Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 218 (всего у книги 349 страниц)

Или те, у кого души вовсе нет – демоны.

Согласно ирландским мифам слуа становятся люди, натворившие немело злых дел на земле. Небеса не принимают недостойных, Преисподняя отвергает их и даже древние языческие боги закрывают им дорого в языческий загробный мир.

Чтобы обрести покой, слуа пытаются проникают в дом умирающих, чтобы, следуя за отлетающей душой, найти дорогу в иной мир.

В его пластике было нечто бескостное, текучее и противоестественное. И в то же время невероятно привлекательное. Он легко растянулся рядом со мной, пристроив голову себе на руку, опираясь локтем на кровать.

Никогда не любила анализировать собственные чувства. Это никогда не заканчивалось ничем приятным. Моя душа, пусть и несколько иначе, но всё равно такая же бездна, как и души всех тех, кто меня окружает, а заглядывать в бездонную тьму кому понравится?

Я не хотела, чтобы на меня смотрели, за мной наблюдали, обо мне думали. Я хотела, чтобы всё, что должны было бы случиться, поскорее закончилось – болью это обернётся или удовольствием, не так уж важно на самом деле. Это не трагедия и не события – лишь очередной эпизод в моей жизни. Всю жизнь в девственницах не проходишь, и уж лучше странный незнакомец, напоминающий мифический инкубов, чем один из моих братьев.

– Ты собираешься любить меня взглядом? – протянула я.

– Тебя это разочаровывает?

– Не особо. Просто предупредил бы сразу, я бы особенно и не напрягалась. Или, после того, как я так постаралась, этот взгляд всё, на что ты способен?

– Ты меня провоцируешь?

– Конечно. Не люблю тянуть кота за хвост. Если ты мужчина, бери меня и закончим уже всю эту тягомотину, если нет… тогда к чему нам тратить друг на друга время?

– Ты так уверена в своих женских чарах? Хотя… ты действительно очень красива. Красивее, чем, видимо, сама думаешь.

– Если честно, я об этом не думаю. Моя красота не моя заслуга. Она просто есть. Не вижу смысла это обсуждать.

Он пожал плечами:

– Да я и не собирался.

Он перекатился, нависая надо мной, опускаясь всем телом. Впрочем, веса в нём было немного. Гибкий и лёгкий, словно туман он обволакивал со всех сторон, окружал облаком. Белая рубашка лишь довершала сходство с призраком, а ещё эти нереально светлые, как сверкающий конфетти, волосы…

Неожиданно даже для себя, я обвила руками его по-змеиному гибкую шею и притянула его к себе, первой коснувшись губами его губ. Откровенно говоря, в глубине души я надеялась, что он отстранится. Почему-то всё в той же самой глубине я была уверена, что этот прекрасный Лунный принц предпочитает мальчиков девочкам.

Губы у него были тёплые и, на удивление, мягкими, хотя визуально пухлыми вовсе не выглядели. Стоило мне лишь прикоснуться к этим губам, как по мне прокатилась волна тепла, от макушки по пяток – горячей искрой и тело, за минуту до этого словно твёрдое и деревянное, сделалось мягким, как разогретый воск, готовый принять любую форму.

«Тело предало», – забавное выражение. Всегда было интересно, как тебя может предать то, что является не просто частью – по сути это ты и есть. Моё тело всегда служило мне верно и послушно, делая только то, что я ему милостиво позволяло.

И на этот раз я с любопытством прислушивалась к незнакомым ощущениям. И отнюдь не намерена была оказывать им сопротивление. Зачем? Держать себя в узде я хорошо умею, когда хочу это делать. Но раз я всё равно проиграла, то почему не воспользоваться своим безвыходным положением и не получить от этого удовольствие?

Этот поцелуй… его можно было бы посчитать целомудренным. Но движение его рук целомудренными отнюдь не были. Я не испытывала ни стыда, ни страха – да и откуда бы им взяться? Лишь захватывающее дух ожидание, а когда его губы прижимались к моим – захватывающее упоение, непривычное, неожиданное и странное.

Но очарование казалось тонким и скоротечным. Невероятное чувство нетерпения охватило меня – я хотела, чтобы самое важное произошло как можно быстрее, хотела перешагнуть грань и черты и испытать либо блаженство, либо разочарование.

