Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 209 (всего у книги 346 страниц)

– Просто как чернота какая-то, а очнулся – стою на коленях и предложение делаю. А самого мотает от лева до права… Слева Фрол ловит – вправо толкает, а справа – Акакий. И влево меня, значит. А она передо мной стоит. Только мне кажется, что их там трое, не меньше. И я всем троим, значит, руку и сердце…

– Тьфу ты. Напугал. – Я покачал головой. – И чего? Дама изъявила согласие?

– Говорят, да…

– «Говорят»?

– Ну… Сам-то я не помню. Но ребята говорят, очень была счастлива и согласием ответила. Батюшка с матушкой только строго на это всё посмотрели и сказали, мол, потом с трезвым говорить будут. Вот я и пришёл…

– Не передумал, на трезвяк-то?

– Ты чего! Я ж охотник, моё слово твёрдое. Коли начну от своих слов отказываться – кто мне доверять станет? Да к тому же – дело хорошее. Давно уж душа не на месте, что девчонка тут бегает. Здесь видал, какие скоты иной раз останавливаются?

– Угу, – усмехнулся я, вспомнив, как мы тут гасили упырей. – Представление имею. Не, ну ты молодец, конечно. Я сам голову ломал, как бы девушке помочь. Дай вам бог счастья, и всё такое.

– Ну уж, счастье не счастье, а работать ей при мне точно не придётся. Кости-то у меня не переводятся. Пускай дома сидит, рукоделием занимается. И у меня за неё на душе спокойнее. Домой придёшь после охоты – там тепло, ужин готов. А коли голову сложу, так за меня из казны заплатят хорошо, бедовать девчонка не будет… О, а вот и папа с мамой, – оживился Глеб.

В зал и вправду вышли трактирщик с супругой. Я кивнул им и протянул руку Глебу.

– Ладно, мешать не буду. Если вдруг чего, найди меня.

– А чего – это чего?

– Ну, если твари вообще лезть перестанут. Или наоборот – ломанут такой силой, как раньше не ломили. В общем, мне любые перемены интересны.

Глава 2

– А-а, – протянул Глеб. – Ты всё о тварях! Я-то думал, скажешь, чтоб на свадьбу звал.

– Это само собой. Только надо как-то распланировать, чтобы на разные даты. А то кучно пошли, все вокруг женятся.

– А кто ещё?

– Да Ползунов, например. Помнишь? Тот, который пауков делает, инженер.

– А, помню. Ну, добро, мужик солидный. Ему-то давно пора.

– И я тоже женюсь.

– Да иди ты!

– Ну, вот так.

– Катерина Матвеевна?

– А то кто же…

– Вот ведь. Не зря спасали, глянь!

– Конечно, не зря. Ладно, Глеб, бывай. Удачи в переговорах.

Я переместился домой. Вернее, во двор. Поглядел за забор – удовлетворённо кивнул. Космический корабль высился там. Больше парковать негде было, не во дворе же ставить. Да и не факт, что яйцо влезло бы во двор. Мои домашние и любопытствующие деревенские его уже разглядели со всех сторон, поохали и разошлись. Яйцо как яйцо, только железное. Чего на него глядеть, тут Рождество на носу.

Рядом со мной послышался вздох.

Повернув голову, я увидел Тварь. Она тоже смотрела на «яйцо» с загадочной русской тоской.

– Что? Грустишь, что такое здоровенное яйцо, а сожрать не получится?

– Хорошо ты меня знаешь, хозяин… И вправду. Зачем такое разочарование?

– Яйцо сие, Тварь, обладает рядом других очень полезных свойств.

– Да какие ж у него полезные свойства, ежели оно твёрдое и не жрётся?

– Ну, например, с его помощью можно путешествовать в любую точку мира и делать это мгновенно.

– Ох, насмешил! – Тварь взбрыкнула. – Так-таки быстрей меня скачет?

– Побыстрее будет.

– Яйцо! Быстрей меня! Ха! Совсем дурой меня считаешь, хозяин.

И, фыркнув, Тварь величественно удалилась в конюшню. Я проводил её задумчивым взглядом. А на крыльцо дома вывалился зевающий Егор.

– Здорово, – повернулся я к нему. – Сколько можно дрыхнуть?

– Дык, измотались-то как!

– Измотались. Вот полоцкие охотники, например, ещё и отметить успели. Некоторые даже связали себя узами семейных отношений.

– Богато, – оценил Егор. – Но мы нынче ночью наверстаем. Рождество ведь.

