Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 198 (всего у книги 346 страниц)

Я вышел на двор, оседлал Тварь и выехал за ворота. Кобыла едва перебирала ногами.

– Ты дорогу поняла?

– Поняла.

– Круто. А может, уже первую космическую включим?

– Не сразу, – буркнула Тварь.

Видимо, ей нужно было разогреться. Ладно, что ж я, зверь, что ли. Тише едешь – дальше будешь.

Зевая, я смотрел вокруг, на однообразные заснеженные пейзажи. Хорошо всё-таки, есть в зиме своя романтика. Она, если разобраться, в каждом времени года есть. Только вот когда в моменте находишься, почему-то постоянно больше на негативе концентрируешься. Зима – холодно, весна, осень – грязь, лето – жарища. И только вот таким тихим похмельным утром выезжаешь на Твари в деревню, где люди пропадают, глядишь по сторонам и думаешь: «Хорошо-то как, Господи!»

Тварь постепенно приходила в норму. Шаг ускорялся. Ближайшую деревеньку уже минули примерно на сорока километрах в час. Я приготовился было к прыжку в гиперпространство, когда случилось нечто совсем уж непредвиденное, из ряда вон.

Прямо посреди дороги перед Тварью кто-то появился. Кобыла, бешено заржав, встала на дыбы, едва успела остановиться. А когда опустилась, я сказал:

– О как.

Передо мной стоял чёрт.

Глава 9

Ну как чёрт? Чертёнок. Маленький такой, вполовину меньше стандартного. Морда, впрочем, злая, как у взрослого, а хвостом так и хлещет себя по ляжкам. И не больно же ему… Впрочем, шерсть-то вон какая, наверное, правда не больно.

– Христос в помощь, – сказал я.

Чертёнок зашипел и попятился. Я усмехнулся. Не любит нечисть Христа. Ну а мне-то? Пионер должен быть вежлив, вот я и… А там, дальше – проблемы индейцев шерифа не волнуют.

– Ты куда едешь? – взвизгнул чертёнок.

– В Москву, – «признался» я.

– Зачем?

– За песнями.

– За… За песнями?

– Ну да. Нам песня строить и жить помогает. На любой земной работе и в космическом полёте песня – это главное, друзья.

Чёрт в ответ изобразил нечто вовсе уж невиданное. Он кончиком хвоста почесал макушку. Так вот забавно взрослеют чертенята. Хвост растёт быстрее туловища.

– Так ты что, к Кощею не собираешься? – выпалил мелкий бес.

– Не-е-е, ты чего. – Я перекрестился. – Кощея я боюсь. Цельный властелин потустороннего мира. Убьёт ещё чего доброго.

От крестного знамения чертёнок опять поморщился и попятился.

– Так ты, получается… трус⁈

– Как скажешь, Недотыкомка.

– Как ты меня обозвал⁈

– Я тебе имя дал. Раньше жил, как дурак, без имени. А теперь с именем будешь. Как дурак.

На морде Недотыкомки отобразился напряжённый мыслительный процесс.

– Имя? – спросил он, вновь почесав меж рогами хвостом.

– Ну. Носи, радуйся. Ты чего хотел-то?

– Так, это… Девка-то у нас!

– Одна на всех?

– Эм…

– Хреново вам, сочувствую. У меня вот только дома – две. А вообще, в любой деревне только свистну – и…

– Что ты мне зубы заговариваешь⁈ – взвизгнул чертёнок. – Девка твоя у Кощея! Ежели через три дни не придёшь за ней – получишь её голову!

– А на что она мне?

– Кто? Девка?

– Да не, голова. Одна голова, без всей остальной девки, имеет очень малое значение. Не присылайте, не надо. Давайте на это Рождество обойдёмся без подарков.

– Ты-то нам подарил подарочек, – оскалился Недотыкомка.

– Безвозмездно, заметьте. Просто ненавязчивый знак внимания. Ладно, ты сказал – я услышал. Три дня. Приду. Всё? Пошёл вон.

Три дня – это, конечно, немного меньше, чем запрашивала Яга, но, в целом, нормально. Вытянет. Не вытянет – пойдём без навигатора.

Хорошо уже то, что Кощей начал дёргаться. Он-то, видать, думал, что я к нему сразу же прискачу, даже без коня. А я всё не иду и не иду. В такие моменты у негодяев возникают тревожные мысли типа: «А не дебил ли я? А не херню ли сделал?» Пусть-пусть подумает, оно полезно.

