Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 341 (всего у книги 346 страниц)

Глава 57

Эдди

Блок со свидетельствами о смерти встретила нас в здании суда. Мне не требовалось читать их, чтобы понять, что на этом суде нам впервые улыбнулась удача. Моя теория оказалась верной. Но это не означало, что впереди нас не ждали еще сотни миль трудного пути. Это не давало нам возможности нанести нокаутирующий удар – позволяло лишь как следует размахнуться. Вот и всё.

Ведь всегда можно и промазать.

Посмотрев на первый ряд мест для публики, Блок помахала Патриции.

– Ну как они, держатся? – спросила она.

– Чисто на нервах. Они не спали уже несколько дней.

Мы вместе подошли к столу защиты. Патриция, подавшись вперед, просунула руку сквозь стойки барьера, отделяющего места для публики, и держала Энди за руку. По крайней мере, в отеле он немного отъелся, хотя костюмная рубашка по-прежнему выглядела так, словно могла вместить по меньшей мере троих Энди. Патриция опять надела свое лучшее платье – темно-синее, с мелкую белую и желтую крапинку, рассыпанную по ткани. Волосы у нее были собраны в пучок, а на руках было то, что она назвала «воскресными перчатками» – пара старых кожаных перчаток, которые подарила ей мама, чтобы ходить в церковь. Должно быть, этот подарок был получен еще в юности, поскольку теперь эти перчатки едва налезли ей на руки.

– Сегодня нам придется туго, – констатировал Энди.

Блок просто улыбнулась ему. Я впервые увидел, как она едва сдерживается, явно желая сказать что-то ободряющее, что-то обнадеживающее, хотя знала, что сегодня нам предстоит забраться на высоченную гору, и при помощи всего одной тоненькой веревки. Так что Блок прикусила губу и лишь похлопала Патрицию по плечу. Я заметил, что Кейт наблюдает за ней, явно получая удовольствие от увиденного. Она знала Блок получше любого из нас, и все мы знали, что Блок вступала в физический контакт с кем-либо лишь тогда, когда требовалось сломать тому какую-то важную конечность. Рука Блок на плече у Патриции дорогого стоила – маленькое чудо в холодном здании суда, где чудеса случались крайне редко.

Видит бог – в данный момент мы в нем крайне нуждались.

Взглянув на места позади стола обвинения, Блок спросила:

– А что, Фрэнсис сегодня не в суде?

– Нет, – ответил Гарри. – Не видел его. Не хочешь прокатиться – может, где и заметишь его?

Блок кивнула и направилась к выходу – как раз в тот момент, когда в зал вошел судья. Затем появились присяжные. А потом мы с головой погрузились в то, что, как я знал, будет одним из самых тяжелых дней, которые я только проводил в зале суда.

– Обвинение вызывает Джона Лоусона, – объявил Корн.

Это были первые слова, произнесенные в суде в то утро. Корн держался немного прямее, словно стал чуть выше ростом. Плечи у него больше не были сгорблены, лицо нацелено на присяжных. Наверное, уже втянулся в ритм судебного процесса. Первый день любого слушания – всегда самый напряженный, независимо от того, кто вы и сколько судебных процессов у вас за плечами. Требуется некоторое время, чтобы обрести почву под ногами, понять свое нынешнее место относительно присяжных, относительно улик – и найти свой путь среди них.

Корн такой путь явно нашел. Его помощник, Вингфилд, сгорбился за столом обвинения, словно солдат в окопе, готовый ринуться в атаку.

