Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 346 страниц)

Глава 65

– Пожалуйста, Кайя…

– Не трудитесь. Вы остановили меня, когда я ревела в школьном туалете. Еще раз у вас не получится.

Она подтолкнула его в сторону кабины пилотов.

– Вы правы. Я виноват, – сказал Матс. – И знаете почему? Потому что ни черта вами не интересовался.

Она остановилась перед закрытой дверью кабины пилотов, приставив пистолет Матсу к груди. Он видел клавиатуру рядом с глазком, с помощью которой Кайя собиралась отпереть дверь.

– Мне была важна репутация, – продолжал лгать он. – Известность. «Звездный психиатр спасает школьников!» Я хотел видеть такой заголовок.

Кайя кивнула. Прищурилась – возможно, у нее начались проблемы со зрением, типичное последствие отравления никотином. Вскоре у нее могли замедлиться пульс и даже начаться проблемы с дыханием.

– То же самое сказала и Амели.

Конечно, сказала. Этой ложью она и поймала тебя на удочку.

– И она была права. – Матс намеренно перешел на «ты». – Я пичкал тебя таблетками, но правда в твоей голове меня не интересовала. Ты хочешь оборвать свою жизнь. И сделать это громко – ты хочешь открыть многим людям глаза на то, что эта жизнь того не стоит.

– Абсолютно верно.

Я это упустил.

Типичное мрачное подростковое восприятие реальности. Обычно безобидное, потому что временное. Темная фаза, которая приходит в пубертатный период и затем исчезает. Но иногда больные фантазии остаются – после травматичного события, например смерти близкого человека. Или самоубийство друга. В случае Кайи было именно так, и Матс этого не заметил.

– Отговорив тебя от самоубийства, я действовал не лучше священника, который хочет из гомосексуалиста сделать гетеросексуала.

– Зачем вы мне это рассказываете? – Кайя крепче обхватила пистолет, ее рука тряслась. – Вы лишь разжигаете мою злость.

Тем лучше.

– Лишь один человек на борту заслуживает смерти. И это я.

Он понизил голос. По-настоящему взывал к ней.

– Я использовал тебя, Кайя. Не слушал, когда ты пыталась рассказать мне, как ужасен этот мир. Прописал тебе медикаменты, которые подавили твое истинное «я».

Он зафиксировал Кайю взглядом. Был наконец-то готов преодолеть свой самый сильный страх.

– Прекрати, – сказал он ей.

Матс подошел ближе, он мог сунуть указательный палец в ствол пистолета. Кайя подняла оружие и прицелилась ему в голову.

Пятьдесят сантиметров. С этого расстояния в него невозможно промахнуться.

Хорошо.

Она сказала:

– Уйди с дороги.

Тут Матс бросился на нее и не почувствовал никакой боли. Только сильное жжение, словно Кайя и его обварила кофе. В ушах трещал сломанный громкоговоритель; эхо выстрела звучало, как искаженный звон церковного колокола, язык которого бился у него в голове о черепную коробку.

Медь, – подумал Матс и послал всех умников подальше. Даже если в крови только железо, на вкус она была такой, словно он лизнул пятицентовую монету – поэтому сравнение абсолютно правильное.

Вот только с бесконечной темнотой что-то не так.

Скорее, это было нечто серое, с крошечными светлыми пятнышками – размером с булавочную головку, – через которые сочился жидкий туман.

А с туманом наступил холод.

А с холодом – ничто.

Глава 66

18 часов спустя

Когда Матс был маленьким, старший брат как-то раз напугал его игрой, которая не отпускала потом всю жизнь.

– Представь себе ничто, – сказал Нильс, когда они лежали на лужайке озера Тойфельзе, куда ежедневно ходили в то лето.

– Как это?

– Начни с того, что мысленно удали это озеро, лужайку и берег.

– О’кей.

– Затем представь, что нас тоже нет, мы исчезли.

Потом Матс должен был стереть Берлин с карты своей фантазии, затем Германию, Европу и, наконец, всю Землю. После из его воображаемого мира были удалены Солнечная система, планеты, Вселенная и все галактики.

– Что ты сейчас видишь? – наконец спросил его брат.

– Глубокое черное ничто.

– Хорошо. А сейчас сотри и его.

– Как это?

– Сожми ничто до крошечной черной точки. И потом сотри ее.

