Текст книги ""-62". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

Соавторы: Ринат Мусин,Андрей Федин,Нариман Ибрагим,Яков Барр,Елизавета Огнелис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 102 (всего у книги 346 страниц)

Глава 14

Захар успел переместить связанные руки вперёд, выдернул изо рта кляп.

Взревел:

– У, тварь!

В кои-то веки в голосе Захара не слышалось страха – только ярость.

Я замер, не желая мешать рождению чуда.

Захар скастовал то единственное, что мог – Удар.

Башка обдерихи дёрнулась и затылком врезалась в печку.

– С-с-слабак! – прошипела тварь.

Однако Захар повторил Удар. И повторял ещё и ещё, снова и снова, пока, наконец, башка твари не лопнула, как перезрелый арбуз, уделав баню зелёным дерьмом.

И тут же исчез жар. Перестала светиться печка. Только мой меч продолжал гореть, а от него быстренько занялась и издохшая тварь.

Вырвавшаяся из её тела молния ударила Захара в грудь. Захар вскрикнул, попятился, но на ногах устоял.

Тварь догорела, на полу осталось жжёное пятно и несколько «золотых» костей.

– Ну чё? С лёгким паром! – хлопнул я по плечу Захара.

Тот стоял, обалдело хлопая глазами.

Я решил, что парень заслужил передышку, и взял его обязанности на себя. Присел на корточки, собрал кости. Три. Обдериха оказалась послабее муженька. То-то ко мне даже соваться не стала, напала на Захара. Впрочем, и слава богу, что так. Будь она посильнее, вряд ли бы Захар с ней справился. А ему сейчас, после того, что произошло в бане покойного Никанора, антидепрессанты до зарезу нужны. Убийство твари – самое то. Вон, как глаза загорелись.

– Держи. – Я отдал кости Захару.

– Три, – расплылся в улыбке он. – Целых три!

– Ну. Представляешь, сколько крыс или лягух перебить пришлось бы? Да и вообще – ты молодец. Куда только страх подевался.

– Обозлился я шибко, – объяснил Захар. – Ну, напала – ладно. На то они и твари. Но чтоб голого, без штанов тащить⁈ Да ещё к потолку подвешивать⁈ Будто я и не человек вовсе.

– То есть, когда с тебя русалки штаны снимали, ты на этот счёт не парился, – поддел я.

– Русалки хоть в мороке красивые. А этакую образину раз увидишь – потом на баб вовсе глядеть не захочешь.

– Вот это ты брось. Рано тебе ещё не глядеть. Тётка, как тётка. Прогрессивная, бодипозитивная. Любит себя такой, какой создала природа.

– Тьфу, – сплюнул нетолерантный Захар.

Мы вышли из бани.

– Ой, – пискнули из туманного утра женским голосом.

Девушка-селянка, увидев голого Захара, поспешила закрыть лицо рукавом. На улице, оказывается, уже светало. А на зрение здешние красотки определённо не жаловались.

Захар сориентировался быстро. Метнулся в баню, схватил два веника. Одним прикрылся спереди, другим сзади.

– Отбой, красавица, – скомандовал я. – Угроза девичьему стыду устранена.

Девушка опустила рукав. Взглянув на Захара, прыснула. Тот побагровел.

– Кто такая?

Девушка поклонилась.

– Из деревни я. Смотрительница здешняя, Глафира Агаповна – тётка моя родная. Вчера вечером муж её прибежал, сказал, что барин прибыли. Велел с утра пораньше молока парного привезти, яиц, творогу. Вот я и притащила. А после тётка велела сходить баню посмотреть. Что-то, говорит, не пойму – кажется, дверь там стучит. Сходи, говорит, Настасья, проверь. Я и пошла.

– Ясно. Хорошо, что пошла. Мы там, в бане, намусорили немного, надо прибрать.

– Сделаем, барин. – Настасья поклонилась. Выпрямившись, скользнула взглядом по Захару. – А ихнего благородия одежа-то – где осталась? Может, починить надо? Али постирать?

– Надо, – кивнул я. – Ихнего благородия комната – вторая справа по коридору. Как в бане управишься, приходи.

Настасья снова поклонилась. Стрельнула в Захара уже откровенно игривым взглядом и скрылась за дверью бани.

– Зачем ты ей сказал, что мне одежду стирать надо? – удивился Захар. – От сажи-то нас с тобой ещё вчера отчистили?

– Да ты чё?.. Блин. Забыл. Придётся тебе этой Настасье вместо одежды что-нибудь другое предоставить.

