Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 220 (всего у книги 349 страниц)

Последние пару месяцев не было для, когда Ирис, подъезжая к школе, в тайне бы не надеялась встретиться с Энджелом. И каждый раз ей приходилось разочаровываться в своих ожиданиях.

В единственный день, когда она не хотела встречи, Энджел Кинг дожидался её у парковки.

Сердце Ирис в волнении забилось быстрее против её воли, что вызывало в ней глухое раздражение. Да после всего, через что она прошла из-за этого парня, он не должен будить в её души ничего – никаких чувств. Но человек слаб и глуп, что хуже всего – он совершенно не хозяин своим эмоциями. Мы чувствуем то, что чувствуем, даже если чувствовать не хотим.

Выглядел Энджел плохо. Щеки под высокими скулами запали, все черты лица заострились, кожа приобрела оттенок свежевыпавшего снега, так, что белизна отдавала лёгкой синевой. А глаза были совсем больными. И без того слишком чёрные, обведённые глубокими тенями, они казались дикими, воспалёнными.

– Привет, – кивнул он.

– Привет, – согласилась Ирис. – Ты решил наведаться в школу? Наверное, вот-вот дождь с лягушками пойдёт?

– Школа сегодня не в приоритете.

– Как тебе удалось пробраться незамеченным? Где фан-клуб и фанатки?

– Пришлось постараться.

– Правда? Я должна это оценить?

Энджел едва уловимым жестом пожал плечами. Потом, шагнув вперёд, взял Ирис под локоть, сжав его пальцами. Девушке этот жест показался агрессивным и демонстративным, она попыталась отстраниться:

– Пусти! – возмущённо выдохнула она, вновь заставляя его поморщиться.

– Ирис, у меня нет желания трепаться ни о чём.

– Кто-то заставляет?

– И впустую припираться – тоже. Давай опустим ту часть, где ты разыгрываешь возмущённую невинность и независимость, перейдя к тому, что действительно стоит обсудить.

Сердце Ирис вело себя всё более и более странно. Было такое чувство, что оно то расширяется, то вновь сжимается. Ей ужасно хотелось наговорить кучу гадостей. В конце концов, это он во всём виноват, и должен заплатить! Да, хотя бы тем, чтобы проявить к ней толику уважения, смирения и…

Ирис хотелось, чтобы он вёл себя иначе. Но в то же время она совершенно ясно понимала, что Энджел вести себя иначе не будет. Ничто в его не говорило о желании иметь этого ребёнка. И он был не из тех парней, кого можно пристегнуть или припереть к стенке известием «ты отец».

С нехорошим предчувствием Ирис подумала о том, что если бы Сандра не настаивала, то Энджел бы вообще сюда не пришёл. Он её не любит. Она для него одна из многих других, мальчиков и девочек, что ручьём протекали через его койку, но у неё не хватило ума не оказаться в «отяжелённых» обстоятельствах.

Ему от него ничего не нужно. И дело обставляется так, что ей делают величайшее, мать его, одолжение тем, что просто не выставили за порог и не дали пинка, как приблудной собачонке. Ей делают величайшее одолжение уже тем, что пришли с ней поговорить? И она должна быть бесконечно благодарна?

О, женское естество! Ты и благословение, и проклятие, но проклятие – чаще. Беременная женщина жалка и уязвима, ведь она почти не принадлежит себе и становится зависимой – от благородства и честности того, кого выбрала в… кого? Возлюбленные? Партнёра для секса? Бой-френда?

У свободной любви есть множество плюсов, но существует один огромный минус – секс-партнёр не муж, в любой момент он может развернуться и скрыться в тумане, в любой выбранной направлении.

Хотя, по современной жизни, и мужья мало чем отличаются от бой-френдов на пять минут. Они так же безответственны. Ну, если ты выбираешь безответственного мужа.

Ладно, сама-дура-виновата, вот теперь и разгребай. Засунь свою гордость глубже и терпи.

Хотя – с какой это радости она должна терпеть? Ведь не на помойке же себя нашла? И не на улице она с ребёнком останется? У неё есть выбор. Да, идти и склонять голову перед Катрин противно. Но это лучше, чем добровольно лезть в муравейник дома Кингов.

Всё это Ирис обдумывала, пока они шли к школьному кафе.