– Ты меня прогонять не смеешь, – распушился чертёнок. – Ласков со мной будь! А то с твоей девкой чего-то нехорошее случится.

В ответ я кастанул Удар.

Недотыкомка взвизгнул и скатился с тропы в снег. Там он тут же исчез, оставив по себе парящую полынью.

– Хозяин? – тихо позвала Тварь.

– Внимательно.

– А чёрт сейчас был?

– Был.

– А. Ну, хорошо. А то я уж, это… Того. Ладно! Поехали тогда.

И Тварь вломила уже по-настоящему. Через двадцать минут я был на месте.

* * *

Деревня Караваево и вправду оказалась справная, как говорил Геннадий Максимович. Никаких тебе щелястых развалюх, никакого раздолбайства. Сплошь капитальные постройки, на пригорке церковь, тропинка к ней расчищена, всё чин-чином. Дым из труб к небу тянется. Идиллия.

– Ну, лес – вон, – заметил Егор.

Он, Земляна, Захар и Геннадий Максимович переместились на мой Знак.

– Спасибо, кэп, – кивнул я.

– Зайдём туда, Манок запалим, да поглядим, кто на него вылезет.

– Ох и холодрынь же здесь, – поёжился Захар.

Он был прав. В этих местах отчего-то мороз стоял сильнее, чем в Поречье. Вон, даже реку льдом затянуло. Небось, перейти можно. Вроде как даже проруби виднеются.

– Жрать охота, – внесла свою лепту ожившая Тварь.

– Потерпишь, – отрезал я.

– Ох, не знаю…

– Сперва работа, потом – жратва. Кто не работает, тот не ест.

– Я-то свою работу уж отработала, привезла, куда надо. Могу и пожрать, пока вы мечами машете.

– Ладно, не зуди. Спросим сейчас.

Мы пошли по деревне и вскоре увидели мужика, чинящего забор.

– Здрав будь, – поприветствовал его Егор. – Бог в помощь.

– И вас Христос храни, охотнички, – отозвался мужик. – Вы ж из-за Семёна?

– Насчёт Семёна ничего не скажу, да говорят, люди пропадают.

– Семёновские две дочки, – кивнул мужик и, приладив свежую доску на место прежней, вынул из кармана гвоздь. Захар молча взялся держать доску. – А потом он ещё и соседа взял, сам пошёл. Так все и сгинули.

Мужик застучал молотком. Переждав, я спросил:

– Что за долбанутая логика тут опять? Одна девка пропала – вторую послал. Две пропали – ещё соседа туда же. И так – пока вся деревня не закончится, что ли?

– Нет, – обиделся мужик и вынул второй гвоздь. – Мы же к его сиятельству послали, жалиться.

– Сразу посылать надо было!

– Так кто ж знал!

– «Кто ж знал»… У Семёна этого остался кто-то дома?

У Семёна остались заплаканная жена и куча мелких ребятишек. Жена – пышнотелая, с рыхлым, но добрым лицом, – пыталась нам улыбаться, но получалось плохо. Ревела.

– Теперь старость одной встреча-а-ать! Одна я с малыми детьми оста-а-алася-а-а, – подвывала она, сидя за столом.

– Вы по существу, пожалуйста, – попросил я. – Горевать будем потом, сейчас людей найти нужно. Дочь за хворостом послали, верно понимаю?

– Ве-е-ерно.

– Так. Куда она могла пойти?

– Знамо дело, вдоль реки дорожка, там лес старый.

– Приметила я эту дорожку, – заявила Земляна.

– Ну и пойдём. На снегу следы должны были остаться.

Мы, вместе с хозяйкой, вышли из дома. Проходя мимо забора, я заметил, что несколько досок в нём сломаны.

– А чего это у вас? – спросил, указав на непорядок.

– А, – отмахнулась хозяйка, которой было не до того. – Ночью, видать, молодёжь колобродила. Вы уж доченек-то моих найдите, заступнички! Семена моего…

– Сделаем всё, что в наших силах, – пообещал я.

Мы побрели по деревне к тому месту, где лес стыковался с рекой. Я смотрел по сторонам на заборы и то тут, то там видел выломанные доски.

– Чё-то хрень какая-то, – остановился я.

На меня посмотрели вопросительно.

– Вы гляньте. Все доски наружу выломаны. И следов снаружи нет, как будто изнутри кто-то пнул.

Егор, заинтересовавшись, подошёл к одному забору, наклонился.