Матс лежал с закрытыми глазами на лужайке и тщетно пытался следовать таким, казалось бы, простым указаниям своего брата.

– Я не могу, – сказал он. Когда точка исчезала, все равно оставалась эта черная бесконечная пустота, от которой ему никак не удавалось избавиться.

Потому что он ничем не мог заменить это ничто.

– Видишь, – торжествующе сказал брат. – Мы не можем представить себе ничто. Потому что ничто – это не бесконечная пустота, а ее отсутствие. Ничто, – заключил он, – это исчезающая дыра.

Тогда на Тойфельзе Матс понял не все, что хотел объяснить ему старший умный брат. Но сейчас он был уверен, что нашел именно то место, которое, как считал его брат, невозможно представить.

Оно находилось прямо в центре его, в той исчезающей дыре. Окруженное одним лишь отсутствием какой-либо жизни.

Матс ничего не видел. Как он ни пытался открыть глаза, связь с веками была потеряна, как и со всеми мышцами, конечностями и телом в целом. Говорить, глотать, кашлять – ничего больше не получалось.

Осязание тоже словно отключилось. Обычно человек чувствует одежду на коже лишь тогда, когда хочет, но он способен почувствовать ее, если сконцентрируется. Матс вообще ничего не ощущал. Ни зуда, ни покалывания, ни прикосновения, нигде. Он словно голышом парил где-то в вакууме, не в состоянии дотронуться до самого себя. С потерей зрения и осязания он одновременно онемел и оглох. Единственное, что он слышал, были его собственные мысли, но никаких физиологических звуков, как, например, циркулирующая кровь, кишечная перистальтика, дыхание, – ничего. В нем до боли все затихло.

Если здорового человека лишить какого-то ощущения, то теоретически его функцию компенсируют другие органы чувств. Слепые лучше слышат, глухие замечают малейшее изменение выражения на лице человека.

Матсу, в распоряжении которого остались только собственные мысли, казалось, что доминирующей движущей силой его сознания стал страх. Он не слышал, как жадно дышит, не чувствовал, как его возбуждает адреналин, но он ощущал, как паника разрушает его мозг.

Где я? Что со мной произошло?

Мысли кричали у него в голове – беззвучно-громкие, оглушительно-немые.

Неожиданно все изменилось.

Матс по-прежнему не мог видеть, говорить, чувствовать, но он что-то услышал.

Сначала жужжание, похожее на звук электрической зубной щетки. Электрическое пощелкивание становилось громче и стало напоминать сверчка, и это был самый чудесный звук, который он только мог себе представить, потому что это был звук.

Доказательство, что он больше не падает в исчезающую дыру, а находится в контакте. С приятным серьезным голосом, который сформировался из жужжания.

– Господин доктор Крюгер? Вы меня слышите? – спросил голос, и Матс попытался ответить. Попытался закричать, открыть глаза, замахать руками, но он уже забыл, как это делается. – Я сожалею, но у вас тяжелая травма ствола головного мозга, – услышал Матс. Самую страшную из всех правд.

Синдром «запертого человека». Как врач, он, конечно, знал этот диагноз, хотя голос и не назвал его. Во-первых, потому, что любому медику тяжело произносить эти жестокие слова. Во-вторых, потому, что подобное заключение обычно является результатом исследований, которые длятся несколько дней, если не недель. Но Матс был специалистом. Он смог проанализировать себя и понял, что его мозг потерял всякую связь с телом. Штекер выдернули из розетки. Он был заживо погребен в собственном бесполезном теле.

– Меня зовут доктор Мартин Ротх, я главврач Парк-клиники. Однажды мы встречались на симпозиуме, доктор Крюгер. Я занимаюсь вами вместе с командой нейрорадиологов и хирургов. В настоящий момент вы подключены к аппарату искусственного дыхания, и в качестве поддерживающей меры мы с помощью электроэнцефалографических электродов создали нейрокомпьютерный интерфейс.

Матс кивнул не кивая. Он представил себе маленькие пластины на обритых частях головы, кабели, ведущие от его черепа к компьютерам. В своей клинической практике он слишком часто сталкивался с этими тяжелейшими повреждениями, например, после инфаркта ствола головного мозга. Поврежден Варолиев мост, зона между средним и продолговатым мозгом, которая формирует ствол центральной нервной системы. С некоторыми пациентами можно было поддерживать базовую коммуникацию, измеряя деятельность их головного мозга. Нетипично, что он все слышал. Большинство пациентов с подобным синдромом видят, но ничего не слышат. В его случае все, похоже, наоборот, – еще одна печальная новость. Это означало, что, помимо ствола мозга, повреждена еще и затылочная кора.

