Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

Глава 10
Шоколадница

Я человек спокойный, тем более в моменты, когда всё идет по плану, причем по моему. Одна проблема – бывают такие моменты в жизни, когда в голове пусто и нет никаких планов. В такой ситуации любая движуха вокруг меня мною же априори засчитывается как исполнение планов. Смешно? А зато нет повода переживать, расстраиваться и вопрошать небеса «Как так-то⁈» Такой вот я позитивный человек последние лет сорок. А то, что окружающие считают господина и товарища Милославского пофигистом – ну и ладно, это тоже часть плана.

В строгом соответствии с планом свою героическую службу я немного проспал, Жанка проспала училище. Но есть нюанс – она повернулась на другой бок и сказала волшебное слово «хусим», а я понесся на площадь Дзержинского. И уже по пути соображал, с кем таким мне пришлось встречаться утром, что я задержался с прибытием в офис. Думаете, не придумал? Ну не придумал, и что? Долгову доложился, что участвую в инициативе отдела оперативных игр (что совершенная правда), а Онегину ничего не сказал. Я же не выскочка стучать на сотрудника отдела аналитики. Тем более, на себя. Если он придет и спросит о причине моего опоздания, я честно скажу, мол прорабатывал моменты силового давления на клиентов. Но вряд ли он начнет мой рабочий график контролировать – не принято это здесь. Кто-то решит, что я хорошо устроился, и будет прав. Иметь столько лет трудового стажа за плечами и не научиться устраиваться – это надо быть конченным идиотом. Или гением, повернутым на своём чём-то, на чём все гении кукухой едут. Я не гений, а просто талантливый человек.

Но как этому талантливому человеку не хватает простого человеческого мобильного телефона! Может, Гуревич уже давно созрел и бегает, высунув язык, в поисках меня? Ага, днем я на службе, причем телефончик своего офиса никому не даю. Вечером снова где-то, а ночью ему звонить не даёт еврейское воспитание. Евреи, они такие, у них в бизнесе принято сначала использовать все приличные инструменты, а только потом переходить к силовым. Наши бизнесмены тоже так себя ведут, но у них линейка приличных методов сильно короче. Буквально с Гулькин хрен.

– Короче, Милославский, берешь руки в ноги и чешешь в МГУ. Там ловишь своего Корчагина и ставишь ему предварительную задачу: подобрать команду единомышленников. «Новая газета», все дела, демократия, незашоренность, попа с ручкой… Направление ты уже знаешь, проговаривали. Будет бузить – устрой истерику с заламыванием рук. Ломай комедию, пальцы, но вечером на столе должен быть рапорт о начале проекта. – Моё словечко, а то раньше мои коллеги всё больше операции норовили проводить. Те еще хирурги с руками по локоть в вишневом варенье. А «проект» – это помягше, это слово ассоциируется у народа с архитектурой и строительством. Карандашные линии на ватмане и лёгкий матерок на стройплощадке, взъерошивший волосы даже под каской, куда приятнее полостных операций с криками «Зажим! Отсос!»

– Так точно, тарщ капитан! Руль в руки – и на журфак! А там уже шаркающей кавалерийской походкой к заместителю декана, да? Андрей, ну решили же, что связь редакции с Конторой не палим.

– А ты что предлагаешь? – Долгов собралсяи явно приготовился поспорить.

– Перехвачу его на нейтральной территории, сядем рядком, поговорим ладком.

– Ну и действуй тогда, как знаешь. Чего я тебя учу? – Это когда он меня учил? Ах да, было дело.

– Не переживай, Андрей. Нормально всё будет, сделаем из попаданца полезный ресурс. Нормального советского человека из него уже не выйдет, но хоть что-то будет.

– Да ты сам, Жорж, на нормального советского гражданина не тянешь. Чья бы корова мычала.

– А за то и цените. Фиг бы вы тогда меня посылали к этому мутному Михаилу. Подобное лечится подобным. Я погнал.

