Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 143 (всего у книги 346 страниц)
Кроме того, мальчик по-прежнему был искренне убежден, что завтра утром должен убить кого-то на мосту. Если это так, то здесь и сейчас с ним просто ничего не может случиться.
Штерн чувствовал ход мыслей Симона. И поэтому точно знал, что сейчас случится, не вмешайся он немедленно.
У него оставалось еще пять секунд, прежде чем этот скот, которому он передал мальчика, покинет гостиную и уведет ребенка в темную комнату на другом этаже.
Штерн ошибся. Оба исчезли уже через четыре секунды.
* * *
Стационарный радар зафиксировал ее скорость – девяносто километров в час – недалеко от кладбища Вальдфридхоф. Она этого даже не заметила, но все равно сняла ногу с педали газа, потому что движение вдруг стало плотным.
«Что там впереди случилось?»
На уровне КПП Драйлинден все машины перед ней почему-то выстроились на правой полосе.
«Пробка? В это время?»
Тогда она должна быть в противоположном направлении: отдыхающие как раз возвращаются обратно в город.
Карина тоже перестроилась в правый ряд, сбросила скорость и посмотрела, что случилось. Полицейская машина перекрыла полосу обгона прямо перед светофором на перекрестке.
«Нет, нет, нет. Пожалуйста, только не это».
Почему она попала в мышеловку именно сейчас?
Она подъехала ближе к голубой мигалке и поискала глазами полицейского с жезлом регулировщика на обочине. Но там никого не было, а для организованной проверки на дороге колонна автомобилей на удивление равномерно продвигалась вперед. Большинство сворачивали направо к железнодорожной станции, чтобы не…
«О нет».
У Карины на глазах выступили слезы. Она отпустила руль и закрыла обеими руками рот. За полицейской машиной стояла серебристая малолитражка, у которой аварийный сигнал работал только с одной стороны. Борхерта нигде не было видно, но все равно не могло быть сомнений, чья это «королла».
«Анди устроил аварию. Заглох. О боже…»
Весь смысл случившегося дошел до Карины с небольшим опозданием. Несколько секунд ее мозг отказывался принимать правду. Это была не проверка на дороге. Ее не остановили и не арестовали. Происходило нечто гораздо худшее. Прямо сейчас. В этот момент. С Симоном. В каком-то месте, о котором знал только Роберт. И он надеялся на спасение, которое никогда не придет.
«А сейчас? Что сейчас?»
Карина могла думать только обрывочно. Судорожно искала подсказки, куда могли увезти Роберта и Симона. Она медленно покатила дальше, мимо «короллы», в колонне машин пересекла перекресток. Посмотрела в зеркало заднего вида. Два крепких полицейских пытались сдвинуть машину Софи с проезжей части.
Вдруг Карину осенило. Она оглянулась, уставилась на радиатор.
«Вот она, подсказка! Машина. Направление движения».
Нос машины показывал прямо. В направлении Потсдама. Немного, лишь микроскопическая подсказка для преследования. Но все равно. Карина ускорилась за перекрестком, подхлестываемая мыслью, что пока она хотя бы не сделала ни одной ошибки. Она ехала по правильной улице, в правильном направлении. Иррациональная надежда дала ей толчок, правда, только на двести метров.
«А теперь?»
Карина промчалась мимо дороги, ведущей к озеру Гросер-Ванзее, не зная, потеряла она уже след или нет.
* * *
– Выкрал из больницы? Что же с малышом?
Циничная женщина говорила как обеспокоенная тетушка, оружия, однако, не опускала, держала Штерна на прицеле.
– Надеюсь, мальчик ничем не инфицирован?
Не в состоянии ответить, Роберт все еще смотрел на пустой дверной проем, в котором исчез Симон в сопровождении похотливого старика. Он тяжело выдохнул и хотел задержать воздух.
Одна лишь мысль, что он дышит с этой женщиной одним воздухом, возможно, даже вдыхает часть того, что исторг ее рот, была невыносима для Роберта.
– Вам ведь ясно, что мы не платим за дефектный товар? – Лицо за солнечными очками гортанно засмеялось и закурило еще одну сигарету.
