Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 210 (всего у книги 346 страниц)

Так вот что ты такое, ощущение праздника! Сказки. Рождественского чуда…

Мы все, даже Тварь, стояли на пороге гостиной и восхищенно смотрели на ёлку.

– Как же я вас всех люблю, – всхлипнула Маруся. И бросилась обниматься.

Тварь осторожно положила башку мне на плечо и нежно фыркнула.

– С Рождеством, родненькие, – вытирая слёзы, пробормотал Тихоныч. – С Рождеством!

Данила обнял Груню и тётку Наталью.

Последняя, налюбовавшись ёлкой, вдруг чутко повела носом и всплеснула руками.

– Пирог-то, батюшки! Что же это я! – и побежала в кухню.

– Подарки-то глядеть будем? – улыбнулся Тихоныч. – Маруська, чего стоишь? Больше всех Рождества ждала, каждый день спрашивала, когда да когда! А сама застыла, будто заколдованная.

Я легонько подтолкнул Марусю.

– Иди скорее!

Она вбежала в гостиную первой, мы – следом. Читать Маруся не умела, надписи на свёртках, которые доставала из-под ёлки, озвучивал я.

– Даниле!.. Груне!.. Тихонычу!.. Тётке Наталье!..

– А мне? – влезла Тварь. Её башка торчала из дверей.

– Вот, этот наверняка тебе! – Маруся протянула мне свёрток.

– «Марусе», – прочитал я.

Маруся взвизгнула и принялась срывать бумагу.

– А я?

Тварь в дверях захлопала глазами. Опустила башку ниже, пригляделась. Из глаз вдруг хлынули слёзы.

– А мне не-ету пода-арка!

– Лошадушка, не плачь! – Маруся кинулась к ней. – Как это – нету? Сейчас получше поищем!

– Да где же искать, когда там и подарков уже не оста-алось!

Расстроенная Тварь распласталась на полу. Охваченная тоской, не сразу заметила, как я поставил перед ней здоровенный, в полметра высотой, свёрток. Увидев, с подозрением спросила:

– Это ещё чего?

– Разверни – узнаешь.

Я наклонился и сорвал обёрточную бумагу. Домашние ахнули. А Тварь заржала так, что не удивлюсь, если услышал Захар в Поречье.

– Яичко!!!

Огромное, в полметра высотой, пряничное яйцо тётка Наталья затейливо расписала глазурью и украсила засахаренными фруктами. Под ёлку гигантское яйцо не поместилось, стояло позади неё.

Тварь от восторга забила копытами по полу. Брызнули выбитые паркетины.

– Давай только без разрушений, – попросил я.

Тварь не то всхлипнула, не то шмыгнула носом.

– Хозяин! Это мой самый любимый подарок! – одним махом откусила половину яйца. Зажмурилась от удовольствия. – А ты – мой самый любимый хозяин!

* * *

Вторую половину пряничного яйца Данила отнёс в конюшню. Тварь, получив подарок, утопала хвастаться. Мы ещё посидели за столом. Отдали должное пирогу с мороженым внутри и разошлись.

У себя в башне я вышел на балкон. Стоял с кубком в руках, смотрел на двор. На укрытые снегом деревню и лес. Подняв глаза, увидел блуждающую звезду. Она сместилась ещё больше, завтра, наверное, вообще пропадёт.

– Это – моё, – обводя рукой двор, деревню и лес, сказал я. – Ясно тебе? Это мой мир! Люди, которые мне доверяют. Я понятия не имею, для чего здесь оказался ты, и мне, если честно, плевать. Важно то, что я вижу – этому миру ты мешаешь. И я не успокоюсь до тех пор, пока тебя не раскатаю! Жаль, что ты не слышишь.

И тут блуждающая звезда мигнула.

Глава 4

Ясным рождественским утром я вышел во двор. Призвал Путеводное Яблочко и попросил:

– Отведи меня к Лесовичке.

Яблочко ярко вспыхнуло, завертелось на месте и исчезло. Выглядело при этом возмущенным донельзя. Как будто я не отвести к его же хозяйке попросил, а показать её фотки ню – из тех времён, когда женихалась с Кощеем. Ну или что там у них были за отношения.

– Вот так вот, да, – пробормотал я. – Этот функционал, получается, не доступен… Ладно, хрен с тобой. В этом мире, слава богу, не единственный навигатор… Бро! Ты мне очень нужен.

