Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

Глава 5
Вербовка

Михаил сел не на кровать, а на стул, стоящий около стола. Чтоб не сидеть напротив, и чтоб уровень глаз был хотя бы чуть-чуть выше, чем у незваного собеседника. Впрочем, если в СССР иметь такие корочки, то можно хоть на толчке сидеть и всё равно ощущать моральное превосходство. Судя по выражению глаз этого Милославского ему было абсолютно плевать «на какой ухе у Корчагина фуражка», как в одном еще неизвестном анекдоте. Молчание затягивалось. Не то конторский не знал, с чего начать, не то хотел создать невыносимую атмосферу перед беседой. А вот тут он ушибся, против Лихарева, комфортно расположившегося в этом молодом теле, такой фокус не работает. И даже то, что он первым начнет разговор, вернее продолжит, тоже никакого преимущества Жоржу не даст. Какое дурацкое имя, прямо бесит! Может так статья, что наоборот, захваченная инициатива даст преимущество в этой схватке.

– И чем же моя скромная персона привлекла внимание нашей доблестной госбезопасности?

– А сами не догадываетесь? Ведь не мальчик уже, Корчагин. Должен понимать, где накосячил.

– А мы с вами на «ты»?

– Ну да, возраст позволяет, я считаю. Мы практически ровесники, товарищ.

– Товарищ? Звучит ободряюще, раз пока не гражданин.

– Если бы ты был гражданин, то разговор бы вёлся в другом помещении, а с товарищем можно и так, неофициально и на его территории. Ведь в родном доме стены помогают. Так что, есть уже версии, зачем ты понадобился Комитету?

– Вот вообще в голову не приходит! Взносы плачу, самиздатом не балуюсь, никаких беспорядочных связей не завожу, кроме половых. А во время оных мы с девушками по большей части сопим и свою гражданскую позицию не высказываем.

– С девушками? Тройничок практикуешь?

– Ни боже ж мой! Исключительно с разбивкой во времени. Так что от меня вы никаких версий не дождетесь, товарищ. Ты не дождешься, раз мы на «ты».

– Статья одна ваша вызвала противоречивые чувства.

– Приятно слышать. Если моя статья была прочитана, заставила думать и даже вызвала какие-то там чувства, значит я не потерян для общества как журналист. А какая? А то у меня много публикаций.

– Это да, для начинающего журналиста, который еще институт не закончил, публикаций много. А если учесть, что печататься во всесоюзной прессе начал еще в восьмом классе – вообще уникум!

– Признаюсь, талант у меня к журналистике. Писать умею и люблю. За это сейчас привлекают к ответственности? – Михаил решил для себя, что никакой помощи КГБшник от него не получит. Он поиграет в дурака с этим сопливым капитаном, генеральским внуком, а там видно будет, кто дурачком останется. Не обязательно иметь козыря на руках, чтоб сопернику погоны повесить. Иногда достаточно ума и удачи.

– Привлекают. Иногда к ответственности, иногда к сотрудничеству. – Вон оно к чему идет, ну уж нет, товарищ капитан, такого мне точно не надо.

– Спасибо, конечно, за веру в мои способности, но нет.

– Погоди неткать, Миша. Я еще не озвучил твой вариант, а он может быть и номер один. Я про ответственность. – Капитан Милославский, если он вправду капитан и действительно Милославский был непробиваем как слон. – Определить меру того или иного я и пришел. И буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать. Здесь и сейчас или в другом месте и чуточку позже. Это ясно? – Во взгляде этого комитетчика проступила такая решимость, как обычно принято писать в газетах, суровая решимость. И стало понятно, человек на самом деле что называется из Органов.

– Мне всё ясно, спрашивайте.

– Вопрос первый: статья в «Технике-молодежи» за восемьдесят третий год – твоего пера или кто надиктовал? – Прямо какой-то тридцать седьмой год, разорался, сейчас начнет сапогами пинать скотина.

– Моя.

– Что «моя»⁈ Отвечай как следует, Корчагин!

– Моя статья! Я сам написал, никто мне ничего не надиктовывал! – Сука такая, я тоже орать могу, выбрал для себя манеру поведения Михаил-Дмитрий.

