Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 159 (всего у книги 349 страниц)

– А как же Лейриан? Ты ведь отправляешь его в Эдонию. Или он меньше твоё будущее, чем Риан?

– Ради интересов обоих моих сыновей мне приходится мириться с этой разлукой. И уже если ты заговорил об этом, скажи, когда ты планируешь уехать? Затягивать не стоит. Сейчас в Фиаре не очень стабильный период. То, что легко можно сделать сегодня может уже завтра стать невозможным.

Эллоиссент замолчал, играя кольцами на длинных пальцах.

Лицо его казалось сделанным из бронзы – замкнутое, непроницаемое.

Спустя несколько секунд прозвучал ответ:

– Через три дня.

Расслабившись, я откинулась на подушки скамьи.

– Это правильный выбор. Не стоит затягивать. Но не следует и торопиться.

– Как прикажите, ваше величество, – церемонно склонил голову Эл.

Несколько раз ударив о стенку кареты, дал кучеру знал остановиться.

Мне было немного горько расставаться вот так. Но что поделать? Ничто не длится вечно.

– Ваше величество, прикажите ехать дальше?

– Пожалуй, я немного пройдусь. Погода сегодня отменная.

Карета подъехала ко дворцу не с главного входа, а со стороны садов, окольцовывающих замок с южной стороны.

Стража распахнула маленькую полукруглую дверцу, таящуюся в толще посеревших от времени, поросших зелёных мхом, стен, и мы попали в такое место, каким многим людям представляется рай.

Царство природы, достаточно свободной, чтобы не выглядеть дикой и достаточно ухоженной, чтобы не превращаться в нечто до тошноты ручное.

В некоторых местах каштаны разрослись так густо, что почти не пропускали света. Стоило ступить под их переплетённые ветви, начинало казаться что ты находишься в колышущейся пещере, летом – зелёной, а сейчас ярко-жёлтой.

Под ногами тихонько хрустел гравий. Кое-где он был влажным то ли от росы, то ли от пролившегося с облака дождя.

В некоторых местах пробившись через него каким-то чудом цвели асфадели.

Посреди этого дивного царства растений затаилась отбившаяся от анфилады других беседка-ротонда.

Заметив мужскую фигуру, стоявшую у входа я, замедлив шаг, сделала знак сопровождающей меня страже затаиться и отойти на шаг.

Красота мужчины только подчёркивалась великолепным костюмом из белого бархата, отделанного серебром. Изысканный брюнет со жгучими чёрными глазами не оставил при дворе равнодушной ни одну женщину. Было в этом дерзком храбреце нечто безумно привлекательное и одновременно отталкивающее, что напоминало мне Миарона.

Маршал Файер, Ткач и его зловещая паутина!

Кажется, он решил устроить свидание в заброшенной ротонде.

Самое печальное, что дамой его сердца оказалась моя драгоценная Анэйро!

Выглядела дочка очаровательно. Хотя мне бы больше понравился эпитет «по-королевски прекрасно».

При виде парочки я почувствовала нечто похожее на то, что и путник, шагающий по ровной дороге, залитой солнышком, выглядевшей открытой и безопасной, вдруг наступивший на хвост ядовитой змее.

Искушенный в жизни, хитрый, как бес, ловкий, как кошка и расчётливый, точно торговец, маршал был совсем не тот человек, которого я, как мать, хотела бы видеть рядом с дочерью.

А когда я увидела, как рука наглеца обвилась вокруг её талии – талии принцессы крови, на которую простым смертным даже глаз подымать не дозволяется! – я едва не потеряла сознание от возмущения и ярости.

Увидев меня, дочь резко побледнела:

– Матушка?

Маршал остался невозмутимо нагл.

– Ваше величество? – склонился он в поклоне.

Я подняла руку, жестом прерывая возможный поток слов.

– Что вы тут делаете, Анэйро? – набросилась я на дочь.

– Я прогуливалась, матушка. Дышала свежим воздухом.

– Одна? Без охраны?

– Охрана Их Высочества ожидает за живой изгородью, – посмел вмешаться наш бравый маршал.

– Охрана для того и существует, чтобы охранять, а не прятаться за живой изгородью!

– Принцессе ничего не угрожает. Я лично готов защищать её.