Я отчего-то не сомневался, что кот сумеет отвести меня к Лесовичке. К Бабе Яге отвёл же. Да и вообще всю дорогу выручал, каждый раз, когда нужна была помощь, оказывался рядом. Но сейчас почему-то не появился.

Я подождал. Нету. Перенёсся на опушку леса, снова позвал:

– Бро! Ну я понимаю, что Рождество и всё такое. Но ведь не похмелье же у тебя? Коты же не бухают?

Кот не появлялся.

Так-то, конечно, чёрт его знает – может, и бухают. После распевающей частушки пьяной кобылы я уже, в общем-то, ничему не удивлюсь. А может, пушистый бро просто занят. Или же повод слишком незначительный, эту задачку я могу решить и сам, без его помощи…

Я призывал спасительные мысли, но на душе заскребли кошки. Не нравилось мне, что бро не появляется.

Ладно. Яблочко не работает, кота нет. Спрашивается, что делать в этом случае? Идти домой и дальше спать? Звучит заманчиво, конечно, но знаю, что не усну. Беспокойство за бро не даст. Ну и последний шанс испробовать тоже надо.

Я перенесся к избушке Бабы Яги. Велико было искушение ещё раз попросить, чтобы повернулась к лесу задом ко мне передом – очень уж прикольно избушка поджимала куриные ноги. Но Карелия Георгиевна за такие приколы вклеит – мало не покажется. А я всё-таки о помощи просить пришёл.

Не успел подняться на крыльцо, как дверь распахнулась.

– С Рождеством, Карелия Георгиевна! – поклонился я.

Карелия Георгиевна покачала головой.

– Ты сколько выпил-то вчера, болезный? Бабу Ягу – с Рождеством поздравлять!

– Пф. Подумаешь. Кобыле своей я ещё и подарок подарил. Ей, между прочим, очень понравилось… Вы сейчас не заняты?

– Да говори уже. Знаю я тебя, не отцепишься. Зачем явился?

– Вы знаете, кто такая Лесовичка?

Карелия Георгиевна прищурилась.

– Никак и ты её знаешь?

– Я не виноват, так получилось.

– Ну да. Чтоб у тебя, да по-другому получилось… И чего тебе от Леськи надобно?

– Мне – ничего. Я посредником выступаю.

Карелия Георгиевна покачала головой.

– По каким средам? Понедельник нынче! Бросал бы ты пить, милок.

– Бросил! Уже часов десять не пью… Так как мне Лесовичку найти? Я ведь правильно понимаю, что сам к её избушке не выйду? И не факт даже, что избушка сейчас там, где я её в последний раз видел?

– Правильно понимаешь. Леськино волшебство – такое же древнее, как моё. Мы с ней – не то, что эти…

– … понаехавшие, – подсказал я.

– Верно. Тьфу на них! А ты, что же – у Леськи в избушке бывал?

– А что вы на меня так смотрите? Вот уж в чём я абсолютно уверен, так это в том, что ваша Леська – совершеннолетняя. Как вариант, совершеннолетие отмечала раз триста… Бывал в избушке, да.

– И что у неё там?

– А, вот вы о чём. На вшивость проверяете… Ну, там у нее кровать кинг-сайз, зеркальный потолок, джакузи, ведёрко с шампанским… Да шучу, блин! – это я увидел, как посуровело лицо Карелии Георгиевны. – Что ж вы все такие, к моему искрометному юмору не восприимчивые? Избушка её – продолжение самого леса. Стены – ветки, на полу – листья да мох. Ягоды растут, другие всякие гербарии. А вообще, я так скажу: думается мне, что Леська захочет, то у неё в избушке и будет. А захочет, так вовсе каждому будет своё показывать.

Яга удовлетворённо кивнула и качнула головой. Заходи, мол. Я вошёл вслед за ней в избу, уселся на лавку.

– Скоро уж соседи болтать начнут, – ворчала Карелия Георгиевна, стуча кухонной утварью в районе печки. – Наповадился к старухе молодой ходить…

– Да какие соседи, я вас умоляю. Утро Рождества. К вечеру если оживут – уже хорошо.

– А дети? Детвора-то непьющая. Вон, носятся, играют. Всё видят…

– Ну… Что поделаешь. В деревне жить – по-деревенски выть. Хотя с вашей-то силой, Карелия Георгиевна, не обязательно и старушкой быть. Вы ж, небось, можете, как та же Леська, хоть молодухой, хоть девчонкой малолетней обернуться.

– Мочь-то могу, да на кой-оно мне надо?