Из глубины зала вышел мужчина в тесном коричневом костюме. У него была тонкая острая бородка, которая змеилась вдоль линии подбородка, а усы раздваивались над верхней губой. Если б я не знал, что эта растительность настоящая, то мог бы поклясться, что кто-то нарисовал ее у него на лице перманентным маркером. Левую бровь его надвое рассекал шрам, словно некий модный атрибут. Костюм выглядел дорогим, но я мог сказать, что он не надевал его очень долгое время. Руки торчали из рукавов, ткань туго обтягивала грудь и бедра. Как будто костюм сел после стирки – или, что более вероятно, Лоусон вырос из него. А он уже очень давно не надевал этот костюм, потому что сидел за решеткой, а делать там особо нечего, кроме как тягать железо и читать. А еще прикидывать, как бы выбраться оттуда к чертям собачьим.

Лоусон взял в левую руку Библию, поцеловал обложку, словно это была какая-то священная реликвия, а затем поднял ее над головой и повторил слова присяги. Судья разрешил ему сесть.

– Мистер Лоусон, каков ваш нынешний адрес? – спросил Корн.

– Я сейчас в тюряге штата, – ответил Лоусон. Изъяснялся он с каким-то со странным акцентом – вроде как южным, но без характерной тягучести. Вообще-то говорил даже слишком быстро, едва шевеля губами, отчего его ответ прозвучал как некое невнятное бормотание, нечто вроде «Яща-втряге-шта». Судебная стенографистка перестала колотить по клавишам, повернулась и прошептала что-то секретарю, который, в свою очередь, переговорил с судьей.

– Не будете ли вы так добры говорить слегка помедленней и разборчивей, мистер Лоусон? У стенографистки суда возникли небольшие проблемы с вашим выговором, – сказал судья Чандлер.

Стенографистка одними губами поблагодарила судью. Я посмотрел на нее, на ее быстро бегающие по клавишам пальцы, и это навело меня на одну мысль.

– Вы хотите сказать, что в настоящее время отбываете тюремный срок? – спросил Корн.

– Совершенно верно, – сказал Лоусон, на сей раз медленней, стараясь более четко произносить слова для стенографистки и прочих присутствующих.

– Вы уже отбыли весь свой срок в данном исправительном учреждении?

– Нет, на какое-то время меня перевели в окружную тюрьму. Я сидел там в одной камере с обвиняемым, вон с этим, – сказал он, указывая на Энди.

– Как долго вы находились в одной камере с обвиняемым?

– Наверное, где-то с пару недель, я не знаю.

– И близко познакомились с обвиняемым?

– Ну да, мы же были сокамерниками, понимаете? На соседних шконках парились. Места там не так-то много. Нас держали взаперти двадцать три часа семь минут в сутки. Надо ладить с парнем, с которым спишь. Иначе просто взбесишься.

– Будет ли справедливо сказать, что вы подружились с обвиняемым?

Лоусон вытер рот рукой, затем провел указательным и большим пальцами по линии своих усов, а потом вдоль бороды по бокам рта к подбородку.

– Ну не то чтобы подружились… Только не после того, как он сказал мне, что убил ту девушку.

– Не торопитесь, мистер Лоусон, расскажите присяжным в точности, что вам сказал обвиняемый.

Тот вздохнул, прикрыл глаза и выполнил эту просьбу:

– Мы были в камере поздно ночью, и я услышал, как он плачет. Он лежал на нижней койке – ну, в общем, я там был главным. И я слышал, как он плачет внизу: он никогда раньше еще не сидел. Я сказал ему, чтоб он вел себя потише, что лить слезы без толку. Что надо просто пройти через это. А он ответил, что по заслугам сидит здесь. Что не надо было убивать ту девушку.

Закончив свой ответ, Лоусон обвел взглядом зал суда. Сначала посмотрел на присяжных, затем на Корна.

– Вы спросили у него, какую девушку он имел в виду?

– Я понял так, что это была та девушка, которую убили на стоянке для дальнобойщиков.

– Вы что-нибудь сказали в ответ на это заявление обвиняемого?

– Просто сказал ему, что ему ничего другого не остается, кроме как признаться. Выложить все копам. Он сказал, что не может, потому что они поджарят ему задницу.

Стенографистка шумно выдохнула, что-то раздраженно промычав. Он по-прежнему говорил для нее слишком быстро.

