412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ) » Текст книги (страница 257)
Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)
  • Текст добавлен: 11 декабря 2025, 17:00

Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"


Автор книги: авторов Коллектив


Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 257 (всего у книги 346 страниц)

Хонор: август 2018

Хонор была с Элли в номере, который временно сняла для них полиция в «Лакшери инн», когда Стрэтфорд позвонил и сказал, что они с Мурхауз идут к ним: нужно, чтобы Элли посмотрела кое-какие фотографии. Хонор попыталась пока поработать – у нее ведь были и другие клиенты, которые тоже требовали внимания, – но это оказалось нелегким делом. Звонки из каждого утюга от желающих поговорить с Элли не прекращались, так что пришлось передать всех остальных клиентов помощнице. Когда она вернется в Сидней, нужно будет серьезно перестроить расписание, но сейчас было не до того.

Девушка весь день лежала на комковатой двуспальной кровати, жевала сырные слойки и смотрела на бесконечном повторе «Джорди Шор». Она оказалась не самой удобной компаньонкой – слишком беспокойной и требовательной, и Хонор с трудом сохраняла терпение. Постоянный шум телевизора утомлял ее, но в конце концов они пришли к компромиссу: Хонор заплатила администратору дикие деньги, чтобы та сходила и купила Элли наушники.

Администратор – Элейн, как ее там по фамилии, – оказалась очередной женщиной средних лет, тоже назвавшейся школьной подругой Хонор. «Тогда этим заведением управляли мои родители», – сказала она с самодовольной улыбкой – как будто унаследовать эту дыру было удачей, которой можно гордиться. Это без конца множившееся число «старых знакомых» тоже действовало на нервы. После покупки загородного дома она бывала там в основном короткими наездами, и, за исключением нескольких неизбежных появлений на разных мероприятиях в качестве местной знаменитости, ее встречи с обитателями городка были, к счастью, нечасты. Но с тех пор, как стало известно, что Элли теперь ее клиентка, все изменилось. Столько людей, которых она давно забыла или, скорее, не хотела вспоминать, желали возобновить с ней знакомство – вновь принять в свой тесный круг, так сказать. Как будто на спине у нее светилась неоновая вывеска: «Блудная дочь».

«Я тебя совсем крошкой помню, – сказала одна очень пожилая дама, по-видимому, давняя подруга ее бабушки, обнажив в улыбке поразительно белые зубы. – Такая тихая была малютка. Как мышонок. Кто бы мог подумать, что из тебя такая важная шишка вырастет».

Еще были друзья ее родителей, владелица магазинчика на углу, пара старых школьных учителей, родители одноклассников, – они пытались встретиться с ней под тем или иным предлогом, но на самом деле просто хотели расспросить ее об этой бедняжке.

Такой интерес оказался для нее полной неожиданностью: в конце концов, Элли ведь была даже не из их городка. Но, как отметил редактор местной газеты, Элли Каннинг стала самой громкой сенсацией с тех пор, как Билли Коминос, местный криминальный воротила, был застрелен в упор в кафе «Парадайз» еще в 1960-е годы. Это был, конечно, скандал, но с оттенком трагедии. Билли, при всех его явных преступных наклонностях, всегда был хорошим парнем.

А теперь – другая история. На этот раз город получил возможность посмаковать подробности преступления, которое его непосредственно не касалось.

Можно не принимать ничью сторону, не выносить никаких суждений. Все были уверены, что преступники окажутся не местными: по общему мнению, в городе – во всяком случае, среди своих, среди тех, о ком стоит говорить, – не было буквально никого подходящего под описание похитителей. Обитатели Энфилд-Уош просто не способны на такое.

Хонор знала, что полиция проводит обыски во всех домах, совпадающих с описанием Элли в тех немногих деталях, которые она могла припомнить: почтовый ящик в форме молочного бидона, длинная подъездная дорожка, решетчатая загородка, низкая веранда перед входом. Все это были явления широко распространенные. Наверняка должны были найтись десятки местных усадеб, отвечавших всем требованиям. Хонор не могла себе представить, чтобы на этом начальном этапе расследования можно было обнаружить какие-то убедительные доказательства.

