Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 115 (всего у книги 346 страниц)

– Ах, Владимир Всеволодович! Вам совершенно не за что извиняться. Вы – мой спаситель! От всей души надеюсь, что мы с вами ещё увидимся. Двери моего дома всегда будут открыты для вас. – Взгляд, который дама метнула на меня, был весьма красноречив.

– Если вы опасаетесь возвращаться домой, уважаемая Наина Фёдоровна, совершенно свободно можете разместиться здесь, – вмешался Обломов. – Места, как вы, вероятно, заметили, достаточно.

Ишь ты. А друг-то мой насчёт барышень – тоже не дурак.

– Ах, ну что вы, – Наина Фёдоровна скромно потупилась. – Незамужней девушке проживать в доме холостого мужчины? Как можно…

Чем закончатся брачные игры, я дожидаться не стал. Изобразил Знак и переместился в Оплот.

Глава 13

Повезло: помимо Прохора, в Оплоте находились Егор и Никодим. Отдыхали на топчанах после тяжёлой трудовой вахты.

Я вкратце обрисовал охотникам ситуацию.

– Ну, Троекуров! – покачал головой Егор. – Ну, мразь! Однако насчёт того, что самого его трогать рановато – это ты прав, Владимир. Тут выждать надобно, сил подкопить. Чтобы уж истребить наверняка. А вот порушить это его подземелье – милое дело. И нечисть богомерзкую перебьём, и сами в накладе не останемся. Сей же час народ собирать буду. Когда выступать-то?

– Пока не решил. Ты собирай силы, и ждите здесь. А я, как всё точно разузнаю, отправлю вам уведомление.

– Чего?

– Ну, сокол от меня прилетит. С запиской. Как прилетит – тут же перемещайтесь в Смоленск, в дом генерал-губернатора. Знак я сейчас оставлю. Не думаю, что долго ждать придётся.

– Понял. А сам ты сейчас – куда?

– Рекогносцировку проводить.

Егор сделал вид, что понял. Многозначительно кивнул.

А я вернулся в Смоленск. В этот раз Илью Ильича беспокоить не стал, материализовался в проулке возле его дома. Оставлял там Знак на всякий случай – и вот он представился.

Где находится особняк Троекурова, я знал. Неподалёку от генерал-губернаторского, прямо на той же улице. Неудивительно, в общем-то – богатые люди лепятся друг к другу не менее охотно, чем беднота в деревнях. Только если во втором случае это – вопрос выживания, то в первом – престижа. Где ещё-то местным понторезам домами и каретами хвастаться, если не на глазах друг у друга? Не в трущобах же особняки возводить.

Проводить разведку нужно было с умом. Сам я светиться у Троекурова не собирался. Даже если он пока не знает, что за странный парень разгуливает по Смоленску в богатой одежде, с мечом и в перчатке охотника, справки наведёт очень быстро. Есть мнение – меня тут скоро, как в Поречье, каждая собака узнавать будет. Всполошу гадину раньше времени – нехорошо получится… Нет, тут надо действовать аккуратнее.

Как именно, я размышлял по дороге. И увидел, что решение шагает мне навстречу. По улице шёл сосредоточенный Захар. В уме явно что-то прикидывал. Был так занят своим мыслями, что чуть в меня не впечатался.

– Добрый охотник даже вне службы сохраняет бдительность, – перехватив Захара за плечи, пожурил я. – О чём задумался? Как положено служивому – о бабах?

– Да если бы, – Захар вывернулся. – О бабах я мог думать, пока с тобой не знался.

Тут я немного офигел.

– Это ещё в каком смысле?

– В таком! Кто меня погнал не жрамши про трубы узнавать?

– Уфф. Отлегло… Ну да, было дело. И что там с трубами?

– Самые наилучшие – чугунные, воду для фонтанов по ним пускают. Штука модная, абы где не продают. Обычно в Петербурге заказывают и ждут чуть не полгода, но мне повезло. Привёз тут один эти самые трубы для господина Головина. А тот как в воду канул.

– Да ты чё? Не может быть.

– Точно тебе говорю! Торговцу прислуга сказала, что в единый миг барахло собрал, да дёру.

– Ай-яй-яй. Ну надо же.

