Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 349 страниц)

– Это ваш случай с Адейром?

–Справедливости ради следует признать, он разрушать меня вовсе не хотел. Я просто привлёк его. А подсел он потом на мою ненависть. Пытался понять, что со мной не так, настолько, что в безумии я могу дать фору даже ему, – усмехнулся Ворон. – Недаром говорят, что тот, с кем больше всего воюешь, тот больше всего на тебя похож. Мы оба любили боль и жестокость. С ним секс переставал быть спортом и становился… не знаю. Не нахожу слов, чтобы это описать так, чтобы ты смогла меня понять. Мы мерялись характерами и одновременно с тем изучали друг друга. Задыхаясь в судорогах наслаждения, я ни секунду не забывал о своей ненависти к нему. Одновременно хотел уничтожить и боялся сломать. В общем, Адейр стал для меня своеобразной предтечей того, что пришло в жизнь вслед за ним.

– И кем он был – этот он?

– А это был не он – это была она. Знаешь, в античном мире отношения между мужчинами никогда не порицались, но в то же время связь между учеником-мальчиком и его взрослым наставником не рассматривалась как нечто серьёзное. Такие отношения были чем-то вроде подготовительного этапа. А у диких племён обычай посвящения в мужчины из мальчика включал в себя несколько испытаний. Сначала мальчик должен был суметь выжить в лесу, один, там куда его отправляли практически с голыми руками. Если первое испытание проходило успешно, следующей становилась Большая Охота. Опять же, с одним ножом, мальчик выходил на хищного зверя и чем свирепей и опасней был хищник, тем на большее победивший мальчик мог рассчитывать, возвращаясь в своё племя. Третьим испытанием становился бой с мужчиной. Чем быстрее ты одержишь победы и чем меньше травм при этом нанесёшь противнику, тем выше твой «выходной» балл. А четвёртым, последним, самым сложным испытанием была женщина. Испытание и награда – в одном лице.

Ворон прищурился, будто пристальней вглядываясь в пригрезившийся ему образ.

– Вы, женщины, не можете знать, какими видим вас мы, мужчины.

Александра пожала плечами и процитировала:

«И кроткая Ева, игрушка богов,

Когда–то ребёнок, когда–то зарница,

Теперь для него молодая тигрица

В зловещем мерцаньи её жемчугов

Предвестница бури, и крови, и страсти,

И радостей злобных, и хмурых несчастий.

Он борется с нею, коварный, как змей,

Её он опутал сетями соблазна.

Вот Ева – блудница, лопочет бессвязно,

Вот Ева – святая, с печалью очей.

То лунная дева, то дева земная,

Но вечно и всюду – чужая, чужая…».

Ворон внимательно слушал, даже с интересом взглянул на Александру:

– Хорошие стихи. Твои?.. Хотя нет, это точно писал мужчина. Такие вещи чувствуются. Женщины пишут иначе.

– Николай Гумилёв, – проинформировала Александра. – Он бы «воин и поэт».

«И он, наконец, беспредельно устал.

Устал и смеяться, и плакать без цели.

Как лебеди, стаи веков пролетели.

Играли и пели. Он их не слыхал.

Спокойный и стройный на каменных скалах

Он молится Смерти – богине усталых.»

– Дай угадаю? Поэт умер не своей смертью? Самоубийца?

– Его расстреляли большевики.

– Интересная личность. Нужно будет поинтересоваться его творчеством. Смертный, который, как и мы, молился Богине Усталых, вполне достоин интереса.

– Так кем она была? – без предисловий, Александра решила вернуться к оставленной теме разговора.

– Внучкой Инкриза. А заодно двоюродной кузиной Адейра.

– Обоим бабкам то вышла внучка: чернорабочей и белоручке?

– Ты я вижу, любишь стихи? Будешь их дальше цитировать?

– Извини. Продолжай.

– Пропустить ей появление в Академии у меня шансов не было. Инкриз потребовал, чтобы я вытащил девчонку и приволок к нему до того, как состоится полная её инициация.

– Что за инициация?

– Все тёмные маги связаны с Нижним Миром, большинство именитых родов связаны с кем-то из демонов. В твоём случае демоны являются твоими предками, что связывает вас с ними естественным образом, это имеет свои преимущества перед теми, кто для обретения такой связи заключает своего рода Договор.