Хонор наскоро убрала в номере, пока Элли принимала душ и чистила зубы, приводя себя в презентабельный вид за несколько минут до прихода полицейских. Хью держался с профессиональной отстраненностью, зато Дженни Мурхауз дружелюбно улыбнулась ей.

– Как ваша подопечная, Хонор?

Она закатила глаза и от души вздохнула.

– Ох уж эти подростки. Если честно, я только что вытащила ее из постели. По сути, она ничего не делает, только ест всякую дрянь и целыми днями смотрит реалити-шоу. Я уже на стенку лезу. Чувствую, надо бы убедить ее заняться чем-то более полезным, только не знаю чем.

– Подростки – та еще радость. По крайней мере, так говорят. Мои пока не доросли, но я уже предвкушаю. – И она добавила уже серьезнее: – И все-таки вы делаете хорошее дело. Свинство, что такой хорошей девочке пришлось пережить такое и справляться со всем самой.

– Она почти ничего не рассказывала, но да. К некоторым этот мир жесток. А за меня не беспокойтесь. Я на этом деньги делаю, не забывайте.

Хью рассказал им о ходе расследования. Утром они побывали на нескольких фермах в радиусе десяти километров от того места, где нашли Элли. Хотя, как объяснил Стрэтфорд, это, вероятно, намного больше того расстояния, которое она могла пройти, учитывая, в каком состоянии она была, когда ее привезли в больницу, после всех этих наркотиков. Но, по словам врачей, в экстремальных обстоятельствах человеческий организм способен творить чудеса.

– К тому же, – заметил он, – мы не можем быть уверены, что воспоминания Элли о том времени точны. Вполне возможно, что что-то выпало у нее из памяти. Нельзя, например, исключить, что ее кто-то подвез, и тогда мы ищем не там.

Они были готовы к тому, что найти какие-то убедительные свидетельства о том, кто совершил это преступление, окажется почти невозможно. Наиболее вероятным казалось, что преступники – приезжие, возможно, жившие тут даже не под настоящими именами, и что они скрылись, как только Элли удалось бежать. Не было особых надежд установить и то, где ее держали. Пытаться найти это место на основе информации, которую дала Элли, было все равно что искать иголку в стоге сена. Даже в пределах обозначенного ими радиуса домов, включая те, что сдавались в аренду отпускникам, было столько, что это, мягко говоря, усложняло задачу.

– Но в результате, – продолжал Хью с почти веселым лицом, – первые дни расследования оказались гораздо продуктивнее, чем ожидалось. Мы не хотим излишне обнадеживать тебя, Элли, но у нас есть кое-какие версии. Мы принесли несколько фотографий, чтобы ты на них взглянула. Дома с теми особенностями, о которых ты говорила.

Элли сидела на кровати, скрестив ноги, нервно стиснув руки на коленях и широко раскрыв глаза в ожидании, и внимательно слушала.

– То есть вы уже выяснили, где ее держали? И кто?

Хью помедлил с ответом.

– Мы ни в чем не можем быть уверены, пока не получим подтверждение от Элли. Итак, если ты не против, дорогая, Дженни покажет тебе несколько фотографий.

Он говорил успокаивающим тоном, явно чувствуя напряженность Элли.

Дженни достала из сумки айпад.

– Можно я сяду рядом с тобой?

Элли кивнула, и Дженни села на кровать, неловко изогнувшись с планшетом в руке.

– Просто скажи «нет», если не узнаешь, и «да», если узнаешь. Это может занять некоторое время. Снимков довольно много.

– Я просто боюсь, что не смогу точно вспомнить.

Это прозвучало совсем по-детски.

– Просто постарайся, как сможешь.

Голос у Стрэтфорда был добрый, ободряющий.

Хонор смотрела, как Элли просматривает снимки.

– Нет. Нет. Нет. – Поначалу при каждом снимке девушка с безучастным лицом качала головой, но потом что-то в ее выражении изменилось: появилась некоторая нерешительность.

– Я не уверена… но вот тут что-то такое есть. – Она колебалась. – Наверное, деревья. В них есть что-то знакомое… Боже мой, я правда не знаю. Там было совсем темно. И я была не в себе.