Карелия Георгиевна сноровисто организовала чай, выперла откуда-то блюдо со свежими плюшками.

– О, плюшки – это я люблю! – оживился я. – Какой же герой без плюшек. А почему «на кой-оно мне надо»?

– А потому! Молодкой стану – от дурачья всякого с масляными взглядами отбою не будет. Отошью – ведьмой ославят, жечь придут. Это ж только настоящую ведьму трогать побоятся, а ту, на которую со злости наговорили – мигом истреблять кинутся. Придётся всех убить, куда деваться… А девчонкой – и того хуже. Видано ли дело, чтоб малолетняя, да одна жила, с хозяйством управлялась. Тут же найдётся тьма охотников помочь, плечо подставить, да хозяйство себе расширить.

– Да уж… Тяжела ты, женская доля.

– И не говори! Но я ж разве жалуюсь? Мне-то везде хорошо. Захочу – так обратно в чащу уйду. А могу и вовсе в загробный мир. Теперь-то, чай, Кощея там нет, жить можно.

– Вот хоть бы спросили для приличия, как у нас всё прошло, удачно ли, не осталось ли какого осадочка, – подколол я старушку.

Карелия Георгиевна посмотрела на меня, как на идиота. Молча сняла с полки и положила на стол круглый, начищенный до зеркального блеска металлический поднос. Бросила на него сморщенное яблочко. То покатилось по кругу так, будто внутри него находился некий хитроумный механизм. Я привстал и с любопытством посмотрел на блюдо. Увидел знакомые пустоши и без толку слоняющихся растерянных чертей. Двое от безысходности подрались. Остальные не обращали на них внимания.

– Вот оно, значит, как… Смотрели матч в спортивном баре, как белый человек.

– А то ж! – вздёрнула нос Яга.

Подняла яблочко – изображение исчезло. Что-то пошептала в ладонь, бросила яблочко снова. То покатилось, но уже в другую сторону.

Я увидел зимний лес. А по нему шла Леська. Или, скорее, лесовичка. Только вот на этот раз она выглядела не так осенне-празднично, как раньше. Подстроилась под среду, мимикрировала. Больше напоминала лешего – этакое чёрное бревно в переплетении чёрных же ветвей. Ни листочка, ни ягодки. И всё же чувствовалось каким-то образом, что это – именно лесовичка. Может, потому что не было в ней никакой гигантомании. Ростом была с обычного человека, если судить по окружающим деревьям.

Вот остановилась. Заяц попался в капкан, видимо, оставленный деревенскими. Лесовичка легко вынула зайца из ловушки, провела веточной рукой над лапкой, та срослась. Заяц ускакал, а лесовичка двинулась дальше.

– И где это она? – полюбопытствовал я.

– Смотри, может, примету какую увидишь, – пожала плечами Яга. – Чем могу уж. Тут моё колдовство на её колдовство.

– Она древнее тебя?

– Чегой-то? Она против меня – младенец!

– А силы у вас равные откуда?

– Силы у нас не то чтобы равные, они разные. Друг к другу не лезем, не мерялись – чай, не мужики. Жить друг дружке не мешаем, вот и воевать нам нечего. Да только я-то сама по себе появилась, так миру нужно было, чтобы я была. А Леська… С Леськой иначе вышло. Она человеком была, только лес любила сильнее людей. Вот дух леса её и выбрал. Слились они, значит, одним целым стали. И вот там теперь поди разбери, где Леська, а где лесовичка…

– Да мне это – не суть важно на самом-то деле. Мне главное её с Кощеем свести, а там – их проблемы.

– С Кощеем? – обалдела Яга и уставилась на меня. – Так ты не прибил его?

– Увы. Там сложнее оказалось. Чтобы прибить – сердце нужно, а оно не в яйце. Вернее, в яйце, да не в том. В небе летает. Выше неба, если быть точным. И я Кощея почти раскрутил покаяться и сдаться естественному течению реки времени, которая людей заставляет стареть и умирать. Но он мне, собака, условие выкатил – подай, говорит, Леську. Люблю, спать не могу. Не, ну что спать он с ней не может – это понятно. Там же один скелет, даже без бакулюса. Что конкретно исполнять собрался– большой вопрос. Но это, опять же, проблема не моя.

Баба Яга безмолвно покачала головой. По-моему, все окружающие люди (и нелюди тоже) уже тупо устали офигевать от моих весёлых приключений.

