Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 346 страниц)

Глава 4

«Шансы на выживание девяносто пять процентов!»

Матс знал статистику до того, как ведущий семинара с самоуверенной улыбкой озвучил ее группе людей, страдающих аэрофобией.

«Даже если что-то вдруг произойдет, в случае крушения ваши шансы на выживание составляют девяносто пять процентов. Летать на самолете так же опасно, как ездить на лифте».

Аргентинский пилот не мог знать, что выбрал самое неудачное сравнение, чтобы подготовить своего наиболее проблемного пробанда к этому ночному перелету. В старинном многоквартирном доме в Реколете[46] 46
  Район в центре Буэнос-Айреса, один из самых дорогих жилых районов города.


[Закрыть], где Матс держал психиатрическую частную практику, два года назад во время самовольных технических работ кабиной лифта был раздавлен управляющий домом. И Матс слышал его последние гортанные крики, когда собрался домой чуть позже обычного и тщетно ждал лифта на пятом этаже.

Но Матс не хотел быть несправедливым. Другим участникам ведущий семинара наверняка помог своими фактами и статистическими данными. Матс просто оказался безнадежным слушателем.

Он несколько недель готовился к этому полету, прочитал все отчеты о крушениях и даже изучил конструкции бесчисленных самолетов, а теперь отказался от собственных намерений уже при посадке. Предложил незнакомым пассажирам одно из тщательно выбранных мест, потерял драгоценное время, и вот это произошло: на самом важном из всех мест – том, которое он выбрал для взлета, – сидел мертвец!

Сравнение исключительно подходило спящему, который оккупировал кресло 47F, развернувшись всем телом к окну. На нем была соломенная шляпа, напомнившая Матсу нелепую модель, которую жена купила ему в Испании на пляже во время их свадебного путешествия. Шляпа сползла, и лицо было невозможно разглядеть. Матс не замечал и никаких движений грудной клетки под серым шерстяным пледом, в который закутался мужчина.

Он или слишком устал, или обладал завидной способностью спать глубоким сном даже в самой беспокойной и шумной обстановке.

Матс еще раз посмотрел на распечатанный билет, убедился, что стоит в правильном ряду, и подумал, как ему сейчас поступить.

Может, это дурное предзнаменование, что он уступил свое место в бизнес-классе молодой матери?

Только что он чувствовал себя маленьким героем, когда она чрезмерно и со слезами на глазах трясла ему руку. «Загуглите Салину Пиль, – сказала она ему на прощание. – Piel-Pictures, я фотограф. Если вам когда-то понадобится портрет или семейное фото, или что-нибудь в этом роде, просто позвоните мне. Я ваша должница».

Ну что же, теперь его решение уже не казалось таким правильным. Что, если он бросил вызов судьбе, когда предложил матери с ребенком самое опасное место в самолете, и в качестве наказания кресло 47F было сейчас занято коматозным пассажиром, который не реагировал ни на обращения, ни на осторожные прикосновения, ни на грубое потряхивание за плечо.

И что теперь?

Оба места рядом со спящим были еще пустыми и, если повезет, такими и останутся. Только что прозвучало объявление «Посадка закончена».

Ничего не поделаешь, – вздохнул про себя Матс.

Он положил кейс на среднее кресло, а сам сел у прохода.

В принципе, он даже не был на сто процентов уверен в точности своих расчетов.

В скрупулезной подготовке к полету Матс раздобыл план салона самолета LANSA-508. Того самого «Локхид Электра», который 24 декабря 1971 года летел из Лимы в Пукальпу. Во время грозы машина развалилась в воздухе и после удара молнии упала в перуанский тропический лес. Все находившиеся на борту погибли.

Все, кроме Джулианы Кёпке. Рождественское чудо. Семнадцатилетнюю девушку выбросило из самолета. Еще пристегнутая к своему креслу, она упала вниз с высоты около трех тысяч двухсот метров. И единственная выжила в этой катастрофе, отделавшись лишь переломом ключицы, ушибом руки и отеком глаза.

Ее место? 19F!