Я не сопротивлялась, стараясь расслабиться. Полуоткрытые губы горели от наших влажных поцелуев.

Выгибая спину, я тянулась к нему, откровенно наслаждаясь ленивой грацией его движений, подразнивающими ласками. На моей ставшей особенно чувствительной к прикосновениям коже он чертил дорожки поцелуев, но словно нарочно избегая прикасаться языком к тем точкам, которые, как я подозревала, были бы особенно отзывчивы.

Мгновения стали казаться бесконечными. Время замедлялось, а тело горело. Все ощущения сконцентрировались на кончиках его пальцев, горячих губах, весе тела.

Со сводящей с ума медлительностью его рот описывал круги на груди, руки скользили вниз по телу, будто изысканный шёлк, будто тёплый, струящийся каскад воды.

Я ожидала, что после нашего знакомства он будет вести себя иначе, возьмёт грубо то, что ему причиталось и, откровенно говоря, я именно этого и хотела. Чтобы было быстро, горячо, грубо… меня и томило, и раздражало это неспешное волшебство, открывающее во мне грани ощущений, о которых я не подозревала.

Элленджайт вёл себя так, будто его единственной целью было доставить удовольствие мне. А я не верю в бескорыстное желание отдавать. Это была сеть, шёлковая и прочная, что он пытался набросить с неведомой для меня целью. Но просто так, с благими намерениями сети не набрасывают.

Ласки и нежность – это всё сказка. Обман. Манипуляция.

И всё же я позволила себе их впитывать – изысканные, непрекращающиеся, нежные прикосновения. У меня создавалось такое чувство, будто прикосновения его рук совпадают с биением моего сердца. И это была сладкая пытка, через которую мне никогда не приходилось проходить.

Я и сама с упоением прикасалась к его на удивление мускулистому телу, открывая для себя упругость плеч и шелковистую прохладу волос, стекающих между моими пальцами. Ладонями ощущая теплоту его тела, глухое, слишком быстрое для нормальных людей, слишком сильное биение сердца.

Я крепко оплела его тело ногами, прижимаясь к нему так тесно, как только могла. И он меня не разочаровал, отозвавшись именно так, как только и можно отозваться на подобное приглашение – скользнул в глубину моего тела одним плавным толчком.

Ощущение в первый момент было таким, будто в меня плеснули кипятком. Обожгло неожиданно и довольно сильно, заставив тихо вскрикнуть.

Он замер, приподнимаясь надо мной на ладонях:

– Ты девственница?..

– Сюрприз и бонус, – прошипела я в ответ, стараясь не смотреть в его слишком красивое лицо.

– Лучше было бы предупредить.

– Тогда сюрприза бы не получилось, – фыркнула я ответ.

Боль внутри немного стихла, сменяясь нарастающим напряжением.

Он снова начал двигаться, по началу осторожно, медленно и ритмично, погружая меня в тёплые волны наслаждения. На мгновение время словно замедлило ход. А потом начало убыстряться, вместе с его набирающими темп движениями, с каждым подходом становящими всё более настойчивыми, требовательными и быстрыми.

Я ощутила, как в какой-то момент внутри меня что-то сжалось и запульсировало, будто волшебный цветок распустил переливающиеся лепестки.

Вспышка невыразимого блаженства вырвала из моей груди восторженный вскрик. Будто я падала вниз с огромной высоты, сердце замирало внутри и не только сердце.

И это падение доставило мне ни с чем не сравнимое удовольствие.

***

Парить и летать это чертовски здорово, но ни одни крылья не способны долго держать нас в облаках. А когда их складываешь, перед тобой всё то же – земля. Я потому и люблю мотоцикл, за его способность создавать достоверную иллюзию полёта.

Если бы я могла, я перенеслась куда-нибудь подальше. Жаль, что я не могла переместиться в одно мгновение куда-нибудь подальше отсюда. Честно говоря, безразлично, куда, лишь бы не смотреть в глаза этому выродку с ангельским ликом и змеиной душой.

Ничего хорошего не может получиться из встречи двух выродков. Лучше бы нам держаться подальше друг от друга. Ну, ладно, что случилось то случилось, сделанного не поправить. Порадуюсь и тому, что это хотя бы был не Ливиан.