Ирис не ожидала проявления галантности со стороны Энджела, и всё же он скорее на автомате, чем заботливо, помог ей снять пальто и устроиться за столиком.

– Сандра сказала, что ты беременна, – заявил он без всякого вступления, опускаясь за столиком, напротив. – Судя по всему, где-то месяце на третьем?

– Не знаю.

Выразительная бровь изогнулась вопросительной дугой:

– Не знаешь? – нахмурился он.

– Я сделала два аборта, и каждый раз…

– Что ты сделала?

– Сестра тебе не рассказывала? Ну, да. Понимаешь, изначально я пыталась решить ситуацию иным способом. Я готова стать матерью не больше, чем ты отцом. Да, кстати? Стоит ожидать вопросов, типа «извини, а это точно мой ребёнок?».

– Нет. Я отчего-то не сомневаюсь в твоих словах, Фиалка.

Пришёл черёд Ирис морщиться:

– Не зови меня так. У меня другое имя. И мне будет приятно, если ты его запомнишь.

– Не кипятись. И я так понимаю, что твоё раздражение не из-за имени? Вернёмся к тому, с чего начали? Ты не уверена в сроках?

– Я забеременела на одной из наших последних встреч, перед тем, как ты так мило слился. Но, думаю, отсчёт следует вести от последнего…

Ирис прервалась, увидев, как от удивления широко распахнулись глаза Энджела.

– Ты полагаешь, что плод начал развиваться по-новому? То есть – с начала? По-твоему, такое вообще возможно?

Страх, задремавший было после встречи с Сандрой, вновь поднял свою ядовитую голову:

– Это ты мне скажи – возможно или нет?! Это – ваша фамильная особенность.

– Прости, Ирис, но я ничего об этом не знаю. Никогда ни о чём похожем даже не слышал. Господи! – он словно смахнул с лица паутину и на мгновение на его лице проступило выражение, весьма смахивающее на брезгливость, что больно ранило Ирис. – Неужели мы до такой степени выродки? Это что-то невообразимое.

– Именно, – губы сделались холодными и почти неподвижными, даже говорить стало трудно. – И ты втравил меня в это.

– С вами, женщинами, всегда одни проблемы.

Ирис резко поднялась, ощутив острую потребность уйти отсюда как можно дальше.

– Подожди! – схватил её за руку Энджел, удерживая.

– Оставь меня в покое! Возвращайся к своим любимым мальчикам, которые, я уверенна, тебе таких проблем не доставят! А я уж сама как-нибудь разберусь.

– Брось! Прости, я не это хотел сказать!

– Охотно верю, что сказать ты этого не хотел. Но именно так ты и думаешь. Я сказала – отпусти меня!

– Сядь, Ирис, – Энджел говорил мягко, но в голосе его тихо зазвенел металл.

Впрочем, она его не боялась. Ирис вообще редко чего боялась. Беременности, например – да, а какого-то мальчишку, пусть и психопата – нет.

– Эй! – окликнул их мужчина, с табличкой «менеджер» на бейджике. – У вас всё в порядке?

– Да!

– Нет! – ответили оба одновременно.

– Эй, ты, парень! А ну, отпусти девушку!

Энжел крепче сжал пальцами кисть Ирис, глядя ей в глаза. Она и не подумала отводить взгляд.

– Не обостряй ситуацию, Фиа…Ирис. Ты ведь не хочешь, чтобы у честного человека случились неприятности из-за моих неосторожно сорвавшихся слов. Я-то буду только рад пар спустить, но по отношению к нему не совсем честно.

На этот раз Ирис ощутила приступ настоящего отвращения. Он манипулировал ей. И у него получится.

– Всё нормально, – с натянутой улыбкой повернулась она к подошедшему к ним мужчину. – Мы просто немного поспорили.

– Точно?

– Тебе же сказали, – холодно прошипел Энджел, снова опускаясь на свой стул.

Ирис нехотя последовала его примеру.

Она уже искренне пожалела, что заварила всю эту кашу. С чего она взяла, что Кинги помогут ей решить проблему? Судя по всему, они её только увеличат.

– Ты доволен? – ледяным тоном обратилась она к нему, смерив не более тёплым взглядом.

– Извини, что сболтнул лишнего. Некоторые мысли действительно лучше оставлять при себе.