– Что?

– Ну, например, то, что веником прикрыл.

– Так она ж запищала! И шарахнулась – вона как!

– Ну, не могла же она прямо на улице, при посторонних, в любви тебе объясниться. Девичья честь и всё такое. Приличия есть приличия, надо соблюдать. То ли дело – интимная обстановка. Когда в комнату к тебе зайдёт.

У Захара запылали уши.

– Думаешь, выйдет у меня с ней?

– Ушами хлопать не будешь – выйдет. Мы с тобой – кто?

– Кто?

– Охотники. Герои, победители тварей! К кому таким Настасьям ещё липнуть-то, если не к нам?

Погрузив Захара этим вопросом в глубокую задумчивость, я скрылся у себя в комнате. С наслаждением плюхнулся в кровать. Времени – пять утра с копейками. А утренний сон – самое милое дело.

За завтраком Захарушка сиял, как начищенный самовар. Тот стоял посреди стола и отражал его довольную рожу. А мы с Дорофеевым неспешно беседовали.

О том, что некий Ванька, сын Ивана и Нюрки, из подведомственной деревни бежал, Дорофеев был осведомлен. Но до сих пор этим вопросом не заморачивался. Семья была не крепостной, вольной. Дорофеев в этом вопросе вообще оказался дядькой прогрессивным. Тех крепостных, в ком видел потенциал, без проблем снимал с баланса и переводил на самоокупаемость. Убытка, по его словам, от этого не было никакого, одна сплошная выгода.

Это хорошо. Это надо будет взять на заметку. Удачный опыт надо перенимать. Но, соответственно, куда мог подеваться Ванька, Дорофеев не знал. Может, жив и процветает, а может, помер с голоду. Не его крепостной – не его проблемы.

Распрощавшись с Дорофеевым, мы погрузились в карету.

– В Поречье, – приказал кучеру я.

– Ваньку будем искать? – вздохнул Захар.

– Ну да. Был бы я один, вернулся бы в усадьбу и перенёсся Знаком. А с тобой в карете плюхать придётся… Ничего, часть дороги, считай, уже проехали.

– А я тебе зачем? Тварей в Поречье нет, а город ты скоро лучше меня будешь знать.

– Сам подумай. Ванька у банника эту шапку упёр – для чего? Чтобы уши не мёрзли?

Захар пожал плечами:

– Может, чтобы самому невидимым становиться.

– Может. Только что-то мне подсказывает – вряд ли у него это получилось. По логике, приблуды тварей должны работать с тварями. Ну, или с охотниками. А этот дурачок – ни то ни другое. Помыкается он с этой шапкой, помыкается. А потом – что?

– Продавать пойдёт, – сообразил Захар.

– Браво. Пятьдесят очков Гриффиндору. Поэтому в Поречье мы с тобой отправимся барыг твоих знакомых шерстить. Всех, кто с амулетами работает. А насчёт «тварей нет» – это ты не зарекайся. Чёрт его знает, как оно там пойдёт… Кстати, о тварях. Тебе бы Знаки прокачать. Сколько у тебя сейчас родий?

Захар отвёл глаза.

– Три.

– Всего? А остальные куда дел? Что-то ж тебе перепадало?

– Амулеты заряжал. Мне с ними привычнее, чем Знаки прокачивать.

– И проще, – усмехнулся я. – Думать не надо… Ладно. Принимай информацию: больше ты своими родиями амулеты не заряжаешь. Я тут внезапно зарядное устройство раздобыл. Беспроводное, безлимитное. Домой вернёмся – покажу.

Захар от изумления потерял дар речи.

* * *

Первым делом мы направились к торговцу, которого я неделю назад соскребал с пола после удара мудака в шляпе.

Выслушав вопрос, дядька категорически помотал головой:

– Мне такого не принесли бы. Я ведь говорил, с запретным колдовством не работаю. И все, кому надо, об этом знают.

– Запретным? – переспросил я.

– А каким же? Шапка, о которой вы говорите, отнята у твари.

– И? – я начал раздражаться.

А Захар вдруг побледнел. Пробормотал:

– Тот, кто отберёт у твари тварное – сам обратится в тварь!

Торговец серьёзно кивнул. А я присвистнул.

– Интересные дела. Почему ты мне не сказал?