– Да вообще! Небось, в карты продулся, или ещё чего. Торговец чуть не плачет. Залог-то Головин отдал – третью часть всего. Куда, говорит, я теперь с этими трубами? Кому продавать буду? Чай, не капустные кочаны, не дёшево. И тут как раз я нарисовался. О цене сговорились, чуть не вдвое против прежней уступит. Ему лишь бы от труб избавиться. Только, говорит, вывозить сам будешь. Я их от Петербурга переть умаялся, хватит с меня. И я вот иду теперь да думаю – как вывозить-то?

– Больше можешь не думать, разрешаю переключиться на баб. Доставку организую сам. Молодец, решил вопрос!

Захар довольно приосанился. Впрочем, тут же насторожился:

– А ты куда это направляешься?

– Сейчас узнаешь. Идём со мной.

Захар застонал:

– А пожрать?

– Вот, как с делами закончим, так сразу будем жрать. Не в курсе случайно, где у них тут магазин готового платья?

– Только что мимо проходил. А зачем тебе?

– Да пора твой гардероб обновить, я считаю. Идём.

* * *

В магазине, убедившись, что я не шучу, Захар мгновенно позабыл о том, что голоден.

В новеньком камзоле из синего бархата и модной шляпе с пером на того оборванца, что я встретил месяц на Смоленском тракте, он не походил даже близко. Таращился в зеркало так изумленно, что, кажется, сам себя не узнавал.

– Отлично, – оценил я. – Маскировка что надо! Всё. Двигаем.

Расплатившись и выйдя вместе с преображенным Захаром на улицу, я повторил инструкции. Захар подтвердил, что всё запомнил.

Через полчаса возле особняка Троекурова остановилась пролётка извозчика. Из неё вышел молодой франт в синем бархатном камзоле и небрежно постучал новенькой тростью по решётке ворот.

Я, занявший наблюдательный пост на противоположной стороне улицы, увидел, как к воротам подошёл и поклонился привратник. Захар что-то надменно проговорил. Привратник ещё раз поклонился и открыл ворота. Отлично! Маскировка сработала как надо, на объект проникнуть удалось. Дальше дело за Захаром.

Двадцать минут спустя ворота снова открылись. И на улицу вышел Захар в сопровождении моего старого знакомого – Троекурова-младшего. Того, что сватался к Елене Афанасьевне, дочери пореченского губернатора. В своё время я не стал убивать этого парня, взяв обещание встать перед мной как лист перед травой по первому требованию. Захар должен был порадовать Троекурова, что час настал. Судя по зашуганному виду последнего, указание исполнил в точности.

Два молодых аристократа неспешно проследовали к респектабельному питейному заведению. Заняли отдельный кабинет, отгороженный от общего зала бархатной занавеской.

– Меня ждут, – сказал я бросившемуся навстречу хостес в рубахе с вышивкой.

Прошагал к кабинетам и откинул занавеску.

Троекуров младший встретил меня затравленным взглядом. Захар нетерпеливо спросил:

– Ну всё, что ли? Теперь-то можно пожрать?

– Можно. Заказывай, что хочешь, я плачу.

Счастливый Захар выскочил в зал. Я сел напротив Троекурова.

– Ну, привет. Скучал ли по мне, спрашивать не буду. И так вижу, что скучал. Про должок помнишь?

– Забудешь такое…

– Отлично. Вопрос первый: где твой папаша?

– В Петербурге, – парень, кажется, удивился. – Ещё утром спозаранку убыл.

– Надолго?

– Не знаю. У него это – когда как. Бывает, что надолго, а бывает, и в тот же день вернётся.

Тут парень понял, что сболтнул лишнего, и поджал губы.

– То есть, с Перемещением папаша знаком не понаслышке, – усмехнулся я. – Ну, кто бы сомневался. Указания какие-то тебе оставлял?

– Нет.

– Врёшь.

– Откуда ты знаешь⁈ – аж глаза распахнул.

– Жизненный опыт. Такие, как ты, всегда либо врут, либо ноют. А ты не ноешь. Вывод очевиден.

На самом деле, очевидно было другое: раз Троекуров старший не взял с собой сына, значит, тот для чего-то нужен здесь. Но не раскрывать же карты каждому мозгляку.

– Итак. Какие указания тебе дал папаша? Что ты должен сделать?

Троекуров отвернулся.

– Я ведь могу пойти вместе с тобой к вам в особняк. Подождать папашу там. А как дождусь – рассказать, каким образом я нарисовался, какое обещание ты мне дал и почему это сделал. Уверен, что хочешь такого развития событий?

