Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 105 (всего у книги 346 страниц)

Глава 75

Они вышли из кабинета руководителя психиатрического учреждения и молча следовали за ней, пока не оказались перед огромной стеклянной двустворчатой дверью, за которой просматривался вестибюль «Каменной клиники».

В зале звучала тихая фортепианная музыка, и у фрау Зенгер возникло ощущение, что печальная мелодия тронула за душу не только ее. Шедшие рядом с ней гости внезапно перешли на шепот, явно не желая мешать игре пианиста.

– Это он?

Игравший на черном пианино сидел к ним спиной, но и этого было достаточно, чтобы понять, кто перед ними. Ведь в клинике никто больше не мог исполнять Шопена так страстно, хотя два пальца у него все еще не действовали в полную силу.

Винтер исполнял Ноктюрн № 2 ми-бемоль (Опус девять), произведение, которое Зенгер так любила.

– Он играет на пианино?

– Да, если помнит, что умеет это делать. Он очень одаренный человек. Если бы это было не так, то Винтер не смог бы переноситься в параллельные миры, так сказать, и жить там.

– Что вы подразумеваете под «параллельными мирами»? – поинтересовался Тилль.

– В этом вопросе для нас тоже мало что понятно. Похоже, что его связывает с нашей действительностью несколько констант, то есть неменяющихся отправных точек. Среди них и телефонный номер его жены Линды, которой он постоянно хочет позвонить, хотя она сейчас и запретила нам позволять это делать. В последний раз он думал, что разговаривает с вами, Рикарда, и заявил своей жене, что ее сын может быть еще жив.

– Подразумевая при этом Макса? – уточнила Рикарда.

– Совершенно верно, – кивнула в ответ фрау Зенгер. – Еще одной константой является его шурин Оливер Скания, уже давно покончивший жизнь самоубийством. Тем не менее Скания каждый раз появляется в новом мире, в котором воплощается Патрик Винтер. Так же как и «Улисс».

– Кто это? – спросил Тилль.

– Не кто, а что, – с улыбкой ответила фрау Зенгер. – Это книга Джеймса Джойса. Винтер думает, что в этом романе спрятан телефон, посредством которого он поддерживает связь со своими связными, которые его якобы сюда внедряют. Самое интересное, что в этом произведении нет никакого тайника. Это обычная книга в нашей библиотеке.

Проговорив это, руководитель клиники пояснила, что в своих галлюцинациях Винтер зачастую принимает за мобильник обычные предметы, такие как шариковые ручки или ложки.

Однако, когда одиннадцать дней назад она неожиданно вошла к нему в палату в лазарете, он пытался использовать как телефон пульт дистанционного управления, который незадолго до этого всучил ему Трамниц.

Садист, должно быть, распознал безумие Винтера и решил разыграть беднягу. Более того, маньяк воспользовался его состоянием, чтобы превратить в добровольного заложника при своем бегстве, намереваясь в дальнейшем замучить мальчика до смерти на глазах Патрика в его собственном доме, который пустовал со времени произошедшей с Винтером трагедии.

– Мы можем поговорить с ним? – спросила Рикарда.

– Боюсь, что это плохая идея, – ответила фрау Зенгер.

– Но если бы не… – начала было Рикарда и замолчала, тронутая звучанием музыки.

Фрау Зенгер, судя по всему, тоже заслушалась мощными аккордами, производимыми пианистом.

– Если бы не он, то сейчас Макса не было бы в живых, – закончил начатую женой фразу Тилль. – Винтер может быть и болен, но в своем заблуждении спас нашего мальчика.

В ответ фрау Зенгер грустно вздохнула и, дождавшись, когда исполнение произведения Шопена закончится, сказала:

– Это верно. Но судите сами.

С этими словами она указала рукой на зал.

Тут из-за елки вышел Симон и осторожно дотронулся до руки Патрика, который вопросительно посмотрел на санитара.

– Патрика Винтера только-только выпустили из комнаты интенсивного кризисного вмешательства, – пояснила фрау Зенгер, пока ее пациент закрывал крышку пианино и поднимался с табурета.

В этот момент Винтер обернулся и посмотрел на присутствовавших отстраненным взглядом, а затем поднял вверх руку, словно заметив посетителей возле стеклянной двери и желая подмигнуть им. Однако оказалось, что он просто хотел убрать с лица мешавшую ему прядь волос.

– Он выглядит таким потерянным, – со слезами на глазах заметила Рикарда, вспомнив свой разговор с прорицателем на автобусной остановке возле ресторана быстрого питания.