– Не подумал. – Захар опустил голову. – Это же… Ну, просто присказка такая! И вообще, может, байки это всё…

– Леший тоже был байкой. И банник. И та милая дама, которая подвесила тебя за…

– Да понял я, понял! А где же тогда этого Ваньку искать-то? А? – Захар с надеждой посмотрел на торговца. – Куда он со своей шапкой мог податься?

Торговец поджал губы.

– Мы никому не скажем, – пообещал я. Положил на стол монету. – Ну?

– Кабаниха, говорят, запретное берёт, – чуть слышно проговорил торговец. – Только я вам ничего не говорил. – Монета перекочевала в ящик стола.

– Это та, что на картах гадает? – уточнил Захар.

– А ты другую Кабаниху знаешь?

На этом конструктивный диалог себя исчерпал. Мы вышли из подвала на улицу. Захар махнул рукой, указывая направление.

– Что-то ты невесел, – заметил я, шагая за ним.

Захар повёл плечами.

– Боюсь я этой Кабанихи.

– Торговки? Боишься?

– Не торговки, а гадалки! Сестра моя старшая в шатёр к ней гадать ходила, на жениха. А я тогда малой был, одного не оставишь. Мы рано осиротели, мать с отцом и средних братьев мор унёс. Сестра меня с собой взяла. А Кабаниха меня увидала – да как вытаращится! И говорит – вижу, страшная судьба ему уготовлена. В воде тонуть будет, в огне гореть. С тварями злобными биться. Боль терпеть лютую, страх невыносимый. Сотню раз помрёт и воскреснет! Сестра напугалась. Забрала меня, да мы удрали.

– Даже про жениха не спросила?

– Не-а. И без гадания замуж вышла, за хорошего парня. Он к ней в ту же осень и посватался.

– Ясно. Ну, что я могу сказать. Детские травмы – штука неприятная, но на младенца ты уже не очень похож. В обморок при виде гадалки, надеюсь, не завалишься. И потом – что она такого страшного сказала-то?

– Ну, что в воде тонуть буду. В огне гореть…

– А ты не горел? Не тонул?

Захар посмотрел на меня удивленно. Потом пробормотал:

– Ох ты ж!

– Вот именно. Под воду тебя русалки утаскивали, огнём банник сжечь пытался. И помирал ты, и воскресал – не один раз уже. А что гадалка сказала «сотню» – так это радоваться надо. Долго проживёшь. Иначе – когда б успеть?

– А ведь верно… – Захар даже остановился. – То есть, выходит, Кабаниха просто предсказала, что быть мне охотником?

– Ну, как вариант – офис-менеджером, у них тоже вечно жопа горит. Но предпосылок к этому лично я не вижу. Так что остаётся охотник.

Захар приободрился. И зашагал гораздо быстрее.

Гадала Кабаниха, по его словам, в шатре на рыночной площади. Там же и мутила свои мутки по части незаконной скупки и продажи амулетов. Сам Захар с ней никогда не работал, сказалась детская травма, но знал, что другие работают.

– Вон там она должна быть, – проталкиваясь между рыночных рядов, махнул рукой Захар. – Там её шатёр всегда стоял, с незапамятных времён. Она старая, Кабаниха. Бабка моя рассказывала, что её замуж выдавали, а Кабаниха уже тогда старая была. И шатёр её… – тут Захар вдруг резко остановился и замолчал.

– Что?

– Нету…

– Чего?

– Шатра Кабанихи – нету! – Захар ткнул пальцем.

Я посмотрел. Знал, что градоначальник Абрамов давно обещает вымостить рыночную площадь камнем, но всё как-то руки не доходят. И пока под ногами – просто утоптанная земля. На этой земле, доведенной солнцем и людскими ногами до состояния гранита, я отчётливо увидел круг – более тёмный, чем остальная поверхность. Большой, метра три в диаметре.

– Вот тут стоял шатёр, – озадаченно пробормотал Захар. – Всегда! Всю жизнь стоял! Тётенька, – он метнулся к ближайшей торговке. – Скажи, куда шатёр Кабанихин делся?

Тётка перекрестилась. Понизив голос, проговорила:

– Сила нечистая на Кабаниху напала. Говорят, в парня молодого, что к ней приходил, бес вселился. И умертвил Кабаниху. Люди, что рядом были, слыхали, как из шатра страшный крик раздался, нечеловеческий. Бросились к шатру, а оттуда парень выскочил – и бежать. Люди зашли, а Кабаниха внутри мёртвая лежит. Язык вывалился, синий весь. Глаза навыкате… Страсть господня. – Тётка снова перекрестилась.