– Веселуха, – пробормотал Троекуров.

– Обхохочешься, согласен. Сам чуть не падаю. Но давай-ка ближе к делу.

– Да это башня так называется, Веселуха! Завтра вечером, как стемнеет, я должен прийти туда. Папаша мне специальную бляху оставил. Её надо поднести к меткам, которые там нарисованы. Одна – у входа, и ещё одна – на двери, которая в подвал ведёт. Туда по лестнице спускаться нужно. Я это и прежде иногда делал, когда папаша уезжал.

– Угу. Обновить заклятья, ясно. Одно – на саму башню, чтобы продолжала народ веселить, второе – на мертвяков, чтобы производственный процесс не останавливался. То есть, папаша наш до завтрашнего вечера точно не объявится… Что-то ещё нужно сделать?

– Нет. Больше ничего, клянусь!

В этот раз Троекуров не врал.

– Ясно. Давай сюда бляху, – я протянул руку.

Троекуровская рука машинально дёрнулась. Но опомнился, пробормотал:

– С собой не ношу. Дома осталась.

Я вздохнул.

– Опять врёшь! Нехорошо.

Откинул в сторону пышный воротник его рубашки, взялся за отвороты и дёрнул в стороны.

Брызнули пуговицы. Сверкающий золотом амулет висел на золотой цепочке. Украшение, типа. Я взялся за бляху, сорвал.

– Как ты узнал? – заныл Троекуров.

– Да чего тут узнавать. Ты ж предсказуемый, как мочевой пузырь по утрам. Деньги под перину прячешь. Значит, амулет на шею повесишь… Ладно, живи пока. Уверен, что мы ещё свидимся.

Троекуров поёрзал, жалобно глядя на меня. Я терпеливо ждал вопроса, решил не помогать. И, наконец, отпрыск местного дьявола разродился:

– Что ты собираешься сделать с папенькой?

– У-у-у-у, какие ты вопросы-то задаёшь… – Я развалился поудобнее на стуле. – Ну, давай посмотрим: ты знаешь, чем твой папенька занимается?

Троекуров опустил взгляд.

– В общих чертах…

– Думаю, в самых-самых общих, – кивнул я. – Впрочем, я в просветители не нанимался.

– Если что, – вдруг перебил меня Троекуров, – я не буду возражать.

– Против чего это?

– Ты понял меня. – Он встал и уставился на меня щенячьи отчаянными глазами. – Мне хватило общих черт. Я, может, и… Но я не хочу, чтобы… Ты понял.

Экий я понятливый-то, оказывается… Ну ладно, понял так понял.

– Из всех известных мне мажоров ты, по итогу, наименее ссученный, – заметил я. И добавил, обнаружив, что собеседник меня не вполне понимает: – Это комплимент.

– А… Если понадобится моя помощь…

– Ну, скажем так: если я вдруг решу, что не могу обойтись без твоей помощи, это будет означать, что дела мои пошли настолько плохо, что можно уже спокойно в петлю лезть… Свободен. Да, и ещё. Если обо всём произошедшем отцу хоть слово скажешь – сверну шею, как курёнку.

– Я же сказал!..

– И я сказал. А ты – услышал. Про амулет – соврёшь что-нибудь. Всё. Вали, пока я не передумал.

Троекуров-младший поспешно свинтил. Я немного подождал и тоже вышел в зал. Нашёл взглядом Захара, который, сидя за одним из столов, пировал так, что за ушами трещало. Хм, а жрать-то и вправду хочется.

Я подошёл к столу, махнул рукой подавале и тоже заказал от души всего и всякого. У Ильи Ильича хорошо, конечно, однако слишком уж интеллигентно, по-городскому. А мы с Захаром избалованы тёткой Натальей, для нас обед – дело обстоятельное.

Захар с интересом посмотрел на золотой амулет у меня в руке.

– Это – Троекурова, что ли?

– Да ну. Какого Троекурова? На улице нашёл.

– Угу, я так и понял. Когда этот хмырь из кабинета с квадратными глазами выскочил, а на ходу воротник на место прилаживал… Зачем он тебе?

– Смеёшься, что ли? Чем меньше у твоего врага всякого, для него полезного – тем более это полезно для тебя.

– Угу, а во-вторых?

– А во-вторых, будем исследовать. Если эта штука Знаки морока подзаряжает, то, может, и ещё чего подзарядить сможет. Отсроченные Знаки, там. Да мало ли. В общем, сгодится. Был бы амулет, а применение найдётся.

Кивнув, Захар полностью переключился на еду. Я тоже переключился, но не полностью. Мысль в голове работала, постигая всякое. Я перебирал в памяти все проекты, в которые вписался за последнее время.

Самый долгоиграющий проект – это были честно спираченные листы старинной рукописи, которую пытался расшифровать ещё мой так называемый дядюшка. Работа над рукописью не прерывалась ни днём, ни ночью, она происходила без всякого моего контроля в подсознании.

Результатами, правда, подсознание пока похвастаться не могло. Рукопись оказалась крепким орешком. Даже с дядюшкиными наработками продвинуться удалось всего-ничего. И чем дальше я продвигался, тем сильнее с грустью понимал, что увы и ах, дядя всё понял неправильно. Неизвестные символы в рукописи не были ни буквами в привычном понимании, ни иероглифами. Они представляли собой нечто совершенно иное. И тому, кто выдумал такую письменность, я бы лично поставил памятник в виде огромного мозга.

– Шифр, – сказал я задумчиво. – Это не просто письменность, это ещё и шифр.

– А? – вскинулся Захар.

– На. Ты поел?.. Тогда пошли к Илье Ильичу. Заждался, наверное.

Как и всегда, Знаками Перемещения я без крайней необходимости не пользовался. Не сам придумал, но правило мудрое: имей постоянные якоря только у себя дома, да в таких местах, которые санкционированы охотниками. Все остальные якоря – опасность.

И сейчас я воочию увидел, как был прав.

Мы с Захаром прошли пешком – идти-то было, пять минут. Уже смеркалось. Небо заволокли тучи, обещая к ночи дождь. Что, кстати, не могло не радовать, а то от жары уже все несколько утомились.

Вдруг навстречу нам выскочил мужик – явно из городской стражи – и, выпучив глаза, куда-то понёсся.

– Куда спешишь, служивый? – поймал я его за рукав.

– Пусти! – рванулся тот. – Не тронь! Охотников звать надо!

– А мы кто, по-твоему? – Я показал стражнику перчатку.

Тот сразу изменился в лице и в отношении.

– Господа охотники, там – беда случилась. На дом генерал-губернатора твари напали!

– А ну, ещё раз! – нахмурился я. – Что значит, твари? Какие?

– Да кто ж их разберёт-то? Там такое творится! Вы вдвоём только? Я пойду ещё охотников поищу!

И стражник ускакал за подкреплением. Что характерно – в сторону кабака, где мы бухали накануне. Опытный; знает, где охотников искать.

Мы с Захаром переглянулись.

– Ну, готов? – Я достал меч из ножен.

– А куда ж деваться… – Захар, вздохнув, обнажил свой клинок.

Растёт пацан, аж гордость разбирает.

Мы быстрым шагом приблизились к особняку Обломова. Я обратил внимание, что все соседние дома стоят с наглухо закрытыми окнами, хотя, казалось бы, ещё время-то детское.

– А где тва… – начал было Захар, но я врезал ему кулаком в плечо и показал пальцем.

Захар икнул. И было от чего.

На окне второго этажа висела тварь. За что она держалась, понять было невозможно. Ставни были закрыты, а тварь раскинула ру… ла… блин… Короче, раскинула свои конечности так, как будто пыталась страстно полюбить эти самые ставни.

– Это чё? – просипел Захар. – Это чё, это чё, это – чё…

– Чёрт, – закончил я. – По ходу пьесы…

Чёрта я вживую ещё ни разу не видел, но тут вариантов реально было не так уж много. Четыре конечности. Задние заканчиваются копытами, передние – вроде как с пальцами. Весь в шерсти, на башке – короткие рожки, а из копчика торчит тонкий подвижный хвост, заканчивающийся вилкой, как змеиный язык.

– Эх, Илья Ильич! – послышался визгливый голос сверху. – Да что же ты как неродной-то, в самом деле? Дедушка твой на том свете меня на своём горбу в сортир таскает, а ты даже окошко не открываешь! Открой, а? Побалакаем о том, о сём, горилки выпьем, а⁈

Под конец он даже привзвизгнул.

Я припомнил всё, что было написано в справочнике про чёрта. Не так уж много. Внешность описана довольно точно. Силой, против колдуна, обладает в пять раз большей. Уровень опасности – запредельный. Вообще, по жизни, тусуется в потустороннем мире, где стережёт души умерших людей. Но иногда случаются эксцессы, и черти выбираются в наш мир. Где немедленно начинают куролесить.

Количество костей-сосудов в чертях варьировалось от двух до пяти десятков. Что само по себе уже какбэ намекало на то, что тварь – не самая слабая.

Не так давно мы завалили не потустророннего, а вполне себе земного лешака, в котором оказалось аж сорок восемь родий. Но мы, во-первых, долго готовились, во-вторых, шли десятком. А тут, блин, потусторонний чёрт, подготовки – ноль, и только мы с Захаром вдвоём.

Стражник, правда, побежал подкрепление звать, но хрен знает, дозовётся ли…

Я уже поднял было руку, чтобы для начала кастануть Удар. Надо же с чего-то начинать, пока тварь нас не видит. Но тут вдруг послышался грохот.

Опустив взгляд, я шёпотом выматерился.

Ситуация из очень скверной на глазах превращалась в полное дерьмо. Двое более-менее знакомых и понятных упырей, а может, вурдалаков, колотили – один в дверь, другой – в окно особняка. Впрочем, они быстро сузили круг вариантов до одного: заговорили.

– Впусти! Впусти, Илья Ильич! – завывали упыри наперебой. – Впусти, дело есть! Да мы тебя не тронем, ты только открой!

Н-да. А вот бы мы с Захаром перенеслись сюда – прямо в лапы всей этой шайке. Даже сообразить бы не успели, что вообще происходит.

– Илья Ильич, ну договаривались же! – продолжал увещевать чёрт. – Срок-то уж вышел. Где моя доля, а? Чёрта каждый обидеть норовит! Нехорошо это, Илья Ильич, не по-християнськи.

И он, отняв от стены одну руку-лапу, долбанул кулаком по ставню. Пробил добротную доску насквозь. Послышался звон разбитого стекла, сопровождаемый визгливым смехом чёрта.

Я пальцем указал Захару на упырей. Дождался кивка и только после этого начал разыгрывать свою часть пьесы.

Кастанул, как и планировал, Удар. И тот бахнул чёрту в спину. Хвостатый этого явно не ждал. Он взвизгнул и хряпнулся с высоты второго этажа на каменную мостовую.

– Кто ж там, сука, такой добрый⁈ – завизжал чёрт, поднимаясь, и повернулся ко мне мордой.

Н-да. Не дай бог такое по пьяни увидеть. Поросячье рыло, при этом лицо вроде как человечье, а нижняя челюсть – как у бульдога. И всё это густо заросло чёрной свалявшейся шерстью.

Глаза же были жёлтыми, размером с донышко стакана, и натуральным образом светились.

Плюсом к образу – «кошачий» зрачок, который сейчас, по случаю сумерек, постепенно расширялся до круглой формы.

– Закурить не найдётся? – спросил я.

На упырей внимания не обращал – там плотно занимался Захар. До слуха доносились звуки ударов, звон стали и маты. Уж от двух-то упырей как-нибудь отмашется, хотя бы не сдохнет до поры. На чёрта я бы его, разумеется, не кинул, но упыри – дело более-менее привычное.

– Найдётся, как не найтись! – завизжал чёрт. – На!

Он завертелся на месте и подпрыгнул. Взлетел аж на крышу обломовского особняка. Там остановился и, вскинув руки, обрушил на меня целую бурю огня.

Глава 14

Я не стал полагаться на доспехи и быстренько кастанул Защитный Круг. Огонь растёкся по невидимой стене. Но я аж немного вспотел – ману потянуло как надо, чёрт лупил неслабо.

Впрочем, поток быстро иссяк, и я откатил Знак.

– Покурил? – крикнул чёрт. – Выпьешь?

– С чертями не пью, – отозвался я. – Самоуважение, все дела. Иди-ка лучше сюда!

Чёрт не заставил себя упрашивать. Он прыгнул, исполнив в воздухе сальто. Я, конечно, не стал просто любоваться этой акробатикой – кастанул Молнию. И она неожиданно чёрту очень хорошо зашла.

Электрический разряд пробежался по шерсти с явственным треском. Чёрт завопил благим матом и вновь хряпнулся с огромной высоты, не успев сгруппироваться. Второй раз за этот томный вечер. Но на этот раз было ещё выше и ещё больнее.

Чёрт проломил камень и вдавил его сантиметра на три ниже уровня мостовой. Упал на левый бок лицом ко мне и захныкал. Из свинячьего пятака потекли сопли.

– Что ж ты злой-то такой, охотник? – Чёрт всхлипнул. – Я ж тебя не трогал. Я ж за своим пришёл. А ты… Обиду чинишь.

Вдруг он издал дикий вопль и вновь подпрыгнул – прямо из лежачего положения. Среагировать я не успел. Раздался негромкий хлопок, и чёрт исчез. Только несколько шерстинок плавно опустились на мостовую.

– Вот дебил! – только и сказал я.

Справа вспыхнуло. Захар прикончил одного упыря и получил заслуженный удар родиевой молнией. Это Захара обескуражило, и на него напал второй упырь. Я подскочил вовремя – пинком отшвырнул тварь в сторону, потом налетел с мечом. Раз-два, и здравствуйте – три родии. Дохлый упырёнок попался, да ещё Захар его поизмотал.

– Живой? – спросил я Захара.

– Ага… А ты как, с чёртом?

– Свалил он в страхе.

– Да ладно?

– Ну. Увидел, как ты упырей месишь, и обделался от ужаса. Молодцом вообще сегодня. А вот кое-кто, я чую, сейчас получит изрядно…

Я подошёл к двери особняка и заколотил в дверь.

– Илья Ильич! А ну, открывай!

– Владимир, ты? – послышалось из-за двери.

– Я, я! Открывай давай.

– Точно ты?

– Обломов! Сейчас дверь вынесу. Давно не ремонтировал? Забыл, как Гравий в гости заходил?

– Теперь верю, что ты. Открываю.

Дверь открылась, и передо мной оказались Петро и Гришка. Мысленно я их похвалил. На рожон не лезли, собой прикрыли. Как телохранители – отлично отработали. Гравий абы кого не притащит всё-таки.

Увидев, что за порогом стою злой я, охотники расступились, и моему взору явился непривычно бледный и растерянный Обломов.

– Ну так что, Илья Ильич. Не хочешь рассказать правду – зачем тебе телохранители из охотников понадобились, да чтоб не из местных? А?

Обломов побледнел ещё больше. Пробормотал:

– Пойдём ко мне в кабинет. Ты и я.

Посмотрел так умоляюще, что я понял: предстоит душеизлияние. В таких ситуациях посторонние и впрямь не нужны.

Повернулся к охотникам и Захару:

– Отдыхайте пока, братья. В картишки перекиньтесь, байками померяйтесь. Мы удаляемся на совещание.

Братья заметно повеселели. Отдыхать добрым охотникам всегда нравилось больше, чем совещаться.

А мы прошли к Обломову в кабинет. Илья Ильич начал с того, что поставил на стол графин с наливкой и наполнил стаканы. Взял свой, я к своему не притронулся.

– Отказываешь? – понурился Обломов.

– А сам бы не отказал? – я отодвинул стакан. – Рассказывай! Что от тебя понадобилось чёрту?

– Грехи молодости…

– Все мы не без греха. А вот с нечистью якшаются – не все. Говори. Ну?

Обломов вздохнул.

– В юности слаб я был. Последний в семье, передо мной девять братьев и сестёр. Всю силу и здоровье разобрали, мне ничего не досталось. Матушка умерла, когда мне и года не было, папаша меня не жаловал. Считал, что это из-за меня мать подкосило. Всю жизнь я был последним, всю жизнь – самым слабым! Ни с кем сладить не мог – ни с родными братьями, ни с товарищами по играм. Передо мной сестра – на год всего старше, девчонка – и та меня колотила. Всё, что оставалось – книги читать, у родителей большая библиотека была. Ещё от деда, материного отца, осталась. Мой-то отец книг не любил, не прикасался к ним. Потому, наверное, и не знал, что в шкафах хранится. А хранилось там… – Обломов покачал головой. – Отроку неразумному не след такое знать. Такое и зрелому-то человеку – не всякому показывать можно. Вычитал я, что можно чёрта призвать и обмен с ним провести. Чего хочешь, мол, проси! Вот мне в голову и ударило. Здоровья хотел, силы молодецкой! Сказать не могу, до чего отчаялся – позади всех плестись! Ну и, это…

– Призвал.

– Ну да.

– И что взамен пообещал? Жизнь, душу – что там полагается?

– Ребёнка.

– Какого?

– Своего.

– Гхм. А тебе, извиняюсь, сколько лет-то было?

– Тринадцати не сровнялось. Думал – ну, не буду жениться, на что оно мне? А не женюсь – так и детей не будет.

– И правда. Логика железная.

Обломов махнул рукой:

– Да мне вообще тогда казалось – где я, а где женитьба? Кто ж знал, как быстро годы пролетят…

– Однако детей у тебя нет.

– Нет. До сих пор не женат, как видишь. А с другими женщинами – меры принимаю.

Какие именно, я уточнять не стал. Здесь и сейчас мне только вопросов контрацепции не хватало.

– Ладно, понял. Ты решил обдурить чёрта, и теперь он тебе покою не даёт, своё требует. Потому ты и просил у меня охрану не из местных. Не столько нечисти опасался, сколько сплетен. Увидят, что к тебе в особняк чёрт ломится – разговоров будет на весь город. Так?

– Так. – Обломов снова понурил голову.

– Но ты ж понимаешь, что это всё – цветочки? Что нечисть дурить себе дороже? Рано или поздно чёрт до тебя доберётся и своё возьмёт, не мытьём так катаньем?

– Да как же он возьмёт, если нет у меня детей?

– Другое возьмёт что-нибудь. Сопоставимое по стоимости. Служить себе заставит, например – и выйдет из тебя второй Троекуров.

Обломов аж отшатнулся:

– Ни за что! Я – никогда!

– Чёрту расскажешь. Неужели ещё не понял: если нечисть тебя зацепила – хоть как, хоть самым краешком, – то уже не отступится. Единственный способ в это не вляпаться – никаких дел с нечистью не иметь. Никогда!

– Да теперь-то понимаю. Да только поздно уж…

– Угу. И часто этот чёрт к тебе наведывается?

Обломов развёл руками:

– Крайний раз ещё в Петербурге было. Когда в следующий нагрянет – чёрт его знает.

– Да уж. В том и дело, что только он и знает… Не поминай лишний раз, накаркаешь.

Обломов, спохватившись, зажал рот руками.

– Ладно. Надеюсь, в следующий раз нескоро появится. И мы к тому времени постараемся подготовиться. Глядишь, и избавим тебя от кабалы. Где это видано, в конце концов – малолеткам кредиты втюхивать?

– Глуп я был, – убито кивнул Обломов.

С этим я спорить не стал. Поднялся.

– Уходишь?

– Да. Дела у меня. Захарку забираю. Как с телохранителями объясняться будешь – сам решай. Не захотят остаться – твои проблемы. Я за тебя вписываться больше не буду.

– Понял, – Обломов вздохнул. – Я и не рассчитывал. Спасибо, что хоть выслушал – а не в Петербург с докладом поскакал.

Я поморщился.

– Вот доклады – это точно не про меня. Я сам выгребать привык… Короче. Завтра к вечеру будь готов, нас ждут великие дела.

– Какие?

– Вот завтра и узнаешь.

С этими словами я вышел из кабинета.

Захара нашёл в гостиной, развалившегося в кресле.

– Идём.

– Опять идём? – застонал он. – Теперь-то куда?

– За трубами. Сам же сказал, что договорился.

– Договорился. Да только как же мы их…

– Вот и увидишь.

* * *

Продавец труб от увиденного охренел не меньше Захара. Не часто, судя по всему, на его глазах охотник, одетый как граф, садился на груженую трубами подводу, чертил перед собой непонятный жест, а после исчезал вместе с подводой.

После случая с коровой, которую Харисим по доброте душевной впёр в мой транспортировочный шкаф, я изобразил ещё один Знак прямо посреди двора. Строго-настрого приказал домашним к нему не приближаться, обходить стороной. А то мало ли что. Данила вколотил вокруг знака колья, между кольями натянул ленту. Маруся, по моему наущению, раскрасила ленту в чёрно-жёлтые косые полоски. Теперь даже в темноте никто не должен наткнуться.

Подвода с трубами хряпнулась прямо на колья – частично их поломав, частично загнав глубоко в землю. Ничего, поправим. Зато не зашибло никого.

– Ой, – сказала Груня.

Она тащила к пристройке два ведра воды на коромысле – готовилась купать младенца. Застыла на месте, в изумлении глядя на груженую трубами подводу и сидящего на трубах меня.

– Водопровод будем делать, – хлопнув ладонью по трубам, похвастался я. – Чтобы вода из крана текла, как у нормальных людей. А не с этим твоим неуправляемым снарядом бегать.

Однажды я ради интереса попробовал примерить на себя коромысло. Хрен там плавал! Учиться ловить равновесие этой штукой нужно было, видимо, ещё с колыбели. Ну, или родиться женщиной. Всё, что получилось у меня – залить водой свободное пространство в радиусе трёх метров. Водопровод построить проще, однозначно.

– Ой, – повторила Груня.

– Не «ой», а Данилу позови. Разгрузиться надо. И Тихоныча. А я пока Захара приведу.

Я снова начертил Знак. Увидел перед собой Захара и торговца.

Торговец стоял на коленях, что-то бормотал и осенял себя крёстным знамением.

– Не боись, отец, – успокоил я. – Я не Головин, не расплатившись не сбегу. Напомни, сколько там с меня?

При слове «расплатиться» торговец мгновенно обрёл осмысленное выражение лица. Вскочил и принялся отряхивать колени. Я достал кошель и отсчитал необходимую сумму. Торговец успокоился окончательно. Даже порозовел немного.

– Слушай, отец. А ты в Петербург часто челночишь?

– Круглый год. – Торговец ободрился ещё больше. – Ежели вашей милости надо чего…

– Моей милости информация нужна. Дошёл до меня слух, что в столице есть люди, которые собирают всякие диковины. Из тех времён, когда с неба звёзды падали. Не слыхал о таких?

– Как не слыхать. На то он и Петербург, столица! Там каких только сумасшедших не водится. Ещё и не то покупают, и платят бешеные деньги. На днях вот, сказывают, княгиня одна живую крокодилу купила. Прямиком из Америки привезли.

– Ничего не путаешь? Может, из Африки?

– А оно разве не один уезд? – озадачился торговец.

– Да как тебе сказать… Ладно, грузить не буду. В общем, ты как в следующий раз в столице будешь – про того, кто такие диковины собирает, разузнай подробнее. Где, чего, почём. А после мне расскажи, я в долгу не останусь. Идёт?

– Сделаем, барин. А как мне вас найти-то?

– Кабак «Золотой мешок» знаешь? Где охотники отжигают?

– Да ещё бы не знать.

– Вот, можешь в этом кабаке спросить, где искать графа Давыдова. А если там не ответят – иди к его превосходительству генерал-губернатору. Его охрана со мной точно свяжется без проблем.

– Сделаем, – торговец поклонился.

Я пожал ему руку.

– Всё, отец. Бывай. И на колени можешь не падать, больше я тут в ближайшее время не появлюсь.

Я ухватил за пояс Захара и начертил Знак.

Тьфу, блин! Отвлёкся, забыл. Оказался не в шкафу у себя в башне – плотник, уже едва ли не с закрытыми глазами, возродил его после коровьих разрушений, – а на подводе с трубами во дворе.

Призванный Груней Данила в этот момент как раз стаскивал с подводы трубу. Мы с Захаром бодро кувырнулись на землю.

– Ва-аше… – ошарашенно глядя на меня, поздоровался Данила. – Я, это… Не хотел.

– Да понятное дело. Веришь – я и сам не очень-то хотел. – Я поднялся. – Где Тихоныч?

– Тут, ваше сиятельство! Бегу!

Тихоныч спешил от флигеля к подводе.

– Это, Тихоныч, – я показал рукой на трубы, – будущий водопровод! Организуй мне тут завтра с утра Ефима, который болота осушает.

* * *

Выспался я прекрасно. Всё-таки нигде не спится так хорошо, как дома, в родной усадьбе. Спустился в столовую.

Ефим меня уже дожидался, вскочил на ноги.

– Чем служить могу, ваше сиятельство?

Я вкратце рассказал, чем. Ефим обалдело зачесал в затылке.

– Да ты не тушуйся, – подбодрил я. – Одного голову ломать не заставлю. Помогу.

Я руководствовался простой логикой: если человек знает, как отводить воду, то и с подводкой её уж как-нибудь разберётся.

Не ошибся. За завтраком мы с Ефимом обсудили детали. После завтрака бодро двинулись к речке.

На заднем дворе, конечно, есть колодец. Но из него черпают только воду, предназначенную для питья. Для стирки, мытья посуды, банных процедур и прочих нужд воду таскают из речки – опасаются, что колодец пересохнет. Прецеденты, говорят, были. А следовательно, лучше не рисковать.