Штерн слышал шаги на лестнице. Шарканье кожаных туфель заглушало мягкое поскрипывание кедов Симона. Шаги удалялись, становились все тише.
– Эй-эй, не двигаться. – Женщина вытянула руку с пистолетом. – Это займет не много времени. Только сорок пять минут. Потом мой муж сделает первую паузу, и наступит моя очередь.
Она вытянула свои темно-коричневые накрашенные губы в поцелуе.
Штерна начало мутить, и он посмотрел на потолок. Шаги теперь раздавались прямо у него над головой.
– Сейчас начнется. – Губы женщины растянулись в гримасе, которая, вероятно, должна была изображать улыбку.
В следующий момент послышалась классическая музыка со второго этажа. Педофил оказался любителем оперы. Штерн узнал обрывки мелодии из «Травиаты». И впервые в жизни мечтал, чтобы Верди никогда не сочинял арии Виолетты.
– Ну ладно. – Она посмотрела на часы. – Давайте используем это время и поболтаем. Выкладывайте: чего вы хотите от нас на самом деле?
– Разве это не очевидно? – Штерн надеялся, она не заметит дрожание в его голосе.
Певица сопрано над ними запела еще динамичнее.
– Вы заказали мальчика. Я его привез.
– Глупости.
Женщина была умна. Не делала ошибки – не приближалась к нему. С такого расстояния она могла бы выпустить по нему всю обойму, а он не успел бы пробежать и половины пути от дивана, на котором сидел, до места, где она стояла. Единственное оружие, которое он все еще мог противопоставить ей, были его голос и сознание. Но и эти оба вот-вот ему откажут.
«Где, черт возьми, застрял Борхерт?»
– Вы не шпион. Вас самих разыскивает полиция. Не вращаетесь в наших кругах. И на адвоката тоже не похожи. Так почему вы откликнулись на наше объявление?
– Я могу вам все объяснить, – лгал он. На самом деле Роберт не имел ни малейшего понятия, что должен сказать или сделать, чтобы предотвратить страшное. Он снова услышал шаги над головой.
– Я слушаю.
Штерн судорожно искал правдоподобный ответ. Соображал, какой еще есть выход. Ведь у Симона наверху оставалось все меньше времени. Внешне Роберт старался оставаться спокойным. Внутренне был настроен на побег. Но из этой отчаянной ситуации не было выхода. Если он сейчас встанет, его убьют.
– Ну что? Вы вдруг язык проглотили? Это же совсем простой вопрос. Почему вы похитили ребенка из больницы и привезли его к нам?
Роберт вдруг заметил, что тяжелые шаги над головой оформились в определенный ритм. Сумасшедший танцевал! И в такт шаркающим ногам у него в голове вдруг появилась мысль. Штерн не сразу ее понял, но потом все резко прояснилось. Он мог кое-что сделать. Нечто глубоко отвратительное и извращенное, за что потом будет себя ненавидеть. Штерн кивнул, как человек, кому пришла в голову идея, и медленно поднял руку. Плавно, осторожно. Так, чтобы не спровоцировать никакой агрессивной реакции женщины.
– Что вы делаете?
– Отвечаю на ваш вопрос. Я покажу вам, зачем пришел сюда.
Женщина так высоко подняла бровь, что та показалась над оправой солнечных очков. Штерн положил правую руку себе на грудь. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Потом еще одну.
– И что это будет?
– Я могу снять пиджак?
– Если хотите.
Штерн скинул с плеч не только пиджак. Он расстегнул все оставшиеся пуговицы рубашки и через несколько секунд уже сидел на диване с голым торсом.
– И чем же все должно закончиться?
Вместо ответа, Штерн провел языком по губам. Потом сглотнул два раза. Он надеялся, что это будет выглядеть непристойно. На самом деле так он пытался подавить усиливающуюся тошноту.
– Ах, перестаньте. – Женщина снова подняла пистолет, который чуть опустила на какое-то мгновение. – Вот этому я сейчас должна поверить?