– Или крюком дёрнул, – услышал я его тихий голос.

– Чего-чего? – подошёл ближе.

– Смотри-ка вот, видишь? На целой доске свежая выщерблина. Как будто кто с размаху крюком меж двух досок саданул – и дёрнул. Да и на этой, сломанной… – Егор доломал доску. – Видишь? Вот сюда он и втыкался…

Я уж было хотел спросить, откуда такие познания и выводы, но тут выскочил хозяин забора. Парень примерно моих лет, только в два раза здоровее, с бешено вьющимися белыми волосами.

– Вы это чего⁈ – прикрикнул он, помахивая поленом. – Средь бела дня чужие заборы ломать⁈

– Ничего, здрав будь, хозяин, – протянул ему через забор обломок Егор. – Вот, смотрим, как странно сломано.

Парень разглядел наши мечи и перчатки. Полено сунул подмышку – сделал вид, что всегда так прогуливается.

Протянул:

– А-а-а. Здорово, охотники! Меня Афоней зовут.

– Афанасий? – уточнил я.

– Да Афоня, чего там… А заборы – да. Две ночи подряд уж на улице шум, гомон, стук, бряк. Выскочишь, глядь – а никого. И никто не знает! Отродясь такой беды в деревне не было. Все душа в душу жили. И вдруг… Да ещё девки у Семёна пропали. И сам куда-то сгинул.

– По ночам – шум, гомон, а выходишь – никого? – переспросила Земляна. Вздохнула. – Н-да… Ну, теперь хоть понятно, кого искать.

Нам с Захаром ничего не было понятно, а вот Егор помрачнел.

Оставив Афоню мараковать над забором, мы отошли чуть в сторону.

– Ну, и? – спросил я. – Что за нечисть? При чём тут выломанные доски?

– Шуликуны, – сказал Егор, и Земляна кивнула.

– Не в первый раз слышу, – сказал я. – Что это за твари?

– Мерзкие, – сказала Земляна. – Сама не видела, но слыхать доводилось. Их ещё святочной нечистью называют. Человечки такие мелкие, ну, вот, может, с локоть высотой. То ли шапки у них острые, то ли головы. Они этими шапками лёд пробивают и вылезают из реки, как раз под Рождество. А потом чудят.

– Заборы ломают?

– На санях катаются с крюками. Люди попадутся – они этими крюками людей в прорубь утягивают. А нет – так просто портят всё, до чего дотянутся.

Я посмотрел на Афоню и хмыкнул.

– Ну да, похоже… Блин, сколько ж ещё на Руси всякой нечисти водится, а?

– Много, – был краток Егор.

– Ладно. Убить их как?

– Да никаких премудростей. Меч да Знаки. Только сперва догнать нужно. Они, по слухам, уж больно шустрые.

– Манок?

– Манок. Только всего верней – ночи ждать придётся.

– Чего это? Людей днём похитили.

– То-то и странно, что днём. Как будто…

– Дай, угадаю. Как будто они не сами вылезли, а кто-то их поднял?

– Ну… да. Они ж сами-то только в ночь перед Рождеством вылезают. А чтоб раньше – странное то дело.

Я вздохнул.

– Опять, значит, колдуна искать…

Егор пожал плечами.

– Не обязательно. Может, это из-за того, что в потустороннем мире шут знает что делается. Оно ж как? Там что творится – у нас отражается. У нас творится – там аукается.

– Ладно, – кивнул я. – Значит, так. Идём к реке, исполняем Манок. Дальше смотрим по обстоятельствам. Если что – зависнем на ночь. Афоня! У тебя на ночь можно зависнуть?

– Отчего ж нельзя? – откликнулся Афоня. – Оставайтесь. Только в бане кому-то ночевать придётся, в избе места мало.

– Добро. Кобылу тебе пристрою сейчас, чтобы с нами не моталась? Её накормить надо человеческой пищей. Заплачу хорошо, не обижу.

– Человеческой? – озадачился Афоня.

– Ну, она яйца любит, пироги, пышки. Бухла не давай, что б ни говорила!

– Говорила? – совсем уже обалдел парень.

– Бывает у неё, ага. Не обращай внимания. Где парковать, покажи?

Я завёл Тварь на двор и сдал с рук на руки Афоне. А сам вместе с охотниками двинул к реке.

– Точно, шуликуны, – пробормотал Егор, указывая на ряд прорубей недалеко от берега.