Я почувствовала, как он шевельнулся рядом и через секунду, услышав шорох, поняла, что он потянулся за сигаретами. Щёлкнула зажигалка и в комнате потянулся характерный, до тошноты знакомый запах марихуаны. Ну, конечно! Кто бы чего другого ждал?

Перевернувшись, я потянулась за разбросанной одеждой.

– Что ты делаешь? – голос его выражал вежливое любопытство.

Но само его звучание…

По коже словно мехом провели и каждый нерв готов был отозваться на это касание. И в тоже время ничего ласкового в нём не звучало, скорее наоборот – холодок.

– Ты не слышала? Я задал тебе вопрос.

– Слышала.

Подхватив с пола кожаные брюки, я поспешно натянула их на себя. У кожи есть существенный недостаток – натянуть такие брюки на задницу, даже на такую волшебную как у Элленджайтов то ещё боевое искусство. Но я справилась. Не в первой.

– Слышала?.. И это – всё? Ты ничего не хочешь добавить?

Ага. Пренебрежение, снисхождение, насмешка. Игра кота с мышью. Знаю, знаю. И эту интонацию, и даже выражение лица. В темноте не видно, но я столько раз слышала точно те же нотки от Рэя, чуть реже – от брата. Этакий провокационный тон, как будто перед котёнком фантиком на верёвочке помахивают. Давай, милый, вступи в игру, и я тебя заиграю до смерти.

Я знаю правила этой игры, я всю жизнь её наблюдаю. И терпеть не могу играть. Не собираюсь я с тобой флиртовать, милый. И красней удушливой волной, и млеть от неги. Мы дали друг другу, что могли и получили, что хотели. Точка. Финиш.

– Ты меня игнорируешь?

– Верю в твою интеллект. Кажется, необоснованно. Ты не в состоянии сам дать ответ на твой вопрос? Что я делаю? Я – одеваюсь.

– Я спросил тебя об этом?

– Ты до такой степени невменяем, что забываешь всё сразу?

– Ты собираешься уйти? Так быстро?

– Не вижу поводов задержаться.

– Правда? – насмешка в его голосе раздувалась, как мыльный пузырь. – Ты даже имени моего не спросила.

– А зачем мне твоё имя?

Снова насмешливое фырканье, смешенное с лёгким недоумением:

– Так принято. Знать имя того, кто стал первым твоим мужчиной.

– Я точно буду знать имя того, кто станет последним.

По началу, я подразумевала, что последним будет тот, кто задержится, но в следующий момент поняла – я не потерплю рядом с собой никого. Моя дорога будет пролегать в одиночестве под холодными звёздами, и я пойду по ней в любую сторону, в какую только захочу.

Мне не нужны попутчики. Не нужны предательства и измены. Не нужны унижения и боль. Я могу и хочу быть одна. И все имена мне без надобности.

– Ну, скорее всего. А там – посмотрим.

Подхватив куртку с пола, я двинулась к двери, но столкнулась с моим внезапно и негаданным обретённым любовником.

Он был обнажён и удивительно органично себя в этом состоянии чувствовал. Хотя, да, стыдиться с таким телом определённо нечего. Гладкое, белое, где мышцы не рельефно бугрятся, а словно бы переплетаются между собой, как реки, плавно впадая одна в другую. Гордый разворот плеч, гибкая длинная шея, маленькие соски на безволосой груди и каскад белых, как снег, длинных платиновых волос.

Черты его лица были почти по женственному красивы, только в их выражении не было ни тени женственности – холодноватое, чуть насмешливое в данный момент откровенно ехидное. И в нём было что-то ещё.

– Какого чёрта?.. – рыкнула я. – Слушай, уйди с дороги.

– Не уйду, – он сделал шаг вперёд, видимо, рассчитывая, что я отступлю назад, только я и не подумала этого делать.

Мы стояли вплотную друг к другу. И меня это бесило.

– Что тебе надо? – холодно спросила я. – Хочешь сказать мне своё имя? Ок, валяй. Я послушаю. А потом просто уйди.

Он не шевельнулся, молча стоял и смотрел и льдистые глаза светились в полумраке, почти как у кошки.

– Отойди!