Конечно, «локхид» был тогда самолетом совсем другого типа, намного меньше. Но в целом трубчатая форма и расположение кресел за эти десятилетия почти не изменились. Матс сопоставил стартовый вес, длину, ширину, высоту и объем обоих самолетов, и если не ошибся, то 47F примерно соответствовало месту Джулианы Кёпке.

Чье спасение наука до сих пор не может объяснить.

Но если она пережила на этом месте крушение на высоте более трех километров, то сидеть там, по крайней мере, не повредит, если несчастье случится в одной из самых опасных фаз полета: во время взлета.

– Боитесь летать? – услышал он хриплый голос рядом.

Матс повернулся налево к месту у прохода в среднем ряду и увидел приветливо улыбавшегося мужчину, который пришел вслед за ним и только что уселся в свое кресло. Он напомнил Матсу одного известного британского актера. Но так как у Матса была катастрофическая память на имена, он не сообразил, на кого именно походил этот мужчина с седой, аккуратно подстриженной бородой и обветренным загорелым лицом яхтсмена.

– Простите? – спросил он, и мужчина весело подмигнул. На шее у него висела надувная фиолетовая подушка, напоминавшая ортопедический воротник, который носят пациенты с хлыстовой травмой.

– Вы ведь говорите по-немецки?

Матс кивнул.

– Извините мою прямолинейность, но вы бы взглянули на себя в зеркало. Честно, вы очень похожи на типа из одного документального фильма. Правда, тот сидел не в самолете, а на электрическом стуле в Техасе. – Он смеялся и говорил с неповторимым берлинским акцентом, который напоминал Матсу о стольких чудесных вещах: о закусочной на Мерингдамм, куда он всегда приходил со своей невестой Катариной после ночных танцев. О громко ругающемся таксисте, который заблудился по дороге в ЗАГС. О том, как управляющая домом, где они снимали первое совместное жилье, расплакалась от радости, в первый раз увидев Неле в детской коляске. Правда, этот диалект напоминал ему и о пастыре церкви, который говорил с берлинским акцентом, лишь когда сердился. А он наверняка сердился в день похорон Катарины. На которые Матс не пришел.

– Рюдигер Траутман.

Пассажир протянул ему руку через проход, и Матсу пришлось сначала вытереть вспотевшие пальцы о брюки, прежде чем обменяться рукопожатием.

Страх – любил говорить своим пациентам Матс, – как удав обыкновенный, которого люди держат в качестве домашнего питомца. Они думают, что приручили дикое животное и могут спокойно положить его себе вокруг шеи. Но иногда, безо всякого предупреждения, змея вдруг сжимает кольцо. Обвивается вокруг груди, не дает дышать, заставляет учащаться пульс. Так плохо Матсу еще никогда не было.

Он чувствовал, как змея сдавливала все сильнее, но еще не достиг того состояния, чтобы с криком вскочить и, неловко размахивая руками, попытаться скинуть с себя невидимого, тихо шипящего виновника его страха.

– Матс Крюгер, – представился он соседу по проходу, умолчав о своей докторской степени.

В отличие от коллег Матс не придавал особого значения ученому званию и даже не вписал его в паспорт. Хотя его докторскую диссертацию и сегодня цитировали в основных работах о посттравматических стрессовых расстройствах.

– Простите. Моя подруга говорит, что я слишком много болтаю, – сказал Траутман, который, видимо, ложно интерпретировал тревогу в глазах Матса. – Не волнуйтесь, что я буду трепаться весь полет. Я сейчас приму свою таблетку за двенадцать тысяч долларов.

Траутман с трудом повернулся в сторону, чтобы достать из заднего кармана джинсов маленькую белую упаковку лекарства.

– Таблетка за двенадцать тысяч долларов? – переспросил Матс, заметив, что отвлечение пошло ему на пользу. Змея не ослабляла, но и не усиливала объятия, пока он беседовал с чудаковатым, но приятным попутчиком.

– У вас есть палка для селфи? – спросил тот.

– Что?

– Значит, нет. Но вы же знаете эти штуки – люди делают из себя посмешище, когда вставляют в них телефоны, чтобы сфотографироваться?

– Да, да, конечно.

