Текст книги ""Фантастика 2025-5". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Анджей Ясинский

Соавторы: Василий Горъ,Екатерина Оленева,Олли Бонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 111 (всего у книги 349 страниц)

Глава 16
ОТКРОВЕНИЯ

«Когда придет время».

Возможно, кто – то и счел бы брошенную вскользь фразу злобной шуткой, но я склонялась к мысли, что Заколар говорил вполне серьёзно. И в свой черед решила отнестись к ситуации повнимательнее.

Поднявшись в комнату, предварительно набрав с собой всяких вкусностей (по преимуществу сахарно-мучного происхождения), затеплив огонь в камине я, забравшись под одеяло, раскрыла тяжелый талмуд.

Книга выглядела древней, толстой и зловещей.

Запихнув в рот первую конфетку я погрузилась в чтение.

Следует признаться, книга оказалась довольно сложной для восприятия. Мудрецы-разумники неохотно делятся своими премудростями.

«Любой мир имеет начало и рано или поздно будет иметь конец.

Смерть одного знаменует собой рождение другого.

Родится Человек. Умрет Человек. Родятся его дети, внуки и правнуки, чтобы умереть в свой черед.

Но продолжат существовать, не изменяясь, Добро и Зло.

Сотворятся миры и рассыплются. Старые боги окажутся забытыми. Мировое Древо покроется новыми побегами, а потом утратит их.

Но пребудут в мире Добро и Зло. Понятия сии не преходяще-неразрывны, вечно враждебны и в постоянном союзе. Не олицетворены, неразумны и слепы».

Я перевернула несколько страниц.

«Откуда возник Творец изначальный, никому не ведомо. Для продления существования он должен питаться. Пищей ему служат его творения, кои он бесконечно поглощает и воссоздает вновь. Процесс не напоминает поглощения еды в привычном понимании, ибо у Вышнего иная жажда. Удовлетворяя её, он не наносит вреда, только обогащает, давая возможность жить.

Тот, кого в положенный срок Творец принять откажется, из круга бытия изымается, сиречь распадается, уничтожается, и более никогда существовать не будет.

Творец поедает существа как злые, так и добрые. Но те сущности, что не способны к чувствованию и разумению, божественной пищей служить не могут.

Коль ты творишь Добро, будешь пребывать в Добре.

Коли сотворишь Зло, жить тебе среди Зла.

Коль греешь других, в тепле жить станешь.

Коль холодна душа твоя, мир вокруг ледяным обернется.

Коль призываешь неразумных злых духов, что носятся между мирами, они откликнутся на зов, рано или поздно, похитив твой разум.

Коли поставишь пищу мирскую выше пище духовной, – трепещи! – прямая дорога тебе туда, откуда возврата нет».

Устав читать мало занимательные, хотя, бесспорно, многоумные мысли, я пролистывая страницы, надкусила пирожное со сливочным кремом, украшенное маринованной вишней.

«Род человеческий слаб, подвержен влиянию. Его легко совратить и сложно наставить на истинный путь. Сознание человека скудно, мозг развит слабо».

Это, положим, я и без «умных» заметила. Путем, так сказать, естественного наблюдения.

«И в других Мирах был сотворен прекрасный род Огненных Сущностей. Тот, кто стоял над ними, повинен в людском несовершенстве. Он нарушил планы Творца. Человекам, не успевшим принять форму, Светоносный дал знания, которых те постичь не могли в силу того, что процесс их создания не был закончен. Светоносный, во искупленье вины, отныне пребывает в Бездне. Он обязан управлять демонами и укрощать их. И будет пребывать впредь, пока мир, населенный потомками Человеков, не придет к естественному концу.

Только тогда Светоносный будет избавлен от покаяния.

Поскольку Огненные знали о намерениях Главного, и не препятствовали их исполнению, проклятие распространилось на всех.

За содеянный поступок они обречены нести гибель мирам.

Трижды миры проходят трансформацию: землей, воздухом, водой – и выживают. Но когда приходит Огонь, наступает конец.

Древние Свитки со Дна Мертвого Моря гласят, что конец нашему миру принесет Хранительница Врат Инферно, которую жрецы знают под именем Литуэли.

Дата Конца Света не назначена.

Литуэль считают сестрой Светоносного, ибо сотворены они из единой световой волны.

