Текст книги "Современный зарубежный детектив-14.Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Сьюзен Хилл,Жоэль Диккер,Себастьян Фитцек,Сара Даннаки,Стив Кавана,Джин Корелиц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 240 (всего у книги 346 страниц)

51

Весна была в разгаре. И в разгаре была кампания УСО во Франции в преддверии операции “Оверлорд”. Высадку назначили на пятое мая. За четыре года Управление создало, обучило и вооружило ячейки Сопротивления по всей Франции, кроме Эльзаса. Но за полтора месяца до вторжения союзников ячейкам не хватало всего: в последнее время снабжение совсем разладилось из-за отвратительной погоды. Теперь УСО видело главную свою задачу в доставке оружия и боеприпасов до открытия фронта в Нормандии. Начиная с января, королевские ВВС при поддержке ВВС США осуществили уже более семисот вылетов – против сотни за последние три месяца 1943 года.

* * *

Маки готовились к буре. Одной из первых операций, которую провела ячейка под командованием Клода, стал подрыв локомотивного депо. Длилась она больше часа: нужно было заложить заряд под каждый локомотив. Но часовые механизмы детонаторов сработали вразнобой, и в результате получилась цепочка взрывов, посеявших хаос в рядах немецких солдат. После этого бойцы Сопротивления стали считать кюре полководцем в новом духе.

Несмотря на несколько других успешных операций, проведенных с Трентье, Клод тревожился: вооружения не хватало. Они могли еще немного продержаться, но боеприпасы таяли быстро. Он уже отправил запрос в Лондон, но поставки были пока еще редкими и неполными, приоритет отдавался ячейкам на севере страны. Поэтому был создан резерв боеприпасов и приказано стрелять поменьше – приходилось экономить.

Партизаны владели почти всеми видами оружия, кроме пистолета-пулемета “Марлин”. Клод научил их с ним обращаться и посоветовал как можно чаще использовать именно “Марлины”, а не “Стэны”: они били точнее и требовали меньше патронов. Осенью маки доставили также тяжелое вооружение – противотанковые гранатометы PIAT.

– И как с этими штуками обращаться? – спросил Клода Трентье при осмотре груза.

Клод, не имевший об этом ни малейшего понятия, пришел в замешательство.

– Думаю, целишься… и…

Трентье невесело усмехнулся. Клод предложил ему попрактиковаться. Зато когда тот же вопрос ему задали простые бойцы, кюре, дабы сохранить лицо, ответил, напустив на себя вид важной и занятой персоны: “Мы герилья или дерьмо какое? Герилья – это винтовка. Займитесь ружьями и нечего ко мне приставать!” А после попросил пианиста отправить срочное сообщение в Лондон: пусть, кроме оружия, пришлют инструктора или кого угодно, лишь бы как можно быстрее обучил людей Трентье обращаться с гранатометами.

* * *

В Лондоне Станислас с группой УСО/УС напряженно готовил совместные операции союзнических служб. В феврале, благодаря прежде всего оживившемуся воздушному снабжению, УСО возобновило деятельность во Франции, но теперь столкнулось с бурными спорами: поддерживать ли их операции авиацией. Английская МИ-6, американское Управление стратегических служб (УСС) и другие структуры профессиональных секретных структур союзников были отнюдь не в восторге от бесконечных полетов: те привлекали внимание гестапо и ставили под удар всех агентов, работающих на местности, – причем, как они считали, исключительно ради поддержки агентов-любителей УСО и кучки необстрелянных бойцов Сопротивления.

Штабы союзников рассчитывали на Сопротивление, но не знали, насколько эффективными будут действия ячеек. На Юге партизаны были особенно хорошо организованы и уже наносили немцам чувствительные потери. УСО, которое поставляло ячейкам оружие, следило за ними через своих агентов, а иногда и обучало отдельных командиров Сопротивления в своих учебных центрах; предполагалось, что на всей территории Франции (Секции F и RF) насчитывается более ста тысяч бойцов-подпольщиков, которых можно задействовать в любой момент.