– Ну что, молодец, не отпираешься. Глядишь, обойдемся беседой, то есть без допроса. Или охота романтики хлебнуть?

– Неохота. Я понял всё, вы спрашиваете, я отвечаю.

– Понятно ему всё, ну молодец тогда. Второй вопрос, материал сам собирал или в интернете нарыл?

– Сам.

– Что, вот так по памяти всё расписал?

– Ну да.

– Из какого года попал?

– Чего? – Этот вопрос обрушился на голову Корчагина как бетонная плита. Он что, только что попался в ловушку КГБшника? О чем его сейчас спросили? А перед этим? А что он ответил? ЖОПА!!!

– Повторяю вопрос: из какого года ты провалился в наше время? И кстати, в какой год?

– Вы что, верите в эту фигню, в попаданцев всяких?

– Миша, а с чего ты решил, что это фигня? И с чего ты решил, что мы не верим в такое? Как ты сказал – в попаданцев. Интересное словечко, оно у вас в ходу? Часто сталкиваетесь? – Капитан как клещ впился в свою жертву и сосал из Михаила информацию как кровь. По крупице, но верно.

– Нет, товарищ капитан.

– Что «нет»?

– Нет никаких попаданцев, их выдумали.

– Тебя тоже выдумали?

– В смысле?

– Ну вот сидишь ты передо мной весь из себя такой успешный, словечками из будущего оперируешь. Явно карьеру строишь на знании будущего, знаешь, к кому подойти, куда не соваться.

– Да не так всё! – Корчагин даже психанул от несправедливости обвинения. – Нет никакого знания, всё же не так! Всё, вообще всё! Куда ни сунься, не так. Чернобыля не было, Горбачева не было, кооператоров не было!

– Ну сейчас-то появились.

– Вы не понимаете, всё чуточку иначе, чем я помню, но… Вон даже Руст не сел на Красной площади.

– Ага, самолет хреновенький, не долетел.

– То есть был? И Горбачев был. Точно, он же в Политбюро входил.

– Ладно, с этим потом. Расскажи, Корчагин, как ты сюда попал, через кого.

– Как попал? Поступил, как еще.

– Хорош заливать. Мы выяснили, что ты ничего не знаешь про наше время, якобы оно не такое какое-то на твой взгляд. Хотя как по мне, так нормальное у нас время. Но не будешь же ты втирать, что выпускник школы из глубокой провинции смог поступить на журфак МГУ. Тут для таких самородков конкурс двенадцать человек на место, сюда круглые отличники попасть не могут. Колись давай, откуда дровишки. И как ты свои статьи сочиняешь, откуда списываешь? Не поверю, что память человека настолько блестящая, что можно неизданные статьи из головы вытаскивать. А у тебя этих публикаций уже не один десяток набралось.

– А не приходило в голову, товарищ капитан, что я их сам пишу?

– Да ладно! И кем ты был в прошлой жизни тогда?

– Представьте, журналистом! Хорошим журналистом, к слову, уважаемым.

– Из себя в себя попал?

– Да хрен там! В какого-то больного с кровоизлиянием в мозг. С нуля пришлось лепить и тело, и всё остальное.

– Не в себя… – зачем-то пробормотал Милославский. – И каково оно?

– Хреново, поверь мне. – Михаила отпустило, он даже смог вернуться к прежнему формату общения на «ты». – Раздвоение личности, чужая память, чужое имя, чужие люди под родителей косят. Я вообще не пойму, ты что веришь мне⁈ Это ж бред полный!

– Ага, лютый трешак, верю. Так что с поступлением? Все прочли твои статьи и прониклись перед талантом? Давай какую-то нормальную версию событий.

– Ну… Короче, началось с той статьи, до которой вы так оперативно дошли через семь лет. Познакомился с главредом «Техники-молодежи», с Захарченко. И тут мне стукнуло в башку – это его же из журнала в восемьдесят четвертом выкинут! А мне как раз поступать в этом году.

– За что выкинут?

– Уже не за что. В той версии истории Захарченко дружил с Артуром Кларком, мировой величиной в фантастике.