Я насчитал полтора десятка. Проруби были небольшие – вроде лунок, которые некоторые странные люди просверливают во льду прудов и речек, чтобы сидя на морозе долгими часами на них медитировать. Как мне рассказывали, делается это в странной надежде извлечь зимой рыбу из таких мест, откуда она летом не больно-то извлекается. Такого рода мазохизм называется подлёдной рыбалкой. Относительно результатов процесса мнения экспертов расходятся. Кто-то говорит – одна рыба на сотню попыток, кто-то – одна на миллион. Но как бы там ни было, рыбаки не сдаются.

Лично мне даже представлять не хочется, насколько хреново человек должен чувствовать себя дома – для того, чтобы вместо лежания в тепле на диване часами просиживать на льду, таращась на поплавок. Как вариант, это единственный законный способ прибухнуть так, чтобы жена не грызла. «Ты куда?» «На рыбалку!» И утопал. Почти как в гараж, только на рыбалку. Формально – придраться не к чему… Хотя, может, и другие резоны есть. Люди в принципе – существа загадочные, с этим фактом я давно смирился.

Мы спустились к реке, рассмотрели лунки поближе. Ну да, так и есть – размером чуть больше кулака. Проруби уже частично затянуло ледяной коркой. Мороз в этой деревне и впрямь стоял крепкий, я мысленно похвалил себя за правильно подобранную экипировку.

Спросил у Егора:

– А холод такой – тоже из-за шуликунов?

Тот развёл руками:

– Да кто ж их поймёт. Может, и из-за них. Твари-то, считай, неведомые. Всего раз в год появляются.

– Должны появляться раз в год, – поправила Земляна. – А они – вишь, – кивнула на проруби.

– Угу, – сказал я. – Всё понимаю, одного не понимаю. Люди-то куда пропали?

– Под лёд их утащили, – удивился Егор. – Сказано ж тебе!

– Да мне-то сказано. Только в эту, прости-господи, прорубь, кулак – и то фиг пропихнешь, а здорового мужика в зимней одежде подавно. Как могла эта ваша нечисть утащить людей под лёд, не оставив следов?

– Так и их самих следов нет, – встрял Захар. – Я слыхал, что шуликуны бегают, вовсе земли не касаясь.

– Окей, допустим. Но люди-то следы оставляют?

Охотники переглянулись.

– Идём дальше, – скомандовал я.

Мы двинули вдоль берега. Благо, тропинка, по которой шли за хворостом две дочки Семёна, а потом сам Семён в компании соседа, была хорошо утоптана. От деревни мы отошли на приличное расстояние, ни дома, ни церковь уже не виднелись. И по мере удаления от деревни мороз становился всё крепче.

– Ух, холодает, – обронил Захар. Надвинул пониже меховую шапку.

– Есть такое, – согласился Егор. И запахнул тулуп.

А я смотрел вперёд и понимал, что происходящее нравится мне всё меньше.

Река постепенно расширялась. У деревни – совсем небольшая, как большинство местных речек, дальше она становилась всё шире. А берег, вдоль которого мы двигались, всё круче. Если у деревни шёл почти вровень, то здесь поднялся уже метра на три. Для того, чтобы спуститься к заснеженному руслу, теперь пришлось бы катиться с горки. А вокруг нависла зловещая белая тишина.

– Даже птицы смолкли, – пробормотала Земляна.

Значит, не только мне обстановка не нравится.

– Верно, – охнул Захар. – И чем эти Семёновы девки только думали? Неужто поближе к деревне хворосту набрать не могли?

– Тихо, – одёрнул я. – Смотрите! – махнул рукой, указывая направление.

Я шёл первым. Охотники, сойдя с тропинки, поравнялись со мной.

– Полынья! – ахнула Земляна. – Да какая здоровая!

Вдали на льду реки виднелось тёмное пятно.

– Нашли? – спросил Егор.

– Похоже на то. Быстрее!

Мы побежали.

Чтобы спуститься с берега к полынье, я, Егор и Земляна скастовали Полёт. Захар, выругавшись, съехал на заднице. И обомлело пробормотал:

– Свят-свят-свят…

Полынья была идеально круглой, метров четырёх в диаметре. Посреди нее изо льда торчала ёлка со странными украшениями. А подо льдом находились люди.

Две девочки в полушубках – одна постарше, другая помладше, и два мужика в тулупах и валенках. Люди лежали спинами вверх, взявшись за руки. Льда они не касались, как будто водили вокруг ёлки хоровод, да так и замерли. Рукавиц на людях не было. Длинные волосы девочек из-за подводного течения колыхались. Рукавицы людей, ленты из кос девчонок и их платки висели на ёлке. От мороза «украшения» покрылись инеем. Верхушку ёлки венчал потрепанный мужской треух.

