Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Корн

Было уже около полуночи, когда Рэндал Корн подъехал к продуктовому магазину на Дьюк-стрит, сразу вслед за патрульной машиной шерифского управления. Выбравшись из своего «Ягуара», он открыл багажник и достал туго набитую спортивную сумку из коричневой кожи. Проходя мимо патрульной машины, постучал в боковое стекло. Помощник шерифа Леонард повернул к нему голову и кивнул.

Корн подошел к двери рядом с продуктовым магазином. На панели домофона было три кнопки. Он нажал на кнопку второй квартиры и выждал. Оглядел улицу – вокруг вроде никого. В паре сотен ярдов у тротуара стояло несколько машин, но тоже никакого движения. Потом опять нажал на кнопку. На сей раз из динамика послышался ответ:

– Да?

– Это управление шерифа, откройте, – сказал Корн.

Затрещал замок, и он толкнул дверь. Перед ним протянулся небольшой узкий коридор, ведущий к лестнице. Поднявшись по ней, Корн обнаружил еще один коридор и три двери. Две квартиры располагалась справа, прямо над продуктовым магазином, и еще одна – слева. Двинувшись налево, он постучал в дверь квартиры под номером два.

Сэнди Бойетт приоткрыла дверь – совсем чуть-чуть, не снимая цепочки – и посмотрела на Корна.

– Снаружи полиция. Выгляните в окно, а затем вернитесь и откройте эту дверь. У вас большие неприятности, мисс Бойетт, – сказал Корн.

Она не стала закрывать дверь, оставив ее все-таки слегка приоткрытой. Цепочка по-прежнему была на месте. Корн прислушался к шлепанью босых ног Сэнди по полу ее квартиры, клацанью открываемых и закрываемых жалюзи. Потом услышал еще какой-то шорох и торопливые шаги. Как будто она поспешно наводила порядок. Сэнди вернулась, сняла цепочку, и дверь открылась.

– Что вам нужно? – спросила она.

Корн вошел внутрь и сказал:

– Я здесь для того, чтобы посмотреть, смогу ли я помочь тебе избежать тюрьмы, Сэнди.

На ней была пижама с Минни Маус, волосы растрепаны после сна. Единственная лампа в углу квартиры испускала совсем слабый свет. Эта комната была в квартире единственной – с кроватью в одном углу, кухонной раковиной и туристской газовой плиткой в другом. Одна дверь вела из этой студии в помещение, которое, как предположил Корн, было кладовкой, переоборудованной в крошечную ванную комнату с туалетом и душем. По сторонам от этой двери стояли низенький столик и два кресла: одно кожаное, прорванное снизу, а другое обитое зеленой тканью, подлокотники и подушка которой давно выцвели и вытерлись.

– Тебе лучше присесть, – сказал Корн, усаживаясь в кожаное кресло.

Сэнди встала перед ним, скрестив руки на груди.

– Что, черт возьми, все это значит? Я ничего такого не сделала.

Корн поставил кожаную спортивную сумку на стол, расстегнул молнию и приоткрыл ее, чтобы показать плотные пачки пятидесятидолларовых банкнот.

– Уже поздно, а утром тебе нужно быть в суде. Давай не будем придуриваться, Сэнди. Я знаю, что ты разговаривала с Эдди Флинном и он предложил купить твой голос в жюри присяжных по делу Дюбуа. Я не могу этого допустить. Я знаю все, кроме того, сколько он тебе платит. Полагаю, он не хочет вызывать подозрений, поэтому отправит тебе деньги через… шесть месяцев после оглашения вердикта?

Сэнди ничего не сказала, но Корн заметил, как на шее у нее вздулась жилка, а кожа вокруг нее покраснела.

– Что ж, разумно. Флинн вообще умен. Твои гарантии заключаются в том, что ты можешь разоблачить его, если он не заплатит, и, конечно, ему есть что терять. Полагаю, именно так он тебе это и подал?

– Это неправда, – ответила она, после чего явно собиралась сказать что-то еще, но передумала.

Склонив голову набок, Сэнди плотно сжала губы. Корн догадался, что она ждет, когда он выскажется до конца.