– Знаю Кларка, читал. И что, за такую хрень погнали?

– Кларк начал публиковать в «Тэ-эМ» главы своего нового романа. И через какое-то время кто-то ушлый разглядел, что все русские герои романа носят имена диссидентов из «Московской Хельсинской группы». А потом еще и оказалось, что роман посвящен Игорю Леонову и Дмитрию Сахарову. Сахарову, который невыездной!

– Ха! Это не углядел кто-то ушлый, а определенные русские фамилии вашему Кларку подсовывал нарочно конкретно ушлый чел. Идеологическая диверсия, как ни крути.

– Вот и в ЦК так решили. И погнали нашего Захарченко поганой метлой отовсюду.

– А ты, значит, отговорил?

– Ну да, нашел возможность влезть почитать редактуру. Целая спецоперация вышла. А потом Василию Дмитриевичу пальцем ткнул в строчки и показал, что его подставляют.

– И поверил?

– Сначала нет, но публикацию придержал. А после получения третьей главы всё окончательно подтвердилось – одна фамилия совпадение, а три уже система.

– Дай угадаю: благодарный Захарченко замолвил словечко за тебя в МГУ.

– Ну да. А что, было бы лучше, если бы как в прошлом варианте вышло?

– Да нет, не лучше. И часто ты так вторгаешься в ход мировой истории? – Если верить выражению лица этого Жоржа, он на самом деле верит в услышанное. Блин, как там у Булгакова: «Говорить правду легко и приятно». Дмитрий-Михаил даже облегчение испытал от того, что теперь есть человек, которому можно сказать всё.

– Минуточку, а Иван скоро придёт?

– Нет, ластики сейчас товар такой, что не меньше двух часов искать придется. Побегает еще.

– То есть, вы там у себя заранее знали?

– Знали. Вернее предполагали, что ты или кто-то из твоего окружения путешествует во времени.

– Какое там! Не путешествую, а был брошен сюда после смерти.

– Брошен или заброшен? Я повторяю свой вопрос: как часто ты так вторгаешься в ход мировой истории?

– Никогда! Вот честное комсомольское – никогда! То есть один раз.

– И что, всё настолько хорошо, что ничего не хотелось поменять?

– Кто я такой, чтоб что-то менять. Ни инструментов, ни способов. Честно говоря, и желания нет особого. Всё равно законы истории таковы, что изменить ничего нельзя от слова «совсем». Просто ваша организация мыслит узко в парадигме качелей коммунизм-социализм, белые-красные, хорошо-плохо… А мир сер, грязища, холодища. Если не под протокол, я видел, как живут люди при капитализме. Так вот, нормально они живут. Но я от своих слов сразу отказываюсь!

– Понятно, живешь для себя, решаешь свои проблемы, устраиваешься в жизни.

– Да. А кто сказал, что плохо жить для себя? Если все будут жить для себя и вкалывать как положено на себя, то мир станет лучше и чище. – А вот теперь стало совсем легко. И плевать, что после этого признания будут с ним делать комитетчики, зато высказался вслух!

– Угу.

Ничего не происходит,

Ничему-то я не рад,

Ни о чем не беспокоюсь

И не в чем не виноват.

Не замечен в конокрадстве,

В воровстве не уличен.

Никому не продал душу

И ничем не увлечен.

Ни с рогаткой на медведя,

Ни в бандиты с кистенём.

И не ветер в чистом поле,

И не по лесу огнём.

– Это чьи стихи? Не попадались.

– Так я и не публиковался, не всем же свои строки на скрижалях вырезать. Кто-то их кидает в вечность.

– Твои стихи? Ну да, это у вас комитетчиков профессиональное. Ваш же Андропов тоже баловался поэзией. Только зачем мне их было читать?

– Да так. Мне стала понятна твоя жизненная позиция, Корчагин. Вот и всплыл стишок. Или как тебя величать теперь, раз ты не Корчагин и не Миша?

– Да привык уже к Корчагину. По паспорту я он.

– Ладно, не пропадай, не удивляйся, когда снова заскочу в гости или вызовут к нам.

– А это обязательно?