Я попыталась оттолкнуть его плечом, он чуть довернулся, словно бы уступая мне, но в следующий момент жёстко схватил за талию и прижал к портику кровати.

– А ну пусти! – я и правда рассвирепела.

– Куда ж ты так рвёшься?

– Да без разницы! Лишь бы прочь отсюда.

– Я был настолько плох?

И снова насмешка с толикой полынной горечи.

Он знал себе цену и не сомневался в себе. И моя реакция, похоже, его озадачивала. И, мне показалась, даже задевала.

– Ты был хорош. Просто великолепен.

– А теперь ты мне льстишь?

– Ты сам знаешь, что хорош. Такие, как ты, в постельных делах хороши, этого у вас не отнять.

– Такие, как я?.. – он тихо засмеялся, тряхнув головой и его серебристые, как елочная мишура, локоны, зашевелились вокруг нечеловечески красивого лица, будто клубок потревоженных змея. – Таких как я больше нет. Так почему ты пытаешься так быстро от меня сбежать?

Я взглянула на него, пытаясь найти правильные слова, чтобы достучаться. Чтобы донести – это не игра, и ему лучше в других местах поискать для себя развлечения.

– Ты ходячая проблема.

Он выгнул бровь:

– Предпочитаешь проблемы другого характера?

– Я предпочла бы жизнь без проблем. Но это мало кого интересует. Послушай, как там тебя зовут?..

– Ральф, – любезно подсказал он.

Его имя прозвучало лезвием, завёрнутым в шёлк. Острое, царапающее, раздражающее и сладкое, пряное. Как капли крови на его сладких губах, как гладкое тело под моими острыми ногтями.

Он не сводил с меня выжидающего взгляда.

Ральф? Красивое имя. Как кружево из раскалённого металла.

И сам он словно ненастоящий. Даже менее реальный, чем мой чокнутый папочка и его любимая игрушка – мой брат.

Я поднесла палец к его губам и провела по ним. Мягко надавить, и они раскрываются, как лепестки цветка. И на подушечке словно собранный нектар осталась алая капля, переливающаяся рубиновым цветом.

Словно зачарованная, я поднесла её к своему рту и слизнула, не впервые ловя себя на мысли, что семейная патология – папочкин садизм – передалась и мне. Не потому ли я так легко убиваю – не колеблясь, не зная жалости. Правда, смерть других людей не вызывала во мне азарта. А вот мысль о крови и боли таких же, как Рэй – живучих, порочных, не знающих жалости и недостойных её, – возбуждала. Заставляло голову кружиться, грудь – жадно вздыматься, лоно – увлажняться. И это пугало меня, и злило. Я не хотела принять эту сторону своей натуры. В этот момент я и себя ненавидела и презирала не меньше, чем отца, но чувствовать по-другому не получалось.

Лучше уж не чувствовать ничего.

– Отойди от меня! – истерично рванулась я из его рук. – Пусти!

В моём голосе звучала ярость дикой кошки и обжигающе-страстная ненависть.

Я с отвращением оттолкнула его от себя, чувствуя, что, если он попытается меня удержать, у меня начнётся истерика.

Конечно, он не понял, что мои чувства относились не к нему самому, а к той, самой тёмной версии меня, от которой я пыталась скрыться. Обескураженный моей реакции, Ральф отступил. На бледных острых скулах вспыхнули яркий лихорадочные пятна, челюсть упрямо сжалась.

– Иди.

Ну вот, я получила, что хотела. Откуда же такое чувство, как будто от тёплой печки меня на мороз вытолкали?

Не оборачиваясь, я метнулась к двери. Никто меня не удерживал.

Глава 10. Альберт

– Как приятно собраться всем за одним столом. Всей семьёй, так сказать, – пропела Синтия, усаживаясь во главе нашей небольшой компании. – Почти как в старые добрые времена. Постепенно нас становятся больше. Придёт время и Элленджайты снова станут править этим городом. А если захотят, то и чем-то большим.

Сестра выглядела отлично. Белый цвет, несмотря на все её грешки, всегда был ей к лицу. Она выглядела в нём сногсшибательно – лёгкая, юная, свежая, как утренняя роза.