– Продаёт душу дьяволу?

– Можно сказать и так. Демоны получают с магов необходимую им подпитку, маги – силу демонов. Этакий симбиоз. Мореллы, в отличие от Нахширонов и Кинов, не Кровники, что в Магическом Сообществе считается привилегией, а Договорники. Маги этого – вида? сорта? – в общем, без разницы, – такие маги должны в каждом поколении, в личном порядке возобновлять договор с представителями Тьмы. Кто-то один из рода является Главой Клана, и «кормёжка» Хозяина входит в его прямые и непосредственные обязанности.

– Кормёжка? Это как?

– Зависит от Договора. Но обычно демоны принимают жертвы. Лучше всего, чтобы это была жизнь, закончившаяся в муках. Чем больше страха, ненависти, любви – эмоций любого рода, – тем лучше. Стоит жертве перестать испытывать чувства, демоны теряют к ней интерес. Но мы снова мы отвлеклись от темы, углубившись в магический ликбез. Время идёт, а через пару часов у меня поединок с очередным сентиментальным идиотом, которого нужно остановить, но не убить.

– Попытайся его совратить, – подколола Александра. – Может, это позволит изменить ситуацию к лучшему? Итак, что было дальше? После того, как появилась эта девушка… кажется, Сабрина говорила, что её звали Вероникой, и фамилия у неё была самая, что ни на есть, звездная? В Магистратуре зажглась супер–звезда?

– Вероника старалась держаться в тени. Скромная, прилежная, тихая девушка.

– Она тебе понравилась?

– Да, практически с первого взгляда. Интерес к ней был подогрет с двух сторон сразу. Инкриз жаждал заполучить внучку, которую ни разу в жизни не видел, чтобы исправить или истребить, смотря по обстоятельствам; Адейр хотел устроить ей «весёлую» жизнь. Девчонка же ни слухом ни духом ни о чём не подозревала. Она искренне интересовалась учёбой, что очень и очень мне в ней нравилось.

К нашей с ней встрече я успел неплохо изучить Мореллов на примере её совершенно чокнутого кузена, которому всё было трынь–трава. И знал Старлингов, с их холодной рассудительной страстностью, с железной удавкой на чувствах, аскетической сдержанностью во всём – от еды до слов.

Вероника представляла собой весьма причудливую смесь того и другого, но, самое главное, что меня привлекло в ней – это нравственная чистота. Не наигранная, без подчёркнутых принципов, без пафоса. Эта чистота в сочетании с сильной волей и глубоким умом не могли не привлекать сами по себе. А тут ещё стадный рефлекс, – усмехнулся Ворон. – Когда все смотрят в одну сторону, трудно не поддаться общему настрою. Мой интерес подстёгивала её нетипичная реакция на меня самого.

– Это как?

– Ну, обычно девушки смотрят на меня весьма недвусмысленно. И – да, предсказуемо. А в её интересе, причём довольно открытом, не было ничего романтического. Ей нравилось, как я дерусь на рингах. Нравилось моё лицо. Но… у меня складывалось такое впечатление, что стоило ей отвернуться, она про меня начисто забывала.

– Ты настолько тщеславен, что так легко задеть твоё самолюбие?

– Я бы назвал это спортивным интересом. С парнями бывали осечки, но с девчонками? С ними проколов не случалось. Это как решить простенькую задачку по математике – ход решения заранее известен, только цифры подставляй. Закономерно, как восход и закат, а с ней не работало. Вроде бы, охотно откликалась, шла на контакт, явно предпочитала мне общество обществу своих недоумком-друзей.

– С чего ты взял, что они были недоумками?

– Уж были – поверь. Что интересно, даже эти недалёкие, неглубокие личности быстро к ней привязались, были преданы ей. А своего придурка–братца Старлинг попросту в упор до поры до времени не замечала, так что все его заранее заготовленные колкости и гадости отскакивали от неё, как дождевые капли от стекла автомобиля, идущего на скорости – без вреда, даже незамеченными.

– Хочешь сказать, что на тебя, всего такого крутого и неуязвимого, произвела впечатление девственница– скромница?