И я погнал. Домой, у меня там пет некормленый лежит. Хомо сапиенс сексапилс одна штука. Одна очень горячая штучка. Дома меня ожидал сюрприз, не скажу, что неприятный, но настораживающий. Как бы так объяснить, чтоб было понятно… Порядок был в доме, и не мой суровый мужской порядок, а какой-то тотальный, какой бывает только после женских рук. Причем руки эти управлялись головой, считающей себя как бы на своей территории. Страшно это. Уезжаешь из своей квартиры, а через полдня возвращаешься в «нашу». И уже носки боязливо прячутся где-то, где ты их никогда не найдешь, боксерская груша оттянута к стене, словно неродная, а над полом витает дух влажной уборки. Нет, Жанна и раньше мне помогала периодически, но именно что помогала, без фанатизма.

– Ты чего, порядок тут наводила?

– Если ты вернулся сказать спасибо, то чуточку рано. Я еще не всё доделала. Квартира у тебя запущенная, Милославский.

Вот как понять, почему я то Жорж, то Милославский? Это может быть как-то связано с отношением девушки ко мне или это чисто от её сиюминутного настроения? Или всё еще глубже, и в обращении заложен какой-то ментальный посыл? Тогда это печально, потому как до меня никакие посылы не доходят, я мальчик.

– Не, я не за этим вернулся. То есть, спасибо большое! Так чисто тут никогда не было, ты вся такая умница (устал уже, пора заканчивать), что бы я без тебя делал!

– Молодец, Жора, справился. Теперь говори, чего приперся.

– Алло, я к себе домой пришёл, а не приперся. Пострелять еще хочешь?

– Из автомата?

– Глазками. Ты же интересовалась моей службой, клеветала на меня по-всякому. И вот, я готов типа.

– К чему?

– Взять тебя на встречу с агентом.

– Зачем?

– Будешь пристально смотреть из-под ресниц, многозначительно молчать, в нужных местах качать головой, а то и ножкой.

– Жорж, признайся, это какой-то прикол! Ты просто с кем-то собираешься потрепаться за жизнь, а я буду сидеть как дурочка из переулочка и думать невесть-что. И за каждой фразой ловить второй смысл.

– Ну нет, так нет. Мне же легче. Потом постоянно буду подкалывать и говорить, что у тебя была возможность увидеть воочию специфику работы полевого агента КГБ. И ты её профукала.

– Стоп! Я поняла, что правду от тебя никогда не услышу.

– Так и есть, Жанна. Правду можно говорить только под подписку о неразглашении. Ты же сталкивалась с изнанкой жизни, знаешь, как выглядят трупы. Кстати, полезное знание для актера. Не эти ваши придуривания на камеру, а нормальные судороги, конвульсии. А то еще кто-то просто падает в самой неудобной позе. Ни в жизнь живому так не сложиться.

– Замолчи! Я не хочу всё это слышать!

– Жанна, мы вчера отрабатывали не просто пулевую стрельбу. Ты училась в том числе эффективно отнимать у людей жизнь.

– Ты реально такой отмороженный, Жорж?

– Я прагматик. Мне гораздо проще допустить или организовать смерть какого-то нехорошего человека, чем свою собственную.

– Ну да, и определять, что человек нехороший, будешь тоже ты.

– Мы вчера это проходили, Жанна. По делам их узнаете. Ты едешь со мной?

– Ты серьезно? – Стоит такая суровая в своих штанах и моей сорочке, думает чего-то. Ладно, мне эта рубашка уже маловата, пусть переводит в свою спецодежду.

Перехватить Корчагина, будем и дальше называть его так, нетрудно. Его товарищ как бы постукивает, расписание занятий у меня имеется, так что вычислить несложно. Самые безупречные места с точки зрения охоты на клиента – его комната в общаге и столовка, отпадают по причине многолюдности оных. Как загнул, аж самому понравилось! Так что вместо перехватывания Михаила я тупо воспользовался помощью его соседа не так, как кто-то мог бы подумать. Я передал через Белова, что товарища Корчагина ждёт совсем уж товарищ Милославский в шестнадцать ноль-ноль в «Шоколаднице» на Пушкинской площади. Да, такой вот простой вариант. Взял в руку трубочку телефона, позвонил на вахту, представился сотрудником «Сельской жизни», попросил позвать Белова. Почему сразу не Корчагина? Вот черт, а что, так можно было? Протупил, чего уж, развел конспирацию на ровном месте. А можно сказать иначе: подергал за ниточки, чтоб не забывали, кто с кем сотрудничает. Чисто для профилактики.