– А если я найду Макса? – спросила она тогда Гедеона. – Что произойдет потом?

– Это я вижу вполне отчетливо. Вы стоите перед закрытой дверью и плачете. В тюрьме, – ответил ей ясновидящий, садясь в автобус.

Словно почувствовав настроение Рикарды, фрау Зенгер тяжело вздохнула и сказала:

– Вы и представить себе не можете, как тяжело жить, постоянно стараясь убежать от себя самого. Причем каждый раз убеждаясь, что от собственной души улизнуть невозможно.

Руководитель клиники провела рукой по волосам и добавила:

– Его измученный разум отчаянно ищет для себя выход и, скорее всего, уже нашел.

Между тем Симон подошел к стойке выдачи лекарств и выкрикнул фамилию Винтера. Пациент еще раз посмотрел на дверь, а затем перевел взор на огромную рождественскую елку и, слегка пошатываясь, последовал на призыв санитара. Пока он шаг за шагом, чуть наклонившись вперед, удалялся от них, фрау Зенгер положила одну руку на плечо Рикарды, а другой коснулась Тилля, сказав:

– Боюсь, что Патрика Винтера, которого вы хотите поблагодарить, уже опять нет среди нас.

Глава 76

Седа

Шипение гидравлики просигнализировало ей о появлении нового посетителя. Седа поставила путеводитель по Риму на определенное для него место и подумала: «Кому в столь закрытом от внешнего мира учреждении, черт возьми, может понадобиться такой путеводитель?»

Увидев, кто поднимался по ступенькам к ней в автобус, она порадовалась тому, что ее мечты начинают сбываться. Ведь сегодня был ее последний день пребывания в клинике, и Симон сдержал обещание, доставив самых дорогих ее сердцу пациентов в библиотечный автобус.

– Рада тебя видеть! – смеясь, поприветствовала она Патрика, который медленно пробирался к ней по проходу.

Он выглядел усталым. Глаза у него опухли, а начавшие отрастать волосы на голове выглядели как щетина, отнюдь не улучшая его внешний вид. Седа сделала шаг навстречу, намереваясь обнять его, но он так резко остановился, что она решила пока воздержаться от этого.

«Боже мой! – подумала молодая женщина. – Я так нервничаю, как будто это мое первое свидание, а не последнее прощание».

При мысли об этом ее глаза наполнились слезами, но, поскольку ей не хотелось разрыдаться при Патрике, оставалось только говорить. Причем говорить не переставая, подобно водопаду. Это был единственный и лучший известный ей метод, который не позволял потерять самообладание.

– Хорошо, хорошо! – затараторила она. – Я знаю, что ты не хочешь этого слышать и, скорее всего, не понимаешь моей радости, но мне нужно выбраться отсюда. Тебе же придется пережить это. Договорились? Я очень тебе благодарна, честное слово! Спасибо тебе, что ты доверился Симону. Было проведено расследование. Уверена, что ты об этом знаешь. Ясное дело, что именно по его результатам Касову пришлось уйти в отпуск. Но тут помогли и твои показания. В его компьютере нашли какие-то материалы, и теперь, возможно, против него заведут уголовное дело. Но главное – я свободна!

Тут она засмеялась, как возбужденный подросток, в то время как Патрик застыл на месте с неподвижным лицом, словно его разбил паралич.

«Ладно, надо продолжать говорить, – решила она. – Нельзя останавливаться. Иначе он повернется и уйдет до того, как я выскажу все, что у меня накопилось».

– Мне жаль, что я не помешала ему так поступить с тобой, Патрик. Ты должен знать, что все написанное в протоколе допроса относительно твоего намерения убить своего сына Йонаса является ложью от первого до последнего слова. Он погиб в результате несчастного случая, а о сауне Ка-сов все придумал. Просто ему хотелось настроить против тебя Армина, чтобы психопат убил тебя. Ведь ему было известно, что Вольф ненавидит людей, которые умышленно мучают детей. Помнишь, я пыталась предупредить тебя в кафетерии? – Тут она снова засмеялась, но на этот раз менее естественно, а потом продолжила: – Но сейчас это уже не важно. Важно то, что благодаря тебе Касов остался в прошлом, а меня выпускают. И за это тебе огромное спасибо!