Мы смотрели, как Леська шарашится по лесу, нанося пользу его обитателям. Только что медведям одеялки не подтыкала. Наконец, она, видимо, умаялась и вернулась к себе в хижину. Внутрь «камера» не последовала.

– Ну, всё, – сказала Яга. – Больше не покажет.

Поднос демонстрировал фасад дома. Я разочарованно цокнул языком. Впрочем, тут же сгенерировал новую безумную идею.

– Карелия Георгиевна, а можно этот девайс с собой забрать? Я поиграю и верну, честное пионерское!

– Бери, – пожала плечами Яга. – Хочешь – насовсем забирай. Я себе, будь нужда, ещё изготовлю.

– От души. – Не стал я бросаться «спасибами», памятуя, от чего образовано это слово. – Как пользоваться?

– Яблочко берёшь в кулак, шепчешь ему приказ, кого показать, да бросаешь на блюдо.

– Принято.

Я встал, в одну руку взял яблоко, под мышку – поднос. Шагнул в сенцы.

– А ну, стой! – рявкнула вдруг бабуся.

– Чего? – повернулся я. – Не бесплатно? Так я в долгу не останусь, заплачу.

– Слышишь, бубенцы звенят?

– Местные катаются?

– То не местные…

Отстранив меня, Яга подкралась к двери, прислушиваясь. Бубенцы к тому времени уже смолкли. Выждав, старушка резко распахнула дверь. Потянуло холодом. А за дверью оказались трое в шубах и шапках.

– Эт-то что такое? – прошипела Карелия Георгиевна. – Совсем без ума? Куда припёрлись!

Визитёры задрожали. И тут – будто морок сняло. Вместо лиц я увидел чертячьи рыла. Тут же сунул яблоко в карман и потянулся к мечу.

– Мы не к тебе, бабушка Яга, – пропищал один, самый низкорослый, знакомым голосом. – Нам бы Владимира, охотника…

Я стоял так, что черти меня не видели.

– На кой он вам?

– Разговор до него имеется.

– Ах, разговор! Знаю я ваши с охотниками разговоры. Убирайтесь прочь! И если ещё хоть раз возле моего дома появитесь…

– Бабушка Яга, мы драться не хотим! Дозволь слово молвить.

Поколебавшись, Яга повернулась и посмотрела на меня.

– Ну, решай, охотник. Будешь с ними говорить?

Я полностью разделял мнение Карелии Георгиевны. Какие, нафиг, разговоры с чертями? Резать их надо, ре-зать! Но раз уж пришли с миром – отчего бы не выслушать.

– Ну, вот он, я, – сказал я, оттеснив хозяйку и встав на пороге. – Чего хотели?

– Не узнаёшь меня? – пискнул мелкий. – Это же я, Недотыкомка!

– Узнал. Не каждый день чертям имена раздаю. Дальше что?

– Эм… Земля наша большая, а порядку в ней нет.

– Чего? – обалдел я.

– Кощея-то не стало, править некому, господин Владимир охотник! Оттого бардак у нас происходит и вакханалия. Весь загробный мир по швам трещит.

– Ну и флаг вам в руки, барабан на шею. Место гиблое, туда ему и дорога.

– И-и-и, охотник! Не спеши такие вещи говорить. Вот скоро мертвецы обратно полезут – сами тут взвоете!

– Мертвецы? Обратно?

– А то куда же! Обратно полезут, в свои дома вернутся, а живыми-то не станут! И жрать только человечину смогут. А правители прежние поднимутся – править пойдут? Что вы тогда делать будете?.. Ты, Владимир – охотник могучий, герой, Кощея одолел. Да только мёртвых-то всё одно больше, чем живых! Числом задавят. Не должно так быть, не просто так порядок заведён: у мёртвых свой мир, у живых – свой.

– Ну так и крепите заборы на своей стороне! Что вам ещё сказать? Я-то тут с какого боку вообще?

Черти, все втроём, упали на колени и запричитали:

– Приходи, Владимир, княжить и владеть нами!

– Заместо Кощея.

– Трон загробного мира тебе предлагаем.

– Такого величия ни один земной правитель не знал.

– Над целым миром властвовать!

– А мы – все, как один! – тебе поклонимся.

– При Кощее нам лихо было, а ты – справедливый и зря никого не обидишь.

– Соглашайся, охотник Владимир!

Сказать, что я охренел, значит, ничего не сказать. Примерно так же, наверное, охреневает молодой многообещающий айтишник, который пришёл устраиваться джуном в свою первую контору, а ему говорят: «Слушай, а нахрена тебе все эти перья? Го королём Великобритании!»

