Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 226 (всего у книги 349 страниц)

По тонкому лицу скользнуло выражение скуки и презрения:

– Наследница – ты. Так что твоё слово должно быть решающим.

– Решающим оно и будет. После того, как он одобрит. Не понимаю, что сложного в том, чтобы поговорить. Мне казалось, что вы неплохо ладили.

– Да. Мы неплохо ладили. Но это было до того, как он застукал меня в постели с Синтией.

– Что?!

– Я переспал с его сестрой. Был слишком пьян, чтобы отказывать даме. Ну, и вообще отказывать дамам не в моих привычках. Твой жених, насколько я понял, не одобрил нашей связи.

– Ещё бы он её одобрил! Синтия же твоя дочь, урод!

В комнате воцарилась тишина, тяжёлая, как гранитная плита. Было слышно, как взволновано дышит возбужденная, раздосадованная и растерянная Катрин.

– Да. Я понимаю. Спать с собственными детьми, даже если ты никогда их до этого не видел, даже если они выглядят тебе ровесниками, даже если вся ситуация выглядит как полный бред – нехорошо. Правда, я не уверен, что твой жених бесится только из-за этого… мне показалось, там и банальная ревность имела места.

– Я не желаю больше тебя слушать! Убирайся отсюда вон.

– Куда? В дом моей любовницы-дочери? Или, может, ты предпочитаешь, чтобы я пошёл к Альберту и попытался помириться с ним всеми доступными и привычными мне способами.

– Мне без разницы, что ты станешь делать, но, если ты немедленно не уйдёшь, я вызову охрану.

– И будешь разочарованна их неэффективностью. Послушай, Кэтти, моё терпение на исходе. Я ещё раз тебе говорю, медленно и доходчиво: мне нужны деньги. Ты дашь их мне и проблем ни у кого не будет. Я выйду в эту дверь, и мы расстанемся. Может быть и не навсегда, но обещаю – у тебя будет время от меня отдохнуть. Откажешь? Что ж? Тогда мне действительно не останется ничего другого, кроме как пойти к Альберту. Ты правда этого хочешь? Чтобы мы с ним сейчас встретились?

Глава 18. Катрин

В ресторане, где они договорились встретиться с Альбертом за ужином, звучала приглушённая музыка, сиял приглушённый свет, хрустела от белизны скатерть и витали тонкие, ненавязчивые ароматы изысканной еды. Пространство было устроено таким образом, что начинало казаться, будто вы тут наедине, а стюарды незаметны, словно домовые эльфы – блюдо что только не плывёт по воздуху само. Но как только тебе потребуется консультация, тут же вас оказываются готовы обслужить в соответствии с вашими пожеланиями – точно согласно указаниям, но без раздражающей суеты.

Катрин с грустью заметила, как стремительно и быстро привыкает к лучшему. Ей теперь казалось невыносимым сидеть в многолюдной пиццерии, где оглушительно громко ревела попсовая музыка, перекрывая не менее многоголосные разговоры неприхотливой публики.

Интроверт по натуре, она всегда любила уединение и тишину. Толпа раздражала и угнетала, не умение большинства людей соблюдать личные границы, невоспитанность, выдаваемая за простоту, причиняли почти физическую боль.

Этот мир, в которой она перенеслась словно по волшебству, прозрачный, тихий, прохладный и немноголюдный – это был её рай. В нём легко дышалось и не оставалось поводов для раздражения.

Альберт молча выслушал её рассказ о незапланированной встрече с ново-воскресшим родственником.

– Ты отдала ему деньги?

– Сам как думаешь?

– Почти не сомневаюсь, что да.

Катрин попыталась по интонации жениха понять степень его недовольства и несогласия с её действиями. Судя по ровному голосу и совершенно бесстрастному выражению лица – он был зол. Когда Альберт злился, он никогда не повышал голоса. Ей вообще сложно было представить его обзывающимся, замахивающимся для драки, недовольно ворчащим. Аристократизм старой закалки заключается в том, что ты можешь быть мерзавцем без нравственных принципов, но ты никогда не нарушишь тысячу правил – не будешь вульгарным, нелепым, смешным. Между грубостью аристократа и демократичного пацана такая же разница, как между «теплое лето» и «тёплая зима».