На Бейкер-стрит Станислас часто спускался в отдел Шифра Секции F – ходил тайком понаблюдать за Лорой. Смотрел, как она трудится, не замечая его, погруженная в работу. Станислас находил, что горе еще добавило ей красоты. Живот у нее уже округлился, она была на шестом месяце. Однажды он ездил с ней к врачу: будущая мать и дитя были здоровы. Роды ожидались в начале июля.

Станислас без устали опекал Лору. В Лондоне оставались только они с Доффом, а теперь еще и Доффу временами случалось уезжать из столицы. Каждый вечер Станислас провожал Лору от Бейкер-стрит до Блумсбери. Если какое-то собрание затягивалось допоздна, он делал перерыв и, проводив ее, шел обратно в генеральный штаб; она не догадывалась, что его рабочий день не окончен. Часто они ужинали вместе в Блумсбери, в ресторане, а иногда у него в Найтсбридже. Станислас тогда предлагал ей переночевать у него, места хватало, но она неизменно отказывалась: надо привыкать жить одной, раз такова ее судьба. Ибо Станислас и Дофф, несмотря на все свои заботы, не в силах были одолеть тоску, снедавшую Лору.

Пэл погиб пять месяцев назад, она по-прежнему плакала каждую ночь. Плакала чуть меньше, спала чуть больше, но все равно плакала. Теперь, когда квартира в Блумсбери опустела, ей не нужно было бояться, что ее услышат. Она плакала в гостиной, прижимая к себе роман, который Пэл читал ей в Локейлорте и который она нашла в его спальне; она не открывала его и больше не откроет, это было выше ее сил, но, прижимая его к себе, немного успокаивалась. Нюхала его обложку, вспоминала слова. Вспоминала, как Пэл читал, как они сидели вдвоем. Она помнила почти все их счастливые минуты, в точности, во всех подробностях. Иногда мечтала о том, как они могли бы жить, – об Америке, о Бостоне, об их доме, об их ребенке; она словно гуляла по всем комнатам, вдыхая запахи милого садика. Там был Пэл, и его отец тоже; он столько рассказывал о своем отце. В американском доме у отца была своя комната.

Под покровом английской ночи, пока Лора, укрывшись в гостиной, выплакивала свое отчаяние, Адольф Дофф Штайн на юге страны ловил последних внедренных агентов Группы II абвера, искавших базы союзников, подготовленные для операции “Оверлорд”. Стоя у окна в гостиничном номере, он думал о том, что будет с его несчастным народом. Что с ними всеми станется, что станется с миром?

А Станислас в Найтсбридже, если успел вернуться домой, или в своем кабинете на Бейкер-стрит, если предстояло работать всю ночь, думал о Клоде и Толстяке – двух своих сыновьях, работавших во Франции, и молился, чтобы они выжили.

* * *

Шли недели. Наступил апрель, потом май. Начало “Оверлорда” перенесли на пятое июня, выделив еще месяц на строительство барж для высадки. УСО воспользовалось отсрочкой для окончательной подготовки ячеек: совместные операции королевских ВВС и воздушных сил США в поддержку УСО во Франции шли без остановки. Доставка грузов и агентов превратилась теперь в почти будничный, прекрасно отлаженный механизм. Только с апреля по июнь 1944 года было совершено почти две тысячи вылетов. Кей, Риар и другие агенты союзнических войск, завершив обучение, с нетерпением ждали отправки во Францию, изнывая в транзитных домах Управления.

52

Шестого июня 1944 года, с опозданием на день из-за погодных условий, союзники начали операцию “Оверлорд”, которую готовили десять месяцев. Лондонское радио беспрерывно рассылало ячейкам приказы вступать в борьбу. В предрассветной мгле Толстяк и Клод на противоположных концах страны с колотящимся сердцем устремились в атаку – в рядах соотечественников, со “Стэном” наперевес. Им было страшно.