А то не Комитет, понимаешь, а институт благородных девиц. Этого не скомпрометируй, того не обидь, а вон та группа товарищей вообще неприкасаемая, их Генеральный по телевизору смотрит. По мне, дак нет неприкасаемых, любого за вымя подержать можно, надои только вырастут, если некий артист будет чувствовать на своей шее суровую руку Советской власти. Или это профессиональная деформация развивается? Надо будет подумать об этом на досуге.

Никакой радости сегодняшний день Корчагину не принес. Он давно научился настраиваться на позитив, причем без всяких модных тренингов. Модных в той потерянной и недоступной теперь жизни. Поди настройся, если сосед по комнате отлавливает тебя на боковой лестнице университетского здания и огорошивает новостью, мол ждут дорогого Михаила тёмные силы в четыре часа в кафешке на Пушке. Лучше бы по центральной лестнице спускался, тогда, может, и не пришлось бы сегодня бежать на встречу с этим Милославским. С другой стороны, после ГэБэшного пинка Иван его где угодно бы нашел. Эти умеют воодушевлять любого, тем более пятикурсника. Вдвойне обидно доучиться до последнего курса, а потом попасть в черные списки из-за нелояльности в отношении Конторы Глубокого Бурения. По чесноку, вот скажут сейчас Михаилу стучать на товарищей, и что? Будет стучать как миленький. Кстати, а может и Белов стучит. Да кто угодно в этом историческом слое станет стучать и сотрудничать.

Дмитрий, он же Михаил до сих пор помнит, каким шоком для него стало понимание того факта, что история развивается не так. То есть вразрез с его знанием о ней. Раз за разом, момент за моментом так, что появилось ощущение – кто-то или что-то противится неизбежности законов бытия, пытается отсрочить смерть монстра под названием Советский Союз. Зачем? Кому станет легче, если эта агония продлится лишних пару лет? Ну да, Чернобыль не рванул, над Советской армией не начали потешаться после посадки Матиаса Руста на Васильевском спуске Кремля. В то же время южнокорейский «Боинг» сбили, войска в Афганистан ввели, с США собачатся еще резче, чем в той истории. Если здраво рассуждать, то отложенный взрыв будет еще сильнее, ведь так?

Как Михаил ждал начала кооперативной движухи, а её разрешили на три года позже. И что? Продуктов как в прошлой жизни на полках магазинов мало, так и в этой больше не стало. Национальные окраины как тявкали на центр, так и сейчас рвутся сбежать от «доброго» хозяина. Где оно, это улучшение в жизни страны? В том варианте хоть Горбачева любили, шприцы одноразовые в страну слали. Хотя здесь массового заражения СПИДом в Элисте не произошло. Или рты закрыли всем. Черт его знает, но Союз с Западом на ножах, а тогда Горби был с ними вась-вась, «перестройка, гласность, мир».

«А может, дорогой Миша, всё дело в том, что тебе было бы удобнее существовать в мире, про который ты знаешь более других? Может, это банальный эгоизм?» – не первый раз Дмитрий Лихарев вел такие разговоры сам с собой. Что примечательно, с разным результатом. Но вот эта новость, подкинутая ему капитаном КГБ, новость о том, что здесь успешно вычисляют и отлавливают «попаданцев», она дала пищу для новых размышлений. Неужто в самом деле кто-то осознанно противодействует госпоже Истории? Бред, да такого просто не может быть, потому что не может быть никогда.