И будет она многократно приходить в Мир Трёх Лун.

И тот раз, в который остановить её не удастся, станет роковым и последним».

Я, прекратив жевать пирожное, заглатывала строки.

«Её появление предскажут знамение. На небе одна за другой вспыхнут три звезды: алая, зеленая и золотая. Целый месяц будут идти дожди в месте, что находится на противоположной стороне…»

Весь этот бред я раздраженно пропустила.

Даже если пророчество обещает быть толковым и поначалу кажется вменяемым, найдутся умельцы, напустят «всепортящего» туману, сквозь который не продерешься.

«Один из родителей девы непременно будет сильным магом, другой – простым человеком.

Ищущий! Ищи второго, ибо первого тебе не сыскать.

В поисках поспешай. Время измеряй летами. По истечении четырнадцати лет того, к кому дева будет ближе, принесут в жертву Огню.

Вослед за родной кровью потечет чужая.

Так инициация окажется завершенной.

Человеческая плоть наполнится древней Силой, призванной уничтожить мир.

Сила же воплощенной Литуэли безгранична, ибо не людская она и не крови волшебных народов, а из иного мира.

Заклятия перед нею бессильны. Но помни: плоть демоницы – плоть человеческая, и, будучи пронзенной, умрет.

А со смертью плоти усмирится вечный дух.

Ищущий, помни! Чем больше дней пройдет со дня Посвящения, тем сильнее будет Хранительница Врат.

Начало концу положит соединение миров. Мёртвые среди живых станут множиться.

Великим заклинанием будут призваны из Бездны чудовища. И будут они многочисленны. И не будет границы их Силам, ибо не предусмотрены границы безмерному в мире мер.

И многие, что владеют Силой, Властью и Деньгами захотят умножения благ. То, к чему повлекут их внутренние демоны, будет желанием править Миром. Средством достижения желаний станет видеться им Литуэль. Но никто не сможет владеть Хранительной Бездны. Ибо нет Силы, кроме Силы Творца, способной подчинить демона.

Так разразится в Мире великая драка.

И станет Мировым противостояние.

И вспыхнет Негасимое Белое Пламя, кое породит Воплотившая Демоница, Хранительница Бездны, Литуэль.

И в нём сгорит то, что является сутью Миром Трех Лун.

Ищущий, успей предотвратить свершение. Спеши!

Будут волосы демона цвета темного древа, а в переливах их ты увидишь пламя.

Будут очи демона глубоки и темны.

Ликом – свет, станом – стебель, сердцем – огонь, душой – лед и сталь. Вот суть той, с кем предстоит иметь дело. Заслышав чарующий голос, не будешь иметь желания противиться. Но должен найти в себе Силу.

Все: боги и демоны, люди и маги, живое и неживое, собственное сердце твое, будут на стороне той, кого призван ты уничтожить. Но если рука твоя дрогнет, все останется. Но Мира Трех Лун не станет.

Коли дрогнешь, последнее, что увидишь: Бездна.

Ибо только в Огне способна жить Хранительница Бездны, родная сестра Светоносного – Литуэль.

Знак, что придаст тебе уверенности – три вытянутых лепестка пламени».

Я со смешенным чувством смотрела на изображенный в книге рисунок.

Двуликие! Что за бред?!

Но …я хорошо знала его.

Я знала этот знак. Преотлично. Родимое пятно на внутренней стороне бедра повторяло нарисованные очертания в точности: оторванное крыло бабочки или прорисованный нетвердой рукой силуэт горящего пламени. Ещё оно немного напоминало королевскую корону.

Совпадение?

Мать сожгли почти год назад, в середине последнего летнего месяца. Ровно год назад меня посвятили Огню. Это была самая настоящая инициация. Причем тёмного свойства. Оттого, что свершилась она людьми, в магии совершенно несведущими, ничего не менялось.

Согласно признакам, указанным в «Книге Изначальной» мой дар от рождения был светлым. Я помню, как над раскрытыми ладонями вспыхивали шары ослепительно-белого цвета, признак «Доброго Начала».

Оранжево-алыми мои сферы стали после инициации. А суть моей магии стала тёмной. Эта истина, вне зависимости от того, чего бы мне самой хотелось, и как я к этому отношусь.

Я принадлежу Тьме и Силам Зла. Это не фантазия и ни паранойя.

Сколько раз, выходя сухой из воды, я насмешливо говорила себе: «Тебя хранит тёмные Силы», интуитивно понимая, откуда берутся подарки.

Куда бы я не шла, Тьма на бесшумных лапах следовала за мной, побуждая убивать и получать от этого удовольствие.

Согласно традициям Чернокнижия, Черных Адептов проводили через Врата Смерти, полностью отдавая на откуп стихий, представителями которых они являлись. Зачастую, в девяноста пяти случаях из ста, адепты гибли.

Зато немногие выжившие обретали невиданную мощь и силу.

Тьма одарила меня красотой и обаянием. Тьма направила в сторону, на которой ждали удача и власть. Она позаботилась о том, чтобы человек, воплощавший её в людских глазах, принял решение связать со мной судьбу и сделал меня королевой.

Тьма ждала меня. Но я не любила Тьму!

Я никогда не просила её о помощи. Я не заручалась её поддержкой. Не грезила о славе и могуществе.

Я не Литуэль!

Мне мерещились длинные полупрозрачные языки, нащупывающие меня через время и пространство. Языки, ответственные за исполнение предписанного.

Мы с Тьмой чувствовали друг друга.

Опасались.

И жаждали схватки.

Я не Литуэль.

И я докажу это.

* * *

В городах жители, скорее всего, уже изнывали от жары, утопая в разлагающихся под палящими лучами солнца кучах мусора. Шум, гвалт, пьяные потасовки, раскаленный камень, готовое от малейшей искры вспыхнуть сухое дерево, рои жирных тяжелых мух – таким помнилось это время года по детским воспоминаниям. Таким лето приходило в Восточные Кварталы.

В Чеарэт оно являлось раем.

Хрустальный воздух, напоенный влагой в тени вековых деревьев, прохлада грота под стенами зачарованного особняка, чистота небес – всё радовало глаз.

Жара не могла меня заставить отказаться от утренних прогулок верхом. Хорошая скачка усмиряла клокочущую от избытка адреналина кровь.

Утомленная, я, отпустив лошадь пощипать газон, спряталась в одной из беседок, приготовившись наблюдать за тем, как покачивают кронами ровные, будто вымеренные по линейке, кипарисы. На душе после вчерашних волнений царила пустота.

– Как я понимаю, кузина, замечать меня ты отказываешься? И это после того, как я мчался, не разбирая дороги, не щадя лошадей, только чтобы поскорее тебя увидеть?

– Эллоиссент? – обернулась я, удивлённая его появлением. – Что ты здесь делаешь?

– Ты, похоже, мне совсем не рада? – с грустью глянул он на меня.

Подойдя, присел рядом.

Невольно поморщившись, я отвернулась. От него разило вином.

– Ты опять пил? Не слишком ли часто ты налегаешь на спиртное, кузен?

– Прости.

Эллоиссент попытался взять меня за руку, но я не позволила.

Какое-то время мы молча наблюдали за лошадкой, лениво щиплющей травку.

– Что у тебя произошло? – тихо спросил он.

– Ничего. Где ты был? – решила поменять тему я. – С кем? Какая она? Блондинка? Брюнетка? Шатенка?

Губы его сложились в усмешку, но глаза оставались тоскливыми:

– Их всех оказалось недостаточно для того, чтобы забыть о тебе хотя бы на минуту.

– Как лестно! С ума сойти. – Грудь против воли начала вздыматься чаще. – Ты действительно был у других женщин?

– Нет, конечно. Я напивался в собственной комнате. Не могу спокойно видеть эту зеленоглазую тварь.

И хотя в Чеарэтэ почти все были зеленоглазыми, я ни минуты не сомневалась, что Эллоиссент говорит о Заколаре.

– Мне он тоже не нравится.

– Как отец его терпит? Стоит мне только взглянуть на него, как я читаю на его лбу: убийца!

– Ты любил своего брата?

– Что за глупый вопрос? Конечно же, я любил своего брата. Только не хочу говорить об этом. Лучше уж говорить о моих любовница.

Эллоиссент демонстративно закинув руки на спинку лавки, так, что они почти легли мне на плечи.

– Девушки были красивы, нежны, ласковы, поразительно изобретательны в любви, – перечислял он задумчиво глядя вдаль. – Но, когда переедаешь сладкого, до боли тянет на что-нибудь остренькое.

– Перчика не хватает?

– Именно перчика, – кивнул он с усмешкой.

– Хочешь, открою тайну?

– Угу.

– Страшную?

– Страшными я тайны люблю больше всего.

– Я не Чеаррэ, Эллоиссент. И никакая я не дочь Сантрэн. Я вообще не аристократка. Так, маленькое чудовище, которое твои самовлюбленные родственнички, любители острых ощущений, приволокли в дом и пытаются приручить. Но всё это присказка. А вот тебе сама страшная тайна: я тот самый пресловутый монстр из Бэртон – Рив, за которым целых полгода носилась добрая половина Тайного Сыска в Департаменте во главе со Стальной Крысой.

Огонек в глазах Эллоиссента погас. Глаза его походили на льдинки в лучах солнца – ослепительные и холодные.

– Ты что такое сейчас сказала?

– Правду, Эллоиссент. Я та, кого ты поклялся уничтожить.

Зелёные глаза, ясные, наполненные сдержанной яростью, заглядывали мне прямо в душу.

– Ты шутишь?

– Нет. Не шучу. У меня вообще с чувством юмора проблемы.

– У тебя с головой проблемы! Хотя не могу придумать ни одной причины, по которой ты стала бы выдумывать такое. Очевидно это правда. Но тогда выходит?.. Выходит, ты – убийца? Это абсурд! Хотя… – лицо его затуманилось. – Ты ни разу не колебалась перед тем, как нанести удар. Ни тогда, в борделе, после перехода через портал, ни во время нашего поединка. Ты делала это профессионально.

Мы замерли, пристально глядя друг другу в глаза.

– Это ты убила Гиэнсэтэ? – ровным, как у автомата, голосом, спросил Эллоиссент.

И хотя мне было стыдно в этот момент смотреть ему в глаза, я не отводила взгляда.

– Я.

– Зачем?

– Не для себя. Я её даже не знала. Мне приказали это сделать. И я это сделала.

– Кто приказал?

– Какая разница? Стальная Крыса его уже прикончил.

Эллоиссент смотрел на меня так, словно у меня выросли клыки, копыта, а из-под кожи пробивалась чешуя.

– На Сэро – пэн – Кэро тоже была ты? С теми, кто устроил в «Веселом доме» кровавую баню?

– С кем – с теми? Кроме меня там никого не было. Я в одиночестве сотворила то очистительное пламя, что убрало скверну.

– Скверну?! Там погибли люди!

– Люди? Шайка пидорастов и педофилов? Законы, впрочем, как и нравы, существующие в Эдонии, приписывают расшаркиваться перед пороком. Корректно улыбаясь, делать вид, что все так и должно быть: половые извращения, продажная любовь, групповые оргии в дыму веселящих трав? Вроде как всё это не зло, а так, рафинированное эстетство? Нечто вроде проказливого озорства, к которому нужно относиться терпимо. Это у вас называется свободой выбора. Свободой совести. Но мне нет дела до вашей толерантности. У меня своя совесть и свои принципы. Суди меня, коли хочешь, но я подлеца буду называть подлецом, мразь – мразью, а шлюху – шлюхой. Конечно, нужно совершенствовать систему, множить законы, растить добро. Я сама считаю это правильным. Но будучи злом, предпочитаю быстрые, простые и эффективные решения, способные мгновенно устранить проблему. Тот, кто нарушил правила для меня вне закона. А значит, я могу убирать его так, как сочту нужным. Выпалывать, словно сорняк.

В расширенных зрачках Эллоиссента я видела собственное отражение, только отчего-то перевёрнутое.

– Люди – сорняки?! Да что с тобой?! Ты хоть понимаешь, что говоришь? Нет! Ты не можешь так думать. В глубине души, я знаю, ты так и не думаешь. Тебя заставили убивать, пользовались твоей силой. В этой истории ты обух, но не палач. Ты – нежная, маленькая и очень ранимая, Одиффэ. Ты не убийца.

– Но я убивала! Хотела я того или нет – я это делала! И… и я не смогу это забыть. И ты – тоже.

Я отвернулась, пытаясь скрыть подступающие к глазам слёзы.

Я не хотела, чтобы меня жалели. Я не нуждалась в его жалости.

Его прощение – вот что тогда было мне нужно.

– Зачем ты всё это мне рассказала? – тихо спросил Эллоиссент.

– Я знаю кто ты. Будет честно, если ты станешь знать, кто я. Настоящая, а не тот фантом, что создала Сантрэн. Я ненавижу лгать, Эллоиссент. Ты должен знать, с кем имеешь дело. И решить для себя – хочешь ли ты со мной его иметь.

Он покачал головой:

– Нет. Ты нравишься мне… вернее, нравилась. Но – нет. То, что вы там решили с Сантрэн – это ваше дело. А то, в чём ты призналась сейчас – к чему лукавить? – это ставит точку. Я понимаю, почему ты делала то, что делала. Но не могу это принять.

Я изо всех сил закусила губу, чтобы сдержать подступающие слёзы. Если откровенно, я рассчитывала на другой ответ.

– Понятно, – сказала я, как только обрела уверенность в том, что мой голос не станет дрожать от подступающего плача. – Что ж? Так даже лучше.

Подойдя к лошади, я подобрала поводья:

– Прощай, Эллоиссент, – сказала я перед тем, как подняться в седло.

Он не пытался мне помочь. Лишь холодно сказал вслед:

– Прощай.

Глава 17
ПОХИЩЕНИЕ

Верховая прогулка затянулась до самого вечера. Настроение было хуже некуда. Я не плакала, да и не хотелось. Что толку? Имеет смысл лить слёзы, когда тебя пожалеют, поймут и простят, а тут был иной случай.

Небо начало темнеть, и я повернула лошадь к дому.

Уставшее солнце, приближаясь к линии горизонта, раздулось, как объевшийся вурдалак. В ярких лучах чётко вырисовывались тени кипарисов, кустарников и изгородей. Вокруг не было видно никакого движения – не летящей птицы, не бегущего зверя.

Как вдруг внимание привлекли вороны, резко вспорхнувшие с земли. Я подняла глаза, наблюдая за птицами. В следующее мгновение невидимое лассо сорвало меня с лошади. От удара занялся дух. Мир вокруг погас.

Приходя с себя на краткий миг, я чувствовала, как меня заворачивают в плащ и куда-то несут. Потом окутало чувство нереального холода. Я задыхалась от ощущения чего-то едкого, острого, грозившего перекрыть дыхание. Когда холодное онемение подступило к сердцу пустота и мрак одолели меня.

Сначала вернулись звуки, за ними пробудилось сознание. Будто мощный ритм раскачивал меня то в одну, то в другую сторону. В своём качании я сначала поднималась на горку, потом обрушивалась вниз.

Глубоко вздохнув и мучительно переведя дыхание, я открыла глаза, окончательно прейдя в себя.

Мною овладело чувство невыразимой тоски. То, что казалось ритмом, оказалось покачиванием судна на волнах.

Над моей головой раскачивалась подвешенная к потолку масляная лампа. Язычок пламени едва разгонял мрак. Но и этого скудного освещения вполне хватило, чтобы рассмотреть клетку, куда меня посадили, точно зверя.

Я с усилием приняла сидячее положение. Ухватившись за металлические брусья клетки, скрипнула зубами от боли – руку обожгло словно раскалённым железом.

Cквозь свист ветра и корабельных снастей долетали голоса людей. Заскрипела где-то наверху отодвигаемая крышка люка. Послышались шаги.

Я со страхом приготовилась увидеть своего похитителя.

Из всех живущих только у одного существа были причины ненавидеть меня или желать мне зла – у Миарона Монтерея.

Тусклый свет, расползающийся от масляной лампы, едва позволял нам разглядеть друг друга. Но и того, что я увидела, было более, чем достаточно – похититель был не он.

Однако бледное лицо с острыми чертами мне было хорошо знакомо.

– Вы?.. – удивлённо выдохнула я.

– Ну, вот мы и встретились, наконец, – протянул Заколар.

Он остановился в нескольких шагах от клетки. Мне совсем не нравилась победоносная улыбка, играющая на его губах.

– Встретились – наконец?.. – откликнулась я. – Маэстро, мы встречались с вами каждый день. Зачем весь это фарс с похищением? Да ещё и клетка?

– Полагаю, вы догадываетесь, что клетка тут исключительно для того, чтобы обезопасить себя от вашей силы.

Сделав несколько шагов вперёд, я вплотную приблизилась к прутьям решётки, разделяющей нас, но стоило коснуться ладонью холодного металла, как он полыхнул, будто по нему прошёлся электрический разряд, и я с шипением отдёрнула руку.

– Неприятно? – насмешливо протянул Заколар.

Я с ненавистью глянула в его лицо, буквально горящее триумфом.

– Рискну дать вам сове: не делайте так больше. Для вас так будет безболезненнее. Примите со смирением и как должное то, что вам придётся умереть в самом скором времени.

Глаза мои шире распахнулись от удивления. Я почувствовала, как заколотилось сердце, одновременно от страха и от ярости.

Принять смерть как должное? Ты, белокурый осёл! Интересно, когда пробьёт твой час, ты примешь его со смирением? Или всё-так будешь бороться?

Но когда я заговорила, голос мой был спокоен:

– Разве моя гибель так неизбежна?

– Я собираюсь убить тебя. Но не подумай, что это доставит мне удовольствие. Это мой долг. Я обязан исправить давнюю ошибку.

– Признаться, я вас не понимаю, маэстро. Если уж вы приговариваете меня к смерти, потрудитесь объяснить, по какой причине?

Его безрадостный короткий смешок раздразнил мои оголённые нервы.

– Ты помнишь книгу, которую я дал тебе в библиотеке?

– Пророчество о Литуэли?

Он кивнул:

– Твоё существование несёт в себе слишком большую угрозу этому миру, Одиффэ.

– Вы это серьёзно? Двуликие! Вы готовы убить человека из-за какого-то бредового пророчества? Я не собираюсь открывать неведомые Врата Тьмы. Да у меня это вряд ли бы получилась даже если я и захотела! А я – не хочу.

– У тебя уже получалось. И получится снова. Я знаю кто ты и что такое.

– И кто же я такое? – язвительно поинтересовалась я.

– Прирождённый убийца. И с каждой новой жертвой твоя сила будет только возрастать. Как и твои аппетиты. Но я намерен положить всему этому конец ещё до начала.

– Но это же безумие! Вы и сами это понимаете. Отпустите меня, пожалуйста! – взмолилась я.

– Не могу, – прозвучал суровый ответ. – Мера ответственности, о которой мы говорили на первом нашем уроке. Помнишь? Мой долг – защищать мир от таких, как ты. От монстров и чудовищ, охотящихся на людей и питающихся их душами.

– Ладно! Хорошо! Допустим, я – то самое, напророченное чудовище? Но зачем было похищать меня и везти куда-то за край земли? Почему вы не осуществили ваш чёртов долг прямо на месте?

– Тому много причин. К примеру, я не могу допустить, чтобы Чеаррэ считали убийцами. Есть и кое-что более важное. Тебя привёл в этот мир ритуал и ритуал же должен разрушить твою связь с Миром-Трёх-Лун.

– Вот уж никогда бы не заподозрила в вас суеверного фанатика, дядюшка. Вы выглядели таким здравомыслящим.

– Не зови меня так. Ты мне не племянница. Ты же не хуже меня знаешь, что в нас с тобой нет ни единой общей капли крови. А что касается вопросов веры? Из-за неверия я однажды уже совершил роковую ошибку. Второй раз этого не повторится.

Лицо его на мгновение смягчилось.

– Ты можешь не переживать, – сказал Заколар. – Твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Даю слово.

– Быстрой – это, конечно, гораздо лучше, чем быть съеденной, сожженной или погребённой заживо. Но я-то планировала дожить до глубокой старости!

– Жаль тебя разочаровывать. Но ничего не поделаешь.

– Вы просто безумец! – выкрикнула я, не выдержав.

Хотя и уговаривала саму себя не срываться и не терять присутствия духа.

Когда Заколар вышел, оставив меня в одиночестве, я села прямо там, где стояла.

Мой ум отказывался воспринимать окружающую действительность. В одночасье безопасность, богатство, уверенность в завтрашнем дне сгинули, и надо мной вновь нависла угроза гибели.

Следовало что-то придумать. Но что? Прутья клетки сделаны из того же сплава, что и ошейники на тренировках. Малейшее магическое колебание чревато жёсткой отдачей. Но даже если бы и удалось вызвать огонь, к чему он мне здесь, посреди океана? Есть риск сгореть первой в своей огненной ловушке.

Хочешь, не хочешь, а пока не приплывём, придётся сидеть тихо. И ничего не предпринимать, чтобы не спровоцировать Заколара на ещё более жестокие действия.

Не знаю, сколько прошло времени до того, как Заколар навестил меня снова.

Я дремала, убаюканная качкой и монотонным гулом волн. Шум отодвигаемого засова разбудил меня, когда Заколар невозмутимо поставил на пол поднос с едой.

– Подождите! – попросила я жалобным голосом. – Не уходите так быстро, пожалуйста. Поговорите со мной…

Лицо Заколара наполовину укрывало тенью. Я не могла понять, готов ли он смягчиться в ответ на мои мольбы, но продолжала говорить:

– Здесь, в трюме, я заперта как мышь в мышеловке. Мне страшно. Меня укачивает. У меня нет никаких удобств, кроме помойного ведра! А вы ведь сами говорили, что моей вины в моём положении нет. Так зачем эти дополнительные мытарства? Разве не в ваших силах обеспечить мне более комфортное существование? Даже матёрые преступники заслуживают снисхождения, маэстро. Чем я хуже? К чему проявлять бессмысленную жестокость?

– Чего ты хочешь? – поинтересовался Заколар.

– Выпустите меня отсюда.

– Нет.

– Ну, подумайте сами, маэстро, с корабля посредине моря мне всё равно не сбежать. Так почему последние дни своей жизни я обречена провести здесь?

Отчаяние моё было подлинным. В этом трюме я чувствовала себя погребённой заживо.

Возможно голос совести говорил Заколар тоже самое. Так или иначе он заколебался:

– Не хочу тебе давать лишних надежд Одиффэ. Но в чём-то ты, безусловно, права.

Какое-то время он в раздумье не сводил с меня глаз.

– Я действительно не хочу быть с вами жестоким больше, чем того требуют обстоятельства. Вы получите свободу, о которой просите. Но помните, в ваших интересах не заставить меня раскаиваться в моём добросердечии.

Твоё добросердечие такая же реальность, как мягкие камни, Заколар Чеаррэ. Но на данный момент я была счастлива и тому, что получила.

Лёгкий поворот кисти и замок распался на две половинки в его руках, открывая мне путь к иллюзорной свободе.

В следующую секунду Заколар протянул мне руку:

– Выходи, Одиффэ. И будь хорошей девочкой.

«Ублюдок!» – хотелось мне выкрикнуть ему в лицо.

Но нельзя. Не то, что кричать – думать об этом громко.

– Спасибо, маэстро, – опустила я очи долу.

Он тихо рассмеялся в ответ.

* * *

Меня отвели в кормовую надстройку, где располагалась гостевая каюта, предназначенная для случайных пассажиров. Устроившись на кушетке, я прислушивалась к вою ветра и прилагала усилия к тому, чтобы не думать о дне завтрашнем.

В то, что меня принесут в жертву, я отказывалась верить. Не хотела и не могла. Я буду жить! Завтра что-нибудь непременно придумаю. Или – послезавтра. Как только подвернётся возможность.

А пока буду тиха, нежна, послушна и как можно менее заметна.

Положение моё было весьма серьёзно. Несмотря на то, что из клетки меня выпустили и внешне я пользовалась полной свободой, я осознавала, что нахожусь под неусыпным наблюдением и при малейшем подозрении снова окажусь в трюме уже без малейшей надежды выбраться оттуда.

Корабль, на котором я оказалась волею судьбы (и Заколара, естественно), оказался бригантиной.

Судно шло на всех парусах. Порывы ветра налетая, сильно его кренили, покрывая клочьями белой пены. После двух дней переменчивых ветров мы поймали северно-восточный пассат и теперь шли на скорости не меньше двенадцати узлов в час.

От нечего делать я наблюдала за матросами, дежурившими у руля. Попутный ветер избавил их от необходимости тянуть и травить всевозможные снасти.