– Я не могу ждать так долго, чтобы разоблачить Флинна. Вот твой выход из положения – ты голосуешь за «Виновен» в конце процесса. И не мечтай, что тебе удастся скрыть свой выбор: я могу провести опрос присяжных после вынесения вердикта. Твое решение по нему будет документально зафиксировано. Как только я получу обвинительный приговор по делу Дюбуа, то потребую ареста Флинна. Ты официально засвидетельствуешь то, что он подкупил тебя этими деньгами, – сказал Корн, указывая на спортивную сумку. – Пятьдесят тысяч долларов. Более чем достаточно, чтобы купить твой голос. Ты будешь свидетелем, сотрудничающим с прокуратурой округа, и в обмен на это тебе не будут предъявлены уголовные обвинения. Ты выйдешь сухой из воды, Сэнди. А если ты откажешься, я прикажу арестовать тебя прямо сейчас. Ты отсидишь пятнадцать, а может, и все двадцать лет. Я не дам тебе много времени на принятие решения, потому что выбирать тут особо нечего. Мое предложение уйдет отсюда со мной всего через пять секунд. А потом сюда поднимутся копы и арестуют тебя. Сделай правильный выбор.

Он начал считать про себя. Сэнди нервно вздохнула, провела рукой по волосам, затем закрыла ими лицо.

– Три, – вслух произнес Корн.

Она обхватила себя руками за плечи и кивнула.

– Вы собираетесь арестовать меня за то, чего я не совершала… Да, я разговаривала с Флинном. Я продала ему свою машину около недели назад. Он хотел знать, почему я не сказала судье, что встречалась с ним раньше. Вот и всё.

– Двадцать лет, Сэнди. Подумай об этом. Это твой последний шанс. Ты соглашаешься дать показания. Заявишь под протокол, что Флинн подкупил тебя, или твоя жизнь на этом закончена.

Сэнди наконец опустила голову, кивнула.

– Я не хочу попасть в тюрьму, я сделаю это.

Губы Корна раздвинулись в некоем подобии улыбки.

– Ну вот и умница. Только не подведи меня. Сейчас помощник шерифа Леонард поднимется сюда и сфотографирует эти деньги. Просто в качестве доказательства, что они у тебя есть. Можешь называть это страховкой. И даже не думай сказать об этом Флинну. Если я не смогу упрятать за решетку его, мне придется довольствоваться тобой.

Пастор

– Все уже тут? – спросил Грубер.

– Все, кроме Фрэнсиса, – ответил Пастор.

– Эта жара просто убивает меня, – пожаловался профессор, вытирая лоб носовым платком, прежде чем осторожно перешагнуть через ствол упавшего дерева. Маленький фонарик, который он держал в другой руке, светил едва-едва. Пробираясь по лесу, Грубер пытался не отставать от Денвира, который шел впереди, прокладывая путь. Пастор двигался самым последним, вслед за Грубером.

– Почему мы всю дорогу встречаемся черт знает где? – продолжал ворчать Грубер.

– Потому что завтра седьмой день. До расплаты уже всего ничего. Все приготовления практически закончены, и я не хочу, чтобы нас видели вместе. Никто не появляется здесь в такое время суток. Ни охотники, ни рыбаки. Нам нужно все окончательно обсудить. Убедиться, что мы готовы, – сказал Пастор.

Впереди показалась поляна, и, когда они вышли из-за деревьев, местность начала подниматься вверх, образуя нечто вроде крутого берегового откоса.

– Некогда Локсахатчи протекала прямо через эту часть леса, – сказал Пастор.

Грубер промолчал. История этой местности его ничуть не интересовала – то, чего Пастор никогда не понимал. Грубер был человеком науки. Ему нравились цифры, химические вещества, реакции, которые можно было предсказать, основываясь на объективных данных. Личный круг чтения привел его к тому, что он применил свой научный ум к некоторым из самых отвратительных социальных теорий. Был готов обсуждать эти темы часами. Евгеника [321] 321
  Евгеника – учение о селекции применительно к человеку, ставшее одной из теоретических основ нацистской идеологии.


[Закрыть]… Контроль за рождаемостью… И, естественно, в итоге и то, что Грубер именовал «радикальной расовой теорией», хотя, конечно, в этом не было ничего радикального. Только не для Пастора. Для него все это было предельно ясно и продолжалось на протяжении более двух тысяч лет. Белая раса, несомненно, высшая и доминирующая раса на планете. Которая не должна разбавляться кровью других людей. Об этом говорится в Библии. По мнению Пастора, день, когда Соединенные Штаты отменили рабство, был ошибкой. Библия не объявляла рабство вне закона – не называла его грехом. Это был естественный ход вещей.