– Молчите, – приказала я, пытаясь совладать с душившей меня яростью. – Анэйро? Ступайте в замок и ожидайте меня в приёмной.

– Матушка…

– Идите. Стража! Проводите принцессу в мои покои.

– Ваша милость, а как же вы? – поднял голову один из гвардейцев.

– Я осмелюсь доверить жизнь нашему славному маршалу, – с сарказмом протянула я.

– Матушка, я…

Нарвавшись на мой взгляд, Анэйро сникла и, опустив плечи, двинулась вперёд по дорожке, направляясь к замку.

– Как это понимать? – оставшись наедине с Файером я больше не сдерживала гнев.

– Ваше величество, мы просто разговаривали, – невозмутимо начал наглец, не сводя с меня спокойного взгляда.

– Как вы осмеливались без свидетелей разговаривать с принцессой крови?

– В моих мыслях не было ничего предосудительного.

– Это не вам решать, маэстро! Ничего предосудительного не было бы в том, если бы стояли и смотрели на мою дочь в тронном зале! А вы осмелились кружить девочке голову. Назначать ей свидания в укромных местах. Играть девичьей честью!

– Право, вы горячитесь, королева…

Размахнувшись, я со всей силы залепила ему пощёчину.

Моя давнишняя неприязнь с наслаждением находила выход.

Кроме того, я слишком долго не принимала положенной мне человеческой жертвы.

А кандидатура нашего славного маршала с каждой минутой казалось мне все более и более подходящей.

– Ты посмел поднять глаза на мою дочь!

Тёмные глаза маршала полыхнули злостью:

– Поверьте, в вашем королевстве гораздо больше храбрых людей, чем вам бы того хотелось!

Он видел во мне просто истеричную особу.

С одной стороны, не слишком сильно ошибался.

С другой – ошибался фатальным образом. Большинство женщин могут только кричать, плакать и обвинять. А я убиваю. Причём без особых угрызений совести.

Маршал Файер давно нарывался.

Бабский угодник и баловень судьбы, которая, как ни крути, тоже женщина, не привык бояться тех, кто носит юбку. Считал, что мастерски с ними управляется.

– Сейчас станет на одного меньше! – со зловещим шипением пообещала я. – Непочтительное отношение к особам королевских кровей караются смертной казнью, как тебе, должно быть, хорошо известно?

– Я не проявлял непочтения к вашей дочери, государыня.

– Тогда ты проявил его ко мне. И вообще… ты мне просто не нравишься, маэстро маршал.

Я не знаю, что видят на моём лице люди перед смертью. Наверное, что-то страшное.

Вон, даже маршал резко побледнел, а трусом его никто никогда не называл.

Я ощутила вкус… нет, не страха. Это было что-то другое. Но не менее возбуждающее.

Можно назвать это предчувствием смерти?

Мои руки потянулись к шее Файера, но прежде чем огонь, пылающей в глубине моей души получил возможность вырваться на свободу, тёмная тень упала между нами.

– Ваше величество? – услышала я тягучий насмешливый голос Миарона. – Я понимаю, что молодой человек необычайно привлекателен, но могу порекомендовать вам держать себя в руках?

Я едва не зарычала от досады и ярости, как рычит зверь, у которого отнимают кусок мяса.

Упругим шагом, с кошачьей скоростью и грациозность, оборотень скользнул вперёд:

– Разлюбезный маршал, прошу вас оставить нас с Их Величеством.

– Кто вы такой, чтобы вставать между мной и нашей королевой? – ошарашили меня ответом.

Миарон окинул герцога Файера весёлым взглядом:

– Вы весьма странно ставите вопрос. Допустим, лично я был бы только рад видеть вас мёртвым. Но мало надежды, что мои чаяния разделяют другие. А теперь, – голос Миарона зазвучал резче, – убирайтесь. И если вас что-то не устраивает, будут рад встрече в любом назначенном вами месте. В любое удобное для вас время.

Маршал воинственно держался за шпагу.

– Вам что-то непонятно, любезный? Я пока ещё очень вежливо попросил вас удалиться.

– Ступайте, маршал, – поддержала я приказом требования Миарона.

– Ты действительно собиралась его убить? – скрестив руки, полюбопытствовал оборотень небрежным тоном, как только Файер удалился.

