Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 136 (всего у книги 346 страниц)
Штерн улыбнулся Симону в надежде направить его на более интересные аспекты.
– Доктор работает в классном доме. Он сказал мне, что поблизости стоит телебашня, но я ее не видел, когда мы там были.
– Он тебе давал что-нибудь, пока ты находился у него в клинике?
«Какие-то медикаменты? Наркотики? Психотропные средства».
– Да. Горячее молоко с медом. Мне понравилось. Потом я должен был прилечь. На голубой мат на полу. Карина была со мной и укрыла меня двумя пледами. Было очень тепло и уютно. Только голова торчала.
– А что доктор сделал потом? – Штерн колебался, называя ученое звание, так как был уверен, что Тифензее или подделал, или купил его.
– Вообще-то ничего. Я его больше не видел.
– Но он находился в комнате?
– Да, конечно. Он говорил. Очень долго. Мягким и приятным голосом. Как у типа в моих радиопьесах, знаешь?
Штерн отметил про себя, что Симон в первый раз обратился к нему на «ты», и обрадовался этому маленькому знаку доверия.
– И что же рассказывал господин Тифензее?
– Он сказал: «Обычно я такого с детьми в твоем возрасте не провожу».
«Какое утешение, – подумал Штерн с сарказмом. – То есть обычно шарлатан обманывает только совершеннолетних».
– Но из-за моей болезни и Карины он сделал исключение.
Карина. Штерн заштриховал ручкой пустое пространство букв в ее имени в своем блокноте и решил, что сегодня же спросит ее, что связывает их с мошенником. Она определенно выбрала Тифензее не просто так.
– Он задавал много вопросов. О лучших событиях в моей жизни. Где мне понравилось: в отпуске, у друзей или на ярмарке. Потом я должен был подумать о самом лучшем на Земле месте и закрыть глаза.
Погружение пациента в сомнамбулическое состояние… Штерн непроизвольно кивнул, когда описание Симона напомнило ему ключевое слово, на которое он много раз натыкался вчера вечером в Интернете. После необдуманного звонка Софи он уселся перед компьютером. Введя одно-единственное слово в поисковике, сразу же вышел на тысячи парапсихологических веб-страниц разных чокнутых и фанатов эзотерики; однако потом нашел и солидные источники, которые всерьез занимались темой регрессивного гипноза. Большинство предупреждали об опасностях. Многие, что удивительно, не ставили под сомнение возможность реинкарнации как таковой, но предостерегали о последствиях, вреде для психики, например, если подвергающийся регрессивному гипнозу повторно переживет во время сеанса сильную травму из своего прошлого.
– Я думал о красивом пляже, – продолжал Симон. – Где мы с друзьями веселимся на вечеринке и едим мороженое.
– Что случилось потом?
– Я почувствовал усталость. А затем доктор спросил меня, вижу ли я большой выключатель.
Зрачки Симона дрожали и дергались, и Штерн испугался, что мальчик от одних этих рассказов опять потеряет сознание. Но пока он еще не кашлял. От Карины Штерн знал, что после пережитой пневмонии это всегда предвестник эпилептического приступа или обморока. Как позавчера, в подвале.
– Я искал выключатель у себя в голове. Тот, которым можно включить и выключить свет.
– Нашел?
– Да. Не сразу, но нашел. Было как-то не по себе, потому что я держал глаза закрытыми.
Штерн знал, что сейчас последует. Чтобы манипулировать пациентом, терапевт должен отключить его сознание. Пластичное выключение сознания с помощью воображаемого выключателя считалось любимым методом. После этого парапсихолог мог спокойно внушить пациенту что угодно. Штерн только не понимал мотива, который мог толкнуть на это Тифензее. Почему Симон? Почему он выбрал именно смертельно больного мальчика с неоперабельным раком? И почему Карина всего этого не заметила? Она, конечно, фантазерка и верит в сверхъестественные явления, но ни за что бы не позволила использовать ребенка в таких дурных целях. Тем более собственного пациента.
– Сначала у меня не получалось. Я не мог его выключить, – продолжал Симон спокойным голосом. – Выключатель постоянно выскальзывал и возвращался в прежнее положение. Было смешно, но доктор Тифензее дал мне скотч.