– Все в порядке, милая, – негромко успокоила ее Мурхауз. – Там еще много.

Она снова провела пальцем по экрану.

– Нет. – И опять: – Нет. – И еще раз: – Нет.

Новое фото. Элли остановилась. Вгляделась внимательнее. Прерывисто вздохнула.

– Да. Да. Вот эту я знаю. Точно. Немного иначе выглядит, но я узнаю лампочку. И краску этого ужасного цвета.

Она подняла голову и торжествующе улыбнулась Хонор и Стрэтфорду. Затем ее глаза наполнились слезами. Хонор почувствовала, как плечи у нее обмякли от облегчения.

– Это та самая комната, – прошептала Элли. – Там меня держали.

Полицейские коротко переглянулись. Если учесть то, как много значили показания Элли, их спокойствие казалось Хонор невероятным.

Мурхауз с серьезным лицом снова протянула Элли айпад.

– Сейчас я покажу тебе фотографии владелиц этого дома, Элли. Я хочу знать, узнаешь ли ты их.

Глаза у Элли широко распахнулись, рука непроизвольно потянулась к щеке.

– О боже! Это она. Та самая женщина. – Она покачала головой, словно не могла в это поверить, и растянула изображение пальцами. – Как странно, – удивленно проговорила она. – На вид такая… обычная.

Мурхауз стиснула зубы и открыла следующее фото.

– А эта?

Элли коротко рассмеялась.

– Да. Это вторая – сумасшедшая старушка. Ее мать.

Она покачала головой и стала водить пальцем по экрану, открывая то одно фото, то другое.

Полицейские снова переглянулись.

– Ты уверена, Элли? Тут очень важно не ошибиться. Ты обвиняешь этих женщин в чрезвычайно тяжком преступлении. Они обе могут сесть в тюрьму на очень долгий срок. Ты должна быть уверена на сто процентов.

– А можно узнать, кто они? – спросила Элли. – В смысле, они какие-нибудь известные преступницы или что-то в этом роде? Они уже делали что-то такое раньше?

Мурхауз взглянула на Стрэтфорда, тот кивнул.

– В этом-то и дело, что нет. Они не подходят ни под один… типаж, обычный для такого рода преступлений, – объяснил он.

Хонор не удержалась:

– Трудно представить, что для таких дел существуют обычные типажи. Это ведь само по себе более чем необычно?

– Да, ты права. Но этот случай стал в некотором роде сюрпризом, если говорить правду.

– Кто же они?

Хонор старалась не выдавать слишком явно свой интерес.

– Ты ведь понимаешь, что все, о чем мы здесь говорим, совершенно конфиденциально, Хонор? Об этом нельзя упоминать за пределами этой комнаты, пока расследование не завершено. Нам предстоит проделать большую работу, прежде чем мы сможем предъявить обвинения, и необходимо убедиться, что тут нет никакой ошибки. Не хотелось бы провалить это дело из-за технических формальностей.

– Конечно, понимаю! – Она даже не пыталась скрыть нетерпение. – И я позабочусь о том, чтобы Элли тоже поняла.

– Хорошо. Полагаюсь на твое слово.

Он снова кивнул Мурхауз, и та повернула экран так, чтобы Хонор могла видеть фотографию.

– Это может слегка шокировать тебя. По-моему, она твоя подруга.

Хонор придвинулась ближе, и изображение на экране стало четче. Фигура была ей знакома, как и фон. Она посмотрела на Мурхауз, потом на Стрэтфорда. Засмеялась, хотя чувствовала, что готова заплакать.

– Вы же не серьезно?..

Полицейская неловко пожала плечами.

Хонор повернулась к Элли.

– Ты правда узнаешь ее? Ты уверена, что это та женщина, которая тебя похитила?

«ПОХИЩЕННАЯ: ИСТОРИЯ
ЭЛЛИ КАННИНГ»
Документальный фильм
HeldHostage Productions © 2019

Элли Каннинг: запись № 8

Когда я вспоминаю об этом сейчас, все это выглядит так… бредово, что ли, поэтому я сначала даже не думала о том, чтобы попытаться сбежать. Я должна была перепугаться до смерти, но страшно не было. Это трудно объяснить. Может быть, дело в том, что эта женщина была такой спокойной и доброй. В ней не было ничего пугающего. Вообще ничего. И я не помнила, как мы встретились с ней, как ехали на машине. Не знаю, чем она меня поила, но с памятью у меня от этого сделалось что-то очень странное. Иногда вспоминались какие-то обрывки, осколки – как кусочки пазла, который я не могла собрать.