– Ты что? Следил за мной? – ответила я вопросом на вопрос.

– По счастью, да. Очень простенькое и эффективное заклятие сегодня спасло нашему бравому маршалу жизнь, а тебя уберегло от кучи неприятностей. Причиной моей неустанной бдительности была банальная ревность, но результат превзошёл всё ожидания. Ты с ума сошла, дорогая?

– Что ты себе позволяешь?

– Действительно интересует? Отвечу. Всё, что захочу. Например, делаю то, в чём ты сейчас крайне нуждаешься: позволяю себе немного проветрить твои затуманенные властью мозги. И не нужно делать такого лица, малышка. Чем бы там сегодня не закусывала, следует поменять рацион. Скажи, как ты собиралась объяснить окружающим пропажу бравого маршала?

– Я вообще не думала ничего никому объяснять.

– Вот! В этом твоя главная ошибка, огненная ведьмочка. Я люблю тебе за ту стихийную силу, что так созвучна моей собственной. Но у стихий есть один существенный недостаток – они не имеют привычки думать.

А думать следует. И вот о чём: тебя видела с Файером стража. И, что важнее, дочь.

Девочка явно неравнодушна к сему господину. Это заметно невооружённым взглядом. Она нескоро простила бы тебе его исчезновение. Тем более, как у некромантки такого уровня, как наша светлая принцесса, всегда есть возможность втайне вызвать унылый призрак и сколько угодно пытать его на повод прискорбной кончины. А у тебя, в отличие от неё, уже не будет никакой возможности заставить его молчать.

То, что он был прав нисколько не умеряло злости. Только подпитывало её.

– Ты прав. Не стоит его убивать – так. Убьёшь его на поединке.

– О! Я умилён вашей верой в мои способности. Я, несомненно, могу убить маршала. Но не стану этого делать.

– Не станешь?

Миарон поморщился:

– Если не перестанешь кричать и вести себя, как домохозяйка, у которой убежала каша, ты точно мне наскучишь. Если тебя интересует процесс убийства, пошли ночью на охоту, прикончим кого-нибудь со смаком. Буду только рад развлечься. Но я не стану убивать маршала. Потому что это глупо. И, рискну добавить, бессмысленно.

– Он смеет ухаживать за моей дочерью, нагло используя её неопытность и наивность.

– Кто-нибудь рано или поздно всё равно сделает это. Именно так приобретается житейская мудрость – твою невинность кто-то со смаком использует.

– Я не позволю ему разбить ей сердце!

– Буду сильно удивлён, если маэстро Файер стремится именно к этому.

– Он стремится к короне Фиара!

– Успокойся. И постарайся посмотреть на ситуацию здраво. Твоя дочь красива, богата и знатна. Естественно, это нравится мужчинам. И вполне нормально, что некоторые мужчины будут нравиться ей.

– Только не Файер.

Миарон снова мазнул по мне вопросительно-равнодушным взглядом:

– А что не так?

– Ты ещё спрашиваешь? Он поддерживал партию Фабриана от начала до конца. Половина его родственников из старой знати, фанатиков Круга Вечной Жизни. Вот только не хватает дать ему возможность приблизиться к трону.

– Ах, вот оно что? Ты пытаешься мыслить стратегически? Зачётно. А то я уж, было, грешным делом подумал, что ты сама к нему неравнодушна?

Я даже возмущаться таким подозрением не стала. Слишком оно было абсурдным.

– Ты, как всегда, действуешь в лоб, моя милая. Так в политике нельзя.

– Ты будешь учить меня политике? – фыркнула я.

– Буду. Ибо надо. Король молод, он станет прислушиваться к тебе. А ты, с твоей дипломатией ножа и топора, поставишь Фиар на грань ещё большей катастрофы, чем он стоит сейчас. Учитывая масштабы государства этого допустить никак нельзя. Я уже не говорю о том, что ты можешь погибнуть, что мне совершенно не подходит, потому что я имею дурь питать к тебе сердечную слабость. А из этого вытекает?

– Что из это вытекает?

– Что мне придётся сдерживать и направлять тебя, моя красавица.

– Уверен, что у тебя получится?

– Попробуем с самого простого. У нас на носу война, так?