– На вас надеты наушники, через которые вы слышите мой голос. Они отфильтровывают лишние шумы, – услышал он слова доктора Ротха. – Возможно, сами этого не осознаете, но вы еще в состоянии сжимать мышцы век, то есть имитировать моргание. Пожалуйста, попробуйте это сделать.

Матс выполнил указания доктора Ротха, который заметно обрадовался.

– Очень хорошо. Давайте договоримся. Я буду задавать вопросы, на которые вам нужно отвечать только «да» или «нет». Пожалуйста, для ответа «да» моргайте один раз. «Нет» – два раза. Вы меня поняли?

Матс моргнул три раза и услышал, как Ротх расхохотался.

– Чувство юмора вы не потеряли, это великолепно.

На заднем плане Матс услышал мужской голос, который показался ему знакомым, но он не мог сказать, кто это.

– У нас гость, которого я вам сейчас представлю, – объяснил доктор Ротх, видимо говоривший с ним через микрофон. – Но сначала вы наверняка хотите знать, что с вами случилось.

Матс моргнул.

– В вас стреляли. В самолете. Пуля вошла прямо в голову и разрушила связь между стволом и спинным мозгом.

В другой ситуации Матс, услышав такой диагноз, закрыл бы глаза, попытался сдержать слезы, может быть, закричал, по крайней мере, тяжело сглотнул. Но сейчас даже это было ему недоступно, потому что он больше не чувствовал своего языка.

– Сначала полиция считала вас преступником, но сейчас все прояснилось. – Доктор Ротх прочистил горло. – Вы герой. Вы набросились на террористку и предотвратили худшее. Лишь благодаря тому, что вы повалили стюардессу, пилоты смогли открыть дверь кабины и обезоружить женщину. Машина приземлилась в Берлине. Все пассажиры на борту живы.

Сверчок снова затрещал – видимо, помехи при передаче сигнала от микрофона в наушники, но, прежде чем шум стал громче, главврач Парк-клиники продолжил:

– Все пассажиры, кроме женщины, которую застрелила стюардесса.

Амели Клопшток, – подумал Матс. Воспоминания о произошедшем в самолете были такими живыми и реальными, словно он еще минуту назад находился на борту. На самом же деле он лежал в реанимации уже несколько часов, если не дней.

– Вы уже просыпались два часа назад, – услышал он Ротха, словно тот прочитал его мысли. А возможно, так и было. Современная медицина еще слишком мало знала об этом синдроме, несмотря на совершённый прогресс. Все-таки уже стало возможно коммуницировать с подобными пациентами, которые даже моргнуть не в состоянии. Однако потребовалось много месяцев, прежде чем врачи научились правильно расшифровывать сканы, записываемые во время длинных интервью с тяжело травмированными пациентами, пока те лежали в трубе МРТ.

– Через несколько часов после того, как вас привезли сюда, мы заметили, что вы можете общаться с нами посредством моргания. Правда, вы ничего не помнили. Травма привела к полной амнезии. По этой причине мы решились на новейший, еще никогда не использовавшийся метод диагностики. Я попросил о помощи своего коллегу профессора Хаберланда. Как вы, вероятно, знаете, он специализируется на различных видах применения гипноза. Так как ваш мозг функционирует и вы, доктор Крюгер, в клиническом смысле бодрствуете, мы вас загипнотизировали. Наверное, вы не помните введения в гипноз, но мы надеемся, что все получилось. Чтобы вы смогли еще раз пережить полет в своем воображении, мы столкнули вас с различными чувственными впечатлениями. Например, в наушниках звучали шумы двигателей – как на взлете и во время полета. Ваша гидравлическая кровать мягко колыхалась, имитируя движения самолета. Чтобы простимулировать ваше обоняние, мы ввели вам в нос ватную палочку, пропитанную освежителем воздуха.

Матс вспомнил запах кондиционера, крови – и духов.

Духов Катарины!

– А сейчас решающий вопрос, доктор Крюгер: у нас получилось? Мы смогли с помощью гипноза перенести вас в последние часы на борту самолета? Вы теперь все вспомнили?

Матс моргнул один раз.