– Так, ладно. Хватит.

– Хватит? Мы ещё даже не начинали.

– Энджел, я так понимаю, что известие выбивает тебя из колеи?

– А тебя – нет?

– У меня нет другого выбора, кроме как разгребать последствия. Но мы оба понимаем, что у тебя такой выбор есть. Как сторона участвующая, ты имел право знать… но никто тебя силком участвовать в моей дальнейшей судьбе не просит. Ты можешь быть свободен.

Он молча выслушал её слова и по лицу его ничего невозможно было прочитать.

Какое-то время Энджел не сводил с неё взгляда, а потом, криво усмехнувшись, опустил ресницы:

– Самые неприятные истории всегда случаются с самыми хорошими людьми. Несправедливо это как-то? Если бы я мог выбирать, на это месте была бы кто угодно, только не ты.

Ирис замерла. Как-то слишком цинично и неприкрыто он демонстрирует свои чувства.

– Именно потому, что ты мне дороже остальных, Ирис. Из доброй сотни, если не тысячи людей, с которыми я играл или спал за деньги, в это дерьмо угодила единственная, к которой я хоть что-то чувствовала. Судьба, рок или что там всеми нами управляет – у них весьма своеобразное чувство юмора, не находишь?

– Нет! Меня не интересует ни судьба, ни рок с философской точки зрения. Единственное, что мне интересно – что со мной будет дальше?

– Даже не знаю, – гротескно развёл Энджел руками. – Будь я судьей, не присудил бы себя титула «отец» или «жених» года. Не представляю, как я могу не то, чтобы справиться, даже близко подойти к этим понятиям.

– Мне ты это зачем говоришь? Я уже сказала и повторяю снова: не можешь? Не хочешь? Ладно. Не справляйся. Я справлюсь сама.

– Справишься сама? – тихий смех Энджела никто не назвал бы жизнерадостным. – Ты ведь понятия не имеешь, с чем тебе придётся справляться?

– Верно. Но ведь это и не важно, потому что это ничего не изменит. У меня есть только одна дорога, и это дорога – вперёд. И да, я была бы благодарна за компанию, но вот только боюсь, как бы между посоха кандалами не обзавестись.

– Ты это сейчас о чём?

– О том! У тебя же на лбу написано, какой ты несчастный, но готов приносить жертвы.

– Неужели? Прямо так и написано? Хватит уже на скандал нарываться, красавица. Оттолкнуть – не удержать, большого ума не надо. Я пришёл о будущем говорить, если оно может быть общим у такого, как я и такой, как ты?

– У какого – такого?

– Ты знаешь, что я и кто я.

– Как я должна это понимать? Мол, если хочешь, чтобы мы в дальнейшем вместе были, принимай, всё как есть? Твои измены с другими мужчинами и женщинами? Твои эксперименты с запрещёнными препаратами? Знаешь, я вовсе не жажду оказаться матерью-одиночкой в семнадцать лет, с ребёнком-монстром, о физиологии и психологии которого имею очень смутное понятие. Но терпеть твои отношения с другими людьми я не буду. Суть отношений в том, чтобы в них было двое. Иначе они попросту не имеют смысла.

Очередная кривая улыбка на губах Энджела выводила Ирис из себя.

– По сути возразить нечего. Но, видишь ли, когда ты всю свою жизнь занимаешься проституцией (будет уж называть вещи своими именами, да?) секс – это просто секс. Он вообще никак не связывается с отношениями. Отношения – это эмоции, а секс – это всего лишь ощущения. Ну, в лучшем случае. А то и вовсе механическая работа.

– Ты так смотришь на вещи?

– Да. Но я понимаю, что ты смотришь на них иначе. Когнитивный диссонанс – так, кажется, это называет по-научному?

– Какая разница, как это называется? Главное, что да, это может стать неразрешимым противоречием. Энджел, если уж мы взялись называть вещи своими именами, то я никогда не жила на помойке.

– На которой всегда приходилось жить мне? Ты это хочешь сказать?

– Я не пытаюсь тебя обидеть.

– Понимаю. Я и не пытаюсь обидеться.

– Откровенно говоря, я вообще не понимаю, что мы здесь делаем? – грустно вздохнула Ирис. – О чём пытаемся договориться?