Захар перекрестился.

– Сколь живу – никогда этакой страсти не видал!

А я бросился к полынье.

Красный петух! Чем чёрт не шутит, вдруг людей ещё можно спасти⁈ Ну же!

На поверхности льда вспыхнуло пламя. Обычно Красный петух действовал мгновенно, цель выжигал дотла в считанные секунды. А тут – хоть бы что. Над полыньёй плясал бешеный огонь, из-за жара, идущего от него, хотелось отвернуться, но лёд не таял. Как будто его поверхность пропитали чем-то горючим. И горело оно, не причиняя льду под собой никакого урона.

– А ну! – взревел Егор.

Долбанул по льду Ударом. Тот же эффект. В смысле, полное отсутствие эффекта. Ни единой трещины на идеально ровной поверхности.

Я выхватил меч, не забыв усилить его Костомолкой. Направил острием вниз и жахнул что было сил.

Меч упруго спружинил от ледяной поверхности – так, будто я ткнул жердиной в резиновый мяч. И снова – ни следа на льду. Только течение реки медленно-медленно вращает людей, застывших в смертельном хороводе.

Я остервенело выругался.

– Ну и что это за характерный почерк серийного маньяка? Есть предположения?

– Твари – в полной силе, – буркнул Егор.

– То есть?

– Время ихнее наступает, – перевела Земляна. – Шуликунов. Под Рождество они всю силу, что у них есть, объединять могут. И тем колдовством людей удерживают. Ночью, как месяц встанет, они этих четверых поднимут и заставят снова хоровод вокруг ёлки водить. А может, из досок, что выломали, санок понаделают, людей в них запрягут да по льду кататься будут.

– Тут уж – как знать, – согласился Егор. – Может, и в санки.

– Погодите. Вы что, хотите сказать, что люди живы?

Охотники переглянулись.

– А чего ж нет? Были бы не живы, зачем бы их тут держать?

– Ну да. Логично.

Глава 10

– Маруську вспомни, – сказал Захар. – Помнишь, летом её водяной покрал? Русалки тогда на листе кувшинки притащили.

– Помню, как ты сам за русалкой чуть в воду не сиганул, – проворчал я.

Земляна хмыкнула.

– Ишь ты! Уже тогда на тварей заглядывался…

Захар порозовел. Отмахнулся:

– Подумаешь! Когда было-то… Я тебе, Владимир, говорю, что Маруська тогда – дышать не дышала, а мёртвой не выглядела. Казалось, что просто спит. Вот и эти сейчас так же.

– Угу. Ну, значит, тем более людей освободить надо!

– Надо. А как?

Охотники, все втроём, уставились на меня. Как обычно, чё. Владимир умный – вот пусть он и думает, а наше дело маленькое.

Я вздохнул.

– Будем рассуждать логически. Людей, как вы говорите, удерживает под водой объединённая сила шуликунов. Полагаю, что сломать лёд не позволяет она же. Вывод: эту силу надо уничтожить, тогда наши Знаки заработают. А уничтожить силу означает – что?

– Шуликунов перебить? – Захар сообразил первым.

– Именно. Садись, пять.

– Так и чего же мы ждём? – Егор расправил плечи. – Пали Манок! Тащи сюда тварей!

Я запалил Манок. Подождали. Хрен там. Ни один шуликун выбраться из-подо льда не попытался.

– Видать, не здесь они, – сказал Егор. – Здесь только добычу спрятали. А сами – там, у деревни.

– Проруби их – там, – согласилась Земляна. – Ночью, небось, сызнова наружу полезут.

– Значит, ночью и будем караулить, – решил я. – Слушайте. План такой…

План на ближайшие несколько часов я излагал на ходу. Мы вернулись в деревню. Толпу, собравшуюся у дома Афони, заметили издали.

– Чего это там? – нахмурился Егор. – Нешто твари раньше ночи вылезли? – он взялся за меч.

– У тебя ошибка в числительных, – присмотревшись и прислушавшись, буркнул я. – Тварь. Одна. Но, блин, уж как вылезла, так вылезла.

– … а я ему тогда – ка-ак дам копытом! – долетел от дома Афони до боли знакомый голос. – Он ка-ак кувырнется! Аж до императорского дворца летел. Крышу там проломил, да на печку хряпнулся!