Порода в людях, как и порода в звере – всегда даст себя знать. А дворняжка может быть преданной и милой, но дворняжкой она от этого быть не перестаёт. Если беспородные будут скрещиваться с породистыми – последних не станет.

– Почему ты на меня так смотришь? – между бровей наметилась морщинка.

Катрин в ответ улыбнулась:

– Я знала, что ты не одобришь.

– Я этого не сказал. На самом деле, учитывая все обстоятельства, он вполне имеет право на свою долю и в чём-то ты рассудила вполне справедливо.

– Не знаю, огорчит ли тебя это, но к справедливости моё решение не имеет никакого отношения. Мне он не нравится. Я не хочу его больше видеть. Если есть возможность откупиться от него деньгами, я рада поступить так. Если бы можно было так же отделаться от твоей дорогой сестры, я бы, не раздумывая, заплатила в три раза больше. Жаль, она совершенно не нуждается в финансах и так легко нам от неё не отделаться.

Как всегда, при упоминании Синтии лицо Альберта застыла алебастровой маской.

–Кстати о Синтии…

– Вся твоя предыдущая речь вовсе не стремилась поближе к этой, излюбленной тобой, теме, – с усталостью в голосе и налётом ядовитого сарказма проговорил Альберт со вздохом.

– Ральф сказал, что он переспал с твоей сестрой.

– У вас был час откровений?

– Нет, просто я попросила его обращаться с просьбами о повышении его благосостояния к твоей светлой персоне, – Катрин тоже не брезговала сарказмом. – Он, со своей стороны объяснил, почему желает избежать вашего, более тесного, общения.

– Понятно.

– А мне – нет.

– Что именно – нет? Он упомянул, что ты в курсе. Ты же ни словом мне об этом не обмолвился.

– А должен был?

Катрин в сердцах положила вилку на стол, которую до этого нервно крутила в пальцах чисто машинально.

– Да, чёрт возьми. Мы же близкие люди? Близкие люди делятся неприятностями.

– Дорогая, ты прекрасно понимаешь, что неприятности такого рода вполне естественно обходить стороной. Если ты заметила (а ты заметила, я не сомневаюсь), я вообще не склонен распространяться на тему сестры в разговорах с тобой. И мне вряд ли стоит объяснять – почему именно эта тема кажется мне слишком скользкой.

– Ты прав, она скользкая. И уж прости, но ничего не могу поделать с тем, что воспринимаю Синтию ни как твою сестру, а как любовницу и свою соперницу. Соответственно, каждый раз, когда она косячит по-крупному, как-то, например, спит с родным отцом, недавно воскресшим, а ты её выгораживаешь, меня это ужасно бесит.

– Я её не выгораживаю.

– Ты всегда её выгораживаешь, – твёрдо возразила Катрин. – Если бы Ральф сам мне не рассказал об этом случае, уверена, что ты сам даже не упомянул бы об этом.

– Вижу, эта тема для тебя просто кинк. И да, ты права, я не стал бы говорить об этом. Тут нечего смаковать.

– Это как посмотреть. Твоя сестра совершенно безнравственная особа!

– Для кого из нас с тобой это новость?

– Но ты упрямо продолжаешь расшатывать лодку, поддерживая с ней отношения!

Альберт провёл ладонью по лицу. Он выглядел усталым и даже загнанным.

Катрин чувствовала себя раздражённой и одновременно с тем ей было его жаль. Но и себя жаль тоже.

– Да, всё сложно. Будь она только любовницей – всё было бы проще. Солгавши раз – кто тебе поверит? Я понимаю тебя, Кэтти. И себя – тоже. Я могу с ней не спать…

– Но до сих пор у тебя с этим получалось «не очень».

– Ты права.

– Эта фраза ничего не меняет. Альберт! Ты столько раз обещал мне, что ваши встречи наедине остались в прошлом, но вот опять выясняется, что ты был в Хрустальном Доме, и даже не упомянул мне об этом ни словом! Я словно постоянно раскачиваюсь на весах: я всем сердцем хочу тебе верить, но каждый день боюсь, что на моё доверие ответят очередным обманом.

– Я тебе изменял, но не лгал.

– Это ничего не облегчило! Мне всё равно больно. Давай я тебе изменю, а потом честно признаюсь в содеянном. Тот же Ральф – чертовски хорошо собой и, кажется, никому не отказывает?

Альберта едва ли не перекосило при одном упоминании о новом родственнике. Его даже от Кинга так не трясло.

– Я хочу понять, почему ты не рассказал мне о новом любовнике твоей сестры? Что ещё ты от меня скрываешь?

– На самом деле – до черта, Кэтти. И Ральф не тот человек, чьё присутствие укрепляет чужие союзы.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась она.

Альберт тряхнул головой:

– Ничего. Ты правильно сделала, что отдала ему деньги. Возможно, это заставит его забыть о родственных визитах на какое-то время.

– На шантажиста и вымогателя он не похож.

– Да. У Ральфа другие недостатки.

– Например, привычка спать со всем близким окружением без разбора, включая близких родственников?

– Да.

– Полагаешь, что он ещё попортит нам нервы? Хотя, если бы они с твоей дорогой сестрицей укатили на какие-нибудь Багамские или Канарские острова, я была бы счастлива. И благодарна от всего сердца. Если бы он избавил меня от Синтии, я бы ему ещё парочку миллионов подкинула. Но что-то мне подсказывает, что размечталась я зря.

Альберт молчал, опустив пушистые тёмные ресницы. На лице его застыло неприятное, упрямое выражение, которое Катрин за ним знала и особенно не любила.

– Ты хоть представляешь, что в голове этой сумасшедшей?

– Весьма слабо.

– Альберт, я хочу, чтобы мы закрыли эту тему. Я устала раз за разом бояться…

– В последний раз я вернулся в Хрустальный Дом не из-за Синтии, а из-за Ральфа.

– Что?.. – Катрин удивила не информация, а то, что Альберт решил продолжить разговор объяснением.

– Я волновался из-за него. Помню, какого мне самому приходилось в первое время – адаптация сложная штука, а мне показалось, что он вовсе не хочет жить в новом мире.

– Тебя волновало его настроение? С какой стати?

– В прошлом я жил в семье. Таких, как я, было вокруг меня много – я не привык быть один. Кинги – это совсем другое. А Ральф – как осколок прошлого в будущем, оазис, где можно… я не знаю, – глубоко вздохнул он. – Передохнуть? Отдохнуть душой? С тех пор, как я очнулся в твоём мире, даже не признавая этого, я словно в осколках зеркала пытаюсь найти давно ушедшие образы. И я мимолётно улавливаю их – Артур чем-то напоминал мне моего старого друга и кузена из прошлой жизни, в Кинги в переломанном и изломанном виде, гротескно преувеличенном, словно слились старые имена и лица. Ливиан, Энджел – они так похожи на моих дорогих в прошлом людей, но они – не Элленджайты. В отличие от Ральфа. Я надеялся, что мы сможем…

– Сможете – что?

– Воскресить дух того, что прежде было фамильными ценностями. Но я ошибся, приписав ему несуществующие качества. Для него я значу тоже самое, что для меня Кинги – я не тот, кого он любил. А Синтия… не знаю, презирает он её больше или ненавидит?

– Думаю, он был пьян до невменяемости и ему было просто безразлично, кто перед ним. А она воспользовалась случаем.

– Ты пытаешься всю вину переложить на неё?

– А ты – на него? – зло сощурилась Катрин.

– Да. Мне так было бы легче. Но едва ли это правда?

Катрин подпёрла подбородок рукой и в задумчивости поглядела на собеседника:

– Зачем ей это вообще было нужно? Что у неё в голове? Похоть без разбора? Она что, настолько прониклась его неотразимостью, что не могла устоять?

– Трудно отвечать за другого. Насколько я знаю Синтию, она никогда не теряет над собой контроль. Скорее она из расчётливых, а не из безрассудных тварей.

– И в чём тут расчёт? Я что-то не понимаю?

– В большинстве случаев Синтия использует секс как оружие – наступательное и оборонительное. Она играет на чужой похоти или чужом чувстве вины, но в данном конкретном случае, полагаю, дорогую сестрицу ждало горькое разочарование. Ральф показался мне слишком безразличным – он её не хочет и не жалеет. Думаю, не будь она его дочерью, он с удовольствием свернул бы ей шею и дело с концом.

– За что ему ненавидеть её? За то, что она его соблазнила?

– Думаю, из-за нашей с ней матери.

До Катрин начало доходить. Она вспомнила, как копалась в архивной пыли – в смерти Элленджайтов ряд исследователей винил конкретное лицо.

– Моя сестра верит, что за обретение сверхъестественных способностей ей пришлось заплатить жизнями наших близких. Это какая-то сумасшедшая мистическая ересь насчёт сделки с дьяволом.

– Что?! Ты это серьёзно? Ты веришь в это?..

– Я не знаю, во что верить! – голос Альберта зазвучал непривычно резко. – Нет, это, конечно, бред. Дьявол, как и Бог, фигура слишком мистическая и далёкая, чтобы с ними можно было заключать договора. Но, с другой стороны… как могли мои близкие исчезнуть в одночасье? Мы почти бессмертны!

– Они сгорели. Был сильный пожар.

– А огонь – чья стихия? А моё воскрешение? Воскрешение Ральфа? Мы умерли и разложились почти до костей, но вот он я – сижу перед тобой, ем лобстеров, которые в ваше время отчего-то считаются деликатесом, хотя на моей памяти это была еда бедных рыбаков. Как всё это объяснить?

– Наукой, Ральф! Она тебя клонировала. Я это видела. Я присутствовала при твоём втором рождении.

– Ну, а я был там, когда вернулся Ральф. И никакой наукой то, что я видел, объяснить невозможно. Дьявольщина, чертовщина…

– Ты веришь, что твоя сестра ведьма?

– Моя сестра родилась почти двести лет тому назад, она выглядит ровесницей тебе, нашему с ней прямому потомку, между прочим, потому что, по признанию Синтии, у нас с ней был сын. А ты – его праправнучка. Так что и мой союз с тобой ненамного лучше того, что у меня с Синтией.

– Не говори ерунды.

– Видя перед собой Синтию, какой наукой ты объясняешь её существование в твоей реальности, Кэтти? – иронично поинтересовался Альберт.

– Но верить в магию – мракобесие.

– Я не верю в магию. Но я верю тому, что вижу. У меня хватает храбрости признать: всё, что нас окружает, включая наше собственное существование – выходит за рамки привычных законов. И отрицать это – абсурдно.

– Не абсурднее, чем поверить в дьявола.

– Верь, чему хочешь. Но Синтия признаёт свою вину в том, что случилось с нашей семьёй. И, я думаю, Ральф её за это ненавидит. Если бы не тот факт, что она его дочь, думаю, всё могло кончиться кое-чем похуже, чем просто постелью…

Катрин нервно передёрнула плечами:

– Что ж? Наверное, тут как раз и следует сказать: «Спасибо, господи, что мои долги за мои грехи ты взял всего лишь деньгами?».

– Да. На твоём месте я бы так и сделал. Сдаётся мне, мы в наш милый серпентарий вытянули вполне достойную всех остальных змейку. И, боюсь, без последствий это не останется.

– Куда не посмотри – одни сплошные проблемы.

– А где ещё проблемы? – пригубив бокал с вином, поинтересовался Альберт.

– Мне кажется, моя кузина беременна.

– Мередит?

– Нет, конечно. Мередит моя подруга! Я говорю об Ирис.

– Ах, эта девушка из Гранд-Отеля. Я совсем забыл про неё с твоей тёткой. У них неприятности? Ну, думаю с уровнем современной медицины нежелательная беременность вовсе не проблема.

– Не в том случае, если отец твоего ребёнка кто-то из Кингов.

– Шутишь? – округлил глаза Альберт, а потом лоб его разгладился, а на губах проступила улыбка. – Отец ребёнка – Энджел?

– Вероятнее всего – да.

– И как Ирис? Выглядит счастливой?

– Напуганной. Как и Линда.

– Линда, вроде, не встречалась с Энджелом?

– Не остроумно, Альберт, – зло глянула на него Катрин. – Мне кажется, по срокам их беременность должна была бы быть уже заметной, но…

– Не забивай себе этим голову.

– Не могу, Альберт. Когда-нибудь у нас тоже могут быть дети. И я не хочу делать вид, будто всё в порядке.

– В надежде уменьшить риски ты отгрохала целую клинику. И у тебя есть всё необходимое для твоих научных изысканий, что помогут снизить твои страхи… если их вообще способно что-то снизить.

– Почему ты говоришь со мной в таком тоне? Я, конечно, могу не делиться с тобой тем, что для меня важно, как и тем, что меня тревожит… ты хочешь лишиться моего доверия?

– Конечно, нет. Я этого боюсь – на самом деле. Потому что каждый наш разговор заставляет меня ходить по тонкому льду. Моя жизнь – это энциклопедия того, как делать не надо, а твои вопросы скальпелем вскрывают тонкий покров, из которого сочится гной, способный отравить всё хорошее, что между нами есть. Ты хочешь детей – нормальный детей, а я не уверен, что могу их иметь вообще, и совершенно уверен в том, что при любом раскладе нормальными они не будут. Ты переживаешь за сестру, а я бы рад сказать, что твоя кузина, равно, как и любимая подруга рядом с Артуром и Энджелом окажутся в безопасности, но… я не могу этого обещать. Они ни за что не причинят им физического вреда и постараются защитить от опасностей окружающего мира, но от них самих защиты нет – как и тебя от меня способно защитить только наше расставание, а это то, чего я тебе не позволю. Каждый раз, когда ты говоришь о Синтии и о нашем с нею общем прошлом, я боюсь, что всплывёт нечто такое, что встанет между мной и тобой нерушимой стеной. Мой страх – вот причина того, что я не могу спокойно воспринимать все темы, которые так любишь поднимать.

– Альберт, я как врач могу тебя заверить, что, если плохие раны не вскрывать, они окончательно загниют и надежды на выздоровления не останется. А от всех твоих страхов одно лекарство – нужно перестать совершать поступки, за которые тебе передо мной стыдно. Не знаю, что там у тебя было с этим Ральфом, но уверена, что что-то было. Я понимаю, что вы оба в очередной раз только что чудом воскресли, что он напоминает тебе прошлое, что… я не стану спрашивать, потому что, получив ответ, я вынуждена буду действовать, а я не готова. Но мы оба понимаем, что в один прекрасный день все твои поступки перетянут чашу весов вниз, и мне станет просто всё равно. Я перестану чувствовать боль, равно, как и любовь к тебе. Ты станешь мне безразличен, останется только научный интерес – ведь таких, как ты, больше нет. Твои страхи обоснованы.

– Я не хочу так просто отказывать от мечты о том, что у нас может быть. Не стану себя оправдывать, но… у меня ведь ещё остаётся шанс всё исправить.

– Да. Хотя что-то мне подсказывает, что у него, как и его предшественников, будет незавидная судьба – ты его профукаешь, Альберт. Знаешь, иногда ты меня разочаровываешь. Ты начинаешь казаться мне слабым. Человек, который не может сказать «нет» самым низким своим инстинктам, над которым они раз за разом берут вверх слишком предсказуем, а потому перестаёт быть интересным.

– Хорошо быть ангелом, не знающим искушений?

– Если ты обо мне, мой ответ: не знаю, хорошо или плохо. Я никогда не была другой. Мне вообще не понять, как можно хотеть переспать с человеком так сильно, что все – совершенно все нравственные запреты перестают что-то значить. Мне не понять, как можно раз за разом, снова и снова, ставить свои хотелки над тем, что их реализация причиняет боль близким людям. Только одним – это можно объяснить: на самом деле тебе на них плевать. А вместе с осознанием того, что на меня плевать я всё чаще и чаще думаю – зачем мне всё это? Если только ради денег? И, знаешь что?

– Что?

– Мне страшно. Я в глубине души начинаю смиряться с тем, что ради таких денег можно посмотреть сквозь пальцы на все ваши внутрисемейный шашни. И мне больно становиться такой циничной. Я на самом деле становлюсь такой, какой ты меня и видел, Альберт – холодной девой изо льда, в которой разум заправляет всем. Удиви меня, сделай чудо, в которое я почти не верю. Не изменяй мне больше. И, может быть, грядущая на днях свадьба окажется не такой уж и бутафорией?

Глава 19. Сандра

– Я хочу сделать тебе предложение, – сказал он, не сводя с моего лица внимательного взгляда.

На моей памяти ещё ни разу подобная фраза добром не заканчивалась. Я вообще не люблю предложения, и слово «нет» часто срывается до того, как мы докапываемся до сути дела. Но ночь была длинной и утомительной, а рассказ – тяжелый, хоть и увлекательный. Поэтому я всем сердцем хотела избежать долгих монологов.

– Надеюсь, не руки и сердца?

– Почему бы и нет?

– Пытаешься проявить чувство юмора, что ли? После всех твоих милых рассказов о светлом прошлом, по-твоему, самое время?

– Да.

– Издеваешься?

– Нет.

– Ты сейчас действительно не шутишь? По-твоему, я должна всем этим обольститься? Или твоя цель заключается в том, чтоб позже, если я вдруг вздумаю требовать любви и верности, помпезно заявить «ты знала, на что соглашалась»? Это всё просто смешно. Я несовершеннолетняя, я тебя не люблю, и брак стоит последним в списке моих желаний. Хотя, нет, знаешь, я вру – в моём списке того, что я планирую сделать в этой жизни брак вообще не значится.

– Я понял. Ты свободная и независимая женщина. Сейчас это модно.

– Я хотела бы быть свободной и независимой.

– Но – существует Рэй, не так ли? И пока он существует, ни о какой свободе для тебя речи быть не может. Я правильно оцениваю ситуацию? Или, может быть, ошибаюсь?

Я молчала. Мне не нравилась поднятая им тема.

– Так я ошибаюсь? – настаивал Ральф не ответе.

– Нет, – угрюмо выдавила я из себя. – Не ошибаешься. И да, это четвёртый пункт, делающий твоё предложение несущественным, незначимым и бесполезным.

– Ты классно умеешь обесценивать, ты это знаешь?

– А то? А ты неплохо успел поднабраться новых словечек для того, кто третью неделю всего как из могилы выбрался.

Ральф усмехнулся.

А потом продолжил, как всегда, серьёзно. Этот эльф вообще был серьёзным и меланхоличным.

– Ты можешь не любить меня, если хочешь, но, нравится тебе это или нет, я твой единственный шанс вырваться отсюда, – он окинул взглядом уныло святящуюся бледным неоновым светом ночника, комнату. – Не считая, конечно, шкафа. Прости за самонадеянность, но мне кажется, любой здравомыслящий человек отдаст предпочтение мне.

– Кинг не позволит мне уйти. Ты себя переоцениваешь.

– С моей самооценкой всё в порядке. А вот тебе не следует меня недооценивать.

– Ладно, излагай свой план, если тебе так не терпится.

– Мне терпится. Я вообще парень терпеливый, если ты не успела заметить.

– А если ближе к делу?

– Я предложу твоему отцу сыграть в одну игру. А тебя поставлю на кон.

– Звучит мерзко.

– Потому я и хочу обсудить с тобой это заранее. Чтобы ты знала и не воспринимала мои действия в штыки. Просто знай для себя, как бы это не выглядело со стороны – на самом деле всё, чего я хочу, это вытащить тебя отсюда.

– Как мило! Как заботливо.

– Ты будешь смеяться, но так и есть…

– Я не буду смеяться! Я вообще редко смеюсь. У меня сварливый и нежизнерадостный характер и когда (если) ты выиграешь, тебе достанется паршивый приз.

– Это мои риски.

– Ты не сможешь обыграть Рэя.

– Посмотрим.

– Что тут смотреть, Ральф? Ты изнеженный мальчик, Лунный принц. А Рэй Кинг – настоящий мерзкий бес. Он раздавит тебя прежде, чем ты «ой» успеешь сказать.

– Я уже говорил – мои риски. И вдруг мне удастся приятно тебя удивить, доказав, что вовсе не так беспомощен я. Или он –силён? Что тогда?

– Тогда ты меня приятно удивишь, как и сказал. Но такого не случится. Рэй никогда не проигрывал.

– Непобедимых нет. Если получится так, как я хочу, и я получу, то, что потребую – ты должна пообещать, что не будешь меня ненавидеть.

– За то, что станешь моим тюремщиком вместо Рэя?

– Если стану для тебя тюремщиком – можешь меня ненавидеть. Но на самом деле всё, чего я хочу, чтобы ты была свободной.

– И зачем тебе это? – искренне недоумевала я. – Какое тебе до меня дело? Мы едва-едва знакомы.

– Так уж и едва? Как минимум на две ночи мы стали ближе. Разве не так?

– И что?

– У меня нет повода за что-то держаться в этой жизни. Всё здесь чужое, всё кажется незначительным и ненастоящим. Мне совершенно нечем заняться, не к чему стремиться и не за что бороться. Моя жизнь мне не нужна и неинтересна.

Он взглянул на меня, видимо, оценивая, слушаю ли я его и насколько внимательно. Я слушала. Правда, с недоумением и недоверием – но слушала.

– И? Это как-то на что-то влияет?

– Я понимаю, что это прозвучит абсурдом. Ты не из романтичных девушек, что ждут принца, у тебя жёсткий и практичный склад ума. Но… ты правда запала мне в душу.

– Надо же? Как случайно вышло! – с иронией протянула я. – Гляжу, ты любишь внезапных девушек, берущих ситуацию в свои руки. В остальном, правда, предпочитаешь юношей.

– Лишь в тех случаях, когда внезапные девушки предпочитают в итоге отвечать отказом.

– Иными словами – почти всегда.

– Не переводи разговор в другое русло. Ты не можешь быть здесь счастливой – никто не может. Я предлагаю тебе реальный шанс вырваться. И обещаю, что не стану навязываться. Если позже ты захочешь уйти – уйдёшь. Захочешь остаться… я буду счастлив.

– Правда? Будешь счастлив? Ты серьёзно рассчитываешь, что я поверю тебе?

– Почему нет? Что ты теряешь, Сандра. Сюда, в этот милый металлический подземный бункер ты всегда вернёшься, разве нет?

– Ты врываешься в мою жизнь, как ветер, рассказываешь сказки о страшном прошлом, при этом желая увезти меня в светлое будущее?

– Я действительно хочу, чтобы ты была… ну, может быть не счастливой, так хотя бы в безопасности. Чтобы тебя не окружала вся эта преступная свора, чтобы тебе не приходилось убивать.

– О! Ты и это обо мне успел узнать?

– О тебе легко что-то узнать. Единственная, при этом очень красивая девушка, недоступная, таинственная… мужики тут только о тебе и болтают.

Я почувствовала досаду. Будто вдруг мне признались, что за мной круглосуточно шпионят.

– Мужчины те ещё сплетники. Хоть и считается, что бабы любят больше языком чесать…

– Сойдёмся на том, что всё хороши. К тому же, что тут обижаться? Ты яркая, неоднозначная, приклеивающая к себе внимание.

– Я этого не хотела.

– Так обычно и бывает. Очень часто те, кто из кожи вон лезут, чтобы нравиться и оставаться на виду, не вызывают и половины того любопытства, как те, кто, вроде как пытаются спрятаться в тени. Это нормально, Сандра. Стоит таким, как ты, твой брат или я, войти в комнату, хотим мы того или нет, но люди поворачивают в нашу сторону голову и не отводят от нас взгляда. Они следят за нами, как подсолнухи за солнцем. А привлекать людское внимание всегда опасно, потому что большинство людей первыми ломает самые любимые и интересные свои игрушки. Сейчас страх перед Рэем и твоими браться настолько силён, что даже это тёмное отребье осмеливается лишь языки почесать.

– Я и сама могу за себя постоять.

– Но что эта за жизнь? Всегда начеку, всегда – в обороне? Тут даже воздух отфильтрован. Я предлагаю тебе существование без страха и угроз.

– И чем придётся заплатить?

– Ничем. Даю тебе слово. Ты будешь в полной безопасности. Я, конечно, попытаюсь… какое слово подобрать из тех, что, гипотетически, будет раздражать тебя меньше остальных? «Завоевать любовь»? – патетично, пафосно и смешно. Я не хочу с тобой воевать. «Заслужить», – ещё меньше. Рабством отдаёт. Попрошу дать шанс? Тоже не нравится. Скажем, так, если мы будем существовать какое-то время вместе, вдруг ты почувствуешь ко мне то же, что я чувствую к тебе и ты решишь остаться рядом?

– А ты что-то ко мне чувствуешь?

– Ты здесь единственная, кто заставляет меня чувствовать себя живым.

– Тебе нужно моё благословение? – не знаю, чего мне хотелось сильнее – нахмуриться и рассмеяться.

– Не обязательно. Мне вполне достаточно будет знать, что ты не против пойти за мной.

– Глупо обсуждать то, чего никогда не сможет случиться. Кинг никогда меня не отпустит.

– Мне кажется, или мы начинаем ходить по кругу. Если тебе так хочется ещё раз об этом услышать – я повторюсь. Мои проблемы, каким образом я заставлю сыграть твоего отца по моим правилам. Но я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.

– Правда, не хочешь? Но ненавидеть я умею куда лучше, чем любить. Я же его дочь. Так что рано или поздно моя любовь станет похожей на ненависть. Почему бы тебе не найти девушку, способную оценить твой порыв?

– К чему мне искать какаю-то гипотетическую девушку, если я уже нашёл ту, которую хочу?

– Ну, не знаю, – невольно пожала я плечами. – Ты раз за разом словно специально выбираешь тех, с кем у тебя нет шансов на нормальные отношения.

– Я так не думаю. Вернее… может быть, это и правильно в отношении моего прошлого. Но я надеюсь, что на этот раз всё будет иначе.

– Мои отношения с любимым папочкой таковы, что я рада любому, кто готов бросить ему вызов. И, если в идеале сможешь сделать то, что обещаешь…

Я сощурилась, в задумчивости глядя на лицо Ральфа, кажущееся таким правильным, почти мягким и мысленно сравнивая его с другим – резким, решительным и волевым.

– Не знаю, оправдаю ли я твои ожидания (скорее всего – нет), но я определённо точно не стану тебя за это ненавидеть. Впрочем, не исключено, что возненавижу за что-то ещё.

– Я понял. А сейчас, пока есть время, постарайся поспать. Тебе этой пойдёт на пользу.

Сон всегда идёт на пользу. И дважды уговаривать себя я его не заставила, в глубине души надеясь, что, когда проснусь, его рядом не окажется. Так и случилось.

Ральфа не было.

Зато был Рэй. Он сидел в кресле напротив моей постели с бутылкой в руке. Ноги по излюбленной привычке заброшены на мой любимый столик. Ну, ладно, пусть не любимый, но я терпеть не могу, когда на мои вещи кладут ноги.

– Я бы сказал: «Доброе утро, солнышко», – но сейчас не утро.

– И оно определённо – не доброе, – процедила я сквозь зубы. – Тебя одолела отеческая забота и тревога за моё состояние, папуля? Какого чёрта ты делаешь в моей комнате?

– Так ты отвечаешь на мою заботу? Потоком колкостей? Всегда знал, что люди неблагодарные твари.

– На какую ещё заботу?

– Я дал тебе выспаться, а мог бы схватить за шкирку и пинком выбросить из кровати?

– За что такая немилость, сэр? Чем я вас прогневила? – я даже и не пыталась разыгрывать покорность, обеспокоенность или тревогу.

Мне было плевать, на что он там зол на этот раз.

– Пунктов больше, чем ты, уверен, воображаешь.

– Я не воображаю.

– Так думаешь!

– И не думаю. Хватит, Рэй, вести эти словесные перепалки. Я не в настроении. Выкладывай, зачем явился. Делай то, за чем пришёл. И убирайся из моей комнаты. Я хочу принять душ…

– Кофе и воздушные ванны? И всего-то? Ладно, не стану тратить лишнее время на ерунду и приступлю к изложению моих претензий к тебе.

– Валяй, – зевнула я, потянувшись.

– Первое: ты сманила к себе моего нового любовника.

– И тебя это оскорбило?

– То, что он предпочёл тебя – мне? На самом деле, нет. Это вполне нормально. Проблема в том, что я не разрешал тебе спать с ним.

– Поверь, кроме тебя ни для кого это не проблема. И вообще, местами ты очень смешон с этим твоим «комплексом бога», чокнутым нарсицизмом, культом себя, нежно-любимого. Ты ещё расскажи мне о том, что делать любовников с родителями или детьми – аморально. Как и спать с кем-то до свадьбы. Слово «аморально» из твоих уст будет слышаться упоительно и уморительно. Хотя, стой! О чём это я? Мораль тебя никогда не интересовала. Но девственность всегда котируется на рынке чуть дороже, чем её отсутствие, и ты мог бы при случае кому-нибудь всучить меня, выторговав себе какие-нибудь бонусы при твоих очередных сделках. А теперь, – я развела руками, обозначая пшик. – Во-первых, бонуса нет; во-вторых – тебя забыли спросить; в-третьих… ты способен кого-то к кому-то ревновать, папочка?