– А как же! Ты сейчас еще и подписку о неразглашении подпишешь. Понимать должен, информация секретная. Вся твоя башка, вернее её содержимое – секретная информация. – И капитан на самом деле достал из дипломата, стоящего у его ног, заполненный бланк. – На, я уже всё заполнил, тебе только роспись поставить. Можешь даже прочесть, что подписываешь.

– Да я и так ничего никому не скажу. Раньше как-то молчал без вашей подписки.

– Раньше вы гуляли сами по себе, а теперь что? Теперь вы будете гулять с присмотром. – Милославский среагировал на недоумение на лице Михаила. – Это мультфильм такой, про удава, мартышку и попугая со слоном. Темнота! Блин, что за попаданцы пошли, советских мультфильмов не знают.

– Знаю, просто забыл. Давно мультики не смотрел.

– Ну и зря, я до сих пор смотрю.

– Поживи с моё, Жорж, тоже скучным станешь. Мне в момент смерти полтинник уже стукнул. Это я выгляжу как молодой, а внутри рассудительный циник.

– И эгоист. Неважно, сколько тебе лет, эгоистами не становятся, ими рождаются.

– Ой, пошла пропаганда! Извини, не удержался. Просто ты не представляешь, каково это. Стой, а ты сказал «интернет»…

– Это ты сказал, а я повторил за тобой. Тебе теперь много чего рассказывать придется. Думал, одной статьей про будущее отделаешься? Хрена два! Работать будешь как папа Карло.

И тут Корчагин понял, что он конкретно попал! Что то «сотрудничество» с КГБ, от которого он бежал как черт от ладана, теперь покажется лёгкой прогулкой в магазин за хлебом. Эти… они же теперь с него живого не слезут, пока не затянут страну в коммунистический рай. А поскольку сие невозможно, то будут хлестать кнутом, пока бедное животное не подохнет. Даже жалко стало себя, честное слово.

– Да ты не загоняйся так, Михаил. Небось не будет так страшно, как ты себе уже нафантазировал. Нешто мы не люди.

– Ну да. Я так и понял. Подписка о неразглашении, подписка о сотрудничестве, что там дальше?

– Насчет формата сотрудничества решать будут в другом месте.

– Да что ты меня всё время пугаешь этим другим местом! Ты бы знал, какие я места видел, так по-другому бы говорил! Что тебе еще надо⁉

– Ой-ой, ты еще про геенну огненную расскажи и сковороды.

– А даже если и так, то что? Оспоришь?

– Легко. Нет там ничего и не было. Не вписывается загробный мир в материалистическую концепцию.

– Да-а-а, я думал, что вы все солдафоны, а вы солдафоны конкретно! Ну нельзя же быть такими негибкими на вашем посту.

– Вот. Здраво мыслишь, студент. Дважды студент, можно сказать. Уважаю, я бы второй раз за партой бы точно взбесился через какое-то время. Ты не верь, что мы негибкие. Поверили же тебе, в дурку не отвезли, разговариваем как с человеком разумным. Так что всё хорошо еще обернулось. Это потому, что я такой весь широко воспринимающий реальность, – собеседник лучился самодовольством и сарказмом. Дмитрию-Михаилу никак не удавалось понять, где в словах комитетчика была правда, а где гнусная насмешка.

– Можно, ты уже пойдешь, а? Голова после нашей беседы разболелась страшно. Ты не подумай, я не выгоняю, я прошу по-человечески.

– Да я понимаю. Тебе сейчас разговор надо прокрутить, проанализировать, всё ли ты правильно сказал, не сболтнул ли лишнего. Я тоже прежде, чем рапорт сяду писать, тем же займусь. Пока, Миша. Я даже тебе сочувствую где-то в душе. Очень глубоко в душе. – И комитетчик ушел, как уходят все люди, а не растаял с дымом, оставив после себя запах серы. Михаил бы такому даже не удивился бы. Наверное. А ведь такое хорошее настроение было с утра.

Стоп! Что он сказал про Ивана? Что послал его за ластиками? Это была шутка или реально Белов подчинился приказу? А тогда Жорж показал ему своё удостоверение? Значит, теперь как минимум один сокурсник будет думать, что Корчагин сотрудничает с КГБ? Блиииин, а сколько еще таких вопросов всплывёт этим вечером, так что прощай, спокойная жизнь. Как вообще они меня вычислили по одной статье? Да мало ли что мог человек придумать про перспективы развития техники.