Язык у Твари характерно заплетался. Население ржало в голосину. Мы подошли ближе.

Тварь развалилась посреди двора. Рядом с ней лежало на боку пустое ведро, двор заполонила публика. Те, кому места не досталось, висели на заборе. На крыльце сидел пьяненький Афоня и смотрел на Тварь влюбленными глазами.

– А дальше? – понеслось со всех сторон. – Дальше-то что было?

– А вот не буду рассказывать, покуда ещё медовухи не принесут! Это ж надо, какие в этой деревне жадные люди! Глоточка не допросишься. – Тварь негодующе наподдала копытом пустое ведро.

Ведро полетело в сторону калитки. Я его поймал.

– Х-хозяин, – сфокусировав на мне взгляд, запнулась Тварь. – А мы тут, это… Я у них водички прошу! Давно уже. И – не несут! Представляешь?

– Представляю. – Я подошёл к Афоне. – Сказал же тебе, русским языком – не наливать! Говорил?

– Говорил, – понурился Афоня. – Да что я поделать-то мог? Куда мне было деваться?

Я вздохнул.

– Угрожала?

– Да ну что вы, господин охотник! Просила! И до того жалобно. Глазками своими глядит, вздыхает… А у меня кума медовуху варит, я как раз бочонок прикатил. Ну, вот и…

– Ясно. Глазками, значит. – Я повернулся к Твари. Та понурилась. – Неправильно организованное похмелье ведёт к долговременному запою. Слыхала?

– Ч-чегось?

– Тогось. Вставай, шуликунов бить пойдём.

* * *

После третьего круга вокруг деревни Тварь смекнула, что её где-то накалывают.

– Куда едем-то? – буркнула она тоном человека, который совершенно, с его точки зрения, не кстати начал трезветь.

– На Кудыкину гору, – объяснил я.

– Это где такая?

– Да вот, веришь ли – забыл напрочь. Где-то тут была, смотрю – найти не могу.

На четвёртом кругу Тварь была уже внимательна и осознанна.

– Нет здесь никаких гор! – рявкнула она и встала в колы.

– Да вот и я гляжу – никаких. Значит, нечистая сила похитила. Уже совсем ничего святого не осталось, горы воруют… Ладно, хрен с ним. Топи в Поречье.

– Зачем⁈ – взвыла Тварь. – Я всё поняла, всё осознала. Пить больше – ни-ни!

– Рад за тебя. А теперь – в Поречье.

– Серьёзно?

– Серьёзнее не бывает.

Со вздохом Тварь врубила Первую Космическую, и элементы пейзажа замелькали мимо меня с такой скоростью, что даже Тургенев не сумел бы ничего по этому поводу дельного написать.

Егор, Земляна и Захар расположились у Афони и принялись бдить. Я же пообещал до ночи точно вернуться и отправился вытрезвлять транспортное средство. Это, конечно, было не главное занятие. Мысль моя работала постоянно и идеи возникали часто. Пусть там пока не было ни одной из категории «Вау, да это же всё-превсё решает!», но зато хватало тех, что «Попробуем, может, чем-то поможет».

Первым делом в Поречье я наведался к предводителю дворянства, Аркадию Дубовицкому.

– Давненько, давненько не наезжали! – приветствовал он меня в своей библиотеке.

По лицу было ясно, что действительно рад меня видеть, а не просто так, из вежливости, изображает радушие.

– Дела, дела, – вздохнул я.

– Про ваши дела изрядно наслышаны. Вопиющий случай, исключительный: чтобы человек до такой степени манкировал светом и при том оставался на слуху, да чего там – буквально притчей во языцех! Впрочем, с нами вам, как я понимаю, уже не интересно. Вы ведь вхожи чуть ли не в императорский дворец?

– Ну почему «чуть ли»? Вхож в дворец, – кивнул я.

– Невероятно. Просто невероятно! Часто бываете в Петербурге?

– По необходимости. Время от времени.

– Изумительный город. В молодости подумывал перебраться туда, но… – Господин Дубовицкий развёл руками, мол, посмотрите на мои обстоятельства.

Я посмотрел. Давешняя негритянская скульптура стояла на прежнем месте. Н-дя. Как же тут переедешь, такое хозяйство бросишь…

– Я к вам на самом деле мельком и с очередным вопросом, – перешёл я к цели визита. – Не откажетесь ещё раз поспособствовать охотничьему делу?