– Сам знаешь, что так. И чем раньше мы уберём проклятого герцога…

– Тем сильнее приблизимся к проигрышу. Армия и знать верят Файеру. Твой муж не за красивые глаза его уважал, а за дело. Файер отличный воин, хороший стратег. Словом, он на своём месте.

– Но он наш враг.

– Но есть твоя дочь, которая может поменять расклад в игре.

– Я не стану торговать моей дочерью.

– Рано или поздно придётся. Такова судьба принцесс. Но, разыгрывая эту партию, ты сразу убьёшь двух зайцев. Даже трёх. Дочь твоя будет тебе благодарна за возможность сойтись с человеком, в которого она влюблена. Файер перейдёт на твою сторону, потому что получит не только принцессу, но и возможность приблизиться на одну ступень к трону. Старая знать проглотит горькую пилюлю в той же надежде. Ты угодишь всем, повесив перед этим осликом выбранную им морковку.

Я насупилась, вынужденная признать его правоту.

– Пообещай Файеру руку принцессу за победу в будущей войне. Этим ты ничего не потеряешь.

– А если он всё-таки выиграет её?

– Тогда либо ты выполнишь данное ему слово. Либо ещё раз, но только нежно, попросишь меня убить его для тебя. Ты же знаешь, милая, я ни в чём не могу тебе отказать? – насмешливо блестя глазами, поправил оборотень выбившуюся из-под сетки для волос огненную прядь моих волос. – Никогда никого не казни своими руками. Для грязной работы у тебя теперь есть палачи.

Он коснулся моих пальцев горячими, вызывающе-алыми губами.

Глаза смотрели с привычной насмешкой и уверенностью.

– Я подумаю над тем, что ты мне сказал.

– Обстоятельность и исполнительность с детства были сильной стороной твоей натуры, – съязвил он.

Глава 20. На тёмных улицах

У меня вылетело из головы, что я велела Анэйро дожидаться в приёмной моего появления, так что почти удивилась, когда она взволнованно поднялась мне навстречу.

– Матушка?

Глаза её вопросительно, чуть ли не с мольбою заглядывали мне в лицо.

Они были сухими, но лихорадочный блеск выдавал, каких усилий стоило дочке сдерживать слёзы.

Мысленно я поблагодарила Миарона за вмешательство.

Успей я прикончить нашего маршала, отвечать уверенно и спокойно мне сейчас было бы очень трудно.

– Оставьте нас, – велела я девушкам. – Анэйро, ты хоть понимаешь, что натворила?

– Матушка, клянусь, мы не делали ничего плохого! – сжала она руки.

– Я охотно верю, как твоим словами, так и клятвам маэстро маршала. Но для того, чтобы твоё имя очернили и ненужно делать ничего предосудительного. Людям достаточно простого повода чтобы начать чесать языками. А уж там, где их беспощадные языки проходятся со вкусом, в полную мощь, от репутации самой честной женщины остаются одни лохмотья.

Мы не можем себе позволить сплетникам трепать имя Дик*Кар*Сталов, дорогая. Особенно сейчас, когда всё так шатко и не стойко, а любая тень на имени династии может обернуться непредвиденными последствиями.

Я обняла Анэйро. Голос мой был мягок, хотя говорить приходилось не самые приятные вещи:

– Моя дорогая, мой любимая девочка, ты не имеешь право бегать на свидания к пригожим маршалам. И хотя мне понятны и твои мотивы, и твои стремления, если это повторится, придётся тебя наказать. От души надеюсь, что этот разговор не повторится. И ещё, любимая моя девочка – ты ведь знаешь, какая репутация у человека, которого ты так неосторожно решила выбрать в качестве предмета сердечной привязанности?

– Вы сами только что сказали, что репутация во многом страдает от грязных сплетен!

– Увы, здесь не только грязные сплетни. В данном случае слухи могут преувеличивать, но факты вещь упрямая. И я опасаюсь, что маршалом движут не чувства, а голый расчёт. Конечно, принцессам вообще редко судьба улыбается настолько, что они идут замуж по любви. Да откровенно говоря, участь женщин такова, что большинство из нас на такую удачу, как любовь, никогда и не рассчитывают. Если, конечно, Двуликие наградили их разумом.