Честно говоря, большую часть времени мне даже нравилось там. С ней. Она вела себя совсем по-матерински… так, как моя мама никогда не умела. И никто из моих приемных родителей тоже. Она причесывала мне волосы. Пела мне. Читала книжки. Мне всегда было тепло и комфортно – и чисто, да. Там в туалете было ведерко, которое она ставила туда каждые пару дней. Она давала мне такой чудесный гель для душа, и я мыла… ну, все самые важные места, чтобы не чувствовать себя совсем уж чушкой. А потом она давала мне свежую пижаму.

И еда была очень вкусная. То есть почти что деликатесы по сравнению с тем, к чему я привыкла. И десерт каждый раз.

Иногда я настолько приходила в себя, что начинала немного скучать. Однажды, чтобы хоть чем-то заняться, пару часов подряд выцарапывала чайной ложкой свои инициалы на стене за кроватью. И еще я иногда страшно злилась, что меня бросают одну на весь день, и начинала кричать – надеялась, что кто-нибудь спустится и поговорит со мной. Я слышала, как они ходят там наверху, но никто ни разу не пришел.

В целом мне там было неплохо. Как будто я снова стала маленькой, только это было не такое детство, какое у меня было на самом деле. И было как-то удивительно, что у меня вдруг не стало никаких обязанностей. До тех пор жизнь была довольно трудная. Весь год я училась изо всех сил – приближались экзамены, а мне хотелось получить стипендию для поступления в колледж. Когда я оказалась запертой в этой комнате, это было похоже на какие-то сумасшедшие каникулы.

Прошло какое-то время, и вся моя прежняя жизнь – монастырь, мама, экзамены, учителя, опекуны, планы поступать в университет, новый учебный год в колледже Святой Анны… все это начало казаться сном. А эта кровать, и комната, и женщина, и те дни, когда мне ничего не надо было делать и никто от меня ничего не требовал – это ощущалось как реальный мир. Как будто я никогда и не знала никакого другого.

Сюзанна: август 2018

После обеда полицейские пришли снова.

Несмотря на утреннее опоздание, мне удалось довольно рано уйти из школы. Я заехала в супермаркет, чтобы купить продуктов на ужин, а затем направилась прямиком домой.

Когда я приехала, не было еще и четырех, но день стал сумрачным, и уже начинало темнеть.

Я оставила конвекционный обогреватель в общей комнате включенным, но Мэри по какой-то неведомой причине села смотреть телевизор в холодной гостиной. На мое приветствие она не ответила: утреннее маниакальное оживление уже прошло, теперь она сидела молча, тупо уставившись на экран. На ней была моя старая хлопчатобумажная сорочка – точнее, пляжное платье, короткое и без рукавов. Она уже вся покрылась гусиной кожей, и ее била дрожь. Я увела ее обратно в теплую комнату, принесла коврик, надела на нее шерстяной кардиган, натянула носки на ее ледяные ноги и включила обогреватель на полную мощность. Спросила, не хочет ли она чаю или чего-нибудь поесть. Ответа не последовало, но я все-таки приготовила ей чашку чая, сладкого, с молоком, и принесла нарезанного хлеба для тостов. Она съела совсем чуть-чуть, но теплый чай выпила и в конце концов оживилась настолько, что начала ныть, как она устала, замерзла и как ей необходимо принять ванну.

С приходом зимы купание Мэри стало еще одним ежевечерним ритуалом. Ванна ее как будто успокаивала, и в такую погоду это был едва ли не единственный способ согреть ее вечно зябнущее тело. Я налила ей воды, от души плеснула мускусного геля для душа и помогла ей забраться в ванну. Ее тело, когда-то сильное и стройное, теперь было костлявым и угловатым – живот впалый, тазовые кости выпирают, груди превратились в два маленьких пустых мешочка. Ухватив меня за плечо сухой, как клешня, рукой, она осторожно забралась в ванну и погрузилась в воду. Лежала на дне, в мыльной пене – только глаза и нос торчали над водой, – тело расслаблено, волосы собраны в небрежный пучок. После долгого облегченного вздоха она закрыла глаза.