– Хорошо, очень хорошо. Это фантастика. Вы наверняка задаетесь вопросом, почему мы выбрали такой сложный, трудоемкий способ.

Исчезающая дыра озарилась вспышкой, словно кто-то щелкнул фотокамерой у Матса в мозгу. В наушниках щелкнуло, и доктор Ротх сказал:

– Профессор Клопшток вам все объяснит.

Глава 67

– Он меня слышит? – спросил Андре Клопшток. Потом сказал громче: – Привет, Матс! Мой дорогой коллега.

Матс моргнул.

– Хорошо, это хорошо. О господи, мне так жаль. Ужасно жаль.

К удивлению Матса, Клопшток звучал вовсе не заискивающе, а, скорее, потрясенно. В его словах не было ни малейшей надменности, которую знал Матс и которую даже ожидаешь от психиатра, с удовольствием выступающего в желтой прессе.

– Я безутешен, и ничто не может исправить случившегося. Хотя я не был напрямую вовлечен в это. Поэтому я и обращаюсь к… э-э-э… к вам. Но сейчас речь идет не только о том, чтобы доказать мою невиновность. Я полностью готов сотрудничать с доктором Ротхом и полицией, чтобы… что? Ах да, хорошо. Простите.

Матс объяснил себе последние обрывки предложений вмешательством доктора Ротха. Видимо, главврач знаками поторапливал Клопштока.

– Но вам нужно кое-что знать, прежде чем мы начнем допрос.

Допрос?

– Я разработал ряд тестов для ранней диагностики психопатологического поведения. И твердо убежден в их необходимости. К чему проверять жидкости в ручной клади, а не душевное состояние пассажиров и пилотов? Но оставим эту тему. Речь пойдет об Амели, моей бывшей жене.

Она была помешана на идее ускорить процедуру одобрения закона. Вы должны знать, что Амели руководила моей практикой. У нее был доступ ко всем результатам исследований, инвестиционным планам и, конечно, медицинским картам пациентов. Вообще-то она была фотографом, никакого специального медицинского образования. Но я взял Амели из-за ее врожденных организаторских способностей. Лишь намного позже, уже в браке, мне стало ясно, что она была болезненно одержима деталями. И до опасности гениальна в своем умении манипулировать другими. Например, я никогда не хотел иметь детей, но она вдруг забеременела, несмотря на противозачаточные таблетки.

Клопшток смущенно кашлянул.

– Амели всегда знала, что делать – или, наоборот, чего не делать, – чтобы добиться своего. Она подчинила меня себе. Я долгое время не хотел осознавать того, что ее желание все контролировать уже в юности носило нездоровый характер. У меня открылись глаза, лишь когда она представила мне свой «бизнес-план».

По интонации, которой Клопшток выделил английское слово, Матс понял, что оно было взято в кавычки.

– Она узнала о моем «бесплатном» пациенте Франце Уландте – безобидном вегане, правда, с серьезными отклонениями в поведении. Он мечтал показать человечеству, что промышленное производство молока – это настоящее истязание животных. Амели также знала, что я лечу вашу беременную дочь Неле.

Неле, – пронзило Матса. С тех пор как он очнулся в этой исчезающей дыре, ему нужно было справиться со столькими впечатлениями. Переработать столько информации, что до сих пор он даже не вспомнил о Неле.

– Где она?! – кричал он про себя. – У нее все хорошо?

– Я думал, это шутка, когда она спросила меня, не должны ли мы немного помочь моему новому патенту. «Все, что нам нужно, – это небольшой инцидент», – сказала она, но я не воспринял ее слова всерьез. Думал, что это гормоны, все-таки она была беременна, и, по крайней мере, с рождением ребенка здравый смысл вернется к ней. Но ее дикие фантазии не прекратились и после рождения Зуцы. В конце концов я расстался с Амели. Наверное, это была самая большая ошибка, потому что в реализации своего плана она видела сейчас возможность вернуть меня.

Клопшток снова прочистил горло, но голос все равно звучал хрипло.

– Чтобы держать все под контролем, она хотела лично находиться на борту. Господи, она даже Зуцу с собой взяла. Конечно, Амели сделала это, чтобы не вызвать подозрений. Да и кто подумает что-то плохое при виде кормящей матери? И вот теперь она поплатилась жизнью за свой сумасшедший план. К счастью, только она, у Зуцы все хорошо.