И еще что-то зудит, какая-то нестыковка была в разговоре, которая как рыба во взбаламученной луже никак не давала ухватить себя за хвост. Точно! Интернет! Первым это слово не Корчагин произнёс, стопудово. Взяли словечко из статьи? Ну да, он описывал всемирную информационную сеть. Вспоминай, голова, было там слово «интернет»? А ведь не было, там инфосеть фигурировала. То есть они чуток и без меня ориентируются в реалиях будущего, так выходит. Откуда? А оттуда, не первый я такой к ним попался, скорее всего. То есть «кровавая гэбня» уже руку набила в отлове вселенцев типа меня. Небось и методичка есть специальная, вон как этот меня лихо расколол. Строго по учебнику. Молодой, а хватка как у бульдога, и глаза внимательные всё время, даже когда смеется. Типичный комитетчик, видели мы таких.

Так что делать теперь? Это главный вопрос. Хм, и ответ несложный напрашивается – делать, что скажут. И выторговывать за это побольше всяких плюшек, раз соскочить не выйдет. Рвать когти и потом прятаться, пока страна не развалится не вариант. То есть вариант, очень даже осуществимый вариант, особенно, если накануне развала сбежать в союзную республику. Но это минимум пару лет на нелегальном положении существовать, прятаться. А потом строить жизнь в стране, где русские второй сорт, оно мне надо? В то время, когда выгоднее не сидеть под веником, а прокачивать себя. И потом еще вопрос: а вдруг опять всё пойдет не в ту сторону? Жизнь уже показала, как нестабильно будущее в этом мире. Не развалится Союз вообще или начнет трещать через пять лет, ему что, все пять лет в тайге медведей азбуке учить? Да, прав этот капитан сопливый, кроме как сотрудничать нормальных вариантов нет.

Глава 6
Совещание

Пешочком до площади Дзержинского от Моховой, а там уже засел за свой стол в кабинете, даже перекусить не пошел. Зря я так жестко, умом понимаю, а всё равно не пошел в столовку. Пока в голове всё горячо, нужно подумать и накидать на бумагу всё то, что крутится. По-хорошему, надо было всё на диктофон записать… так я это и сделал. Небось не ради трёх бумажек с дипломатом тащился в МГУ, не ради солидности. Ради солидности у меня усы и ксива, этого достаточно. А сейчас наушник в ухо, чтоб коллегам не мешать, и по клавишам диктофона клац-клац, клац-клац.

Да уж, этот Корчагин тот ещё фрукт оказался, не ожидал такого от парня. Перед уходом под запись зафиксировал в блокноте его данные из того мира, или из того будущего, которого уже не будет. Заодно в голову мыслю вложил, мол если на листочек выписывает конторский данные, значит звук не пишется. По анкетным данным забавно вышло, попаданец оказался из двадцать первого года, как и я. И перенесся в тот же восемьдесят первый. Только он на год моложе был там и стал на год старше здесь. Это даёт мне какую-то пищу для размышления? Как минимум уже сейчас есть два бредовых предположения: а) восемьдесят первый год служит точкой бифуркации; б) две тысячи двадцать первый – последний год, из которого можно выдернуть реципиента в прошлое. Почему? Помехи дальше сильные или ядерный апокалипсис? Насчет бредовости – сама ситуация донельзя бредовая, так что можно всё подряд выдавать в качестве версии. Те же помехи взять: хронореволюционеры захватили установку перемещения сознания во времени именно в том временном кластере, что бы это слово не обозначало. Или мимо пролетел злонамеренный астероид и создал помехи в пространственно-временном континууме. А вот еще версия – в двадцать втором у нас на Земле или чисто в России началась такая катавасия, что людей с новым знанием в прошлое пускать нельзя категорически. А может я вообще загоняюсь, и два случая для систематизации вообще не годятся? Хрен его знает, товарищ подполковник.