– Вам я не откажу никогда, Владимир Всеволодович, – заверил Дубовицкий и сел в кресло. – Прошу, излагайте.

– Так вот, – сел и я, – интересует, не много не мало, Змей Горыныч. Кощей Бессмертный тоже, но главным образом – Змей. Поищите в преданиях, нет ли там полезных рецептов, как эту тварь если не убить, то временно одолеть. Или перехитрить.

Помолчав, Дубовицкий угрюмо произнёс:

– Полагаю, спрашивать, не шутка ли это – излишне с моей стороны…

– Правильно полагаете. И, господин Дубовицкий, два дня на всё про всё. Потом зайду и уж что нашли – то нашли.

– Вы же понимаете, что если бы кто-то вернулся из-за Калинова моста с победой, то об этом знала бы вся святая Русь? Каждому ребёнку с колыбели рассказывали бы сказки про великого богатыря?

– Прекрасно понимаю. И всё же, у вас хорошо получается находить какие-то неочевидные мелочи, которые порой очень помогают в деле. Вы поймите, там в любом случае будет – сила на силу. Если б нечем было крыть, я бы не сунулся, конечно, безрассудное геройство – не моя тема. Вопрос в том, чтобы как-то себя подкрепить…

– Я так полагаю, это всё из-за юной госпожи Головиной?

– Слухи поползли уже?

– Было бы удивительно, если бы не поползли. То есть, это не выдумка и не метафора, Катерину Матвеевну действительно похитил Кощей?

– Увы. И похитил из-за меня. Трусливая куча костей предпочла действовать через девчонку. При этом почему-то продолжает считать себя крутым. Мой святой долг объяснить ему, что это – немножко не так, и его место не на троне потустороннего мира, а у параши. Парашу по масти я ему найду. Искать буду тщательно, весь остаток зимы.

– Что ж, я понял задачу. Не подумайте, что вас прогоняю, но, учитывая важность дела и срочность, предпочёл бы взяться за исследования незамедлительно.

– И замечательно сделаете. Спасибо огромное, господин Дубовицкий.

– Пока – абсолютно не за что, я ведь ещё ровным счётом ничего не сделал.

Мы обменялись рукопожатиями, и я спустился вниз. Вышел на улицу к злой и трезвой Твари.

– Жрать? – спросила она.

– Ты жрать зареклась.

– Это был секундный порыв, он давно прошёл.

– Завтра пожрёшь. Сейчас в оплот двигай.

– В какой?

– В мой.

По городу Тварь перемещалась не так резво, как по междугородной трассе. Тут на дорогах встречались другие лошади, люди, экипажи и прочая досадная ерунда. Среди всего этого приходилось лавировать, что осложняло продвижение. И всё-таки через пару минут мы стояли возле моего оплота. Там я спешился и привязал транспорт к коновязи. Противотварной верёвкой.

– Серьёзно⁈ – уже второй раз за день спросила Тварь.

– Да чего ты всё уточняешь? Я, если хочешь знать, уже родился серьёзным. Даже в зеркало себе не улыбаюсь – всё от серьёзности. Стой тут, никуда не уходи.

– Очень смешно, ага.

– Хихикай на здоровье. Хорошее отношение ты, смотрю, вообще понимать перестала. Вот постой теперь тут и подумай, зачем мне нужна лошадь, которая, как до дела доходит, вечно либо пьяная, либо с похмелюги. Жрёшь-то ты хорошо, да только эту жратву ещё бы отрабатывать неплохо.

– Куском попрекаешь!

– Именно. Кусок этот – мой, и я на него заработал, с неба ничего на меня не упало, кроме долгов. Тех, кто ведёт себя нормально, я попрекать не буду. А тех, кто на шею садится —буду. Я понимаю, что ты тварь, и в твоей природе пакостить людям и удовлетворять свои низменные инстинкты. Но я также вижу, что ты можешь быть лучше. Просто не хочешь. А ты сделай над собой усилие – и захоти. Ради меня. Тогда отношение будет другое.

Оставив кобылу пребывать в глубокой задумчивости, я зашёл в оплот. И не пожалел. В оплоте бурлила жизнь.

На пороге меня встретил Алексей, сияющий от радости.

– А я в окно увидел тебя! Ящик привезли.

– Какой ящик?

– Известно – железный.

– А, сейф? Отлично! Показывай.

Алексей показал. Сейф был, ожидаемо, точной копией моего.

– Ключей сколько?

– Три. Вот, это твой. Забирай.