– Произвела. Но я свалял дурака.

– В чем это выражалось?

– Решил не торопить события. Мне ж не секс от неё был нужен – я впервые захотел от женщины чего-то большего, чем просто потискать её сиськи и двинуть свой стержень ей между ног. Так грубо с девственницами вести себя не полагается. Это, в теории, способно оскорбить тонкие дамские чувства. Наверное, всплеск гормонов заставляет людей резко глупеть? Иного объяснения собственному идиотизму я теперь не нахожу. Прошлёпать единственную девушку, которая мне нравилась, потому, что решил быть деликатным и посчитаться с её чувствами? А Адейр просто зажал её в лесу и грубо поимел, чем и выиграл необъявленную гонку.

– Повезло девушке, – с иронией протянула Александра.

– Только не делай вид, что тебе её жалко; не разочаровывай меня ложью – это не к месту! Адейра будто резко подменили. Он сделал то же, что и я – влюбился. В ту, кого ещё вчера проклинал, ненавидел и презирал. Как и я, не до конца понимая, что сам в ней нашёл. Ну, ничего из того, из-за чего можно потерять голову, в Веронику не было. Не роковая красотка, не кипящие страсти – спокойная, умная, домашняя девочка. Глубокая, как океан.

Александра слушала Ворона с грустью и болью.

– Ты что – до сих пор в неё влюблён? – ревниво сорвалось с её губ.

Глава 14

– Неожиданный пассаж, – с горечью хмыкнула Александра. – Мало того, что ты переспал с доброй сотней людей, не разбирая пола и возраста, так ты ещё и в влюблён в другую! Повезло с женихом, ничего не скажешь.

– Мне стоит обольстится верой в то, что это сцена ревности? – насмешливо приподнял брови Ворон.

– Понимай, как знаешь.

– Судя по всему, ты склоняешься к мысли, что мы с тобой не пара?

– Если бы всё зависело от меня!

– А от кого же ещё может зависеть твоё решение?

– Ты прекрасно знаешь, что последнее слово в этом доме во всех вопросах за моим отцом.

Ворон поморщился:

– Удобная позиция. Так и собираешься всю жизнь прятаться за этим словом? Если хочешь исполнить арию о том, какая ты бедная и несчастна, в позиции жертвы, скажу сразу, в этой роли ты не убедительна. Так не пойдёт, Лекса.

– Отец очень чётко дал понять, что моего отказа, который он именует очередным капризом, не примет. Он, мол, и так слишком долго шёл навстречу моим желаниям.

– Тогда прости, я сразу неправильно понял твою роль: ты не жертва – ты послушная дочь. Такая милая домашняя девочка, которая слова поперёк родителям не скажет.

– Иронизируй сколько хочешь, но факт остаётся фактом, мой отец – Чёрный Змей, а я…

– Дракон, насколько я видел. Так что повторюсь: Лекса, в роль бедной овечки ты просто не помещаешься.

Ворон откинулся на спинку дивана и, раскинув руки, забросил их на спинку, а ногу закинул за ногу. Весь вальяжно растянулся по дивану и с первого взгляда могло показаться, что он решил расслабиться и размяк, но расслабленность была лишь видимостью, в действительности он был напряжен и зол. Александра это понимала.

– Мне, как ни странно, не с твоим отцом жить, а с тобой, поэтому, если не захочешь связывать свою жизнь со мной – так и скажи сейчас. Я найду способ, как решить эту проблему.

– Даже так? – Александра почувствовала болезненный укол обиды.

Уж слишком легко он готов был от неё отказаться.

– Я не боюсь, что отец может навредить мне – я за других переживаю.

– Вот как? Похоже, у нас тут и третья роль в запасе – доброй самаритянки, всегда готовой к самопожертвованию во имя спасения ближнего своего, – с иронией протянул Ворон. – Хорошо, я тебе подыграю. За кого же ты так сильно испугалась, что готова искалечить себе жизнь, связав её со мной?

– За тебя я и боюсь.

– Моя судьба, в том случае, если наши пути разойдутся, не твоя проблема, Лекса, – спокойно и жёстко бросил ей в лицо Ворон. – К тому же, поверь, я вполне способен за себя постоять. И ещё, как-то нелогично, выходить замуж за нелюбимого человека лишь потому, что боишься за него? Фигня какая-то получается.