Его – ладно, его вычислили, потому что он сам тупо подставился. Но по словам конторского, не он первый такой. Соврали? Тупо развели, чтоб… чтобы что? Почему не зафиксировали наручниками, не закрыли в камере с мягкой обивкой и санаторным питанием, если он такой уникальный и ценный кадр? Или на самом деле неуникальный и не настолько ценный? Получается, у них дохрена таких в картотеке на самом деле? И они их выдергивают по мере необходимости и вставляют в какие-то гнезда как батарейки. Похоже? А еще вариант: Милославский никакой не… Фигня. Лучше уж так: Милославский вычислил и не поделился инфой с начальством. Играет его втихую, чтоб нарыть себе побольше ништяков, обогатиться за счет бедного вселенца. Норм вариант? Рабочий, не хуже того, где всё сказанное этим Жоржем правда. Вот же имечко дали человеку – Жорж. Если это не оперативный псевдоним.

За всеми этими размышлениями ноги сами принесли его в «Шоколадницу», которая во все года и во всех пластах истории находится на одном месте слева от киноконцертного зала, хоть и под разными названиями. Дурацкое место для встречи с действующего сотрудника КГБ с вербуемым агентом. Или в том и состоит коварный замысел, типа никто не заподозрит в молодом парне, уминающем блинчики с шоколадной подливкой офицера из рядов кровавой гэбни? Соответственно в нём самом тоже не увидят мерзкого стукача и сексота.

В прошлой жизни Дмитрий пересекался с представителями ФСБ. Не с теми «героями», которые после выпуска из академии рассекали на «Гелендвагенах» и не с теми, чья служба опасна. А с другими, чей подвиг и практическая польза не видны никому. Эти деятели за вполне немаленькие деньги сливали через Лихарева главному редактору кое-какую информацию, которую он пускал в печать. И от этого сотрудничества обе стороны чувствовали себя удовлетворенными, причем каждый из партнеров считал, что поимел другого. Может именно такие отношения и являются настоящей любовью, пусть и платной? А вот здесь и сейчас любовью не пахло. Пахло суровой пахотой в позе пьющего оленя на благо Родины. Не Родины вообще, а той Родины, которую взялись защищать эти Милославские. Рупь за сто, для них Россия в классическом постсоветском понимании пустой звук, они советские до мозга костей, те самые совки, над которыми так много смеялись в будущем. Которое не просто под угрозой, а уже кончилось. Или нет? Поди проверь.

В кафе Михаил взял два молочных коктейля, поскольку сидеть до прихода комитетчика придется долго, поторопился Корчагин, и Лихарев поторопился тоже. Как Михаил он любил молочные коктейли из этой эпохи, даже удивлялся всё время, что в любом кафетерии Страны Советов они получаются в разы вкуснее, чем в России следующего века. А вот со вкусом кофе за восемь лет он так и не смирился. Как Лихарев, как человек со вкусом и пониманием того, каким должен быть настоящий кофе, а не растворимое нечто и не самая дешевая Робуста, кое-как пожаренная и также нелепо сваренная. Чай, чай тоже в Союзе ниже всякой критики. И «тот самый со слоном» тоже. После грузинского – ничего так, но по сути гадость!

О, вот и Милославский нарисовался, не сотрешь. Со своими нелепыми усами, какие здесь носит каждый третий, и какой-то девицей. Это что, у него усиление такое или чисто по пути зацепил. Ага, зацепил… вона как зыркает девка, глазищи как пистолетные дула, небось прикидывает, куда удобнее целиться. Хотя, такие не целятся, они и так попадают. Почему-то Михаил сразу поверил в картинку, где незнакомая лахудра стоит с пистолетом в руках, расставив ноги, как в американском боевике. Прочие офицеры стреляют в правильной ментовской позе, а эта непременно по-ковбойски. При более внимательном рассмотрении лахудра оказалась не просто не противной, а вполне даже модельной внешности девицей. Только специфический взгляд комитетчика портил картину. Вот на таких мелочах они и прокалываются! Оба молодые, оба с глазами волков, явно не одного лося схарчили в паре. Или Михаил себе сам всё накрутил? Может, жизнь не так страшна, как кажется сейчас. Они просто люди, а люди склонны к ошибкам. И не ему бояться каких-то сопливых комитетчиков, в конце-то концов!

– Привет, Михаил! Спутницу представлять не буду, тебе без надобности её имя.