– Спасибо, мистер Лоусон. И последнее: кто-нибудь в моем офисе обещал вам что-нибудь в обмен на ваши сегодняшние показания в суде?

– Не, да вы чо… Я здесь только для того, чтобы рассказать все как есть, понимаете?

– Спасибо.

Судья Чандлер посмотрел на меня и приподнял брови, как будто интересуясь, осмелюсь ли я задавать какие-то вопросы такому свидетелю. Кейт что-то прошептала Гарри, после чего оба повернулись и начали тихо переговариваться с Энди. Он мотал головой, и я давно уже не видел его таким взвинченным. Трудно сидеть спокойно, когда кто-то стоит в зале суда и нагло лжет на твой счет.

Я встал и обошел стол защиты, заняв свое место в процессуальной зоне зала. Лоусон склонил голову набок и встретился со мной взглядом. Вид у него был самодовольный. Как будто крыть мне было нечем.

– Мистер Лоусон, сколько времени прошло с тех пор, как вы в последний раз надевали этот костюм? – спросил я.

Брови у него сошлись на переносице, уголки губ поджались, а голова втянулась в плечи. Вид у него был растерянный, как будто я только что попросил его назвать столицу Перу.

– Ну не знаю… Может, лет шесть назад?

– В последний раз вы наверняка надевали его на оглашение приговора. Я прав?

– Пожалуй, что да.

– Итак, вы отсидели шесть лет. За что вас приговорили?

– За распространение запрещенных веществ, – сказал Лоусон.

– Вы торговали ими?

– Угу, но я никогда никого не убивал, – сказал он.

– А я и не говорю, что убивали. Сколько еще вам осталось по приговору?

– Чуть меньше восьми лет.

– И вы отсидели шесть лет в исправительном заведении штата, а затем по какой-то причине вас на две недели перевели в окружную тюрьму, верно?

– В’рно, – ответил Лоусон. Он немного разволновался, и его ответы ускорились.

– Перевели прямо в камеру к Энди Дюбуа?

– Да.

– И вы пробыли там две недели?

– Где-то так.

– Вы только что засвидетельствовали, что обвиняемый признался в убийстве. Когда вы сообщили в правоохранительные органы об этом признании?

– Я сказал охраннику, что хочу поговорить с шерифом.

– Когда вы обратились к охраннику?

– Ну не знаю… может, на следующее утро?

– А когда поговорили с шерифом?

– В тот же день.

– И когда вас перевели обратно в тюрьму штата?

– Через пару дней.

– Почему?

– Ну не знаю… Я просто делаю то, что мне говорят.

– И вы не заключали никакой сделки в обмен на свои сегодняшние показания?

Лоусон подался вперед и произнес прямо в микрофон:

– Нет.

Громко и четко.

– И ни о чем в устной форме не договаривались с окружным прокурором – например, о досрочном освобождении в обмен на ваши показания?

– Нет.

– И не подписывали никакого соглашения, в котором говорилось бы, что вам будет сокращен срок отбытия наказания в обмен на ваше выступление в суде?

– Нет.

Старая история… Тюремный стукач скажет что угодно, лишь бы заключить сделку и выйти условно-досрочно, однако последнее, чего хочется прокурору, – это чтобы присяжные подумали, что стукач лжет. Обвинитель хочет, чтобы присяжные поверили в то, что показания свидетеля не были куплены или получены в обмен на какие-то блага – что это чистая правда и ничего кроме правды.

С этим есть только одна проблема.

Все это чушь собачья.

Честных тюремных стукачей нет и быть не может.

– Чтобы присяжным было понятней: вы хотите сказать, что не заключали никакой сделки, чтобы сократить свой тюремный срок в обмен на сегодняшние показания?

– Нет, не заключал, – ответил он едва ли не торжествующе.

– А почему? – спросил я.

– А?

– Почему вы не заключили такую сделку?