– О нашем будущем? – выдвинул предположение Энджел. – Сочетать несочетаемое?

– Это невозможно, я согласна.

– А я – нет. На самом деле несочетаемые вещи могут сочетаться, вопрос лишь в том, нужно ли это? Ирис, я хочу быть с тобой честным и откровенным. Не потому, чтобы напугать и заставить сбежать, тем самым избежав ответственности….

– А зачем тогда?

– Зачем? Наверное, чтобы предупредить, – пожал он плечами неопределённое. – Не знаю. Я не умею любить, ну, так, как это положено по-людски. По-своему, ущербно, с различными отклонениями – да, но мне… не знаю, даже, какое слово подобрать? Страшно? Нет, не страшно. Может, немного стыдно за свою ущербность и ненормальность, но правда в том, что я никогда не буду нормальным. Я существую для обеспечения острых ощущений, своих или чужих, а что такое нормальная семья и нормальные отношения – могу только догадываться. Моя жизнь – это действительно ужасная помойка. А ты была как цветок – из другого мира. Горделивая, чистая – нормальная. Я не хотел тебе зла, а получается, что сорвал и…

– И теперь не знаешь, что с этим делать?

– Да.

– Ну, сорванные цветы обычно выбрасывают. После того, как они завянут, в них больше нет никакого смысла.

Энджел покачал головой:

– Если я уйду, что ты станешь делать дальше?

Вот так спокойно, сухо, по-деловому. «Просто бизнес, и ничего личного».

– Я как-нибудь выживу.

– Это не похоже на план действия.

– Какая тебя разница?! Хочешь сваливать – сваливай! На себя руки накладывать я не стану. К тому же, уже не уверена, что пока это чудовище внутри меня, это не приведёт к каким-нибудь непредсказуемым поворотам.

– Кроме сомнений в самоубийственном окончании пути ещё варианты имеются?

– Да пошёл ты! Нет! Нет у меня никакого плана. Но я точно не хочу становится ненужной и нелюбимой обузой….

– Что для тебя будет лучше? Если я уйду? – он жёстко, в упор посмотрел на Ирис, так, словно навёл двустволку ей в лицо. – Или если останусь?

– Как лучше? Решать проблему вдвоём, или по одиночке?

И только произнеся эти слова в слух Ирис поняла, что на самом деле желает, что он остался. Глупо, наивно, но она верила, что так будет лучше. Потому что опираться даже на шаткий плетень, идти, пусть даже в разваливающийся дом с хлипкой дверь и покосившимися ставенками лучше, чем остаться в чистой поле, когда на тебя надвигается гроза.

– Только если ты решишь остаться, что это будет? Как это будет?

– Я не знаю, Ирис. Понятия не имею. Но думаю, ты права – нужно попытаться.

– Ради ребёнка?

Он поднял на неё взгляд, в котором промелькнуло удивление:

– Ради ребёнка? Этот ребёнок для меня не имеет значение, Ирис. Неужели ты не понимаешь? Я делаю это ради тебя.

– Ради меня? Как это понимать?

– Я не уверен, что оставаясь с тобой, делаю тебе благо. Не уверен, что смогу держать под контролем всё то дерьмо, что во мне есть, но если и согласен на этот дьявольский опыт, то только потому, что не хочу оставлять тебя одну. До ребёнка, которого я в глаза не видел, и который, скорее всего, будет ещё одним чёртовым изданием, мне особенно дела нет. Может быть, если бы родилась девочка?.. Но на это мало надежды.

– Почему?

– Девочки обычно после абортов не выживают. Эта чёртова неубиваемость – проклятие, преследующее наш род по мужской линии. Ладно, Ирис. Раз уж мы решили воссоединиться, думаю, не стоит тянуть.

Он вытащил из кармана связку ключей.

– Что это?

– Ключи от квартиры. Думаю, сейчас самое время поехать туда и благоустроить всё так, как тебе понравится.

– Ты хочешь, чтобы я жила там?

– Мы будем жить там.

– Вместе? То есть, ты хочешь, чтобы мы жили вместе?

– В кофе что-то подмешали? Что-то ты стала либо плохо слышать, либо плохо соображать. Я именно так и сказал.

– И ты не пожалеешь о своём поспешном решении?

– Ну, не знаю. Возможно, я пожалею, возможно – ты. А может быть, мы оба будем счастливы и через двадцать лет в кругу детей будем вспоминать этот день. Хотя, конечно, это вряд ли? Но ведь пока не попробуешь, не узнаешь?

Глава 12. Сандра

Ночной город принадлежит нам – созданиям ночи. Лететь сквозь него, разрезая как нож, эту странную реальность, расступающуюся перед тобой с тем, чтобы вновь сомкнуться за твоей спиной.

Я никогда не боялась темноты. Нельзя бояться того, что похоже на тебя как сестра близнец. И сейчас, маневрируя на скорости в потоке машин, мчащихся по широкой шестиполостной полосе, я находилась в своём раю, единственно мне доступном. Там, где не нужно мыслить, важна лишь быстрота реакций, мышечная память и инстинкты.

Я не психолог, но я думаю, что моя страсть к этой бессмысленной гонке в потоке огней зиждется на желании убежать от всего, что меня окружает. Только когда я, оседлав стального коня, мчусь вперёд, я не чувствую страха смерти – скорость, дорога и огни держат меня, словно обеспечивая дополнительным земным притяжением. Да, для остальных это кажется рискованным и безумным, но я верю себе и верю моему единственному другу. Здесь, окружённая людьми, отрезанными от меня скоростью и металлической преградой их собственных автомобилей, я чувствую себя в безопасности. Здесь меня не мучают страхи и кошмары. Здесь вспышки света во тьме, движение, скорость – всё то, что я люблю.

Нет, я осознаю, что это лишь иллюзия и оборвётся она быстрее, чем я вынуждена буду съехать на пустынную дорогу без фонарей, уводящую к отцовскому бункеру. И не будет больше вспышек света и ощущения всеобщей светящейся суеты, останется только серая дорога, летящая во мраке ночи. Прямиком в царство Рэя Кинга.

Сегодня полдня я провела на подъёме, от всего сердца радуясь за брата. Какая-то часть меня была уверена, что из болота семейного проклятия, в которое затягивает всё сильнее, ни одному из нас не выбраться. Кого-то болото попросту не выпустит, а кто-то и сам не готов прилагать достаточно усилий, но решение Энджела меня порадовало.

Может быть, брату и удалось бы запереть своих демонов, но существует ещё отец. Будет просто преотлично, если он на какое-то время погрузится в пучину наркотиков и дикого траха, предоставив нас на какое-то время самим себе. За это время Ирис может успеть привязать Энджела к себе достаточно сильно, чтобы тот начал, наконец-то, противостоять отцу всерьёз, а не чисто на словах, как было до сих пор.

Я хотела верить в брата. В то, что если ему будет что-то достаточно сильно дорого, он может драться за это так же жестоко и упрямо, как это делает Рэй или я.

Хотя мне… мне драться не за что. Брат единственный человек, что дорог мне. Весь остальной мир лишь иллюзия летящих рядом огней в сверкающем потоке.

Меньше всего мне хотелось возвращаться домой. Кто угодно не захочет возвращаться домой, если дом – это огромное подземелье, заполненное преступниками, наркоманами и террористами всех мастей. Но вернуться необходимо. Если ни Энджел, ни Ливиан, ни я не посетим родных пенатов, папочка может задуматься о нашем отсутствии, а задумавшись, начнём действовать.

Чтобы один из нас начал жить, второй должен оставаться в заложниках. Энджел достаточно долго жертвовал ради меня собой, пришёл мой черёд вернуть долг.

Пришлось притормозить у ограждения. Колючая проволока по-прежнему окружала папочкин вход в ад, как если бы тут находился секретный военный объект.

– Добрый вечер, Сандра, – кивнул мне детина со смазливой физиономией. Судя по оливковому оттенку кожи, чёрным глазам и волосам – либо мексиканец, либо латиноамериканец. Их много в «армии» Рея. И тратить на них слова я не намерена.

Говорят, что агрессия рождается из несчастья. Или от безумия. И это правда. Я несчастна, безумна и потому крайне агрессивна. Может пырнуть эту сволочь ножом в живот, чтобы стереть эту скотскую, похотливую ухмылку с его морды? Что только не облизывается, как кот на сметану.

Я почти хотела, чтобы он начал приставать и домогаться. Тогда можно было бы выместить на нём досаду, не сдерживаясь. Но настолько же, насколько моя красота привлекала мужчин, настолько же репутация заставляла смотреть лишь с расстояния.

Когда я была меньше и слабее, эти шакалы боялись отца и брата. Но теперь я сама могу постоять за себя и делая это, получаю удовольствие. Выпуская тухлое нутро наружу, глядя, как глумливое самодовольство сменяется страхом я кайфую.

Сколько раз, будучи ребёнком, я беспомощно наблюдала, как беспощадно и цинично это человеческое днище избивало женщин. Проститутки не люди. И жёны – не люди. И дети – тоже не люди.

Глупый мужик самое безобразное на свете создание. Стереть его с лица бытия это услуга богу.

Развлечения ради, я иногда закатывалась в пабы или дешёвую придорожную рыгаловку и поджидала свою очередную «жертву». Редко приходилось ждать долго. Хрупкая красивая блондинка, разодетая байкершей – лакомый кусок для женоненавистника, желающего поставить тупую бабу на место.

По мне, так всё честно. Эти мрази пытались дать выход своим низменным инстинктам, а я, не церемонясь, давала выход своим. Что хуже всего, самое мерзкое, какими трусливыми и жалкими становились «мачо», когда понимали, что всё всерьёз, что это не игра, и что на этот раз именно их черёд быть жертвой. А хрупкая блондинка хуже, чем феминистка – я настоящий демон, который убивает мужчин легко и без угрызений совести.

Я – тёмный дух ночи, отравленная женственность, которая может, наконец, за себя постоять.

Жалко, что Рэя Кинга мне не победить. Но если бы даже и удалось его прикончить… Рэй не вызывает презрения. Лишь ненависть. Он не трус, не идиот, и не мразь. Он хуже. А потому мне не по зубам.

– Привет, Сандра.

Накаченный лысый качок с круглым лицом и глазами-буравчиками отлепился от стены и шагнул навстречу.

– Привет, Качок, – пренебрежительно фыркнула я.

Он был одним из приближённых отца, но это недостаточный повод, чтобы помнить его имя.

– Тебя не было дома почти сутки.

– Польщена, что ты заметил. Скучал, малыш? – хмыкнула я.

Он языком перегнал жвачку с одной щеки на другую, смачно лопнув пузырём.

– Рэй заметил, – флегматично проинформировали меня. – Он просил зайти к нему, как только появишься.

– Просил?..

– Настоятельно, – словно лопнув жвачным пузырём выдохнул верзила.

– Ок. Хорошо. Он у себя?

– Да. И не один.

– Развлекается?

– Да. Нашёл себе очередную смазливую игрушку. Как всегда, ты же знаешь? – пожал он своими широченными, чуть ли не в четыре фута, плечами.

– Тогда, думаю, будет с моей стороны неразумно им мешать, – я была бы очень рада отложить встречу с отцом на неопределённое время – чем дольше, тем лучше.

– Сандра, когда твой отец заявляет прямо: «Передай, пусть зайдёт ко мне сразу, как появится», – это означает, что лучше зайти сразу, как появишься. Он под кайфом целый месяц и настолько жестоким, и неадекватным, как сейчас, на моей памяти он давно не был. Так что лучше не палить тигру усы, а сделать так, как он хочет.

– Ты же сам сказал, что в комнате он с любовником?

– Только не говори, что тебя это смущает? Да и почему должно, если отца твоего не волнует?

Я неопределённо пожала плечами:

– Потому что я – не мой отец? Мы не одно целое. Никто этого не замечает?

– Сандра, не спорь. Всё и без того плохо, зачем усложнять?

– Плохо? Ты хочешь сказать, хуже обычного?

– Ну, если я так говорю, значит, так и есть.

– А то! Конечно. Но могу я полюбопытствовать – с чего ты это взял?

– С того, что уже трети раз за сутки вымываю кровь из комнаты и выбрасываю вымоченные ею простыни.

– Какая гадость, – поморщилась я невольно. – Соболезную. Трупы тоже приходилось выносить?

– Нет, слава богу, – очередной хлопок лопнувшей жвачки начинал меня раздражать. – На сей раз твой шальной папенька нашёл игрушку по себе.

Я нахмурилась, пытаясь сопоставить факты и быстро делая выводы. Много крови – трупов нет: так развлекаться можно только со своими. Обычно подобный образом Рэй сходил с катушек в компании Энджела, но брат сейчас с Ирис, и значит (слава тебе, боже! – если ты всё-таки есть) это не он. Альберт Рэй никогда не интересовал в этом плане…

– Отец там с Ливианом?

Качок отрицательно мотнул головой:

– Что ты, Сандра! Ты же знаешь, Ливиан и ты – единственные из всего выводка, к которому этот выродок испытывает нечто отдалённо похожее на нормальные родительские чувства.

Я? И родительские чувства Рэя?! Это он серьёзно сейчас? Пф-ф!

– Не Ливиан? – с облегчением выдохнула я. – Отлично.

Что ж? Из «наших» оставались Альберт Элленджайт и тот парень, имени которого я, то ли вспомнить не могла, то ли не удосужилась спросить? Ну, конечно! Разве папочка может пройти мимо новинки и экзотики?

Я прислушалась к себе, пытаясь понять, как мне новость? Было никак. В смысле ничего непривычного, кроме очередного всплеска злости и раздражения. Ну, ещё лёгкая брезгливость. Удивляться не приходилось, в нашей славной семейки мальчики ходят по кругу друг от друга, но, когда делишь любовника с собственным отцом это как-то «бе».

– Рэй говорил, о чём ему так не терпится поговорить? – холодно поинтересовалась я.

– Что-то насчёт твоего брата.

– Понятно. Спасибо, что передал.

– Так ты зайдёшь к отцу?

– Отдыхай спокойно, Качок. Ты своё дело честно выполнил и чего бы я не выкинула, это будет не твоя вина.

Я не собиралась заходить к Рэю.

Честно говоря, о своём случайно любовнике из Астории я могла вспомнить только то, что он блондин и что он был лучезарно красив какой-то прозрачной, лунной красотой. В памяти вставало нечто светлое и горькое, как дым или аромат полыни. Но детали рассыпались на части. Я хотела забыть о случившемся, забыть скорее, как нечто незначительное, из серии «было – пролетели». Эмоций по отношению к человеку с длинными светлыми волосами, тихим насмешливым голосом и навязчивой, чувственной болезненностью я не испытывала, но…

Я не хотела его видеть. Вообще – нигде и никогда. И меньше всего – в кровати моего отца, что вполне объяснимо и понятно. Об Энджеле я говорить тоже не хотела.

Пройдя в свою комнату, я привычным маршрутом отправилась в ванную. Тёплая вода всегда меня успокаивала, к тому же всегда приятно смыть с себя грязь и заботы ушедшего дня.

С тех пор, как в моей комнате мать умерла (или, вернее, её пришлось убить) второй раз, находиться в ней было очень тяжело. Ладно, даже не тяжело – чутко. Мне всё время мерещились тени. Как в фильме ужасов, когда тебе кажется, что ты что-то видишь до тех пор, пока смотришь боковым зрением. Стоит повернуться к миражам лицом, они расплываются и вокруг… ничего. Только это какое-то навязчиво «ничего», словно нарочитое, насмешливое. И тишина – довлеющая, удушливая.

Проще всего было бы включить музыку или наушники, но я этого не делала. Я раз за разом вслушивалась в эту тишину и резко оборачивалась на пригрезившиеся тени. Разум утверждал, что это нервы – после всего, что случилось, разве не естественно им стать болезненно-восприимчивыми? А инстинкты кричали о том, что нужно оставаться настороже – что-то вокруг нечисто.

В Хрустальном Доме я теней не видела. Разве там у меня были другие нервы? Едва ли! А если непонятной мной силе оказалось возможно поднять тело мертвеца из могилы, то почему в моей комнате не поселиться невидимому монстру, приглядывающемуся ко мне из темноты? А если этот кто-то приглядывается, то где гарантия, что он не нападёт, пока я тут буду в наушниках за музыкой прятаться? Позиция – голову в песок не моя позиция. И я не схожу с ума.

Ну, по крайней мере мне хотелось бы в это верить.

Положив голову на бортик ванной, я расслабилась в тёплой воде, в прострации наблюдая за падающей вниз из крана водой. В мозгу возникали странные картинки, как бывает, когда читаешь книгу – видением не назовёшь, скорее мысленным образом. Я видела кровать в комнате Рэя, переплетённые между собой тела, слышала тяжёлое, учащённое дыхание любовников, спешащих к разрядке, прерывающееся хриплыми стонами боли и удовольствия. То видела длинный и чёрный, извивающийся коридор-лаз, по которому ползло на четвереньках нечто страшной и мёртвое.

Всё ближе, ближе и ближе…

В какой-то момент мне сделалось жутко, и я села, окружённая мыльной пеной, словно очнувшись от сна, не исключено, что так оно и было. Наверное, я и впрямь заснула?

Закутавшись в тёплый халат, нащупав босыми ногами мягкие белые тапочки (моя слабость – белые мягкие тапочки, спасающие мои ноги от соприкосновения с ледяным полом подземелья), я вернулась в спальню.

И в буквальном смысле слова остолбенела от увиденного.

Покрывала с кровати было сорвано, подушки и одеяло взрезаны, будто их драл когтями хищный зверь, по всей комнате клочьями валялся наполнитель. Длинные следы сколов тянулись от кровати по ламинату то прерываясь, то вновь обозначая себя как пунктиром. Дверца высокого платяного шкафа оказалась распахнутой и оттуда, словно хвост дохлого удава, виднелась скрученная жгутом простыня.

Это был какой-то бессмысленный сюр. Бред бредячий. Мозг подвис, как не справившаяся с программой система. Подобные следы могло оставить хищное животное, которому в Элленджайте неоткуда взяться. Но если бы оно и взялось, зачем ему тащить простыню в шкаф.

Ответ – не за чем. Потому что это не животное… это…

Крадучись, осторожно, в одной руки зажимая нож, я приблизилась к пригласительно-распахнутым дверцам шкафа. И со странным чувством не увидела ничего, кроме его нутра. Сверху, как и положено, висела одежда, за ней светлела отполированная фанера задней стенки. Ну, а чего я ждала? Мой мозг уже нашёл объяснения случившемуся в комнате в моё отсутствие. Мало ли здесь идиотов, готовых глупо пошутить над ненавистной фемма-блонд? Очень смешно, ничего не скажешь!

Отбросив нож, я наклонилась, чтобы вытянуть скрученную простыню из шифоньера, и невольно завопила от ужаса, когда вытянувшая в трупных пятнах рука схватила меня за руку! Мне не стыдно. Тут, возможно, даже у моего безбашенного папочки самообладание бы лопнуло!

Рука обвилась вокруг кисти приставучей резинкой и потянула за собой внутрь. Естественно, я упёрлась и попыталась высвободиться, что привело к тому, что из-за платьев мертвец вытянулся целиком.

Не могу утверждать с уверенностью, но мне показалось, что это труп моей матери. Чёртова Виола и после смерти не желала лежать тихо! Посиневшее тело с пустыми бельмами вместо глаз, щёлкающий рот и ледяные руки. Она была такой сильной, что как я не отбивалась, вырваться не получалось. А тут ещё простыня сама собой поползла ко мне, обвиваясь вокруг шеи.

Никогда в жизни я не испытывала такого ужаса! Ни до, ни, надеюсь, не придётся позже. Потусторонняя тварь, принявшая облик матери (не спрашивайте, как узнала, но я твёрдо знала, что это какая-то нечисть, но не Виола) шипела и радостно скакала вокруг меня, а чёртова удавка теперь ползла вверх.

Извиваясь ужом, в попытках спастись, скинуть с себя петлю, я, к собственному ужасу, проигрывала этот бой со смертью. Кричать и звать на помощь бессмысленно, тут звукоизоляция такая, что разорвись ракета в коридоре, через две секции уже ничего не услышат. Да и попробуй поорать с петлёй на горле.

Я пыталась вытащить голову, но мерзкое трупообразное нечто держало мои руки.

Лёжа на спине я широко открытыми глазами наблюдала за тем, как верёвка сама-собой доползла до перекладины наверху и, обившись вокруг, стала натягиваться! Шею обожгло острой болью, перед глазами заплясали алые круги. Боже правый! Я не хочу умирать! Не то, чтобы я боялась смерти или сильно цеплялась за жизнь, но, прошу тебя – не так. Не непонятно как – в собственном шкафу!