– Скотч?
– Да. Понарошку. В моем воображении. Я должен был мысленно заклеить выключатель скотчем. У меня получилось, и я вошел в лифт.
Штерн ничего не сказал, чтобы больше не отвлекать мальчика на этом решающем месте. Потому что сейчас наконец начиналось самое интересное – непосредственно регрессивный гипноз. Путешествие в подсознание.
* * *
– В лифте была золотая латунная табличка с множеством кнопок. Я мог выбрать любую и нажал на «одиннадцать». Лифт дернулся, и я поехал вниз. Кабина опускалась очень долго. Когда наконец двери открылись, я сделал шаг вперед. Вышел и…
«…увидел мир до моего рождения», – мысленно продолжил за него Штерн и удивился, когда Симон закончил предложение совсем по-другому:
– …не увидел ничего. Совсем ничего. Вокруг меня все было черным.
Взгляд Симона снова прояснился. Он сделал еще один глоток яблочного сока. Когда мальчик снова поставил упаковку на поднос на прикроватной тумбочке, его футболка слегка задралась, и Штерн внутренне содрогнулся. На долю секунды на бедре Симона мелькнуло продолговатое родимое пятно.
«Шрамы из прошлой жизни!» – непроизвольно подумал он. Но изменение на коже нисколько не походило на родимое пятно Феликса. Или мальчика на видео. Однако неизбежно напомнило Штерну о статье Яна Стивенсона, которую он прочел сегодня утром. Умерший профессор и главный психиатр Виргинского университета был одним из немногих исследователей реинкарнации, чьи работы, посвященные изучению отдельных случаев, всерьез обсуждались признанными учеными. Стивенсон придерживался мнения, что рубцы, шрамы и родимые пятна являются своего рода картами души и отображают травмы и ранения человека в прошлой жизни. Канадец собрал сотни историй болезней и протоколов результатов вскрытия и нашел в них удивительные сходства с изменениями кожи у якобы реинкарнированных детей.
– Сейчас я не понимаю. – Штерн попытался снова полностью сконцентрироваться на словах Симона. – Откуда ты тогда знал о трупе, если даже не видел его на приеме у доктора Тифензее?
– Ну, вообще-то я кое-что видел. Но лишь когда проснулся. Карина сказала, я проспал два часа. Я еще помню, как расстроился. Это ведь был мой день рождения, а на улице уже стемнело.
– И когда ты проснулся, появились эти страшные воспоминания?
– Не сразу. А когда сел в машину, и Карина спросила меня, как все прошло. Тут я ей и рассказал. Про картинки.
– Какие картинки?
– Те, что у меня в голове. Все очень размыто, словно в темноте. Как будто я вижу сон и вот-вот проснусь. Понимаешь, о чем я?
– Да, наверное. – Штерн знал, о чем говорил Симон, но его собственные сны наяву были не такими больными. Разве что он думал о Феликсе.
Симон повернул голову к окну и задумчиво посмотрел на улицу. Сначала Штерн решил, что ребенок потерял интерес к разговору и сейчас вытащит из тумбочки компьютерную игру. Но затем он увидел, что губы мальчика беззвучно шевелятся. Вероятно, Симон подбирал подходящие слова, чтобы лучше объяснить свои ощущения.
– Как-то раз в приюте мне велели поменять лампочку в подвале, – начал он тихо. – Никто из нас не хотел этого делать. Все мы боялись туда спускаться. Поэтому тянули спички, и жребий пал на меня. Было и правда жутко. С потолка на проводе свисала голая лампочка. Она напоминала теннисный мяч. С желтым налетом, покрывшаяся паутиной и слоем пыли. И она издавала странные звуки. Как Йонас. Это мой друг. Он умеет очень громко хрустеть пальцами. Так и лампочка – включалась и выключалась, и каждый раз слышался треск, как когда Йонас щелкает суставами, пока кто-нибудь из взрослых не начнет говорить о ревматизме, и тогда он прекращает.
Штерн не задавал никаких дополнительных вопросов и не перебивал Симона. При этом смотрел на собственные руки, которые непроизвольно сложились, как для молитвы.
– Когда я спустился в подвал, где сушилось белье, услышал громкий треск, и лампочка замигала. Включалась и выключалась. То ненадолго становилось светло, то вдруг снова все погружалось во тьму. Но даже когда было светло, я видел не все. Лампочка была слишком грязная. А так как она мигала, казалось, что все вокруг движется. Конечно, я знал: с одной стороны развешано постельное белье и полотенца. А с другой стоят корзины с нашими штанами и футболками. Но свет дрожал сильнее, чем я сам, и я боялся, что за простынями кто-то стоит и сейчас схватит меня. Тогда я был совсем маленький и от страха чуть не наделал в штаны.
Штерн приподнял брови и одновременно кивнул. С одной стороны, потому, что он мог понять страх мальчика. С другой – потому, что ему постепенно становилось понятно, что тот хотел этим сказать.
– Сейчас снова так? С картинками, которые ты видишь?
– Да. Когда я вспоминаю свою прошлую жизнь, это как в тот день в приюте. Я снова в подвале, и грязная лампа мигает.
Щелк. Щелк.
– Поэтому я вижу только очертания, тени. Все размыто… Но мне кажется, от ночи к ночи все становится ярче.
– Имеешь в виду, с каждым разом, когда просыпаешься, ты помнишь все больше?
– Да. Например, вчера я уже не был так уверен, что убил того мужчину. Топором. Но сегодня утром сомнений не осталось. Точно как с этим числом.
Щелк.
– Каким числом?
– Шесть. Оно просто нарисовано.
– Где?
Щелк. Щелк.
– На металлической двери. Она стоит где-то у воды.
Штерну вдруг сильно захотелось пить. Во рту появился неприятный привкус, от которого хотелось избавиться. Как и от ужасного подозрения, которое вызвали у него слова Симона.
– Что там произошло? – спросил он, вовсе не желая этого знать.
Что случилось за дверью. С числом шесть.
Снаружи в коридоре мужчина что-то насвистывал, шаги то приближались к двери, то удалялись, но мозг Штерна отфильтровал все отвлекающие звуки, оставляя лишь слова мальчика. Фразы, которые описывали агонию мужчины, которого Симон убил двенадцать лет назад.
За два года до своего рождения.
Штерн мечтал, чтобы им кто-нибудь помешал, тогда ему не придется узнать всех подробностей. О зубчатом ноже, которым жертва перед смертью могла нанести травму нападавшему. Примерно там, где у Симона находилось родимое пятно кофейного цвета.
Роберт беспомощно смотрел на дверь, но она оставалась закрытой. Ни врач, ни медсестра не прервали ужасные откровения, которыми Симон делился почти безучастным тоном. Свои большие глаза он снова закрыл.
– Ты знаешь адрес? – тяжело дыша, спросил Штерн, когда мальчик наконец закончил. Кровь в ушах шумела так сильно, что он едва слышал сам себя.
– Не думаю. Хотя… Наверное.
Симон произнес еще одно слово, но этого хватило, чтобы у Штерна по всему телу побежали мурашки. Роберт знал это место. Раньше он иногда прогуливался там. С Софи. Когда она была беременна.
* * *
– У меня нет ордера на обыск. Я ведь не полицейский.
Штерн задавался вопросом, ходил ли этот тип с пирсингом в носу и грязными волосами в школу. Верхняя губа шалопая открывала десны, что вместе с перекрывающим прикусом усиливало впечатление постоянной ухмылки.
– Тогда не получится, – прошепелявил Слай и закинул ноги на стол. Парень представился этим глупым псевдонимом задавалы, когда несколькими минутами раньше Штерн вошел в маленькое бюро логистической компании, расположенное на первом этаже.
– А что вам нужно в шестом? Думаю, мы вообще больше не сдаем гаражи с однозначными номерами.
В больнице Симон смог лишь приблизительно вспомнить адрес. Но и одного указания «Гаражи на Шпрее» было бы достаточно. Штерн знал ветхие складские помещения рядом с каналом на улице Старый Моабит. Головной офис исконно берлинской фирмы располагался в кирпичной постройке песочного цвета прямо у воды. Чуть дальше стояли сараи – клиенты использовали их для временного хранения мебели, электроприборов и прочего хлама. С тех пор как иностранные разнорабочие таскали стиральные машины уже за 2,5 евро в час, дела шли так себе, и поэтому владелец компании вот уже несколько лет ничего не ремонтировал и не обновлял. В затхлом бюро пахло одновременно дымом и туалетом, что, видимо, объяснялось ароматизаторами воздуха, которые Слай подвесил на потолочную лампу, чтобы избавить себя от необходимости регулярно проветривать помещение. Неудивительно, что закрытые жалюзи покрылись плесенью до самого потолка. Штерну казалось непостижимым, почему именно в такой хмурый, дождливый осенний день, как сегодня, кто-то добровольно отказывается впустить немного дневного света в свою комнату.
– Я управляющий наследством и разыскиваю наследников огромного состояния, – монотонно проговорил Штерн свою легенду, которую выдумал по пути из больницы. – Мы подозреваем, что в гараже номер шесть находятся кое-какие свидетельства, которые могут быть нам полезны.
Продолжая говорить, он открыл бумажник и вытащил два банкнота. Слай убрал ноги со стола, а его глуповатая улыбка стала еще шире.
– Я не буду рисковать работой за сотню, – изобразил он негодование.
– Еще как будешь.
Штерн повернулся к пыхтящему мужчине, который в этот момент шумно вошел в бюро, и убрал деньги обратно в бумажник.
– Черт, здесь воняет, как в крысиной сауне, – выругался обливающийся потом лысый, чей вид напоминал статую стоящего Будды. На спине Анди Борхерта можно было бы легко закрепить широкоэкранную телевизионную панель, и она не выступала бы за его плечи.
– Кто вы, черт возьми? – вскочил на ноги Слай. Улыбка тут же исчезла с его лица.
– Не стоит так утруждаться, можешь не вставать.
Борхерт легко усадил молодчика обратно на стул и подошел к доске с ключами, которая висела на стене рядом с картой Берлина.
– О каком гараже идет речь, Роберт?
– Номер шесть. – Штерн спрашивал себя, правильно ли он поступил, заранее позвонив одному из своих клиентов и попросив о помощи.
Он был знаком со специфическими методами Андреаса Борхерта решать проблемы, потому что именно они два года назад практически засадили того за решетку. Тогда Борхерт еще был продюсером дешевых «фильмов для взрослых». Грязных хард-кор-порно, на которых он сделал небольшое состояние, пока однажды на съемочной площадке жестоко не изнасиловали исполнительницу главной роли. Процесс вызвал большой общественный резонанс, и все указывало на Борхерта, но Штерн сумел убедить суд в обратном. Анди отделался условным наказанием, когда после оправдания самостоятельно отыскал насильника и избил так, что тот был не в состоянии дать показания. Благодаря ловкой тактике Штерну удалось добиться значительного смягчения меры наказания, что невольно обеспечило ему закадычную дружбу с Борхертом.
– Если вызовешь фараонов, то мы встретимся с тобой в другом месте, – пропыхтел Анди в сторону Слая, снимая с доски нужный ключ. – А именно у тебя дома. Тебе ясно?
Штерн не смог сдержать улыбку, когда его бывший подзащитный с этими словами покинул бюро, не дожидаясь робкого кивка сотрудника транспортно-экспедиционной компании.
Штерн последовал за Борхертом и тяжело зашагал по гравийной дорожке к гаражам.
– С теми, кто не закончил школу, разговор короткий.
Через шаг Борхерт ступал своими белыми боксерскими ботинками в лужи, но, казалось, не замечал этого. Капли пота катились у него по вискам. Благодаря этой особенности – потеть при малейшей физической нагрузке – он получил множество разных прозвищ. Мистер Рубенс, Сумо, Потовая Железа… Борхерт знал их все, хотя никто никогда не называл его так в глаза.
– Из разговора по телефону я понял, что тебе нужна помощь, потому что один десятилетний мальчик убил мужчину, верно?
– Несколько мужчин, если быть точным. – Пока они шли по территории транспортной компании, Штерн рассказал ему безумную историю. Чем больше он говорил, тем недоверчивее становилось выражение лица бывшего подзащитного.
Наконец они остановились перед ржавым контейнером для строительного мусора, куда как раз забралась черная кошка.
– Убил? Пятнадцать лет назад, в прошлой жизни? Да ты мне мозги дуришь!
– Думаешь, я обратился бы к тебе, будь у меня выбор? – Штерн откинул волосы назад и сделал Борхерту знак следовать за ним к гаражу.
– С тех пор как я вчера обнаружил труп, Мартин Энглер занимается этим делом. Комиссар, который и в тебя тогда вцепился.
– Я помню этого говнюка.
– А он не забыл, как я сорвал ему арест.
Энглер, ведя расследование, допустил оплошность и не заглянул в медицинскую карту Борхерта. Анди с юного возраста страдал частичной эректильной дисфункцией. Выражаясь понятнее: он был практически импотент, эрекция у него наступала только после продолжительной прелюдии и в знакомой обстановке. Анди никак не мог изнасиловать девушку.
Борхерт был навеки благодарен Штерну за то, что тот добился не только оправдания, но и закрытого слушания дела. Порнопродюсер, у которого не встает, – да он стал бы настоящим посмешищем. И хотя благодаря Штерну пикантные подробности не вышли наружу, после судебного разбирательства Борхерт оставил киноиндустрию и открыл несколько успешных дискотек в Берлине и окрестностях.
– Он с превеликим удовольствием пришьет мне какое-нибудь дело.
– Я тебе, конечно, помогу, только ничего не понимаю. Почему ты позволяешь себя в это впутывать? – Борхерт пнул пустую банку из-под пива, подвернувшуюся под ноги.
– Я просто взялся за дело этого мальчика, ясно? – Штерн ушел от прямого ответа.
Он пока не хотел рассказывать Борхерту о DVD: тогда сразу стало бы понятно, почему Штерну необходим защитник. Анди – единственный из его знакомых, кто был достаточно хладнокровен, чтобы без особых разъяснений копаться для него в грязи. Правда, Штерн боялся, что бывший клиент посчитает его сумасшедшим, если узнает, по какой именно причине он решил следовать по дорожкам, которые, по собственным признаниям, проложил в прошлой жизни Симон.
«А может, я действительно рехнулся?» – подумал он. Сошел с ума. С одной стороны, есть то двухминутное видео, а с другой – все законы природы отрицают предположение, что Феликс все еще жив. Но они также исключают вероятность того, что Симон может помнить убийства, которые случились задолго до его рождения.
– Хорошо, больше никаких вопросов, ваша честь. – Борхерт поднял руки, словно Штерн наставил на него пистолет. – Но, пожалуйста, не говори мне сейчас, что мы ищем здесь еще один труп.
– Именно. Я только что был у Симона в больнице, и он назвал мне этот адрес.
Моросящий дождик утих, и Штерн наконец мог смотреть вперед, не моргая беспрестанно из-за мелких капель, попадавших в глаза. До металлических ворот гаража под номером 6 оставалось самое большее метров пятьдесят. Это была часть блока неприглядных сараев на самом берегу Шпрее, на расстоянии броска камня до воды.
– Симон говорит, что двенадцать лет назад отрубил ему ноги, иначе он не помещался в холодильник.
* * *
Штерн не знал, что именно ожидал увидеть, когда они открыли дверь. Может, стаю крыс, грызущих человеческую руку на каменном полу, или вибрирующий рой плодовых и навозных мух, которые черным облаком трепетали над полуоткрытым холодильником. Его внутренний взор был готов к любому предвестнику смерти, и поэтому реальная картина так сильно удручила его.
При этом он должен был испытать скорее облегчение по поводу пустого гаража. Никакой мебели. Никаких электроприборов. Никаких книг. Свет от пыльной лампочки падал только на две небольшие коробки со старой посудой и потертый офисный стул. Штерн почувствовал, как внутри его открылся какой-то клапан, через который улетучилась надежда. Он мучительно осознал, с какой невероятной силой желал найти в гараже что-то неживое, бездыханное. Чем необъяснимее становились воспоминания Симона в настоящем, тем вероятнее казалась связь между Феликсом и десятилетним мальчиком с родимым пятном на плече.
Штерн не мог поверить, что действительно составил в подсознании такое иррациональное уравнение.
– Вот и твоя ерунда по фэн-шуй, – пробурчал себе под нос Борхерт.
Роберт не стал объяснять ему, что классическая китайская философия освоения пространства не имеет ничего общего с переселением душ или реинкарнацией. Для владельца дискотек все, что он не мог потрогать руками, было спиритуальной психологической чепухой, выдуманной людьми, которым просто нечем заняться.
Именно этот незамысловатый подход к жизни еще недавно так нравился Штерну.
– А что сейчас? – спросил Борхерт, когда Штерн вдруг опустился на четвереньки.
Штерн ответил не сразу. Он проверил пальцами все желобки и пазы в пыльном полу, сознавая бессмысленность своих действий задолго до того, как закончил.
– Ложная тревога, – наконец заявил он и, вставая, стряхнул руками пыль с пальто из верблюжьей шерсти. – Двойного дна нет. Ничего.
– Странно. Ведь твоя история казалась такой правдоподобной, – издевался Борхерт. По какой-то причине у него на лбу снова образовались капельки пота, хотя он даже с места не сдвинулся за последние минуты.
Выходя, Штерн окинул помещение задумчивым взглядом, потом выключил свет и предоставил помощнику запереть внушительную дверь.
– Не пойму, – пробормотал он под нос, словно обращаясь к себе. – Здесь что-то не так.
– Вот теперь мне тоже так кажется. – Борхерт вытащил ключ из замочной скважины и ухмыльнулся Штерну. – Может, то, что мы в дождь ищем в гараже какой-то труп?
– Нет. Я не это имею в виду. Будь ты позавчера на той заброшенной фабрике, сейчас бы меня понял. Послушай, в последние месяцы этот мальчик находился только в больнице, до этого в приюте. Как он мог узнать о трупе в подвале промышленной постройки? Он даже назвал приблизительную дату смерти.
– Это где-то подтвердили?
– Да, – ответил Штерн, не называя источник. Пока что приходится доверять голосу на видео.
– Тогда ему просто кто-то сказал.
– Я тоже так думал, но все равно многое не сходится.
Борхерт пожал плечами:
– Я слышал, у маленьких детей бывают невидимые друзья, с которыми они разговаривают.
– Возможно, в четырехлетнем возрасте. Симон не шизофреник, если ты на это намекаешь. У него нет никаких бредовых представлений. Парень с размозженным черепом реальный. Я сам его нашел. И вот это. Шестерка. – Штерн указал на облезлую цифру на двери. – Она нарисована на воротах точно так, как описал Симон.
– Значит, он был здесь и видел гараж.
– Он из приюта. В Карлсхорсте. Почти в часе езды на машине отсюда. Это очень маловероятно. Но даже в таком случае все это не имеет никакого смысла. Почему Симон считает, что он сам убийца, если ему об этом кто-то рассказал?
– Что это у нас? Викторина? Откуда мне знать? – фыркнул Борхерт, но Штерн его больше не слушал. Он задавал вопросы для того, чтобы привести в порядок свои мысли, а не ради убедительных ответов.
– Ладно, предположим, кто-то использует Симона. Почему убийца выбрал именно маленького мальчика, чтобы привести нас к трупу? Зачем такие сложности? Он может просто взять телефон и позвонить в полицию.
– Эй, вы там! – долетело до них от входа в главное здание. Невысокий мужчина в голубом комбинезоне вразвалку и немного криво направился к ним по мокрому двору.
– Это хозяин. Ему принадлежит транспортно-логистическая фирма, – пояснил Борхерт. – Не удивляйся, он перетаскал слишком много коробок, и его перекосило из-за межпозвоночной грыжи.
– Что вы, придурки, делаете на моей территории? – крикнул он, размахивая руками, и Штерн уже внутренне приготовился к следующей стычке. Но тут хозяин компании неожиданно остановился и гортанно рассмеялся. – А, это ты, Борхерт. Теперь я знаю, почему мой бестолковый племянник наделал в штаны.
– Тебя не было, а мы торопились, Гизбах.
– Ничего, ничего. Мог бы и позвонить.
Хозяин забрал у Борхерта ключ и посмотрел на Штерна:
– Номер шесть, да?
Роберту хотелось повнимательнее рассмотреть загрубевшее от ветра и солнца лицо шефа логистической фирмы, но он отвернулся, когда увидел нити слюны, которые появлялись у Гизбаха между губами при каждом слове, словно тот жевал кусок сырной пиццы.
– Что вам там было нужно?
– Мой товарищ ищет жилье, – ухмыльнулся Борхерт.
– Просто спросил. Как нарочно, номер шесть.
– Почему «как нарочно»? – поинтересовался Штерн.
– Это единственный гараж, который я сдал на длительный срок.
– Кому?
– Думаешь, меня это интересует, если человек платит наличными? За десять лет вперед?
– Но зачем кому-то снимать пустой гараж?
– Пустой?
В тот момент, когда старик язвительно рассмеялся, Штерн понял, что упустил кое-что в гараже. Следы волочения. В пыли.
– Он был забит до потолка. На прошлой неделе мы все выбросили, после того как истек договор.
– Что?! – одновременно воскликнули Борхерт и Штерн.
– Куда вы вывезли мебель?
– Туда, где ей и место. На свалку крупногабаритного мусора.
Сердце Штерна замерло на пару секунд, когда он проследил за взглядом скрюченного хозяина. И вдруг она вернулась. Надежда.
– Нам стоило сделать это еще два года назад. Освободить от хлама. Мы не заметили, что договор истек, так как уже давно не сдаем гаражи с однозначными номерами. Они все равно пойдут под снос.
Роберт развернулся и не торопясь, как в замедленной съемке, направился к ржаво-коричневому контейнеру, мимо которого они уже проходили. Когда он подошел так близко, что смог заглянуть через край, обнаружил, что черная кошка все еще там. Она сидела на стопке старых газет перед пожелтевшим ящиком – и похоже, ей нравилось негерметичное место агрегата, из которого капала желтоватая жидкость. В любом случае она не обратила никакого внимания на Штерна, который залез в контейнер. Кошка продолжала лизать резиновое уплотнение старого холодильника – такая модель точно не продавалась уже лет двенадцать.
* * *
– Как ты себе это представляешь?
Карина ногой захлопнула дверцу машины и, прижимая сотовый телефон к уху, пошла по подъездной дорожке к больнице. Ей пришлось оставить машину перед клиникой, потому что все места на парковке для персонала были заняты транспортными средствами, которые наверняка стояли там незаконно. Но если подумать, на служебной парковке ей все равно больше делать нечего. Официально Карина в отпуске. Неофициально она уже может подыскивать себе другую работу.
– Клиника ведь не тюрьма строгого режима! – услышала она слова Штерна. Его голос пропадал и иногда прерывался дорожным шумом. – Наверняка существует возможность вытащить оттуда Симона.
Телефонный разговор ей совсем не нравился. Два дня она тщетно ждала от Роберта хоть какого-то признака жизни. А теперь вот такое! Вместо того чтобы спокойно обсудить с ней необъяснимые происшествия, он, видимо, изо всех сил старался усугубить проблемы, в которых она погрязла.
– Что ты хочешь от Симона?
– То, о чем он меня просил. Проверяю его показания.
Просто отлично.
Сама виновата. В конечном счете, это она свела их. Она же хотела, чтобы он позаботился о мальчике.
Но не так!
Не в качестве его адвоката. Честно говоря, она витала в облаках, когда организовывала эту встречу. Конечно, для нее на первом месте стоял Симон. Из-за ее дурацкой идеи с регрессивным гипнозом его страх смерти теперь сменился куда худшими переживаниями. Мальчик считал себя убийцей, и она должна остановить это сумасшествие.
Для спуска в подвал Роберт был ей не нужен. Наверное, Пикассо оказался бы гораздо полезнее. Нет, она хотела свести Роберта и Симона. Она вполне серьезно надеялась, что между ними установится особая связь: адвокат развеет переживания ребенка, а тот, в качестве награды, затронет его душу. Потому что, несмотря на собственную болезнь, Симон обладал непостижимой способностью: одно его присутствие заставляло улыбаться печальных людей в больнице и рассеивало их туманную пелену из депрессии и меланхолии.
«Да, я такая дура, – подумала она. – Каждый шаг – ошибка».
Карина взглянула на часы и спросила себя, действительно ли все это сумасшествие началось только двадцать четыре часа назад. Было около одиннадцати утра, и она не помнила, чтобы когда-либо входила в клинику в такой час.
– Что ты хочешь от него услышать? – хрипло прошептала она в телефон. Поприветствовала пробегающую мимо коллегу, подняв руку, в которой держала пустую спортивную сумку. Вообще-то Карина вернулась, чтобы забрать из шкафчика личные вещи и попрощаться с коллегами. То, чего требовал от нее Штерн, не значилось в повестке.
– Я был у него сегодня утром, и он сообщил мне новое место. Ты не поверишь: мы действительно нашли еще одного.
– Еще одного? Ты о ком? – Карина взбежала по пандусу для кресел-каталок ко входу. Ветер трепал ее волосы, закидывая пряди с затылка на лицо, и она зябла. Кто-то словно дул ей сзади в шею через трубочку.
– Труп. Он был в холодильнике. Задушен полиэтиленовым пакетом, все, как описал Симон.
У Карины не получилось улыбнуться портье в знак приветствия, и она поспешила дальше к лифтам.
У нее закружилась голова. Карина всегда догадывалась, что общение с Робертом Штерном когда-то принесет ей серьезные неприятности. Уже три года она не слушала ни внутренние, ни даже внешние голоса, которые предупреждали ее об опасности заражения. От его унылой, мрачной души как будто исходило радиоактивное излучение. Невидимое, но с тяжелыми последствиями для всех, кто под него попадал; и она тоже опасалась передозировки негативной энергии, когда слишком тесно с ним общалась. Но она все равно искала его близости, пренебрегая всеми мерами защиты. Видимо, на этот раз она слишком близко подошла к Роберту. Их общие приключения угрожали уже не только ее душевному состоянию.
– И мы кое-что обнаружили рядом с трупом.
Мы? Она удивилась, но задала гораздо более важный вопрос:
– Что?
На кнопке вызова лифта остался влажный отпечаток, когда Карина отняла палец.
– Листок. Он лежал вместе с трупом. Точнее, торчал у него между пальцев.
– И что на нем? – Карина вовсе не хотела знать.
– Ты это уже видела.
– Что ты имеешь в виду?
– У Симона. В его комнате.
– Это шутка.
Двери лифта открылись, как в замедленной съемке, и Карина нервно застучала ногтями по алюминиевой поверхности двери. Она хотела как можно скорее спрятаться в коконе закрытой кабины.
– Это детский рисунок, – объяснил Штерн. – Маленькая церковь на поляне.
«Этого не может быть».
Карина нажала на кнопку неврологии и закрыла глаза.
«Рисунок у Симона на окне. Он нарисовал его три дня назад. После сеанса регрессивного гипноза».
– Теперь ты понимаешь, почему я должен его увидеть?
– Да, – прошептала Карина, хотя вообще больше ничего не понимала. Она снова чувствовала себя как три года назад, когда их отношения разрушились. Тогда, когда Штерн нажал на стоп-кран, потому что, по его мнению, все развивалось слишком быстро.
– Пожалуйста, приведи Симона к зоопарку, – попросил Штерн. – Встретимся через полтора часа перед воротами со слонами. Там на нас с ребенком не обратят внимания.
– К чему такие сложности? Почему тебе просто не прийти к нему в клинику?
– Это уже второй труп, и каждый раз я первым появляюсь на месте преступления. Представляешь, где я у Энглера в списке подозреваемых?