– Здравствуй, Михаил. – Девушка зафиксировала норму приличия без какой-либо окраски. Где их только учат так себя вести? Сейчас начнут играть в доброго и злого полицейского. Знаем мы ваши приёмчики, господа товарищи!

Глава 11
Сколько стоит душа

– Ну и зачем ты меня взял с собой? Чувствовала себя полной дурой, пока с вами сидела.

– Странно, а выглядела стройной дурочкой. Шучу, ты отлично держалась. Практически как Терминатор, которому приказали никого пока не убивать.

– Я всё время прикидывала, куда буду целиться, если он на нас нападёт. Прокручивала в голове действия с пистолетом, словно он у меня в сумочке. Представляла, как достаю, снимаю с предохранителя, досылаю патрон, навожу на цель… Глупо, да?

– Абсолютно правильно. Вас же учили, что мысль материальна? Даже если и нет, она отражается в глазах.

– Я держала лицо бесстрастным. Специально, как нам в училище преподавали.

– Вот! И на таком лице без эмоций глаза безжалостного убийцы – зачет! Я бы тебе этот этюд зачел, честное слово! Клиент небось решил, что ты моя подстраховка. И ты реально мне здорово помогла. Сама, небось, поняла, о чем речь шла.

– В общих чертах. А кто он? Вот это я не очень просекла. Ну, понятно, что журналист, студент-старшекурсник. Но зачем-то ты с ним возишься. Значит, не всё просто.

– Верно. Мутный тип этот Корчагин, много знает, много понимает. И очень хороший писака.

– Он же молодой совсем. Но ты прав, какая-то аномалия в нём чувствуется. Взгляд как у Джуны.

– Лермонтов тоже молодой был, да так и не успел состариться.

– Этому тоже не дадите?

– Если будет себя плохо вести.

– А вот это обсуждение политической ситуации, событий, которые ждут страну – ты просто жути нагонял?

– Нет, всё правда. Мы стоим на пороге серьёзных потрясений. Спроси отца, он не даст соврать.

– Опять шутишь?

Честно говоря, меня иногда коробит от того, что кто-то порой какие-то мои слова воспринимает как шутку. Что ж вы за люди такие, что не можете запомнить – Жорж сказал, значит так и есть. А шутливая форма используется исключительно для того, чтоб вам было не так страшно жить. Ну и чисто по приколу, а то скучно иногда бывает.

Корчагина я сегодня огорошил отменно, чего и добивался. И Жанну взял с собой для того же, чтоб шаблон сломать. Этот товарищ, который бывший господин маститый журналист сейчас не той масти, чтоб перед ним на «вы» и со всем уважением. И народ не поймёт, и не за что пока. Чел должен понимать – не будет так, как он хотел. Не в мягком вагоне с чайком и томиком Бодлера он будет катиться по этой жизни. Пойдет пешком навстречу ветру в ту сторону, в которую ему укажет Партия. На первом этапе, а как коммунистов от власти отлучат, а они долго не продержатся и в этой реальности, то пойдет Корчагин туда, куда укажет правительство. Потому как плюшки, которыми усыпан суровый и тернистый путь, не сами на маршруте оказываются, их кто-то подкладывает.

Во я задвинул – тернистый путь, усыпанный плюшками. Но по жизни так и случается, ибо если на трудном пути нет никаких ништяков и хабара, то он быстро заканчивается. Умный поворачивает на другую дорогу, а дурак тупо сдыхает. Потому и коммунизм не построили: одни померли, а вторые пошли другим путем. Строго по завету вождя и учителя товарища Ленина. Лениного товарища, как шутят в кулуарах остряки. Старика Крупского – как ёрничают злопыхатели.

Пока я ставил Михаилу задачу, уминая блинчики, выражение его лица успело несколько раз смениться. Он даже усами обзавелся на втором стакане коктейля. Представляю, как трудно было не захихикать Жанне. Сидят за столиком два усатых гражданина и взглядами фехтуют. У одного молоко на губах не обсохло и белые усы под носом. У второго усы настоящие, зато шоколад на щеке. Я заметил, но нарочно не стирал, чтоб шаблон трещал сильнее. По-хорошему надо бы в десятилетнего мальчика превратиться и ставить задачу, болтая ногами в сандаликах, но чего не могу, того не могу. И кота с примусом мне не хватало в этой сцене. Хорошо, что Гелла оказалась под боком, хотя и тут косяк.