Резко подавшись вперёд, Лоуэл крепко сжал запястья Александры. Лицо его потемнело от гнева:

– Не прикрывайся красивыми словами, Лекса: чувством долга, чувством страха. Ты вообще в курсе, что в Магическом Сообществе не существует разводов? Связь, устанавливаемая обрядами, не номинальная, как у смертных, обойти клятвы не получится. А живут маги гораздо дольше обычных людей. Так что мы не в игрушки сейчас с тобой играем.

– Ты убеждаешь меня разорвать помолвку или отговариваешь от этого?

– Я хочу нашего союза, Лекса, но при условии, что он добровольный. Что ты готова стать моей без принуждения и жертв. Последние мне совершенно точно и даром не нужны.

– А я тебе нужна?

– Разве ответ не очевиден? Стал бы я вести исповедальные разговоры по душам, будь это иначе?

Его голос звучал холодно и спокойно, а вот Александре так хорошо себя держать в руках не удавалось. Вместо холода она демонстрировала сарказм и язвительность, с головой выдающие слишком живые эмоции, чтобы их удалось скрыть от собеседника.

– Я пришёл сюда за тобой, наплевав на последние принципы, что у меня оставались, чем предал память человека, который остановил меня от того, чтобы полностью утратить человеческий облик. И, если ты думаешь, что мне приятно было сейчас копаться в моём прошлом, обнажая перед тобой душевные язвы, то ты глупее, чем я думал. Лекса.

– Так ты это пытался сделать – обнажить и очистить душу? А я поняла, что ты бравируешь своими пороками, бунтуешь против сложившейся системы и жалеешь, что ввязался в столь сомнительное предприятие, как брак. Но у тебя не хватает. – наглости или храбрости? – чтобы самому поставить на всём точку.

– Ты совсем меня не понимаешь. Уж поверь, во мне и наглости, и храбрости на всё хватит, и ещё останется. Жалость к оставленной невесте, если уж она мне не нужна, меня не остановит.

Ворон склонился над Александрой, дерзко нарушая границы её личного пространства. Нарочито близко, будто собираясь её поцеловать, но в последний момент передумав:

– Ты как будто не веришь, что тебя можно любить и хотеть настолько, чтобы рискнуть всем?

А она и не верит! Потому что в глубине души остаётся маленьким, брошенным, одиноким ребёнком, за которым никто не придёт вечером и не заберёт его домой.

Но вслух Александра сказала:

– Я не верю, что мальчик из борделя вообще способен кого-то любить.

Сказала и пожалела, увидев, как изменилось, будто помертвев, лицо Ворона:

– Отлично. Я трусливая и лживая шлюха без сердца и совести, поэтому доверять и любить меня нельзя. А вот выйти замуж за меня – можно? Никогда не поймешь вас, баб. Что у вас в головах? Твои глаза полны боли и гнева, а тело – такое отзывчивое. Но при этом ты всё время пытаешься оскорбить меня, задеть, причинить боль. Лекса, почему?

– Потому что сама чувствую себя оскорблённой, задетой и больной!

Он нарочно играет на её нервах, заставляет дергаться, вызывая неуверенность в себе? Стоит признать, у него отлично получается!

Горький запах, его дыхание, взгляд – всё это действует на неё противоречиво: тело становится ватным, а сердце наполняется горечью Хотя – глупо. Сердце не может чувствовать вкус. Горечь остаётся саднить горло.

– Прости, может быть это и неправильно, и несправедливо, то, что мне хочется винить во всём тебя одного, – подавила Александра тяжёлый вздох.

–Винить – в чём? – приподнимает он брови.

– В собственной слабости. В том, что я сама повесилась тебе на шею, позабыв про гордость.

– Это твоё видение ситуации С моей стороны всё выглядело иначе. Ты человек, который знает, чего он хочет и не боится это взять. Редкая черта для женщины уметь, при желании, поддаться страсти, а при необходимости – брать чувства под контроль. Ты умеешь быть жёсткой, умеешь быть резкой, но в то же время можешь быть очень нежной. И, что не свойственно тем магам, чьи способности связаны с вампиризмом, ты не любишь причинять боль. Я ни разу не читал про суккубов, что в постели они бывают мягкими, податливыми, горячими и нежными.