– Матушка, любовь не такая уж редкость. В романах и балладах…

– Ложь. Ложь в твоих балладах и романах. Сказки они и есть – сказки. Причём написаны твои баллады мужчинами.

Но и там правда просвечивает, нужно лишь шире раскрыть глаза.

Все баллады, моя дорогая, воспевают любовь до брака. На свадьбе сказка заканчивается. Потому что брак – это работа. Причём каторжная.

Нет, брак даже хуже каторги. Каторга имеет срок, а замужество – бессрочное рабство из которого выход только на погост.

В браке, доченька, в прямом смысле слова, женщине приходится наступать себе на глотку, чтобы угодить мужчине.

С первого шага мы отказывается от себя, фамилии, друзей, вкусов и пристрастий чтобы заменить их фамилией, друзьями, вкусами и пристрастиями какого-нибудь хорька, осчастливившего нас своим выбором.

Мы растворяемся в мужчине, живём для их блага. Но всё, что мы делаем, в итоге никогда не оценивается. Не жди благодарности, ибо из всех животных, дышащих под солнцем и луной, нет твари более неблагодарной, чем мужчина.

Всю свою жизнь эти свиньи едят из твоих рук и хорошо ещё, если что-то принесут в корыто из которого хлебают.

Это не мешает им плакаться о потерянной мифической свободе, изменять с другими женщинами.

И, хотя последнее нам с тобой не грозит, но через это проходит большинство человеческих женщин – в период увядания своих подруг их мужья бросают их, как сношенные тапки, покупая себе молоденьких, невзирая на то, продаются ли они сами или их заставляет продаваться кто-то другой.

Никогда не верь в мужскую любовь, Анэйро ибо это зыбучие пески.

Никогда не рассчитывай на мужчину. Не важно, отца ли, брата и уж тем паче, мужа или любовника. Подобная ошибка обернётся крушением.

Ты можешь верить только самой себе.

– Но матушка, мне странно слышать подобные речи от вас? От вас, проживших с отцом долгую счастливую жизнь. Столь оберегаемой и уважаемой им.

Видимо, выражение моего лица заставило Анэйро смолкнуть.

– Твой отец купил меня, как кобылу и приковал к себе цепью. Потом да, он был добр. Потому что я не доставляла ему хлопот.

– Матушка? Как вы можете так говорить о моём отце?!

– То, что он твой отец не отменяет факта, что долгие годы он был мне тюремщиком.

Дочка смолкла и смотрела на меня почти с ужасом.

– Удивлена? Ты воображала нашу семейную жизнь идиллией? Но она такой не была. Лишь на фасаде висел парадный портрет идеальной семьи. То не идиллия, моя дорогая, то иллюзия.

Анэйро нахмурилась:

– Зачем вы теперь мне всё это говорите?

– Потому что я ненавижу ложь. Особенно противно лгать тем, кого любишь.

– Мне страшно вас слушать… вы с такой ненавистью говорите об отце. Разве вы не любили его? Хоть капельку?

Я вздохнула.

Разговор как-то незаметно повернул совсем не в ту сторону, в какую планировалось.

– Когда меня вынудили выйти замуж за твоего отца, я любила другого человека. Очень сильно любила. И эту любовь твой отец умудрился использовать как удавку, заставляя меня делать то, что хотел он.

Дело не в том, пойми, что плох был твой отец. Большинство мужчин не проявили бы со мной той мудрости и терпения, что смог проявить он. Но такова система взаимоотношений мужчины и женщины. Либо ты используешь их, либо они – тебя. Так что уж лучше – ты.

А теперь, если ты не против, вернёмся к твоему славному маршалу, бабнику, пьянице и бретёру. В твоём возрасте логично не пройти мимо такой прелести. Да что там греза таить? Такая прелесть женщинам нравится в любом возрасте. Но любовь, моя дорогая, это одно. Брак – совершенно другое. С таким, как маэстро Файер, неплохо проводить время. Оно пройдёт занятно, хотя, может быть, и не всегда легко.

С такими мужчинами интересно мериться характерами, закатывать им истерики, пытаться их перевоспитать. Особенно интересен последний пункт.

В юности многие красавицы верят, что ради них мужчина исправится. И вот тут их ждёт роковая ошибка. С какой такой стати мужчине исправляться? И не подумает. Он такой, какой есть.