Я повернулся к Яге. Та встретила меня серьёзнейшей миной и кивнула.

– Верно говорят. Без царя потусторонний мир не выстоит. Кто-то должен души в узде держать, да и чертям спуску не давать. Вот, трое выскочили, как ни в чём не бывало. А сколько ещё пролезло, да пакостить людям пошло?

– Как-то я вот вообще не планировал этаких социальных лифтов, – честно признался я. – Несмотря на то, что в предках – целый Мономах. На трон садиться – ну, ей-богу, никакого желания. А уж тем более в загробном мире. Я-то жив! И жить планирую долго. Зря, что ли, качество жизни с каждым днём улучшаю?

– Это – воля твоя, – кивнула Карелия Георгиевна, – а только в загробном мире порядок навести всё одно надобно.

– Да я уже понял… Ладно, черти, чёрт с вами. Через три дня возвращайтесь – поговорим. Думать буду.

– Так за три дня, может, всё уже рухнет! – заверещали черти.

– Ну так держите крепче, чтоб не рухнуло! А я таких решений на бегу не принимаю. Сказал, через три дня – значит, через три дня. Всё, свободны!

Черти мигом сдристнули. Выскочили за забор, запрыгнули в сани. Недотыкомка уселся на водительское место, хлестнул лошадь. Та заржала. И вновь будто пелена с глаз упала. Я увидел, что это не лошадь, а человек. Больше того – знакомый человек. А именно – брат Варвары Михайловны, убитый мною в Питере на дуэли. Он грустно посмотрел на меня и поскакал, увозя за собой тройку борзую чертей.

Я проводил их взглядом и только и сказал:

– Н-дя…

– Думай, Владимир, – вздохнула сзади Яга. – Либо сам соглашайся, либо думай, кого ещё царём посадить. Оставлять загробный мир без головы – нельзя.

– Уже начал думать, – буркнул я.

И перенёсся на капитанский мостик яйца.

Не было печали, блин… Ну что за жизнь такая? Что ни день, то новое «нихеражсебе». Ладно. Не буду отклоняться от плана.

Я положил на пульт управления блюдо, достал яблочко, шепнул: «Покажи мне избушку лесовички!» – и бросил на поднос. Яблочко закружилось, и зеркальная поверхность изобразила требуемое.

– Туда, – поднял я взгляд на голограмму. – Потянем?

Голограмма, показывающая с высоты птичьего полёта самое яйцо и мою усадьбу, мигнула. И показала с той же высоты леськин дом. Удовлетворённо кивнув, я ткнул мечом на пустое пространство перед домом и сказал:

– Сюда.

Ну, здравствуй, Леська. Надеюсь, места для приземления хватит.

Яйцо задрожало и загудело. Как оно работает, какие механизмы использует для перемещений – для меня оставалось загадкой. Будь на моём месте Ползунов, непременно полез бы разгадывать. Но я – не Ползунов, у меня другие цели.

Попал в руки отличный инструмент. Работающий. Ну и чего ещё надо? Работает – не лезь, такое моё мнение.

Через несколько минут яйцо опустилось на снег рядом с домом Лесовички. Настолько плавно, что ни одна соломинка на крыше дома не дрогнула. Дверь корабля разблокировалась сама, едва только я к ней направился. Мы с яйцом всё лучше понимали друг друга, мне уже даже мысленно не нужно было формулировать приказы. Корабль сам считывал, что от него требуется.

Я спрыгнул на снег и направился к дому лесовички. Не дошёл – она появилась передо мной. Как будто из воздухе образовалась. На этот раз в виде сухонькой маленькой старушки – привет Карелии Георгиевне.

– Здрасьте, – поклонился я.

Глава 5

– Здрав будь, добрый молодец. – Лесовичка строго посмотрела на меня. – Как ты здесь оказался?

– На космическом корабле прилетел. Вот, – я кивнул на яйцо.

Но лесовичку интересовало не оно, на яйцо взглянула без интереса. Так, будто у них в лесу даже доставщики на таких гоняют.

– Откуда ты узнал, куда лететь?

– Да там у Кощея навигатор встроенный. Вы не волнуйтесь, уважаемая, ваша тайна умрёт со мной! Никто, кроме меня, вашу драгоценную избушку отыскать не сможет. Да я и сам докучать не планирую. Быстренько порешаем один вопросик, я исчезну, и больше вы меня не увидите. Ну, если сами не захотите, конечно. Вы не думайте, я, так-то, права интровертов уважаю. Нарушать уединение позволяю себе только в самых крайних случаях. И сейчас как раз именно такой.