– И куда этот парень побежал? – спросил я.

Торговка всплеснула руками.

– А кто ж его знает? Тут уже и стража городская ходила, тоже спрашивали. А никто ничего и не видел. Куда-то вон туда дунул – и след простыл.

Я посмотрел туда, куда махнула рукой тётка. В той стороне было… Да много чего там было. В том числе – трактир Фёдора. Парень мог тридцать раз направление сменить, так что пока никаких полезных сведений мы не получили.

– Идём, – сказал я Захару, и мы свалили с площади.

– Куда идём-то?

– А кто тут у нас над городской стражей начальствует?

– Господин Овчинников.

– Ну, вот к нему и пойдём. Веди.

– А зачем?

– Затем, что если стража этим делом занималась, то, может, чего-то нашли. Вот и пообщаемся. В их же интересах сотрудничать. Если Ванятка наш действительно в тварь превратился, то простому человеку к нему лезть – себе дороже. Это наша работа, охотников.

Захар, осознав смысл жизни, уверенно повёл меня к цели. Но дойти мы не успели. По пути случился трактир. А снаружи случился Фёдор – стоял, уперев руки в бока, и костерил работников на стройплощадке.

Увидев меня, однако, сразу сменил гнев на милость и заулыбался:

– А, Владимир Всеволодович! А я вот как раз этих бездельников матерю – они ж Знак-то ваш затоптали!

И зыркнул на растерявшихся работников так, будто хотел сказать: «Вот батька-то вам сейчас устроит, не то что я!»

– Ну и правильно сделали.

– Как так? – вытаращил глаза Фёдор.

– А так. Если уж ты этот Знак срисовать умудрился, то и кому не надо – запросто заметят. Надо осторожность блюсти, вот. Работайте, мужики! Нормально всё.

Фёдор что-то проворчал, но долго расстраиваться не стал. Пригласил зайти покушать, но мы отказались.

– Дела у нас, Фёдор, – сказал я. – Ты лучше вот чего нам обнародуй. Есть некий Ванька, который недавно гадалку Кабаниху завалил при загадочных обстоятельствах, а потом сбежал. Знаешь чего про это дело?

– Слыхал, – тут же кивнул Фёдор. – Ванька там или не Ванька – не знаю, а лиходей какой-то был.

– Мы к Овчинникову идём, поспрашивать насчёт этого дела.

– И не ходите даже, не тратьте время.

– Чего так?

– Да не знают они ничего. Надо им больно – подумаешь, гадалку какую-то прибили. Даже искать никто не будет.

– Так вроде же спрашивали они. Там, на площади, – вмешался в разговор Захар.

– Поспрошали, потому как самим интересно было, – поморщился Фёдор. – Да только кто ж им чего скажет? А вот вы, ежели всерьёз интересуетесь, то я поскажу, кому вопрос задать.

Я подался ближе к Фёдору.

– Внимательно слушаю.

* * *

От Захара я узнал, что этот район города неофициально называется Бесов угол. Те самые трущобы, куда я пришёл неделю назад, разыскивая торговца амулетами. Ну, в каждом городе, наверное, есть такой район, куда лучше не заходить, если дороги кошелёк и жизнь. Вот и Поречье ничем не отличалось.

Бедностью и безысходностью тут был буквально пропитан воздух. Но запах опасности ощущался сильнее всех остальных. Казалось, из каждого окна в тебя целятся из пистолета. Впрочем, я бы скорее опасался ножа, поэтому внимательно следил, чтобы никто не притирался близко. И Доспехи накинул – на всякий пожарный.

– Не трясись. Плечи расправь, – приказал Захару. – Ты охотник, а не хвост собачий. Как ты сюда раньше-то один ходил?

– Раньше с меня взять было нечего. А теперь, вона – и меч, и одежа справная.

Выбившись в охотники, Захар успел обновить гардероб. Обзавёлся и новым кафтаном, и сапогами, и даже как будто мешочки для амулетов стали выглядеть по-другому.

– Им-то это не объяснишь, когда окружать начнут – что я охотник.

– Ничего. Сами не догадаются – я объясню.

Спиной я чувствовал, как из всех щелей выползают они. Ребята, от которых посторонним не укрыться. Казалось, что взгляды, ощупывающие нас с Захаром, уже подсчитали и количество костей в мешках, и количество монет в кошельках. А уж в том, что наши мечи легко найдут покупателей, я даже не сомневался.

– Заблудились, парни?

