сообщить о нарушении
Текущая страница: 136 (всего у книги 298 страниц)
Затем они приступили к тестированию артефактов, насмеявшись вволю, пока все более-менее не освоились с браслетами. У Рона не получалось правильно отображать в воздухе предложения – он сбивался, слова сливались или, напротив, между ними оставались большие пробелы. Гермиона, несмотря на предупреждения Гарри, норовила поместить в каждое послание как минимум целое эссе, из-за чего при получении нельзя было разобрать ни единого слова. А Драко тренировался создавать сообщение прямо над рукой, однако вычерчивать мелкие буквы кончиком волшебной палочки было сложно, поэтому он ограничивался парой-тройкой слов, за что приходилось терпеть косые взгляды от Гермионы, твердившей, что получить: «Привет. Как ты?» – конечно, приятно, однако никакой смысловой нагрузки в таком послании нет. Гарри же, не стесняясь, практиковался использовать магию без посредничества волшебной палочки при управлении браслетом, выписывая слова прямо пальцем на тыльной стороне ладони. Важно было то, что браслеты понравились, и все с удовольствием учились ими пользоваться, не обращая внимания на собственные неудачи и на смех и подколки товарищей.
Путь до школы в этот раз показался Гарри и его друзьям слишком коротким – увлеченные освоением нового вида переписки, больше похожей на какую-то игру, они и не заметили, как Хогвартс-экспресс домчал их до Хогсмида.
Прямо во время торжественного ужина Гарри, опустив руки под стол, ухитрился написать Северусу несколько слов приветствия, демонстрируя свои успехи в беспалочковой магии. Внимательный пристальный взгляд в ответ говорил о том, что его сообщение было прочитано.
========== Глава 66 ==========
Расслабившимся за каникулы студентам Хогвартса всегда требовалось не меньше недели, чтобы войти в нормальный учебный ритм. Даже Гарри и его друзья не спешили с первого же дня нового семестра основательно приниматься за дополнительные занятия, чтобы повысить собственный уровень подготовки в различных областях знаний – большую часть свободного времени, если позволяла погода, они проводили на улице. Рон и Драко, конечно же, рассказали Гермионе о чудесном ледяном городе, созданном Гарри в своем поместье, и ей захотелось хоть краешком глаза взглянуть на его творение. Поэтому во время одного из визитов к Драко перед возвращением в школу Гарри с удовольствием украсил парк Малфой-мэнора небольшим симпатичным замком «Снежной королевы». В Хогвартсе себе подобного позволять не стоило, чтобы не вызывать лишних вопросов прежде всего у Дамблдора, но зато можно было строить крепости из снежных блоков, созданных с помощью чар. Эта затея увлекла многих старшекурсников, и на поле для квиддича за несколько дней выросли четыре внушительных сооружения – студенты каждого факультета старались перещеголять остальных.
Снег спрессовывали колдовством, придавая необходимую форму, затем слегка расплавляли его на поверхности и сразу же замораживали, чтобы образовалась ледяная корка. Между собой снежные блоки скрепляли тем же способом, вызывая их искусственное подтаивание – остальное делал мороз. При постройке крепостей находилось чем заняться и учащимся младших курсов, так что игры на свежем воздухе отлично служили сплочению ребят и учили работать в команде.
Мадам Хуч, преподаватель полетов на метле, для которой зимой наступало время относительного отдыха – квиддичные команды из-за холода тренировались исключительно редко – с удовольствием взяла на себя роль советчика и судьи изредка случавшихся конфликтов из-за «украденного» снега или «без спросу» скопированной идеи какой-то части постройки. Одним словом, она присматривала за студентами как педагог, и она же стала председателем жюри своеобразного соревнования – чей снежный проект окажется лучшим? Для подведения итогов к ближайшему воскресенью договорились выбрать на всех факультетах по одному человеку с каждого из семи курсов и придумали сложную систему оценки успехов при строительстве из снега, чтобы оказалось сложно подыграть своим.
***
Дамблдор наблюдал за развлечением студентов со стороны и никак не комментировал его. Для этого нашлись две важные причины.