– Это уж как пить дать. Ты позавтракал?

– Перехватил мальца. Теперь снова спать захотелось.

Ну ясно, у мужика-то вообще стресс. Сколько лет избегал командовать охотничьими объединениями, и вот. Постоял полусотенным, да успешно.

– Апнуться успел?

– Чегось?

– Ранг, говорю, поднял?

– А, да. Боярин. Вишь, какое дело. Телом спать хочу, так бы и упал, а духом – горы бы свернул.

– Ничего, поспать успеешь. Давай со мной в одно интересное место метнёмся с внезапной проверкой. Насчёт гор ничего обещать не могу, правда…

– А пошли! – Егор даже дослушивать не стал.

Мы пошли в яйцо. Оно теперь слушалось меня, как отца родного. Когда мысли, когда прикосновения. Где-то приходилось тыкать мечом. Но, в целом, всё работало и оптимизировалось чем дальше тем лучше. Вот что значит действительно обучаемые интеллектуальные системы!

Стоило подумать – и на голограмме отобразился вход в пещеру.

– Ты ж глянь, Егор. Прежде чем переместиться, можно посмотреть, что там происходит, на выбранном месте.

– Это очень хорошо, – одобрил Егор. – А то у одного брата случай выше. Додумался «якорь» в нужнике поставить. Понос его пробрал, а мы в кабаке отмечали. Боялся не добежать. И вот, прям в кабаке портки спускает, нагибается, исчезает. А там на ту пору конюх случился…

– Ладно, дальше не рассказывай, вводных достаточно, я сам дофантазирую.

– Ох, зря отказываешься, Владимир, там тако-о-ое было…

– Верю всем сердцем.

Если перефразировать известную поговорку, то русским охотникам проще поставить «якорь» в общественном сортире, чем кастануть Противоядие… Хотя, может, прохватило мужика не от отравления. Мало ли… Целительные Знаки охотников отнюдь не всё целят.

Яйцо завибрировало и переместилось ко входу в пещеру. Мы с Егором вышли и прошли внутрь. Ещё до того, как попали в основной грот, поняли, что там кто-то есть. Обнажили тихонько мечи. Сонливость с Егора как рукой сняло.

Однако стоило приблизиться, и мы стали разбирать слова. Голос деда Архипа вещал:

– Помнишь ты, Кощей, как когда-то свысока на меня смотрел? Гордился, возносился. И теперь – где ты, и где я? Вона ты у меня где!

– Выберусь отсюда – я тебя на кусочки разорву и сожгу каждый отдельно! – рявкнул в ответ Кощей.

Голос всё ещё был мощный, хотя прежнего впечатления, безусловно, не производил.

– Выберется он! Да я и сам тебя вытащу. Служить мне будешь. Весна придёт – станешь мне сапоги от грязи чистить и горшок позорный выносить!

– Пожалеешь ты о словах своих, пень трухлявый, ох, пожалеешь!

– Я-то своему слову хозяин. И лесу хозяин. Где слуги твои, а? Где царство твоё? Вот, то-то же. Никто ты теперь, и звать тебя никак. Владимир, охотник-то молодой, вернётся – он тебя совсем кокнет. Так что ты меня держись, если жить хочешь. Я-то не злобливый. Схорониться помогу, ежели клятву верности мне принесёшь. И уж тогда-то я развернусь! Ух! Все леса мои будут. А водяных – тех вовсе истреблю. Сами все на поклон приползут, когда узнают, что у меня сам Кощей на побегушках!

– Звучит как план, – оценил я, войдя в грот. – А то, что ты мне слово давал – пофигу? Это было в прошлой серии, об этом уже никто не помнит?

Дед Архип подпрыгнул так, что чуть из валенок не вылетел. И забормотал какую-то невнятную фигню.

Всё было по-прежнему. Голова Кощея на алтаре, небольшая рощица вокруг, и плутающее в этой рощице безголовое тело.

Ну, и то хорошо. Хоть где-то стабильность. Включая вероломство деда Архипа. Преданности до гробовой доски я от него и не ждал, в общем-то. Догадывался, что как только отвернусь, начнёт мутить, вытанцовывая собственную выгоду. Твари, они и есть твари, что с них взять. Против природы не попрёшь.

– Да я, это… – бормотал дед Архип. – Ты, того. Не так понял! Это я его запугиваю просто. Чтобы, значит, когда ты появишься, посговорчивее был.