К нам вразвалочку приблизился сопляк лет двенадцати. Босой, в какой-то бесформенной шапке и безразмерной, не по росту, рубахе. Втянул сопли и смачно харкнул в сторону.

– Человека одного ищем, – сказал я, остановившись. – Поможешь найти – не обижу.

– Чё за человек?

– Емельян Пуговица. Знаешь такого?

Пацан фыркнул.

– Я всех знаю. Пошли, отведу.

Глава 15

Мы пошли. Немедленно свернули в какую-то узкую и стрёмную подворотню, благоухающую нифига не розами.

– Не нравится мне это, – прошептал Захар.

Он замыкал шествие – здесь идти приходилось гуськом.

– Никому не нравится, – вздохнул я. – Но дела делать как-то надо.

В подворотне ничего такого не случилось. Следуя за проводником, мы проскользнули ещё несколькими тайными тропами, после чего он остановился.

– Рассчитаться бы, господа хорошие.

– Чего-то я Емельяна не вижу, – покачал я головой.

– Дак, ты его увидишь – я тебя больше не увижу. Гони монету, рядом уже.

Я вынул из кармана мелкую монету. Когда пацан за ней потянулся, отодвинул руку.

– Чё ты, а? – набычился тот.

– Перчатку видишь?

– Ну.

– Ствол гну. Знаешь, что это означает?

– Перчатку надеть – большого ума не надобно.

– Монету схватить и дёру дать – тоже. Задумаешь кинуть – я тебя догонять не стану. А вот Знак мой – догонит. Размажет по стеночке ровным слоем, хоронить будет нечего. Хорошо подумай, тебе жить.

Пацан попался сообразительный. Ситуацию и мою в ней роль переосмыслил быстро. Буркнул:

– Ладно. Идём.

Пришлось ещё изрядно пошагать. Зато в итоге мы вышли к кабаку, на вывеске которого красовался выцветший петух – всё как и обещал Фёдор.

– Заслужил, – отдал я пацану монету. – Свободен.

Пацан, однако, свободы не оценил. Он сам толкнул дверь в кабак, вошёл внутрь и придержал её для нас.

Внутри было зверски накурено. Дымили все. А всех было – человек пятнадцать. Несмотря на ранний час, уже накачивались дерьмовым пивом.

– Емеля, тут господа тебя искали, – сказал наш проводник громко.

Сидевший за дальним столиком спиной к стене тощий парняга лет двадцати пяти поднял голову. Вцепился в меня взглядом. Я в ответ столь же бесцеремонно изучал его. Высокий, стрижен коротко. Красная рубаха – будто только из магазина. До нашего прихода Емельян считал деньги. Четыре кучки медных и серебряных монет высились на столе, разбавленные кружкой пива.

Похоже, мы угодили в самый разгар учёта. Ну, надо было на двери табличку вешать. Не то чтобы меня это остановило, конечно…

На Захара Емельян едва взглянул. А вот остальные посетители – мужики, в основном, постарше Емельяна – внимательно изучили нас обоих. Кто-то уже встал из-за стола и притёрся к Захару. Нашли, блин, слабое звено.

– Здрав будь, друг, – сказал я. – Разговор есть.

– Ну, если друг – подходи, присаживайся, – усмехнулся Емельян.

Мы подошли. Нам пододвинули стулья. Захар хотел было сесть, но я удержал его за плечо. Носком сапога чуть толкнул один из стульев, и тот сложился пополам.

– Спасибо, постоим, – спокойно сказал я. – Много времени не займём. Паренька одного ищем. А ты, говорят, тут всех знаешь.

– Я-то всех знаю, – улыбался Емельян. – Тебя не знаю.

– Они охотники, – влез наш проводник. – Этот меня Знаком стращал.

– Котька, – зыркнул на него Емельян. – Сдристни отсюда, пока не зашибли.

– Да я ж…

– Бегом потерялся.

И Котька потерялся. А Емельян вновь посмотрел на меня.

– Охотник, да? Нечасто к нам сюда охотники заходят.

– Ваше счастье, – пожал я плечами.

– Чё сказал? – рявкнули в левое ухо.

Я повернул голову и смерил взглядом лысого головореза с разрезанным носом, который сопел так, будто сдерживал себя из последних сил.

– Охотники тварей убивают, – объяснил я. – Если к вам не заходят – значит, твари вас не жрут. То есть, не жрали до недавних пор.

– Ну-ка дай посмотреть! – Кто-то сзади потянул у меня из ножен меч.