– Но ты хочешь меня, а не любишь.

– Будто можно любить и не хотеть. Да и есть ли разница? Впрочем, тоже самое можно сказать и про тебя, Лекса. И вообще, подлинная страсть – это дар судьбы. Когда из тысячи людей, мимо которых проходишь не видя, ты вдруг начинаешь выделять лишь одно лицо. Ты зациклен на нём. Рядом с ним мир вспыхивает яркими красками, тело наполняется силой, душа словно разворачивает крылья и жизнь обретает смысл. Когда я держу тебя в объятиях, когда владею тобой, когда чувствую, как твои губы раскрываются под моими, я перестаю чувствовать себя пустым. Мне хочется входить в твоё тело снова и снова, видеть твоё лицо в момент экстаза. Мне нравится ощущать вес твоего тела на моих руках, заполнять глубину твоего лона своим членом, терзать твои губы и знать, что всё это приносит тебе такое ж острое удовольствие, как мне. Когда твои глаза распахиваются, вот как сейчас, когда твоё дыхание сбивается, стоит мне подойти ближе, или задеть твою руку своей рукой, я ощущаю радость. Мне нравится видеть твоё желание ко мне. Неужели ты всерьёз думаешь, что я могу презирать тебя за то, что делает меня счастливым? Считаешь, что, пройдя через всё то, через что жизнь меня протащила, я стану порицать тебя за плотское желание, которое сам же и вызываю? Осуждать за способность безоглядно отдаваться страсти? Нет, не стану, но – охотно разделю.

Его руки скользнули ей под затылок, пальцы зарылись в волосы Александры, нежно играя её прядями. От удовольствия захотелось закрыть глаза и замурлыкать, как кошка.

Она чувствовала тепло его щеки у своего лица, дыхание Ворона согревало ей шею, лаская лёгкой щекоткой. Голова запрокинулась словно сама собой, руки легли к нему на плечи.

«Что я делаю? Стоило ему сказать несколько ласковых слов, как я тут же и растаяла, как масло в кипящем молоке».

Его губы легко касались чувствительного местечка за ушком, сначала едва уловимо, но с каждой секундой всё горячее, всё настойчивее.

– Подожди! – всё-таки оттолкнула она его. – Мы ещё ничего не решили.

– Если бы решение было в мою пользу, полагаю, ты бы меня не отталкивала? – недовольно нахмурился Ворон.

Его руки когда-то успели удобно улечься на её талию, и он не торопился их оттуда убрать.

– Иногда лучше довериться инстинктам, чем в тысячный раз терзать себя одними и теми же, никуда не приводящими, вопросами. Какую дилемму внутри себя ты никак не можешь решить, Лекса?

– Не знаю, всё сложно: и твоё тёмное прошлое, и мои внезапно вспыхнувшие чувства к тебе, на которых я, как на качелях то падаю, то взлетаю. Я перестала понимать саму себя.

– Может, я смогу помочь? – бархатный баритон опустился почти до шёпота и снова волнующим шёлком вливался ей в ухо. – Что я должен сделать? Обнять? Или – отпустить?

«Только не отпускай, – подумала Александра. – Как только ты меня отпустишь, я снова почувствую себя одинокой и слишком трезвомыслящей, Пока твои руки обнимают меня, я слабая, но счастливая. У меня остаётся шанс на счастье».

– Как мне тебе верить? Я не должна…

– Кто тебе это сказал?

– Я не могу!

– Что тебе мешает? С тех пор, как мы встретились я хоть, раз причинял тебе боль? Даже когда грозился, угрозы оставались лишь угрозами. Обманул? Поступил с тобой недостойно? Ты можешь упрекнуть меня хоть в чём-то?

– Только в том, что ты сам рассказал: зависимости, беспорядочные связи, даже убийства… если это однажды было в твоей жизни, может вернуться снова.

