zen…
Внутри у Эммы словно открыли морозильную камеру.
– Откуда ты об этом знаешь? – прохрипела она. Объяснение было настолько же простым, насколько неловким для Эммы.
– Филипп поставил телефон на громкую связь в машине, когда прослушивал сообщения голосовой почты.
Она нервно моргнула.
Проклятие.
Она совсем забыла про свой первый звонок. И Йорго все слышал.
Эмма вернулась из кухни в гостиную.
– Филипп был по работе в том отеле четыре недели назад. Я это знаю, потому что сопровождал его. Нам еще раз показали все номера на двадцатом этаже. А что он должен был сказать, когда перед ним вдруг возник этот ветеринар? «Привет, я жду директора отеля. Мы хотим найти номер, в котором изнасиловали мою жену»?
Эмма непроизвольно кивнула.
Это логично.
Морозильная камера у нее в животе снова захлопнулась.
– Разве ты не прослушала сообщения голосовой почты? – спросил ее Йорго после короткой паузы.
– Прости, что ты имеешь в виду?
– Филипп перезванивал тебе много раз. Но ты не подходила ни к сотовому, ни к домашнему телефону.
«Потому что я как раз вломилась в дом к Паландту, потеряв при этом свой телефон», – чуть было не сказала Эмма.
Вот дерьмо!
Как только ее сосед найдет аппарат в своей прихожей, то выяснить, кто проник к нему в дом, – лишь вопрос времени.
«К тому же он видел меня в своей спальне!»
Эмму бросило в холод при воспоминании о широко распахнутых застывших глазах.
– Можешь передать Филиппу, что я снова доступна. Пусть он позвонит мне на домашний. И спасибо за записку.
На заднем плане стало шумно, как будто Йорго активировал громкую связь.
– Какую записку? – спросил он.
– Ну, ту, что ты сунул мне в руку. Спасибо, что ты мне веришь.
– Прости, но я не знаю, о чем ты говоришь.
– Что?
Эмма чувствовала себя как после спринта. Без сил. Она села за рабочий стол и уставилась в окно, пытаясь найти точку, чтобы зафиксировать хотя бы взгляд, если уж ее рассудок сошел с рельсов.
Снова увидела расщепленную березу в саду.
Ворона уже улетела.
– Но ты… ты же мне…
Записка!
Она торопливо проверила карманы брюк, но бумажки нигде не было. Эмма попыталась сконцентрироваться, но ей не приходило в голову, куда еще она могла сунуть записку Йорго. За это время столько всего случилось, она могла выпасть у ветеринара, по дороге к Паландту или даже в его доме вместе с сотовым.
– Я не давал тебе никакой записки, – услышала она голос Йорго, который вдруг зазвучал непривычно раздраженно.
– ТЫ ЛЖЕШЬ! – хотела крикнуть Эмма, но тут ее взгляд упал на предмет на столе, настолько большой, что не заметить его было просто невозможно. Это как с общеизвестным лесом, которого не видишь за деревьями. Эмма содрогнулась.
– Что-нибудь еще? – услышала она вопрос Йорго, словно откуда-то издалека.
Озноб перешел в сильную дрожь, и Эмма ничего не могла с этим поделать.
– Нет, – прохрипела она и повесила трубку, хотя ей хотелось прокричать: «ДА. ЕЩЕ КОЕ-ЧТО. НЕЧТО АБСОЛЮТНО УЖАСНОЕ!»
Ее так сильно трясло, что беспроводной телефон выпал у нее из руки – но эта экстремальная реакция была связана не с глазами Паландта или побегом из его дома. А с посылкой.
Той, которую Салим оставил у нее для загадочного соседа.
Она снова лежала.
На столе.
На своем месте.
Там, куда Эмма ее положила.
Словно никуда и не пропадала.
Глава 28Алкоголик понимает, что делает, когда подносит ко рту бокал для первого глотка. Так и Эмма знала, что случится, когда принялась развязывать бечевку. Она отправлялась в опасное, саморазрушительное путешествие, проникая глубоко в трущобы своего бессмысленного существования.
Одна из первых вещей, которую она выучила на лекциях по психиатрии, было значение термина «паранойя» – слова греческого происхождения, которое правильнее всего переводить как «вопреки рассудку». Именно так она и действовала: рассудку вопреки. Это было даже преступлением, хотя нарушение тайны частной переписки нисколько ее не волновало. Гораздо больше она боялась самой себя. Что, если они все правы? Полицейский психолог, которая утверждает, что Эмма выдумала изнасилование только для того, чтобы привлечь к себе внимание. Йорго, который говорит, что не передавал ей никакой записки.