Гелла должна быть голая и в наколке на голове. В чулочках, вся такая… Стопэ, моя фантазия! В кафе могут зайти дети! Вот прикиньте, заходит в «Шоколадницу» девочка, а там голая тётя. Блин, она этих голых тёть в бане видела сто раз. Ладно, усложняем – в кафе заходит мальчик, видит голую красивую девушку и… И это волшебное событие идет с ним через всю его жизнь. Это как в Третьяковскую галерею сходить, там таких голых теть на стенах развешано порядком. Но не положено, где дети – там никакой обнажёнки.

В нашей реальности поэт Иван Бездомный встретил на Патриках не Люцифера, а Милославского со свитой. И сам поэт, кстати сказать, не без ноток серы. Вселенец он, попаданец в чужой организм. Типа вредоносной бациллы, убившей предыдущего хозяина тела. Я не знаю, что происходило в его организме, убил ли он того Мишу Корчагина или Миша сам откинул коньки, но факт – это был не Иван Бездомный. Так что господин Воланд мог и обломать зубки об этот камень. А я разгрыз! Может не совсем, но пообкусывал верняком!

– Михаил, ты же понимаешь, куда катится страна?

– Ого, так вы тоже это понимаете?

– Не глупее паровоза люди наверху. И ты не один такой. Так что у нас есть и понимание, и кое-какая база данных по событиям.

– Тогда что вам от меня надо?

– Как минимум лояльность. Хочешь спокойной жизни – используй свои способности на благо страны.

– Какой страны?

– Той, которая тебя вырастила, сделала тем, кто ты есть. Россия – не пустой звук, а тысячелетний проект. Думаешь, тебя сюда выдернули просто так, поностальгировать? Работать будешь, пахать! – И всё это с набитым ртом и шоколадом на щеке.

– Я такую шнягу, знаешь сколько раз слышал! – Сорвался Корчагин. Кричит, значит чего-то там живое под шкуркой еще есть. Народ аж оглядываться начал.

– Согласен, слышал. Но не такую. Не от меня.

– А в чем разница?

– В том, что нам есть, что предложить, в том числе конкретно тебе. Михаил, ведь ты умеешь писать…

– Ну спасибо за такую высокую оценку!

– Обожди. Ты умеешь писать, а значит думать и чувствовать. Понимать людей и общество в целом. И ты прекрасно знаешь, что происходит. С одной стороны, всё прогнило изнутри, – Он аж бровь поднял до макушки от таких слов. – А с другой, нас старательно травят. Травят и стравливают. И гадят, и не только Англичанка.

– Я думал, это выражение еще не в ходу.

– Оно старше, чем ты думаешь. Я хочу… Мы все хотим, чтобы конкретно на поле пропаганды и борьбы за умы людей не было такого страшного разгрома.

– Пропагандой предложите заниматься?

– А что плохого в этом? Американская пропаганда – это свобода слова, а русская – диктаторские штучки. Двойные стандарты, не находишь?

– А как же демократические ценности, свобода?

– А она где-то есть? И будет ли потом, когда США победят в холодной войне? Сталин после переговоров с Рузвельтом высказался насчет всей этой хрени: «Мы думали, что демократия – это власть народа. Но господин Рузвельт мне объяснил, что демократия – это власть американского народа». Сильно сказал, да?

– Конкретно от меня вы чего хотите? Заказные статьи во славу Родины?

– Мелко, Корчагин, очень мелко. Ради такой фигни я бы не стал встречаться с тобой в этом благословенном месте. Теб бы просто вызвали на площадь и дали указание.

– Так чего ты хочешь?

– Купить твою душу.

– А что предложишь взамен? – Миша аж засмеялся.

– Газету.

– В смысле?

– Есть мнение, что молодежь не читает газет. Нормальная молодежь, то есть пьянь, студенты МГУ, всякие панки, неформалы, металлисты и прочие рокеры. Почему они не читают советские газеты перед обедом?

– Профессор Преображенский не рекомендует? – Ага, принял передачу, значит есть контакт.

– Потому что пишут там плохо, бездарно или не для них. Кто может интересно писать для молодежи и о молодежи? Для всяких уродов и неформалов?

– Кто?

– Только такие же уроды! И нахрена мы будем ждать, когда пиндосы вкачают бабки в какую-нибудь организацию и откроют свою газету в Союзе? Решено их не ждать – сами будем издавать реально молодежную газетенку. Чтоб нормальным языком и не про съезды КПСС. Чтобы про пидаров всяких типа Фреди Меркури, про «Кино» и «Ассу» Говорухина. Короче говоря, секс, наркотики, рок-н-ролл.

– Ну не знаю, я бы в такую газету, может быть, и пошел. Если бы меня взяли и с гарантией, что её не разгонят через полгода. Параллельно бы доучивался и работал там.

– Вот уж нет. Комитет видит тебя как одного из членов главной редакции экспериментальной молодежной газеты. А по сути – самым главным лицом в ней. Если или когда издание взлетит и оформится как классическое периодическое издание – то главредом.

– Да ну нахрен! Меня?

– А кого же еще? Кто сможет плевать на всех, кто из молодых лучше всех представляет издательский процесс, кто сможет вздрючить коллектив? И затрахать там всех, не обращая внимания на пол и возраст? Или зассал? – А мне нравится скупать души, есть в этом азарт. Особенно такие, полновесные.

– Чёрт. Это как-то неожиданно.

– В таких случаях говорят, что с мыслью надо переспать. Можешь подумать, а потом о своём положительном решении сообщить мне по телефону. – И я подал ему бумажку с номером служебного телефона в отделе. – Спросишь Милославского, я курирую эту тему.

Как божественно прозвучало «я курирую эту тему», только хрен там! Я отвечаю всего лишь за первичную вербовку «Мишки-золотое пёрышко»'. Ну и держу процесс под контролем на первых порах, чтоб этот не взбрыкивал.

– А что на самом деле потребуется? Не в смысле, что собрать единомышленников, куча народа сбежится на кусочек бюджетного пирожка, только свистни. А направленность газеты какая будет? И что с названием?

– Правильные вопросы вас там учили задавать, – Я покрутил пальцем в непонятном направлении, обозначая, что «там» – это фиг знает где. – Рабочее предварительное название «Новая газета». Вроде без затей, тупенько, но можно наполнить смыслом любое ведерко независимо от рисунка на нем. Найдете другое – будет другое.

– Есть газета с таким названием, между прочим. То есть будет.

– Пофигу. Направленность? Обертка такая – просто жизнь молодежи у нас и за бугром, новинки культуры, музыки. Хотя музыка тоже иногда к культуре относится. Новые веяния в обществе. Начинка… а вот тут всё серьезно. Правда об отношении Запада к нам, к России. Правда о межнациональных отношениях в Союзе.

– Ого, неужто разрешат про национализм?

– Прикажут. Правда про бандеровское движение, про операции спецслужб США и Британии на Кавказе… Да много всякой правды. Цель – раскрыть глаза молодежи на то, что никто их с раскрытыми объятиями не ждёт просто потому, что они замечательные, а за бугром люди еще лучше. Правда о том, что наши люди им интересны и нужны только как инструмент разрушения страны.

– Как-то масштабно для скромной газетки. И поздно, война за умы уже проиграна.

– Война или бой? Пока мы не убиты, нужно продолжать сражаться. Пафосно, зато правда. И не вам говнюкам, просравшим страну решать, пора ли поднимать белый флаг.

– Эй, полегче, командир! А то ты сейчас на меня и Крымскую войну повесишь, вернее проигрыш в ней. – А всё, клиент торгуется по поводу объема и качества оказываемых услуг, клиент проглотил наживку, как мне кажется.

– Ладно, чего мы на тебя насели, вдруг ты еще не захочешь в этот проект впрягаться. Ответственность, объем работы… У тебя четвертый курс, подружки, золотое времечко. Второй раз с одной поляны клубнику собирать можно. Да?

– Не да! То есть, да. Я согласен участвовать в вашем проекте в качестве его руководителя. Я правильно понял? Давайте ваш пергамент и нож.

– Зачем ему нож потребовался? – Впервые за время разговора не удержалась Жанна.

– Он хочет кровью подписать, чтоб мы не могли договор расторгнуть. Нет, братец, кровью мы только серьезные контракты подписываем, а тут всего одна душа на кону – эту мелочь можно чернилами оформить.

Я не вру, он реально вздрогнул! Потом улыбнулся, но кривенько и неуверенно. Человека проняло на самом деле! А мы что, мы только краешком по мистике прошли. Тем более, что без примуса в лапах кота и с одетой Геллой несчитово.

Было бы забавно, если бы уходя, я бросил на стол червонец с фразой «За всех», а потом бы он превратился в этикетку от банки с яблочным соком. Но нет, мы сидели не в настоящем кафе, а кафе самообслуживания. То есть сначала на раздаче набрали себе всего, оплатили и пошли к столу. За которым уже ждал нас Миха со своим оплаченным молочным коктейлем. Так что каждый за себя, ну и я за Жанну.

– Следующую сходку назначу по телефону, позвоню на вахту, скажу – из «Новой газеты» беспокоят.

– А к какому ведомству будет относиться газета?

– На первых порах к ВЛКСМ, а там видно будет. Не бросим, когда лавочку прикроют. Глядишь, еще я буду к вам бегать со стишками. Возьметесь печатать?

– Будто у нас выбор будет.

– Выбор будет, если сделаете себе хорошее имя и авторитет. По-хорошему, можно организовать так, что у вас печататься будет модно. Да кого я учу, ты сам собаку на этом деле съел. Короче, мы поехали, Михаил. Пока!

И мы уехали. И да, моя машина стояла буквально в трех шагах от кафешки – о благословенные времена автомобильного дефицита!

– Тебя куда закинуть? Или домой едем?

– К родителям, а то забудут, как я выгляжу. Ну и зачем ты меня взял с собой?

Впрочем, этот разговор я читателю уже передал, а долго говорить некогда – от Пушкинской до Малого Власьевского переулка всего три километра, по нынешним временам пять минут, если на светофорах не стоять.

– Поднимешься к нам?

– А давай! Чего от твоих прятаться, не мальчик небось.

– Вот!

– Чего? Напугала.

– Я только что уловила то странное, что в Корчагине мне показалось.

– Так уловила или показалось?

– Не сбивай. Вы с ним похожи. Не внешне, я не могу передать, но чем-то похожи. Вот ты давил на него, вроде даже пугал чем-то. А он вел себя так, словно ты про картошку рассказывал.

– Э-э-э. – У меня даже слов не нашлось, насколько я не понял её пассаж.

– Ну ты намекал на всякие страшные кары за отказ от сотрудничества, а он реагировал, словно ему сказали, что в октябре их курс пошлют на картошку. Он по-настоящему тебя не боялся.

– Точно? – Вот же гад! Я тут такое шоу устроил, вампиршу нашел на скорую руку, а он типа не испугался. И я Жанне верю, она женщина, она могла почувствовать.

– Точно. Он в этом как ты. Когда что-то накатывает эдакое жуткое, ты тоже вместо страха испытываешь недовольство, что опять проблемы, опять надо что-то делать. Так бы кофе попил, а теперь трупы таскать придется. Ну я образно выражаюсь.

– Да нормально ты выражаешься, я понял. На испугался, значит.

– Нет. Зато он очень хочет порулить редакцией новой газеты. Вот прямо сильно-сильно, это заметно. Если ты хотел его купить, то у тебя получилось.

– Ну и хорошо. Только родителям про это молчок. Не надо им знать про операции Комитета. И про то, что я тебя к ним привлекаю – тем более.

– Точно! Знаешь, а мне понравилось.

– Угу, когда не видишь изнанки, то выглядит забавно.

– А на изнанке что? – Сейчас я вывалю на тебя мерзкую правду о рутине силовиков.