Это мы, женщины, ломаем себя ради них. Мужчина так стараться не станет. Ты либо берёшь его таким, каков есть. Либо уходишь.

Твой маршал не перестанет таскаться за юбками и ездить на войну. Ни ради тебя, ни ради кого-то ещё. Согласна делить его с первой смазливой маркитанкой? Вперёд. Бери! Нет? Ну, тогда давай попытаемся подыскать тебе более покладистого супруга с более мягким нравом.

С мужем, моя любимая, милая доченька, должно быть удобно, надёжно и спокойно. Муж – это домашние тапочки, которые одеваешь после всех красивых, но неудобных туфель.

– Матушка, от ваших речей на душе тоскливо.

– Будет ещё тоскливее, когда до тебя дойдут истинные мотивы твоего рыцаря.

– Почему вы уверены, что они непременно дурны?

– Потому что, будь они иными, он попросил бы твоей руки официально, а не назначал свидания по розариям. Маршал не отрок со взглядом влюблённым. Своим действиям он вполне отчёт отдаёт.

И мне мерещится, намерения не отличаются у него кристальной чистотой.

Поэтому, доченька, ещё раз замечу что-нибудь подобное, буду вынуждена поговорить с королём.

Мы расстались – я злая, дочка в слезах.

Там, где начинаются сердечные дела, там и неприятности. До чего же не люблю я всю эту любовь!

Возросшая нервная возбудимость и повышенная агрессивность в моём случае лечились лишь одним способом – кровью жертвы.

Пора было выходить на охоту. Как не откладывай эту неприятную необходимость, рано или поздно она всё равно встанет стеной – не обойдёшь.

Покинув двор рано, в час, когда закат только начал пачкать небо в алый цвет, я отправилась к себе, велев меня не беспокоить ни под каким предлогом.

Я выбралась из тайного хода в город тогда, когда горизонт ещё не успел до конца почернеть. Заходящее солнце окрашивало город в цвета крови и пламени. И я направлялась по следам заходящего солнца, двигаясь на запад, позволяя зверю, послушно сидящему на поводке, потихоньку выбираться наружу.

На востоке небо густо затягивали облака.

Они тоже полыхали, словно раскалённая медь.

Вскоре небо окончательно погасло.

Я разрешила и светильнику моего разума последовать его примеру.

Пусть ведёт голод, растущий и всеобъемлющий.

На самом деле найти жертву в городе несложно – всегда найдётся шваль, преступившая все законы Двуликих и людей.

Обычно я заходила в самые злачные районы, куда без нужны не суются люди куда крупнее и смелее той девушки, которой с виду выглядела я.

Здесь процветали проституция и бандитизм. Здесь нищета и порок сплелись в единое покрывало.

Сеть, из которой попавшим сюда душам уже не выбраться.

Отстойник, где разлагались остатки того, чему надлежало быть человеком.

Безнадёжное место – Бездна на земле.

Мягкий лунный свет серебрил обширный, мрачный и дикий пустырь, простирающийся сразу за крепостью, прозванной в городе Старой – последний бастион, за который дозоры не заходили.

За двумя длинными выщербленными стенами не возвышалось ни одной постройки. Ни один фонарь не освещал округу. Лишь вдали кое-где пробивался бледный свет свечей из редких окон.

Я разобрала зов, сильный, на вкус – едкий. Им потянуло откуда-то справа. Из-за проржавевшей, бывшей когда-то ажурной, решётки.

Прислушиваюсь к внутренним ощущениям, я пыталась понять, что это – страх или страсть?

Похоже, страх. Сильный, на грани паники.

Страх слишком сильный для того, чтобы кричать.

Сейчас, когда демон почти сорвался с поводка, он чувствовался и ощущался как живое существо, за которым я шла по следу.

Притягивает, манит, дразнит. Кружит голову. Наполняет всё тело вибрирующей жаждой крови и боли.

Воображение уже рисовало, как я сожму податливую плоть в руках. Как под моим жаром она начнёт сплавляться, распространяя вокруг себя боль, насыщающую и вкусную.

Как эта плоть станет терять вес, выгорая изнутри…

***

Запах жертвы притягивал, дразнил и манил.

Я смутно помнила, как преодолела разделяющее нас расстояние.