– Чего тебе надобно? – Лесовичка смотрела по-прежнему строго, но уже не так напряженно.

– Отгадайте загадку! Тело в подвале, голова в башне, а сердце по небу летает.

– Испепелил ты, что ли, кого? – удивилась лесовичка. – Оно, конечно, дело молодое, да только на кой-тебе в подвале прах?

– Гхм. Ну там, как бы, не совсем прах. Да и тело нас в данный момент не интересует, лежит себе и лежит. Нам важна голова.

– Нам?

– Именно. Нам с вами. Мне нужна информация, а вы – та, ради кого голова Кощея согласилась эту информацию предоставить.

– Голова?..

– Так получилось. Кощея я… Ну, короче, голова теперь существует отдельно от тела. Как правитель загробного мира Кощей функционировать перестал, об этом можете больше не беспокоиться. А как источник информации его, теоретически, ещё можно использовать. Узнать, как добраться до сердца, и тогда уж уничтожить навсегда – чтобы вообще голова не болела. Ни у него, ни у меня. Посадить в загробное царство приличного управленца и жить себе радостно дальше, строить мир во всем мире. Но, блин, есть нюанс – информацию Кощей готов предоставить лишь после того, как увидит вас.

Лицо лесовички дрогнуло.

– Больше тысячи лет я его не видала. Того молодца, что когда-то человеком был. Могучим воином он стал, весь мир завоевать хотел. А после в Кощея обратился… Ты-то нынче – не слабее него. – Лесовичка посмотрела на меня.

– Польщён. И что?

– А то, что мир наш и так по швам трещит! Стонет, аки зверь подраненный, будто его на части раздирают. И ежели есть у меня власть – не позволить тебе встать в загробном царстве заместо Кощея, то сердце его раздобыть я тебе не позволю! Хоть ты меня бей, хоть режь. За такое и смерть принять не жалко.

– Патриотично. Уважаю. Но вы меня, боюсь, неверно поняли. Я не собираюсь становиться новым Кощеем. И реальный мир перекраивать в планы тоже не входит.

– А чего же тебе надо? – Лесовичка посмотрела с недоумением.

– А вы до сих пор не поняли? Всё, чего я хочу – избавить мир от тварей. Позволить ему жить по его законам. Вернуть то мироустройство, которое было до того, как упали звёзды. Ваш старый, волшебный мир.

– И всё?

– Всё. Как закончу с тварями, хозяйством займусь. У меня в усадьбе левое крыло до сих пор заколоченным стоит. Во флигель водопровод не подведён. Об электрификации вообще ещё не думал, хотя надо бы. Без интернета скучно… Бардак, одним словом! А ещё я жениться собираюсь. Как вы думаете, в медовый месяц мне будет сильно надо перекраивать мир? Или всё-таки поинтереснее занятия отыщутся?

Лесовичка смотрела на меня. Всё ещё недоверчиво, но взгляд потеплел.

– Вы поймите, уважаемая. Быть сильным и мечтать поработить мир – не одно и то же. То, что ваш знакомый в итоге стал Кощеем, совершенно не означает, что к тому же самому приду я.

– Славомыс, – пробормотала лесовичка.

– Что, простите?

– Славомыс, так его звали когда-то. Мыслящий о славе.

– Н-да, имечко-то говорящее. Родители как в воду глядели… Ну что, вы идёте со мной? Славомыс там уже заждался.

Лесовичка посмотрела на яйцо.

– В эту штуку не полезу! Чужая она мне. И самой природе – чужая.

– С этим согласен, спору нет. Я бы даже сказал, чужее не бывает. Но бросать инопланетное транспортное средство посреди леса всё же не хотелось бы. Наткнётся кто-нибудь из местных – может возникнуть нездоровый ажиотаж.

– Не наткнётся. Живым моя избушка глаза отводит.

– Ну окей, как скажете. От перемещения Знаком вас корёжить не будет?

Лесовичка надменно фыркнула.

* * *

Переместился я вместе с лесовичкой сразу к себе в башню. Показал на кресло:

– Располагайтесь, уважаемая. Чай, кофе?

– Не тяни! Привёл с Кощеем беседовать, так давай сюда Кощея.

– Как скажете.