С этими словами она подошла к нему и обняла его заметно похудевшее тело. Однако Патрик никак не отреагировал. Как и во время ее бурного монолога, он продолжал стоять неподвижно, а в объятиях молодой женщины сделался даже еще более каменным. Заметив апатию Патрика, Седа отпустила его и отступила на шаг. Только после этого Патрик Винтер произнес свои первые слова:

– Мне кажется, что вы меня с кем-то перепутали.

Седа, не в силах сдержать подступившие слезы, проглотила образовавшийся у нее комок в горле, смахнула с глаз прядь волос и удрученно произнесла:

– Да. Скорее всего, так!

А что еще оставалось ей сказать?

Глава 77

Патрик Винтер

«Удивительно, – подумал он. – Насколько приятно пахла эта юная дама с янтарной кожей и азиатскими чертами лица, настолько странно она себя вела. Ничего примечательного в том, что ей известен мой псевдоним, нет. Ведь здесь, в клинике, это ни для кого не является секретом. Но о какой истории с Касовом она упоминала? И что за несчастный случай с Йонасом?»

Думая так, Патрик медленно направился вдоль стеллажей с книгами в библиотечном автобусе, намереваясь срочно найти нужный фолиант, стоявший, как ему сказали, на полке номер три, во втором ряду.

«О небо!» – мысленно воскликнул он.

Ему требовалось срочно позвонить шурину, чтобы проверить легенду, которой его снабдил Скания. Ее, несмотря на то что времени на проработку деталей по выполнению столь ответственного задания было в обрез, тот мог бы подготовить и лучше. Конечно, дело, связанное с так называемыми «фантомными» пациентами, требовало скорейшего раскрытия, ведь в средствах массовой информации уже появились репортажи о процветании незаконной торговли наркотиками в немецких клиниках. Стоило немного помедлить, и концы могли бы от него ускользнуть. К тому же от полицейского такого ранга, как Скания, большего ожидать и не приходилось. Он и так подготовил для него – журналиста, специализирующегося на разоблачении разного рода махинаций, в целом неплохую легенду и нашел относительно подходящую личность для маскировки. Ею являлся некий Патрик Винтер.

Однако кроме того, что этот Винтер ранее работал актуарием, ему ничего известно не было. Хорошо еще, что легенда предусматривала умение играть на пианино, что являлось подвластным и ему самому. Но это было единственным, что имелось у него общего с тем математическим гением.

Размышляя подобным образом, он посмотрел на Седу, не обращавшую на него больше внимания, и порадовался возникшей хорошей возможности разыскать требуемую книгу.

«Улисс». Где же ты прячешься?

Внимательно осматривая корешки книг, он наконец отыскал толстенный фолиант Джеймса Джойса именно там, где и сказал Скания, – прямо за Библиями на полке номер три, во втором ряду.

– Надеюсь, что ты, Скания, сдержал слово, и я найду здесь то, что мне нужно, – прошептал он и раскрыл толстенный фолиант, который, кроме него, в этой психушке явно никто в руках не держал.

«Ура!» – мысленно порадовался он, найдя то, что искал.

Как и обещал Скания, в выемке, располагавшейся посередине книги, находился мобильный телефон для экстренной связи с нужными людьми!

Порадовавшись находке, он поставил книгу на место позади Библий, ведь сегодняшний его визит в библиотечный автобус носил всего лишь проверочный характер – телефонный звонок последует только тогда, когда ему удастся обнаружить что-либо существенное.

После этого он двинулся в сторону выхода.

– Ты все нашел, что хотел? – спросила Седа, сидевшая с журналом на коленях на сиденье водителя автобуса.

– Да, спасибо.

Патрик остановился, и вдруг у него возникло довольно странное ощущение, что он уже где-то видел эту молодую женщину с темными волосами и еще более темными глазами. Это было даже не дежавю, а скорее мимолетная тень воспоминаний, представлявшая собой некое чувство особой связи между ними, хотя на самом деле они были друг другу абсолютно чужими людьми.

Хотя, возможно, он всего лишь принимал желаемое за действительность, потому что в нормальной жизни вряд ли осмелился бы даже заговорить с такой красивой женщиной.

Но здесь ему все равно нечего было терять, и поэтому он с улыбкой сказал:

– Вас скоро выписывают?

В ответ Седа застенчиво улыбнулась, что придало ему некоторой смелости.

– Если вы не возражаете, то оставьте мне номер своего телефона. Вы можете оставить его для меня в любой книге по вашему выбору.

– И ты будешь искать его во всех книгах подряд, пока не найдешь? – захихикала она.

– Возможно, – с улыбкой ответил он ей. – Но, скорее всего, на это у меня времени совсем не будет.

– Так уж и не будет?! – воскликнула Седа, и только по дрожанию ее нижней губы можно было догадаться, что она едва сдерживает слезы.

– Нет, – продолжая улыбаться, сказал он.

При этом Патрика сильно удивил появившийся на ее лице оттенок глубокой печали. Такое было весьма странным, как и то, что молодая женщина совсем недавно готова была расплакаться, пока внезапно не обняла его. Обняла так, как будто они были любовниками и прощались друг с другом по независящим от них причинам навсегда.

Ее нижняя губа снова дрожала, и ему вдруг захотелось обнять ее и раскрыть карты. Сказать, что никакой он не Патрик Винтер и даже не актуарий, что он вовсе не пациент, а работающий здесь под прикрытием журналист, специализирующийся на разоблачениях разного рода махинаций, который тоже скоро выйдет отсюда после завершения своего задания. Но такое вряд ли бы уложилось в хорошенькой головке этой красивой женщины. К тому же у него не было права ставить под угрозу свою секретную миссию.

Поэтому он только скромно протянул ей руку и этим ограничился.

Затем он вышел из библиотечного автобуса, дверь которого она открыла для него, и удалился, так и не обернувшись, чтобы еще раз посмотреть на эту необычайной красоты женщину.

На женщину, которая казалась ему удивительным образом знакомой.

Знакомой, как бывает знакомой книга, которую ты уже когда-то прочитал.

Причем прочитал давным-давно!

И совсем в другой жизни!

ПОСЫЛКА
^(роман)

…Все истории, если рассказать их до конца, заканчиваются смертью. И тот не правдивый рассказчик, кто утаит это от вас.

Эрнест Хемингуэй

Невозможно наблюдать за чем-то, не влияя на предмет наблюдения.

Принцип неопределенности Гейзенберга

После изнасилования в гостиничном номере, где останавливалась во время научной конференции, врач-психиатр Эмма Штайн больше не выходит из дома. Она единственная из нескольких жертв маньяка-психопата осталась в живых и боится, что преступник снова настигнет ее, чтобы завершить свое страшное дело.

Доведенная до паранойи, в безопасности Эмма чувствует себя только в своем маленьком особняке на окраине Берлина, но лишь до тех пор, пока однажды почтальон не просит ее принять посылку для соседа. Мужчины, чье имя ей незнакомо и которого она никогда не видела, хотя уже много лет живет на этой улице…

Пролог

Открывая дверь родительской спальни, Эмма не подозревала, что делает это в последний раз. Никогда больше, прихватив мягкую игрушку-слона, она не заберется в полпервого ночи в постель к родителям и не прижмется к маме, стараясь не разбудить отца, который во сне дергал ногами, бормотал что-то несвязное и скрипел зубами.

Сегодня он не дергал ногами, не бормотал и не скрипел зубами. Сегодня он только жалобно стонал.

– Папа?

Эмма ощупью пробралась из темного коридора в спальню. Свет полной луны, висевшей в эти весенние ночи над Берлином как полуночное солнце, просачивался сквозь задернутые гардины.

Прищурив глаза, которые каштановым занавесом прикрывала челка, Эмма различала обстановку: стеклянные ночные столики по бокам широкой кровати, плетеный сундук в изножье, шкаф с раздвижными дверями, в котором она раньше иногда пряталась.

Пока в ее жизни не появился Артур и не отбил охоту к игре в прятки.

– Папа? – прошептала Эмма и нащупала голую ногу отца, которая торчала из-под одеяла.

Сама Эмма была в одном носке, да и тот почти сполз и едва держался на пальцах. Другой носок она потеряла во сне, где-то по дороге от переливающегося замка Единорога к долине серебристого Паука, который иной раз вселял в нее ужас.

Но не такой сильный ужас, какой наводил на нее Артур.

Тот постоянно уверял ее, что он не злой. Но можно ли ему доверять?

Эмма крепче прижала к груди слона. Ее язык прилип к нёбу, как засохшая жвачка. Не расслышав собственного тонкого голоска, она повторила попытку.

– Папа, проснись. – И дернула его за палец на ноге.

Отец подтянул ногу и со стоном повернулся на бок. При этом он слегка приподнял одеяло, и Эмма почувствовала его неповторимый запах, который ни с чем не спутаешь. Даже с закрытыми глазами она смогла бы узнать отца среди десятка взрослых по одному его аромату. По этой простой и знакомой смеси запаха табака и одеколона, которую она с таким удовольствием вдыхала.

Эмма задумалась: не лучше ли попытаться разбудить маму? Она всегда готова помочь. А папа часто ругается. В большинстве случаев Эмма даже не успевала понять, что натворила, как двери в очередной раз хлопали с такой силой, что вздрагивал весь дом. Мама говорила, что отец и сам точно не знает. Просто он «хорлирик» или как-то вроде того и после очень сожалеет. Иногда, правда очень редко, он даже сам ей это говорил. Приходил к ней в комнату, касался ее мокрой от слез щеки, гладил по голове и объяснял, что быть взрослым не так просто из-за ответственности, проблем и всего прочего. Для Эммы эти редкие минуты были самыми счастливыми на земле, и именно о таком моменте она сейчас мечтала.

Как раз сегодня ей это было важно.

«Когда мне так ужасно страшно».

– Папа, пожалуйста, я…

Она хотела подойти к изголовью, чтобы дотронуться до папиного лба, и споткнулась о стеклянную бутылку.

«О нет…»

От волнения Эмма совсем забыла, что мама и папа всегда ставят рядом с кроватью бутылку воды на случай, если кто-то из них ночью захочет пить. Когда бутылка упала и покатилась по паркету, Эмме показалось, что через спальню с грохотом пронесся товарный поезд. От шума закладывало уши, словно темнота усиливала все звуки.

Зажегся свет.

С маминой стороны.

От неожиданности у Эммы вырвался пронзительный крик.

– Зайка? – услышала она голос матери, которая в свете лампы для чтения напоминала святую. Святую с растрепанными волосами и отпечатком от подушки на лице.

Отец Эммы тоже открыл глаза.

– Какого черта… – громко произнес он, обводя комнату невидящим взглядом и пытаясь сфокусироваться. Очевидно, что он очнулся от ночного кошмара и, возможно, еще не до конца сознавал происходящее. Он сел в постели.

– Что случилось, милая? – поинтересовалась ее мать.

Не успела Эмма ответить, как отец громко возмутился:

– Проклятое дерьмо!

– Томас! – одернула его мать.

Отец закричал еще громче, размахивая руками в сторону Эммы:

– Проклятье, сколько раз я тебе говорил…

– Томас!

– …чтобы ты не беспокоила нас по ночам!

– Но мой… мой… мой шкаф… – Эмма стала запинаться, и ее глаза наполнились слезами.

– Только не это, – продолжал ругаться ее отец. От попыток жены успокоить его он распалялся еще больше.

– Артур, – объяснила Эмма, несмотря ни на что. – Призрак. Он снова там. В шкафу. Вы должны пойти со мной. Пожалуйста. Иначе он может меня обидеть.

Отец тяжело вздохнул, взгляд его потемнел, губы задрожали, и на мгновение он показался ей таким, каким она представляла себе Артура: маленьким потеющим чертиком с большим животом и лысой головой.

– Ничего мы не должны. Эмма, немедленно убирайся, или тебе точно не поздоровится.

– Томас! – Она снова услышала возглас матери и отшатнулась.

Слова причинили Эмме боль. Сильнее, чем ракетка для настольного тенниса, которой ее случайно ударили по лицу на уроке физкультуры в прошлом месяце. Из глаз хлынули слезы. Словно отец залепил ей пощечину. Щека горела, хотя он даже руки не поднял.

– Ты не можешь так говорить со своей дочерью, – произнесла мать Эммы. Испуганным тихим голосом. Почти умоляюще.

– Я говорю с ней, как считаю нужным. Она должна наконец научиться не вваливаться к нам каждую ночь…

– Она шестилетний ребенок.

– А я сорокачетырехлетний мужчина, но с моими потребностями в этом доме, видимо, не считаются.

Эмма выронила слона и даже не заметила этого. Она повернулась к двери и вышла из комнаты, словно марионетка, управляемая невидимыми нитями.

– Томас…

– Что – Томас? – передразнил жену отец. – Я лег спать всего полчаса назад. Если завтра утром в суде я буду не в форме, если проиграю этот процесс, то с конторой все кончено. Тогда можешь забыть обо всем: о доме, о своей машине, о ребенке.

– Я знаю.

– Ничего ты не знаешь. Эмма и так вынимает из нас душу, но тебе непременно хочется вторую писклю, которая мне вообще спать не даст. Дерьмо. Я единственный зарабатываю деньги, как ты наверняка заметила. И МНЕ НУЖНО СПАТЬ!

Эмма прошла уже полкоридора, но голос отца не становился тише. Ее мать пыталась его успокоить:

– Тсс, Томас, дорогой. Расслабься.

– КАК Я ДОЛЖЕН РАССЛАБИТЬСЯ?

– Позволь мне. Пожалуйста. Я займусь сейчас тобой, хорошо?

– ЗАЙМЕШЬСЯ? С тех пор как ты снова беременна, ты только собой…

– Знаю, знаю. Это моя ошибка. Ну же, давай я…

Эмма закрыла дверь своей комнаты, и голоса родителей смолкли.

По крайней мере, они не долетали из спальни. Но по-прежнему звучали в ее голове.

«Немедленно убирайся! Или…»

Она вытерла слезы и ждала, когда в ушах перестанет шуметь, но шум не исчезал. Как не отступал и лунный свет, который в ее комнате казался ярче, чем в родительской спальне. Римские шторы на окнах были из тонкого холста, к тому же на потолке над кроватью светились наклеенные звезды.

«Моя кровать».

Эмма хотела забраться туда и поплакать под одеялом, но могла это сделать, только будучи уверенной, что призрак больше не прячется в своем укрытии. Что не напрыгнет на нее во сне и уже исчез, как происходило всегда, когда мама приходила с ней проверить.

Старый деревенский шкаф – чудовище с грубой резьбой на дубовых дверцах, которые, когда их открываешь, издавали скрипучий смех старой ведьмы.

Как сейчас.

«Хоть бы он уже исчез».

– Эй! – крикнула Эмма в черную дыру перед собой. Шкаф был такой большой, что ее вещи помещались в одной левой части. Другую половину занимали полотенца и скатерти мамы.

И еще в шкафу прятался Артур.

– Эй, – ответил призрак. Как всегда, его низкий голос звучал так, словно он прикрывал рот рукой. Или платком.

Эмма вскрикнула. Странным образом она уже не испытывала того глубокого, всепоглощающего ужаса, как в первый раз, когда в шкафу раздался глухой звук, и она пошла посмотреть, что там такое.

«Может, страх – это как пачка жевательного мармелада, – подумала она. – Я израсходовала его весь в спальне родителей».

– Ты еще здесь?

– Конечно. Думаешь, я оставлю тебя одну?

«Как бы я этого хотела».

– А что, если бы мой папа пришел проверить?

Артур тихо рассмеялся:

– Я знал, что он не придет.

– Почему?

– Он когда-нибудь о тебе заботился?

Эмма помедлила.

– Да.

«Нет. Я не знаю».

– Но мама…

– Твоя мама слабая. Поэтому я здесь.

– Ты? – Эмма шмыгнула носом.

– Скажи-ка… – Артур сделал короткую паузу и еще больше понизил голос. – Ты плакала?

Эмма кивнула. Она не знала, видит ли ее призрак, но, похоже, его глаза не нуждались в свете. Возможно, у него и вовсе не было глаз, Эмма точно не знала. Она еще никогда не видела Артура.

– Что случилось? – хотел знать он.

– Папа ругался.

– Что же он сказал?

– Он сказал…

Эмма сглотнула. Одно дело – слышать слова в голове, и совсем другое – произнести их вслух. Это больно. Но Артур настаивал, и она боялась, что он рассердится так же, как папа, поэтому повторила:

– Немедленно убирайся, или тебе не поздоровится.

– Он так сказал?

Эмма снова кивнула. И Артур действительно мог видеть ее в темноте, потому что отреагировал на кивок. Он осуждающе вздохнул, а потом произошло нечто абсолютно удивительное. Артур покинул свое убежище. Впервые.

Призрак, который оказался намного больше, чем она себе представляла, отодвинул в сторону несколько вешалок и, выбравшись наружу, погладил Эмму по волосам рукой в перчатке.

– Ложись в кроватку, Эмма.

Она подняла на него глаза и замерла. Вместо лица увидела собственное искаженное изображение. Как будто смотрела в зеркало, висящее на высокой черной колонне в комнате ужасов.

Лишь спустя несколько мгновений она догадалась, что на Артуре надет мотоциклетный шлем, в опущенном щитке которого отражается ее собственное искаженное лицо.

– Я сейчас вернусь, – пообещал он и повернулся к двери.

Было что-то знакомое в походке Артура, но Эмму отвлек острый предмет в его правой руке.

Прошло много лет, прежде чем она поняла, что это был шприц.

С длинной иглой, которая поблескивала в свете луны.