Лоусон обвел глазами зал, обменявшись взглядом с Корном. Он явно не знал, что сказать.

– Просто не хотел, – выдавил он в конце концов.

– Но нет ведь ничего плохого в том, чтобы заключить подобную сделку… Такое случается сплошь и рядом. Заключенный вдруг становится обладателем информации, которая может помочь властям, выражает готовность сотрудничать, и окружной прокурор заключает с комиссией по условно-досрочному освобождению сделку. Комиссия по УДО всегда выражает желание, чтобы заключенные полностью реабилитировали себя перед обществом перед освобождением. Сотрудничество с властями в расследовании других преступлений является хорошим свидетельством того, что заключенный встал на путь исправления. Поэтому я еще раз спрашиваю: почему вы не пошли на такую сделку?

– Я же сказал вам, что не знаю! Я просто хотел сказать правду, вот и всё. Убили ни в чем не повинную девушку, и я хотел помочь копам поймать этого гада, – сказал Лоусон. Теперь он говорил очень быстро. Стенографистка, скривившись, из последних сил молотила по клавишам своей машинки.

Я сделал маленький шажок к свидетелю. Он был выбит из колеи и забыл, что должен отвечать медленно и разборчиво. Нужно было надавить на него чуть посильнее.

– Я не прошу вас раскрывать что-либо деликатное или конфиденциальное, если вы этого не хотите, но мне было бы интересно узнать, что сказал ваш адвокат, когда вы сообщили ему, что не заключили подобную сделку?

Еще один шаг в сторону Лоусона. Я хотел, чтобы он почувствовал, что я надвигаюсь на него, готовый окончательно зацапать. Не оставляя ему никакого пространства для маневра.

– Я не говорил об этом со своим адвокатом, – сказал он.

Я уже собрался сделать еще шаг, но остановился. В замешательстве помотал головой.

– Подождите секундочку: я знаю, что для обвинения выгодней, чтобы никакой такой сделки не было. Доносчик не пользуется большим доверием у присяжных, если он свидетельствует на суде только для того, чтобы избежать тюрьмы. Иногда прокурор не хочет, чтобы присяжные знали о сделке. Это повышает доверие к показаниям. Вы понимаете, что обычно так и происходит, верно?

Лоусон сглотнул и сказал:

– Понимаю.

– Видите, как вон та дама печатает на машинке, пока я говорю?

Челюсть у него дернулась, когда он посмотрел на нее, после чего произнес:

– Да.

– Это судебная стенографистка. Которая записывает каждое слово, произнесенное в этом зале. Если возникают какие-либо спорные вопросы касательно чего-то, сказанного в этом зале, то они решаются при помощи такой вот записи. Ваши показания тоже записываются. Вы это понимаете?

– Понимаю.

– Хорошо: а что произойдет, если через шесть месяцев вы предстанете перед комиссией по условно-досрочному освобождению и там вам скажут, что им ничего не известно о вашей сделке с окружным прокурором? Вы сейчас официально, под протокол и под присягой, заявляете судье и присяжным, что никакой сделки не было. Ваш адвокат ничего не знает о такой сделке, и никаких подтверждающих документов тоже не имеется. А что, если мистер Корн скажет, что никакой сделки не было? Как думаете, комиссия по условно-досрочному освобождению поверит вам или мистеру Корну?

Под потолочными вентиляторами в зале было прохладно, но это не помешало крупным каплям пота, выступившим на лбу у Лоусона, скатиться ему в глаза, по щекам и бороде. Его сузившиеся глаза были теперь устремлены на Корна.

– Я адвокат защиты, мистер Лоусон, и хорошо понимаю, каково это – выступать против окружного прокурора, так что ради вашего же блага, и только вашего, собираюсь спросить у вас еще раз: предлагал ли вам окружной прокурор какую-либо сделку в обмен на ваши сегодняшние показания?

Двое присяжных подались вперед, ожидая ответа.