Зато посылка снова нашлась.
Эмма была уверена, что она и есть ключ к разгадке всех таинственных событий последних часов, если не недель.
Но скольких людей с искаженным восприятием реальности она уже встречала? Скольких пациентов лечила – эти потерянные души, которые целыми днями только и делали, что размышляли о своих наблюдениях и переживаниях, пока наконец не превращали их в убедительные доказательства самых коварных теорий заговора и преследования? Неужели она перешла на другую сторону и теперь уподобилась им? Эмма знала, что на все можно взглянуть и по-другому. Что хотя за последние часы она обнаружила много «нестыковок», но не нашла ни малейшего доказательства тому, что эта посылка как-то связана с тем, что с ней произошло. Но все равно продолжила снимать упаковочную бумагу, до крови порезавшись о ее край.
Она оттянула язычки коробки в стороны. Буквально разорвала картон и запустила правую руку в пенопластовые шарики, которые должны защищать вложение от повреждений во время транспортировки. И вытащила из-под них коробочки, напоминающие по размеру упаковки таблеток, с иностранным шрифтом на лицевой стороне.
Всего как минимум десять упаковок, белые картонные коробочки с голубой полоской. Эмма открыла одну из них.
И правда, медикаменты.
Буровато-желтые таблетки размером с горошину, в прозрачных пластинах.
Но какие именно?
Эмма учила в школе английский и латынь, русского у них не было. Она снова взяла открытую упаковку.
То, что цифры обозначают количество таблеток, она еще смогла догадаться. Но ни прочитать торговое название лекарства, ни тем более определить действующее вещество не удалось.
Эмма нашла не очень профессионально сложенную инструкцию по применению, которая была втиснута в коробочку. Развернула листок, и кириллический шрифт напомнил ей о медикаментах на ночном столике Паландта. Она еще порылась в шариках и наткнулась на то, что, как ни странно, не заставило ее вскрикнуть от ужаса, хотя в руках у нее оказалось смертельное оружие.
Пластиковый скальпель.
У Эммы перехватило дыхание, когда она достала уже вскрытую целлофановую упаковку и вытащила из нее грязное лезвие.
Это что, кровь?
У Эммы возникло сюрреалистичное чувство, что кто-то стоит у нее за спиной и тянется к ней руками. Она обернулась, но там никого не было. Даже Самсона. А ей бы так хотелось, чтобы он был сейчас рядом.
С отвращением Эмма отложила нож в сторону и продолжила обследовать картонную коробку.
И тут наткнулась на коричневый флакон с этикеткой без логотипа и без печати, зато подписанный от руки кириллицей.
Эмма потерла глаза и запретила себе закрывать их дольше чем на секунду. Она чувствовала себя как водитель, который борется со сном за рулем.
Вообще-то ей следует съехать на обочину и сделать паузу.
Хорошая идея.
Ей очень хотелось прилечь на диван (совсем ненадолго, вот было бы чудесно), но это исключено. Что, если Паландт придет за посылкой?
Эмма схватила скальпель с грязным лезвием и сунула в карман халата.
Несмотря на оружие, она чувствовала себя абсолютно беззащитной: мало того что в настоящий момент она вряд ли сможет воспользоваться лезвием в случае необходимости, так и само оружие бесполезно против самого ужасного из всех врагов.
Против демонов, которые разрушают ее рассудок.
Что, если она приляжет отдохнуть, а посылка снова исчезнет, как только действие диазепама ослабнет?
Эмма подумывала, не сфотографировать ли ей в качестве доказательства упаковки лекарства, которые россыпью лежали перед ней на столе, но чем?
Ее сотовый остался у А. Паландта, и, судя по разговору его иностранных посетителей-громил, он в состоянии прочитать эти иероглифы, недоступные Эмме.
Ее взгляд задержался на ноутбуке.
«…Зато с этим справится мой компьютер!»
Она раскрыла ноутбук, зашла в панель управления и выбрала в установках русский язык.
Быстро получилось.
Гораздо больше времени потребовалось на то, чтобы найти на клавиатуре соответствующие значки. Тут работал только метод проб и ошибок, и лишь спустя несколько минут ей удалось ввести в Гугл-переводчик три слова (первое с упаковки таблеток, два вторых – с коричневого флакона).
Когда она посмотрела на правую колонку с результатом перевода, то пожалела об этом.
Морфий и гамма-оксимасляная кислота.
Первое знает любой ребенок. Второе любой врач.