Вся насквозь такая же фальшивая, как её вид. Потому что на самом деле ни свежей, ни лёгкой, ни даже юной она не была. Но глядя на её цветущий, оживлённый вид просто невозможно было в это поверить.

– Хочешь стать Тёмным Властелином? – поддела её Катрин.

Ещё одна дева в белом. Ну, эта не лжёт. Это действительно играет за светлую сторону.

– Наверное, я тебя удивлю, моя сладкая, но никто не встаёт с мыслью: «Сегодня я буду особенно гадок и отвратителен». Большинство людей не считает себя злодеем, и я не исключение. Вся проблема в чём? Я люблю получать только самое лучше и мне нравится власть. А чтобы получить и то, и другое, соблюдая собственный интерес, иногда приходится наступать на чужие. Да, не стану лицемерить – ведь тут всё свои? – свои интересны я всегда ставила выше других. И планирую придерживать подобной политики в впредь. Так что, если хочешь быть Властелином – да, чаще всего приходится быть тёмным.

Катрин смотрела на Синтию сощурившись, с лёгкой неприязненной усмешкой на устах. Весь вид её отчётливо, не таясь выражал, как сидящая напротив неё собеседница ей неприятна, как она её презирает и что она отнюдь не намерена скрывать это.

Синтия, в свой черёд, насмехалась. Она прекрасно понимала, что её сладкий тон и милое личико не обманывают, а лишь сильнее бесят соперницу. Ей нравилось изводить Катрин. И её бесило то, что со временем придётся признать – соперница со светлой стороны отнюдь не так слаба, как хотелось бы.

– Альберт, дорогой, передай мне, пожалуйста, сахарницу? – проворковала Синтия.

Я передал. Синтия улыбнулась мне так сладко, что я удивился, как у неё скулы не сводит от такой широкой улыбки?

– Спасибо, братец.

Вот змеюка.

Катрин проигнорировала выпады моей злобной фурии и с интересом поглядела на Ральфа. Тот изображал собой молчаливую статую, переводя равнодушный взгляд с одного лица на другое.

– Ты воскресила его по той же технологии, что и Альберта? – деловитым тоном поинтересовалась моя будущая жёнушка у моей любовницы-сестры.

Я даже поперхнулся при её технократичной «технологии».

– Что?.. – Синтия на миг показалась обескураженной, но тотчас взяла себя в руки, ловя брошенный ей мяч, подхватывая нить разговора. – Нет. В случае с Ральфом я решила поставить на магию, а не на науку.

– Что за бред? Я не верю в магию.

– Мне плевать, во что ты веришь. Некоторые вещи не исчезают сами по себе лишь потому, что тебе хочется объявить их не существующими.

В голосе Синтии отчетливо прозвучал вызов. Её слова явно имели двойной подтекст, и я почувствовал гнев – вот какого чёрта она это делает?!

– Как видишь, это работает. Так или иначе, я всегда получаю то, что хочу.

– Поздравляю, – кивнула Катрин и снова перевела взгляд на Ральфа. – Какого это?

Поняв, что обращаются к нему, Ральф шевельнулся, будто заведённая игрушка, пришедшая в движение после того, как её толкнули, придавая ей импульс ускорения.

– Что именно? – его голос был безупречно вежливым.

Как и всё в нём. Безупречно. Красиво. Идеальное воплощение андрогенной красоты. Он был настолько нереально красив и безжизненен, что я даже усомнился – мы действительно переспали с ним или мне это только привиделось и эти воспоминания ложны? Ночью он был таким горячим и отзывчивым, а сейчас – как равнодушная кукла.

Поняв, о чём я думаю, я почувствовал смущение – Катрин была рядом, и я скорее бы взошёл живьём на костер, чем допустил бы, чтобы она узнала. А ведь легко могла.

Чёрт! Что я каждый раз делаю? И зачем всё время так усложняю свою жизнь.

– Ну, умирать. А потом воскресать. Потерять всех, кого любил в прошлой жизни. Если вы, конечно, в прошлой жизни хоть кого-нибудь любили? Какого это – найти мир изменившимся, другим, незнакомым?

Ральф сидел, небрежно развалившись на стуле, непринуждённо облокотившись на локоть. До сих пор у него был отсутствующий вид, но сейчас в серых прозрачных глазах промелькнул интерес.