– Это я. Своевременно вложился в одну фирму, которая производила эти приспособления для фотографирования.

– Ну, дело того стоило.

Траутман засмеялся.

– Можно и так сказать.

Он наклонился через подлокотник в проход, словно хотел шепнуть Матсу что-то на ухо. При этом говорил так громко, что его голос наверняка доносился до следующего аварийного выхода.

– Я мог бы сидеть далеко впереди. – Он указал в сторону кабины пилота. – В первом классе за двенадцать тысяч долларов. Попивать шампусик, есть с фарфоровых тарелок и пялиться со своей мягкой постели на соблазнительные попки стюардесс, но разве я идиот?

– Полагаю, это риторический вопрос.

Траутман рассмеялся еще громче.

– Именно. Я не идиот. И поэтому глотаю вот эту таблетку.

Он выдавил таблетку из блистера и покатал между большим и указательным пальцами.

Лоразепам, предположил Матс.

– Я сейчас закинусь этим дьявольским средством, и через пять минут отключусь, как будто жена вырубила меня ударом молотка. Ничего не буду воспринимать. И сэкономлю бабло за первый класс. Быстрее и проще даже с палками для селфи не заработать. Ну, что скажете? Хотите и вы такую таблетку? Предлагаю за полцены.

Он рассмеялся, словно рассказал достойную кино шутку.

– Нет, спасибо, – ответил Матс, хотя предложение казалось соблазнительным. Вначале он действительно подумывал, не отправиться ли с помощью бензодиазепина в страну грез на время полета. Но тогда в случае катастрофы он обязательно погибнет; например, не сможет добраться до запасного выхода в горящем самолете.

– Я предпочитаю бодрствовать, – сказал он.

– Как хотите. – Траутман пожал плечами и скинул с ног лоферы с кисточками. Потом запил таблетку остатками воды из бутылки, которую, видимо, купил в автомате у выхода на посадку.

В эту секунду Матс понял, кого напоминал ему этот колосс, который, как нечто само собой разумеющееся, занял мощными локтями оба подлокотника. Он походил на Шона Коннери, только был упитаннее.

– Тогда хорошего полета, приятель, – сказал Траутман, склонил голову на подушку для шеи, сложил руки на внушительном животе на уровне пряжки ремня безопасности и закрыл глаза. – Все будет в ажуре.

Ага, конечно. В ажуре.

Матс посмотрел направо, на другого пассажира, который уже давно спал у окна.

Потом пощелкал по сенсорному монитору, который был встроен в спинку впереди стоящего кресла, и поискал ролик с правилами безопасности, который должен был разъяснить ему, как вести себя в случае катастрофы.

Сзади подошла стюардесса, оглядывая ряды и проверяя, пристегнуты ли пассажиры.

Она благодарно улыбнулась Матсу, когда он показал ей свою застегнутую пряжку, но не стала будить спящего на месте 47F, хотя не могла видеть, пристегнут ли тот под пледом.

«Извините, вы кое-что забыли», – хотел крикнуть ей вслед Матс, который не терпел небрежности в вопросах безопасности. Но тут змея страха внезапно сдавила его, и у Матса не только перехватило дыхание, но и отказал голос.

Какого черта…

Он снова посмотрел направо. Весь в поту. С невероятным давлением в груди.

Я это действительно только что слышал?

Матс был не уверен, но ему показалось, что мужчина в шляпе, оккупировавший его место у окна, только что говорил во сне. И хотя он произнес одно единственное слово, оно невероятно смутило Матса.

Потому что это слово было «Неле».

Имя его дочери.

Глава 5

Неле

Сарай с остроконечной крышей был длинным, как футбольное поле, и таким высоким, что туда поместился бы двухэтажный автобус.

Здесь пахло экскрементами, старым сеном и влажной золой. И хотя металлическая кровля и тонкие сборные стены здания наверняка изолировали плохо, внутри было неприятно душно даже в такую рань. И холодный пот катился по спине у Неле в основном от страха.

– Где мы? – спросила она водителя такси, который связал ей кабельными стяжками руки и даже ноги.

На больничной койке!

Мужчина с волосами до плеч и круглыми никелированными очками не ответил.