– Ты там не уснешь?

Я задавала этот вопрос каждый вечер. К кранам в ванной я приделала предохранительный клапан, так что о том, как бы она не обожглась, можно было не беспокоиться.

– Не говори глупости, – пренебрежительно отмахнулась она. Как будто я была служанкой, сиделкой или еще какой-то наемной работницей – в общем, кем-то, по ее мнению, совершенно не достойным внимания. Кажется, это было не так уж далеко от истины. Я вышла из ванной, оставив дверь приоткрытой. Когда вода остынет или когда Мэри захочется выйти, она меня позовет.

Пока она отмокала, я приготовила себе чашку имбирного чая и кусочек тоста, пытаясь побороть ежевечерне накатывающую тошноту.

На этот раз я услышала шум машины – или нескольких машин? – и шаги по гравию. Мэри была еще в ванне, так что на этот раз мне удалось добежать до двери раньше нее. Те же двое полицейских стояли на веранде. В этот вечер на их лицах не было дружелюбных улыбок, и пришли они не одни. За дверью столпилась в ожидании указаний целая группа. Некоторые полицейские были в белой спецодежде, как будто собирались иметь дело с чем-то радиоактивным.

– Мисс Уэллс.

Стрэтфорд с мрачным лицом протянул мне какой-то документ.

– Что случилось? Почему вы снова здесь?

Я взяла официальную бумагу, взглянула на нее, но в темноте ничего прочитать было невозможно.

– Это ордер на проведение обыска в вашем доме.

Я услышала, что Мэри идет по коридору: ее мокрые ноги шаркали по вытертому ковру. Она напевала приятным низким голосом какую-то незнакомую песню. Я слышала, как кто-то из полицейских резко втянул в себя воздух, видела их удивленно-испуганные взгляды, но не обернулась. Мэри подошла ко мне сзади, уткнулась острым подбородком в плечо. На плечо капало с ее волос, и капли текли по спине.

– О, привет, молодой человек. Вы друг Сюзанны? Я ее мать.

Он сглотнул.

– Добрый вечер, миссис… мисс Сквайрс.

Мэри прижалась ко мне сзади мокрым телом. Я попыталась отпихнуть ее.

– Ордер? Но я ничего не понимаю. Вы же уже осматривали дом. Сказали, что все в порядке. Почему вы снова здесь?

Он не ответил на мой вопрос, но голос у него был мягкий.

– Думаю, что сейчас самое время связаться с вашим адвокатом, мисс Уэллс. – Он бросил быстрый взгляд мне за спину и откашлялся. Я наконец обернулась. Мэри была совершенно голая и мокрая. – И, вероятно, вам следует надеть что-то на вашу мать – кажется, ночь предстоит холодная.

Я позвонила Чипсу. Тот в ответ только рассмеялся.

– Полицейские с обыском? В чем дело? Ты что, убила Мэри и спрятала ее труп?

– Это серьезно, Чипс. Это касается той девушки, которую похитили. Элли Каннинг. Они пришли сегодня утром осматривать дом – сказали, что просто проверяют все дома в этом районе… и вот теперь вернулись с ордером на обыск. Они… то есть он, детектив Стрэтфорд…

– Стрэтфорд? Вроде бы не знаю такого.

– Да какая разница? В общем, он сказал, что мне, вероятно, нужно нанять адвоката.

– Он сказал тебе найти адвоката? – Чипс тут же сменил тон, заговорил четко, по-деловому. – Ясно. Я позвоню Хэлу. И к пяти буду у тебя. Скажи, пусть подождут до моего прихода.

Он повесил трубку.

Я передала его пожелание, однако Стрэтфорд только безмятежно улыбнулся.