Лоусон облизал губы. Вытер пот с лица.

– Для протокола, мистер Лоусон, – пожалуйста, ответьте на вопрос, – сказал я.

– Он сказал, что замолвит словечко перед комиссией по условно-досрочному.

Присяжные, которые подались вперед – Эйвери и еще какой-то мужик, – моментально перевели взгляд на Корна. Я тоже. Корн улыбнулся и покачал головой.

– Значит, он все-таки заключил с вами сделку?

– Да, это так.

– Понятно… Значит, когда вы свидетельствовали о том, что никакой сделки не было, вы лгали?

– Нет, я просто оговорился.

– Просто чтобы внести ясность: вы солгали присяжным о сделке с окружным прокурором, но не лгали, когда сказали, что Энди Дюбуа признался в убийстве Скайлар Эдвардс?

– Типа как да.

– Когда вас арестовали по обвинению в торговле запрещенными веществами – из-за чего вы, собственно, и оказались в тюрьме, – вы признали себя виновным на предварительном слушании?

– Не признал.

– И вас осудили?

– Угу.

– Вы солгали присяжным на вашем собственном суде, и вы солгали присяжным сегодня – касательно того, что не заключали сделку с прокурором, – но почему-то ожидаете, что присяжные поверят вашим утверждениям о том, что Энди Дюбуа признался в убийстве?

– Это чушь собачья, мужик! Я по-прежнему могу получить рекомендацию для комиссии по условно-досрочному освобождению, чтобы выйти пораньше? – вопросил он, оглядывая зал.

Я повернулся к присяжным, поднял руки и сказал:

– Больше я к этому свидетелю вопросов не имею.

Корн встал, готовый к повторному допросу, дабы устранить хотя бы часть ущерба.

– Мистер Лоусон, я просто хочу кое-что прояснить для присяжных, так что для протокола: мы ведь с вами не заключали никаких сделок о вашем досрочном освобождении в обмен на ваши показания, верно?

Лоусон, нацелившись пальцем в Корна и злобно скривив губы, подался вперед и собрался уже возразить прокурору, когда вмешался судья:

– Я не думаю, что этот свидетель заслуживает доверия. Если он намекает на то, что окружной прокурор решил ввести суд в заблуждение, склонив его к даче ложных показаний, то мы можем проигнорировать данного свидетеля.

Корн видел, как Чандлер бросил ему спасательный круг, и сразу же ухватился за него. Судья приказал Лоусону покинуть зал. Однако это не заставило его замолчать.

– У нас все-таки был уговор! – провозглашал он, когда двое тюремных охранников уводили его со свидетельской трибуны.

Судья спас Корна, но у меня сложилось впечатление, что это его не порадовало. Впервые Корн удостоился такого взгляда, который Чандлер ранее приберегал только для меня одного. Либо ему не понравилось, что Корн проявил подобную неряшливость, либо у Чандлера все-таки имелись какие-то моральные принципы, которые окружной прокурор ухитрился нарушить.

Это направление атаки Корна разваливалось на глазах. Он сел и уставился в свои записи на столе. Я заметил, что прокурор крепко сжимает свое правое бедро. На брюках, как раз в том месте, где сомкнулись его пальцы, расплывалось красноватое пятно.

Наконец он отпустил свою ногу и объявил:

– Обвинение вызывает мистера Бакстона!

Бакстон был тем дальнобойщиком, который обнаружил тело Скайлар. Свидетель был не из важных, и я даже сомневался, что Корн вообще его вызовет.

Кейт наклонилась ко мне и прошептала:

– Корн вроде оправился от удара. И вызывает простого свидетеля. Бакстон не скажет ничего противоречивого. Корн хочет опять войти в ритм. Надо разделать этого Бакстона под орех.