Я принялся отпирать сейф. Лесовичка охнула.

– Нешто там он? В сундуке?

– Ну, если не сбежал, должен быть там. Но сбежать – это вряд ли. До сих пор никто не сбегал.

Я открыл дверцу. Из сейфа донёсся то ли вздох, то ли стон.

– Раньше надо было вздыхать, – наставительно сказал я. – Тебя, между прочим, никто не гнал порабощать царство мёртвых.

Вынул голову Кощея и положил на стол.

Кощей увидел лесовичку.

– Лесьяра… Ты ли это?

– Будто не знаешь, что я, – проворчала лесовичка. – Сколько раз косорылых своих подсылал, за мной шпионить!

– Всё та же, – нежно пробормотал Кощей. – Совсем не изменилась…

– Зато ты, смотрю, страсть как похорошел. Зачем звал?

– Поглядеть на тебя! Сказать, что всю жизнь любил тебя одну!

– Ну да. Оттого, наверное, только под венец ходил семь раз, да сколько ещё полюбовниц было! Потомства сколько наплодил! И всё – от любви ко мне, не иначе.

– Знаешь, – умиленно проговорил Кощей. – Всё про меня знаешь, умница моя…

Лесовичка покраснела.

– Да надо больно! Я бы и рада была не знать – люди болтали. Что же мне, уши затыкать?

– Не серчай, зазнобушка! Это всё когда было-то, тысячу лет назад?.. Сейчас уж, небось, и потомков моих потомков не осталось.

– Это твоих-то – не осталось⁈ Живут себе припеваючи, что им будет. Только в Российской империи – четыре ветки. Крепка твоя кровь.

– Спасибо, милая! – окончательно растрогался Кощей. – Я и знать не знал про потомков…

Лесовичка поняла, что снова спалилась, и покраснела. Прикрикнула:

– Зачем звал, говори!

– Обернись той, что прежде была. Погляжу на тебя, предамся любви с тобою, а после и в переплавку можно.

– Минуточку, – вмешался я. – С этого момента поподробнее. Любви предаваться – это ты каким местом собрался? Ничего, что тебя ниже шеи вообще нет?

– Тело ты мне вернёшь.

– Это вряд ли, но даже если верну. Ты, возможно, за века подзабыл, но некоторых анатомических деталей у тебя не хватает. Я бы сказал, довольно существенных. Хотя к фантазиям отношусь с уважением, сам люблю разнообразие – но тем не менее.

– Я могу обернуться человеком. Силу потеряю, сразить меня будет так же легко, как обычного воина.

– Внезапно… И что же? Тогда и сердце твоё искать не придётся?

– Не придётся.

– И ты, падла, молчал⁈

– Ты не спрашивал, что будет, если человеком обернусь.

– Действительно. И как это я спросить не догадался! На всех столбах ведь написано, что если Кощей Бессмертный обернётся человеком, бессмертным быть перестанет! Вот что. Давай-ка мы с тобой сначала с сердцем разберёмся. Рассказывай, как до него добраться. А я пока подумаю, что с тобой делать – так, чтобы ты, обретя тело, не свалил обратно в загробное царство.

– Поклянись, что если расскажу, ты позволишь мне Лесьяру полюбить. Пока не поклянёшься, молчать буду.

– А меня вы спросить не хотите⁈ – возмутилась Лесьяра. – Я, может, с ним любиться не желаю! Или вы, может, думаете, что у меня за столько веков получше него никого не было?

– Не было, Лесьярушка, – тон Кощея снова сменился на умильный.

– Да откуда ты знаешь?

– Да где бы ты взяла такого, как я? Таких, как я, больше нету…

– Да уж, – пробормотал я. – Таких долбодятлов, реально – поди найди. – Повернулся к лесовичке. – Уважаемая! Ну, что вам стоит? Вы вроде не школьница на выпускном балу.

– Что мне стоит⁈ – возмутилась лесовичка. – Ах ты, потаскун! Развратник! По себе судить привык! А я сколько веков одна-одинёшенька прожила, честь блюла девичью!

– Вас не поймёшь. То – хрен знает, сколько, то про девичью честь… Вы, это. Может, просто стесняетесь? Давно, наверное, не возвращались… так сказать, в прежнюю форму. Оно там, может, за века слежалось, или ещё чего? Так это вы не волнуйтесь. Кощею волю дай – он вас в любом виде отлюбит, у него тысячу лет женщин вообще не было. А я отвернуться могу, мне не сложно. Да и в целом – не сказать, что впечатлительный.

– Это ты что сейчас такое сказал? – изумилась лесовичка. – Это ты думаешь, что я некрасивая, что ли⁈

Она выпрямилась. Повела плечами, встряхнула головой. И тут же на моих глазах сухонькая старушка как будто начала расти. А вместе с тем менялись её лицо и тело.

Разгладились морщины, налились румянцем полные губы, сверкнули зеленью глаза. По плечам рассыпались густые тёмно-рыжие волосы. Расширились бёдра, поднялась грудь, уточнилась талия. Из одежды на роскошной девушке осталось несколько сухих листочков, целомудренно приклеившихся к самым интересным местам.

Трансформация закончилась. Кощеева башка от восхищения потеряла дар речи.

Я пробормотал:

– Офигеть… Не, ну как мужик мужика – я тебя понимаю. Такую и сам бы не забыл.

Чутким ухом своим я уловил откуда-то снизу, из недр дома грохот. На него наложились встревоженные голоса.

Извинившись, я вышел из башни и спустился по ступенькам.

– Что тут такое?

– Да там, барин, с запертого крыла что-то ломится, – сказал Данила с топором.

– Вона чё эрекция животворящая делает… Ладно, сейчас разберусь. Вы, никто не лезьте. Там дело особое.

Спровадив таким образом Данилу, я вышел на улицу, миновал свой морок и проник на запертую территорию. Здесь удары раздавались громче. Само собой.

Тело Кощея стояло на коленях возле подвальной двери и долбилось в неё всем телом. Когда я открыл, оно от неожиданности упало на пол.

– Я уж и подзабыл, какой ты здоровенный, – задумчиво изрёк я, глядя, как эта хреновина поднимается на ноги. – Да уж… А что если ты, мил человек, мне звездишь? Я тебя соберу воедино, а ты мне тут экстерминатус устроишь, потом в загробный мир вернёшься, и повторится всё как встарь? Ночь, ледяная рябь канала, аптека и далее по списку?..

Тело Кощея вновь встало на колени. Если раньше в этом была объективная необходимость – оно просто не помещалось в подвале в полный рост, – то теперь конкретно умоляло. Хотя даже без башки было чуть выше меня.

– Да я не возбуждаюсь, когда передо мной на коленях стоят. Мне, Кощей, доводы нужны. Гарантии.

– Какие ещё тебе гарантии? – послышался вдруг грустный голос.

Я обернулся, увидел Лесовичку. Она стояла поодаль, на этот раз одетая. В свой излюбленный прикид. Листья, травы, ветки, ягоды.

– Вы это о чём? – вежливо спросил я.

– Сам царь загробного мира перед тобой на колени встал. И я тому – свидетельница.

– Это разве гарантия? Да он вас же первую прикончит, как свидетельницу, и дело с концом.

Лесовичка покачала головой.

– Не знал ты Славомыса.

– Бог миловал.

– Не таким он был, чтобы на колени встать, а потом предать. Трудно его было заставить колени преклонить, но если уж признал кого над собой – так тому и быть, значит.

– А девушек невинных Славомыс раньше похищал?

Вздохнула Леська.

– И то правда, Владимир. Изменился он, сильно. Можешь ему поверить, а можешь не верить. Что до меня – я не знаю, хочу ли видеть его прежнего. Прими сам решение. За всех.

Ну, блин. Легко сказать!

Давай-ка начнём с того, что я и тебе не сказать, чтобы прям доверяю. Да, ты нам с Захаром помогла, потом мы тебя выручили, ты мне подгон хороший сделала. Потом опять же Захара с деревенскими приютила, согрела-обсушила. Дальше мы твои проблемы порешали. Ну, прямо скажем, хоть количественно ты нам больше помогала, чем мы тебе, однако рисковали и напрягались сильнее мы. Шутка ли – целого лешего забить! Не, ну то есть сейчас, конечно, шутка – так, размяться поутру. А тогда нифига не смешно было. Десятком стояли, чуть все не полегли. Так что профита с нас ты больше получила, чем мы с тебя. И в серьёзном деле я тебя не проверял ни разу. В окопе одной ложкой на двоих из котелка не хлебали…

Я думал, Лесьяра ждала. Тело Кощея стояло на коленях, молитвенно сложив перед грудью костяные руки. Я поморщился. Ладно… Хрен с ним, я сегодня фаталист. Меры предосторожности, конечно, приму, но в целом – пускай.