И застыла, поверженная в ступор. Жажда свернулась, как тень, застигнутая врасплох светом.

Передо мной стояла маленькая белокурая девочка, не старше пяти лет. Может быть даже младше.

Несмотря на холод, она была босая и лохмотья, служившие ей одеждой, вряд ли способны были согреть маленькое, трясущееся от страха, тело.

Прозрачные, полные ужаса, глаза уставились на меня.

Они были прозрачными и серыми. Как у Анэйро.

– Кто ты? – дрожащим голосом протянула девочка. – Монстр?

Вообще-то, да.

Но только ребёнку об этом знать не стоит.

– Смотря для кого, – выдохнула я, медленно опускаясь рядом с девочкой на колени.

– Ты не сделаешь мне больно?

Я покачала головой:

– Ни за что. Я не причиняю боли маленьким. Особенно если маленькие – это девочки.

– Потому что ты сама когда-то была девочкой?

На чумазом личике отражается жалкая попытка улыбнуться.

– Да. Потому что когда-то я была такой же, как ты. Ну, или почти такой же. Малышка, а где твоя мама?

– Мама умерла.

Ну, конечно. А как же ещё маленькие девочки оказываются одни в холодной осенней ночи?

– И что ты тут делаешь?

– Прячусь.

– От кого?

– От злого дяди. От него плохо пахнет. И он делает мне больно.

Девочка переступила худенькими, как былинки, босыми ножками. Ей явно было холодно.

– Как он делает тебе больно? Бьёт тебя?

Девочка опустила голову. Волосы, вьющиеся и мягкие, накрыли ей лицо.

– Он заставляет меня делать… он…

Я поняла отчего прячется эта девочка. И почему у её страха такой вкус.

Ярость и ненависть ко всем мужланам накрыла волной и, видимо, отразилась в глазах. Девочка сжалась, приседая на корточки, забиваясь в щель.

– Не бойся меня. Я пришла наказать не тебя, а того, кто не боится обижать маленьких девочек….

Резкий рывок сзади за волосы заставил меня опрокинуться на траву, не успев закончить фразы.

Перекошенное от ярости испитое лицо живо напомнило о моём собственном долбанном детстве. О детстве, которое я всеми правдами и неправдами старалась забыть.

– Убирайся, гнусная шлюха, пока я не продырявил твою тупую башку. Я заплатил за это маленькое отродье и намерен развлечься. Сам Слепой Ткач не остановит меня сегодня.

– Слепой Ткач может быть и не остановит. Но насчёт Матери Кошмаров что скажешь?

– Скажу, сдохни, дура!

Я увидела, как его рука поднимает огромное дуло пистолета, упирающегося мне в лицо.

И едва успела скользнуть за Грань.

Мир застыл.

Краски поблёкли.

Вывернувшись из-под его руки я, не выходя на Ту Сторон, схватила мужлана за плечо и послала первый огненный импульс, в тот же миг выскальзывая в нормальное измерение.

Бандит завопил, разжимая пальцы.

Пистолет полетел в лужу.

Мужчина рванулся.

Он был силён. Но его отчаянно сопротивление только доставляло мне удовольствие.

Едва мои руки коснулись голой кожи на его груди, виднеющейся в вороте распахнутой рубахи, как он сразу обмяк, как кролик, парализованный ядом змеи.

Хлынувшая мощной струёй кровь доставила мне неизъяснимое, почти чувственное удовольствие. Ладони, как в пластилин, уходили в липкую кожу.

Глаза у жертвы закатились.

Он повалился на землю как мешок с картошкой.

Его смерть меня раззадорила.

Она не только ни утолила – обострила аппетит.

– Он умер? – голос девочки звучал сладкой карамелью.

Будто колокольчик.

– Он тебя больше не побеспокоит, – заверила я её.

Я пыталась судорожно сообразить, что мне делать с этой красавицей. Если уж о ком-то проявил заботу, нельзя бросать на произвол судьбы.

Ладно, пристрою у кого-нибудь во дворце.

– Давай руку. Пойдём со мной.

– Куда? – недоверчиво посмотрела девочка.

– Пока в ближайшую таверну, а там посмотрим.

Сначала выбрались на освещённую факелами улицу.