По поводу товарища подполковника – задание получал я не от него, так что рапорт, пленочка, аналитика – все моему непосредственному начальнику Аналитического отдела. Рапорт написать недолго: клац-клац по клавишам аппаратика, «а я ему типа… а он мне такой…», короче пересказ диалога и описание мимики, невербальных реакций, вроде «опрашиваемый держал себя скованно, на вопросы реагировал болезненно, гремел цепями и завывал под ударами кнута». А вот аналитическая записка к рапорту – это уже полет мысли вокруг беседы, субъективное мнение, догадки, размышления и прогноз поведения. Это не менее важно, но абсолютно недоказуемо и не может быть подшито к делу имярека такого-то. К уголовному не может, а к оперативному вполне, вернее в обязательном порядке. Так что пыхтел до позднего вечера, не хотелось оставлять гештальт на завтра, завтра что-то мимолетное неуловимое может уйти из головы. А вы говорите, кровавые палачи НКВД. Фигушки, в Центральном аппарате КГБ сплошь ранимые тонко чувствующие натуры. Палачи все в силовом блоке и на местах, развивают чуйку, профессионализм и художественное восприятие мира.

Олег Петрович Гуревич кушал в узком кругу своих партнеров по бизнесу, можно даже сказать – вкушал. Словечко «бизнес» было новым, еще не очень привычным, даже опасным. Не бизнес, а кооперативное движение, не барыши, а законная прибыль, не махинации, а выполнение решений Партии и Правительства в деле обеспечения населения товарами первой необходимости. Как основатель и главный акционер товарищества он имел вес, а потому его правило «сначала покушаем, только потом тереть за дело» было нерушимо. Выбор ресторана тоже оставался за ним, как минимум одобрение предложенного варианта. Это правильно – мозг командует, руки делают, уши слушают, язык вещает. Правда, в их случае языком тоже выступал Гуревич. Товарищи по кооперативной теме еще в Горторге работали, а он уже самостоятельно крутился, нарабатывая чуйку полностью подпольных гешефтов. Пока они государственный товар налево пускали, он создавал деньги практически из воздуха. Так что ему и карты в руки.

– Вот такой расклад, коллеги, по силовому варианту. Типок этот Милославский тот еще, но не мутный. Спортсмен, этим всё сказано.

– Олег, а казачок не может быть засланным? Вдруг его просто подвели к тебе?

– Исключено. Во-первых, слишком дорогая подводка – МВДшники такие суммы дольше чем на неделю из рук не выпускают, а он в этой квартире живет, я проверял. И притом вложился серьезно в отделку, что называется, для себя делал. Во-вторых, он с тех пор ко мне не подходил, это я к нему обратился. Ну и в -третьих есть, его на самом деле поперли отовсюду после командировки в соцстраны, что-то он там такого сотворил, что уволили моментом. Был бы ментовской или конторский, свои бы не дали в обиду.

– Звучит убедительно. А что у парня есть, какие ресурсы? Может, пустышка?

– А вот не скажу. Знаете, такая в нём основательность чувствуется. Как он сказал тогда: «Никакой помощи, только возмездное оказание услуг». Прямо как из капстраны приехал человек. И он во всём таков, с деньгами аккуратен, со своими словами, с чужими, кстати, тоже. Сказал, что команду будет подбирать под конкретный контракт, значит так и будет.

– И что, готов схлестнуться с этими? – Собеседник почему-то не захотел вслух конкретизировать «этих», даже поморщился.

– У меня сложилось ощущение, что он уже имел дело с заказами различного плана. Знаете, бывают люди с такими глазами. Посмотришь в них и понимаешь – этот при нужде прикопает и не чихнет. Или чихнет вежливо в сторонку, а потом нож всадит в грудь. Со всем уважением к клиенту.

– То есть ты, Олег, уже решил всё. Мы тогда тут зачем время теряем?

– Решил бы, не стал бы с вами советоваться. Я вот чего пока не могу понять – разовый найм ему предложить или на постоянной основе взаимодействовать? Кто-то по-любому должен нас прикрывать. А то одних уберем зарвавшихся, через месячишко другие подгребут. Всем хочется комиссарского тела попробовать, вернее присосаться вдолгую.