– Человек попадает в зависимость от наркотиков и алкоголя не просто так, моя сладкая. Люди не ищут острых ощущений на пустом месте. Обычно это следствие боли или одиночества. Это пассивное самоубийство. Когда перестаёшь видеть своё место в этом мире, пытаешься уйти от него в сон и грёзы. Поверь тому, кто побывал в Аду – выхода оттуда практически нет. Ты фактически перестаёшь быть самим собой, словно твоё тело разделяет с тобой Зелёный Змей, а когда он голоден и алчет, ты будто и не принадлежишь себе больше. Тебя ломает, корежит, ты готов на всё ради очередной дозы. Жизнь не радует, пока не опрокинешь очередную рюмку. Что ты так на меня смотришь?

– Ничего, просто…

– Опять – просто? –его усмешка на этот раз была ласковой. – Ну, так что там у тебя просто на этот раз?

– Ты говоришь со знанием дела, но не вяжешься с моим представлением об алкоголиках. Я всегда считала наркозависимых слабыми людьми.

– Так и есть, зависимость обессиливает. Изнутри человек с проблемой уже сам не справится. Поэтому я с такой благодарностью вспоминаю Инкриза. Пусть он был чудовищем, но это чудовище помогло мне собрать себя по кускам. Теперь эта проблема в прошлом.

– Говорят, бывших наркоманов не бывает.

– Говорят. И это правда.

Александра с удивлением взглянула на Ворона:

– Разве ты не логичнее отрицать мной сказанное?

– Замалчивание и отрицание проблем, по моему глубокому опыту, результатов не дают. Знаешь, с чего начинается решение любой проблемы?

– С признания её наличия.

– Правильно. Ну, так вот, вернёмся к нашим баранам-наркоманом. Тут как девственности лишиться – раз попробовал, хочется всегда.

– А на что это похоже? Ну, когда ты под кайфом?

– Думаю, у каждого индивидуально. В моём случае сознание затуманивалось и становилось не так тошно смотреть на всё вокруг, – лицо Лоуэла вновь потемнело. – Когда торгуешь собой, тебе часто приходится подпускать к себе не самых приятных, зачастую, психически нездоровых людей. К тебе приходят с тем, с чем к другим не сунутся, но раз они платят, то считают, что ты уже не человек, что у тебя нет сознания или чувств. Бывало так тошно, что в трезвом сознании не справиться. А тут доза – и тебе плевать. В голове мультики, ты словно не здесь.

– Ты принимал наркотики как обезболивающее? Можно сказать, по прямому назначению. Для этого они и были созданы.

– Это договор с дьяволом. Или нет, больше на кредит похоже. Вот тебе ништяки сейчас, а что будет потом – так ведь это когда будет? Сначала панацея – ведь тебе больше не больно, у тебя почти эйфория. А потом – отдача по счетам, с процентами. Ломка, синдром отмены, поиск средств на новую дозу – и ты как белка в колесе. В какой-то момент перестаёшь понимать, зачем такое существование вообще нужно. Обычно, на этой стадии случается передоза или самоубийство. Для большинства наркоманов это лучший исход.

– Как же ты соскочил?

– Я же рассказал – Инкриз посадил меня на цепь.

– Чем же он смог так тебя зацепить.

Он взглянул на неё и засмеялся, погладив по волосам, как кошку:

– Милая, он реально посадил меня на цепь. Запер в одном из подземелий, пролегающих под резиденцией Ордена Инквизиторов. Причём цепь была зачарована так, что блокировала мою магию, не позволяя освободиться. Очень скоро я взвыл от ломки и возжелал сдохнуть. Вот тут он и начал промывать мозги тем, что, мол, тупо сдохнуть без всякого толку. Если жизнь всё равно не мила, то её нужно слить с пользой для дела и высшей цели. Не снимая с меня цепи, меня учили драться. Физически. Это тянулось довольно долго, пока запертая во мне магия не сумела взломать зачарованный ошейник к чёртовой матери. Но к тому моменту у меня вполне себе развился синдром, который смертные называют Стокгольмовским.

– Чем больше тебя слушаю, тем больше ты меня пугаешь.

– Ты не выглядишь испуганной.

– А какой выгляжу?

– Любопытной, – усмехнулся Ворон и крепче обнял её.

– И после Инкриза ты к своим дурным привычкам не возвращался?