– Посмотрите-ка туда, – сказал Пастор, посветив фонариком на участок откоса.

В густой траве там виднелось небольшое скопление цветов, которые отчаянно пытались подняться выше окружающих их зеленых стеблей.

– Белые камелии, – сказал Пастор. – Видите, как эта сорная трава пытается их задушить? Мы не можем допустить, чтобы нечто подобное случилось и с нами, джентльмены. Мы должны быть сильными и стремиться к солнечному свету.

– Далеко ли еще? Я нигде не вижу остальных, – сказал Грубер.

– Они на другой стороне, – сказал Денвир, стоя на вершине откоса и светя фонариком в лощину внизу.

– Очень скоро мы все будем вместе, – заверил Пастор.

В «Белой камелии» их было семеро, включая Пастора.

Брайан Денвир, узколобый фанатик, который искренне верил в то, что в Розуэлле действительно побывали инопланетяне [322] 322
  Розуэлльский инцидент – «городская легенда» о крушении неопознанного летающего объекта близ г. Розуэлл в штате Нью-Мексико, США, в июле 1947 г., распространившаяся после обнаружения за городом каких-то непонятных обломков. Инцидент стал основой для теорий заговора, утверждающих, будто информация о крушении летающей тарелки скрывается правительством Соединенных Штатов. В 1994 г. ВВС США опубликовали отчет, в котором разбившийся объект был идентифицирован как аэростат для наблюдения за ядерными испытаниями. Благодаря инциденту название города часто ассоциируется с НЛО. Город извлек выгоду из этого события, став столицей всяких уфологических мероприятий. На официальной печати Розуэлла теперь изображен маленький зеленый человечек.


[Закрыть]; верил в масштабный правительственный заговор демократов, в результате которого «глубинное государство» управляло бандой педофилов из подсобки вашингтонской пиццерии [323] 323
  Имеется в виду так называемый «Пиццагейт» – появившаяся в 2016 г. теория заговора, согласно которой влиятельные сторонники Хиллари Клинтон, баллотировавшейся тогда на пост президента США, были связаны с тайной организацией педофилов, скрывающейся под вывеской пиццерии «Комет Пинг-Понг» в Вашингтоне.


[Закрыть], а также в то, что нацисты по крайней мере в чем-то были правы – они просто делали это не так, как надо. После Брайана появился Грубер, а затем еще трое. Ричард Барнс был богатым фермером, выращивавшим арахис, который просто обожал свои стволы и флаг Конфедерации и за всю свою жизнь не нанял ни одного афроамериканца. Следующими были два брата – один врач, а другой юрист. Братья Рид выросли в Мобиле и никогда ни в чем не нуждались. Упорный труд помог их отцу продвинуться по службе в полицейском управлении Мобила до довольно высокой руководящей должности, несмотря на его открытый и очевидный расизм. Братья были сделаны из того же теста. Богатые и влиятельные, они тайно финансировали это дело.

Пастор смотрел, как Грубер поднимается на вершину откоса и заглядывает за гребень.

– Господи, – опешил Грубер. – Что тут произошло?

Пастор тоже посмотрел вниз, на мертвые тела Ричарда Барнса, Коула Рида и Сета Рида. Все они были убиты выстрелами в грудь и голову.

Грубер был умен. В этом не было никаких сомнений. Он мог солгать, мог привести убедительные аргументы в защиту своих взглядов и даже знал, как собрать взрывное устройство, – но никогда не отличался чисто житейской сообразительностью.

Только когда Денвир вытащил свой «Дезерт Игл» [324] 324
  Desert Eagle (англ. «Пустынный орел») – самозарядный пистолет крупного калибра (до 12,7 мм) израильского производства. При всех своих впечатляющих характеристиках не состоит на вооружении государственных структур ни одной страны и позиционируется как охотничье и спортивное оружие, а также средство самозащиты от диких зверей и преступных посягательств. Благодаря своим габаритам и устрашающему виду часто используется в фильмах, телевизионных постановках и компьютерных играх.