– Это неприятно, – прищурившись, медленно уронил он.

– Неприятно?.. Довольно интересная формулировка. Хотя, если подумать, наверное, очень точная. Умирать, должно быть, действительно – неприятно.

– С какой целью интересуетесь? Хотите попробовать?

Это прозвучало как пощечина. Не могу объяснить, почему, но именно так. Жёстко, хлёстко и с совершеннейшим равнодушием. Он всем своим видом, равнодушным, небрежным подчеркивал, что считает Катрин пустым местом.

– С какой стати ей этого хотеть? – боюсь, резче и эмоциональнее, чем сам того хотел, бросил я.

Меня бесило то, как он смотрел на мою невесту. Он нарочно вёл себя так, чтобы выбить почву у неё из-под ног, почувствовать себя маленькой и незначительной.

– Полагаешь, у неё нет к тому оснований? – холодные глаза насмешливо смотрели на меня, подначивая продолжить ссору. Или разговор – как получится.

– А ты, судя по всему, полагаешь, что есть?

– Не знаю. Мне трудно судить. Никогда не был на её месте.

Он откровенно надо мной издевался. Насмехался над нами. И презирал нас всех.

– Я врач, – заговорила Катрин своим ровным, лишённым эмоций голосом. – Мне интересна физическая сторона вопроса. Хотя, вру – метафизическая сторона тоже. Не могу себе представить, что это реально – истлеть, простите, в труху, а потом вновь обрасти плотью. Я была в склепе. Там одни кости. И я просто не могу поверить…

– Не верь, – пожал он плечами. – Я не настаиваю.

– Извините. Я не хотела досаждать.

– Ты и не досаждаешь. Катрин – если не ошибаюсь? Так ведь тебя зовут? На самом деле гораздо приятнее ответить на твои вопросы, чем наблюдать за тем, как Синтия пытается всем сделать гадость.

– Не смей так со мной говорить! – от злости у сестрицы глаза загорелись, как у кошки.

– Не сметь?.. – он поглядел на неё без тени улыбки и всё же она витала вокруг его совершенного, холодного, тонкого, кажущегося бесстрастным, лица.

Как он это делал – лицо спокойное, но насмешливое презрение читалось в нём без труда.

– Я могу вообще с тобой не разговаривать. Мне не сложно.

– Имей хоть немного почтения. Если забыл – ты обязан мне жизнью.

– Правда? Ну, во-первых, я тебя об этом не просил. Во-вторых, скажи спасибо, если за твои услуги мне не придёт в голове тебе отомстить, потому что я вовсе не испытываю благодарности. И, в-третьих, полагаю, мы квиты? Я обязан жизнь тебе, ты – мне. На этой светлой ноте, пожалуй, я покину ваше общество. Мне что-то не хочется есть.

– С чего бы? Мы испортили тебе аппетит? – зло фыркнула Синтия.

– О, не приписывай себе лишних заслуг. У меня его изначально не было.

– Наверное, сыт кровью вчерашних жертв, папочка?

Похоже, он не на шутку её разозлил?

– Возможно.

– Я, пожалуй, тоже наелась, – Катрин поднялась из-за стола за ним следом.

Мне это совсем не понравилось. Как не понравился и взгляд, которым обменялись Катрин и Ральф.

Я что – ревную?

– Только попробуй подняться и пойти за ней, – с неприятной улыбкой прошипела сквозь зубы Синтия, сверкая глазами.

Ей всегда был к лицу гнев, но сегодня я был не в настроении замечать её очарование в любом виде.

Потянувшись к стакану, я неторопливо, небольшими глотками, осушил его до дна и также, не торопясь, поставил его обратно.

– Мне кажется, ты что-то путаешь?

– Тебе кажется.

– Наглость – не всегда счастье, дорогая сестрица. Тебе не стоит забывать, что официальная невеста и будущая жена здесь не ты.

– Юридически и фактически – это разные вещи.

– Не в данном, конкретном, случае, – покачал я головой.

– Что ты хочешь этим сказать? – глаза её превратились в две полыхающие злостью щёлочки.

Я ответил со всей мягкостью, на какую только оказался способен:

– Ты знаешь, Синтия, что я хочу этим сказать. У тебя нет никаких прав вставать между мной и моей женой.