– Угу. Я так и подумал… Помоги, Егор.

Понимая, что лешему доверять нельзя, из мастерской Ползунова я захватил противотварные цепи, которыми удерживали Разрушителя. В мастерской они уже без надобности, а мне пригодятся. Сейчас вытряхнул цепи из заплечного мешка. Кастанул на бестолково блуждающее по жидкой рощице туловище Кощея Костомолку.

Как только тот упал, мы с Егором бросились к нему. Замотали цепями. На цепи повесили замки. К тому моменту, как раскатанное Костомолкой туловище обрело прежнюю форму, оно было заковано от шеи до пят. Туловище, лежа на каменном полу пещеры, судорожно дёргало руками и ногами, но ни на что более серьёзное было не способно.

Голова Кощея разразилась бранью. Я на всякий случай выждал – всё-таки потусторонняя тварь. Но цепи работали штатно, вырваться Кощей не мог. Основная его сила заключалась, видимо, в невозможности уничтожить тело. Убить Кощея было действительно нельзя – по крайней мере, до тех пор, пока не доберёшься до сердца. А пленить – пожалуйста. Что и требовалось доказать.

– Всё, лешак. Зелёные насаждения можешь убирать, дальше я сам.

Погрустневший дед Архип махнул рукой. Рощица, растущая вокруг постамента, начала истаивать. Через минуту уже и подумать было нельзя, что здесь когда-то что-то росло.

– Я твоё желание выполнил, охотник, – объявил леший. – В расчёте мы с тобой!

– В расчёте, – согласился я. – Только помни: одолел я тебя раз, одолею и другой. Мне для этого уже и помощь не понадобится.

– Да уж вижу, что не понадобится, – проворчал дед Архип. – Силы-то в тебе – эвона, сколько стало, за версту шибает! Забудешь тебя, как же. Ежели где почую, дальней дорогой обходить буду.

– Рад, что мы поняли друг друга. Рано или поздно я до тебя, конечно, доберусь. Программа максимум – истребить всех тварей на обозримом пространстве. Но, поскольку свою часть сделки ты честно выполнил, сегодня я тебя не трону. Забирай свою побрякушку и вали отсюда, – я поднял вверх руку с браслетом-прутом.

– Злыдень ты коварный, – заныл леший. – Меня тварью зовёшь, а сам-то⁈ Поработил, слово на крови взял, желание выполнить заставил – а как я всё честь по чести исполнил, так измываешься?.. О-ой, горе моё горькое! О-ой, каждый меня сироту-сиротинушку, обидеть норови-ит…

– Да погоди ты, не вой! Чем это я измываюсь?

– Освобождать меня не хочешь! О-ой, горе мне, горе…

– Да почему не хочу-то? – я начал злиться. – То есть, не то чтобы хочу, конечно, но по крайней мере не возражаю. Сказал же, забирай свою приблуду, да вали подобру-поздорову, пока я не передумал.

Леший всплеснул руками.

– Да как же я сам чары-то сниму? Это ты должен сделать.

– Я?

– Ну, а кто с меня слово на крови взял? Теперь, как я твоё желание исполнил, освободи меня от него.

Я вопросительно посмотрел на Егора.

– Ты что-нибудь понимаешь?

Тот пожал плечами.

– Видать, заклинание сказать нужно. Чтобы чары разбить.

– Какое ещё заклинание?

– Да мне почем знать? Я с лешаками сроду делов не имел. В наших краях эта погань и не водится почти.

– О-ой, горе мне го-оре! – пошёл на новый круг леший.

– Да заткнись ты, блин, – прикрикнул я. – Заклинание знаешь? Которое тебя от клятвы освободит?

– Нет, – леший так удивился, что даже выть перестал. – Кто же мне заветные слова-то скажет?

– Ну да, логично…

– Клятву тебе тогда Гравий подсказывал, – сказал Егор. – Стало быть, он и обратные слова должен знать. Да только на кой-они тебе?

– В смысле – на кой?

– Ну, заруби эту тварь, да и дело с концом. Возиться с ним ещё…

Леший снова взвыл в голос. Я покачал головой.

– Не, Егор. Я-то – не тварь, я своё слово держу. И не из-за возможных репутационных потерь, а потому что человек оттого и зовется человеком. Твари слово дадено, или кому – дело десятое. Клятву давал я, Владимир Давыдов. И становиться клятвопреступником не собираюсь… Короче. Побудь пока здесь, только не убей никого. Я за Гравием смотаюсь. Ты! – я повернулся к лешему. – Попробуешь на моего друга рыпнуться – вернусь, мокрого места от тебя не оставлю.

Это на моём ранге леший – ерунда, смахну и не замечу. А Егору, если лешего вдруг переклинит на нервной почве, не поздоровится.

Леший свирепо сверкнул на меня глазами, но промолчал. Стало быть, понял.

Я вспомнил, как выглядит сибирский оплот, и переместился туда.

– Гравий? – переспросил парнишка-администратор. – Не, сюда не приходил. Спит ещё, должно быть.

– А где он спит?

– У Евдокии, поди. Где ещё-то?

– Да что ж такое! Того гляди и этот объявит, что женится.

Парень прыснул.

– Да не-е! Евдокия Гравию – не зазноба. Тётка это его. Баба одинокая, бездетная. Гравий, когда здесь бывает, частенько у неё ночует.

– Понял. А где эта Евдокия живёт?

– Да тут, рядышком. Вёрст двадцать.

– Двадцать вёрст – это, по-твоему, рядышком?

– Ну да. Не двести же.

Ну да. Действительно. Здесь, при таких-то просторах, и расстояния, видимо, по-другому воспринимаются. Я вздохнул.

– Коня дашь?

– Зачем коня? У Гравия во дворе якорь. Заходи, вон, в будку, да ступай на здоровье.

Я повеселел. Через минуту стоял перед крепкой избой, по самые окна утонувшей в снегу. Впрочем, дорожка до калитки была заботливо расчищена и посыпана песком. И там, где появился я, в снегу тоже был вытоптан пятачок. Я постучал в дверь.

– Кто? – моментально откликнулся женский голос.

Ответить я не успел. Дверь распахнулась, на порог выкатилась полная румяная женщина, ростом едва достающая мне до плеча. Гравию, то есть, вовсе в пупок упрётся.

– Охотник пришёл! – обернувшись в избу, крикнула женщина. – До тебя, племянничек! Да заходи, не стой на пороге! Ты кто таков, откуда взялся? Не видала тебя прежде. Снег-то валить – перестал, али нет?.. Да ты дверь-то, дверь-то закрой! Холоду напустишь. И сапоги сымай, не топчи мне тут! Не видишь, что ли, что помыто?.. А ты чего сидишь? Расселся, как на именинах! К тебе, чай, пришли – так встань хоть, поздоровайся!

Гравий сидел за столом перед самоваром. Тетушка, подскочив, толкнула его в плечо.

– Здрав будь, Владимир, – приподнявшись и протянув мне руку, сказал Гравий.

Ответить я не успел – тётушка затарахтела снова. Меня усадили на лавку, налили чаю и приказали угощаться бубликами. Бублики давеча покупала, в лавке сказали, что свежие. Да только где ж они свежие, когда этот вот, гляди-ка – с одного краю уже сохнуть начал? Это всё Алексашка, паразит. Как папаша его захворал, так теперь он в лавке хозяин. При папаше-то такого безобразия не было. Ежели говорили, что бублики свежие, значит, свежие! По три дня лежали, и хоть бы им что!

Тут, слава богу, на печи забулькало, и тётушка ускакала разбираться.

– Гравий, – быстро сказал я, – помощь твоя нужна.

Гравий молча кивнул. Пошёл к двери, снял с гвоздя тулуп.

– Ты кудай-то опять собрался? – из-за печи тут же выскочила тётушка. – Не успел прийти, уже снова за порог! А щи я к обеду – для кого варю?

– Мы быстро, – пообещал я. – Щи ещё даже довариться не успеют.

– Все вы так говорите!

Я решил, что Гравий уже достаточно одет, и положил руку ему на плечо. В следующую секунду мы стояли в пещере.

После трескотни тётушки Гравия брань Кощеевой башки и подвывания лешего показались музыкой. Я аж выдохнул. Спросил у Гравия:

– Часто она так трещит?

– Всегда.

– У-у-у… Сочувствую. А другой родни у тебя нет?

– Нет.

– Угу. Ну, теперь хоть ясно, почему ты сам такой болтливый. Тебе рот открывать, получается, смысла нет, за тебя всё скажут.

Гравий задумчиво посмотрел на закованное в цепи туловище Кощея. На башку на постаменте. Но вопросов, по своему обыкновению, задавать не стал. Поздоровался с Егором.

– Гравий, тут такое дело. Ты помнишь, как я лешему слово на крови давал? Вот этому? – я кивнул на деда Архипа.

– Помню.

– Ну, вот. А теперь он моё желание выполнил, и мне его освободить надо. А я слов нужных не знаю.

– Свободен.

– В смысле? – не понял я. – Это ты меня послал, или…

– Ему скажи. «Свободен».

– И всё?

– Да.

– Гхм… – я повернулся к лешему. – Свободен!

В тот же миг зелёный прут, огибающий моё запястье, исчез. А дед Архип завопил от радости. Подпрыгнул, завертелся на месте, превратился в смерч из древесных листьев и через несколько секунд втянулся в трещину в полу.

– Вот так просто? – глядя на оставшийся на полу сухой листочек, спросил я.

Гравий пожал плечами. Дескать, я не виноват, что так просто.

– Спасибо, друг, – я протянул Гравию руку. – Кабы я знал, что всего-то нужно – одно слово, не стал бы тебя сюда тащить. Да только как бы я это узнал, если твоя тётушка мне слова сказать не давала?

Егор хохотнул.

– Это она завсегда так. Тётку Евдокию никто из нашего брата не выдерживает, все норовят поскорее Гравия Знаком утянуть.

– И почему я не удивлен…

– Эй! – позвал Кощей. – Охотник! А меня отпустить?

– А тебя-то с какой стати?

– Лешего ты отпустил.

– А, ну да. Его отпустил, значит, и тебя должен. Всё логично. Обязательно, сейчас отпущу. Потом догоню и ещё раз отпущу. И будешь ты отпущенный. Только сначала на несколько вопросов ответь. День, когда падали звёзды, помнишь?

– Это было очень давно.

– Да, я в курсе. А что в тот день произошло? Или ты из своего потустороннего мира не видел ни фига?

– Я вижу всё! Я всемогущ!

– Ой, да ладно сказки рассказывать. Ты не всегда был всемогущим. Только когда звёзды нападали, кое-чему научился.

Башка скрежетнула зубами. Туловище на земле задёргалось.

– Ладно, не нервничай. – Я подошёл к алтарю и дружески потрепал голову по макушке. – Варианта у тебя, собственно, два. Либо сам мне всё расскажешь, либо я к Яге пойду. А у неё своя версия будет, в которой ты – ни фига не ДʹАртаньян.

– Яга! – завопила башка. – Она тебе помогала! Вот как ты всё преодолел…

– Нет, Кощей. Одолел я всё потому, что ты хреново подготовился. Ну сам посмотри: оставил крепость без защиты и ломанулся убивать меня. Даже не зная, в каком числе я сюда явился, и что вообще происходит. Разведка поставлена – откровенно так себе. В общем, шаг за шагом загонял себя в расставленную ловушку. Видишь, как получается. Сильный – да, бессмертный – да. А ума нет – и всё, пропал.

– Посмотрим. Поглядим, охотничек! На моей стороне – вечность.

– Да это мы поправим, не боись.

– Как ты убьёшь меня? Я бессмертен!

– Да найдём варианты, чего ты… Ну, так, навскидку, первое, что в голову приходит, отдадим тебя Ползунову. В переплавку. Сделают из тебя ценные механизмы. А?

Глава 3

Башка замолчала. Похоже, такое предположение её напрочь обескуражило. Даже Егор уважительно крякнул и почесал в затылке. А Гравий к разговору не прислушивался. Он задумчиво бродил по пещере. Остановился и поднял меч Кощея. С трудом, надо заметить, поднял. Штука увесистая.

– Переплавка меня не убьёт, – заявил Кощей. Но уверенности в голосе уже не ощущалось.

– Ну, нет так нет. Будешь живым. Ощущать себя частью механизма, который уничтожает тварей, и страдать от невозможности высказаться по этому поводу. Это ведь такая боль, да? Когда чувства и эмоции переполняют, а высказаться не получается, у автора комменты закрыты.

– Ты поплатишься!

– Да без проблем. Бабки есть, заплачу, когда надо будет. За такое шоу чего б не заплатить. Ну что, будем продолжать этот прозаический баттл, или всё-таки к делам перейдём? Вопрос прежний. День, когда упали звёзды, помнишь?

– Не день то был, а ночь, – скрежетнул зубами Кощей. – И звёзды тьмами на землю летели!

– Тьмами?

– Десятками тысяч, значит, – подсказал Егор. – Раньше так говорили.

Я кивнул голове – мол, продолжай.

– Я-то мёртвый был, – продолжала голова. – Погиб уж вовсе в незапамятные времена. Да не по нраву мне сие было.

– Кому ж помирать нравится, – поддержал я.

– Иным нравится. Покой находят. А я покоя отродясь не искал! Вот и в загробном мире меняться стал. Чертей подчинять.

– А чё, так можно было?

– А я никого не спрашивал.

Я хмыкнул. Парадоксальным образом этот парень начинал мне нравиться. Встреться мы с ним в те незапамятные времена – глядишь, друзьями бы стали. Действительно, чего разрешения спрашивать, когда можно просто делать и смотреть, что получится.

– Тяжело мне было. Тогдашний царь потустороннего мира обратил на меня внимание. И тогда-то звёзды и упали. Одна – к нам грохнулась. Так полыхнуло… Забыли про меня все. Попрятались. Думали, конец света настал. Я один вышел… Почувствовал будто зов какой. Будто пел кто в голове: «Хочешь всем миром править?» Конечно, хочу! Вот и пошёл. Вокруг трупы чертей обугленные лежали – а я шёл. И когда добрался, увидел железное яйцо огромного размера. Оно раскрылось передо мной. И я зашёл внутрь.

Кощей замолчал. Молчал он долго, с минуту. Мы терпеливо ждали, чувствуя, что история пока не закончилась. И ожидания оправдались.

– То, что находилось внутри, не было человеком. И оно умирало. Корчилось, произнося непонятные, нелюдские слова, и тянуло ко мне свои… Руки? Лапы? Я подошёл к нему, и оно коснулось моей груди. Сверкнуло, и в меня полилась сила. Страшная сила. Я – Я! – убоялся и закричал. Но всё уже закончилось. Пришелец умер, отдав мне силу. И когда я вышел, у меня уже не было больше соперников. Чертей тянуло ко мне. И они впитывали мою силу и тоже менялись. И настал час, когда я сразил повелителя потустороннего мира и занял его место. За моими плечами стояла армия. За него не встал никто.

– Героически, – оценил я. – Один момент не очень понятен. Мне тут говорили, что ты не любишь чертей в наш мир отпускать, потому что они питают тебя силой. А ты говоришь, что наоборот, свою силу черти впитали от тебя. И кто из вас брешет?

– Никто, – отрезала голова. – Силу от меня черти взяли, она их изменила, а потом в каждом умножилась. Когда мне нужно, я всей этой силой пользуюсь. Так же, как ты.

– В каком смысле, «как я»?

– Ты ко мне не с одной лишь своей силой пришёл.

– А… – До меня дошло, что Кощей имеет в виду тысячу. – Ну, допустим, понятно. А что за пурга с твоим сердцем?

Голова молчала с надменным выражением скелетной рожи. Как у неё это получалось – хрен знает. Однако молчала.

– Слушай, Кощей. Сказал «А», говори «Б». Я ж один фиг не отстану. И насчёт переплавки не шутил, если чё.

– А ежели расскажу – отпустишь?

Захотелось всхлипнуть. Всё-таки царь мира мёртвых, такой могучий правитель и воин. И что? Как какой-нибудь волкодлак, попавшийся в ловушку, канючит, чтоб отпустили. Потому что знает, что нихренашечки не может мне противопоставить.

Пожалуй, когда делаешь дела по уму, всегда так получается в итоге. Никакой тебе романтики с превозмоганиями: пришёл, увидел, победил. А вот кинься я в преисподню очертя голову сразу же, как только предъява пришла – и чего? Сейчас не башка Кощея лежала бы передо мной, а я сам сидел бы в цепях у него в замке. А он бы важно расхаживал, толкая злодейские речи… Не, ну как-то я бы выбрался, конечно, тут сомнений нет. Ребята бы пришли спасать, или ещё чего. Но осадочек все равно бы остался.

– Нет, не отпущу, – честно сказал я. – Но обещаю сперва убить. Чтобы вечных мук у тебя не было.

– Не интересно! – отрезал Кощей. – Я не для того обрёл бессмертие, чтобы умирать.

– А не задолбало тебя твоё бессмертие?

– Что?

– Ну, ты его обрёл, когда ещё прадедушка царя Гороха не родился. И с тех пор сидел безвылазно в замке, яйцо своё стерёг. Нигде не был, ничего не видел, ничего не сделал. День за днём, одно и то же. Потому что понимал: никому ты такой нигде не нужен. И тебе никто не нужен. И не интересно тебе ничего. Ну вот и зачем ты живёшь, спрашивается? Это-то хотя бы понял?

Кощей молчал. Как мёртвый, даже туловище вошкаться прекратило.

– Человек не просто так сотворён смертным, – продолжал я. – Есть черта, которую лучше не переступать. А главное искусство – это искусство жить так, чтобы, дойдя до этой черты, не иметь никакого желания через неё перешагнуть. Ты же перешагнул. И что? Принесло оно тебе счастье?

Я уж было подумал, что Кощей вовсе забил на диалог. Но голова шевельнулась, нижняя челюсть приоткрылась.

– Хорошо, – сказала голова каким-то совершенно угасшим голосом.

– Что хорошего-то?

– Хорошо, я скажу всё, что хочешь узнать.

– Внимательно слушаю.

– Не так просто, охотник.

– Да что ж такое… Опять всё непросто.

– Окажешь мне одну услугу, а потом – что хочешь со мной, то и делай.

– Ну, сделаем вид, что я заинтересовался. Что за услуга?

Егор толкал меня в бок – ты чё, мол, какие договорённости с Кощеем⁈ Погнали к Ползунову, пусть домну растапливает. Гравий тоже подошёл ближе с кощеевым мечом, закинутым на плечо. Плечо ощутимо проседало под тяжестью.

– Когда я был живым… я знал одного человека. Поможешь найти его – расскажу всё, что хочешь.

– Кощей… Не хочу показаться грубым, но ты сдох ещё до Кирилла и Мефодия. Задолго до.

– Этот человек жив.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что не было ни дня, чтобы я не обходил все свои владения в загробном мире в поисках… этого человека. Он жив.

Мы с охотниками переглянулись. Они лицами выражали полнейшее недоумение.

– В смысле, есть ещё один бессмертный? Только на в загробном мире, а здесь, в нашем мире? – уточнил я.

– Возможно… Не знаю.

– Хорошо. А что ты тогда знаешь? Как мне его искать-то? За что цепляться?

Кощей опять сделал долгую и нудную паузу. Складывалось впечатление, что он мучительно борется с собой. Ему не хотелось открываться мне, однако никто, кроме меня, видимо, помочь не мог.

– Мы подружились, когда были детьми, – выдал он ещё один кусочек важнейшей информации. – И я всегда был уверен, что когда вырастем – она будет принадлежать мне.

– А. Она… – протянул Егор.

Мне тоже сразу сделалось понятнее. Так бы сразу и сказал, мол, есть одна тян. А то развёл таинственностей.

– Мы были слишком разными, – продолжала голова. – И это видели все, кроме меня. Она чуралась людей, зато дикие звери и птицы слушались её так, будто она была одной из них. С детства уходила в леса. Одна, без страха, ничего с собой не брала. И всегда возвращалась живой и здоровой. Когда через день, когда через неделю. Родители бранили, наказывали – всё одно убегала.

До меня начало доходить, но я не перебивал из вежливости. Пусть уже выскажется.

– А я рос совсем другим. Война и власть – вот от чего кипела кровь у меня в жилах. И однажды я стал великим правителем. Вернулся в родное поселение разыскать её, но не нашёл. Она исчезла для меня навеки.

Поскольку череп замолчал, я счёл возможным вмешаться.

– А звали эту девушку, часом, не Леськой?

– Да… – протянул Кощей, всё ещё погружённый в воспоминания. – Лесьяра… Что? Откуда ты знаешь⁈ – Голова едва не подпрыгнула, тело в цепях затряслось, будто в судорогах.

– Да так, познакомились случайно, – вздохнул я. – И что, ты с ней поговорить хочешь? И только?

Никакой мимики у черепа, понятное дело, не было, но я чувствовал: отчаянно борется с собой. Шутка ли – тысячи лет человека искать и вдруг узнать, что искомое – на расстоянии протянутой руки. Правда, руки связаны цепью, а туловище отделено от головы, но то уже детали.

– Да, – наконец, выдавил Кощей. – Дашь нам поговорить – и потом я расскажу тебе всё, что угодно.

* * *

За рождественским ужином я сидел задумчивым. Ел, впрочем, с аппетитом – на этот процесс задумчивость никогда не влияла. И запивал тоже – со всем уважением к производителю напитка, тётке Наталье. Однако полностью расслабиться и отдаться течению праздника не получалось, хоть тресни.

Может быть, потому, что в подвале на закрытой половине лежало закованное в цепи тело Кощея. Может, потому, что его голову я запер в сейфе у себя в башенке. Может, потому что надо было искать лесовичку. Леську, Лесьяру – как бы она там себя ни называла, – а каким образом, не очень понятно. А может, потому, что сердце Кощея нарезает круги по орбите…

Вот ведь как интересно всё складывается. Хоть загадку сочиняй, только хрен кто угадает: тело в подвале, голова в башне, а сердце по небу летает. Офигеть. Надо запомнить. С этой загадки, пожалуй, начну разговор с Леськой. Известно ведь, что девушку для начала нужно заинтриговать. А как её разыскать… Да, пожалуй, тоже ничего сложного.

Подумав так, я повеселел. Оглядел сидящих за столом. Все мои домашние тут. Тихоныч, тётка Наталья, Маруся, Данила с Груней. В сторонке, в кресле – Терминатор со спящим младенцем на руках. Тётка Наталья долго сокрушалась, что Терминатора в рождественскую ночь нечем угостить. Находчивый Данила предложил берёзовый дёготь – местный аналог машинного масла. Тётка Наталья постаралась от души. Терминатор почернел и распространял на всю столовую чудесный аромат. Егор, Земляна и Неофит разбежались навестить родню, Захар подался к Марфе в Поречье. Рождество, говорят, семейный праздник. А моя родня – вот она, вся при мне.

– Ну что, друзья, – сказал я. Встал и поднял кубок с вином. – Поздравляю всех с наступившим Рождеством! Мне с вами хорошо. Надеюсь, и вам со мной неплохо.

– С Рождеством! – воодушевленно отозвалась родня.

Кубки сдвинулись. Терминатор отсалютовал спящим младенцем. Расчувствовавшаяся тётка Наталья утирала слёзы, Маруся бросилась меня обнимать. А во входную дверь постучали. Громко. Копытом.

– Хозяин! – долетел с улицы трубный глас. – А Рождество уже наступило?

– Лошадка! – всплеснула руками Маруся. – Одна там на конюшне, бедненькая! Как же это мы про неё забыли?

И бросилась открывать дверь.

– Про неё забудешь, – вздохнул Тихоныч. И вопросительно посмотрел на меня.

Я махнул рукой. Ну, подумаешь – тварную кобылу в дом привести. Что она, не человек, что ли? Римлянин какой-то, мне рассказывали, коня в сенат притащил, сенатором назначил – и то ничего. Хотя вряд ли это на Рождество было. А у нас тут семейный праздник, в конце концов.

В дверной проём Тварь вписалась. Ну, почти. Подумаешь, вынесла на себе часть дверной коробки – ерунда, право слово. Зато пол под копытами не провалился, хоть и стонал на все лады.

– Если Рождество уже наступило, то должны быть подарки! – остановившись на пороге столовой, объявила Тварь. – Где?

В столовую она бы уже точно не пролезла. Только башку просунуть смогла. И эта башка с укором посмотрела на меня.

– Под ёлкой, лошадушка, – сказала Маруся. Погладила Тварь по спутанной гриве. – Подарки – они всегда под ёлкой.

– Под ёлкой⁈ – изумилась Тварь. – Это, что же – в лес идти? Ночью?

Маруся рассмеялась.

– Да нет! Ёлка – здесь, в гостиной стоит. Идём скорее!

Прошмыгнула под башкой Твари и выбралась из столовой. Башка из дверей немедленно исчезла.

Мы все тоже, не сговариваясь, пошли за Марусей. Увидели, как она распахнула двери в гостиную.

Посреди тёмной, неосвещённой гостиной стояла ёлка, украшенная самодельными игрушками. В ветвях горели крошечные свечи. Под ёлкой, в искусственном снегу из ваты лежали свёртки, перевязанные лентами – подарки. Запах хвои смешивался с запахом воска и ароматами, доносящимися из кухни.

Ощущение праздника. Всё, что я до сих пор о нём знал – на отсутствие этой штуки принято жаловаться. Где-то с начала зимы и до Нового года. Потом уже смысла нет, сочувствовать не будут. Поэтому крайне важно успеть заранее объявить всему миру, что у тебя нет новогоднего настроения. Если оно вдруг есть, то лучше помалкивать, уважать перестанут.

Самому мне всю дорогу было категорически плевать на любые настроения, я понятия не имел, есть у меня новогоднее или нет. Должно быть, поэтому то чувство, что подступило сейчас, распознал не сразу.