* * *

В преддверии высадки группа УСО/УС бросила в бой свои войска. Риара послали в центр страны. Кея вместе с агентами УСС десантировали на парашютах в Бретани. В военной форме. Странно было после двух лет подполья внезапно надеть форму британской армии. Натренированные коммандос должны были продвигаться быстро: они получили задание нейтрализовать местные базы люфтваффе.

* * *

Сопротивление перед грядущим сражением разгорелось с новой силой. И пока британская, американская и канадская армии готовились выплеснуть на пляжи Нормандии миллион солдат, пока британская Специальная авиадесантная служба (САС), которой в итоге поручили вместо УСО дезориентировать немецкую разведку, сбрасывала сотни тряпичных солдат в места, где высадки не будет, ячейки с окраин и макизары взрывали железные дороги, чтобы немецкие войска не могли перемещаться по стране.

Радио в кабинете Кунцера надрывалось. Сам он был спокоен. Из коридоров доносилось бурление – в “Лютеции” царила паника. Атака на Францию началась.

Ему было страшно. Но он уже давно готовил себя к страху. Он спустился на кухню отеля за шампанским и отправился на улицу Бак.

* * *

На Лондон опустился вечер. На пляжах Нормандии шли ожесточенные бои. На волнах Би-би-си распространялось обращение генерала Де Голля к Сопротивлению. И в этот самый момент в больнице святого Томаса Лора производила на свет дитя, на несколько недель раньше срока. Мать была рядом, в родильном отделении, Ричард Дойл мерил шагами коридор.

Каждые пятнадцать минут медсестра звала Франс Дойл к телефону. Станислас, сидя на Бейкер-стрит, равно тревожился и об исходе родов, и об исходе “Оверлорда”.

– Все хорошо? – без конца спрашивал он у Франс.

– Уверяю вас, все идет прекрасно.

Станислас вздыхал. Когда он позвонил седьмой раз, она смогла успокоить его по-настоящему:

– Мальчик.

Старик Станислас на другом конце провода не нашел слов от волнения. Теперь он немножко дедушка.

53

Высадка воспламенила Францию. Сопротивление действовало куда эффективнее, чем предполагали штабы союзников: ячейки УСО, руководимые из Лондона, ячейки “Свободной Франции”, направляемые из Алжира, плюс гражданские лица – все принимали участие в боевых действиях, совершали спонтанные диверсии по всей стране.

В Нормандии и прилегающих регионах Сопротивление стало самостоятельной боевой силой. Группа Кея, располагавшая значительными припасами, раздавала людям продукты и военную форму, создавала и наскоро обучала небольшие группки бойцов. Согласно инструкциям УСО, следовало диверсиями и непрестанными стычками сбить с толку немецкие части, ослабить их, подорвать боевой дух солдат, а потом предоставить армии союзников довершить дело. К примеру, один из методов успешного боя заключался в том, чтобы затормозить перестрелкой немецкую колонну: автомобили останавливались, солдаты пытались отбить атаку бойцов Сопротивления, и в этот момент из облаков внезапно выныривала эскадрилья королевских ВВС или ВВС США и бомбила колонну, нанося ей, как правило, тяжелые потери.

На Юге ячейки старались замедлить продвижение к линии фронта немецких подкреплений: обрывали телефонные линии, взрывали железные дороги и бензохранилища либо провоцировали прямые столкновения, атаковали и устраивали засады. Но немцы, не знавшие покоя из-за неуловимых бойцов, обрушили свою ярость на мирное население. В июне, через несколько дней после высадки, случилось худшее. Вторая танковая дивизия CC “Рейх”, выдвигавшаяся из окрестностей Бордо на нормандский фронт, после стычек с Французскими внутренними силами остановилась в деревне Орадур-сюр-Глан. Жителей деревни согнали на площадь: мужчин расстреляли, а женщин и детей заперли в церкви и сожгли заживо. Погибло больше шестисот человек.