– Прошу прощения, мисс Уэллс, но по закону я ждать не обязан. Вы, как я уже сказал, можете пригласить сюда адвоката, чтобы он проконсультировал вас, но он не будет иметь над нами никакой юрисдикции. – В голосе у него совершенно не слышалось извиняющихся интонаций. – У меня здесь дюжина сотрудников, которым придется платить за сверхурочную работу, так что, если у вас нет возражений, – он указал на свою команду, собравшуюся в гостиной, – мы приступим.

Возражения у меня были, но они никого не остановили бы. Мурхауз, которая тем временем помогла Мэри одеться, вызвалась занять ее чем-нибудь на кухне на время обыска, и я была благодарна за этот маленький жест милосердия.

Пришел Чипс – все еще в рабочей одежде, рубашка расстегнута, волосы пыльные. Он изо всех сил старался принять суровый и авторитетный вид, но было ясно – он так же растерян, как и я.

– Думаю, прежде чем вы начнете, вам лучше дать нам некоторое представление о том, что вы ищете, инспектор. Сюзанна говорит, что это как-то связано с той девушкой, Элли Каннинг. Той, которую похитили.

Стрэтфорд покачал головой.

– К сожалению, на данном этапе я не могу сообщить вам никаких подробностей, сэр, – проговорил он со своей обычной безукоризненной вежливостью.

– Почему?

– Насколько я понимаю, Хэл уже в пути. Я уверен, он вам объяснит.

– Вы знаете моего брата?

– Мне довольно часто приходится с ним работать.

– Ясно. – Чипс кивнул, а затем повернулся ко мне и попытался изобразить, насколько я поняла, что-то вроде ободряющей улыбки. – Значит, мы просто подождем.

Детектив кашлянул.

– Вообще-то мне не совсем ясно, какое вы имеете отношение к этому делу, мистер Гаскойн. Я знаю, что это ваш бывший дом, но…

– Мы с мисс Уэллс, то есть с Сюзанной… мы собираемся пожениться.

Чипс произнес эти слова уверенным тоном, однако избегал смотреть на меня.

– Это правда? Мисс Уэллс не упоминала об этом.

Взгляд, который он бросил на меня, был слегка насмешливым.

Я сглотнула, посмотрела себе под ноги.

– Мы не… это еще не оконч…

– У нас будет ребенок.

Заявление Чипса прозвучало торжественно и официально.

– Ясно. – На мгновение мне показалось, что детектив собирается поздравить меня, но он этого не сделал. – Что ж, вы можете проследить, чтобы не было никаких нарушений, пока мы проводим обыск, мистер Гаскойн. Нам хотелось бы провести его как можно быстрее, и я уверен, вы все тоже не против, чтобы мы наконец убрались отсюда.

* * *

Я рассказала Чипсу эту новость несколько недель назад. Оделась потеплее и поздно вечером, убедившись, что Мэри крепко спит, побрела сквозь туман по выгонам. Чипс меня не ждал, но, когда открыл дверь, в голосе у него прозвучало искреннее удовольствие.

– Не смогла удержаться, а?

– Я беременна, – выпалила я прямо с порога.

– Что? – Он уже сделал движение, чтобы впустить меня, но тут застыл, как вкопанный.

– Я беременна, – повторила я, стараясь, чтобы мое лицо ничего не выражало.

– Господи Иисусе. – Глаза у него вытаращились, голос был еле слышен. – Твою ж мать! Ты уверена?

Я уже пару дней носила тест в кармане сумочки, набираясь смелости и выжидая подходящего момента, и теперь показала ему: две полоски ярко-синего цвета. Чипс долго смотрел на тест, потом поднял взгляд на меня и улыбнулся. Это была не его обычная улыбка, обаятельная и полная уверенности, – в ней было что-то нерешительное, словно он не знал, чего ждать в ответ. Он откашлялся.

– Так, значит… Для тебя это хорошая новость, правда? Ты этого хочешь?

Он смотрел на меня с надеждой и будто помолодел.

– Да. Я очень хочу этого, Чипс. Никаких сомнений. Другого шанса у меня уже не будет. Но мне нужно знать, чего хочешь ты. Как мы с тобой это устроим.

– Тогда, думаю, нам есть о чем поговорить. – Он снова улыбнулся, и я впервые за все время расслабилась. Он взял меня за руку. – Думаю, как-нибудь устроим, Сьюз. Правда?