– Уважаемый коллега… – На заднем плане Матс услышал настойчивый голос главврача.

– Да, да, доктор Ротх. Я перехожу к главному. Просто важно, чтобы доктор Крюгер знал предысторию. Иначе как ему отделить важную информацию от несущественной?

Клопшток заговорил громче:

– Чтобы вы понимали. Это необходимо вам, чтобы мы могли предотвратить худшее…

Худшее?

– Моя жена училась вместе с Кайей в школе, и все эти годы поддерживала с ней контакт. Она сумела убедить Кайю в том, что вы неправильно ее лечили, Матс. Что у нее есть по меньшей мере право на компенсацию причиненного ущерба. Деньги. Очень много денег. Она заставила Кайю поверить, что ее жизнь испорчена, а такие люди, как мы, обогащаемся на страданиях пациентов.

Этот аргумент помог ей заручиться поддержкой Кайи. А с Уландтом все было проще простого, потому что он уже давно мечтал показать людям на живом объекте, каково это – отнять младенца у беременной. Его Амели снабдила деньгами и камерой.

Неожиданно у Матса внутри все зачесалось. Слова Клопштока действовали на его сознание, как зудящий порошок.

– Все это не факты, многое я лишь предполагаю или складываю из той информации, которой владею. К сожалению, фрау Клауссен уже невозможно допросить. Она умерла вскоре после посадки от никотинового отравления. Есть еще кое-что, что тяготит меня и что вы должны знать, прежде чем…

Прежде чем – что?!

– С юридической точки зрения я невиновен, но с моральной – очень. Без моего участия всего этого не случилось бы. Потому что именно я во время лечения уговорил Неле связаться с вами, Матс. Чтобы восстановить семейные узы. Видимо, моя жена узнала это из протоколов наших бесед. Я записал даже дату полета, которую сообщила мне ваша дочь. Амели передала сведения Кайе.

Зуд усилился. Матсу хотелось накричать на Клопштока, чтобы он наконец-то перешел к сути.

– Как бы ужасно все ни было, я не могу не отдать должное сумасшедшему гению моей мертвой жены. Ей самой не нужно было применять физического насилия. Лишь синхронизировать действия и манипулировать людьми. Если хотите, она разработала гениальный психологический и, по сути, женский план. На вас с Кайей она воздействовала одними словами. А в случае с Францем Уландтом задействовала постороннего человека, который руководствовался абсолютно иным мотивом. Поэтому доказать связь между этими двумя преступлениями было бы практически невозможно, тем более и вы, Матс, должны были поплатиться жизнью.

Прежде чем Матс успел подумать, действительно ли услышал, как Клопшток плачет, раздался голос доктора Ротха, который по-деловому настойчиво произнес:

– Хорошо. Теперь, когда вы знаете подоплеку, давайте перейдем к основному вопросу, доктор Крюгер: где ваша дочь?

Нет!

Матс знал, что этот вопрос последует, и все равно молился, чтобы его не услышать. Но вот он раздался, и темнота вокруг раскрыла свою мерзкую пасть, чтобы снова поглотить Матса.

О господи, значит, они ее не нашли?

В сознании Матса все завертелось, исчезающая дыра внутри его превратилась в водоворот. Потом он подумал: Боже, ребенок!

Он уже давно должен был родиться.

Или… умереть!

Это слово с такой силой гремело в мыслях Матса, что он едва расслышал вопрос доктора Ротха:

– Вы узнали что-нибудь на борту самолета – возможно, слышали, видели или выяснили другим способом, – что могло бы подсказать нам актуальное местонахождение Неле?

Глава 68

Доктор Ротх

– Он моргнул?

Ротх кивнул Клопштоку. Конечно, сомнений не было. Электроды на ресницах Крюгера зафиксировали моргание. Амплитуда стрелки на мониторе над кроватью это подтверждала.

Ротх стоял рядом с кроватью в отделении реанимации, держа в руке серебристо-серый микрофон, и наблюдал, как глазные яблоки под закрытыми веками пациента двигаются, словно потерявшие ориентацию жуки.

За исключением области глаз и рта, лицо Крюгера было полностью перевязано. С черными наушниками, дыхательной трубкой во рту и проводами, ведущими к пластинкам на голове, он напоминал мумифицированного инопланетянина.

Дренаж на входном и выходном отверстиях от пули помогал выравнивать давление, но долго сдерживать отек не получится, и пациент скоро потеряет сознание. Хотелось бы надеяться, что он не испытывает боли.

Если бы.

Исследования пациентов с синдромом «запертого человека» находились еще в зачаточном состоянии, медицина слишком мало знала об этих тяжелых повреждениях мозга. И тем не менее выяснили, что больные пребывают в сознании и поэтому с помощью акустических сигналов их можно ввести в транс. Но, насколько Ротх знал, доктор Крюгер был первым пациентом, к которому для восстановления памяти был применен метод регрессивного гипноза.

Насколько успешно, сейчас станет ясно.

Доктор Ротх взял свой сотовый, нажав на кнопку быстрого набора, позвонил секретарше и поинтересовался, где полицейский. Он уже двадцать минут назад проинформировал комиссара Хирша, что Крюгер «вышел» из транса.

Уже вчера, когда Крюгера доставили в больницу, комиссар вел себя глупо, настаивая на том, что должен «допросить» преступника.

– Он на другом конце города, – сообщила его ассистентка. – Ему понадобится некоторое время.

Ротх поблагодарил, положил трубку и решил не ждать, а самостоятельно продолжить «допрос» своего пациента.

– Могу себе представить, что вы сейчас думаете, доктор Крюгер. Прошло много времени, и в случае похищения шансы найти жертву живой уменьшаются с каждым часом.

Ротх специально резал правду в глаза. Было важно, чтобы пациента занимала не собственная ужасная судьба, а исключительно судьба его дочери.

– На вашем телефоне мы обнаружили фото с пытками вашей дочери, которое сделали похитители. Официальные поиски Неле пока не увенчались успехом.

До недавнего времени мы также не знали, что происшествие на борту и возможное похищение как-то связаны. Это стало понятно лишь после заявлений профессора Клопштока, который добровольно связался с полицией после установления личности его жены. Он рассказал нам все, что знает. Теперь вы единственный свидетель, для допроса которого мы готовы на любые издержки, расходы и хлопоты, потому что хотим спасти вашу дочь, вы это понимаете?

Ротх с удовлетворением зарегистрировал моргание.

– Хорошо. Я сейчас попытаюсь с помощью вопросов «да/нет» выяснить, что вы пережили и что нам, возможно, поможет в поисках вашей дочери. О’кей?

Матс просигнализировал свое согласие, и Ротх пожал пациенту руку, хотя тот уже не мог этого почувствовать. Такая эмоциональная форма контакта стала у главврача Парк-клиники неосознанной привычкой. Он считал, что должен помогать не только словами и таблетками, но и проявлять человеческую симпатию.

– Вы знаете, где находится ваша дочь? – Сначала Ротх задал самый прямой и важный вопрос.

Матс моргнул. К удивлению Ротха, не один или два раза, а сразу шесть раз подряд.

– Что он делает? – спросил Клопшток.

Ротх понятия не имел и сначала подождал, будет ли Крюгер снова моргать после небольшой паузы.

Когда ничего не произошло, он как можно громче и четче спросил своего пациента:

– Вы специально моргнули шесть раз?

Матс моргнул один раз.

Значит – да.

Потом Матс моргнул пять раз и снова сделал паузу, после чего его веки дернулись двенадцать раз.

– Момент, дайте нам немного времени, – попросил Ротх и взял планшет с зажимом для бумаги, лежавший в изножье кровати.

– Он использует азбуку Морзе? – предположил Клопшток.

– Нет, для этого моргание недостаточно ритмично.

Ротх сделал поспешные записи, перепроверил свое подозрение, пересчитав кое-что на пальцах, и наконец решил, что разгадал загадку.

– Это буквы?

Он зафиксировал взглядом глаза Крюгера.

– Алфавит. Вы моргаете буквы алфавита?

Слабое, едва заметное движение век.

– Да! – взволнованно воскликнул Клопшток у него за спиной.

Ротх, не менее возбужденный, попросил Матса начать сначала.

Тот снова моргнул шесть раз.

F

Потом пять.

E

– Двенадцать, – громко считал Клопшток, а Ротх записал:

L

Наконец, Крюгер моргнул девять раз.

I

– Кто такая Фели? – спросил доктор Ротх у Клопштока.

– Фелиситас Хайльман. Одна коллега.

Ротх отключил микрофон.

– Вы имеете в виду подругу доктора Крюгера?