– Да чего думать-то! Пусть покажет себя, а там видно будет. Разберется с уродами грамотно, предложим поработать на нас. Наймем на постоянку, так сказать.

– А что, верно. Олег, я согласен.

– Раз все трое «За», то так и запишем – принято единогласно. Сколько предложим на первый раз?

– Да, вопрос хороший, давайте думать.

– Да чего думать, пусть спасибо скажут, что мы согласились им организовать вступительный экзамен.

– Верно! Типа, по итогу будем решать, и их заработок от первого задания будет зависеть.

– Молодцы вы, конечно. Вот только я уверен, с такой постановкой вопроса он меня пошлёт. Один раз уже предложил мне колено прострелить за что-то подобное. Так что сразу говорю: я такого не предложу.

– Колено обещал прострелить? И ты испугался?

– Представь себе, да. Умеет быть убедительным. Кстати, Милославский почти не шифруется, что постоянно с оружием ходит. Говорю же, наглый тип. Внушает уважение.

– Может отморозок? Нужен нам такой?

– А какой нам нужен? Плюшевый мишка? Не, всё верно, я с Олегом согласен. Чтоб не выть по-волчьи рядом с волками, нужно себе волкодавов завести. Деньги должны работать, слава КПСС, что наверху осознали это, сейчас из тени выйдем, а потом и силу наберем. Силу такую, чтоб с нами считались.

– Ага, цеховики уже тридцать лет набирают, не наберут никак.

– Ты погоди немножко, скоро все по-новому заживем. Мир меняется.

Разбор моего рапорта и аналитической записки прошел не так, как я думал. То есть Долгов не просто ознакомился с ними в одно лицо, а собрал совещание. Ну или ему велели это мероприятие организовать – воля богов мне неведома. Я вообще считаю, что во многом знании много печали. Эдак начнешь за своё руководство прикидывать да рассуждать, не ради чувства величия или там чтоб быть готовым к придури вышестоящих, а так просто… Ну и как проникнешься тяжестью их трудов, как осознаешь величие их подвига! То прямо издеваться над начальником расхочется что прилюдно, что мысленно. А когда подчиненный перестает в душе над шефом прикалываться, то и критичность мысли уходит. А там и до ошибок недалеко, перестанет исполнитель сомневаться в приказах, за истину их примет. Чай не в войсках лямку тяну, нам негоже в непогрешимость командиров верить. И каждый умный в голове это держит, но молча подозревает косяки сверху. Начальник мой про своего начальника тоже эту истину знает, и тоже молчит. На том стояла и стоять будет земля Русская.

– Ну что сказать, первая беседа проведена на нормальном уровне, хоть и не по учебнику. Видно, Милославский, что в школе КГБ ты не обучался. Самодеятельность прёт изо всех щелей.

– Андрей Владимирович, дорогой! Там, где вас учат, я преподавал.

– Хм, ну да, есть такой момент.

– Долгов, не порть специалиста. Мы его такого нестриженного тут и держим ровно для того, чтоб был взгляд на ситуацию, отличный от стандартного, – вписался за меня Онегин. – Хорошо, что ты не дал ему догадаться, что сам из той же породы. Пусть думает теперь, что у нас попаданцев как грязи. Одни сидят, другие пашут. А то тоже звезду словит, как один товарищ у нас любит выражаться.

– Это намёк, что ли? На меня?

– А кто-то еще пренебрегает вообще всем святым, что есть в Комитете? Жор, я иногда прихожу на службу и жду доклад, что тебя на входе повязали. Джинса эта, патлы, усы… Ладно, усы – это нормально, с ними многие ходят. Но вот этот расхристанный вид, он опасен.

– Чем?

– Сам знаешь, тебя даже от других Управлений прячут в наших недрах, чтоб не всплыло где-то. И тут ты такой весь из себя приходишь, походка развинченная, взгляд пофигистический, форма одежды молодежная.

– И чего теперь делать? – Не парни, я под вашу дудку плясать не стану, мне становиться еще одним винтиком нельзя.

– Что делать. Для начала ознакомиться со своим личным делом, потом сдать старый паспорт и свидетельство о рождении.