Во-первых, Альбус знал, что инициатором забавы, по сути, стали Поттер и его друзья, умудрившиеся таким образом сплотить вокруг себя довольно разношерстный коллектив из студентов со всех факультетов. Альбус в свете неприятностей, сыпавшихся на него в последнее время как из рога изобилия, уже пожалел, что с приходом Поттера в школу пришлось взять курс на дружбу между факультетами. Сейчас травля слизеринцев была бы как нельзя более кстати – она дала бы Альбусу возможность быстро набрать новых адептов в Орден Феникса из старшекурсников. Обозленными подростками проще управлять и манипулировать, что оказалось бы на руку во время пропаганды создания сопротивления очередному Темному Лорду. Да и Поттеру можно было бы привести наглядный пример, чтобы с легкостью добиться от него сотрудничества – пусть пока только и состоящего в его согласии стать знаменем борьбы с возродившимся Волдемортом. Так что все, отдалявшее Альбуса от подобных планов, воспринималось им как мешающий и раздражающий фактор. Что уж говорить о том, что Поттер и его компания своей идеей с новыми для Хогвартса зимними играми заработали неоспоримый рост своего и без того немалого авторитета среди студентов. Правда, они сами почти не участвовали в развлечении, довольствуясь наблюдением и советами, уважая чувства мисс Грейнджер и ненавязчиво поддерживая ее в несчастье, но это не мешало им оставаться центром всего происходившего на заснеженном квиддичном поле. И все было бы хорошо, если бы Альбус имел реальную власть над Поттером, в поведении которого явно просматривались задатки сильного лидера. Однако мальчишка так и оставался независимым от его влияния, с самого первого курса упрямо отказываясь идти на сближение. И с этим предстояло что-то кардинально решать в ближайшее время.
Во-вторых, сейчас Альбусу было не до детских забав, потому что пришлось срочно искать репортера, который стал бы его голосом в прессе магического мира. Мистер Мейси пока оказался не у дел – после недавнего оглушительного фиаско с «разоблачительной статьей» к его словам вряд ли кто-то прислушается. Хорошо еще, что Альбусу вспомнился не слишком щепетильный журналист – мистер Джаркисс, некогда пострадавший от действий Поттера. Все уже основательно подзабыли ту скандальную историю с интервью Джинни Уизли, произошедшую больше года назад, так что можно было снова продвинуть работы этого репортера в центральные издания. Получив его согласие на написание статьи и обсудив с ним ее содержание, Альбус отправился решать вопросы с редакциями некоторых печатных издательств – таких как «Лондонский магический бюллетень» и «Волшебный котел новостей». Джаркисс желал подстраховаться и не стремился самостоятельно инициировать свое возвращение к широкой публике, предпочитая, чтобы за него замолвили словечко влиятельные члены магического общества. Он не хотел разбираться с адвокатом Поттера, едва окончательно не сломавшим ему карьеру.
Особых затруднений у Дамблдора нигде не возникло – достаточно было только обмолвиться о том, что известный журналист Джаркисс готовит интересный материал для публикации. А вот в «Ежедневный Пророк» Альбус после просчета с репортажем Мейси сам даже не стал обращаться, хотя именно в этой газете он обязательно хотел поднять вопрос об осужденных Упивающихся Смертью, которых могли амнистировать в результате предпринятых Фаджем проверок в Азкабане. Как-никак это было центральное издание в магической Британии. Прямого влияния на главного редактора «Ежедневного Пророка» у Дамблдора никогда не было, но до открытого конфликта с министром к его словам прислушивались. Сейчас же «Ежедневный Пророк» занял выраженную позицию полного согласия с политикой Министерства Магии, так что Альбусу лучше было не появляться там с очередными нападками на Фаджа. Следовательно, требовалось договориться о публикации через подставных лиц.
В результате непродолжительных раздумий Альбус решил, что с этим проблем не возникнет, если остановиться на кандидатуре миссис Августы Лонгботтом. Да это было и понятно – одним из обвинений, предъявленных Беллатрисе Лестрейндж, являлось применение запрещенного заклятия Круцио к сыну и невестке миссис Лонгботтом. Жажда справедливости не позволит Августе остаться в стороне, к тому же она могла настаивать на том, что среди пытавших ее родных все же присутствовала миссис Лестрейндж. Иначе почему бы сошедший с ума от пыток Фрэнк Лонгботтом после трагедии еще несколько месяцев испуганно твердил только одно: «Это месть Беллатрисы Блэк». Состояние шока заставило его зациклиться на девичьей фамилии миссис Лестрейндж, что не помешало идентифицировать преступницу. Этот факт подтвердят и целители, занимавшиеся лечением четы Лонгботтом. Таким образом, Альбус был уверен, что ортодоксы не смогут доказать свою правоту. Самое большее, чего они сумеют добиться – это признания Беллатрисы повредившейся в уме после четырнадцати лет в Азкабане, что не спасет ее от отбывания всего срока наказания. Ведь известно, что Веритасерум не умеет отличать правду, а лишь заставляет того, кто принял это снадобье, говорить то, в чем он сам уверен практически на подсознательном уровне. Поэтому-то бесполезно допрашивать таким образом душевнобольных в плане выяснения истины. Состояние Фрэнка Лонгботтома после нападения являлось косвенным доказательством, но за неимением возражений со стороны Беллатрисы, находившейся в то время в депрессии, ее вина по данному обвинению была признана без дополнительных проверок. Конечно, существовала возможность взять показания у братьев Лестрейндж – супруга и деверя Беллатрисы – но преступники не имели права выступать в качестве свидетелей в магическом мире. Так что в данном случае Альбус был уверен, что закон сыграет на руку ему и тем, кто помог в свое время немного добавить обвинений некоторым из ортодоксов.
За несколько дней до возвращения студентов в школу Дамблдор, не сомневаясь в правоте личных выводов, отправился с визитом к Августе Лонгботтом – женщине властной и гордой, надеясь, что она сумеет поднять знатный шум в обществе, выступая против преступной лояльности министра к осужденным Упивающимся Смертью. Но его постигла сокрушительная неудача. Будучи человеком, имевшим по любому поводу собственное мнение, Августа заявила, что желает наконец-то разобраться, из-за чего пострадали ее сын и невестка.
– Беллатриса Лестрейндж пытала твоего сына! Разве можно простить то, что она с ним сделала? Неужели ты позволишь ей выйти на свободу? – Дамблдор старался разжечь пламя мести, но ему это не удалось.
– Я вижу – ты, Альбус, как и министр, сомневаешься в правосудии. Только Фадж не доверяет прошлым решениям Визенгамота, практически открыто заявив об их несостоятельности и предвзятости. А ты считаешь, что нынешний состав суда будет необъективным. Это дает повод думать, что кто-то из вас наверняка неправ. Я не собираюсь принимать участия в ваших с Фаджем играх и тем более становиться между вами, – Августа никогда не боялась высказываться предельно прямолинейно. – Не хочу даже предполагать возможную некомпетентность судей, но допускаю, что их могли – или могут – ввести в заблуждение, – в словах четко прослеживалось скрытое желание вывести на чистую воду – не важно кого именно: Фаджа или самого Дамблдора. – Поэтому я постараюсь добиться разрешения присутствовать в качестве представителя потерпевшей стороны на всех предстоящих заседаниях, на которых будет слушаться дело миссис Лестрейндж. В прошлый раз мне это не удалось из-за того, что было необходимо позаботиться о Фрэнке и Алисе. Теперь же я не позволю формального разбирательства и узнаю правду. Поэтому не переживай – виновные понесут заслуженное наказание, и никто не выйдет из Азкабана без достаточных на то оснований. В любом случае – я позабочусь о том, чтобы мои сын и невестка были отомщены в полной мере.
– Одно другому не мешает – ты просто покажешь свою позицию в этом вопросе, если замолвишь слово за талантливого репортера редактору «Ежедневного Пророка», – не отступался Дамблдор от своей идеи, тем временем думая, что лучше было бы Августе не искать правды, которая ей может не понравиться. – Джаркисс с удовольствием станет независимым корреспондентом и будет освещать возобновленный процесс, основываясь на твоих наблюдениях.
– Тщательно их корректируя и перевирая? Нет! Уволь, Альбус, меня от общения с журналистами. Не люблю я их братию. Так что – прости, но я тебе в этом не помощник.
На том разговор и закончился, а Альбус вернулся в Хогвартс, так и не решив своего затруднения. Время поджимало, и пришлось посылать в редакцию человека из Ордена Феникса – Олдертон не отказал в содействии, но теперь легко было проследить связь публикации статьи, в которой основательно муссировалась тема виновности Упивающихся Смертью в прошлом противостоянии, с Дамблдором.
Общественность, конечно же, отреагировала на напоминание о грехах ортодоксов, но, по мнению Альбуса, как-то вяло. То ли мало кто решался выступать против политики Министерства, то ли всем просто было без разницы, чем там занимаются руководители магического мира, пока их самих перемены не затрагивали. Зато высказываний в защиту инициативы министра с посещением Азкабана и пересмотром некоторых дел за последнюю неделю стало вдвое больше. Так как нельзя было согласиться на проверку заявлений одних узников и отказать другим, то получалось, что права заключенных бывших Упивающихся Смертью ничем не отличались от прав неудачливых мошенников и якобы оклеветанных граждан магической Британии. За появившуюся возможность поспособствовать досрочному освобождению узников особенно цепко ухватились малоимущие родственники, у которых не имелось денег для привлечения к защите адвокатов, чьи услуги всегда были довольно дорогими.
Дамблдор пытался просчитать вероятность того, что его махинации в прошлом не выплывут сейчас. Выходило, что шансов откопать что-нибудь существенное при новом расследовании имелось мало – как-никак прошло почти пятнадцать лет, однако полностью сбрасывать этого со счетов было нельзя. И данный факт тревожил Альбуса, мешая ему расслабиться и заняться другими вопросами, ожидавшими своего решения.
Именно поэтому Дамблдор, поставив личную подпись на министерском бланке, подтверждавшем получение официальных бумаг, даже не стал задумываться, почему документы об изменении своего социального статуса мисс Грейнджер предпочла передать через декана, а не прямо ему в руки. Он настолько погряз в мыслях об инициативе Фаджа, что даже не принес соболезнований Грейнджер по поводу трагедии с ее родителями. Хотя подобное было бы весьма правильным шагом в свете желания основательно перетянуть ее друга – Поттера – на свою сторону. Лишь через пару дней Дамблдор осознал, что потерял удачный шанс расспросить студентку Хогвартса о том, почему в такое непростое время она согласилась на опосредствованное опекунство бывшим Упивающимся Смертью. Альбус, конечно, догадывался, что мисс Грейнджер объяснит это собственной дружбой с Драко Малфоем, но можно было попытаться уговорить ее поменять доверенное лицо, предложив свою кандидатуру или на крайний случай подключить к этому МакГонагалл, которая казалась все же лучшим вариантом, чем Малфой. Однако, поставив свою подпись, Альбус как бы заверил Попечительский совет, что согласен с их решением, и тем самым утерял единственную возможность хоть как-то повлиять на ситуацию. Теперь для того, чтобы отобрать у Малфоя права на опекунство по доверенности, пришлось бы отыскать веский довод, дискредитирующий того в этом качестве. Таких хлопот Грейнджер не стоила – Альбус не планировал вступать в открытое противостояние с Малфоем.
***
Целую неделю Гарри старался не идти на поводу у своего желания отправиться после занятий к Северусу, понимая, что ничего путного из этого не выйдет. Во-первых, начало семестра всегда являлось весьма напряженным временем для педагогов, корректировавших свои планы и графики занятий, а Северус к тому же выполнял обязанности декана факультета, так что у него работы было вдвое больше. Помочь ему Гарри существенно ничем не мог, а путаться под ногами не хотел. А во-вторых, он не желал выглядеть навязчивым. Они ведь виделись на уроках и в Большом зале, в школьных коридорах и по вечерам в гостиной факультета, куда Северус по давно заведенному правилу заходил поинтересоваться, не требуется ли студентам его помощь. Каждый день они перебрасывались хотя бы несколькими фразами, так что можно было говорить лишь о недостатке исключительно физического контакта, но Гарри считал себя достаточно терпеливым, чтобы подождать, когда учебный процесс войдет в привычную колею, и не мешать Северусу отдыхать после трудного дня.
Но в субботу Гарри все-таки не выдержал и перед самым отбоем сбежал из факультетской гостиной, намекнув Драко, что может задержаться допоздна. Проигнорировав любопытный взгляд, Поттер отправился в Тайную комнату. Стоило только секретной двери закрыться за его спиной, как Гарри активировал браслет Коди и написал сообщение Северусу, приглашая того на встречу. Идти в апартаменты Снейпа он не рискнул – боялся не сдержаться и накинуться с поцелуями, а чем это заканчивалось – было известно. Гарри не собирался привлекать внимание директора и остальных деканов к их с Северусом отношениям.
Салазар был рад услышать последние новости магического мира Британии. Но его больше заинтересовало то, как нетерпеливо Гарри поглядывал на двери.