Он вообще не произнес больше ни одного слова с тех пор, как воспользовался первой схваткой и вытащил беззащитную Неле из такси. Пристегнув к громыхающей металлической раме для матраса, он катил ее по этому ужасному пустому пыточному бараку.

Неле уже испытала тренировочные схватки, но – что бы ее тело ни хотело испробовать на тридцатой неделе беременности – к невыносимым схваткам, которые внезапно одолели ее на заднем сиденье такси, она и близко не была готова. По ощущениям, кто-то, предварительно окунув кулаки в кислоту, пытался вытащить ее матку наружу, но не знал точно, в каком направлении тянуть, потому что боль отдавалась как во влагалище, так и в спину.

– ГДЕ МЫ?

Ее голос гулко звучал в пустом бараке без окон. Свет шел от многочисленных строительных ламп, которые свисали с деревянной балки под потолком на беспорядочном расстоянии друг от друга.

– Раньше здесь держали коров.

Неле, которая не рассчитывала на ответ, приподняла голову, а таксист продолжал катить ее койку по неровному решетчатому полу, мимо погнутых прутьев и ржавых труб, которые образовывали справа и слева от прохода своего рода решетчатый забор.

Неле вспомнила об указателе «Хлев», который видела при подъезде, и действительно, пахло скотоводческим хозяйством, хотя – судя по грязи и состоянию сарая – это было в далеком прошлом.

Здесь имелись стойла, но они были не из дерева или камня, как в конюшнях, а напоминали клетки – металлические трубчатые конструкции, пропускающие свет и воздух, по размеру меньше парковочного места.

Я в тюрьме! – была первая мысль Неле. Ей казалось, что ее везут по тюремному проходу, мимо камер, в которых раньше держали на цепи животных. – А теперь одна из этих камер моя!

– Скоро будем на месте, – сказал ее похититель, который оказался не таксистом или студентом, а просто сумасшедшим. Куда мог вообще вести проход в этом жутком сарае?

Все стало еще более зловещим, когда сумасшедший принялся говорить сам с собой, шепотом, явно стремясь приободриться.

– Хорошо, что укол не понадобился. Конечно, я бы справился, я ведь тренировался, но так лучше. Да, так намного лучше.

– Черт возьми, о чем это вы?! – крикнула Неле.

– Наверное, в данный момент вы считаете иначе, но хорошо, что схватки уже начались. Иначе мне пришлось бы ввести вам окситоцин, чтобы вызвать их искусственным способом.

Неожиданно посветлело, и Неле снова подняла голову. Ее сознание отчаянно отказывалось понимать весь масштаб происходящего ужаса.

Хлев сбоку от нее внушал еще больший страх: с краю места, огороженного металлическими прутьями, стоял штатив с профессиональной видеокамерой. А на плохо подметенном бетонном полу с прорезями лежала тяжелая металлическая цепь. Она тянулась к невысокой, доходящей до бедра, пластиковой коробке, оснащенной откидным решетчатым окошком и напоминающей переноску для животных в самолете.

– Нет! – крикнула Неле и начала дергаться. – НЕЕЕЕЕТ!

Самым жутким в этом сценарии был не тот факт, что прутья ограждения были погнуты так, что сумасшедший мог заставить Неле просунуть голову внутрь. Как корову перед убоем! И не то, что цепь была предназначена для того, чтобы приковать ее к столбу, как беспомощное животное, и лишить возможности двигаться.

Неле закричала из-за надписей.

На деревянной балке, прямо над огороженным местом.

«НЕЛЕ» значилось над стойлом, которое было, видимо, отведено для нее и койки. А над пластиковой коробкой было написано «РЕБЕНОК НЕЛЕ».

– Что ты собираешься со мной делать?

От страха ее голос потерял всякое выражение. Она говорила словно робот.

К ее удивлению, похититель извинился.

– Мне очень жаль, – сказал он, отодвинул металлическую решетку в сторону и прошел за койку.

– Мне очень жаль, но по-другому не получается.

Он откатил койку в воняющее коровьим навозом стойло.