* * *

Клод и Трентье совместно руководили операциями. Королевские ВВС наконец сбросили им оружие, грузы и продукты, но недостаточно. УСО вложило во все контейнеры повязки в цветах французского флага, и Клод раздал их бойцам. Но что там повязки – нужно было больше оружия. Клод тревожился: Лондон зациклился на поддержке ячеек на Севере, маки несли потери, боеприпасы таяли на глазах. В довершение всего охваченные энтузиазмом бойцы уже не таились перед гражданскими, а порой и появлялись в деревнях с оружием и повязками, привлекая всеобщее внимание. Если немцы обнаружат маки, им несдобровать – их всех перебьют. По вечерам кюре, укрывшись с Трентье в палатке, подводил итоги дня.

– Плохо у нас с припасами, – сказал партизан.

Он тоже беспокоился.

– Надо затаиться. Поменьше засад, побольше диверсий… Продержаться бы до следующих поставок. Ах, будь здесь Пэл, он бы навел порядок…

– Ты знаешь Пэла? – спросил Трентье.

Клод в изумлении уставился на него.

– Конечно, я его знал… Но…

– Знал? – перебил его Трентье. – Он погиб?

– Да. В октябре.

– Вот гадство. Мне очень жаль, старик. До нас ничего не доходило…

Клод вскочил, его чуть ли не трясло. Ведь он тут, в маки, только потому, что Пэл так сюда и не доехал.

– Черт! Но ты-то откуда знаешь Пэла? – спросил кюре.

– Знаю – это сильно сказано. В прошлом году, в конце сентября, мне прислали в подкрепление агента обучать маки. Это он и был. Пэл. Шикарный парень. Но он тут только переночевал. Мы его встретили, все честь по чести, но он на следующий день снова уехал.

Клод в смятении хлопнул себя по лбу: значит, Пэл перед Парижем заезжал в маки! Лондон об этом не знал – когда его готовили на Портман-сквер, то сказали, что Пэл у них не был. Что-то стало проясняться: у макизаров тогда не было радиста, а значит, в УСО не знали, что случилось после его прыжка. Станислас предположил, что Пэл, наверно, разминулся с встречающими и скрылся в Париже. Но, похоже, все было совсем не так.

– Значит, ты его видел? – поинтересовался Клод. – В смысле, своими глазами видел и уверен, что это был он?

– Во всяком случае, его звали Пэл. Это точно. Но, может, это другой, не твой? Хотя имя довольно редкое. Молодой парень, примерно твой ровесник, чуть постарше. Красивый. Живой.

– Он самый, больше некому. Значит, его все-таки встретили…

– И я о том. Я сам там был со своими парнями. Не успел приземлиться, как уже собрался уезжать. Хотел в Париж.

Клод растерянно вздохнул:

– Какого черта ему понадобилось в Париже?

– Понятия не имею. Сказал, что подозревает за собой слежку, не чувствует себя в безопасности, как-то так. В общем, попросил отправить его в Париж. Назавтра я велел отвезти его в Ниццу, и он, по-моему, сел на поезд. Что с ним случилось?

– Сцапали. Но никто не знает как. УСО сбрасывает его на Юге, а через несколько дней его хватают… В Париже… Погоди-ка… Ты уверен, что он говорил про Париж?

– Да.

– Точно?

– Совершенно точно. Он хотел ехать в Париж.

Клод задумался. Это какая-то бессмыслица. Если Пэл, прибыв в маки, почувствовал угрозу, то зачем он уточнил, где собирается скрываться? И где было небезопасно? В отряде? Если так, он должен был запутать следы, сказать о Париже, а остаться в Лионе или где угодно еще. Мысли проносились в голове одна за другой: может, среди макизаров есть предатель и он выдал Пэла? Но так или иначе, это не Трентье, ему он доверял полностью.

– Кто еще знал, что Пэл едет в Париж?

Трентье на миг задумался:

– Встречали мы его вчетвером, когда он прыгал. Но про Париж знал только Робер. К тому же он отвозил его в Ниццу.