– Возвращался, – вновь прозвучал прямолинейный, не утешительный ответ. – – После его смерти.

– А как он умер?

– Мы убили его. Вместе с Адейром. Нам пришлось. Хотя, если уж быть точным, он пожертвовал собой, чтобы спасти нас. Потом его внучка со своим кузеном, за которого она вышла замуж, покинули Магическое Сообщество, а меня засадили в тюрьму по обвинению в шпионаже для Инквизиторов и осуществления попытки убийства. Спасло вмешательство Кина, официально признавшего наше родство. Кин нанял лучших адвокатов, подкупил судей, меня вытащили. Официально я не ведал, что творил, а потому не мог в полной мере отвечать за свои действия.

– Но отчасти так оно и было. Инкриз промыл тебе мозги.

– Это стало неважным. У меня не оставалось ничего, за что стоило бы цепляться. Отца я не любил, уважать его не получалось, Инкриз перед смертью выказал лучшую часть своей натуры, но вместе с ней я так же понял, что был для него лишь разменной монетой, средством добраться до вожделенной цели – его внучки. Проживи он дольше, он уничтожил бы меня собственноручно, в этом я теперь не сомневаюсь. Но я-то привязался к нему вполне искренне и всей душой. А Вероника считала меня врагом, Адейру на меня было просто наплевать. Вот так встаёшь утром и не понимаешь, зачем, собственно, тянуть день до вечера? Полная пустота. А просто сдохнуть – как-то пафосно и до смешного мелодраматично. А вот наркотики убивают медленно, исподволь. Мысли и чувства постепенно покидают тебя – тотальная анестезия.

– Кто во второй раз запирал тебя, заковывая в кандалы? Ирл Кин?

– Не смешно. Он даже ничего и не заметил. Нет, во второй раз приходилось справляться со всем самому.

Александра в задумчивости водила ногтем по его плечу:

– Ты хочешь сказать своим рассказам, что вернуться к вредным привычкам тебя подталкивают внешние событий в твоей жизни? И если всё будет хорошо – с этим тоже всё будет хорошо?

– Что тебе сказать, чтобы и не солгать, и не испугать? Демонов впускаешь в себя лишь однажды, потом они заявляются уже без стука. Но с ними можно сражаться и побеждать, если есть, ради чего держаться. Запирать демонов на замок я умею. У меня даже есть об этом официальная бумага, выданная специальным подразделением Магического Совета, – с усмешкой договорил Ворон.

– А эта девушка?.. Вероника? Она ещё важна для тебя?

– Если однажды ты любил человека по-настоящему, он будет важен для тебя всегда. Как иначе? Я хочу, чтобы у Вероники всё было хорошо, но я больше не влюблён в неё. Она была для меня предтечей, судьбой моей станешь ты. Ну, со мной разобрались, Лекса? Пришла пора поговорить о тебе?

– А что обо мне можно сказать? Я не роковой бессердечный Ворон с богатым жизненным опытом. Со мной всё в разы банальнее и скучнее.

– И снова мы прикидываемся бедной, несчастной, незаметной сироткой? Вроде, как уже проходили? Знаешь, пока ты собирала сплетни обо мне, я тоже не терял времени даром.

– Хочешь сказать, обо мне тоже сплетничают? Да что обо мне можно сказать? Живу скучно, как монашка.

– Хорошо монашка! – усмехнулся Ворон. – А как же твои многочисленные воздыхатели?

– Какие воздыхатели?

– Дэмиан, например. Будь готова к тому, что после нашей с ним сегодняшней дуэли твоя слава жестокой и бессердечной сердцеедки лишь укрепится и возрастет.

– Я не бессердечная. И я не сердцеедка. Я много раз давала Дэмиану понять, что он для меня друг. Он мне как брат. Я его очень люблю, но… я не чувствую к нему того, что чувствую к тебе.

– Сексуальное влечение? Парень сглупил так же, как и я в своё время с Вероникой. Решил побыть джентльменом. Результат? Ты в постели со мной, а не с ним.

– Как мне понимать сказанное? – Александра попыталась отстраниться, но Ворон с улыбкой притянул её обратно.

– Я-то не жалуюсь, но факт остаётся фактом – будь он решительней, не задержался бы во френд-зоне. Шанс у него определённо был.