Это был не просто вопрос – это была почти мольба. Он сжал мои пальцы.

Я ответила тем же.

– То есть ты… ты хочешь этого? Растить ребенка? Вместе?

У меня слегка кружилась голова, я была почти в бреду от радости – или, может быть, это были просто гормоны.

– И ты еще спрашиваешь! Я знаю, что все произошло довольно неожиданно, но я надеялся, что мы многое будем делать вместе. Это просто вишенка на торте. – Он поднес мои пальцы к губам. – О, да у тебя руки ледяные. – Он сжал мою руку еще крепче и втащил меня в дом. – У меня как раз чайник греется. Судя по твоему виду, тебе не помешает чашка чая.

Я столько всего хотела ему сказать – должна была сказать. Я все спланировала – даже список составила – перед приходом сюда. Придумала, что говорить, если он испугается – что казалось мне самым вероятным сценарием. В конце концов, Чипсу было уже почти пятьдесят – когда-то он, может, и хотел детей, но теперь-то все наверняка иначе.

Я готовилась сказать ему, что уеду, если он захочет. Продам дом, перееду в другое место – может быть, снова в город. Там будет проще найти место в доме престарелых для Мэри, и мне не придется работать полный день. Денег, отложенных после продажи квартиры, хватит на несколько лет, если устроиться в школу на полставки. Но, как бы то ни было, я собиралась рожать этого ребенка. Даже если Чипс не захочет быть рядом с ним. С нами.

Но если Чипс решит быть только родителем – тоже ничего, хотя так будет намного сложнее. В конце концов, мы едва знаем друг друга. Наши отношения, если их можно так назвать, пока еще в самом начале. Грубо говоря, просто дружеские потрахушки. Но можно же не торопиться. Продолжать в том же духе еще несколько месяцев – по крайней мере, пока я работаю в школе. Никому не говорить, ничего не менять. Я была бы счастлива, если бы он захотел участвовать в жизни этого ребенка – нашего ребенка. Он мог бы прийти на УЗИ, на консультацию к врачу, на родительские курсы, на курсы подготовки к родам, – но это необязательно. Мне от него ничего не нужно.

Нам предстояло стать немолодыми родителями, даже пожилыми, а это многое меняло. Мы могли построить более цивилизованные отношения, без слепой страсти влюбленных и идеализма молодых родителей. Я продумала все это логически последовательно и добросовестно. Я намеревалась действовать по-взрослому.

Я не позволяла себе думать о том, какие чувства начинала испытывать к Чипсу, о том, как хорошо мне было с ним и как хотелось, чтобы это – то, что было между нами, – не кончалось, чтобы переросло во что-то настоящее, что-то большее, чем мимолетный роман. Я не позволяла себе воображать, что мы будем растить этого ребенка вместе, вдвоем. Не осмеливалась.

В наших ночных беседах обо всем подряд мы избегали почти любого упоминания о двух вещах, которые сейчас были, пожалуй, важнее всего, – о детях и о будущем, – и я ни на мгновение не думала, что реакция Чипса на мою новость будет такой. Что он будет так глубоко, так нежно тронут, что будет хотеть этого ребенка так же сильно, как и я.

Как только я вошла в дверь, он притянул меня ближе, крепко прижал к себе на мгновение, а затем отступил на шаг и взглянул мне в лицо. Глаза у него блестели.

– Дай-ка я посмотрю, – сказал он, расстегивая на мне рубашку.

– Еще только шесть недель, – возразила я. – Ничего не видно.

Он не слушал. Расстегнул рубашку и провел рукой по моему животу.

– О боже, Сьюз. Ребенок! Поверить не могу.

Он опустился на колени, положил голову мне на живот, прижался к нему ухом, вслушиваясь. Я ласково погладила его по голове. У меня не было никаких мыслей, только чувства.

– Я даже не думал, что такое случится. Что я еще когда-нибудь встречу кого-то, с кем захочу провести остаток жизни. – Он говорил тихо, не поднимая глаз. – А потом появилась ты, и я… потерял голову. Как будто снова стал мальчишкой. – От его смеха было тепло животу. – Я старался не торопиться. Не хотел пугать тебя тем, как сильно я тебя хочу. Ни о чем другом не думал – только о тебе. А теперь это. Ребенок! Наш малыш. Я никогда не думал, что это случится. Это… это настоящее чудо, черт возьми.