– Почему нет? Я здесь поэтому. – Штерн скинул по очереди черные кожаные туфли. Потом расстегнул ремень. – Вы же сами сказали: я не полицейский. И не шпион. Я просто возбужден. – Он вытащил ремень из брюк и бросил его женщине. – Подойдите ко мне. Убедитесь сами.
Штерн не видел ее глаз. Поэтому не знал, верна ли его теория. Но адвокатский опыт научил его: всегда существует какая-то приманка, которую можно сунуть под нос противнику, чтобы тот, как борзая, бросился в нужном направлении. Необходимо лишь найти эту приманку. У большинства людей это алчность, именно она толкает на поступки, о которых многие потом сожалеют.
– Вы ненормальный, – засмеялась женщина и потушила сигарету.
– Возможно. Но если хотите, я докажу вам, что не шучу.
Штерн снял носки и остался в одних лишь тонких костюмных брюках.
– И как же?
– Подойдите сюда. Дотроньтесь до меня.
– Нет, нет, нет. – Она не двинулась с места, но теперь целилась Штерну в пах. – Меня такое не возбуждает. Но я знаю кое-что получше.
– Что?
Штерн улыбнулся. На этот раз без притворства. Потому что она клюнула. Еще не до конца. Но он видел, как участилось ее дыхание, и слышал блаженный оттенок в голосе. Он затронул в ней какую-то неведомую струну. Вопрос лишь в том, правильную ли струну.
– Встаньте. – Женщина спиной вперед пошла к двери, все время следя за тем, чтобы расстояние между ними не сокращалось.
Он послушался. Наконец какое-то движение. Направление тоже правильное. Все лучше, чем безвольно сидеть на диване и ждать, что к голосу сопрано прибавятся крики Симона. По крайней мере, он так думал, пока женщина не сказала ему:
– Посмотрим, как вы заведетесь, когда понаблюдаете за моим мужем.
* * *
Карина внутренне скорчилась от паники.
Что ей сейчас делать? Ехать дальше прямо, по Кёнигсштрассе? Но как далеко, до моста Глиникер? Или повернуть направо, к воде? С тем же успехом она могла выбрать и любую улицу по левую сторону.
На пассажирском сиденье зазвонил сотовый. Он почти выскользнул из ее влажных пальцев, когда Карина попыталась его открыть.
– Борхерт? – слишком громко крикнула она.
– Холодно. – Страх пронзил ее насквозь, когда она услышала измененный голос.
– Кто это? Что вам от меня нужно?
– Холодно.
Сходя с ума от страха и переживаний за Симона, она попыталась собраться с мыслями. Вправо уходила Последняя улица. Карина почти что на нее свернула. Название подходило к ее положению.
– Что все это значит? Это игра? – спросила она.
– Горячо.
Пальцы правой руки Карины сами собой выстукивали по рулю нервную дробь. Неужели такое возможно? Она сейчас марионетка того Голоса, о котором рассказывал Роберт? Но почему?
Она перепроверила страшное подозрение одним простым вопросом:
– Я все еще еду в правильном направлении?
– Горячо.
«Действительно. Сумасшедший хочет поиграть со мной в жмурки».
– Хорошо. Я еду до Потсдама, да?
– Холодно.
«Значит, нужно свернуть раньше».
– Сюда? В Кюльманштрассе?
– Холодно.
– Тогда налево?
– Горячо.
Карина перестроилась в левый ряд и чуть не выехала на встречную полосу Кёнигсштрассе.
– Я скоро доеду?
– Горячо.
Она огляделась, но впереди нее и сзади ехали как минимум десять разных машин, грузовиков и два мотоцикла.
Было абсолютно невозможно вычислить среди них преследователя.
– Грассовег? Я еду в Грассовег?
Голос ответил положительно. Не обращая внимания на встречное движение, Карина резко повернула руль и чуть было не спровоцировала лобовое столкновение с грузовиком, перевозящим цветы. Водитель фуры резко затормозил и заскользил, опасно покачиваясь, на свободную соседнюю полосу. Неистовые автомобильные сигналы раздались, лишь когда опасность миновала и Карина уже мчалась по маленькому переулку с виллами.
– Это здесь? На этой улице?
– Холодно.