И если бы Неле не увидела его слезы, то начала бы сомневаться в собственном рассудке. Потому что она ясно слышала это в надтреснуто-дрожащем голосе. Несмотря на свой страх. Несмотря на безнадежность, которую ее похититель по непонятной причине делил с ней.

Он плакал.

Горько плакал.

Глава 6

Матс.

Еще 13 часов и 5 минут

до запланированной посадки в Берлине

Они стартовали, и Матс никак не мог избавиться от голоса в голове.

Ну что такое тысяча погибших? – спрашивал он голос разума, который немного напоминал голос ведущего семинара для страдающих аэрофобией. С одной лишь разницей, что звучал немного хрипло и был едва различим в шуме ускоряющегося «эйрбаса». Матс вцепился пальцами в подлокотники и опустил голову. – Ничего. С точки зрения статистики тысяча погибших в год не в счет.

Он все это знал, но ему было безразлично.

Статистика не помогала. Наоборот.

К моменту, когда свет в салоне моргнул, а потом заработали двигатели, он уже был уверен в лживости всех исследований и экстраполяций, согласно которым самолет считался самым надежным средством передвижения в мире; «всего» тысяча погибших на шестьдесят миллионов полетов в год.

«Это 0,003 погибших на один миллиард пассажирокилометров», – рассчитал им тогда ведущий семинара и засмеялся. Это было так мало, что Федеральное статистическое агентство округлило показатель до нуля. Таким образом, статистически во время полета вообще отсутствовал риск смертельного несчастного случая.

«Расскажи это родственникам пассажиров, чей самолет не так давно исчез с радаров над Индийским океаном», – хихикала змея страха, которая уже обвилась вокруг шеи Матса и все сильнее сжимала кольцо своего тела, шипя в ухо: «Слышишь глухой стук? Разве это нормально? Не знала, что аргентинские взлетные полосы недавно сделали мощеными».

Матс взглянул поверх головы спящего направо, в иллюминатор. Увидел проносящиеся мимо огни терминала аэропорта и почувствовал, как с нарастающим шумом турбин нос самолета поднимается вверх.

Значит, они набрали необходимую для взлета скорость двести восемьдесят километров в час, которая все равно не дотягивала до скорости его крови, пульсирующей по сонной артерии.

Начинается.

Матс хотел сглотнуть, но во рту пересохло. Он поднял руку к шее, ослабил невидимый галстук. Когда стук прекратился и многотонный колосс поднялся в воздух, Матсу хотелось размахивать руками и наносить удары во все стороны.

Он посмотрел наверх, где подозрительно скрипели кремовые багажные полки. На бортовой кухне позвякивали стаканы. На экране перед собой он увидел карту мира и пиктограмму самолета размером с насекомое, который держал курс на Атлантический океан; маршрут был обозначен в виде заштрихованного полуэллипса.

Время в пути: 13 часов 5 минут

Скорость ветра: 27 узлов

Высота над уровнем океана: 360 метров

Расстояние до цели: 13 987 километров

Господи. Уже так высоко?

И еще так долго?

Угол, под которым он сидел, напоминал тот момент, когда вагончик на «американских горках» тянет пассажиров на первую вершину. Перед падением в бездну.

Падение.

Матс помотал головой и потянулся за бумажным пакетом в кармане переднего сиденья. Не потому что его тошнило, а просто чтобы иметь что-то, куда он сможет подышать, если станет хуже. А это обязательно случится, если он не избавится от картинок горящих обломков самолета на поверхности моря.

Матс посмотрел в окно.

Это была ошибка.

Под ними лежал густой ковер из огней Буэнос-Айреса.

Подо мной!

Матс снова перевел взгляд на монитор, увидел свое затравленное, изможденное отражение, парящее над океаном к западу от побережья Южной Америки, и решил испробовать один фокус.

Когда у него бывали мигрени, ему часто помогала акупунктура. Компенсирующая боль.

Матс давно понял, что такая техника работает и при психических страданиях. Чтобы облегчить приступ аэрофобии, ему было необходимо какое-то душевное противодействие.

Поэтому он подумал о Катарине.

О ее волосах на полу. И о крови, которой ее вырвало в унитаз вместе с остатками пищи.

Тогда.