– Всё-то ты знаешь! Умный слишком!

– Уж какой есть.

Ворон развернулся к ней всем телом, спокойный и ироничный, собранный, как всегда, красивый – словно модель с обложки журнала. Только в жизни модели выглядят проще и бледнее. Бледно-молочная кожа, тёмные волосы, тёмно-синие глаза с чуть суженными зрачками, прямой нос и полные губы – если бы она умела рисовать…

Может, стоит научиться?

– Скажи, Лекса, ты отдаёшь себе отчёт в том, что должно случиться через несколько часов? – не сразу достиг её сознания его голос, пробившись через розовый флёр затопившей её влюблённости.

Если бы они были в мультике, Александру бы сейчас окружало множество порхающих сердечек.

– Ты о чём?

– О нашем поединке с Майзлом. Тебя как будто вовсе не беспокоит, что он может погибнуть.

– Я… Но… ты же дал мне слово. Я не сомневаюсь, что ты не станешь убивать Дэмиана.

На лице Ворона отразился сарказм:

– Просто злой рок какой-то. Все девушки, к которым я неровно дышу, отчего-то предпочитают мне братьев. Или – «как братьев».

– Ты прекрасно разбираешься в моих предпочтениях. Мне кажется, я их не скрываю. Но ты прав, я веду себя ужасно. Мне следовало самой додуматься начать этот разговор и взять с тебя слово, что ты не причинишь Дэмиану вреда, что будешь щадить его.

– Потребуешь от меня дать слово? Возможно, даже начнёшь ставить ультиматумы?

– Это крайняя меря. Рассчитываю обойтись просьбами и мольбой. Ну, как я смогу выйти замуж за убийцу моего лучшего друга?

– «Почти что брата», – с наигранным пониманием покивал Ворон. – А что я буду делать, дав тебе это слово, тебя не интересует? Что мне, подставляться под заклятия Майлза? Ты этого от меня ждёшь?

– Нет, конечно! Как ты можешь так говорить?

– А смысл об этом молчать? Выбирай, кого предпочтёшь оставить в живых: меня или его?

– Я не хочу выбирать.

– А придётся.

– Так не честно. Что ещё за игры ты затеваешь?! Вы оба мне дороги, каждый по-своему. Смерти Дэмиана я тебе простить не смогу и не стану жить с его убийцей.

– Вот! Вот мы и добрались до ультиматума.

– Это не ультиматум, Лоуэл. Это просто правда.

– Но если не он – тогда я? С одной стороны, смотри, как удобно всё решается? Моё прошлое остаётся в прошлом вместе со мной, моя кровь смывает мои грехи… а ты снова – свободна?

– Скажи честно, тебе нравиться травить меня?

– Нет, вовсе нет, – снова покровительственно обнял он её и глянул с непривычной нежностью. – Но. когда ты боишься, ты перестаёшь притворяться; я вижу, что мысль о том, что я могу пострадать, доставляет тебе боль. Это заставляет меня верить, что я тебе тоже не безразличен.

– Ты и так это знаешь! Я же это признала?

– Ну, приятно ж лишний раз убедиться, – тихо засмеялся Ворон.

Она заглянула ему в глаза и увидела там собственное отражение. Прямо в синей глубине, где целая бездна неизвестности таится в чёрных зрачках.

В синеве так легко утонуть, в черноте – так легко потеряться.

В какой-то Александра осознала, что не дышит и выдохнув, произнесла:

– Я не рассчитываю, что твоё великодушие дойдёт до самопожертвования. Вполне достаточно будет просто пощадить.

– Опять это твоё «просто»? Твоя вера в меня приятно греет моё самолюбие, конечно, но – всё же? – спросил Ворон с улыбкой.

– Ты сильнее. Взрослее. Опытнее. Мудрее. Жёстче. Тебя учили убивать, а он – домашний мальчик. Делай, что угодно. Я не прошу тебя принять поражение. Выигрывай, побеждай, но – не калечь его и, уж тем более, не убивай.

– Обещаешь оплатить мои старания? Поцелуй меня, – провёл он по губам Александры большим пальцем, задерживаясь на её подбородке.