– Нет, – сказал я. – Мы просто подкинем с помощью Бакстона кое-какие вопросики. А потом сами на них и ответим. Если Корну сейчас нелегко, то надо проследить за тем, чтобы так оно и оставалось. Подкинуть ему еще какой-нибудь повод для беспокойства.

Кейт кивнула и сказала:

– Бакстона я беру на себя.

Глава 58

Кейт

Кейт проследила за тем, как Тед Бакстон занимает свидетельскую трибуну. На нем были белая рубашка, синий галстук и бежевые брюки. Крупный мужчина лет сорока с небольшим, с каштановыми волосами, зачесанными на косой пробор, без единого седого волоска. Он был чисто выбрит, и когда проходил мимо, носа Кейт коснулись ароматы мыла и крема для обуви. Для выступления в суде Бакстон надел свой лучший воскресный наряд.

Его привели к присяге, и Корн неловко поднялся на ноги, чтобы обратиться к свидетелю. При этом он держал перед собой толстый том законодательных актов, который заранее заготовил на столе, чтобы скрыть кровавое пятно от присяжных, когда встанет. Кейт тоже заметила это и лишь подивилась, когда и как он успел пораниться. Не похоже, что у него что-то было в руках, когда нога начала кровоточить, поэтому она предположила, что это какая-то старая травма, хотя, похоже, Корн сам спровоцировал кровотечение, как будто наказывая сам себя.

Таковы уж некоторые влиятельные мужчины. Выступая от имени различных женщин в судебных процессах о сексуальных домогательствах, Кейт слышала множество историй от жертв. В основном история была одна и та же: мужчина не знал, как разговаривать или вести себя должным образом. Вот, собственно, и всё. Остальное различалось не более чем в деталях. Хотя некоторые из этих деталей регулярно появлялись в разных историях. Влиятельные мужчины частенько предавались фантазиям, будто они ранены или беспомощны. Кейт подумала, что прокурор мог сам намеренно причинять себе боль.

– Мистер Бакстон, кто вы по профессии?

– Я водитель-дальнобойщик.

– А где вы были в ночь на четырнадцатое мая этого года?

– Я решил устроить перерыв для отдыха на площадке для дальнобойщиков на Юнион-хайвей.

– Что это понятие в себя включает?

– Я немного вздремнул у себя в кабине. Когда выездишь всю положенную норму, по закону полагается отдохнуть. Я частенько сплю прямо в кабине, чтобы сэкономить на отеле.

Кейт нравился Бакстон. Нормальный мужик. Он выглядел как человек, который явился сюда просто для того, чтобы сказать правду, и ни для чего другого.

– В ту ночь что-нибудь произошло?

– Абсолютно ничего.

– Чем вы занимались на следующий день?

– С утра я уже доставил свой груз на химический завод. Я живу здесь, в городе, и моя улочка слишком узкая для тягача с фурой, поэтому я опять оставил его на той стоянке и пошел домой пешком. Провел день с детьми, а вечером жена подбросила меня обратно на площадку, чтобы я мог заправить тягач и поехать за новой партией груза.

Поколебавшись, Бакстон сглотнул, прочистил горло – то ли от волнения, то ли от нахлынувших эмоций, а когда заговорил снова, голос у него дрожал, а глаза внезапно заблестели от влаги.

– Я уже забрался в кабину, когда увидел, как что-то копошится в высокой траве за стоянкой. Я пошел взглянуть, и это…

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Бакстон.

– И тогда я увидел черепах. Они собрались в круг. Я не мог понять, что они там жевали. Поначалу. А потом пригляделся и увидел пару ног. Обращенную подошвами ко мне. В лунном свете они казались голубыми.

– И что вы сделали потом?

– Я позвонил шерифу, – сказал Бакстон. – Я слышал, что у Эдвардсов пропала дочка, так что не колебался.

– Спасибо, – сказал Корн и вернулся на свое место.

Присяжным Тед Бакстон явно понравился. Нападать на него было бы ошибкой. Кейт знала, что добьется большего, если Бакстон выступит в качестве свидетеля защиты.