– Робер… – повторил Клод. – А еще двое кто?

– Эмон и Доннье.

Кюре записал имена на бумажку.

* * *

Она легонько качала его в большой гостиной в Челси. Стояла глубокая ночь. Конец июня, тишина, бомбили последний раз после полудня. С улицы в открытые окна лилось летнее тепло и запах цветущих лип. Он казался ей самым красивым мальчиком на свете. Она назвала его Филиппом.

С рождения сына она больше не плакала, но бессонница не исчезла. Она часами любовалась им, погрузившись в свои мысли. Как она будет воспитывать его в одиночку? И как он будет расти без отца? Она отпустила свои мысли. Но ненадолго. У нее сын, а это главное. Теперь надо быть счастливой.

Франс Дойл спустилась из спальни.

– Не спишь?

– Не хочется.

Мать настояла, чтобы Лора поселилась в Челси, отдохнула. Ричарду было все равно. Но он был дедом, а быть дедом – это важно.

– Красивого малыша ты нам родила, – шепнула Франс.

Лора кивнула:

– Пэл мог бы гордиться.

Повисло долгое молчание. Ребенок на миг проснулся и снова уснул.

– Почему бы тебе не уехать в деревню? – робко предложила Франс. – Там вы с Филиппом будете в безопасности.

После высадки в Нормандии немцы обстреливали Лондон с французского побережья ракетами “Фау-1”, операция в Пенемюнде не помешала им использовать крылатые ракеты. Они падали днем и ночью – долетали слишком быстро, люди не успевали укрыться в убежищах или в метро. Каждый день в столице гибли десятки гражданских. Но Лора смирилась и не хотела уезжать.

– Я должна остаться в Лондоне, – ответила она матери. – Я не скрывалась до сих пор и не позволю запугать себя сейчас. Немцы мне давно безразличны.

Франс не настаивала, но так тревожилась! Устала она от войны. Устроившись рядом с дочерью, она вместе с ней смотрела на Филиппа.

Женщины не замечали фигуры человека за рулем автомобиля, часами стоявшего у входа в дом. Станислас, с браунингом на поясе, каждый вечер был на посту. Он делал это ради себя, чтобы успокоиться: он никогда себе не простит, что послал на смерть своих детей. И хотел защитить живых. Если ракете суждено попасть в дом, именно в этот дом, он хотел погибнуть тоже. Так он боролся с призраками.

* * *

В июльскую жару бои стали еще более ожесточенными. Союзники продвигались вперед, девятого июля после мощных бомбежек они освободили Кан; в августе планировалась высадка франко-американских войск в Провансе с побережья Северной Африки.

Для маки на Юге месяц выдался трудным, несмотря на воодушевление бойцов. Многим остро не хватало оружия, тем более что с расширением боевых действий к Сопротивлению спешно присоединялись добровольцы. Иногда политические распри брали верх над войной – члены “Свободной Франции” или коммунисты порой отказывались подчиняться УСО, хотя именно оно вооружило их. Прежде чем стрелять из оружия, поставленного англичанами, все ждали инструкций из своего лагеря: Французские внутренние силы хотели получить отмашку из Алжира, а “Франтирёры и партизаны” – от компартии. Но систему связи разрушили сами ячейки, запрашивать и получать приказы было сложно.

Клод тревожился: обещанное подкрепление по-прежнему не приходило. Обычно такой спокойный, он дошел до того, что срывал гнев на беспомощном радисте. Трентье, более благодушный, уговаривал кюре не терзаться понапрасну. И во время одной из засад успешно опробовал противотанковый гранатомет, впервые взяв его в руки.