– Оно у меня в Туле у мамы хранится. А чего за дела такие, в чем смысл телодвижения, если можно спросить.

– Наверху – Пётр ткнул пальцем в направлении потолка – решили, что девятнадцатилетний капитан только в романе Жуля Верна бывает. Не перебивай, помню, что там был «Пятнадцатилетний капитан». Короче, тебе теперь двадцать пять лет. С усами, кстати, даже в тему получилось. Ну и патлы уж так и быть, оставляй. Кто-нибудь спросит за внешний вид – а у нас человек к операции готовится, в образе, так сказать.

– А ничего, что я так быстро на шесть лет постарею?

– Нормально. В кадрах всё уже подчистили, там целую кипу папок изымали на проверку заодно с твоей. Вернут все чохом, никто не заметит, что по тебе информация обновилась. Всё как положено – институт, комсомольская работа в Тульском обкоме комсомола, перевод с присвоением старшего лейтенанта, потом присвоение капитанского звания. Всё в рамках обычного роста.

– Уф, нормальная тема. И хорошо, что наш отдел в курсе, от своих шифроваться не надо. Андрей, пришло время признаться: мне двадцать пять лет, я просто выгляжу молодо.

– Молчи уже, Милославский! Вернее, давай дальше по Корчагину докладывай.

– А чего докладывать-то? Всё в записке. Человек без твердых целей и якорей. Журналюга матерый беспринципный, одна штука. Хочет хорошей жизни себе лично и до кучи тем, кто рядом. Но уже вторым слоем. За комфорт и деньги готов пахать в любую сторону, пишет бойко, с людьми общий язык находит легко, со спортом или физкультурой дружит. Как-никак, второй раз живёт, умеет и себя построить, и окружающих. Будучи поставлен в жёсткие рамки наёмного труда на благо Родины, станет полезным приобретением. Я так считаю.

– Как репортер-новостник или как автор больших статей?

– Я думаю, он потянет больше. Думаю, стоит ему дать группу или целую редакцию.

– Какую редакцию?

– Какую-нибудь молодежную экспериментальную газету. Сейчас же в моде всякие эксперименты, молодежные движения, самоуправление. Куда не плюнь, в кружок революционеров попадешь.

– Насчет революционеров ты поаккуратнее, нам их не надо.

– Да, Жора, чай не семнадцатый год, свергать ничего не надо. Есть конкретное предложение по теме? – Онегин что-то писал в свой блокнот одновременно с разговором.

– Ага. Так будет идти дальше, само всё развалится. – по непонятной причине разоткровенничался начальник отдела, на него это непохоже.

– Что, пригорает в Закавказье? – Я мелкая сошка, меня в эти тайны без нужды не посвящают, а по газетам ориентироваться толку мало. Если по ним судить, то у нас сначала всё почти здорово, а потом выскакивает какая-нибудь проплаченная статейка – и сразу всё пропало.

– Да ну. Азербайджан, Грузия, Армения – все как с цепи сорвались там. Отовсюду иностранные уши торчат, а выдернуть не можем, они там себя как дома, суки.

– Повторяется история, блин. В Крымскую англичане Кавказ шебуршили, в Гражданскую тем же занимались, сейчас опять принялись бармалеев откармливать. Чего мы-то так не научились? Я вот в будущем читал…

– Хорош, Милославский. Я тебя о другом спрашивал. Что конкретно предлагаешь?

– Конкретно? Отщипнуть от «Молодой Гвардии» кусочек ресурса и создать молодежную газету с молодежной редакцией.

– Так есть уже «Комсомолка». Или тебе надо еще моложе? Моложе, это уже «Пионерская правда» получится.

– Погодите, товарищи начальники. А с чего вы решили, что «Комсомольская правда» – это молодежная газета? Я специально узнавал, главреду у них сорок семь, остальные в редакции не сильно моложе. Вот кого вы знаете там из знаковых журналистов?

– Ну… сразу не вспомню. А, есть там такая, фамилия запоминающаяся и пишет хорошо. Лосото или Лотосо.

– Я так и думал, что её вспомните. Елена Лосото. Сорок четвертого года рождения, между прочим. Вот такая вот молодежь.