[Закрыть], до профессора дошло, что случилось с другими членами «Белой камелии», когда их полезность для организации была исчерпана. Он поднял руки, словно сдаваясь, и упал на колени, но, прежде чем успел попросить пощады, пистолет в руке у Денвира коротко дернулся, плюнув огнем.

Денвир столкнул тело Грубера с откоса, затем прицелился и произвел еще два выстрела. Все еще сжимая в руке раскаленный пистолет, он посмотрел на тела внизу и спросил:

– А когда я вам больше не буду нужен, вы тоже меня убьете, как и остальных?

Пастор покачал головой, отыскивая взглядом кирку, которую оставил на берегу.

– Тебе не о чем беспокоиться, Брайан. Они были не такими, как мы с тобой. Мы знаем, что нужно делать, и у нас хватит на это смелости. Грубер мог изготовить бомбу, но у него не хватило духу привести ее в действие. Ты никогда не задумывался, почему те устройства в церквях так и не взорвались?

– Вы хотите сказать, что он специально их испортил?

– Именно это я и имею в виду. Грубер понимал необходимость кровопролития, поощрял его и содействовал ему, но не хотел пачкать руки.

– А как же тот чемодан, что он передал Фрэнсису?

– С этим всё в порядке. Я сам все проверил. Оно точно сработает. У него не было проблем с созданием чего-то, что будет использовать кто-то другой. По его мнению, это снимало с него ответственность. Как я уже сказал, мы единственные настоящие рыцари. Мы понимаем, что революция рождается в крови. Другие были слабы. Но в наших рядах не место слабости. А теперь возьми вон ту лопату и помоги мне, – сказал Пастор.

Денвир кивнул и убрал пистолет в кобуру. Пастор воткнул широкий плоский конец кирки в рыхлую землю на вершине насыпи, налег на рукоятку и насыпал кучку земли на тела, лежащие внизу. Денвир наклонился, чтобы подобрать лопату, но остановился, обошел вокруг и наклонился за ней опять, на сей раз держа Пастора в поле зрения.

– Я же говорил тебе, что можешь не волноваться, Брайан. Итак, у нас все готово к завтрашнему дню? – спросил Пастор, продолжая перекидывать землю через край гребня.

– Все готово, – сказал Брайан.

– И ты знаешь, что тебе нужно сделать?

– Целиком и полностью. И мои парни тоже полностью готовы. Копытом землю роют. Все, чего они ждут, – это моего сигнала.

– Как же долго я мечтал об этом… О расплате. Завтра мы устроим настоящий ад. И тогда наконец вернем себе нашу страну.

День седьмой

Блок

Блок въехала на «Шевроле» на стоянку торгового центра на окраине города в самом начале десятого. Набор предприятий тут оказался несколько необычным. Прачечная самообслуживания, закусочная – и пункт проката видео. Блок не могла вспомнить, когда в последний раз была в подобном заведении, однако не слишком удивилась, обнаружив его в Бакстауне. Это место явно застряло в 1980-х годах. А некоторые жители Бакстауна, наверное, считали, что сейчас вообще 1880-е.

Она выполняла поручение Эдди. У него типа как возникла интуитивная догадка. Вообще-то, даже теория. И Блок подумала, что в ней что-то есть. Теперь ее предстояло проверить.

Прямо напротив торгового центра стояло здание окружной администрации. Вместилище законодательной власти округа. Блок перешла через улицу, стараясь не поднимать головы, когда миновала камеры наблюдения на въезде на парковку окружной администрации. Она не хотела, чтобы номера ее машины попали в поле зрения этих камер. Да и вообще что-нибудь, способное насторожить Корна.

На парковке стояло несколько десятков автомобилей. Каждой бюрократической структуре требуются люди, раскручивающие колеса государственной машины. Вход в здание окружной администрации преграждали двойные двери из лакированной сосны. Одна их половинка была открыта, другая заперта. В вестибюле Блок обнаружила список внутренних помещений, напечатанный на приделанной к стене пластиковой панели. Маленькие таблички на ней указывали, как добраться до различных этажей и офисов. Нужный ей офис находился на втором этаже, в помещении «5.02». Следуя указателям, Блок вскоре добралась до него. Оно было небольшим, с тесноватой приемной на шесть сидячих мест и стойкой с прозрачной перегородкой и двумя справочными окошками. Никто не сидел тут в ожидании, поэтому она сразу подошла к первому окошку, за которым никого из персонала не оказалось, хотя сквозь оргстекло она разглядела какую-то даму, сидящую за письменным столом у окна. Блок кашлянула, надеясь привлечь ее внимание, однако без толку. На приделанной к перегородке табличке предлагалось позвонить в звонок. Блок огляделась, но звонка нигде не увидела, пока наконец не заметила кнопку возле соседнего окошка. Нажала на нее и стала ждать.