И в ходе операций, и на отдыхе Клод внимательно наблюдал за бойцами маки. А если Пэла выдали абверу? А если среди них есть предатель? Тогда кто он? Эмон? Робер? Или Доннье? Трентье вне подозрений, это точно. А остальные? С Эмоном он не раз разведывал размещение бензохранилищ, он личность мрачная, но стоит ли его из-за этого подозревать? Робер жил в деревне неподалеку от маки и с виду был настоящий патриот: входил в группу, взорвавшую локомотивное депо, не раз возил бойцов на своем грузовике. Довольно ли этого, чтобы развеять подозрения? Что до Доннье, он был талантливый разведчик, ни разу не оплошал. Клод уже подумывал его оправдать. Но эта история с предателем грызла его изнутри, доверие к бойцам таяло. Дурной знак.

54

Он был один в кабинете, танцевал, влюбленный, со своей картонной женщиной. Часы пробили полдень – бег времени опять застал его врасплох. Он поцеловал фотографию, выключил граммофон и убрал Катю в ящик стола. Потом спешно вышел из “Лютеции”. Он шел на улицу Бак, теперь он ходил туда почти каждый день.

Середина июля, погода прекрасная. Он снял пиджак. На бульваре Распай он всегда шел по тротуару справа, но на Сен-Жермен переходил на левую сторону – на другой он задержал Мари. Он прибавил шагу, чтобы не опоздать.

– Плохо выглядите, Вернер, – сказал отец.

Дверь он открыл, не дожидаясь звонка: высматривал его в глазок. Кунцер вошел. В квартире вкусно пахло жарким.

– Дни нынче долгие, месье, – произнес немец с виноватым видом.

– Надо спать, Вернер. По ночам надо спать. А кстати, где вы живете?

– Снимаю комнату.

– И где?

– На улице Севр.

– Совсем недалеко.

– Да.

– Так не надо опаздывать к обеду, Вернер! Жаркое перестояло. Англичане никогда не опаздывают.

Кунцер улыбнулся: отец явно шел на поправку. С недавних пор они даже ели блюда, которые он готовил для сына. Наступление в Нормандии взбодрило старика: все говорили, что не за горами конец войны, скоро вернется его Поль-Эмиль.

– У Пэла все замечательно, – сказал отец, усаживая вечного гостя за стол. – Я еще две открытки получил. Хотите взглянуть?

– С удовольствием.

Отец взял с камина книгу, достал из нее два новых сокровища и протянул ему.

– Когда же вернется мой сын? Вы сказали, что он скоро приедет.

– Обязательно приедет, месье. Это вопрос дней.

– Дней! Какое счастье! Значит, скоро мы наконец сможем уехать!

Кунцер удивился: зачем уезжать, ведь немцы скоро покинут Париж.

– Самое большее через две-три недели, – спохватился он, чтобы иметь какой-то запас времени. По его расчетам, примерно в эти сроки союзники дойдут до Парижа.

– Не думал, что у него столько дел в Женеве, – сказал отец.

– Город имеет огромное стратегическое значение.

– В этом я и не сомневался. Красивый город Женева, вы там уже бывали, Вернер?

– Увы, нет.

– А я да. Кучу раз. Великолепный город. Ах, прогулки по берегу озера, ледяные скульптуры на Же-До зимой!

Кунцер кивнул.

– Неужели у Поля-Эмиля нет времени просто за мной заехать? Ведь дело всего на пару дней…

– Время не терпит, особенно сейчас.

– Ах, да! Немцы-то драпают, а?

– О да.

– И мой сын всем этим командует?

– Да. Высадка в Нормандии – это была его идея.

– Ах, великолепно! Ве-ли-ко-лепно! – весело, задорно вскричал отец. – Какая отличная мысль ему пришла! Как это похоже на сына! Смешно, но я какое-то время считал, что он не на войне, а работает в банке.

– В банке? Где же?

– Да в той же Женеве, черт подери! Который раз вам твержу, Вернер, вы что, совсем меня не слушаете?

Кунцер слушал внимательно, но так ничего и не понял в этой истории про банк и Женеву, которую уже слышал из уст консьержки, когда допрашивал ее о Пэле.