Я повернулся и, подняв для эффектности руки, кастанул Удар. Крепкого мужика с повязкой на голове долбануло в грудь и отшвырнуло метра на три.

– Кхарррр! – каркнул тот, плюнув кровью.

– У жены смотреть будешь. Если позволит, – сказал я и снова повернулся к Емельяну. – Скажи своим, чтоб отвалили. Обстановку накаляют.

Однако я переоценил разумность Емельяна. Он сделал рукой какой-то знак, и со всех сторон защёлкали курки, засверкали ножи.

– Знаешь, почему меня называют Емельян Пуговица? – Он привстал, опираясь кулаками на стол.

– Ну, ты мне сейчас, наверное, объяснишь, – вздохнул я.

– У меня на рубашке много пуговиц, охотник. Это потому, что каждый раз, как я убиваю человека, я делаю себе новую пуговицу из его кости. А кости охотника у меня как раз не было.

Пуговиц было действительно дохрена. Может, и правда костяные – кто их разберёт. Однако у меня резко закончился интерес к светской беседе.

– Слышь, отребье, – процедил я, подавшись вперёд и почти нос к носу сойдясь с Емельяном. – Прежде чем пасть разинуть – башкой думай! Если я с тебя сейчас за кости охотников спрашивать начну – ты из этой клоаки живым не выползешь. И мне класть три кучи на то, что ты не в теме и просто так языком трёхнул. Я тебя из принципа на запчасти разберу, чтоб другим неповадно было.

Тут, само собой, началось.

Первым делом я поставил Защитный круг. В него и полетели первые пули, об него сломались первые ножи.

В следующую секунду я, не двигая руками, кастанул ещё один Удар – и Емельян тоже получил как следует в грудину. Врезался спиной и затылком в стену, закатил глаза и опал, словно листва по осени.

– Что стоишь? – посмотрел я на Захара. – Бей их. Иначе не поймут.

И достал из ножен меч, одновременно его воспламенив.

Захар вскинул руку с амулетом. Одного из парней, перезаряжавшего пистолет, шарахнуло молнией. Он повалил стол, опрокинул пиво и что-то неразборчиво заорал.

– Ангелы! – подхватил отморозок с разрезанным носом, широко крестясь. – Ангелы с огненным мечом и молниями!

И, снося по пути сотоварищей, ломанулся к выходу.

Паника распространилась, как коронавирус по Китаю. Через тридцать секунд в кабаке сделалось пусто. Только осевший у стены Емельян кряхтел и стонал.

– Деньги забери, – кивнув на серебро и медь на столе, приказал я Захару. Убрал Защитный круг.

– А…

– Компенсация морального ущерба.

– Чего?

– Ну, тебе же тут не очень нравится?

– Да век бы не заходил!

– Вот. Это оно и есть.

– Ага…

Я обошёл стол, собираясь побеседовать с Емельяном. И увидел вспышку. Одновременно с этим громыхнуло. Я вздохнул.

– Да что ж вы такие тупые-то все!

Пулю успешно отразили Доспехи. Емельян, окутанный облаком порохового дыма, судорожно дыша, отбросил пистолет. Вытянул из-за пояса нож и выставил перед собой. Продемонстрировал, что за свою жизнь будет бороться до конца. Смешной.

– Есть один парень, – спокойно перешёл я к цели своего визита. – Звать Ванькой. Из деревни в город переметнулся, лучшей доли искал. Имел при себе кой-какое имущество, которого ему брать не следовало. Недавно попытался загнать это имущество Кабанихе. Но что-то пошло не так, и Кабаниху Ванька грохнул. После чего убежал. Вопрос: куда? Где его найти? На случай, если хочешь мне солгать, сообщаю: этот парень превращается в тварь. Возможно, уже превратился. И на одном убийстве он не остановится. Вы с ним ничего сделать не сможете. А мы можем сейчас просто уйти. Когда этот прелестный юноша начнёт убивать вас, ваших сестёр, матерей и детей, вы, конечно, взвоете и будете умолять, чтобы мы вернулись. Но не факт, что мы вас услышим. И не факт, что у нас в это время не найдётся других, более важных дел. Так что давай-ка не будем терять время и сразу решим вопрос, как взрослые люди. Где искать Ваньку?

Я потратил так много слов потому, что рассудил: если парень, выглядящий помладше и похлипче многих других, малину здесь, тем не менее, держит, значит, совсем уж конченым по части мозгов быть не должен. Каким-то образом в паханы ведь прорвался.

Не ошибся.

– А ты, стало быть, Давыдов, – не опуская нож, прохрипел с пола Емельян. – Граф-охотник?

– Нет, я градоначальник господин Абрамов. В ваших краях – с обзорной экскурсией. Спорплощадки строить будем. И бордюры менять. – Я выбил нож ударом ноги. – Ты с первого раза не понял, Емеля? У меня мало времени. Где искать Ваньку?

– Котька, – позвал Емельян.

Из-за стойки трактира выполз знакомый пацан. Не сбежал, надо же.

– Покажешь их благородию, где Ванька схоронился.

Пацан закивал. Я повернулся к Захару.

– Компенсацию забрал?

Захар в ответ брякнул раздувшимся кошелём.

– Идём, – кивнул я.

– Вся выручка ночная, – провожая кошель взглядом, грустно прокомментировал Емельян.

– Зато хоронить никого не надо. И ты поумнел маленько. Больше на меня рыпаться не станешь?

– Не стану. Чай, не бессмертный.

– Вот! Видишь, сплошные плюсы. Во всем надо искать позитив.

С этими словами я вышел из трактира.

Больше направленных в спину враждебных взглядов не чувствовал. Нормальная реакция здешней породы двуногих – столкнувшись с превосходящей силой, сопротивление не оказывают. Раз зубы обломали, больше не полезут. До тех пор, пока слабину не дашь, конечно.

Котька скользил перед нами, ныряя из одного кривого переулка в другой. Места становились всё менее обитаемыми. Стали попадаться лачуги, в которых вовсе никто не жил.

– Почему пусто? – спросил я.

Котька оглянулся с удивлением.

– Дак, мор же был. Неужто не знаете?

– Был, – подтвердил Захар. – Мои мать с отцом померли тогда.

Котька шмыгнул носом.

– Помнишь их?

– Помню маленько.

– Везунчик. Я своих вовсе не знал, на улице вырос…

– Так, подожди. Это ж сколько лет назад было?

– Пятнадцать. А то, может, и больше.

– Приличный срок. Было время демографию поправить. А жильё до сих пор пустым стоит?

– Боятся сюда возвращаться, – объяснил Котька. – Чтоб заново не заболеть. Здесь только такая рвань селится, кому уж вовсе деваться некуда.

– Ясно.

– А Ванька ваш – вон там, – неожиданно остановившись, объявил Котька. И ткнул пальцем в относительно крепкую лачугу. – Я дальше не пойду. Боязно.

В этот раз обдурить нас пацан не пытался. Я и сам почувствовал, что от лачуги веет нехорошим. Кивнул:

– Гуляй. Свободен.

Котька нырнул в ближайший переулок и пропал. Даже денег попрошайничать за услуги не стал. Видимо, и впрямь было страшно.

Захар тоже смотрел на лачугу с опаской.

– Что делать-то будем, Владимир?

– В гости зайдём. Выпьем, в картишки перекинемся. А там посмотрим.

Но заходить не пришлось. Дверь хибары распахнулась, и выскочил хозяин.

Ну… Это не упырь, не вурдалак и не колдун. Пока ещё. Ванька был одет не в балахон, а в обычные крестьянские штаны и рубаху. Его ещё можно было принять за обычного парня –болезненно тощего и рано начавшего лысеть. Если бы не глаза. В их глубине посверкивал нехороший огонь. Тварь, чем бы она ни была, находилась в процессе трансформации.

Доспех я накинул на автомате. Так же, как скастовал Защитный круг. Правильно сделал. Разговаривать с нами бывший Ванька даже не пытался. Ринулся с порога в бой. Но обломал зубы о Круг. Кстати, обломал в буквальном смысле – изо рта твари выдвинулись клыки.

– Вурдалак, – поставил диагноз я.

– Упырь, – возразил Захар.

– Да? Ну, может, и упырь. Чёрт бы их распознал. Главное, что не колдун, колдун бы магией бил. Давай, Захарка! Настало твоё время.

– Я? – заикнулся Захар.

– А кто? Кому из нас прокачиваться надо?

Захар поджал губы.

– Давай, не ссы, – подбодрил я. – Обращаться он начал недавно. Следовательно, сильным быть не может. Справишься. Если что, я прикрою.

Захар глубоко вдохнул, набираясь решимости. А беснующийся с внешней стороны Защитного круга упырь вдруг проделал странное. Он вытащил из-за пазухи нечто драное, лохматое, и напялил себе на голову. После чего повернул меховую рванину задом наперёд. И исчез. А Защитный круг смяло. Шапка-невидимка как будто втрое прибавила сил новорожденной твари.

– За спиной у меня держись! – рявкнул я Захару.

Теперь уже о том, чтобы с бывшим Ванькой справиться ему, речь не шла. Тут вдвоём бы устоять. Шапка, видимо, вливает в носителя очень неслабую подпитку.

Я пытался сообразить, куда метнулся упырь, когда Захар за спиной заорал. Громко и отчаянно. Я почувствовал порыв ветра, резко обернулся. И увидел, как Захар падает. Точнее, как его роняют на землю стремительным ударом. Что произойдёт дальше, гадать не приходится. В следующее мгновение тварь Захара оседлает и потянется клыками к шее. Всё, что нужно свежеобращённой твари – жрать. И без того не богатые умом, от голода они совершенно обезумевают.

Рассудив так, я подскочил к лежащему на спине Захару и рубанул мечом. По тому месту, где предположительно находилась шея невидимого упыря.

Чуть-чуть промахнулся. Ударил сантиметров на десять ниже того места, где шея примыкает к туловищу. И отрубил башку вместе с частью плеч. Точнее, отрубил, но не до конца. Остаточная целостность сохранялась. Зато от удара с головы упыря свалилась шапка. Он снова стал видимым.

Шапку я пнул ногой подальше. Когда упырь, на ходу срастаясь по линий разруба, попробовал метнуться к ней, врубил Костомолку. Упыря раскатало в блин.

Я подскочил к нему. Теперь уже башку отделил чётко, как положено.

Вздохнул, глядя в хлопающие глаза:

– Эх, Ваня-Ваня! И чего ты такой жадный до чужого добра? Не трогал бы банника – и сам бы жил припеваючи, и тварюга эта односельчан не сгубила бы. А ведь мать с отцом, небось, говорили, что воровать нехорошо.

Упырь в ответ прошипел неразборчивое. Разбираться, впрочем, необходимости и не было. И так знаю: «Ненавижу». Ничего нового.

Я размахнулся и пронзил череп мечом.

Две родии. Ошибся Захар – не упырь это, вурдалак. Ожидаемо, впрочем – откуда бы тут больше взялось. Он ведь едва переродиться успел. Если бы не волшебная шапка… Кстати, о шапке.

Я обернулся к Захару.

– Живой?

– Угу, – прохрипел тот.

– Укусить он тебя не успел?

– Не. Я амулет активировал.

– Правильно. В нашем деле лучше перебдеть. Давай, займись делом. Пожги падаль.

Сам я подошёл к отброшенной в сторону шапке. На несколько секунд завис, глядя на загадочный артефакт. Соблазн забрать, постирать и потестировать был, и немалый. Но, блин. Шапку эту носила наглухо отбитая тварь. Человек, который её украл, превратился в наглухо отбитую тварь.

Чего она там даёт-то? Невидимость? Этого я, при желании, и сам смогу добиться. Если понадобится. Без тварных подачек обойдусь.

С другой стороны, если её не надевать, то и вреда не будет. А там – мало ли, вдруг шапка окажется кусочком какой-то головоломки, без которого цельной картины не увидишь.

Подумав, я активировал Доспехи и подобрал шапку. Ощущение от прикосновения было не очень приятным. Я определённо взял что-то враждебное.

Молчать, там! Не на того напала.

Я сунул шапку в мешок с костями. Вернусь домой – приныкаю куда-нибудь. Мне Захар, кстати говоря, обещал вроде бы сейф подогнать. Вот как раз для таких вещей, которых лучше лишний раз не касаться.

– Как ты его, а!

Мы с Захаром обернулись одновременно. Из-за угла одной из заброшенных лачуг показался Котька.

Я нахмурился.

– Ты ещё откуда взялся? Сам же жаловался, что боязно.

– То – понятно, что боязно. А всё ж интересно! Не смог удрать, затаился да глядел. Как ты его! – Котька взмахнул воображаемым мечом. – Емельке да другим расскажу – от зависти помрут! Что я видал, а они нет. А ты этак любую тварь можешь?

– Любую. И не только тварь. Так Емельке и передай.

– Передам в точности, – пообещал Котька. И испарился.

Что ж. В чём я теперь могу быть уверен, так это в том, что на лазанье по местным трущобам у меня полный безлимит, в любое время дня и ночи. О том, что видел, Котька расскажет в красках, да ещё от себя приплетёт.