Над морем резвились летучие рыбки, иногда запрыгивая даже на палубу. Из кухни доносились приятные запахи. Словом, жизнь могла выглядеть упоительной, если бы только каждый час не приближал меня к смерти.

Думать о неприятном, возможно, даже фатальном, не хотелось. Поэтому я отвлекалась созерцанием открывающихся красот.

Я никогда не видела моря прежде. Оно меня зачаровывало. Чистая лазурь над головой, густая синева под ногами. Все оттенки синевы.

На вид вода казалась гладкой и шелковистой. Горизонт покрывался белым кружевом облаков. Их гряда так и тянулась вдоль той линии, где вода смыкается с небесами.

За кораблем оставался пенистый след. Слышался звук, напоминающий журчание ручья по камешкам. Воздух был напоен солью до такой степени, что иногда я чувствовала её вкус на языке.

После полудня ветер посвежел и стали подниматься волны.

Под вечер вахтенный заметил с подветренный стороны парус.

– Корабль! Справа по борту! – прокричал вахтенный матрос.

Заколар выхватил подзорную трубу. Через мгновение смачно выругался.

Вскоре и невооружённым взглядом можно было разглядеть идущий к нам под всеми парусами шлюп.

– Флаг? – крикнул Заколар вахтенному матросу. – Можешь разглядеть флаг?

– Флага что-то невидно. Но по виду это корабль эдонийской постройки.

Заколар резко сложил трубу и небрежно бросил её на мешки с песком, призванные служить балластом. По непонятной причине их до сих пор не спустили вниз.

– Если это эдонийский корабль нам не о чем беспокоиться, разве не так? Его подгоняет тот же ветер, с которым мы вынуждены бороться. А красавец! На осу похож!

В ту же секунду, не поднимая флага и не давая никаких сигнальных знаков, шлюп выстрелил. Ядро со зловещим свистом пробило одну из мачт. Я в них плохо разбираюсь, но, кажется, это был грот.

– Немедленно отдать брамселя и положить грот на мачту, – раздался приказ со шлюпа.

– Это ваш старший брат, маэстро? – с недоумением глянул капитан на Заколара. – Зачем он на нас нападает? И что будем делать?

– Подчиняться, конечно. Сопротивление в вашем случае невозможно. Если только вы не хотите пойти на корм рыбам. Второй залп я приказал сделать всем бортом.

Увидев рядом Теи, я едва сдержала побуждение кинуться ему на шею.

На короткое мгновение промелькнула было мысль о том, что они с Заколаром заодно, но выражение лица моего похитителя разубедило меня лучше всяких слов.

– Подобные переходы рискованны, брат, – зло процедил Заколар. – Я мог поставить на корабль противопортальный барьер.

– К счастью для нас обоих ты не додумался этого сделать. Но к несчастью, додумался сделать кое-что другое.

Краем глаза я заметила, как рука Заколара потянулась к шпаге, висевшей на перевязи.

– Не стоит, – предупредил его Теи, покачав головой.

– Ты не понимаешь, во что ввязываешься! – зашипел Заколар как змея, которой наступили на хвост.

– Ввязываюсь? Да я всего лишь пытаюсь свести к минимуму последствия твоих опрометчивых действий! Что у тебя в голове, брат? У меня нет ни слов, ни даже малейших предположений.

– Что ж, господа? – оглядел нашу весьма странную компанию Теи. – Давайте спустимся в кают-компанию и немного побеседуем.

Бригантина легла на курс и медленно пошла вслед за шлюпом.

Мы спустились в кают-компанию.

Заколар аккуратно прикрыл за нами двери, не давая возможности любопытным подслушать. Теи сел на стул, небрежно бросив широкополую шляпу рядом с собой. Он одарил Заколара обвиняющим взглядом в упор:

– Я готов допустить, что ты давно забыл о высоких, но туманных представлениях чести и благородстве, брат, – сказал он. – Но, ради Двуликих, скажи, что на тебя нашло? Зачем ты сотворил эту несусветную, необъяснимую глупость? Зачем ты умыкнул девицу?!

– Он хотел меня убить, – заявила я, игнорируя ледяные вспышки гнева в глазах своего похитителя.

Не знаю, как он объяснял себе мотивы моего похищения до этой минуты, но, видимо, все его догадки были далеки от истины. На его лице крупными буквами написаны растерянность и неверие: