Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 221 (всего у книги 346 страниц)

– Ещё кто-нибудь хочет назвать меня глупым? Давайте, смелее, я сегодня щедрый.

Многоголосый рык был мне ответом.

– Тварь! – заорал я. – Пожалей своих подданных! Вернись ко мне, я всё прощу. Может, даже ведро медовухи тебе налью. Но это не точно.

Первыми сорвались с мест летучие ящеры. Я встретил их Защитным Кругом. Активный, он просто испепелял эту мелюзгу. Ещё родии… Я скользнул мысленным взглядом по своей копилке и мысленно же присвистнул.

Н-да, всё не зря, всё не даром. И потусторонний мир, и владыка, и Кощей, и полчища тварей, которых истреблял пусть не я, но ребята из моей тысячи.

Родий хватало. Я был готов стать легендой этого мира! И не отказал себе в удовольствии.

Покачнулся, ощутив перераспределение энергии. Такое глобальное, какого не ощущал никогда прежде. В одно мгновение совершил то, что казалось несбыточным – сделался Воеводой. Достиг обозначенного справочником потолка.

Количество маны, по ощущением, улетело в заоблачные дали. Я задрожал, почувствовав себя всесильным. Голова закружилась. Как тогда, под стеной Полоцка. Как же мне тогда было хорошо! Пока подмога не подоспела. Испортили всё веселье. Но сейчас-то никто не придёт, ведь правда? Сейчас здесь только я и эти мешки с костями. С золотыми костями, на минуточку. Которые все, до единой, принадлежат мне.

– Что ж, – прошептал я, и меч у меня в руке вспыхнул ярче. – На вашем месте я бы попытался бежать…

И твари побежали. На меня. Такое ощущение, как будто после Рождества и Нового года наступил ещё какой-то праздник, не менее крутой. Иначе почему судьба дарит мне столько подарков? Почему у меня такое радостное настроение? Не-е-ет, это ж-ж-ж неспроста. Может, у меня день рождения? А может. Я ж понятия не имею, когда он у меня. Так почему бы и не сегодня?

– С днём рожденья меня! – пропел я и отключил Защитный Круг. – С днём рожденья меня! – Взмахнул мечом, и пламя, полетев дугой, подожгло первый ряд тварей. – С днём рожденья, охотник Владимир, с днём рожденья меня!

А потом начался ад. Или рай. Смотря как посмотреть. Я еле успевал поворачиваться. Мой меч, слишком мощный и крутой для всей этой шушеры, каждым взмахом проделывал целые улицы и переулки в нападающих на меня толпах. Я даже не ощущал сопротивления их плоти. Тварей уничтожала просто заложенная в мече энергия, и та энергия, что подавал на него я.

Глава 25

Родиеносные молнии жалили без перерыва. Интересно, сколько там до следующего ранга – того, что даже в справочнике не обозначен? Сто тысяч? Миллион? Надо было спросить Ждана, жаль, не успел. Теперь он уж наверняка усвистал обратно в Пекло, чего ему тут сидеть.

А я теперь, кстати, понимаю, почему такие, как он, уходят. Разве вот это – соперники⁈ Разве тут можно найти настоящее удовлетворение от работы? Господи, да я как будто младенцев режу, аж неудобно! Уж не грешу ли, часом? Ща как выскочит из-за кустов какой-нибудь гринпис по тварям, или типа того.

Больше всего раздражала мелочёвка. Крысы, ящеры, лягушки, кикиморы. Их успешно прибивали мои Доспехи, но при этом давали просадку. Приходилось то и дело их подновлять, на доли секунды оставляя себя без защиты.

– Достали, – рыкнул я и выдал порцию Мороза.

С полсотни крыс и лягушек обратились в ледяные комочки. Ещё один Мороз, и посыпались градом застывшие в полёте ящеры. Не все, но изрядное количество. Отлично, всё легче жить.

Я снёс башку русалке, развернулся и разрубил пополам медведя. Поворот – и голова вепря рассечена повдоль, вместе с клыками. Что-то тычется в Доспехи. Поворот, удар – упырь падает, уже полыхая.

Настроение росло в геометрической прогрессии с каждым ударом. Столько костей и родий – и все мне! Одному мне, ни с кем не придётся делиться! Тупые твари, которые теперь, к тому же, лишены возможности размножаться… Да я сейчас, по ходу, перебью всех отечественных разом, и государство сможет дышать свободно. Может, государыня ещё один орден даст – прикольно, чё бы нет. Деньги, конечно, ещё прикольнее, но денег мне тут и так хватит, по ходу, на несколько жизней вперёд.

Я уже не замечал, кого рублю, колю, сжигаю, ломаю Костомолкой, замораживаю и бью Молнией. Твари перестали существовать для меня как отдельные единицы. Они были как колышащееся вокруг море, которому нет ни края, ни конца. Да и слава богу! Не надо ни края, ни конца.

– Пусть продлится целый век, – запел я, – танец смеха и веселья! Пусть цветами станет снег, ароматами – метели! Я мечтаю танцевать, как волшебные русалки… О, русалки!

Кажется, одним взмахом я изничтожил сразу четверых. Блестяще, просто блестяще!

Разворот – и колющий удар в какое-то очередное безликое пятно, про которое можно было сказать наверняка только одно: это враг.

Меч, усиленный Костомолкой, отработал безукоризненно. И вдруг стало тихо. Как будто всё остановилось, включая своё время.

Я моргнул. Окружившие меня твари медленно пятились. Никто не издавал ни звука. Кроме нанизавшейся на мой меч Твари. Той единственной Твари, которой я хотел сохранить жизнь. Моей кобылы.

Она издала хрип пронзённой мечом грудью и с усилием, с извечным своим упорством продвинулась вперёд, пропуская волшебное орудие глубже.

– Спасибо, хозяин, – услышал я, когда её морда оказалась у самого моего уха.

А потом Тварь упала на колени, и меня шарахнуло. Сразу сотней родий.

– Ты… Ты… Тварь тупая! – заорал я, выдернув меч. – Зачем ты вылезла⁈

Тварь молча лежала у моих ног. А все остальные драпали во все стороны так, будто за ними гналась тысяча охотников.

Горячка боя схлынула мгновенно. Как и тогда, под Полоцком, я буквально рухнул, с ужасом понимая, до какой степени себя измотал. Нет, маны ещё оставалось прилично, но физически я был – всё. Если бы не троекуровский амулет и Знак Перемещения, то мне только и оставалось, что лечь рядом с Тварью на снег и замёрзнуть насмерть.

Я лёг рядом с Тварью и закрыл глаза.

Но долго полежать мне не дали.

– Владимир.

Я поднял голову и, щурясь, уставился на Ягу, вылезающую из ступы.

– Чего тебе?

– Надо закончить начатое.

– Всё закончилось.

– Сердце. Ты посмотри.

Я нехотя взглянул на мёртвую Тварь. Через пробоину в груди мерцал свет.

– Просто не мешай, я его достану, – сказала Яга.

– Ну-ка нахрен, отказать. – Я достал кинжал достопамятного Мандеста. – Хватит с меня экспериментов.

– Да ты неужто думаешь, что я бы…

– Ничего я не думаю. Просто действую. Не лезь.

Светящееся сердце я растоптал так же, как первое. И точно такие же разряды пробежали по залитому тварной кровью снегу.

– Теперь уж точно всё, – вздохнула Яга.

Я отшвырнул прочь испачканный кинжал. Кровь Твари была не такая зелёная, как у других тварей. Мне почему-то казалось, что она была больше «человеческой». Наверное, просто казалось.

– Владимир, – начала было Яга.

– Уйди, – велел я и сел. Положил себе на колени лошадиную морду.

Яга молча удалилась – и на том спасибо. А я погладил Тварь по морде.

– Не такого ты финала заслужила, подруга… Почему было не потерпеть, а? Мы бы обязательно нашли выход. Всегда находили. Да и я хорош… Завалился спать, вместо того, чтобы решать сразу. Понимал ведь, что нездоровая хрень творится… Мой косяк. Мой косяк, не поспоришь. Значит, мне и исправлять…

Забрезжила вдруг надежда. Дурацкая, как мне показалось, но секунду спустя я услышал:

– Мяу.

Кот сидел на боку Твари и смотрел на меня. Урчал и будто чего-то ждал.

– Здорово, бро. Хочешь помочь?

– Мы поможем, – раздался знакомый голос. – Она ведь не полностью была тварью. Возможность есть.

Лесовичка – на этот раз в облике девчонки Леськи, – опустилась рядом со мной на колени и заглянула в глаза.

– Сначала – ты. Потом – мы. Но поторопись! Время уходит.

Это точно. Откладывать было нельзя.

Я начал с того, что вытянул руку над растерзанной грудиной Твари. Остановить кровь.

Ничего не произошло, но, наверное, и не должно было. Дальше. Костоправ. Заживление.

С противным звуком срослись кости, поверх них затянулось мясо, покрылось свежей шкурой.

Ну и теперь – погнали прокачивать до предела запущенную ветку. Минус пятьдесят родий, третий уровень Воскрешения – можно поднять мертвеца на сутки в качестве зомби и заставить выполнять приказы. Круто, круто. Может, когда-нибудь и пригодится, но точно не сейчас.

Ещё минус сотня родий – поблагодарим моих спонсоров, вон они, вокруг валяются, в разной степени расчленённости. Четвёртый уровень Воскрешения. Доступный только начиная с ранга Воеводы. Возможность воскресить погибшего до часа назад. Безо всяких приписок мелким шрифтом. Не зомби. А полноценное возвращение к, мать её, жизни.

Ну, погнали.

Воскрешение!

Мана хлынула из меня Ниагарским водопадом. Потемнело в глазах. Я пошатнулся.

Н-да, так хреново мне ещё не было. Даже когда тащил в загробный мир макаронного монстра – не было. На мгновение показалось, что не выдержу.

Я заскрежетал зубами, но Знака не отменил. Я справлюсь! Воевода я, или где⁈ Или только и могу – тварей гасить направо-налево, а как до настоящего дела дойдёт, так подыхать? Нет уж!

Чтобы не упасть, я вонзил меч глубоко в землю и схватился за рукоять. В ушах звенело, перед глазами плыло, я в этой круговерти уже вообще ничего не видел. Единственное, что знал: надо выстоять!

В момент, когда казалось, что сейчас сам рухну замертво рядом с Тварью, всё вдруг закончилось.

– Одолел, – проговорила-пропела Лесовичка. – Сильный воин! Велика твоя мощь, а дух ещё сильнее!

Слова её доносились будто сквозь вату, откуда-то издали. Но наваждение отпускало. Я понял, что всё ещё держусь за меч и даже ухитрился не упасть. Картинка постепенно обретала фокус.

Я увидел кота и Лесовичку. Лесовичка вытянула руки над лошадиной мордой. Забормотала что-то – быстро, напевно, я ни слова распознать не мог. А кот вдруг вскочил на лошадиный бок, принялся топтать его передними лапами с выпущенными когтями и громко мурлыкать.

Это продолжалось с минуту, а потом я заметил, что, кажется… Нет, не кажется – точно. Бок Твари начал подниматься и опускаться, покачивая кота.

А в следующую секунду…

– А-а-а-а!

Тварь с воплем вскочила на все четыре копыта. Кот с недовольным мявом отлетел в сторону. Лесовичка встала и отступила мне за спину.

– Опять этот воротник меховой со своими когтями⁈ – возмутилась Тварь. – Да что ж его… – и осеклась. – Хозяин? А… А где я? Что я?

– С возвращением, – сказал я. Встал и покачнулся. – Только чур, домой на тебе поедем.

– Но я… Я же умерла, хозяин!

– Ну а мы тебя вернули. Да не просто так.

– А просто как?

– Ты теперь не тварь, Тварь, – хихикнула из-за моей спины Лесовичка.

– А кто же я?

– Ты теперь – волшебное существо. Как я. Как кот.

Кот утвердительно мявкнул.

– Только зовут тебя всё равно Тварью, – уточнил я. – Вот такой тебе ребус, разгадывай, наслаждайся.

Тварь разинула рот и смотрела на меня, как баран на новые ворота. А я почувствовал, что – всё. Конец, финита. Сделал пару шагов и повалился на бок Твари.

– Присядь, что ли? Не запрыгну.

Кобыла послушно опустилась пузом в снег. Я забрался на неё. Тварь поднялась. У меня закружилась голова, и я закрыл глаза.

Сказал:

– Едем домой.

– Домой, – повторила Тварь.

И сделала первый нерешительный шаг в новую волшебную нетварную жизнь.

Она несла меня нежно и аккуратно, как драгоценный хрустальный сосуд. Каким-то образом ухитрившись развить при этом весьма приличную скорость – уже через пять минут мы стояли у ворот усадьбы.

Ворота распахнулись за секунду до того, как остановились – дома нас ждали.

– Барин! – всхлипнула Маруся. – Лошадушка!

Выглядел я, судя по всему, не очень – ко мне бросились все. Стащили со спины Твари, на руках понесли к дому.

– Погодите, – остановил я.

Обернулся. Тварь топталась перед воротами и косилась на противотварную верёвку. Позвала:

– Захарка! Отведи меня в конюшню.

Захар пошёл было к ней.

– Стой, – окликнул я. – Шагай сама. Без Захара.

– Не могу! Амулетик потеряла.

– Да говорят тебе, не нужны больше никакие амулетики! Ты больше не тварь. Шагай так.

Наступила тишина. Все собравшиеся уставились на Тварь.

– Боязно… – Тварь с сомнением смотрела на верёвку.

– А мне, думаешь, не боязно было тебя воскрешать? Давай-давай, шагай! Или ты вместе с тварностью и смелость растеряла?

Тварь возмущенно фыркнула. Встряхнула гривой. Зажмурилась и решительно перескочила верёвку.

– Хозяин! – открыв глаза, Тварь уставилась на меня. Помотала головой, словно не веря. Оглянулась назад, на верёвку – убедиться, что та на месте. – Хозяин! Я не тварь! На меня верёвка не действует!

Я улыбнулся.

– А я тебе что говорил? Ты меня когда-нибудь слушать будешь, или…

– Хозяин! – Тварь бросилась ко мне. Растолкала всех и ткнулась мордой мне в грудь. – Теперь я тебя всегда-всегда буду слушать!

* * *

Спал я… не знаю, сколько. Долго, наверное. Проснулся потому, что надоело спать. Чувствовал себя охренительно бодрым.

За окном вовсю светило зимнее солнце. Отражалось от сугробов, снег на ветвях деревьев переливался. Чирикала какая-то птаха, ей вторила Маруся – возилась во дворе по хозяйству. А в доме стояла уютная тишина. Не настороженная, когда все затаились и ждут напасти, а аккуратная – когда ходят на цыпочках, разговаривают шёпотом и вполголоса шикают друг на друга: да тихо ты!

Я улыбнулся. Встал и спустился на первый этаж.

Охотники, по устоявшейся традиции, сидели в столовой у самовара. Ко мне повернулись все. И загомонили разом.

– Владимир!

– Ну как ты?

– Прекрасно. Только жрать хочется.

Я прошёл к своему месту во главе стола. Неофит немедленно вскочил и бросился на кухню – докладывать тётке Наталье, что Владимир встал и его можно кормить, ни в чём себе не отказывая.

– Расскажи про вчерашнее, – потребовал Егор. – С кобылы твоей толку мало. Как в конюшню вошла, так почти сразу дрыхнуть завалилась.

– Почему «почти»?

– Сперва с соколом поцапалась. И на жеребца наорала, который в её стойло заглянуть пытался.

– А. Ну, поцапаться – это святое, да… Спасибо, тётка Наталья!

Я принял из рук тётки Натальи блюдо с умопомрачительной яицницей – украшенной кусочками бекона, сыра, с поджаренным хлебом и свежей зеленью. Приступил к процессу насыщения, параллельно рассказывая о том, что происходило вчера на лесной опушке.

Подойдя к концу рассказа, понял, что в столовой установилась абсолютная тишина. Никто, по-моему, даже не дышал – все жадно ловили каждое моё слово.

– Ну и, вот, – закончил я. – То, что Тварь теперь – не тварь, это вы все своими глазами видели. А вообще, если дальше так подойдёт, противотварную верёвку можно будет вовсе убрать. Что-то мне подсказывает – твари теперь тихие станут. До весны уж точно затаятся…

– Погоди, – сказал Егор. – Верно ли я понял? Ты нынче – Вовевода⁈

Я вместо ответа стянул с руки перчатку. И сам с интересом уставился на собственную руку.

Шесть мечей Тысячника исчезли. Вместо них появился единственный. Он занял почти всю тыльную сторону ладони и светился. Надо будет, конечно, в темноте проверить, но есть мнение – для того, чтобы подниматься вечером к себе в башню Светляки мне больше не нужны. Достаточно просто перчатку снять.

Хотя… Я задумчиво посмотрел на перчатку. А есть смысл её дальше носить, вообще? Сдаётся мне, ранг Воеводы – не то шило, которое можно в мешке утаить. Да, по сути, и утаивать уже не от кого и незачем. День-два – и слух о том, что граф-охотник Владимир стал Воеводой, по всей России разбежится. Третью позицию популярности, после подраться и побухать, среди охотников уверенно держит почесать языки.

– Ух ты! – восхитился Неофит. Схватил меня за руку, потрогал меч. – Жжётся?

– Нет. Вообще не чувствую.

– У меня тоже такой будет!

– Ну… почему нет. Может, и будет.

– Гордимся мы тобой, Владимир! – глядя на меня, объявил Егор. – Страсть, до чего гордимся!

Земляна, Захар и Неофит закивали.

– Этот твой, столичный, прибегал уже, – сказала Земляна. – Просил передать, как отдохнёшь, что государыня тебя видеть желают.

– Орден дадут, – авторитетно объявил Неофит. – Ещё красивше прежнего! И дворец подарят. Я слыхал, государыня любит дворцы дарить.

– Разберёмся, – усмехнулся я.

Отодвинул опустошенную тарелку и потянулся. Встал.

– В Петербург? – спросила Земляна.

– Не.

– А куда?

– Меня другая дама ждёт. Давно уж, небось, все жданки прождала – а я всё никак. Вот, хоть сейчас метнусь, исправлю оплошность.

– Кланяйся от нас Катерине Матвеевне, – солидно сказал Захар.

– Непременно. Как только её увижу, так сразу. Но не прямо сейчас.

– Так ты не к ней?

– Нет.

– А к кому же?

Этот бестактный вопрос я оставил без ответа. Представил деревеньку, название которой, если и слышал – запоминать не посчитал нужным. Ту, где мы с Егором когда-то давно, в прошлой жизни, вдвоём! – бились с крысами.

Представил – и тут же переместился к тому самому сараю. Он стоял, заметенный снегом, но к двери вела тропинка – время от времени сено отсюда брали. Сарай стоял, как я и запомнил, на самом отшибе, у леса. Я выбрался на дорогу и пошёл по деревне. Через несколько шагов понял, что меня что-то смущает. Еще через несколько сообразил, что именно.

Переместился я в той же одежде, в которой завтракал. Даже камзол на рубаху не накинул, не говоря уж о меховом плаще. Не подумал как-то. Но холодно мне не было.

То есть, было, сейчас я это отчётливо вспомнил – в первые несколько секунд. А потом организм как будто переключил внутри себя настройки. Адаптировался под температуру окружающей среды. То есть, получается, мне в моём нынешнем ранге мороз нипочём? И даже делать для того, чтобы не мёрзнуть, ничего не надо?.. Круто, блин! Надо будет на досуге ещё в настройках покопаться. Хрен меня знает, что я ещё могу. Вдруг танцевать научился, на радость Катерине Матвеевне?

– Ой.

У деревенского колодца возились пацан лет десяти и девчонка постарше, поднимали ведро. Увидев меня, аж ворот крутить перестали. Уставились во все глаза на дяденьку, в двадцатиградусный мороз шагающего по дороге в одной рубашке.

– Что? – спросил я. – Закаляюсь. Не пытайтесь повторить в домашних условиях. Это я – охотник. Мне можно. – Отодвинул детей от ворота, принялся крутить, поднимая ведро. – Вот что, отроки. Где-то в этой деревне девочка живёт, которой крысы лицо подрали. Знаете такую?

Глава 26

Дети дружно закивали.

– Знаем, а как же!

– Который её дом?

– Во-он тот. По соседству с нашим.

– Ну, отлично. Как раз и санки вам дотащу.

На деревянных санках стояло два ведра. Пока я переливал в них воду, пацан топтался рядом со мной, а девчонка кинулась бежать по улице.

– Сте-еша! – донеслось до меня. – Стешка! Выходь скорее! Тут господин граф охотник тебя ищут!

Стеша не заставила себя долго ждать. Не успел я завезти санки со стоящими на них вёдрами во двор, где жили брат и сестра, как из соседнего дома выскочила знакомая девчонка. В платье, платке и валенках. За девчонкой бежала молодая женщина.

– Стеша! Стешка, ты куда⁈ Стой, оглашенная!

Стеша мать не слышала. Она неслась ко мне. Глаза сияли.

– Лечи!

Остановившись передо мной, Стеша сдёрнула с головы платок. Повернулась искалеченной стороной. Я вытянул вперёд руку.

Исцеление. Шрамы исчезли почти мгновенно, как не было. Подружка, позвавшая Стешу, ахнула и схватилась за щёки. Мать, подбежавшая к нам, узнала меня и изумленно остановилась поодаль.

– Ну? – поторопила Стеша. – Лечить-то будешь?

– Так всё уже. Вылечил.

Стеша посмотрела недоверчиво и схватилась за лицо – в том месте, где были шрамы. Ничего, кроме гладкой кожи, не нащупала и взвизгнула от радости. Бросилась ко мне. Роста, чтобы меня обнять, ей не хватало, я наклонился и взял девочку на руки.

– Долго ты, – с упреком сказала Стеша. – Я жду-жду! Лето ждала, осень. Уж и зима наступила – а тебя всё нет. Грушка со Стёпкой надо мной смеялись, – она метнула сердитый взгляд на соседей, брата и сестру, те отвели глаза. – Говорили, что не придёшь ты! И мамка с батей так же говорили, и бабка Матрёна. Что ты теперь важный охотник стал, про меня думать забыл. А я не верила и всё равно ждала.

– Погоди. Как ты сказала? «Верила»? «Матрёна»?

– Ага! – Стеша заулыбалась. – Я же тебе обещала, что «р» говорить научусь! Вот и научилась.

– Умница. И правильно делала, что ждала. Одна барышня целого принца дождалась, на корабле под алыми парусами. Хотя ей тоже никто не верил, и все смеялись. Но ты круче неё! Ты не просто ждала, а ещё и «р» говорить научилась. Теперь уж точно от женихов отбоя не будет.

Стеша засмеялась.

– А ты где был так долго?

– Да в общем-то не сказать, чтоб далеко. Просто других дел много было.

– Каких?

– Тварей убивал.

– Убил?

– Ага.

– Всех?

– Почти. Немного осталось.

– Это хорошо, – рассудила Стеша. – А когда ты всех тварей убьёшь, что делать будешь?

– Ой, не спрашивай. Вот уж кому не приходится задумываться, что делать, так это мне. Меня дела сами находят.

* * *

Яйца на дворцовой площади не было. Я кивнул, нисколько не удивившись. Молодец Разумовский. Если б у меня возле усадьбы такую полезную штуку бросили без догляду – я бы тоже прибарахлил. Ну что сказать – хорошее подспорье местным. Если технологии освоят, значит, и прогресс пойдёт быстрее. И качественнее. А прогресс – это хорошо, это радостно. Главное, чтобы в нужную сторону шёл.

Не думали не гадали инопланетные твари, что не только не завоюют Землю, но ещё, по итогу, оставят её с плюшками. Конечно, убитых не вернуть, уничтоженные культуры полностью не возродить, и это хреново. Но мы победили, а значит, мы сильнее. Сильнее тех тварей, что ещё недавно казались непобедимыми.

К дворцу я шёл от дома Ползунова. Переноситься сразу на место не стал – хотелось пройти, посмотреть, как живёт столица.

А столица вполне себе жила. Ржали лошади, перекрикивались люди, носились, играя, дети. Несколько раз я видел у них в руках золотые косточки. Да, тварей той ночью перебили столько, что немудрено было что-то упустить.

Разумовский встретил меня у входа. Поздоровались.

– Ты как знаешь, что я прийти собрался?

– Долго идёшь. А у меня глаза повсюду.

– Экий ты глазастый… Ну, идём, что ли?

Разумовский кивнул. Мы прошли в то самое помещение, где уже не раз я имел счастье встречаться с государыней императрицей. Она и сейчас была здесь. Не могла сдержать улыбки.

– Ваше величество, – поклонился я. – Прошу прощения, что не явился сразу. Там… разное было.

– Я достаточно хорошо вас изучила, чтобы понять: это не из неуважения.

– Преклоняюсь перед вашей мудростью.

– А сейчас вы ступаете на тонкий лёд. О вашем знаменитом чувстве юмора я тоже наслышана.

О как. Границы. Ну ок, пусть будут. Это ж императрица, в конце концов. Власть, которую я считаю за честь уважать.

– Значит, нас можно поздравить с победой, – продолжила государыня после паузы, которую я не счёл нужным заполнять ничем.

– Окончательной и безоговорочной, – кивнул я. – Мир, породивший этих владык, уничтожен. Больше они нас не побеспокоят.

– Это великолепно. Но что насчёт других?

– Других?

– Да, Владимир Всеволодович. Других. На нашей Земле есть разумная жизнь. Она была на ещё одной. И, насколько я понимаю, есть много где ещё.

– Исходя из чего вы делаете такие заключения?..

– Когда Кощей рассказывал о владыке, он упомянул, что они завоевывали и другие миры.

Вот это мне совершенно не понравилось, потому что тот разговор с Кощеем происходил в приватной обстановке, тет-а-тет, и я его никому не передавал. У Разумовского, выходит, не только глаза везде, но и уши. И с этим я разберусь сегодня же.

Я не подал виду, будто меня что-то смущает.

– Вы правы. Однако это слова. Слова существ, которым нет и не может быть доверия. Ничего конкретного мы не знаем.

– Знаем достаточно, чтобы держать ухо востро, – припечатала государыня. – И нам нужно оружие, которое мы сможем противопоставить возможным врагам.

– Насколько я успел заметить, второе яйцо вы забрали. Или же это сделал кто-то другой?

– Яйцо переместили по моему приказу. Его изучают.

– Прекрасно. Я никаких притязаний не имею. У вас своё яйцо, у меня – своё. Только прошу быть осторожнее. Ни на одной планете Солнечной системы нет пригодного для дыхания воздуха, перенестись туда – значит, умереть. Особенно на Венере. Что же до Юпитера и Сатурна, то там вообще…

– Владимир Всеволодович, – перебила нетерпеливая государыня, – это нас сейчас не интересует.

– Я просто хочу сказать, что будьте осторожны. Люди погибнут – полбеды, а то, что яйцо останется там, и вернуть его будет некому – это другие полбеды. Кто его найдёт – вопрос неприятный.

– Нас интересует другое.

Блин, да знаю я, что вас интересует. И изо всех сил пытаюсь показать, что поднимать эту тему не надо. Но вам ведь прям загорелось… Ладно, давайте начистоту, раз так.

– Знак, позволяющий стрелять в далёкие миры, ведом лишь тебе, – подал голос Разумовский.

– Верно.

– Он нужен нам.

– Но вам он не ведом.

– Именно так. Владимир, не притворяйся, будто не понимаешь.

В тяжёлом молчании я обошёл императрицу и, как она в прошлый мой визит, встал у окна. Заложил руки за спину, окинул взглядом залитый не по-зимнему ярким солнцем Санкт-Петербург.

– Нет.

– Что вы хотите сказать? – холодно спросила государыня.

– Я не хочу сказать. Я говорю. Нет, этого Знака вам не получить.

– Это следует расценить как предательство?

– Не мне диктовать вам, как относиться к моим словам и поступкам, ваше величество. Я в вашей власти. Как дворянин и как охотник. Когда и если возникнет необходимость использовать это оружие, вы легко сможете меня найти.

– И решение, нужно ли его применять, будете принимать вы? – Холод в голосе императрицы превратился в стужу.

– Я хочу, чтобы мой голос в этой ситуации был услышан.

– Владимир, ты неправ. – Разумовский подошёл ко мне сзади. – Ты демонстрируешь её величеству недоверие. Это оскорбление.

– Я думаю, что её величество очень мудра. Достаточно мудра, чтобы понимать: она не будет занимать престол вечно. Она не может отвечать за тех, кто придёт после неё. Не может отвечать за тех, кто её окружает. Вы помните, что при моём участии мы выловили троих предателей из этого дворца. Один из которых был министром. Знак, попав в нечистые руки, может привести к катастрофе. Знак, перенесённый мастером на амулет, может сработать и в руках не охотника.

– Завершите свою мысль, – попросила государыня.

– Вам, полагаю, известна русская пословица о том, что не нужно складывать все яйца в одну корзину. Я предлагаю себя в качестве хранителя Знака.

– Смею заметить, вы тоже не вечны, господин Давыдов.

– Справедливое замечание. Позвольте исправить формулировку: я предлагаю свой род в качестве хранителя Знака. В конце января я планирую заключить брак с Катериной Матвеевной Головиной.

– Значит, вы сможете воспитать своих детей так, чтобы им можно было доверить Знак. А я – нет?

– А вас, ваше величество, воспитывали родители?

Молчание.

– Мы живём в интересном мире, ваше величество. Государственная элита воспитывается специально нанятыми людьми, и дети сызмальства становятся мишенями для интриг. Род Давыдовых, разумеется, тоже не последний в столбцах. Как и род Рюриковичей… Но я в первую очередь охотник, а не аристократ. А охотники – люди простые. И воспитанием своих детей я буду заниматься исключительно сам. Пусть мой дар и не передастся им, но всё равно они будут охотниками.

После долгой тишины государыня-императрица спросила:

– Интересно понять, кто же воспитывал вас, Владимир Всеволодович.

Я улыбнулся едва заметному своему отражению в оконном стекле.

– Жизнь, ваше величество.

– Что же вы называете жизнью? Двадцать лет в неподвижности в крестьянской избе? Или неполный год бесконечных боёв?

– И то, и другое. И третье.

* * *

– Да уж… – сказал Разумовский, осушив первую кружку в кабаке. Посмотрел на меня, как на сумасшедшего и покачал головой. – На волоске от смерти был.

– Я-то?

– Ну не я же! Так говорить с её величеством!

– Всё же хорошо закончилось.

– А могло закончиться очень плохо!

– Знаешь, чем аристократическая система общественного устройства отличается от, например, демократической?

– Просвети меня.

– Просвещаю. Демократия подразумевает власть большинства. А аристократия – власть лучших.

– И поэтому ты позволил себе отказать её ве…

– Цыц, Никита, давай без величеств. А то вон, вокруг уже уши вострят.

Разумовский спохватился и изобразил какой-то Знак, скрывающий беседу от лишних ушей.

– Так вот, – продолжил я, когда шум кабака стих, – если аристократ бездумно подчиняется – это очень фиговый аристократ.

– Хорошо сказано…

– Уж как пришлось. Если её величеству захочется пообщаться с кем-то, кто будет только кланяться и трепетать – она сможет затребовать себе любого крестьянина или работягу из мастерской Ползунова. Ожидать того же от графа Давыдова она не могла.

Разумовский вздохнул и поднялся.

– Выпью, пожалуй, ещё. А ты что же?

– Я? Не, я пока – пас. Печень берегу.

– Для чего же?

– Да у меня тут триплет свадебный намечается.

– У-у-у… Кстати говоря. Уже решил, где венчаться будете?

– Только не говори, что её величество что-то предлагает.

– Нет-нет, просто интересуюсь.

– Решил, – усмехнулся я. – Приглашение примешь?

– Конечно! – беззаботно согласился Разумовский и отправился за пивом.

Наивный чукотский юноша… Ну что ж, надеюсь, отец Василий будет рад таким гостям. А уж гости-то как рады будут…

* * *

Первым женился Глеб. В Полоцке. Было простенько, но со вкусом. В качестве гостей со стороны жениха выступали только охотники, но зато их было дофигища. Глеб объяснял это тем, что, в силу профессии, кроме охотников, почти ни с кем не общается, а выбирать кого-то особенного из тех, с кем каждый день плечом к плечу жизнью рискует – это вообще как-то по-свински.

Опять же, после недавнего большого мочилова Глеб поимел такое количество костей, что экономить на мероприятии не видел смысла. Как разумный человек, деньги он вложил не в корявые понты, а в бухло и еду.

Три дня гудел Полоцк. И за все эти три дня ни одна тварь не сунулась к стене. Твари затаились. Они переживали наступление новой эпохи – эпохи безоговорочного господства людей. Людям же пока было не до них. Но это только пока. Лично я до тепла отдохну, а потом – уж извиняйте. Дело надо заканчивать. Вон, в Египте, говорят, люди с пёсьими головами живут. Как таких не порубать? Обязательно надо порубать, думаю, и Неофит со мной отправится с огромным удовольствием.

– Владимир? – бубнил мне на ухо Глеб на исходе третьего дня, когда я тащил его домой на своём горбу.

– Аюшки?

– А я женился?

– Что-то такое было.

– Вона как жизнь-то обернулась…

– И не говори…

Молодая жена встретила нас в дверях дома. На лице её была написана лёгкая растерянность. Она пока не очень понимала, как на вот такое реагировать.

– Привыкай, – сказал я, свалив Глеба на кровать. – Так иногда будет. Охотник, не хухры-мухры. Но зато если вот сейчас из угла какая-нибудь кикимора на тебя кинется – тут же вскочит, и ни в одном глазу.