Потом зашли в таверну, что показалась мне более респектабельной, чем другие.

– Трактирщик?

– Чем могу быть полезен? – с самой любезной улыбкой, на какую только был способен, обратился он ко мне. – Что желаете вы и ваша маленькая леди?

– Маленькая леди желает комнату, мягкую постель и вкусный ужин. И до утра ты отвечаешь за её жизнь.

Я схватила его за шиворот и приблизила к себе, позволив заглянуть в свои полыхающие бездной глаза.

– Я вернусь за ней на рассвете. И, когда вернусь, будет лучше, если девочка окажется всем довольна.

– Д…да, мэм.

– Отлично. До рассвета.

На прощание я потрепала ребёнка по голове, бросила пару золотых совсем разомлевшему от ужаса (при виде моих глаз) и от счастья (при виде золота) трактирщика.

И покинула таверну.

Я тихонько брела вдоль погружённых в сон улиц в поисках приключений и очередной жертвы.

Капли дождя падали всё тяжелее.

А ржавых ворот в ночном городе меньше ничуть не стало.

Одна из таких калиток оказалась приоткрыта. Я почувствовала тянущийся оттуда след тоски, предчувствия смерти и вошла внутрь.

В маленьком дворике стояло шестеро молодых людей. Скорее даже мальчишек.

– Мы думали, ты не придёшь, – донёсся до меня голос одного из них.

– Не в моих правилах отступать, – вымолвил парнишка.

– Мы ждали тебя раньше, – проблеял кто-то из своры.

– Приходить раньше так же невежливо, как опаздывать, – пытался парировать тот, кому, судя по общему раскладу, предстояло противостоять в одиночке целой своре. – Но раз уж мы в сборе, пожалуй, не будем тянуть время. Мне ещё нужно выспаться.

Блеснули шпаги.

Атаковал мальчик удачно, но противник легко парировал нацеленный ему в грудь клинок и перешёл в наступление.

Мальчику пришлось развернуться, чтобы успеть отбить присоединившуюся к драке парочку противников.

Шпаги звенели. И даже в темноте было видно, что взятый темп мальчику долго не выдержать.

– Не справедливо это – шестеро на одного.

– Иди-ка ты, кем бы ты не был, куда шёл.

– Именно так я делаю, – заверила я.

– Не нарывайся. Сегодня смерть ходит по городу и охотно заберёт парочку ублюдков.

– Это верно, – с усмешкой согласилась я. – Не стану отрицать, вы мне приглянулись.

– Слушай ты что, блаженный?

Откинув с лица капюшон, открывая длинные рассыпавшиеся волосы, я со смехом бросила:

– Блаженная. В позицию, господа!

Выхватив шпагу у растерявшегося парнишки, я ринулась в бой.

Естественно, не соблюдая правил поединка. Ещё чего? Я же дама. Одна. Против шестерых кавалеров. Пусть и малолетних.

К десятому выпаду всё было кончено. Иначе и быть не могло. Во-первых, я брала уроки у лучших мастеров Фиала, а во-вторых, большей частью удары наносила С Той Стороны, поминутно ныряя за Грань и возвращаясь.

Парнишка в недоумении стоял и хлопал глазами.

Отерев шпагу о камзол убитого, я стрельнула в него глазами:

– Вас больше не смею задерживать.

– Кто вы такая? – ошарашенно спросил он.

– Неправильный вопрос. За который, будь я в чуть худшем настроении, ты мог бы присоединиться к остальным.

Странный шум, похожий на дальний гул моря я заметила ещё в таверне, но он не показался мне тогда опасным.

Напоминало то ли отдалённое гудение ярмарки, то ли улья.

Но он, судя по всему, приближался.

Мы с мальчиком переглянулись.

– Что это такое?

– Чтобы там не было, лучше убраться.

Я первой поспешила к распахнутой металлической калитке.

Нам как раз удалось покинуть залитый кровью и заваленный трупами закоулок, как нахлынула толпа.

Горожане, вооружённые кто, чем попало, чаще всего утварью, подвернувшейся под руку, воинственно подвывая, заполняли собой улицу со скоростью прибывающей воды.

– Слепой Ткач! Что здесь творится?

Не отвечая, юноша схватил меня за руку и поволок за собой.