– Мистер Бакстон, в котором часу вы заехали на эту площадку для грузовиков? – спросила Кейт.

– Около половины одиннадцатого вечера. Где-то так.

– И потом так и оставались в кабине?

– Да, у меня там была коробка с едой. О… Разве что разок сходил в туалет на заправке. Как только заехал. И всё.

– Вы слышали музыку в баре Хогга из своей кабины?

– Ну конечно же, слышал. Поев, я решил прилечь. И эта музыка не давала мне уснуть какое-то время.

– Вы чутко спите?

– Не особенно.

– Но этой музыки хватило, чтобы не дать вам заснуть?

– Ну да.

Кейт коротко глянула на присяжных, а затем опять переключила внимание на свидетеля. Это были едва уловимые знаки на языке тела, в использовании которых она становилась все более искусной. Только что она по-своему сказала присяжным: «Это был важный момент. Запомните его. А теперь смотрите».

– Вы не слышали, чтобы какая-нибудь молодая женщина кричала или звала на помощь в тот вечер?

Он покачал головой.

– Нет, ни в коем случае. Если б я чего-нибудь такое услышал, то сразу бы прибежал. У меня самого дочка примерно такого же возраста.

– И вы не видели жертву ранее в тот вечер – до того, как нашли ее?

– Нет.

– А обвиняемого – в любое время той ночи?

– Нет, такого не припомню.

– Мистер Бакстон, обвинение утверждает, что Скайлар Эдвардс вышла из бара Хогга около полуночи вместе с обвиняемым и что они ссорились. Их версия событий заключается в том, что подсудимый избил жертву, нанеся ей несколько ударов по лицу, что потерпевшей удалось поцарапать спину подсудимой ногтями на правой руке и что в ходе борьбы два пальца жертвы на левой руке были вывихнуты и сломаны. Затем она была задушена, и в какой-то момент – либо в ту ночь, либо на следующий день – ее закопали там, где вы ее нашли. Вы понимаете, что это не более чем версия обвинения?

– Догадываюсь, – сказал Бакстон.

– Но вы не слышали никаких криков или каких-либо иных звуков, которые могли бы сопровождать борьбу, не так ли, мистер Бакстон?

– Нет, не слышал.

– Спасибо вам, мистер Бакстон. На этом всё.

Проводить повторный прямой допрос Корн не стал и позволил Бакстону покинуть трибуну. Проводив взглядом свидетеля, который прошел по проходу и скрылся за дверями в задней части зала, судья Чандлер объявил перерыв, и Кейт показалось, что она заметила что-то у него на лице, когда он тоже поднялся со своего места. Там присутствовали озабоченность и сомнение, причем явно нацеленные на прокурора. Кейт не хотела обнадеживать себя, но, похоже, Чандлер начинал склоняться к мысли о возможной невиновности Энди Дюбуа. Кейт пока что отогнала эту мысль, чтобы та не отвлекала ее, и освежила в памяти список свидетелей, которым еще только предстояло дать показания в пользу обвинения.

Эксперт по ДНК Шерил Банбери, которая сопоставит ДНК Энди с материалом из-под ногтей Скайлар Эдвардс… Помощник шерифа Леонард, который подтвердит признание и даст показания о царапинах на спине у Энди… Райан Хогг, владелец бара на площадке для дальнобойщиков, и наконец отец Скайлар – Фрэнсис Эдвардс, который завладеет сердцами присяжных.

Не было никакой гарантии, что вызывать их будут именно в таком порядке, хотя Кейт предположила, что Корн оставит Фрэнсиса напоследок. В конце концов, сейчас его даже не было в зале суда.

– Кто у него следующий свидетель? – спросила Кейт.

Эдди покачал головой.

– Понятия не имею. Корн отчаянно цепляется за свою позицию. Он может отмочить все что угодно. В этом деле нас ждет еще далеко не один сюрприз.