Клопшток кивнул:

– Она приходила вчера ко мне и рассказала, что у Неле проблемы. И что Матс летит в самолете из Буэнос-Айреса в Берлин. В тот момент меня впервые посетила догадка. Я знал, что Амели находится в том самолете с Зуцой, якобы возвращаясь из отпуска. Когда Фели пришла ко мне в клинику на Кудамме, у меня появилось плохое предчувствие, что Амели могла реализовать свой план.

Ротх потрясенно опустил планшет с записями.

– И вы ничего не предприняли?! – возмутился он. – Почему вы тут же не отправились с этой информацией в полицию, а дали о себе знать, когда трагедия на борту уже произошла?

Клопшток, немного оживившись после вербальных нападок Ротха, перешел в контрнаступление:

– Что я должен был сказать полиции? «Знаете, наверное, одну мою пациентку похитили? И ее отец, возможно, собирается устроить авиакатастрофу? И возможно, на борту моя жена-зачинщица?» – Он покачал головой. – У меня не было ничего, кроме предположений. А тот факт, что доктор Крюгер решил вести расследование самостоятельно, вместо того чтобы проинформировать полицию, подтвердило, что я тем более не должен предпринимать ничего, что могло бы навредить Неле.

Ротх пренебрежительно махнул рукой, не сумев скрыть гнева.

– Я не верю ни одному вашему слову. Вы хотели, чтобы инцидент произошел, доктор Клопшток, – сказал он открыто.

– Нет.

– Или, по крайней мере, хотели спасти свою шкуру. Чтобы вас никак не связали с этим происшествием. Если бы ваша жена не погибла, вероятно, вы никогда бы не пришли к нам и не предложили свою помощь. Сейчас вы делаете это, чтобы выгородить себя.

Тут рассвирепел Клопшток.

– Это неправда! – возмутился он. – Я даже дал подсказку Фелиситас Хайльман, когда она пришла ко мне. Я попросил свою ассистентку сообщить ей контакты Уландта, которого, как вы знаете, до сих пор не нашли.

– Тогда я не понимаю, почему вы не рассказали мне о фрау докторе Хайльман.

– А почему я должен был рассказывать? Да, она искала Неле, но мы все этим занимаемся, если я не ошибаюсь.

Однако Ротх уже не слушал его и с телефоном возле уха подошел к окну, выходящему в парк.

Был солнечный осенний день, посетители и пациенты прогуливались по усыпанной листвой аллее или беседовали на скамейках парка. Казалось, никто снаружи даже близко не представлял того горя и ужаса, которые разыгрывались всего в нескольких метрах за стенами клиники.

– Хирш? – услышал Ротх голос полицейского, которому позвонил напрямую. На заднем плане раздавался уличный шум.

– Это доктор Ротх из Парк-клиники.

– Я скоро буду у вас.

– Хорошо. Но сначала вопрос: в ходе расследования вам встречалось имя Фелиситас Хайльман?

– Нет, а должно было?

– Пациент дал нам подсказку.

– О’кей. Подождите.

Ротх услышал, как полицейский переключился, какое-то время в трубке стояла тишина, потом Хирш снова объявился. Он или делал запрос, или сам через сотовый получил доступ к следственным документам.

– Фелиситас Хайльман, сорок один год, психиатр из Пренцлауэр-Берга? – спросил он.

– Это должна быть она.

– Странно.

Ротх переложил телефон от одного уха к другому.

– Почему?

– До сих пор мы не видели никакой взаимосвязи. Но ее партнер заявил, что она пропала без вести.

– Как вы сказали?

Главврач обменялся взглядом с Клопштоком, который не скрывал, что пытается уловить каждое слово разговора.

– Они должны были вчера пожениться, но она не пришла.

– Это не может быть совпадением.

Хирш, похоже, откусил кусок чего-то и теперь говорил с набитым ртом:

– Я тоже так считаю. Брошенный перед алтарем жених, конечно, не приоритет в нашей работе. Но это, черт возьми…

– Что?

– Жених Хайльман сообщил нам последние координаты сотового своей невесты. Вы не поверите.

Шум на заднем плане стал громче: видимо, Хирш ускорился.

– Где? – спросил Ротх и почувствовал холодок, словно замерзал изнутри, как только комиссар назвал ему последнее местонахождение Фели: – Народный мясокомбинат. Недалеко от старой молочной фермы.