– Угу. – Я сунул ключ в карман. – Два пока при себе держи. Я подумаю, кому ещё можно доверить. Может быть, даже и никому… Кости сдают?

– Да почти нет. Зима же…

– Ладно, ладно. Проживём мы злые зимы, станем краше, станем тоньше…

– Что?

– Ничего, не обращай внимания.

Шум происходил из столовой, туда я и направился. Обнаружил там аж человек пятнадцать охотников. Они пили чай, сидели где попало – на стульях, столах, полу – и внимательно слушали Брейгеля.

Брейгель же стоял с важным видом возле грифельной доски – молодец Алексей, все мои распоряжения исполнил в точности, – и тыкал в неё указкой. Голос Брейгеля был ласковым, как будто разговаривал с дебилами. Впрочем, с его точки зрения, вероятно, так оно и было.

– Ну таки что вы имеете мне сказать? Кто-нибудь? Ну же! Я весь изнемогаю в ожидании. Сколько стоит красиво пообедать в нашем с вами великолепном городе?

– С водкой? – хрипло спросил незнакомый мне охотник.

– Пускай будет с водкой, это хорошо для пищеварения.

– Ну, десять копеек…

– Десять копеек! – Брейгель стукнул по доске указкой. – Плюс завтрак – одна копейка, завтракать можно не очень красиво. А ужин ваша варварская поговорка вообще рекомендует отдать врагу, чтобы он подавился и умер. Итого – одиннадцать копеек в день для безусловного насыщения. И сколько же это получается за месяц?

Гробовое молчание было ему ответом. Охотники задумчиво прихлёбывали чай.

– Порядка трёх с половиной рублей! Я на всякий случай беру немножечко больше. А теперь скажите, кто из вас сейчас располагает такой суммой?

Поднялась одна рука и тут же смущённо опустилась. Брейгель, тем не менее, обладателя руки срисовал, подошёл к нему и хлопнул по плечу.

– Ну таки я вас поздравляю! Вот этот человек проживёт месяц. Остальные вымрут с голоду.

– Чего это? – подскочил «человек». – Да неужто я братьям своим помереть с голодухи позволю? Эй! Сегодня на мои гуляем! Всех угощаю!

Поднялся гвалт. Охотники категорически одобряли принятое коллегой решение. Брейгель же побледнел от ужаса и промокнул платком вспотевший лоб. После чего подскочил к доске, треснул по ней указкой и завопил:

– Человек должен совершенно точно иметь деньги, чтобы прожить месяц! Если он этих денег не имеет – нужно сейчас же, сию же секунду думать, как их заиметь! Не тогда, когда деньги закончились так же безнадежно, как стройная фигура моей уважаемой тёщи Розы Давыдовны, а тогда, когда они ещё есть! Это называется думать наперёд. А располагая означенной суммой, нужно её беречь. До тех пор, пока не появится излишек, который тоже нужно беречь, но об этом я расскажу после того, как вы научитесь складывать хотя бы два и два. Сейчас просто запомните: если сумма, которую вы имеете, ограничена, то расходовать ее следует исключительно на еду.

– А гульнуть? – последовал вопрос из зала.

– Гульнуть, как вы изволите выражаться, можно, если есть другие деньги. Те, которые вы имеете специально, чтобы гульнуть.

– Это ж сколько карманов надо? – озадачились в аудитории. – Сдуреешь всё упомнить…

Тут Брейгель заметил меня и со страдальческим видом всплеснул руками.

– Нет, господин Давыдов, я таки положительно не могу работать! Вы сами видите, эти варвары умеют жить лишь одним днём.

– Эй, варвары! – прикрикнул я. – Господина Брейгеля слушайте внимательно, он умные вещи говорит.

– Умные-то умные, да больно мудрёные, – откликнулись из аудитории. – Вот у меня, для примеру, есть рупь…

– Ка-а-ак это так – рупь у него есть⁈ – немедленно отозвались с другой стороны. – Ты ж мне рупь должен! Клялся, что ни копейки!

– Дак этот рупь – на еду на месяц, и то не хватает! Слыхал, что господин Брейгель сказали? Ещё два с полтиной нужно. А уже потом – долги отдавать.

– Да я тебе…

Началась драка. Пришлось растаскивать. Так прошло ещё пять минут под причитания Брейгеля о том, что он таки ну совершенно не может работать в этих безумных обстоятельствах.

– Ладно, не шуми, – сказал я ему, когда все охотники расселись. – Легко только на горшке бывает, и то – не всегда.