ГОМК. Жидкий наркотик, который в больших дозах не только делает пациента беззащитным и безвольным, но и воздействует на его память. В прессе вещество получило печальную известность как «нокаутирующие капли» после множества случаев, когда насильники незаметно подмешивали его своим жертвам в напитки.
Эмма задохнулась и стала хватать воздух ртом.
В посылке лежало средство, которым Парикмахер отравил всех своих жертв.
Перед глазами у нее поплыло, как будто она смотрела на раскаленный асфальт в жаркий летний день.
Вот и настал момент, когда она наконец должна прекратить самостоятельное расследование. Строго говоря, это случилось уже давно. Бесконечно одинокая, несказанно уставшая, испытывая почти болезненную слабость, она встала из-за письменного стола, дотащилась до дивана, в изнеможении опустилась на подушки.
И задумалась.
О посылке и ее содержимом; о том, как надеялась, что оно развеет ее подозрения, а вышло наоборот.
Об А. Паландте, который, напуганный визитом вышибал, беззвучно плачет в своей темной спальне; о Филиппе, оставившем ее наедине с собой и своей внутренней пустотой и которому она не может теперь позвонить.
Не потому что ее мобильный телефон лежит в прихожей Паландта рядом с манекеном для париков – у нее есть домашняя трубка. И не потому, что боится гнева Филиппа после того, как совершила сегодня целых три преступления: незаконное вторжение в жилище, нарушение тайны частной переписки и повреждение чужого имущества.
Нет, Эмма не могла разговаривать с мужем по очень простой причине: у нее сами собой закрывались глаза.
Последнее, что она заметила, была тень, которая мелькнула справа, у двери в гостиную. Тень, напоминавшая темную мужскую фигуру, чье появление глубоко обеспокоило Эмму, но уже не могло заставить проснуться. С каждым шагом, что тень делала в ее сторону, Эмма все больше отдалялась от собственного сознания. И даже шарканье тяжелых сапог не помешало ей погрузиться в глубокий сон без сновидений.
Глава 29Три недели спустя
Эмма открыла глаза и с трудом сориентировалась. Она знала, где находится (в бюро Конрада), кто она (параноидальная пациентка на скамье подсудимых) и почему она здесь (чтобы дать показания, от которых очень много зависит). Но Эмма не имела ни малейшего понятия, куда подевались последние минуты. Стрелка часов на полке перепрыгнула на пятнадцать минут вперед, и «Ассам» в чашке, который Конрад только что ей налил, уже не дымился, а Эмма ведь только успела моргнуть.
– Что произошло? – спросила она Конрада и зевнула.
– Ты заснула, – констатировал он. Его ноги уже не были закинуты одна на другую, и это оказалось единственным изменением его в остальном идеальной позы. Прямой, как свеча, он сидел в кресле, и ничто в его осанке не указывало на какое-либо напряжение или неудобство. Эмма знала, что уже много лет он является страстным поклонником аутотренингов и совершенствует умение уходить в себя и расслабляться.
– Я заснула? Во время нашей беседы? – не веря своим ушам, переспросила Эмма и помассировала затекший затылок.
– На середине предложения, – подтвердил он. – Ты такая сонная от лекарств, к тому же здесь слишком жарко. Я убавил огонь в камине.
Жаль.
Она посмотрела на стекло, за которым языки газового пламени были уже значительно ниже, и снова зевнула.
Конрад поднял брови и мягко спросил:
– Закончим на сегодня, Эмма?
– Тогда мне придется вернуться назад?
Она сглотнула. От одной мысли о ее «камере» к горлу подступал комок.
– К сожалению, да, но я гарантирую тебе, что сегодня ночью они не будут тебя привязывать.
«Вау, вот это прогресс!»
– Я хочу побыть здесь хотя бы еще немного…
– С удовольствием, но…
– Нет, все в порядке. Усталость ведь не болезнь, верно? У меня еще есть силы, так что стоит использовать время. Мне пойдет на пользу, если я все тебе расскажу.
– Все? – уточнил Конрад.
– На что ты намекаешь?
Он сделал глубокий вдох и немного помедлил.
– Ну, я замечаю, что кое о чем ты упоминаешь лишь мельком и потом быстро меняешь тему.
– Например?
– Например, о деньгах.
– Каких деньгах?
Конрад лукаво улыбнулся, словно этот вопрос доказывал его правоту:
– Разве ты не сказала, что ветеринар пожаловался, что твоя кредитная карточка заблокирована?
– Ах, это. – Эмма сложила руки на коленях.
– Что это значило? Ошибка банка?
– Нет, – призналась она тихо.
– Значит, ее действительно заблокировали?
– Да, – кивнула Эмма.
– А мейл, который ты до этого упомянула. О блокировке твоего счета. Ты решила, что это спам…
– Сообщение было настоящим.
Глаза Конрада сузились.
– У вас были проблемы с деньгами?
– Нет.
– Что тогда?
Эмма смущенно кашлянула, потом сделала над собой усилие.
– Ты спросил, были ли у нас проблемы с деньгами. Я сказала «нет», потому что проблемы были только у меня.
То, что Филиппу когда-то будет угрожать финансовый кризис, вообще трудно себе вообразить. Прежде чем рак сгубил обоих его родителей, они оставили ему наследство, которое сделали на строительстве ресторанов и заправочных станций на автобанах.
– Я слишком много заказывала, всякую ерунду в онлайн– и телемагазинах, от дорогих косметических продуктов до тапочек для микроволновой печи. Ненужный хлам, которым пыталась отвлечься. А в то же время моя практика не приносила никаких доходов.
– Но Филипп ведь помогал тебе? – поинтересовался Конрад.
– Да, ты же знаешь, какой он щедрый. Мы даже не заключили брачный договор, хотя у него было целое состояние. Но он и так выплачивает кредит за мою практику. Для своего шопоголизма я пользовалась собственным счетом.
– И когда деньги закончились, тебе было стыдно признаться в этом Филиппу.
Эмма потупилась:
– Да.
– Хорошо, – сказал Конрад, как будто пометил галочкой пункт в невидимом списке, и действительно сменил тему: – Поговорим о Сильвии. Что возмутило тебя больше? Когда она обвинила тебя в подмене таблеток? Или когда Сильвия сказала, что тебя «якобы» изнасиловали?
Эмма сглотнула.
– Я не знаю. Мне кажется, это одно и то же. Она выставила меня чокнутой лгуньей, которая хочет ей навредить.
– Разве? – Конрад наклонил голову. – Скорее, она сомневалась в твоей способности восприятия окружающего мира?
Эмма нахмурила лоб:
– А в чем разница?
– О, разница разительная. Ты ведь знаешь, что трое свидетелей автомобильной аварии иногда предлагают четыре версии случившегося. При этом ни один не лжет, просто в стрессовой ситуации мозг сыграл с кем-то злую шутку.
– Возможно, но уж я-то знаю, намеренно ли подменила ее таблетки, а также изнасиловали меня или нет.
Конрад кивнул, и в тот же миг произошло нечто жуткое. Он изменился так внезапно, словно кто-то переключил тумблер. Отеческая улыбка исчезла так же быстро, как и лукавые морщинки вокруг глаз. Его взгляд стал твердым, почти жестким, острым, как игла для прошивки документов, лежащая на его столе. Нижняя челюсть выступила вперед, дыхание было спокойным.
«Так выглядит лиса, готовая наброситься на кролика», – подумала Эмма. И правда, ее заботливый ментор превратился в пресловутого звездного адвоката, перекрестных допросов которого боялись свидетели и прокуроры во всей Германии.
– Значит, ты уверена? – спросил он.
– Да.
Эмма сжала руки под кашемировым пледом в кулаки.
– Как и в том, что тебя подвергли принудительному лечению в ходе эксперимента Розенхана?
– Конрад, я…
– И все-таки ты заявила это слушателям твоего доклада. Показала им видео. Правда, у женщины был другой цвет волос, но ты сказала публике, что именно тебя лечили электрошоком.
– Да, но…
Вот и вырвалось. Это «но», которое все изменило. Эмма принялась тереть глаза в тщетной попытке сдержать слезы.
– Но я не знаю, почему соврала там, – сказала она и тут же поправила себя: – Или все же знаю. Я хотела сбить спесь с одного коллеги, его зовут Штаудер-Мертенс, надменный козел, который хотел поднять меня на смех своими вопросами. Это была большая глупость. Но…
Второе «но» повисло в воздухе, потому что не было ничего, что могло бы исправить ее вранье.
– Вопрос твоего коллеги мог быть триггером для твоей лжи. Но не причиной.
– Я сама это знаю.
Она отвернулась к окну. Смотрела на снег на озере. Мечтала оказаться там. Бездыханной, дрейфующей подо льдом.
– Конечно, знаешь, – не отступал Конрад. – Твоя специализация – псевдология. Ты понимаешь обстоятельства, которые могут вызвать патологическое влечение ко лжи.
– Конрад, пожалуйста…
Она повернулась к нему. Взглянула умоляюще, но защитник по уголовным делам не знал жалости и перечислял симптомы:
– Недостаток внимания в детстве. Эмоциональное отвержение родителями, в частности отцом. Незаурядная фантазия, которая помогает сбежать в иллюзорный мир, где самым близким человеком становится выдуманный друг, которого зовут, например, Артур.
– ПРЕКРАТИ! – Эмма сорвала плед с коленей. – Зачем мы вообще разговариваем, если ты все равно не веришь ни одному моему слову? – выкрикнула она и хотела вскочить с дивана. Но переоценила свои силы, качнулась назад и опрокинула чашку.
Крупные капли покатились с журнального столика прямо на белую часть ковра. На темном ворсе по краям – когда-то густого черного цвета, но со временем выцветшем и приобретшем коричневый оттенок – пятно было бы не так заметно.
– Мне очень жаль, Конрад. Черт, я не хотела. – Слезы снова навернулись Эмме на глаза, но она больше не пыталась их сдерживать.
– Не страшно, – услышала она слова Конрада, который рефлективно вскочил, и по сути он был прав. Пятнышко было незначительным, его выведут в любой химчистке, но Эмма все равно чувствовала себя так, будто осквернила его святыню.
Как назло, именно этот ковер!
Она знала, что значит для него эта старая вещь. Несколько десятилетий назад, еще будучи студентом, Конрад привез ковер из поездки в Тибет. Это была его первая крупная покупка, его талисман, – и она его испачкала.
– Куда ты собралась? – спросил ее Конрад, когда Эмма снова попыталась подняться с дивана.
Она показала на дверь рядом с выходом, которая вела в ванную комнату Конрада.
– За водой и мылом.
Он мягко покачал головой, снова превратившись в старого друга и наставника. Превращение также произошло за доли секунды, и, хотя Конрад не улыбался, его слова прозвучали тепло и дружелюбно, как раньше.
– Ковер абсолютно не важен, Эмма. Важно, чтобы ты рассказала мне правду.
– Я и пытаюсь, но ты пугаешь меня.
Конрад пожал плечами, словно говоря: «Знаю, но что делать?»
– Не позволяй себя запугать, – мягко попросил он Эмму и снова сел. – Я лишь играю здесь Адвоката Дьявола. Прокурор в суде будет пытаться вывести тебя из равновесия совсем другими приемами.
Эмма сглотнула. Ей хотелось, чтобы он обнял ее или хотя бы взял за руку, но Конрад просто смотрел, как она снова села. Лишь затем он поднялся, извлек из кармана брюк большой носовой платок и насухо вытер им стол. Темное пятно на полу проигнорировал.
– Прокурор вытащит наружу все твои темные тайны, по-другому он не может. Все-таки он хочет пожизненно упрятать тебя в тюрьму.
– Я знаю.
Эмма почесала голову надо лбом, справившись с желанием проверить длину волос. Высморкалась в платок, потом сказала:
– Я не хотела всего этого, ты мне веришь? Конрад слегка постучал себя пальцем по губам, потом сжал их и ответил после короткой паузы:
– Обычно я говорю в таких случаях: «Не в этом дело». Для меня не имеет значения, лжет ли мой подзащитный или говорит правду. Но сейчас все по-другому.
– Потому что мы друзья?
– Потому что я еще не знаю всей истории, Эмма. Расскажи ее! И не только то, что мне и так известно из документов по делу. Ты должна копнуть глубже. И рассказать о вещах, которые причиняют тебе боль.
Эмма видела его насквозь и понимала, что он имеет в виду. Он хочет услышать про трупы.
Ну что же…
Она сфокусировала взгляд, перевела его с камина и письменного стола на окно. Сквозь него было видно озеро, возле которого она, вероятно, уже никогда не сможет прогуляться.
Зато в ее голове были картинки, которые навсегда останутся с ней, как бы быстро она ни убегала от самой себя.
Например, мусорный бак с отрубленными частями тела.
Да, хорошая идея.
Почему бы не рассказать ему о мусорном баке?
Но сначала нужно объяснить, как она вообще оказалась в сарае и почему во второй раз вышла из дому, не заметив, что за ней наблюдает почтальон… Но обо всем по порядку.
Эмма откинулась на диване и сделала Конраду одолжение – направилась туда, «где было особенно больно».
Обратно в старый дом на Тойфельзе-аллее, в котором вскоре потеряет все, что ей когда-то было важно.