Она снова сняла ногу с педали газа. Уличное освещение было таким тусклым, что она с трудом могла прочесть, что стояло на табличке на следующей развилке.
– У маленького озера Ванзее? – наконец разобрала она.
– Горячо, – похвалил голос и впервые за весь разговор проявил какие-то эмоции. Мужчина смеялся.
Номер дома? Какой номер дома?
Карина обдумывала следующий вопрос на «да-нет», с помощью которого она сможет приблизиться к цели и спасти Симона.
– Больше ста?
– Горячо.
– Сто пятьдесят?
– Холодно.
Карине потребовалось еще семь попыток, прежде чем она остановилась перед шикарным четырехэтажным зданием с номером 121.
* * *
Самое важное правило, как выиграть безнадежный процесс против превосходящего противника, Штерн выучил не на юридическом факультете, а у своего отца.
«Ищите слабость в силе противника. Используйте его самое главное преимущество против него самого» – так звучал стандартный лозунг футбольного тренера в юношеском районном клубе.
Роберт задавался вопросом, поможет ли ему этот принцип и сегодня, когда речь идет не о голах, передачах или тактике обороны, а о его жизни. Пока его, босого и с голым торсом, выводили из гостиной, он мысленно анализировал свою позицию. Она была катастрофической. У женщины сразу несколько козырей. Большой девятимиллиметровый пистолет она держала в руке. Кроме того, насколько Штерн мог оценить, вилла герметично изолирована от внешнего мира. Разумеется, в пустующем выставочном доме все двери и окна закрыты и защищены от грабителей. Даже если он воспользуется расстоянием между ним и женщиной и сумеет добежать до запасного выхода, очень маловерятно, что он наткнется там на незапертую дверь или окно без наружных ставен.
«Большое расстояние, целящийся в спину пистолет, затворник в глухом доме – где слабость в ее силе?»
Мышцы на затылке Штерна напряглись, как всегда, когда он думал о неразрешимой задаче. За письменным столом в его кабинете это было бы верным признаком приближающейся мигрени.
Здесь же – он это знал – его ожидают боли пострашнее.
Свежеотциклеванные дубовые половицы устало заскрипели под ногами, когда Штерн начал подниматься по лестнице. С каждым шагом музыка наверху становилась громче, но шарканья уже не было слышно.
Он больше не танцует.
Штерн запретил себе думать о том, что мужчина вместо этого делает. В комнате. С Симоном.
– Не оборачиваться, – резко сказала женщина, когда он приостановился и оглянулся через плечо. Но не смог ничего рассмотреть. Штерн не знал, как далеко от него она стоит. Или идет. Судя по голосу, женщина могла как последовать за ним, так и остаться стоять внизу лестницы. В настоящий момент он видел только яркую полоску света и размытые контуры. Потому что его взгляд, к сожалению, упал на один из галогеновых прожекторов. Расположенные внизу, они погружали всю лестничную зону в неестественно белый свет, который вдобавок отражался от голых кремовых стен. Штерну пришлось моргнуть два раза, чтобы избавиться от теневых силуэтов, которые танцевали у него перед глазами.
И тут он увидел выход. Слабость женщины. Он находился сейчас примерно посередине изогнутой лестницы, и вот-вот у него появится возможность все изменить. Проблема в том, что Штерн не был уверен, удастся ли его план. Он мог лишь надеяться.
Нужно рискнуть и попробовать – возможно, это окажется его самой большой и последней ошибкой.
* * *
Карина вылезла из машины и обошла здание в поисках признаков жизни.
– Здесь?
Она посмотрела наверх. Шестиугольная купольная крыша выдавалась вперед над пшенично-желтой, недавно отреставрированной виллой эпохи грюндерства[118] 118
Эпоха грюндерства – период в экономическом развитии Германии и Австро-Венгрии в XIX веке до экономического кризиса 1873 года.
[Закрыть]. Ни на одном этаже не горел свет. Везде были опущены жалюзи или закрыты ставни.
– Горячо, – ответил Голос, и Карина, пытаясь удержать равновесие на онемевших ногах, направилась к кованым садовым воротам. К ее удивлению, они были не заперты.