Отец скрылся на кухне, чтобы принести жаркое. Чемодан по-прежнему был собран: зубная щетка, колбаса, трубка, роман. Он к нему не притрагивался. Высадка состоялась уже больше месяца назад. Сын вернется с минуты на минуту. Поезд на Лион отходит в два часа дня, он так сказал.

* * *

Группа Кея тесно сотрудничала со Специальной авиадесантной службой, десантников вместе с джипами недавно парашютировали в регионе. Пока американцы продвигались к Ренну, они по ночам разъезжали по дорогам, поливая огнем встречные немецкие патрули. Кей испытывал огромное напряжение, но ситуация явно менялась. Организации Сопротивления мало-помалу начинали действовать открыто, сам он уже не снимал военной формы. Тайная война практически кончилась, но пока приходилось ограничиваться засадами, наводить на немцев страх, ослаблять их. Главное – не вступать в бой с немецкими частями, вооруженными до зубов и способными легко разгромить позиции бойцов. В Веркоре дивизии СС осадили членов “Свободной Франции” и перебили их с ужасающей жестокостью.

Клод тоже полностью осознавал текущее положение и старался сдерживать амбиции Трентье и партизан, готовых бросаться в рискованные атаки: вылазки должны быть короткими и простыми. Сам он отдавал предпочтение диверсиям, в том числе на главных маршрутах. Нужно было продержаться до высадки союзников на Юге.

Однажды утром, когда кюре смывал с себя пот, вернувшись из разведки, к нему зашел Трентье. Накануне радист получил сообщение из Лондона: сброс боеприпасов был назначен на сегодняшнее утро, и Трентье со своими людьми уезжал забирать груз. Теперь английские и американские самолеты доставляли людей и грузы прямо днем.

– Как прошло? – спросил Клод.

– Отлично. Получили весь груз, какой заказывали.

– Весь?

– Оружие, снаряжение… Абсолютно все.

– В добрый час!

Трентье хитро улыбнулся.

– Ты чего смеешься? – спросил кюре.

– Лондон наконец прислал нам инструктора по гранатометам PIAT.

Клод вздохнул. Запрос они посылали два месяца назад. Издержки бюрократии Бейкер-стрит… За это время они и сами научились.

– И где этот знаток?

Трентье отвел его к сараю, возле которого сидел на солнышке вновь прибывший. Влажная рубашка прилипла к его громадному телу.

– Красивые места, – говорил он молодому бойцу, слегка робевшему перед столь внушительным агентом британских спецслужб.

Клод расхохотался. Этот человек, безусловно, обладал всеми возможными достоинствами, но уж точно не мог быть инструктором по гранатометам.

– Толстяк!

Гигант, прервав свои разглагольствования, вскочил:

– Попик!

Они кинулись друг другу в объятия.

– Ты чего тут забыл? – спросил Клод.

– Я был на Севере – из-за высадки, но теперь там лихо орудуют американцы. Вот меня сюда и послали.

– Ты заезжал в Лондон? Про остальных что-нибудь знаешь?

– Нет. Я там с февраля не был. Скучаю. Они меня прямо в самолет посадили, в “Датоку”… В общем, есть такая штука у америкосов.

– “Дакоту”, – поправил Клод.

– Ну да. Какая разница. В общем, там погрузили, тут сбросили. Знаешь, Попик, а мы вроде побеждаем в войне-то.

– Надеюсь… Но пока на Севере веселье, мы тут вообще ничего не знаем.

– Не волнуйся. Американцы готовятся высадиться в Провансе. Меня прислали в подкрепление, усмирять бошиков. А еще я буду вас инструктировать по противотанковым гранатометам, это в моих инструкциях тоже написано.

Клод расхохотался, представив себе, что может натворить Толстяк с гранатометом.

– Ты что, умеешь с ними обращаться?

– Ха, научился, представь себе. Надо было не про Иисусика думать, а лекции слушать!

– Нас что, учили этим штуковинам?

Толстяк воздел глаза к небу, изображая отчаяние.