Он подумал о последнем признаке жизни, который остался в его воспоминаниях о Катарине. Хрипение, доносящееся из-за закрытой двери спальни. Которое было слышно даже за входной дверью, когда он ушел, чтобы больше никогда не возвращаться.

«Нужно убираться отсюда», – прошипела змея, которая уже тогда дала знать о себе и сказала то же самое, когда он бросил свою жену в беде.

«Прочь отсюда!» – повторила она сейчас, четыре года спустя, и Матс слышал шипение, сопровождаемое гидравлическим гудением под своим сиденьем. Звук вращающейся огромной дрели, к которому его подготовили на семинаре по аэрофобии.

Шасси и закрылки были убраны.

Получилось! – подумал Матс, но не почувствовал себя лучше.

Угол наклона уменьшился. Змея немного ослабила хватку – так что Матс снова мог дышать, – но продолжала тяжелым грузом лежать у него на груди.

И тем не менее…

Взлет, второй по опасности этап полета (после посадки), во время которого происходят двенадцать процентов всех несчастных случаев, был почти завершен. Двигатели уже работали на крейсерском режиме. Стало тише.

Сейчас мы одни из десяти тысяч, – подумал Матс.

Швейцарские ученые выяснили, что во всем мире в воздухе постоянно находятся одновременно как минимум десять тысяч самолетов. С более чем миллионом пассажиров на борту.

Население крупного города, парящее в воздухе.

Он посмотрел направо и налево и позавидовал обоим спящим пассажирам. Парень, который занял его место у окна, еще глубже натянул шляпу на лицо. А Траутман, тихо похрапывая, спал с открытым ртом.

Матс не мог представить себе, как расслабиться на этих узких сиденьях. Ради шутки он попытался ненадолго закрыть глаза и повторять про себя мантру ведущего семинара по аэрофобии: «Это неприятно, но не опасно».

У него даже получилось продержаться какое-то время. Около пяти минут, которые показались часами и по окончании которых он не стал спокойнее. Уже одно то, что ему больше не хотелось вскочить и с криком побежать к эвакуационным выходам, он считал успехом. Однако такое состояние долго не продлится, поэтому Матс снова попытался вызвать перед внутренним взглядом образ умирающей жены, но ему это не удалось. По крайней мере, не так, как он хотел.

Потому что неожиданно – все еще с закрытыми глазами – он почувствовал тяжелый восточный пряный женский аромат.

Эти духи…

Связанное с ними воспоминание было таким сильным, что вызвало сразу несколько физических реакций. Он вздрогнул, правый уголок рта задергался. А глаза неожиданно защипало, поэтому он их резко открыл. Испуганный и одновременно преисполненный надежды.

Это невозможно, – мелькнула единственная разумная мысль, а потом, при виде женщины, которая спешила по проходу вперед, попытался убедить себя, что его глаза воссоздают картинку, которую хочет видеть мозг: среднего роста женщина с коричневыми волосами до плеч, узкой спиной и широкими бедрами, которая время от времени хваталась за подголовники кресел, словно пыталась взобраться на высокий холм, при этом самолет летел уже довольно ровно.

Черный свитер она натянула низко на бедра.

Потому что считает, что у нее большая задница.

Матс посмотрел вслед женщине со знакомой походкой, которая делала мелкие шажки и ставила ноги носками слегка внутрь – «ты словно ведешь перед собой невидимый футбольный мяч», как он однажды сказал ей со смехом.

«Кто бы говорил! Ты топаешь, как пират с деревянной ногой», – вспомнил Матс ее возражение и не выдержал.

Со слезами на глазах он отстегнулся. Хотел подняться из кресла, хотя надпись «Пристегните ремни» все еще горела на табло. Хотел последовать за женщиной, которая не могла быть всем тем, о чем она ему напоминала своими духами, которые только на ее коже благоухали ароматом темных осенних роз. Своей одеждой, походкой, слегка волнистыми волосами. И не в последнюю очередь движением, каким она отдернула занавес, разделяющий эконом– и бизнес-класс.

Левой рукой.

Она левша!

Как Катарина.

Его умершая четыре года назад жена.