Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 310 (всего у книги 349 страниц)

Между тем они добрались до дороги, ведущей вниз и вправо, и осторожно принялись спускаться. Вокруг по-прежнему оставалось тихо.

– Ну, это дело прошлое, – весело сказала Каверза. – По счастью, у меня были мерзкий старый Карл и самый лучший братишка во всех Лёгких землях.

– Да уж, лучший, – с сомнением протянула Брунгильда. – Что же он оставил тебя с такими родителями?

– Он-то? Да он меня к Карлу и пристроил, спас, можно сказать. А-а-а, ты думаешь, что у нас с ним одни родители? Ну нет, по крови мы не родные. Да только случается, что чужие становятся ближе, чем свои.

Дама вздохнула как будто с облегчением.

– Да, такое случается, – согласилась она.

И вновь обернулась к Хитринке:

– Ты сказала, у тебя тоже есть братишка? Младший?

– Прохвосту уже шестнадцать, – ответила Хитринка. – То есть, всего шестнадцать, – повторила она для Каверзы. – Он почти на три года меня старше.

– Ведь он тебе тоже не родной?

– Да что ты всё выпытываешь? – с досадой воскликнула Каверза.

– Не родной, но мы почти всю жизнь вместе, – сказала Хитринка. – Ему было четыре года, пожалуй, когда мор унёс его семью. И никому он больше не оказался нужен, кроме моих бабушки и деда. Так что мы с ним всегда рядышком, и так оно и останется, пока мы не постареем и не помрём. И даже похоронят нас тоже вместе.

Она не видела причин, почему бы это не пояснить. Некоторым не мешало бы знать.

– А ваши бабушка и дед, они…

– Послушай! – грубо перебила незнакомку Каверза, встряхнув её так, что та охнула. – Не время для болтовни, ясно? Нам нужно двигаться тихо и слушать, что творится вокруг. Мы с этими фонарями – лёгкая мишень. Так что умолкни и топай к экипажу.

Брунгильда помолчала.

– Ты права, – сказала она после паузы. – Прошу прощения.

Глава 47. Прошлое. О том, как Марта покинула дворец и оказалась в Приюте

Не найдя Греты в Литейном переулке, хвостатый впал в тревогу. Он хотел расспросить Эдгарда, когда увидит его снова, но понял, что тот не будет рад таким вопросам. Может, даже и не скажет ничего.

Приют! Может быть, Грета всё-таки работает там, как и собиралась?

Там он её и нашёл. В саду, играющей с ребятишками. Они смеялись, бросая мяч, и Грета подбадривала крошечную девчонку, у которой никак не получалось. Затем из большого дома пришла длинноносая женщина, затянутая в серое, и увела малышей.

Ковар, укрывающийся за стеной и высоким кустарником, заметил, как сразу исчезла радость с лица Греты. Думая, что её никто не видит, она стала очень печальна.

Продолжая наблюдать, Ковар узнал, что Грета живёт в небольшом флигеле в саду Приюта. Туда он и явился однажды поздним вечером.

Он готовился к упрёкам, к ссоре, к слезам. Но он даже ничего не смог прочесть на этом лице, прежде так живо выражающем радость, печаль, досаду или сочувствие. Это была словно чужая женщина, лишь по случайности похожая на его прежнюю Грету.

– Проходи, – разрешила она, отступая на шаг. – Зачем пришёл?

– Мне нужна твоя помощь, – сказал он. – Помнишь дочь Альседо?

И поскольку Грета ни слова не проронила, лишь молча глядела, добавил:

– Скоро я её вызволю. Но за мной следят, я на виду, и я не смогу её вырастить и защитить. У тебя ещё хранится та машина, которую я делал прежде?

– Думаешь о чужом ребёнке, вот как? – с горькой усмешкой спросила Грета. – А о нашем вспоминаешь хоть иногда?

– Каждый дурацкий день! Почти каждую ночь я вижу сны, что мы вместе и счастливы! – не выдержал Ковар. – И я молю Хранительницу, чтобы хоть однажды это сбылось! Если бы ты знала, если бы только знала, как я виню себя за всё, что сделал! Но если бы ничего не сделал, знаю, винил бы больше. Добром бы это всё не кончилось.

Грета отошла к столу, села, жестом пригласила его сесть рядом.

– Я уже поняла, – сдавленным голосом сказала она. – Поняла, как наивна была, надеясь мирно жить здесь, в городе, и укрывать эту тайну. Люди вовсе не добры, а когда есть возможность причинить зло, они и не равнодушны. Но теперь я готова уехать, убраться отсюда в самый глухой угол, который только найдётся. Молю, только скажи мне, где наше дитя. Я заберу его, и мы спрячемся. Я прошу тебя, пожалуйста! И так уже столько потеряно. Первый шаг, первое слово… Наверное, мамой он уже назвал другую женщину, но он ещё мал, ещё не слишком поздно, он ещё меня полюбит! Ковар, только скажи, где искать! Я ведь пробовала узнать сама, но только ничего не вышло. И Эдгард ни слова не сказал, а я уверена, ему всё известно…

– Там, где ребёнок сейчас, ему хорошо, – ответил хвостатый, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. – А ты нужна мне здесь, слышишь? Или согласна, чтобы я отдал то, второе дитя Эдгарду, и он держал его в подвале годами? Ну же, Грета, вспомни, раньше тебе было жаль этого малыша.

– Раньше у меня не было своего!.. Как ты можешь быть так жесток? Я не хочу заботиться о чужой дочери, это насмешка!

Ковар молча взял шляпу со стола, поднялся и пошёл к двери.

– Погоди! Что ты собираешься делать?

– Обращусь к Эдгарду, выбор у меня не велик.

Прежде, чем он успел затворить за собой дверь, он услышал:

– Постой!.. Я согласна, я помогу.

То, что Грета теперь обитала в флигеле, пришлось очень кстати. Машину можно было установить прямо здесь, а затем устроить так, чтобы явившееся на свет дитя никогда не покинуло стен Приюта.

Безусловно, это тоже было похоже на заточение. Но жизнь в доме с другими детьми, с возможностью выходить на волю, играть в саду, учиться – это совсем не то, что сидеть в подвале, где из посетителей, пожалуй, будет только Эдгард. А уж он-то не стал бы тратить время на нежности и бесполезные затеи, он хотел лишь вырастить оружие, самое лучшее, самое надёжное.

– Эдгард, мне нужны ворон и волк, – сказал Ковар при очередной встрече. – Тебе ведь наверняка непросто за ними приглядывать, верно? А я смогу теперь их спрятать и хочу, чтоб они находились при мне.

Торговец пожал плечами, но спорить не стал. Ему самому от этих двоих не было больше никакого прока, так что однажды ночью он остановился на просёлочной дороге, там, где ему указали.

У столба уже поджидала механическая повозка. Двое хвостатых – один с платком на лице – без лишних слов перенесли волка, затем клетку с птицей, и их машина понеслась вперёд Эдгарда к городу Пара. Торговец не вполне понял, к чему эти тайны, но проезжать пост без волка и птицы ему было спокойнее. А вот куда свернули в городе те двое, заметить он так и не успел.

Но если его и интересовало, отчего Ковар окружил это дело покровом тайны, он не подал виду.

Морозной ночью середины зимы, когда дворцовые стражи ускоряли шаг, минуя коридоры, чтобы разогнать кровь, одна из дверей в западном крыле приоткрылась. Тот, кто выглядывал наружу, не хотел, чтобы его заметили.

Несложно догадаться, отчего он к этому стремился, ведь дверь всегда запиралась, а сидящему внутри не давали ключа.

Створка плотно захлопнулась, оставив снаружи двоих. Один был так укутан, что замёрзнуть ему не грозило. Второй, на голову ниже, запер дверь и повёл своего спутника под руку через коридор. Свободной рукой он придерживал пустую банку. Эти двое вошли в другую дверь, прикрыв её за собой, и в коридоре вновь воцарилась тишина.

Страж, торопливо проходящий мимо спустя полчаса, не заметил ничего необычного и не услышал тоже ничего, за исключением знакомой мелодии, звучавшей из-за запертой двери. Всё так, как оно и должно быть.

Господин Ульфгар, если и проведывал ночами своё хранилище, не выбрал бы эту ночь. Как-никак, настал тридцатый год нового мира. Сегодня город праздновал, и ещё неделю будет праздновать, и он сам, бессменный правитель, выступал на городской площади с речью, принимал подарки и поздравления, а затем допоздна сидел на приёме, где присутствовали лишь самые важные чиновники, да ещё наместники из других городов.

Господин Ульфгар не любил публичных выступлений, он предпочитал не участвовать ни в каких людских собраниях, но дата обязывала. В прошлый раз такое празднество устраивали в двадцатом году нового мира. В следующий, вероятно, устроят в сороковом.

Мудрено ли, что после утомительного дня правитель крепко уснул?

А вот если бы он, томимый бессонницей, спустился вниз, пожалуй, вышло бы неловко. Ведь двое без приглашения явились туда, открыли потайную комнату и всерьёз намеревались войти.

Маленький и ловкий, осторожно ступая по плитам, прошёл к стене и надавил на камень. Если что и изменилось, это не было заметно, но теперь вошёл и второй. Они старались держаться так тихо, как только возможно, ведь существовала опасность, что от этой комнаты к спальне правителя тянутся слуховые трубы.

Тот, что повыше, опустился на колени у металлического хранилища ростом с человека и сунул руку в отверстие в нижней части. Ладонь его, поднявшись, нащупала вентиль, пальцы тронули штыри, препятствующие повороту. На дне каждого были выбиты цифры, но ночной странник искал не это.

Он осторожно выкручивал нижние части цилиндров, чтобы ощупать внутренности оставшихся в пазах половинок штырьков. И он нашёл, что искал – не зачищенный шов. Теперь он знал, где прячется первая кнопка.

Штыри с лёгкими щелчками поднялись в правильном порядке. И вентиль был провёрнут, хотя это и потребовало значительных усилий. Верхняя часть хранилища раскрылась, как пасть зверя, а тот, кто проделал работу, в изнеможении привалился спиной к стене. Лицо его, и без того бескровное, побледнело ещё больше.

Тут в дело вступил тот, что поменьше. Он вынул из хранилища стеклянный сосуд, поколдовал над крышкой и одолел её. Затем зачерпнул зелёную жидкость вместе с яйцом так, чтобы она его покрывала, и отставил банку в сторону, закрыв надёжно. После вынул из левого кармана замечательное деревянное яйцо, точь-в-точь как настоящее, и поместил на место прежнего. В правом кармане у хитреца скрывалась бутылка, при помощи содержимого которой он восстановил уровень жидкости в сосуде.

Сосуд был закрыт и водружён на место. Механизм со штырьками занял прежнее положение. Пасть хранилища захлопнулась, двое ушли, прихватив банку и не забыв повторно нажать на камень, и стена за ними сомкнулась.

Несколько минут спустя они же пересекли коридор в обратном направлении и скрылись за дверью комнаты, где всё ещё играла мелодия.

– Вольфрам, вот молодец! – сказал Ковар, подтаскивая ближе к креслу ведро с водой. – Ты отлично выполнил свою часть работы.

Ворон, наконец, затих и жадно клевал кусочек мяса, предназначенный ему в награду.

Альседо сидел в кресле почти без сил, неотрывно глядя на банку. И взгляд его напомнил Ковару об одной дождливой ночи и корзинке под белым покрывалом.

Вздохнув, мастер принялся тщательно протирать руки пернатого. Если в хранилище использовался яд, нельзя допустить, чтобы стражники, кормившие пленника, его коснулись. Упадут замертво, и господин Ульфгар заподозрит неладное.

– Мне пора уходить, – сказал хвостатый наконец.

– Ещё минуту, ещё только одну минуту! – взмолился Альседо.

– Нельзя. Сам понимаешь, промедление опасно. Я постараюсь навестить тебя завтра, расскажу, как прошло.

В мастерской хвостатый задержался ненадолго, чтобы сжечь ткань, перчатки и верхнюю одежду, в которой был Альседо. Он надел новые перчатки и протёр банку, опасаясь, что на поверхность мог попасть яд, усадил ворона в клетку и вынес наружу. Ворон покинул двор старым путём, обнаруженным когда-то Каверзой, а вскоре тем же путём наружу выбрался и хвостатый. Под мышкой у него в этот раз была банка.

С той стороны его уже ожидали. Небольшая механическая повозка только и ждала своего часа, чтобы тронуться с места. В квартале от Приюта она остановилась.

– Дальше я сам, – сказал Ковар. – Позаботься о вороне.

– Будет сделано, – прозвучал ответ.

Окна кое-где ещё горели, отголоски праздника витали в воздухе. Кто в такой день, в самом-то деле, не отнесётся со снисхождением к позднему подгулявшему прохожему, пошатывающемуся и неловкому? Карман его пальто сильно оттопыривался. Наверное, бутылка составляла компанию этому бедняге, то и дело проваливающемуся в рыхлый снег. В этом квартале, далёком от сердца города, тротуары чистили редко.

Огни булочной давно погасли, стальные шторы витрин опустились, как усталые веки. Семья хозяина, обитающая наверху, мирно спала, судя по тёмным окнам. Никто не увидел, как подвыпивший гуляка, прижавшийся к стене Приюта в попытке обрести опору, вдруг с неожиданной ловкостью перемахнул на ту сторону.

Шумели голые ветви сада, отбрасывая тени. Тени ползли по снегу, переплетаясь, и отступали назад, как морской прибой. И этот прибой принёс кого-то к дверям небольшого флигеля, оставил там и отступил.

И тот, кто пришёл, постучал в дверь. И ему открыли.

– Это она и есть? – спросила Грета с любопытством, склоняясь над яйцом.

– Да. Как видишь, на дитя это совсем не похоже. Я молюсь, чтобы моя машина сработала как надо. Если всё пройдёт благополучно, через пять десятков дней на свет появится ребёнок размером с обычного младенца.

– Я уверена, твоя машина работает безупречно, – с искренней верой сказала Грета, и хвостатый даже замер, тронутый этой поддержкой. Как давно он не слышал добрых слов из этих уст!

– Беспокоюсь о дыхании, – сказал он смущённо. – Не знаю, нужен ли воздух, пока дитя не явится на свет. Сам Альседо тоже не знает. Это первый малыш пернатых, который родится таким способом.

– Я могу каждый день открывать дверцу ненадолго, могу носить дитя в руках. Я позабочусь о ней, не бойся.

– Я рад, что ты согласилась, Грета. Только тебе я и мог это доверить с лёгким сердцем.

Он сам не понял, как она оказалась в его объятиях. Боясь спугнуть это хрупкое доверие, нежно прижимал к себе. Роняя на пол шпильки, целовал её волосы. На мгновение она стала той, его прежней Гретой, но вдруг окаменела. Она ещё была у его сердца, но вместе с тем так далеко.

– Что же, дело сделано, теперь тебе незачем являться сюда больше. Да и опасно, пожалуй.

– Грета, родная моя…

– Нет, послушай. Не приходи, больше никогда. Я знаю теперь, какую цену платят за счастье. Один раз сумела расплатиться, но второй мне не по карману. Если ты всё ещё меня любишь, если действительно любишь, не показывайся мне на глаза.

– Что ж, – глухо сказал хвостатый, – тогда прощай. И всё-таки я должен буду прийти, когда дитя вырастет, чтобы сопроводить её к Вершине Трёх Миров. Только там пернатые обретают истинную силу. До того это будет просто ребёнок, слабый, уязвимый, подверженный болезням и похожий с виду на калеку. Но обретя силу, своим пением эта девочка сможет спасти наш мир – или своей кровью откроет врата в другой, не испорченный Ульфгаром.

– Ты говорил мне прежде. Я ещё помню.

– И ещё, Грета… Ты всегда в моём сердце, других для меня уже не будет. Спасибо тебе за всё.

Дверь приоткрылась, затворилась, и ночной прибой увлёк с собой печального странника, утащил в пучину города. Спустя долгое, очень долгое время скиталец выплыл на безлюдный берег, туда, где никто никогда ничего не праздновал.

Пройдя меж холмиков и камней, хвостатый отыскал могилу мастера Джереона, достал из кармана банку и вылил наземь её содержимое. Дочь пернатых все эти годы поддерживала кровь её матери, её бабушки и деда, а может, и других родных. Тела их были брошены в другом, неведомом мире ещё до рождения Ковара, и он не в силах был дать им достойное погребение, но хотя бы кровь пусть спит здесь, в этой земле, рядом с когда-то дорогим ему человеком.

Ещё один холмик вырос вблизи, прежде его не было. Подсветив себе спичкой, хвостатый узнал, что старая Марта ушла в первое лето его отсутствия. Неудивительно, что Грете не достало сил жить в прежнем доме.

Флигель её выглядел достаточно тёплым и уютным, чтобы можно было зимовать. Наверное, навела там порядок.

Погладив камни и мысленно попрощавшись, хвостатый побрёл прочь.

Возвращался он уже обычным путём, через ворота, и тут-то впервые за прошедшее время столкнулся с Гундольфом. А он ведь уже начал думать, что его старый приятель перешёл на новое место.

– Ты!.. – прошипел Гундольф. – Как посмел сюда опять явиться?

– Я ведь человек правителя, – печально улыбнулся Ковар. – Я не имею права выбора. Нужен здесь – значит, я здесь.

– Ты ведь не думал опять сунуться к Грете? Признавайся, думал? Да по роже твоей поганой вижу – ты уже у неё был!

И Гундольф схватил хвостатого за воротник пальто, но тот сжал его руку. Сжал крепко, заставляя вспомнить, что этими пальцами каждый день работает с металлом, что может при необходимости удержать кузнечный молот, да мало ли ещё что делает.

– Если ещё ударишь, пожалеешь, – спокойно сказал хвостатый. – В другой раз молчать я не буду, и стоять столбом тоже. Мои дела с Гретой тебя не касаются, но если тебе так спокойнее, даю клятву, что встречаться с ней больше не стану. Не потому, что ты мне угрожаешь, а потому, что мы с ней так решили. И руку убери. Слышишь?

Глава 48. Настоящее. О том, как путь вновь привёл в Замшелые Башни

Ближе к концу пути им начали попадаться тела стражников.

– Девочка моя, не гляди! – обратилась Брунгильда к Хитринке. – Хочешь, закрой глаза и держись за мою руку.

– Я уже почти не боюсь, – храбро сказала Хитринка.

Между тем она шла, задирая нос, чтобы не глядеть на землю и по сторонам, и раз или два чуть не полетела, споткнувшись. Зато Каверза тщательно ощупывала каждого встречного взглядом. По счастью, Гундольфа среди них не оказалось. Если бы он там лежал, уж Каверза дала бы знать.

– Возьмись же за мою руку, – настойчиво сказала Брунгильда, притягивая Хитринку к себе. Ладонь у неё оказалась маленькая, но крепкая.

Было не очень-то здорово здесь проходить. Некоторые тела лежали прямо на дороге, и два раза пришлось перешагивать упавших. Хитринка изо всех сил пыталась вообразить, что это просто куклы, большие чёрные куклы, брошенные наигравшимся ребёнком.

Впереди темнела широкая стена. Сейчас на ней не было ни огней, ни силуэтов наверху, над зубцами. Дорога вела к массивным воротам, вырванным с корнем неведомой силой.

– Мы почти пришли, – сказала дама. – Мой экипаж сразу за стеной.

Говорила она, будто кого-то успокаивала. Может быть, себя.

За воротами стояла дрянная механическая повозка, от которой отчётливо разило нечистотами.

– Фу, – сказала Хитринка.

– Не криви нос, подруга! – подбодрила её Каверза. – Счастье, что для нас нашлись четыре колеса, и они на ходу. Давай, укрой сиденье и полезай внутрь. Когда к тебе приходит спасение, не придирайся к тому, как оно выглядит.

Даже огней у этой развалюхи не было, оказались разбиты. Так что Брунгильда зацепила свой фонарь за крюк, вторым концом державшийся на решётке в носу повозки. Затем она помогла Хитринке расправить куртку так, чтобы та села на чистое, и придвинулась ближе, чтобы тоже не запачкаться. По счастью, обе они оказались невысокими, а форма принадлежала здоровяку, так что места хватило.

Каверза села вперёд, проверила приборы, осталась недовольна.

– Топлива с собой нет? – спросила она, оборачиваясь.

Брунгильда покачала головой.

– Вот же проклятье, не доедем тогда до Башен. Ну что ж, хоть часть пути сократим, всё лучше. Поехали!

И они тронулись. Фонарь впереди раскачивался, неровно освещая дорогу и стуча о металл. Каверза старалась ехать осторожно, чтобы не разбить стекло. Второй фонарь Хитринка поставила на пол у ног. На всякий случай его потушили, боясь, как бы горящее масло не выплеснулось.

– Как же бабушка и дед отпустили тебя в такое опасное время? – спросила дама.

– Да если б я могла разрешения спросить, – вздохнула Хитринка. – Их уже года три как на свете нет.

Брунгильда ахнула.

– Но ведь тебе тогда было лет десять! Как же только ты справилась?

– По счастью, со мной был братец. Да и что там справляться, жизнь на болотах проста и понятна. Идёт дождь – выкати бочку наружу, урчит в животе – отправляйся на берег да ищи съедобные корни. Летом собираешь ягоды в лесу, к осени – грибы, а зимой просто молишься Хранительнице, чтоб не околеть от голода и холода, вот и все дела.

– Какой ужас, – с чувством сказала Брунгильда. – Так жить нельзя. Так значит, рядом с тобой уже несколько лет нет взрослых, только брат, который ненамного старше?

– Ну да.

– Я убью его, как только увижу… – пробормотала её собеседница.

– Чего? – переспросила Хитринка и отодвинулась испуганно. Похоже, эта дама не в себе, иначе зачем бы ей говорить такое о Прохвосте?

– Прости, моя хорошая, не хотела тебя пугать, – поспешно сказала Брунгильда. – Я вдруг вспомнила об одном своём знакомом, и это не относилось к твоему рассказу. Скажи, жизнь на болотах как-то отразилась на твоём здоровье? Может быть, ты слаба, болеешь?

Механическая повозка резко остановилась, и Каверза обернулась, гневно блеснув тёмными глазами.

– Ты, – ткнула она пальцем в Брунгильду, – отвяжись от девочки. Что это ты выпытываешь? Проверяешь, годится ли она для твоего ремесла? Ещё один такой вопрос, и я оставлю тебя на дороге. Не думай, что у неё никого нет, кто вступится. Эта девочка под моим присмотром, и я сдам её на руки отцу целой и невредимой, ясно тебе, шкура продажная? И отсядь от неё.

Брунгильда с удивлением поглядела на Каверзу, а затем вдруг улыбнулась светло, как будто обрадовалась чему-то.

– Хорошо, что ты с ней рядом, – сказала она. – Только спрашиваю я вовсе не за тем. И платье это мне просто одолжили.

– Ага, а у меня крылья на спине, – фыркнула Каверза, но успокоилась немного и вновь взялась за руль.

Проплывали мимо тени невысоких холмов. По правую руку мелькнул и остался позади небольшой лесок, реденький и жалкий. Верхушки, пока ещё голые, раскачивал ветер, и казалось, деревья машут проезжающим худыми руками, растопырив пальцы, или пытаются ухватить луну.

Впереди было мало что видно, и казалось, фонарь больше мешает, чем помогает. Если Хитринка глядела вперёд, у неё перед глазами вскоре начинали мелькать пятна, и мир перекрывали сполохи жёлтого, белого и красного. Судя по шипению Каверзы и тому, как она держала ладонь перед лицом, ей тоже не всё нравилось.

Наконец хвостатая не выдержала, остановила машину, вылетела наружу и сорвала фонарь. Спустя мгновение мир вокруг залило чернильной тьмой.

– Вот так-то лучше, – пробормотала Каверза, возвращаясь на место. Что-то звякнуло – наверное, она поставила фонарь себе под ноги.

Ещё некоторое время они постояли. Вскоре Хитринка заметила, что уже без труда различает очертания холмов за окном, видит и сиденье впереди, и встрёпанные кудри Каверзы, и лицо дамы, сидящей рядом. Соседка отчего-то улыбалась и вообще выглядела подозрительно довольной для человека, угодившего в переплёт. Да одни только синяки чего стоят!

Поморщившись, Хитринка потёрла собственное плечо, которое начинало ныть всё сильнее.

– Что-то не так? – сочувственно спросила Брунгильда. – Болит?

– Да это ружьё меня толкнуло, когда я стреляла.

– Тебе пришлось стрелять в людей? – свирепо произнесла её собеседница.

Хитринка, покосившись, увидела, что Брунгильда сердито стиснула губы, будто рассердившись на кого-то.

– Чему ты удивляешься? – холодно бросила Каверза с переднего сиденья. – Сама же видела, что там творилось. Как, по-твоему, можно выжить, не защищаясь? Или ты предлагала нам стоять столбом и надеяться, что сама Хранительница спустится с небес и поможет?

– Я всё понимаю, – отрезала Брунгильда. – Но чтобы девочки оказывались вынуждены стрелять в кого-то – это недопустимо. Надеюсь, в Башнях отыщется надёжное укрытие…

– И я там не останусь, – отрезала Хитринка. – Я должна найти Прохвоста и убедиться, что с ним всё хорошо, а не сидеть в доме Эдгарда.

– О, ты знаешь Эдгарда? – поинтересовалась дама.

– Да почти всю свою жизнь. Он нам товары привозил.

Брунгильда даже дёрнулась на сиденье.

– Вот же гнусный, лживый, изворотливый тип! – вскричала она. – Попадись он мне, я…

Но тут же и осеклась, переменила тон.

– Ох, прошу прощения, события последних дней сказались на мне. Не обращайте внимания, это небольшое помрачение уже прошло.

– Странная ты, подруга, – протянула Каверза. – Так ты, выходит, тоже знаешь Эдгарда? А что любопытнее, знаешь, что он жив. И откуда же?

– Мне не хотелось бы пояснять, – сказала Брунгильда.

– Нет уж, начала, так договаривай. Для посторонней ты что-то чересчур осведомлена, а? Но если ты на нашей стороне, к чему тогда секреты?

– Я не уверена, можно ли вам доверять, – ответила Брунгильда как-то уж слишком поспешно. – Так что давайте остановимся на этом.

– Давай выражусь яснее. Тех, кто сейчас знает Эдгарда именно под этим именем, по пальцам руки можно пересчитать. Ты должна быть не последней в «Птицах» – или ты шпионка. Так кто же ты такая?

– Хорошо, ты права. Я действительно состою в «Птицах». Говорит тебе о чём-то имя Греты?

– Ещё бы, – ответила Каверза.

– Я здесь по её поручению. Грета не может сама, но ей важно кое-кого отыскать. Девочку, о которой она заботилась, и ещё одну, другую девочку. И я так понимаю, вторую я нашла.

Хитринка открыла было рот, но Каверза её перебила.

– Понимать себе там можешь что хочешь, только не жди, что мы сразу тебе поверим. Чем докажешь, что ты не человек правителя? Он любит, знаешь, давить на людей, используя близких, особенно детей. И Грета, чьим именем ты прикрываешься, однажды это испытала на своей шкуре.

– Мне довелось слышать об этом от неё самой, – сказала Брунгильда. – Отец Греты тогда чинил для господина Ульфгара механическое сердце. Знаешь ты об этом?

– Слышала от братишки. Да я и сама им помогала с мелодией, – ответила Каверза.

– Да, это была ты? – удивлённо спросила её собеседница. – Что ж, знаешь, ты им тогда жизнь спасла. Спасибо тебе.

– Ты-то меня за что благодаришь? – насмешливо фыркнула хвостатая. – Они меня тоже спасли. Тогда – от тюрьмы, позже – от смерти на улице.

Хитринка слушала, затаив дыхание. Она надеялась, прозвучит что-то новое о её родителях, но пока не удавалось услышать ничего интересного.

– Брунгильда, – нетерпеливо попросила она, – если знаешь Грету, расскажи мне о ней.

Дама обернулась к ней, вопросительно подняла брови.

– А почему тебя интересует Грета? – спросила она.

Хотя незнакомка не выглядела злой, но Хитринка прониклась уже недоверием Каверзы. Мало ли какие они, эти шпионы. Может быть, и такие, с виду хрупкие и мягкие.

– Ты же говоришь, она ищет меня, – ответила потому Хитринка. – Вот и любопытно, кто она такая и зачем я ей нужна.

– Ох, это долгая история… – нахмурилась дама. – Мне сложно придумать, с чего начать…

В это время механическая повозка вдруг вильнула вправо, ушла с дороги и остановилась у лысоватой рощицы. Каверза заглушила мотор и обернулась, глядя на Брунгильду.

– Я отлучусь в кустики, – сообщила она. – Ты пойдёшь со мной, а то что-то не хочется оставлять тебя без присмотра.

Хитринка подосадовала, что это случилось так не вовремя. Ведь представилась возможность хоть что-то узнать о Грете!

Думать о ней, как о матери, Хитринка пока не могла.

Она сидела, изнывая от скуки. Те двое как сквозь землю провалились. То ли не могли выбрать кустики понадёжнее, то ли у Каверзы возникли непредвиденные осложнения. Лишь бы только не попали в беду.

Подумав о беде, Хитринка немедленно вообразила с десяток опасностей, способных подстерегать в темноте. Это и коварные овраги, и неприметные на первый взгляд топкие места, и падающие деревья. И механические волки, которые неясно куда делись от Вершины, когда они спускались, но теперь могли взять след. И…

Хитринка не выдержала, щёлкнула ручкой, выбралась наружу. Подумав, прихватила ружьё и зашагала, спотыкаясь о прячущиеся во тьме комья ссохшейся грязи и камни. Она успела отойти совсем недалеко от повозки, когда от дороги послышался рёв моторов.

На всякий случай Хитринка присела и затаилась. Она надеялась, что здесь, куда не достанут фонари, будет похожа на небольшой валун или просто не заметна.

Два экипажа пронеслись друг за другом в направлении Башен, разбрызгивая свет по комковатой земле. Сперва они не приметили стоявшую в стороне опустевшую, слепую повозку, и потому едва не проехали мимо. Но вот одна из машин замедлилась, остановилась, а затем и вовсе дала задний ход.

Хитринка решила, пока не поздно, отойти ещё дальше, за укрытие первых деревьев, и так и поступила. Тощий шероховатый ствол пах влагой и мхом, и она неожиданно сильно затосковала по брошенному дому. Там бы она сейчас могла бродить по берегу, заводить светляков или просто гулять. И рядом находился бы Прохвост. Где-то он сейчас?..

Тем временем люди, выбравшиеся из экипажа, осмотрели повозку.

– Мотор ещё тёплый, – донёсся до Хитринки голос. – Кто-то оставил машину недавно.

И трое медленно двинулись в сторону леса.

– Эй, кто здесь? – окликнул первый. – Выходи!

Доверять им отчего-то не хотелось. Может, по причине неспокойного времени, а может, потому, что незнакомцы держали ружья наготове. Так что Хитринка неслышно, не хрустнув и веточкой, отступила на шаг, потом ещё на один, ушла под прикрытие следующего ствола, а затем развернулась и припустила бежать. Носиться по лесу она умела почти беззвучно.

Вот только, видимо, не одна она так умела. Когда слева на неё налетела серая тень, опрокидывая на землю, Хитринка чудом не заорала. Лишь на секундочку промедлила – и сообразила, что это Каверза.

– Что случилось? – тревожно прошептала та. – Летишь так, что я тебя едва остановила.

– Там люди какие-то, – пояснила Хитринка, тоже шёпотом. – С ружьями. Идут сюда, ищут, кто был в повозке.

– Уходим, – тут же скомандовала Каверза и махнула рукой. – Может, и свои, да что-то не тянет проверять, рискуя шкурой. Дай-ка мне ружьё, так получше будет.

– А где Брунгильда? – огляделась Хитринка и поморщилась – потревоженное плечо разнылось пуще прежнего.

– Я здесь, моя хорошая, – прозвучало совсем рядом. – Давай помогу тебе подняться.

Крепкая рука потянула вверх, а затем, почти без промедления, вперёд.

Путницы поспешили углубиться в рощу, затем двинулись параллельно дороге.

– Бросим повозку, – сказала Каверза вполголоса. – Всё равно топливо скоро кончится, да ещё эти рядом бродят. Хорошо если люди Эдгарда, а то ведь всякое может быть. От Вершины, говоришь, ехали?

– Ага, – подтвердила Хитринка. – И вроде в форме они были. Пуговицы блестели, я видела.

– Ну, тогда и впрямь лучше к ним не соваться. Доберёмся до Башен, там точно свои.

И они зашагали осторожно, прислушиваясь к каждому шороху. Брунгильда скоро утомилась и потому опиралась на Каверзу, но ладонь Хитринки не выпустила. Брести в потёмках, держась за кого-то, было не очень-то удобно – споткнувшись, не взмахнёшь рукой, чтобы восстановить равновесие. И всё-таки благодаря этой небольшой, но крепкой и тёплой руке, бережно сжимающей её пальцы, Хитринка необъяснимым образом чувствовала, что защищена.

Те, на машинах, уехали. Донёсся рёв моторов, и между стволами мелькнули огни фонарей, удаляющихся в сторону Башен. Но выходить на дорогу путницы всё же не решились, так и ковыляли по обочине.