Дама с высокой, туго уложенной прической и в кардигане ручной вязки поверх белой шелковой блузки поерзала за своим столом, а затем встала и не спеша подошла ближе. Плоть у нее на ногах валиками нависала над тесными туфлями на дюймовом каблуке, на шее болтались очки на золотой цепочке. Когда она подошла к прилавку, Блок уловила запах застарелого пота, перебиваемый резким ароматом духов.

– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась дама таким тоном, что Блок показалось, что меньше всего на свете этой женщине хотелось кому-то помогать. У нее был вид человека, который любит тыкать в кошек острыми палками и обвинять в этом соседских ребятишек.

– Да, я хотела бы взглянуть на свидетельство о смерти Колта Ломакса, будьте добры, – ответила Блок, вежливо улыбаясь.

Дама за прилавком напялила очки и окинула Блок оценивающим взглядом, затем сдвинула очки на кончик носа, как будто увиденное ей очень не понравилось.

– А вы кто? – подозрительно спросила она.

– Клиент, – ответила Блок.

– Вы родственница покойного?

– Насколько я знаю, в этом округе необязательно быть родственником, чтобы ознакомиться с чьим-то свидетельством о смерти. Единственная информация, которая при этом требуется, – дата рождения и имя покойного.

Ярко-красные губы женщины сжались в маленький красный шарик, и она втянула щеки. Просунув в бойницу окошка какой-то бланк, сказала:

– С вас двенадцать девяносто пять за копию.

Положив на полочку под окошком тринадцать баков, Блок вместе с заполненным бланком просунула деньги внутрь. Глянув на бланк, женщина спросила:

– А это ваше настоящее имя?

– Насколько я знаю, вы не вправе требовать у меня удостоверение личности.

Дама еще немного пожевала губу и исчезла в глубине помещения, а через пару минут появилась опять, держа в руке сдачу и готовый документ. Просунула документ в окошко, положив сверху мелочь.

– Это все, мисс Маус?

– Нет, секундочку, – отозвалась Блок, быстро проглядывая свидетельство о смерти. В качестве причины смерти указывалось самопричиненное огнестрельное ранение. Самоубийство, как ни крути. Потом Блок заглянула в графу «Супруги», где обнаружила запись «Люси Энн Ломакс (скончалась)», но без указания даты рождения.

– Мне еще понадобится свидетельство о браке Колта и Люси Энн Ломакс. И, пожалуйста, зовите меня Минни, – сказала Блок.

Дама уже почти полностью высосала помаду с губ, когда наклонилась, взяла другой бланк и протянула его Блок.

– С вас еще двенадцать девяносто пять.

Блок заполнила бланк и вручила ей запрошенную сумму. Дама исчезла, через пять минут вернувшись с копией свидетельства о браке. Просмотрев его, Блок нашла дату рождения Люси Ломакс, после чего попросила бланк для запроса свидетельства о смерти Люси Энн Ломакс, заполнила его, сунула его вместе с деньгами в окошко, глядя, как женщина за стойкой закатывает глаза, втягивает щеки и идет за свидетельством.

Когда та вернулась, то спросила:

– Ну это-то наконец все?

Просмотрев свидетельство о смерти, Блок улыбнулась и ответила:

– Да, это все, что мне требовалось.

Корн

От завтрака в таверне «Голубая черепаха» по приглашению исполняющего обязанности шерифа Шипли было нелегко отмазаться, пусть даже Корн был по самые уши в судебном разбирательстве по делу об убийстве. Они договаривались встретиться в половине восьмого, но он появился почти в восемь. Таким образом, можно было по-быстрому выпить кофе, а затем отправиться в суд, имея в запасе час до возобновления судебного процесса.

Когда мэтр проводил его к столику, Корн понял, что трапеза не будет спокойной. Столик был круглым, и мест за ним практически уже не осталось. Рядом с Шипли сидел губернатор Пэтчетт. По соседству с ним – помощник шерифа Леонард, а затем Райан Хогг и помощник Корна Том Вингфилд. Корн занял место справа от Вингфилда, так что Шипли оказался слева от него. Все подкреплялись яичницей с беконом и знаменитой кукурузной кашей «Голубая черепаха» в качестве гарнира. В центре стола стояла тарелка с печеньем, от которого уже оставалась всего пара штук. Мужчины пожелали Корну доброго утра.

Он медленно сел, не спеша вытянув правую ногу. Корн нуждался в боли в этот день, поэтому чуть сильней затянул кожаную манжету. Утром нога сильно кровоточила, и он наложил дополнительные бинты и марлю, чтобы остановить кровь. И все равно по дороге обнаружил на штанине своих темно-серых брюк сырое пятно. Практически никто этого не замечал, а у него уже не было времени заехать домой и переодеться.

Сидящие за столом, конечно же, тоже ничего не заметили. Все уже возобновили свои разговоры, за исключением Шипли и Пэтчетта.

– Рад вас видеть, губернатор, хотя я думал, что после встречи на химическом заводе вы сразу же направитесь обратно в Монтгомери, – сказал Корн.

– Так и было, но потом мне позвонил наш новый шериф, присутствующий здесь. Очень ответственный человек, – ответил Пэтчетт.

Шипли прочистил горло и повернулся к Корну:

– Мы получили сообщение о серьезной угрозе. Судя по всему, некая экстремистская группировка планирует полномасштабное нападение на особняк губернатора. Цель состоит в том, чтобы захватить губернатора в заложники и убить всех остальных в здании.

– Насколько надежна ваша информация? – спросил Корн.

– Сведения на сто процентов точные, – сказал Шипли.

– Он прав, – добавил Пэтчетт. – Через четыре часа после звонка Шипли моему советнику по безопасности позвонили из ФБР и сказали, что там узнали об этом по своим каналам. Все это более чем реально.

Корн на секунду задумался, как это исполняющий обязанности шерифа мог услышать о планируемом теракте против известного общественного деятеля раньше Федерального бюро расследований.

– Господи… И уже известно, кто за этим стоит?

Шипли собрался что-то сказать, но губернатор прервал его:

– Естественно, левые радикалы. Наверняка какая-то военизированная ячейка той же «Антифа» [325] 325
  «Антифа» – не какая-то конкретная организация, как вроде следует из текста, а общее название для движений, организаций и отдельных лиц, ставящих своей целью борьбу с фашизмом, хотя в последнее время это название все чаще ассоциируется с радикальными движениями, преследующими благородные цели откровенно экстремистскими методами.


[Закрыть]. Эта страна находится под угрозой, и вы это знаете. И мы должны быть готовы встретить этого врага лицом к лицу.

– Будьте уверены, губернатор, именно так мы и поступим, – заверил его Шипли.

Корн уже не в первый раз заметил, что радужки глаз у Шипли настолько темно-карие, что кажутся черными. Пламя от чайной свечки, стоящей на столе, угодило в ловушку этих глаз, словно их темнота потянулась, чтобы схватить это пламя – а потом утопить его в беспросветной черноте.

– Полагаю, что здесь я в такой же безопасности, как и в любом другом месте. Может, даже и в большей, с нашим новым шерифом, – сказал Пэтчетт. – Это мой родной округ. А потом, сейчас здесь проходит этот судебный процесс, а через несколько дней состоятся похороны нашего бывшего шерифа. Так что на данный момент мне есть смысл оставаться здесь.

– Что ж, я просто рад, что вы еще какое-то время сможете наслаждаться нашим гостеприимством. Времена нынче опасные, – сказал Корн.

– Вы мне это говорите? – отозвался Пэтчетт. – Вы в курсе, что президент подозревает, что демократы попытаются украсть у него победу в следующем году?

Много лет назад отец Корна имел кое-какие дела с нынешним президентом. И считал его таким же болваном, как и всех остальных в Нью-Йорке.

– Президент много чего говорит. Но мне до него нет дела. Нам нужно беспокоиться насчет…

Но Корн не успел закончить фразу.

– Уже нет, – перебил его Шипли. – Мои люди проследят за тем, чтобы губернатор оставался в безопасности, используя все средства, имеющиеся в нашем распоряжении.

Эта фраза – «все средства, имеющиеся в нашем распоряжении» – показалась Корну немного зловещей. Подумалось, что это запланированное покушение на губернатора могло показаться Шипли просто манной небесной – как предлог для задействования более драконовских методов.

– Итак, как продвигается судебный процесс? – спросил Пэтчетт.

– Пока еще рано говорить, но я уверен, что присяжные на нашей стороне, – ответил Корн.

– Да не то, блин, слово! – встрял Вингфилд. – Мистер Корн нынче в ударе. И сегодня мы задействуем всю тяжелую артиллерию. Присутствующий тут мистер Хогг тоже будет свидетельствовать. Вот почему он сегодня с нами. И у нас есть два свидетеля, которые скажут, что Дюбуа сознался, – его сокамерник Лоусон, а затем помощник шерифа Леонард подтвердит признание, которое Дюбуа подписал шерифу Ломаксу, упокой Господь его душу. Сегодня игра пойдет по другим правилам – с Дюбуа будет покончено.

В то время как Вингфилд считал, будто подыгрывает начальнику, Корн не мог не поморщиться от фразы, которую тот использовал, насчет других правил игры. Он знал, что Пэтчетт сразу за это ухватится.

– «По другим правилам»? Значит, до сих пор все шло не слишком хорошо? – спросил губернатор.

– Сложностей оказалось больше, чем я думал поначалу. Это нормально. Люблю трудные дела, – сказал Корн.

– Сегодня присяжные заслушают эти признания, и его песенка спета, – сказал Леонард.

– Согласен, – кивнул Шипли. – Присяжным сроду не понять, с чего это кто-то будет признаваться в преступлении, которого не совершал. Это просто неизбежно, тем более что Дюбуа признался не один раз, а дважды.

Наливая себе кофе, Корн внимательно рассматривал Шипли – змеящиеся на мускулистых предплечьях вены, массивное золотое кольцо на пальце и коварный змеиный ум, светящийся в прищуренных глазах.

– Когда я буду давать показания? – спросил Хогг.

– Возможно, сегодня во второй половине дня, но не волнуйтесь. Ваше свидетельство будет кратким и непринужденным, – ответил ему Вингфилд.

– Я просто хочу поскорей со всем этим покончить. Мне следовало как следует подумать, прежде чем нанимать Дюбуа, – сказал Хогг.

– Многие люди совершают одну и ту же ошибку, – ответил Шипли. – Рано или поздно понимаешь, что все они одинаковы.

Леонард кивнул, но больше никто не произнес ни слова. Корн испытывал необычайное отвращение к человеческой жизни как к таковой. Он говорил себе, что на самом деле не имеет никакого значения, какого цвета кожа у его жертв. Все они кричали и умирали одинаково. Тем не менее расизм, лежащий в основе власти на Юге, присутствовал в его жизни всегда. Он сталкивался с ним на протяжении всей своей карьеры. Однако впервые услышал, как об этом говорят вслух в такой вот публичной беседе. Это были не какие-то опасливые шепотки между двумя заговорщиками. Теперь это происходило в открытую. И молчание, последовавшее за этим заявлением, не было неловким. Хотя сейчас, в нынешние времена, это казалось вполне естественным.

– Просто прижмите этого сукина сына к стенке, хорошо, Рэндал? – сказал Пэтчетт, нарушая молчание.

– Будьте уверены: скоро мы пристегнем его ремнями к «Желтой мамаше», – заверил его Корн.

Ему потребовалось еще несколько минут, чтобы допить кофе, и он оставил Вингфилда, Хогга, Шипли, Леонарда и Пэтчетта заканчивать свой завтрак. Когда официантка принесла ему портфель, он подумал, насколько легко Пастор в наши дни скрывается у всех на виду. Никто бы в жизни не заподозрил, что один из мужчин за этим столиком – серийный убийца.

У Корна имелась запись с камеры наблюдения, которая предоставляла ему рычаг давления на Пастора. Сейчас такой человек мог быть чрезвычайно полезен. Хотя придет время, когда он станет скорее угрозой, чем ценностью, и когда это произойдет, Корн убьет его – точно так же, как убил Ломакса.