– Ну вот, ты вместо лекций служишь мессы, а потом как без рук! Нам их показывали в Шотландии. К счастью, теперь с тобой Толстяк!

И Толстяк потрепал Клода по голове, как ребенка.

Толстяк выезжал на третье задание подряд. Он устал. Часто вспоминал Англию, центры УСО, товарищей – все, благодаря чему все-таки жил на свете. Благодаря войне он стал Толстяком по имени Ален, а не Аленом по прозвищу Толстяк. На занятиях ему доставалось больше других, зато он оказался в кругу семьи, потому и держался. Даже задания УСО были лишь способом оставаться с ними, иначе он бы давно отказался. Они были всем, о чем он мечтал всю жизнь, – верными друзьями, братьями. Долгое время он считал, что одни собаки умеют хранить верность, а потом встретил Пэла, Лору, Станисласа, Клода, всех остальных. Он никогда и никому этого не говорил, но только на войне понял, что жизнь прекрасна. Благодаря им, благодаря УСО он стал важной персоной. После высадки союзников, направляясь в нормандскую ячейку, он проезжал мимо Кана, совсем рядом с домом, с родительским домом. Ему захотелось повидать мать с отцом, сказать им, что нашел себя. Уезжал от них жирным куском сала, а теперь он – боевой порох. В минуты наивысшего подъема ему казалось, что он, быть может, вовсе не такая бездарь, как считали некоторые.

В тот же день, когда Толстяк прибыл в маки, он вместе с Клодом, Трентье и горсткой людей выехал вечером взрывать эшелон с войсками. Темнело поздно; они отправились засветло и, найдя укрытое деревьями место, стали закладывать заряды вдоль рельсов. Трентье взялся дотянуть детонирующий шнур до ближайшего пригорка и притаился за ним – он будет подрывником. Выше по направлению движения поезда выставили разведчика с туманным горном. Вокруг места операции рассыпались две группы стрелков – прикрытие; в одной из них были Толстяк, Клод и молодой испуганный новобранец. У всех были “Стэны” и “Марлины”.

– Не тяжело держать пэ-пэ-шку? – шепнул Толстяк парню, чтобы отвлечь того разговором.

– Нет, месье.

– Тебя как зовут?

– Гиньоль[231] 231
  От фр. Guignol – Петрушка, паяц.


[Закрыть]. Это не настоящее имя, но меня так называют в шутку.

– Это не шутка, – возразил Толстяк тоном знатока, – а боевое прозвище. Боевое прозвище – важная штука. Знаешь, как меня называют? Толстяк.

Парень, не проронив ни звука, внимательно слушал.

– Так что это не насмешка, – продолжал Толстяк, – это особенность, я такой из-за болезни. Ты не знаешь, тебя не было с нами в Уонборо, но, так или иначе, это стало моим боевым прозвищем.

Клод в сгущающихся сумерках укоризненно стукнул Толстяка: тот по оплошности выдал одно из мест секретнейшей подготовки УСО. Но парень ничего не понял.

– Хочешь шоколадку, солдатик? – предложил гигант.

Тот кивнул. Рядом с этим внушительным британским агентом ему было не так страшно. Однажды он всем расскажет, авось ему поверят: да, он воевал бок о бок с английским агентом.

– А ты, Попик, хочешь шоколадку?

– Нет, спасибо.

Толстяк пошарил в кармане, вытащил оттуда плитку шоколада и разломил пополам; смеркалось, и в кустах, где они залегли, было мало что видно.

– Держи, товарищ, это придаст тебе храбрости.

Толстяк протянул мальчику кусок шоколада, и тот благодарно запихнул его в рот, целиком.

– Вкусно, правда? – поинтересовался Толстяк.

– Да, – произнес юный боец.

Жевал он с огромным трудом. Клод хихикал про себя – это был пластит. Вскоре послышался сигнал туманного горна, потом звук приближающегося поезда. Когда тот проезжал мимо деревьев, раздался оглушительный взрыв.