– Она тебе не жена!

– Не жена мне ты.

Она дышала тяжело и эффектно, грудь ходила тугими волнами:

– Ты в своём уме? Как ты смеешь так со мной разговорить?!

– Я не устою тебе удивляться: неужели ты хоть на мгновение допускала мысль о том, что я могу тебя бояться?

– А следовало бы, братец! Ой, как следовало бы! Я могу превратить твою жизнь в ад.

– Хватит, Синтия, – отмахнулся я устало. – Не начинай это снова. Вряд ли ты сможешь превратить её в больший ад, чем уже делала это не раз.

– Ты меня обвиняешься?! – задохнулась она.

– Я не обвиняю. Я это принимал. Ты использовала мою любовь к тебе так, как тебе это было выгодно. Ты убила моего лучшего друга…

– Друга?.. – презрительно засмеялась она. – Друга, правда? Я тебе сестра, Ральф был братом, и все втроем мы были лучшими друзьями?

– Кем бы мы ни были – это в прошлом. Отпусти его.

– Прошлое?.. – взглянула она на меня злыми, смеющимися и одновременно с тем полными слёз глазами. – Или Ральфа?

– Нас всех.

– А если я не хочу?

– Мы не твои игрушки. Мы не существуем для твоего развлечения.

– Правда? – смех её был колючим и злым. – Ты ещё на коленях поползай, милый братец, умоляя меня отпустить тебя к твоей драгоценной Катрин! Только как мне это сделать? Я же не в клетке тебя держу? Иди к ней! Давай, живее. Только мы ведь оба знаем, по какой бы дороге ты не убегал, пока я живы ты рано или поздно придёшь ко мне.

– Приду. Потому что люблю. Можешь презирать меня за это.

– Ты свою похоть называешь любовью? – презрительно протянула она.

Она всегда умела меня достать и вывести из себя. И все мои попытки решить дело мирным путём всегда всё равно разбивались об очередную её каверзу. Что поделать? Мне досталась очень вредная старшая сестра.

А ещё, если я сейчас не поднимусь следом за Катрин, можно навсегда забыть о свадьбе, со сроками которой мы так и не определились. И это тоже по-своему символично.

Демонстративно отодвинув стул, я поднялся, бросил салфетку на стол и направился к лестнице.

– Альберт! – яростное шипение так и щекотало мне спину. – Если ты сейчас уйдёшь…

– Я горько пожалею – знаю. Если останусь – пожалею вдвойне, так что – прости.

– У меня с этим трудно, братец.

– Как пожелаешь. Похоже, в списке твоих врагов станет на один пункт больше? Только не надейся, что я стану скрашивать твои бессмертные будни глупой враждой.

– Ненавижу тебя!

Я устало вздохнул:

– Ты всех ненавидишь.

***

Когда я вошёл в комнату, Катрин стояла ко мне спиной и глядела в окно. На фоне большого и светлого пятна, занимающего почти всю стену, её тонюсенькая фигурка смотрелась очень прямой и от этого ещё более хрупкой и ломкой.

Она ждала меня – я это знал. Ждала и гадала, как долго я задержусь внизу. И не была уверена, что я вообще поднимусь за ней следом.

Я вошёл тихо. И так же тихо подойдя, обнял её со спины. Почувствовав, как она вся напрягается под моими руками, собирается в комок, и сердце её бьётся часто-часто. Как у птички, попавшей в кулак к птицелову.

Однажды, когда я был маленьким, ко мне в комнату залетел стриж и попал в лапы к моей белоснежной набалованной кошке. На моё счастье, мне удалось вырвать его из лап когтистой красавицы до того, как она изломала его крылья. Я до сих по помню, какими нежными и мягкими были перья маленькой тёмной птички и как быстро под моими пальцами колотилось маленькое сердечко. Я тогда подивился, как оно вообще может так хорошо слышаться.

Потом я выпустил птичку, и она упорхнула, превращаясь в чёрную точку вдалеке голубого неба.

Катрин сейчас мне казалось такой же хрупкой и раненной. Только ей, в отличие от птички, повезло меньше. Я никуда её не пущу.

