Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 254 (всего у книги 346 страниц)

Глава тридцатая
Люди с винтовками

*28 апреля 1917 года*

– Всё в порядке! – генерал помахал сжимаемой в руках телеграммой. – Петроградский Совет надавил на правительство и к нам больше никаких претензий!

Несомненно, это Ленин повлиял. Эсеры к нему прислушиваются, ну и среди рабочих депутатов уже немало большевиков. Он умеет работать с толпой, даже солдат неплохо «зарядил» на митинге в прифронтовой зоне – нужно было показать, что реформы на Северном фронте не просто слова, а реальное дело.

Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов пошёл на уступки, хотя это, несомненно, понравилось далеко не всем.

– Это отличные новости, ваше превосходительство, – улыбнулся Аркадий.

– Отставить! – потребовал Алексеев. – Я тут написал накануне инициативу «Об изменениях форм обращения к рядовому, унтер-офицерскому и офицерскому составу». Как только солдаты проголосуют, нужно будет обращаться к командирам «товарищ», а не по этому морально устаревшему табелю о рангах. Но ты уже можешь обращаться ко мне «товарищ генерал» уже сейчас.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – козырнул Аркадий.

– И, на время, прекращайте вылазки к немцам, – приказал Николай Николаевич. – Сейчас нам нужно затишье на фронте. Если они снизят активность в ответ – будет отлично. Если не снизят – возобновляйте вылазки ударных подразделений.

– Будет сделано, товарищ генерал, – вновь козырнул Аркадий.

– И давай, идём в блиндаж – нужно написать речь, – позвал его Алексеев. – Владимир Ильич выступил хорошо, но нужно дожать – пусть солдаты точно знают, что все изменения санкционированы лично мною.

Большевицкие агитаторы получили специальные удостоверения, с фотографиями и данными, разрешающие им агитировать в рядах армий Северного фронта, а вот остальные агитаторы, как и прежде, закрываются на гауптвахте до выяснения.

Эсеры и кадеты обязательно будут чинить препятствия в будущем, но у них нет Северного фронта в кармане, а у Ленина есть.

Немирова сейчас напрягало то, что глобально он ничего не контролирует. Теперь дело за Лениным и большевиками, которые, согласно достигнутым договорённостям, не будут торопить события и тщательно подготовятся к взятию власти. Нужно было, что Временное правительство торопилось и допускало ошибки. Чем больше ошибок оно допустит, тем легитимнее будет переход власти.

Самое важное сейчас – набрать большинство в Петроградском совете. Перевес среди рабочих депутатов уже есть, а вот солдатских депутатов надо теснить. Среди них слишком много эсеров, но это поправимо.

Оказывается, Северный фронт, по причине искусственной политической изоляции, никак не представлен в Петроградском Совете, что нужно было срочно исправлять.

Ближе к концу мая туда поедут избранные солдатские депутаты от армий, основательно разагитированные компетентными большевиками. Времени мало, поэтому нужно интенсифицировать эту работу – Аркадий прилагал к этому усилия, что благотворно сказывалось на отношении к нему солдат. Он и так имел хорошие отношения с подчинёнными, а тут ещё и оказалось, что он «топит» за большевиков, изначально очень понятных солдатам.

– Товарищи солдаты… – заговорил генерал. – Нет. Товарищи солдаты, унтер-офицеры и офицеры… Нет-нет, не то.

– Просто «товарищи», – предложил Аркадий.

– Годится, – кивнул Алексеев. – Россия стоит на пороге пропасти… Хм… Нет. Россия переживает великий перелом… Вот, так лучше, но… Отечество переживает великий перелом!

Аркадий кивнул и записал.

– Старый порядок рухнул, царь отрёкся от престола, – продолжил генерал. – А мы, солдаты, во имя Отечества, должны встать на рубеж, дабы оградить достижения Революции от поползновений кровожадных врагов, жаждущих откатить нас назад, вернуть сословия, погрузить нас в мракобесие и несвободу! Мы, солдаты, должны защитить мирных граждан и нашу Родину от козней империалистических людоедов!

Немиров записал.

– Не допустим падения фронта! – начал распаляться Николай Николаевич. – Не дадим немецкой гадине прорваться к нашим беззащитным гражданам, к нашим отцам, матерям, детям! К дедам и бабушкам! Не позволим попрать прах наших предков! Мы – последний заслон. Мы – защита тех, кто надеется на нас!

– Считаю, что последнее – лишнее, – произнёс Аркадий.

– Тогда не записывай, «мы – последний заслон» – это и так неплохо, – кивнул генерал. – Эта война уже перестала быть империалистической. Не для врага, а для нас. Мы хотим лишь мира. Но они никогда не дадут нам мира, даже если мы будем решительно настроены получить мир любой ценой! Они воспользуются нашими мирными намерениями и попытаются сломить нас силой! И сломят, если мы уйдём с рубежей! Человек, любящий своё Отечество, не захочет ему такой участи!

– Желательно добавить чего-нибудь о земле крестьянам и заводам рабочим, – предложил Аркадий.

Генерал задумался, после чего выпил воды из стакана.

– Кхм, – кашлянул он. – А мир, который мы создадим, будет основан на равенстве и братстве! В этом мире, ради которого я готов положить свою жизнь, заводы и земля будут обобществлены! Каждый желающий получит свой надел, а заводы больше не будут приносить барыши жадным промышленникам-эксплуататорам! Землю – крестьянам! Заводы – рабочим!

Была у них беседа с Лениным. Аркадий предложил не медлить и сразу же спереть лозунг у эсеров. Землю он предложил раздать, а затем, экономическими методами, объединять крестьян в крупные агрохолдинги, которые он назвал артелями.

Централизованное снабжение техникой и инструментом, а также качественным посевным материалом, должно обеспечить первым артелям нечестное конкурентное преимущество, которое поможет им перебороть в том числе и кулаков. Эффект масштаба играет в том числе и против кулаков.

Пока кулак будет тратить личные средства на покупку конкурентоспособной сельхозтехники, артель получит всё это бесплатно.

Зерно артель будет сдавать государству по рыночной цене, а вот уже потом, когда будет подавлено последнее сопротивление кулаков, которые обязательно проиграют в этой заведомо нечестной игре и разорятся, «внезапно» окажется, что артели-то государственные. И там уже давно трудятся функционеры на зарплате, сильно рассчитывающие на ежемесячные премии. А премии эти будут зависеть от выручки за сданное зерно.

Чисто технически, землю никто у крестьян обратно не отнимет. Они просто не смогут конкурировать с государственными агрохолдингами, поэтому вынуждены будут перейти в них со своей землёй.

Конкуренция в таких условиях невозможна – частник всегда проиграет государству, настроенному его разорить.

По мнению Немирова, это некрасиво, но необходимо.

Альтернативный вариант – идти по историческому пути, с коллективизацией, вынужденно проведённой Сталиным спешными темпами, а затем с не менее спешной индустриализацией.

Немиров считал, что всем будет лучше, если коллективизация будет иметь другую форму, более щадящую, без кровавых эпизодов и насильственного раскулачивания. Гораздо красивее будет раскулачить кулаков экономическими методами, чтобы никто потом не обижался.

«Но будут обижаться», – подумал он. – «То, что в моей истории они обижались на жестокость, совсем не значит, что тут они не будут обижаться на то, что их прокинули рыночными методами. Им же будет не с чем сравнивать».

Ленин даже представить себе не может, как дорого потом обойдутся СССР действия после Гражданской войны.

«Сталинская коллективизация – это расплата за то, что все 20-е годы телились с НЭПом и земельным вопросом», – подумал Немиров. – «Но никто не знал – вот в чём проблема. Только вот я знаю рецепт, который уже сработал в моей истории. Совсем не важно, что мы будем использовать методы печально известных агрохолдингов. Главное, что итог будет не личная нажива без личной ответственности, а укрупнение и централизация сельского хозяйства».

В его истории агрохолдинги сначала сожрали село, а потом начали жрать друг друга. В итоге остался только один большой агрохолдинг в частных руках.

Государство его совершенно не по-рыночному раздробило, но это привело лишь к тому, что куски, оправившиеся от шока, начали интенсивно жрать друг друга и все положительные эффекты от дробления были скоротечными.

Экономисты его времени говорили, что это «естественная монополия», но в этот бред никто уже не верил. Неприкосновенность частной собственности, защита «честного бизнеса» и прочие аргументы властей привели к тому, что начали случаться продовольственные кризисы.

«У страны с третьей армией мира», – подумал Аркадий. – «Такого вообще никогда нельзя допускать».

По земельному вопросу он знал главное. Такого вида агрохолдинги будут эффективнее обычных хозяйств, поэтому начнут выдавать гораздо больше зерна. Больше зерна – это больше пищи для городов. Больше пищи для городов – основа для индустриализации.

«В 29 году грянет Великая депрессия, от которой у нас иммунитет», – подумал Аркадий. – «Но до этого, если нынешний план будет успешно завершён, можно будет почти сразу покупать станки и целые заводы».

Ключевой элемент плана – постараться добиться признания СССР Великобританией и Францией. Если получится, то остальные страны тоже будут вынуждены признать, в том числе и САСШ. А признание – это торговля.

Если будет хорошо закрыт вопрос с сельским хозяйством, то индустриализация – это, буквально, технический вопрос.

– Ура, товарищи, – добавил Аркадий.

– Впиши! – ткнул в его сторону пальцем Алексеев. – Ну, Владимир Ильич – вот человечище! Я, конечно, не понимаю его принципиальную позицию по поводу прекращения войны, но вот ораторское искусство его – выше всяких похвал.

– Война, по сути, империалистическая, – вздохнул Аркадий. – Не ради интересов народа. Поэтому мы для него не особо-то и близки – мы ведь сейчас как те же социал-шовинисты, что сидят в Зимнем. «Революционное оборончество»…

– Но нельзя же просто сдаться! – воскликнул Алексеев. – Он что, не понимает?! Мы же потеряем землю, будем платить контрибуцию – это погубит нас!

– Да всё он прекрасно понимает, – ответил на это Аркадий. – Только вот идея его в том, чтобы немедленно прекратить войну. На самом деле, я бы тоже не против прекратить войну, но на хороших условиях. И мне было бы достаточно ничьей. Но есть у меня отчётливое понимание, что не получится…

Немцы обязательно воспримут это как слабость. И обязательно попытаются предпринять наступление, чтобы разом сломить ослабевшего противника. В истории Немирова они так уже делали, даже в худших условиях 1918 года – когда им не понравились предлагаемые Лениным условия мира, они предприняли наступательную операцию, чтобы улучшить их. И получилось.

«Неужели Ленин не понимает, что имеет дело со зверями?» – подумал Аркадий.

– Я тоже за мир, – заверил его Николай Николаевич. – От этой войны никакого толку, о наступлении и успехах речи уже не идёт, поэтому надо кончать её, хотя бы на ничью.

– Посмотрим, что скажет Ленин, – произнёс Аркадий. – Он сейчас в Петрограде, участвует в заседаниях Совета. Вероятно, вернётся в течение недели.

– Надо будет обсудить с ним будущее армии, – сказал Алексеев. – Непонятно мне, как он собирается формировать войска из добровольцев. Сейчас солдатам только дай волю, как они сразу же побегут по домам – никого и не найдёшь потом…

– Есть ещё добровольцы, – уверенно заявил Аркадий. – Это ведь надо подать армию по-новому. Красная Армия или что-то вроде того. Но это уже с Лениным надо обсуждать.

– Тогда возвращаемся к речи, – решил генерал. – Нужно отшлифовать, добавить больше сильных слов…

*4 мая 1917 года*

– Вот офицерство из тебя так и сквозит, Аркаша, – произнёс Сталин, хитро прищурившись. – Вроде из крестьян, вроде наш, а вот видно сразу, что тебя царскими подковами подковали…

– Бытие формирует сознание, – пожал плечами Немиров.

– Ну, да, ну, да… – усмехнулся Иосиф. – Владимир Ильич передавал привет и просил сообщить, что не сможет прибыть в ближайшее время. Но приглашает тебя в Петроград – есть темы для живейшего обсуждения.

– Как обстановка в городе? – спросил Аркадий.

– Он опубликовал кое-какие тезисы, – ответил Сталин. – Тезис о прекращении войны пользуется особым успехом.

– А об армии он передумал? – поинтересовался Аркадий.

В ходе беседы вдруг обнажилось, что Ленин хочет упразднить армию и защищать страну как в древнегреческих полисах – всеобщим вооружением граждан. Это не сработает против организованной армии, поэтому Аркадий попытался его образумить.

Идея Ленина основывалась на опыте Парижской коммуны, которая упразднила постоянную армию и собиралась опереться на национальную гвардию, то есть народное ополчение. Закончилось это плохо.

Также он обмолвился, что был интересен опыт буров, чьё добровольческое ополчение долгое время унижало британскую армию. Только вот к России этот опыт неприменим. Нет в России достаточного количества людей, которые сразу по обретению способности уверенно ходить, получали в руки охотничью винтовку.

«Да и проиграли буры», – подумал Немиров.

В целом, мнение Ленина опиралось на идеи Маркса и Энгельса, которые говорили, что армия, в итоге, должна быть упразднена, как и полиция. Только вот в окружении буржуазных держав, с регулярными армиями, такой поворот будет губительным.

– Ах, ты об этом? – улыбнулся Сталин. – Да, он передумал. Он написал о необходимости поэтапной демобилизации и параллельном формировании новой армии на добровольной основе. А ещё всем, кроме буржуев, понравился тезис о национализации земли с последующей передачей гражданам.

– И по Временному правительству он тоже прошёлся? – уточнил Немиров.

– Да ты сам почитай, – Иосиф извлёк из сумки бумаги. – Вот здесь всё.

Аркадий принял документ и приступил к чтению.

Ленин написал о необходимости полного разрыва с Временным правительством. Некоторые большевики считают, что с этими людьми можно сотрудничать, но даже Немиров считал это ошибкой – Ленин считал так же.

– Митинги и шествия почти прекратились, – сообщил Сталин. – Майские тезисы удовлетворили практически всех, кроме Временного правительства. Только кто его спрашивает, да?

– Вы привезли больше агитаторов? – поинтересовался Аркадий.

– Разумеется, – ответил Иосиф и извлёк из кармана трубку.

– Советую бросать курить, – произнёс Аркадий. – Вредно для здоровья.

– Кто тебе такое сказал? – усмехнулся Сталин.

– Доктора, – ответил Аркадий и невольно вспомнил своё далёкое прошлое.

– Врут доктора, – махнул Сталин трубкой.

– Доктора не врут, – покачал головой Аркадий. – Может, преувеличивают, но не врут. Надо слушать докторов.

– Свердлов уехал в Москву, – сообщил Сталин. – Я тоже поеду скоро, но обратно в Петроград. Ты заходи в редакцию, как будешь в столице.

– Обязательно, – кивнул Аркадий. – Кстати, хочешь спор?

– На что? – усмехнулся Иосиф.

– На рубль, – ответил Немиров. – Чисто символический.

– О чём будем спорить? – поинтересовался Сталин.

– Я утверждаю, что когда шум на улицах начнёт утихать, генерала Михаила Васильевича Алексеева снимут, а на его место поставят генерала Алексея Алексеевича Брусилова, – произнёс Аркадий. – И это всё Керенский накапает.

Тот самый генерал Алексеев до сих пор занимает пост Верховного Главнокомандующего, но дни его сочтены, о чём Аркадию сообщил генерал Алексеев, который другого рода. Немиров же, услышав это, ощутил какую-то ассоциацию с Брусиловым – «раскрутив» это смутное воспоминание, он пришёл к выводу, что командовать июньским наступлением будет именно Брусилов.

А дальше гипотеза – сместить Верховного Главнокомандующего может военный министр, таковы уж правила Временного правительства, а новый военный министр – это Керенский. Значит, Алексеева на Брусилова поменяет именно он.

Само по себе это смутное воспоминание ничего не даёт, но позволяет заработать дополнительные очки у большевиков.

– Принимаю, – кивнул Сталин.

*11 мая 1917 года*

Петроград встречал тревожной атмосферой, обычно сохраняющейся в городах, переживших массовые шествия и беспорядки.

На улицах до сих пор мусор, некоторые дома пострадали от кирпичей и булыжников, традиционного оружия пролетариата, а кое-где кучкуются подозрительные личности.

Аркадий приехал не один, а с взводом солдат – он не слишком-то доверял нынешнему Петрограду. Говорят, что сейчас наблюдается разгул бандитизма, так как система правоохранительных органов упразднена, а на её месте теперь народная милиция, которая справляется из рук вон плохо.

Налицо ситуация, когда нужно вводить войска и наводить полноценный порядок, с поддержанием которого потом справится обычная милиция. Но сейчас это невозможно.

Солдаты были отправлены за грузом из Новгорода, а сам Аркадий пошёл на конспиративную квартиру Ленина.

Улица Широкая, дом 48, квартира 24. Это доходный дом А. М. Эрлиха, где живёт старшая сестра Ленина – Анна Ильинична Елизарова-Ульянова, с мужем, Марком Тимофеевичем Елизаровым.

Аркадий поднялся на нужный этаж и постучал в дверь.

– Кто? – раздался из-за приоткрытой двери встревоженный женский голос.

– Шир, которого считают Адам-хваром, – представился Аркадий.

– Заходите, – открыла дверь женщина.

Это была, как сразу понял Немиров, Мария Ильинична. В чертах её лица легко угадывалось родство с Лениным. Ростом она на голову ниже Аркадия, то есть что-то около метра семидесяти, конституции средней.

– Здравствуйте, – протянула она руку. – Мария.

– Здравствуйте, – пожал ей руку Аркадий. – Аркадий.

– Володя в кабинете, работает, – сообщила сестра Ленина. – Проходите к нему.

Немиров разулся и прошёл внутрь.

Интерьер в квартире обыденный, характерный для Петрограда – не сказать, что зажиточный, но где-то на уровне чуть выше среднего.

В гостиной, где Ленин заседал с каким-то неизвестным Аркадию человеком, стояло чёрное пианино, над которым висели маятниковые часы из тёмного дерева, а по центру небольшой треугольной комнаты размещался обеденный стол. Стол сейчас завален исписанными бумагами, а на самом краю его стоял поднос с заварником и пиалами.

– Аркадий Петрович! – увидел новоприбывшего Ленин. – Здравствуйте!

– Здравствуйте, Владимир Ильич, – улыбнулся ему Аркадий.

– А это Григорий Евсеевич Зиновьев, – представил Ленин своего собеседника. – Мой старый друг и виднейший большевик!

– Рад знакомству, – пожал ему руку Аркадий.

Об этом человеке он слышал. Вечно был в контрах не только со Сталиным, но даже с Лениным – подробностей Аркадий не помнил, но, вроде бы, конфликтовали они с самой революции. А потом, в 1934 году, Сталин его казнил.

Иосиф Виссарионович сомневался в том, что Зиновьев лоялен, так как тот любил выступать в качестве оппозиции, а в 30-е был кризис коллективизации, которая проходила форсированными темпами, с кровавым шлейфом. И Зиновьеву, в такой напряжённой обстановке, не простили его постоянную «оппозиционность».

Впрочем, Аркадий допускал, что его казнили тогда просто «на всякий случай», в ходе раскручивания спирали репрессий, которую, раскрутив однажды, очень сложно скрутить обратно.

Так или иначе, но с Зиновьевым и… Каменевым, нужно быть осторожнее. Никто не знает, как всё сложится дальше, поэтому Аркадий решил, что лучше держаться от них подальше.

«Обвиняли-то в троцкизме, а где сейчас Троцкий?» – подумал Аркадий.

Спрашивать об этом большевиков он не стал, потому что знание о таком субъекте – это слишком подозрительно. Факт – в Петрограде он если и есть, то не особо светится и в дела партии не лезет.

– Аркадий Петрович, – произнёс Ленин. – Присаживайтесь на диван – нам есть о чём побеседовать.

Немиров сел на диван, обитый тканью с цветочным узором в тёмных оттенках коричневого и золотистого. Под ним тихо скрипнули пружины.

Ленин переместился на сиденье пианино и внимательно рассмотрел облик Аркадия.

Одет Немиров был в солдатскую гимнастёрку и чёрные галифе, а обут в хромовые сапоги. На левой стороне груди у него был закреплён знак выпускника Владимирского военного училища, а на поясе висела георгиевская шашка. Фуражку он уже снял и положил на колени.

Переход на солдатские гимнастёрки был осуществлён сразу же, как подсчитали потери от снайперского огня. Выделяющаяся офицерская форма помогала снайперам отличать офицеров, поэтому генерал Алексеев издал приказ о смене формы одежды всего офицерского состава сначала в 1-й армии, а затем и на Северном фронте.

– Владимирское военное училище? – спросил Зиновьев.

– Так точно, – ответил Аркадий.

– Перейдём к делу, – произнёс Ленин. – Наш прошлый разговор закончился на вашем видении формирования Красной Армии.

– Рабоче-крестьянской Красной Армии, – поправил его Аркадий. – Название должно отражать суть явления. Основную массу военнослужащих будут составлять рабочие и крестьяне, а офицерский состав, постепенно, будет представлен именно ими.

– Не слишком ли смелые заявления для царского офицера? – усмехнулся Зиновьев.

– Гриша, он из крестьян, – серьёзно произнёс Владимир Ильич.

– Что-то не очень-то похоже, – недоверчиво рассмотрел его Григорий Евсеевич.

Действительно, Немиров уже давно полноценно влился в офицерскую среду, поэтому практически неотличим от основной её массы. Это отражается почти во всём – бесконечная муштра и десятки часов изучения офицерского этикета оставили на нём неизгладимый след.

– Тем не менее, он происходит из крестьян, – покачал головой Ленин. – Его классовая близость к нам несомненна и неоспорима. Продолжайте, Аркадий Петрович.

– В прошлый раз мы закончили говорить о принципе единоначалия[28]28
  Принцип единоначалия – в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь?!» – я заметил, что многие, даже если слышали, то не до конца осознали, что это такое и почему это так важно. Принцип этот заключается в том, что каждый военнослужащий, подразделение или воинская часть в процессе выполнения задач подчиняется единственному командиру, который обладает полной ответственностью и властью в пределах своей компетенции. В каждой воинской структуре, от солдата до генерала, имеется четкая иерархия командования. В любой ситуации подчиненный знает, кто является его непосредственным начальником, и чьи приказы он обязан выполнять.
  Командир несет полную ответственность за свои решения, действия своих подчиненных и выполнение поставленных задач. Это обеспечивает четкую линию ответственности и подотчетности. Что-то как-то казённо получилось, да? Объясню на примере из собственной жизни. Дело было во время моей срочной службы в армии. После обеда нас собрали и повели в сортир – покурить, справить нужду и просто постоять и поболтать. У меня была запасена сигарета, я рассчитывал, что сейчас с наслаждением покурю, и всё снова станет ништяк. Вёл нас в сортир лейтенант. Тут по дороге конкретно меня окликает один старлей, который был обо мне наслышан (типа, высшее медицинское образование, нихрена ж себе, что ж ты в армии забыл?), ну и хотел со мной поболтать на какую-то тему.
  Я, очень хорошо знакомый с принципом единоначалия (в отличие от некоторых бритоголовых хлюздинов, я тщательно впитывал всё, что нам давали на теоретической части КМБ – привычка с мединститута), игнорирую оклики, потому что у меня есть прямой командир – лейтенант. И я очень хорошо знал, что без его приказа я реагировать ни на что не должен. Старлея это начало злить, а лей испытывал чувство дискомфорта – тут, как бы, старший по званию. Только вот к лею старлей не обращался, а говорил конкретно со мной, поэтому мы просто продолжали идти. Старлея происходящее прямо бесило, поэтому он проследовал с нами до сортира и начал меня херососить, а лей отмочился и стоял, как дерево, где-то в стороне.
  В общем-то, обещал мне старлей, что будет в роту приходить и отрабатывать со мной отжимания и всю остальную физуху, орал мне в лицо, а мне было, в целом, похер. Потому что я знал: этот старлей вообще хер с горы и права дёргать меня из строя не имеет, а у меня тут есть прямой командир – лейтенант. То, что лейтенант был ссыклом, не означает, что он от этого перестал быть моим прямым командиром. Похерососил меня старлей, после чего ушёл. И никуда он потом не приходил и ничего не делал, я его потом видел только пару раз. Ничего он не делал, потому что понял, что повёл себя как 12-летняя девочка-истеричка. А по факту ему надо было просто обратиться к лею и сказать, что он изымает солдата для какой-то надобности, после чего поболтать со мной и не париться по мелочам. Но он был слишком тупой, поэтому устроил драму.
  Ещё не понятно? Если нет принципа единоначалия, твоё подразделение, без твоего разрешения, может растаскать любой встречный офицер, себе во благо, просто потому что у солдат дохрена прямых начальников. Вот представь, уважаемый читатель, что у меня в той ситуации все прямые начальники, поэтому я иду общаться с этим старлеем, без согласия командира – получается какое-то дерьмо, да? А если примерить эту ситуацию на боевую обстановку? А если отступление или наступление? А если какое-то секретное задание? Приказ № 1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – это сокрушительный удар по самому стержню дисциплины, потому что солдатские комитеты – это параллельная власть в армии. Обсуждение приказов уничтожает дисциплину, противоречащие друг другу приказы уничтожают дисциплину, дохрена прямых начальников в армии уничтожают дисциплину.
  Временное правительство так и не поняло ничего, а большевики начали всё осознавать только в 1940-м году, когда издали указ «Об укреплении единоначалия в Красной армии и Военно-Морском Флоте». Но полностью осознали они всё только в 1942-м году, уже под ударами немцев – был издан указ «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии». Не существует сколько-нибудь эффективных альтернатив принципу единоначалия, я серьёзно говорю. Можно сколько угодно увеличивать и расширять автономность малых подразделений в составе армии, но внутри них этот принцип должен соблюдаться, иначе это не подразделение, а говно собачье. Нет единоначалия – нет армии. Это основа основ.


[Закрыть], – произнёс Немиров. – Солдатские комитеты, к сожалению, нарушают этот принцип, что в корне подрывает дисциплину. Без дисциплины солдаты воюют очень плохо, бессмысленно гибнут и даже становятся причиной гибели своих товарищей. Как компетентный офицер, я считаю, что напрасная гибель солдат – это недопустимо.

– Да, я помню, – кивнул Ленин. – Вы – человек военный, разбираетесь, а вот мне это не совсем понятно.

– Я приведу пример, для наглядности, – сказал на это Аркадий. – Лучше всего подойдёт пример из моей курсантской юности…

Далее он озвучил короткую поучительную историю из курсантского прошлого, правда, из другой жизни.

– Действительно, наглядно, – согласился Ленин. – То есть, вы до сих пор уверены, что народное ополчение – это нежизнеспособно?

– Абсолютно нежизнеспособно, – кивнул Аркадий. – Достижения Революции должна защищать регулярная армия, потому что враги Революции придут не с добровольным ополчением, а с подготовленными и решительными солдатами. И разагитировать их не получится – просто не успеете. Ополчение будет сметено, а потом правительству будет не до агитации – нужно будет думать, как смягчить навязанные условия мирного договора.

– Сурово, – покачал головой Зиновьев.

– Лучше суровая правда, чем сладкая ложь, – ответил на это Аркадий. – Революцию нужно защищать и у вас, Владимир Ильич, уже есть армия, которая готова встать на её защиту. Нужно просто не позволить её уничтожить преступными приказами.

– Вы убедили меня ещё в прошлый раз, – отмахнулся Ленин. – В майских тезисах это уже отражено. Рабоче-крестьянской Красной Армии – быть.

Мария Ильинична принесла чай и сладости.

– Вы считаете, что империалистические силы сразу же постараются уничтожить нас? – поинтересовался Ленин.

– Не сразу, – покачал головой Аркадий. – Война проходит очень тяжело, с критическим надрывом сил, поэтому, в ближайшие несколько лет, Антанте будет не до того, а Германия рухнет в пучину хаоса и, возможно, революции.

– Революция в Германской империи? – скептически усмехнулся Зиновьев.

– Шансы на это есть, – не согласился с ним Ленин. – И я считаю их очень высокими. Особенно, если война будет проиграна.

– Когда, а не если, – произнёс Аркадий.

– Считаете, что поражение Германии – это решённый вопрос? – спросил Владимир Ильич.

– Ровно в тот день, когда в войну вступили США, – кивнул Аркадий. – Германия обречена и всё, на что она может рассчитывать – смягчение условий навязанного мирного договора. О военной победе речь не идёт уже давно. Осталось несколько наступлений и всё.

– И когда, по вашему мнению, состоится поражение Германской империи? – с усмешкой поинтересовался Григорий Евсеевич.

– Ближе к ноябрю-декабрю 1918 года, – улыбнулся Аркадий. – Когда американские дивизии начнут высадку во Франции.

– Очень смелый прогноз, – хмыкнул Зиновьев.

– Можете запомнить этот разговор и вспомнить его в декабре 1918 года, – сказал на это Аркадий. – И тогда мы снова поговорим об этом.

– Что ж, я запомню, – кивнул Григорий Евсеевич.

– Отказ от системы званий старого порядка, – произнёс Ленин, пожелавший вернуть беседу в первоначальное русло. – Что вы думаете об этом?

– Рекомендую её преобразовать, а не уничтожать, – ответил Аркадий. – Например, упразднить унтер-офицеров и внедрить сержантов. Ефрейтор, младший сержант, сержант, старший сержант, старшина – этого будет достаточно. А из офицерской иерархии убрать германщину. Младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант, капитан, майор, подполковник, полковник, а дальше генералы. Это не будет похоже ни на что, что есть в других армиях и уж точно не будет походить на звания царского режима. При царе не было лейтенантов и майоров, а сами наименования оставшихся званий – это нечто общевоинское, уже существующее в армиях мира.

– Чем вам не нравится идея уничтожения пережитков царского режима? – поинтересовался Ленин.

– Ломать – легко, – вздохнул Аркадий. – Но что, если лучше не ломать, а модернизировать? Не всё, что было при царе, было плохим – я так считаю. Да, плохого было очень много. Но если дом имеет много плохих архитектурных решений – это не повод сжигать его дотла. Лучше и дешевле перестроить его.

– Как-то слишком умеренно, – покачал головой Зиновьев.

– Мы должны работать с тем, что имеем, – пожал плечами Аркадий. – Царский режим кровав, но кровью запятнано не всё. В армии служат простые люди – они делают эту армию. Мы построим РККА не с пустого места, а на основе кадров царской армии. И постепенно изменим её в лучшую сторону. Военные училища будут обучать обычных детей, не имеющих аристократического происхождения – за три-четыре года мы получим первый офицерский состав нового содержания. Офицеры из рабочих и крестьян, которые придут на замену царским офицерам.

– А как вы можете гарантировать, что царские офицеры не восстанут, когда поймут, к чему всё идёт? – спросил Ленин.

– Единоначалие, – улыбнулся Аркадий. – Обеспечьте лояльность высшего командного состава и всё – нижестоящие офицеры не смогут оказать значимого сопротивления. К тому же, в Красную Армию будут идти те офицеры, которые уже внутренне приняли её иное содержание. Добровольцы.

– Вам обязательно нужно встретиться с Николаем Ильичом Подвойским, – задумчиво произнёс Ленин. – Он старый большевик и проявлял интерес к теме обороны достижений Революции. Возможно, вы сработаетесь.

– Возможно, – кивнул Аркадий.

– Вы подняли тему лояльности царского генералитета, – заговорил Зиновьев. – Генерал Алексеев. Я слышал, что он очень тесно взаимодействует с Временным правительством и пользуется особым положением. Зачем нам столь сомнительный элемент? Не лучше ли назначить командовать армиями кого-то более лояльного?

После этих слов он выразительно посмотрел на самого Немирова.

– Я не сомневаюсь в лояльности генерала от инфантерии Алексеева, – твёрдо произнёс Аркадий. – Генерал поддерживает идеи Маркса и полностью открыт делу социалистической революции. Если задумаете убрать Алексеева – тогда заодно убирайте и меня.

Ленин удивлённо приподнял бровь.

– Я просто спросил, – развёл руками Зиновьев.

– Мы начали вместе – вместе и закончим, – сказал Аркадий. – Генерал Алексеев раньше всех начал понимать характер будущей войны, поэтому очень и очень много сделал для сохранения жизней простых солдат – только за это он достоин того, чтобы быть первым среди основателей будущей Красной Армии.

– Никто не собирается убирать Алексеева, – поморщившись, сказал ему Ленин. – Он нужен нам. Мы не вероломная сволочь – Алексеев получит заслуженное место на самой вершине Красной Армии – я обещаю вам это, Аркадий Петрович.

*13 мая 1917 года*

– Здравствуйте, товарищи! – вошёл Аркадий в полевой госпиталь.

– Здравия желаем, товарищ подполковник! – ответили раненые.

Вслед за Немировым в госпиталь вошли солдаты с ящиками.

Новгородский фармакологический завод продолжает исправно функционировать – выпускают стрептоцид в промышленных масштабах. Точных цифр Аркадий не знал, но сейчас стрептоцид можно найти в любой аптеке.

Товар, после масштабной рекламной кампании, стал востребованным, поэтому его можно найти в любой аптеке Петрограда.

Аркадий заказал себе двадцать килограмм, которые и были привезены вместе с другими наименованиями лекарств.

Привезённый запас будет распределён по всем госпиталям, поэтому каждый раненый сможет рассчитывать на лекарство, пусть и не чудодейственное, но эффективное.

Антибиотики – это лишь отдалённая мечта. Там всё очень непросто, поэтому, когда появится возможность, нужно будет как-то ненавязчиво подтолкнуть учёных в верном направлении.

«Мои познания о лизоциме и пенициллине особо не помогут», – подумал Аркадий. – «Выделить лизоцим из яичного белка, в нынешних условиях, невозможно, а вот выделять пенициллин с помощью амилацетата…»

Всё это требовало целой группы учёных-медиков и учёных-химиков, которые должны будут работать сообща. Самое главное для Аркадия было сохранить свою анонимность. Идеально было просто навести специально обученных людей на идею и дать им поработать.

Пенициллин – это буквально следующая историческая эпоха медицины. Миллионы безнадёжных выживут и дадут потомство, что скажется на будущем этого мира – родятся дополнительные миллиарды.

Аркадий не был уверен на 100 %, но подойти к эре депопуляции с десятком миллиардов будет лучше, чем с восемью миллиардами – как минимум, это замедлит процесс, а там, возможно, что-то придумают.

Так себе идея – уповать на то, что потомки сами что-то придумают, поэтому он собирался проработать этот вопрос и позаботиться о том, чтобы у людей не было причин считать, что «сейчас не самое лучшее время, чтобы заводить детей».

Немиров, приветливо кивая раненым, направился к кабинету главного врача.

«Как устранить причины войн и различных социально-экономических кризисов?» – думал он. – «Социализм?»

Между социалистическими странами случались войны. Их было, если отбирать по критерию именно полноценной войны, всего две. Китайско-вьетнамская война и Кампучийско-вьетнамский конфликт.

Только вот Аркадий считал важным одно обстоятельство: в обоих этих случаях воевали маоисты против социалистов.

По сравнению с сотнями крупными и тысячами мелких войн, случившихся при капитализме, две очень маленькие войны – это ничто.

Это значит, что конкретно между собой социалистические страны воевать не склонны, даже при наличии идеологических разногласий. И это обнадёживало Немирова.