«И что сейчас?»
Она расстегнула молнию маленькой сумочки на поясе, которая была частью ее костюма бегуньи. Между лекарствами Симона, наличными и некоторыми мелочами, которые Штерн дал ей на сохранение, лежал газовый пистолет «Рём RG 70». Подарок Борхерта.
– На всякий случай, – сказал он, вручая его. – Маленький и симпатичный. Словно создан для нежных женских рук.
Ощущение нереальности охватило Карину, когда она направилась по гравийной дорожке к дому. Еще ни разу в жизни она не держала в руках оружия. Тем более с намерением применить его против людей.
– Открыто? – спросила она, подойдя к затейливо украшенной входной двери, но на сей раз не получила ответа. Карина осторожно надавила на неподатливое тяжелое дверное полотно. Закрыто. Заперто.
Она обернулась, но в сумеречном свете старых фонарей было невозможно что-либо рассмотреть. Ни прохожих. Ни преследователей. Ничего, кроме шума близлежащей Кёнигсштрассе.
– Как мне попасть внутрь? – спросила она незнакомца на другом конце провода. – Через черный вход?
Снова никакого ответа. Только хриплое дыхание.
Карина посмотрела на подъездную дорожку к подземному гаражу в правом крыле виллы, заметила на влажной листве свежие следы от шин и продолжила, стоя спиной к входной двери:
– Гараж? Правильно? Попытаться через гараж?
Голос молчал. Дыхание тоже замерло.
– Черт! – воскликнула она. «Сейчас нельзя терять времени. Я не могу обыскивать тут все, в то время как Симона там внутри мучают и…»
Правой рукой она сжала рукоятку пистолета, указательным пальцем левой дотронулась до латунной кнопки звонка. Она не детектив, не профессиональный полицейский. У нее нет шансов. Она не может победить. В лучшем случае помешать…
– Я сейчас позвоню, – сказала она в трубку и нажала на кнопку.
– Холодно, – прозвучал сонорный голос рядом с ее головой.
Сначала Карина почувствовала резкую вспышку боли между висками. Затем свет померк.
* * *
Каждая ступень была настоящей пыткой. Но с очередным шагом он приближался к возможному концу. Правда, речь шла не о нем. Его смерть удостоилась бы краткого упоминания в какой-нибудь районной газетенке. И поделом. Потому что гораздо более страшная трагедия разыгрывалась в нескольких метрах от него, в комнате, откуда гремела итальянская опера.
«И это только моя вина», – подумал Штерн.
Он притворился, что слегка потерял равновесие, и оперся левой рукой о стену.
– Что? Уже ослабели, а ведь еще ничего не началось.
«Хорошо, она прямо за мной. Нас разделяет только несколько ступенек. Видимо, не хочет, чтобы я повернул за угол и ушел из-под прицела».
Штерн подумал, что ему нужно двигаться быстрее. И держаться левой стороны. Подальше от перил. Всего лишь пять ступеней.
Прихожая, в которую вела лестница, становилась видна все отчетливее. И терракотовый горшок с искусственным папоротником рядом с перилами казался внушительнее с каждым шагом, который Штерн делал ему навстречу.
«Зачастую самые простые приемы оказываются наиболее эффективными», – промелькнула в голове Штерна еще одна мудрость отца. Удастся ли ему провернуть свой простой трюк, зависит сейчас исключительно от четырех невзрачных квадратов из пластика.
Еще две ступеньки.
Штерн осторожно пошевелил пальцами. Словно раненый, которому наконец-то сняли гипс, он почувствовал, как кровь устремилась в пальцы. Лучше бы ухватиться правой рукой, но это было бы слишком заметно.
Еще одна ступенька.
Теперь он окинул взглядом всю прихожую, где – кроме коричневого приставного столика, на котором лежал раскрытый рекламный проспект с объектами недвижимости, – не было ничего ценного. В том числе и окна. К счастью!
Штерн шагнул на последнюю ступень, словно ступал на крошащуюся льдину. Он подавил желание оглянуться, задержал воздух, полностью сконцентрировался на приближающихся секундах и даже заставил себя игнорировать тихое мурлыканье мужского голоса, которое вместе с арией доносилось до них в коридор.
«Симон не может быть далеко».
– Идите налево, третья дверь с правой стороны. Вы слышите партию…
Женщина не смогла закончить фразу. Помешал пронзительный, резкий звук, который с двойной силой отразился от голых стен.
Штерн воспользовался неожиданным звонком в дверь, чтобы в последнем жесте отчаяния изменить ситуацию. Он просто нажал на выключатели, которые располагались в конце лестницы на уровне плеча. Именно в этой слабости и заключалась сила: ему перекрыли все пути отступления, возможность побега была равна нулю. Но защищающие от взлома жалюзи не пропускали свет. Как только Штерн сверху вниз провел рукой по выключателям, и галогенные лампы погасли, лестничная зона погрузилась в полную темноту. Темноту, которая помогла ему схватить искусственный папоротник и столкнуть женщину вместе с терракотовым горшком вниз по лестнице.
В теории.
На практике все оказалось иначе. Уже на первом выключателе Штерн признал свое поражение. Потому что темнее не стало. Наоборот. По всей – до этого момента сумрачной – прихожей прокатились световые волны. Он не выключил, а включил дополнительные лампы на втором этаже. И педофилке-психопатке за спиной теперь ничего не стоило прицелиться и одним точным попаданием застрелить его.
* * *
В комнате оказалось так много удивительного для Симона. Все началось со странных звуков, которые издавали его кеды, когда он шел по блестящему полу. Сев на край металлической кровати, Симон заметил в красновато-сумеречном свете затемненной комнаты, что весь паркет застлан прозрачной строительной пленкой.
Мужчина запер дверь, вытащил ключ из замочной скважины и подошел к черному штативу в углу. На нем была закреплена маленькая цифровая камера, объектив которой смотрел прямо на кровать, куда должен был сесть Симон. Мужчина нажал на кнопку, и рядом с линзой замигала маленькая красная точка. Затем мужчина подошел к единственному окну, задернутому тяжелыми шторами болотного цвета, и включил маленькую стереоустановку.
– Ты любишь музыку? – спросил он.
– Когда как, – прошептал Симон, но мужчина его уже не слушал. Он двигался в такт мелодии, которую играл CD-плеер. Симон не был уверен, нравится ли ему эта музыка. Он уже слышал нечто подобное в кабинете директрисы приюта и не пришел в восторг.
Мужчина в халате тем временем закрыл глаза и производил впечатление человека, который унесся мыслями далеко-далеко. Симон хотел встать и уйти. Он слышал о таких типах. Однажды в школу даже приходил полицейский и показывал им фотографии мужчин, с которыми нельзя никуда ходить. Хотя этот выглядел совсем по-другому.
Неожиданно музыка заиграла громче, и Симон закашлял. Ему вдруг стало нехорошо. Он прислонился к спинке кровати и подождал, пока пройдет приступ слабости. На невысоком стеклянном столике рядом с кроватью он заметил разные медицинские приспособления.
«Что это?»
И вот тут появился страх, внутренний трепет, который, по сути, был абсолютно ничем не обоснован. Мужчина не мог сделать ему ничего плохого. Из-за того, что случится завтра. В шесть утра Симон встретится с кем-то на мосту. Пока он держится за эту мысль, ни о каком страхе не может быть и речи.
Но подавленность Симона все равно усилилась, когда он увидел шприцы.
Это было знакомо ему по больнице, но даже там он никогда не видел таких огромных шприцов. Он также не мог объяснить предназначение серебристой металлической ленты, которая лежала между скальпелем и маленькой пилой на зеленой войлочной подложке. Она напоминала миниатюрную велосипедную цепь с прищепками на обоих концах.
– Подойди-ка ко мне.
К тому моменту прошло уже несколько минут, пока мужчина самозабвенно танцевал. Его голос звучал дружелюбно. Симон, который ненадолго закрыл глаза, взглянул на него и тут же отвел взгляд. Мужчина сбросил халат себе под ноги и остался в одних латексных перчатках.
– Ну, давай же.
– Зачем? – спросил Симон и подумал о Роберте.
– Принеси мне ту штуку с кровати, будь добр.
Симон проследил за взглядом мужчины. Он снова закашлял и почувствовал себя еще слабее. Однако взял нужный предмет с грязного матраса, на котором не было ни чехла, ни постельного белья.
Он поднялся и, слегка шатаясь, подошел к мужчине. С каждым шагом силы покидали его. В левой руке снова началось покалывание, и Симон надеялся, что Штерн наконец вытащит его отсюда.
– Молодец! – тяжело дыша, сказал мужчина и замер, не закончив вращения. Протянутой рукой, в которой до этого держал ладонь невидимой партнерши, он нежно коснулся до плеча Симона. Один раз, другой. Потом рассмеялся, словно над удачной шуткой.
– Ты знаешь, что очень красивый?
Симон помотал головой.
– Очень. Но ты можешь быть еще красивее.
– Но я не хочу.
– Поверь мне.
Симон почувствовал, как у него из рук с силой вырвали пакет. Потом вдруг ничего не стало видно. Симон хотел вдохнуть, но у него не получалось. Пластиковая пленка обтянула его лицо и на несколько миллиметров даже попала в рот. Он собрал последние силы и вскинул руки, чтобы сорвать пакет с головы, но мужчина схватил его за запястья и скотчем связал руки у Симона за спиной. Симон хотел закричать, но для этого ему не хватало воздуха. Вместо кислорода он втянул лишь клочок волос: его парик съехал, когда мужчина натянул ему на голову пакет.
– Да, вот так красиво, – услышал он нашептывание голого мужчины, который тянул его туда, где Симон только что сидел. К кровати. – Намного лучше.
Симон старался вырваться и слепо метался во все стороны, наталкиваясь то на что-то мягкое, то на голень мужчины, но скоро понял, что вредит только себе самому.
Он все больше уставал, слабел, в то время как его легкие, казалось, вот-вот лопнут. Поэтому его не сильно удивил громкий хлопок, который вдруг заглушил музыку.
Выстрел в коридоре ошеломил мужчину, и тот замер на мгновение, но потом усмехнулся и оторвал длинный кусок скотча, чтобы обмотать его вокруг шеи мальчика. Лишь тогда у него освободятся обе руки. А они ему сейчас понадобятся.
* * *
Вместе с выстрелом для него взорвался весь мир вокруг. Мучения после хлопка были невыносимы, но ощущались не там, где он ожидал. Штерн потерял равновесие и упал головой вперед прямо на цветочную вазу. Он был уверен, что перед смертью увидел в животе выходное отверстие от сквозного огнестрельного ранения. Вместо этого оглох, зашелся сильным кашлем, а каждый глоток воздуха обжигал его изнутри. Казалось, что прошла целая вечность. Он уже почти поверил, что ослеп, когда понял, что произошло.
Слезоточивый газ.
Пистолет был заряжен не смертоносными патронами. Эти извращенцы, может, и педофилы, но на убийство не способны. Или же сумасшедшие убивали по-другому. Возможно, обыкновенная пуля не доставляла им удовольствия.
Штерн понял, что его догадки ошибочны, когда женщина у него за спиной вдруг тоже закашляла.
– Черт, – выругалась она, но даже одно это слово было сложно разобрать, потому что слизистые оболочки ее носа работали как два Ниагарских водопада.
Штерн перевернулся на живот и посмотрел вниз на лестницу. Его глаза слезились, как будто в них попало моющее средство для туалета, но сквозь пелену он увидел, что женщина стоит всего несколькими ступенями ниже. Она согнулась и терла глаза, потому что у нее тоже не было защитной маски.
«Значит, она не знала, чем заряжен пистолет», – догадался Штерн. Сумасшедшая парочка просто блефовала. Оба попросту неопытные. Вероятно, ни разу не проверяли пистолет. И премьера только что провалилась.
Штерн попытался встать. То, что произошло затем, было так же неожиданно, как и хлорное облако. Он зашатался, пол начал уходить у него из-под ног. Думая, что двигается в сторону коридора, Штерн сделал шаг в пустоту – и покатился по лестнице.
Резкая боль пронзила его спину, когда он, как торпеда, врезался в женщину. Грохот на лестнице был настолько громкий, что Штерн больше не мог понять, чьи именно части тела ударяются с такими глухими звуками. Уже второй раз его голова со всей силы налетела на что-то твердое – скорее всего, на ступеньку. Из носа хлынула кровь. Штерн на животе заскользил вниз, и от боли в левой ноге у него из глаз посыпались искры. Во время падения он ступней зацепился за перила и теперь всем своим весом «повис» на лодыжке.
Разрыв связок. Растяжение. Внутрисуставный перелом. Судя по боли, все сразу, но Штерну было все равно. Осторожно освободившись, сквозь пелену слез он смог разглядеть, что его противнице внизу лестницы досталось сильнее: она не шевелилась, а колено, как, впрочем, и все тело, было вывернуто совершенно неестественно. Штерн подтянулся, опираясь на перила, вздрогнул, как от бормашины дантиста, когда попытался опереться на левую ступню, и попрыгал на одной ноге вверх по лестнице. Казалось, что его слизистые оболочки горят и растворяются сами собой.
Третья дверь направо, сказала она. Указание было ненужным. В его состоянии Штерн мог воспринимать окружающий мир только на слух. Музыка по-прежнему раздавалась из-за массивной дубовой двери, ручку которой Штерн дергал.
Заперто.
Роберт принял решение за доли секунды. Он побежал назад, не обращая внимания на ужасную боль, которая словно гвоздями пронизывала его левую ногу при каждом шаге. Схватился за горшок, который едва смог приподнять, потому что вместо земли тот был наполнен тяжелыми белыми камешками. Тогда он протащил горшок за собой по полу несколько метров, поднял его обеими руками, игнорируя хруст позвоночника, и с размаху ударил по двери – там, где ее легче всего было повредить. Ручка оторвалась, а вместе с ней расшатался и примитивный дверной замок. Штерн налег плечом на податливое дверное полотно. Раз. Другой. Пока наконец, уже опьяненный болью, не ввалился в комнату.
То, что его там ожидало, было хуже всего, что Штерн видел в своей жизни. Внутри его все кричало: «Слишком поздно!»
* * *
Сначала он заметил мужчину. Голого. В поту и парализованного от испуга. Его слишком медленно опадающая эрекция, видимо, полностью подавила в нем естественную реакцию к бегству. Вместо этого он лишь поднес обе руки к лицу, защищаясь.
Штерн повернулся к кровати и понял, что фигура без лица – это Симон, который, связанный, с дешевым полиэтиленовым пакетом на голове, неподвижно лежал на изношенном матрасе.
– Я могу все объяснить, – начал мерзавец, в то время как Штерн, ослепший от слез, ярости и боли, похромал к камере, схватил штатив и, как бейсбольной битой, ударил им по челюсти старика. Мужчина повалился назад и при падении задел музыкальную установку, которая рухнула на пол. Музыка Верди прервалась в тот самый момент, когда Штерн подскочил к кровати, схватил Симона за голову и проделал отверстие в пакете.
Потом ему захотелось кричать. От бесконечного облегчения. Он сделал все неправильно, но все-таки не проиграл. По крайней мере, что касается Симона. Ребенок закашлялся, как тонущий человек, которого только что вытащили из воды, и никак не мог успокоиться. Для Штерна эти свистящие звуки, с которыми Симон втягивал воздух в легкие, были красивее любой симфонии.
– Мне так жаль, мне так жаль, – забормотал Штерн и притянул к себе мальчика, который теперь сидел на кровати, полностью освободил Симона от пластикового пакета и обхватил его голову руками, как нечто ценное, стараясь не прижимать его к своей испачканной кровью и грязью груди.
– Все… все хорошо. – Симон судорожно глотнул воздух и со свистом выдохнул. Потом с трудом перевел дух и шмыгнул носом. Штерн немного отстранился от него. К счастью, газовое облако пока оставалось в коридоре. Но он боялся, что одних лишь частиц, осевших на его волосах, достаточно, чтобы усугубить состояние Симона.