– Я пришёл, – шепнул я ей на ухо, чувствуя, как под моими руками воздвигаемая её граница холода и льда готова разломиться, как под ними горячей возмущённой струёй течёт кровь. – Я здесь, с тобой.

Она вырвалась из моих рук, попятившись от меня.

Ну, вот…

На глазах Катрин блестели слёзы. И на глазах Синтии они тоже сверкали. Как тяжело быть между двумя женщинами, каждую из которых любишь по-своему, каждая их которых любит тебя. Как бы ты не поступил, обеим будет больно.

«Но ещё больнее от того, что ты не поступаешь никак. Тянешь и тянешь», – тихо сказал внутренний голос.

И был прав.

– Катрин… – мой голос звучал хрипло от волнения.

Я готов был сделать всё, что угодно, лишь бы осушить эти слёзы, чтобы унять её гнев, боль и волнение.

– Хочешь, мы уедем отсюда? Уедем прямо сейчас?

– И что дальше? Потом ты снова вернёшься сюда, уже без меня… – она мотнула головой, глядя на меня гневно, обвиняюще. – И снова всё повторится? Синтия? Ральф? Рэй? Энджел или Ливиан? С кем ещё из своих родственников ты не успел переспать? Я каждый раз пытаюсь тебя понять, Альберт. Понять, оправдать, простить и снова круг, замыкаясь, повторяется. И я чувствую себя дурочкой. Глупой, никчёмной, жалкой… вы смеётесь надо мной? Нет, не с мальчиками, с твоей сестрой, что так меня ненавидит. За что, кстати?

– За то, что ты вовсе не глупая, не жалкая и не никчёмная. За то, что я…

Слова в очередной раз словно застряли у меня в горле.

«За то, что я люблю тебя», – я именно это хотел сказать, но почему-то в очередной раз осёкся, затормозил на полпути.

– Скажи, чем я заслужила это?

– О чём ты?..

– Не надо! Не делай вид, что не понимаешь. Честность одна из немногих твоих достоинств, Альберт, так хотя бы оставайся таким – будь честным со мной. Скажи, что со мной не так?! Что я не так делаю?! Меня так сложно любить?..

Сердце моё болезненно сжалось, когда я увидел серебристые дорожки от слёз на её щеках.

– Что за глупость? Конечно, нет.

– Но если нет, почему меня никто не любит! Не смотри на меня так! Я не хочу, чтобы ты жалел меня! – со страстностью и горячностью, на которые я не считал её способной, проговорила она. – Я просто хочу понять: почему? Почему, что бы я не делала, я всегда оказываюсь на вторых ролях? Моя мать меня не смогла полюбить. Как и мой отец. Моя тётка с трудом меня терпела, а её дочь, моя единственная сестра, между прочим, откровенно презирала. Всё моё детство я никому никогда не была нужна! Я для всех была лишней, и жила в доме родственником приживалкой, которую терпели, но не любили. И когда делалось особенно тошно и невыносимо, я находила утешения в фантазиях, что когда-нибудь, когда я выросту, у меня будет мой дом. И мой человек. Я никогда не мечтала о богатстве, о принцах или драконах, о миллионерах или героях – я всего лишь хотела встретить того, кто будет меня любить! И вот я выросла. И теперь все мои мечты – просто пепел. Мираж, иллюзия. У меня по-прежнему чужой дом, полный случайных людей, которые смотрят на меня как на глупого ребёнка, что докучает им своим присутствием и которого никто не хочет обидеть, но… – она вдруг замолкла и почти упала на кровать, прижимаясь щекой к столбику, поддерживая пышный старомодный балдахин. – Я знаю, что ты не хочешь мне зла, Альберт. Но мне так больно как ты, никто не делал.

Её слова жгли больнее раскалённого провода. Она была права – я не хотел причинять ей боль. Ей – меньше чем кому-либо другому.

О чём я думал? О том, что она не чувствует всё так, как сейчас рассказывала. Я видел холодного ангела, слишком мудрого, слишком чистого, слишком сильного, чтобы мои грязные поступки могли всерьёз сломать ему крылья.

Но Катрин не была ангелом. Она была потерявшейся, ранимой маленькой девочкой, которая, как улитка, спряталась в своё панцирь и боялась пошевелиться. Чтобы не стало ещё больнее.