И все приготовленные заранее слова испарились из головы – все до единого. Я сама как будто снова стала девчонкой-подростком – не способной заглянуть дальше одного дня, одной минуты, охваченной страстью, отчаянно нуждающейся в близости, – а не беременной сорокалетней женщиной с сумасшедшей матерью на руках и незапланированным ребенком в перспективе.

* * *

К тому времени, как Хэл наконец явился, обыск уже шел полным ходом. Я уже раз видела его мельком и еще тогда удивилась несходству двух братьев. Физически Хэл был полной противоположностью Чипсу – лысеющий крупный мужчина в очках, излишне полный, одетый в официальный костюм. Он был на несколько лет моложе, но выглядел старше: сутуловатый, с постоянно нахмуренным лбом. Чипс был более стройного сложения, неизменно в джинсах и сапогах, рубашка не заправлена и не выглажена, седеющие волосы взлохмачены и слегка длинноваты. Голос Хэла тоже совсем не походил на ленивую медлительную речь Чипса: он говорил коротко и четко. И по характеру Хэл был более сдержанным: он излучал здравый смысл и спокойную решительность. Его самообладание в присутствии полиции действовало успокаивающе. Моя паника начала отступать, да и Чипс после предостерегающих взглядов брата стал держаться заметно менее враждебно.

Полицейские уже обыскали две спальни и собирались приступать к третьей. Они осмотрели шкафы, комоды, пол под коврами, тщательно проверили письменные столы, и хотя было стыдновато оттого, что ваше грязное белье рассматривают чужие люди и записывают на видео, они были на удивление деликатны. Не вываливали вещи из ящиков, не посыпали ничего порошком для обнаружения отпечатков пальцев, как показывают в криминальных сериалах.

Хэл настоял на проверке документов Стрэтфорда, но придраться было не к чему: все в полном порядке.

Он посмотрел на меня извиняющимся взглядом.

– Сожалею, но инспектор Стрэтфорд прав. Я действительно никак не могу им воспрепятствовать.

– Но это же какая-то чепуха! Какое отношение она может иметь к похищению этой девушки? Кое-кто здорово облажался.

Чипс посмотрел на младшего брата так, словно тот и был во всем виноват.

– Не знаю, дружище. Но полицейским удалось убедить судью, что на это есть веская причина. Просто так ордера на обыск не выдают. Что-нибудь случилось, когда они приходили утром, Сюзанна?

– Нет. Ничего не случилось. Они пришли и бегло осмотрели усадьбу. Дом, а потом двор. Сказали, что осматривают несколько домов поблизости. Мы были не единственными.

– Должно быть, они что-то нашли.

– Но что? Тут и искать-то нечего.

– Не знаю. – Хэл словно бы задумался. – У полиции свои секреты. Но у вас очень усталый вид, Сюзанна. Может быть, вам пойти и подождать вместе с мамой? Мы с Чипсом присмотрим тут, пока обыск не закончится. – Он обратился к детективу, который только что вышел к нам. – Если вы не возражаете, инспектор.

Стрэтфорд кивнул в знак согласия, и я ушла на теплую кухню, радуясь, что меня отпустили.

Когда они закончили, была уже почти полночь. Я сидела на кушетке и делала вид, что смотрю телевизор. Мэри растянулась рядом со мной и громко храпела. Констебль Мурхауз сидела за кухонным столом, допивала четвертую чашку растворимого кофе и разгадывала кроссворд. Она сыграла с Мэри три партии в трабл (все проиграла), и они с Мэри вместе уничтожили целую пачку «Тим Тэмс».

– Сверхурочная работа – гибель для талии, – смущенно сказала Мурхауз.

Я и сама несколько раз засыпала и просыпалась, меня слегка подташнивало, голова раскалывалась. Я услышала тяжелые шаги на веранде, и Чипс с Хэлом вошли в кухню, а за ними инспектор. Он нес несколько пакетиков с застежками-бегунками и те две картины в рамах, которые Мурхауз фотографировала утром.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю