Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

За что люблю зимнюю форму одежды, так это за нижнее бельё. Ходишь по расположению не дураком в трусах, а белым привидением. И напоминаешь сам себе крестьянина с картин прошлого девятнадцатого века. А еще в исподнем есть рукава, которые скрывают наруч с верным кистенем. Нет, я даже не пробовал привезти его с гражданки – глупо рисковать и везти то, что можно собрать из подручных средств в любой момент. Так что мой теперешний кистенек родом из Шепетовки. А наруч не кожаный, а суконный. Под дерматиновым рука потела. Когда он на моей руке? Исключительно в моменты, когда могут возникнуть потенциально конфликтные ситуации, то есть всегда. Только моюсь без него. Как интересно возвращаются привычки девяностых по мере приближения этих лет. Или просто в войсках атмосфера такая? Кто-то сказал, что армия – срез общества. Мол, в здоровом обществе не появилась бы армия с дедовщиной. Не знаю, в здоровом не жил. Поколение отцов и чуть помоложе говорили, что у них никакой дедовщины не было. А те, кто постарше на пяток лет уже вовсю делились деталями и нюансами этого явления. Как с этим в заграничной армии? Спросите того, кто там служил. Я стараюсь не рассуждать о том, чего не видел.

Перед отбоем у нас даже какое-то побатарейное построение в расположении было с пересчетом по головам и сверкой со списками. И да, я в списках уже значился. По команде «Отбой» свет погас, кроме дежурного освещения, народ в большинстве улегся в кроватки, пора и мне на боковую. «Боец, подъем, – раздалось над ухом шепотом – пошли в сушилку. Разговор доразговариваем, ждут уже тебя.» Чтоб я лучше слышал, по затылку несильно стукнули пятерней. Ну это он зря, конечно. Язык жестов – штука заразная. В полутьме плохо видно, что за воин такой смелый ждет, когда я поднимусь. Подождешь, я сейчас галифе надену. Психологически удобнее вести переговоры в штанах, чем без них. Опять же исподнее на одной пуговке, потеряться может. Обуться. Здесь вам не тут, по расположению ходят в сапогах, так что сую ноги через портянки в сапоги, шевелю пальцами. «Давай быстрее уже, не копайся!» – шипит нетерпеливый посланец.

Ну вот он и дождался. Я поднимаюсь и иду к выходу. На шаге резко повернулся назад, вынеся левый локоть в сторону, и вложив в него импульс. Неудачно попал – вскользь и по шее. Противник не упал, хотя на шаг его снесло. Значит надо продолжать атаку. Прямой удар кулаком в солнечное сплетение, готов. Добавил ногой по лежачему туда же, но несильно. Я погасил его даже не столько от обиды за подзатыльник, а просто, чтоб на одного противника меньше было. Он в любом случае бы не дошел до сушилки. А я дойду, незачем устраивать диспут в расположении при всех. Иду мимо тумбочки дневального, он как дисциплинированный боец сидит на тумбочке. То есть, какие-то незыблемые вещи есть в Советской Армии, не все завоевания Революции утеряны. В умывальнике двое бойцов в исподнем что-то стирают. «Парни, свалили отсюда ненадолго!» – пусть покурят, свидетели лишние ни к чему.

– Привет честной компании! Я смотрю, вы вчетвером решили, что так меня легче переубедить? Или чисто за жизнь побазарим?

– Как там тебя, Милозванский, ты не понял, что здесь не учебка. Вот мы тебе сейчас и объясним.

Глава 10
Тяготы и лишения

Как-то неожиданно жестко получилось, опять же комната тесновата оказалась. Одному против нескольких противников хорошо у узком проходе или на открытом пространстве, а так… Четверым досталось весьма сильно, и одним из этих четырех был я сам. А самый умный из этих бойцов оказался дембель, он вообще не полез в драку, решил не искать себе поводов задержаться здесь или где похуже.

Месилово началось резко и без рассусоливаний, мне хотелось поставить жирную точку в вопросе угнетения меня по возрастному цензу, а противникам – аргументировать свой взгляд на вещи. Так что, когда они бодро пошли ко мне, кистень начал летать по бедрам и плечам, в голову поначалу не целился. Очень быстро он бы пойман с захлёстом на руку, пошел тесный контакт, в котором моя голова встретилась с трубой системы отопления – занавес.

Смутно помню, что после этого меня уже не били, кто-то тащил, кто-то что-то говорил, кажись, я слегка блеванул – значит сотрясение мозга. Познакомились, сделал заявочку в коллективе, теперь можно и в больничку. В медицинской роте, где я проснулся ближе к обеду, меня уже после этого самого обеда навестили сослуживцы – боевые друзья. Мы же в одной батарее, как они не могли прийти к своему практически другу. Товарищи мне рассказали, как было дело. Сам я по причине мозготрясения не помнил деталей. Оказывается, Милославский после отбоя шел вниз покурить, а навстречу поднимались по лестнице двое накуренных, в хорошем смысле слова, бойца. Я споткнулся, сам полетел башкой вниз и как кегли свалил этих двоих, не ожидавших такого события. Да уж, они точно такого не ожидали. В результате одна из кеглей получила перелом ключицы, второй достался перелом плюсны на стопе, их там много, аж пять штук, а у третьего, которого не было при сем событии, большая гематома бедра, но он молча ходит, хромает и не светится перед командирами. Припоминаю, когда тесно сошлись, старательно вбил каблук в чью-то стопу, видимо удачно, плюсну сломал. Солдаты с переломами, как мне сказали, тоже в мед. роте, только в другой палате. Мед. рота, как выяснилось, находится через три казармы от нас, парням было несложно дойти и навестить сослуживцев. Рассказ свой Пасечник с Бондаренко закончили вопросом – согласен ли я подписаться под такой расклад, когда будут опрашивать. Вроде как комбат дал понять, что его данная история тоже устраивает. Ну да, никому не нужны расследования и следаки в полку. Военные следователи офицерам ничуть не роднее милицейских. Пасечник пришел как парламентер от дедушек, а Юрка Бондаренко как представитель молодого поколения и мой командир отделения.

Я и сам понимаю, что такой расклад выглядит удачнее всего, так что не стал вступать в конфронтацию, подтвердил готовность держаться этой версии. Только Пасечника предупредил, что если эти чудилы с переломами пойдут на попятную и начнут что-то другое городить… «Не, земляк, не бойся, всё пучком будет! Мы от тебя к ним сейчас. Поправляйся, ты чувак правильный» Особо я попросил Бондаренко присмотреть за моими шмотками. Если парадка или шинель уйдут, я разберусь досконально и начну карать кого попало. Вот прямо пусть Галахову передаст, что Милославский ОЧЕНЬ переживал за своё имущество. И совершенно не факт, что оно не пропадет. Можно уже мысленно расстаться со шмотками.

Теперь можно полежать и подвести итоги сражения. Формально поле боя осталось за врагом. Это мне минус. Но я выйду здоровым дней через десять, а этим тут лежать чуть не по месяцу. Блин, это мне плюс, а им вообще три плюса – в мед. роте и кормят усиленно, и кроме телевизора никакой другой нагрузки. Получается, я облагодетельствовал уродов. Ну как уродов, тут каждый второй так живет. Сначала страдал я, а потом твоя очередь. Так что, по их и всех остальных разумению, они были в своем праве. Но самое смешное, я тоже имел полное право так себя вести. Ибо если ты готов буром идти на всех и делом доказываешь это, значит ты имеешь право так себя вести. Это как с международным правом – если государство сильно, оно может ни с кем не считаться. Только до ядерной войны не доводи, и всё хоккей. Короче говоря, в своей батарее я заявил о себе. Еще пара стычек с чужими, и можно будет не переживать.

Очередной праздник Революции, который я планировал отметить в учебке города Шепетовки в Краснознаменном Прикарпатском военном округе, отмечал в палате медицинской роты танковой дивизии не менее Краснознаменного Белорусского военного округа. Скажи Мирозданию о своих планах, посмеши его… «А в тюрьме сейчас макароны дают», тьфу-тьфу! Кормят тут очень вкусно, только того великолепного киселя нет. Зато котлеты – м-м-м-м-м, объеденье! Фельдшеры-срочники Доцяк и Кабаснян, как ни странно, не армяне, а настоящие молдаване учат меня молдавскому матерному. Мозг развивать надо, а белорусского языка никто не знает, для тренировки мозга сгодится и молдавский. Поломанные мною сослуживцы вполне довольны жизнью, на меня зла не держат. Говорят, что будут стараться подольше протянуть на курорте. Но это вряд ли, тут с большей готовностью задерживают выписку тех, кто охотно выполняет всякие бытовые работы. А дедушкам это не по масти, так что вылетят, как срок придет. Стала понятна их боль – весной полк уезжает на ту самую Эмбу – полигон в Казахстане, на боевые стрельбы. Дедушек возьмут однозначно, и дембель им светит только после возвращения. Хорошо, если в начале июня. А то, как пойдет.

А вот и я, принимайте своего Жору!

– Товарищ капитан, рядовой Милославский прибыл из мед. роты для дальнейшего прохождения службы!

– Чего ты лыбишься, Милославский? Ты понимаешь, боец, что это залет?

– Отнюдь, тарщ капитан. Бытовая травма, с кем не бывает?

– Ага, а Сатигулов до сих пор хромает, между прочим.

– Кто такой Сатигулов? Я прошлый раз не успел со всеми познакомиться.

– Вот-вот, к счастью, не успел со всеми. Ты в курсе, что в батарее наряды тащить некому, парни из-за тебя «через день на ремень».

– Ну это они сами виноваты, нефиг было курить после отбоя на улице.

– Так всем и говори. Кто-нибудь приходил опрашивать?

– Вообще никто, словно тут это норма.

– Норма не норма, а случается. Как сам себя чувствуешь? Кукушка не кукует? Ты вообще в адеквате сейчас?

– Да что мне сделается, тарщ капитан! Смотрю, вы брус подтянули, вот и займусь вашим поручением. Актуально еще?

– Милославский, может тебя, того, обратно сдать на опыты в больничку? Вдруг ты кидаться начнешь на сослуживцев?

– Не, не начну. Первый я не начинаю. Обычно.

– Ладно. Стеллажи в каптерку начертишь в аксонометрии, покажешь. В караул я тебя пока не поставлю, в наряды запущу через неделю. Обживайся.

– Так точно.

Так наконец-то началась моя служба в полку. Будущая каптерка, а пока просто комната в качестве основного места несения этой самой службы. Как раз туда и зашли казахи, земляки Сатигулова, который уже практически перестал хромать. Казахи пытались совершить дерзкий набег на строящуюся каптерку по примеру своих предков, но я как потомок казаков Оренбургского казачьего войска пообещал убить нахрен говнюков, и мне поверили. И даже частокол от кочевников нового времени не понадобился. Что-то их заставило проникнуться идеями мира и гуманизма, может стамеска у меня в руке? А так хотелось применить один прием, год назад случайно у меня проскочивший на тренировке. Я тогда подшагом настолько удачно сблизился с противником, что насупил ему на ногу. А когда толкнул его, то нога осталась зафиксирована, а противник улетел, сломал лодыжку. Нехорошо и грустно, но надо иметь в арсенале что-то простое и эффективное. С моим весом вообще полезно практиковать броски и толчки. Особенно с контролируемым падением. Моя травма доказательство эффективности таких приемов. Чай, не в чистом поле воюем, всегда есть какой-нибудь угол, об который можно садануть товарища головой или позвоночником.

Как-то незаметно моими усилиями каптерка вполне оформилась. Справа от входа стеллаж для вещей личного состава, слева лавочка для посиделок, около окна, которое напротив входа, стол и стеллаж для офицерского всякого мелкого барахла. В стеллаже для одежды выгородил секцию для офицерских шинелей с дверцей. Угодил командованию, вернул веру в себя. Тем более, показал себя решительным и находчивым солдатом. Это когда по совету комбата вдвоем с Кокоевым, водилой из нашего призыва, ночью сделал вылазку на стройку для кражи фанеры. А без фанеры ничего не получалось, и где её брать, никто не знал. Кроме Галахова. Действительно, командир попался мне неоднозначный. Самодур, генератор идей и непредсказуемый тип. Кстати или не кстати, но, когда я разбирал барахло и строился, нашел пачку автоматных патронов калибра пять-сорок пять и россыпью винтовочно-пулеметные, длинная семерка. Не знаю зачем, но пригодится.

Да, подельник мой Кокоев тот еще фрукт. Ростом выше меня, в плечах шире, рано повзрослевший осетин, что для них норма. Как и я категорически не стал встраиваться в систему дедовщины. Но я так подозреваю, дедушкой он станет классическим. Я Кокоев, говорит, родственник Санакоевых, из чьего рода была первая жена Сталина. Серьезное такое происхождение, родился на улице, где собака племянника генерала пробежала разок. Из молодых кроме его и Бондаренко, еще два белоруса: длинный как веревка Чернявский и Вася Бохан. Если Чернявский классический белорус, то Вася – типичный Вася. Бесполезный, беззлобный разгильдяй, тунеядец и залетчик. Такое ощущение, что ему даже почесаться нельзя, чтоб не вызвать угрозу попадания на гауптвахту. Я не преувеличиваю – так чесаться на дивизионном разводе при заступлении в наряд – это чересчур демонстративно, особенно в паху. Все срочники нашей батареи по численности еле-еле на взвод тянули, но офицеров полный штат. Днем в «моей» как-бы каптерке тусили офицеры, вечером солдаты. Перестарался я чуток с уютом. Молодые приходили ко мне как к своему по периоду, деды – потому что деды, а черпаки-годки, потому что им одним было скучно.

Сто раз говорил, люблю зиму. Любить её тем легче, что дивизионный плац закреплен не за нашим полком, а у нас только кусок дороги перед казармой. Самое начало декабря, снега еще нет, сухо и уныло, но солдата погода не шибко волнует, если в казарме тепло. Пока тепло, а дальше посмотрим.

Командир полка полковник по прозвищу «папа Зотов», прогуливаясь по второму этажу в целях борьбы со скукой забрел и в клуб батареи Управления, оценил ремонт и сделал выводы. В результате меня на целую неделю продали на танковый полигон Репище оформлять номера в офицерской гостинице, отдав под моё руководство бригаду бойцов типа «молодой косорукий, заберите, нам не жалко». Мало того, что молодые, так еще и черноглазые – два узбека и таджик. Таджик, хоть и оказался студентом Челябинского института, активно косил под «моя твоя не понимай». Евроремонт получился такой, что мне лично было стыдно. Кормежка отвратная, по ночам в казарме стоял шум и разборки, меня постоянно пытались обворовать. Так что жить я ушел в гостиницу, которую ремонтировал. Там поспокойнее, но новая напасть – узел связи и классическая связистка-ефрейториня, возжелавшая меня пожалеть. Нет, господа гусары, положение моё не настолько ужасное, чтоб меня жалели такие тети. Тем более, что я не пью.

Вы когда-нибудь видели танковое родео? Нет, не то, которое могут придумать заместители командующих по связям с общественностью, а классическое родео, родившееся в головах танкистов-срочников из солнечного Узбекистана? Я видел, и к моему счастью, не участвовал. Условий не много, ограничений тоже. Во-первых, длится всего пару минут, а во-вторых, «быку» запрещается вертеть башней. В остальном всё разрешено – гоняй на танке по полигону, ныряй в ямы, делай резкие повороты – то есть всё, чтобы сбросить наездника, сидящего верхом на стволе танковой пушки. А наезднику вообще никаких ограничений, можно даже громко орать и держаться за пушку двумя руками. Очень весело и увлекательно, понравилось всем, особенно победителю шоу – наезднику. Он не попал под гусеницы и ходил важный и гордый своим достижением. Черные дивизии, они такие. Вы можете спросить, где в это время были командиры? Не знаю, в гостинице я их не видел, в казарме или около танков тоже. Не ко мне вопрос.

Через неделю приехал майор начальник нашего штаба, охренел от проделанной работы и двое суток мы под его руководством перекрашивали всё, сделанное ранее. Двое суток – означает, что двое суток не спал никто, включая па-пам! – подполковника. Как-то вышло, что вторую звезду на погон он получил, надзирая горе-маляров. Уезжали с полигона мы уже по снегу. По глубокому снегу через поля, через метель топали больше часа на остановку электрички. Будучи опытным солдатом, под шинель на спину и грудь подложил по несколько газет для тепла, и всё равно давал дуба, особенно стоя на платформе. Тут вопрос, что лучше – выйти сильно заранее и полчаса-час ждать на ветру или чуть-чуть опоздать и ждать полдня следующий поезд.

Вернувшись в часть, я неожиданно застал казашонка-дембеля, ошивавшегося в нашей каптерке.

– Это чего, народ? Зачем тут пришлый гражданский? – раз обнаружен казах, спрос с Сатигулова.

– Костя прячется тут. Его демобилизовали, вот он и прячется.

– А чего домой не едет?

– Мне прапорщик Соломатин деньги должен, я давал, он обещал вернуть и не отдает. Прячется от меня. Сам прячусь, его ищу.

– Не ищи, он на Репище, небось от тебя сбежал, возвращаться пока не собирается. Остался ты без денег – этот не отдаст.

Даже не стал интересоваться суммой. Я видел рыбьи глаза этого прапора – вот уж одно слово – мутный. Такие даже в прапорщиках не задерживаются. Совсем неудельный и гнилой. Это ж надо, нашел кого кинуть – солдата! Если я скажу, что стало жалко дембеля, то совру. Это он встречал меня в первый день на ступенях взглядом таким, словно на вошь посмотрел. Но сама ситуация с прапором противна.

Братцы, если декабрь и снег, то и Новый год не за горами? Я люблю этот праздник! Даже рифмую про Деда Мороза и всю эту суету регулярно. Но боевой листок выпускать не буду – идите в пень! Тут дело такое, если что-то мной сделанное понравится начальству, то в качестве вознаграждения это самое закрепят в моих обязанностях. Нафиг-нафиг! Мне истории с каптеркой хватило. Никаких рисунков в дебильских дембельских альбомах, никаких боевых листков, фотоаппарат в руки тоже не берем. Вот у меня каптерка, КБУ, палки тренировочные – достаточно. Палки я сделал, пока каптерку строил и теперь по утрам занимаюсь по индивидуальной программе. А то тут можно жиром заплыть с такой спортивно-массовой работой в полку.

Сложилась традиция – полк выгоняет на зарядку дежурный по части или его помощник. Но помощнику это редко удается. Потому как старлей или летеха не имеют достаточного авторитета, чтоб выгнать толпу на улицу. А капитан или майор вполне могут, когда сами не ленятся. При этом лучшая зарядка совершается, когда дежурит по части наш капитан Мирошков – он выгоняет народ моей палкой из казармы, палку отдает мне, а сам садится на велосипед и неспешно крутит педали рядом с бегущим полком. Если настроение хорошее, еще и лекцию читает о пользе утренней пробежки и как он нам завидует. Лепота! Короче говоря, командование смотрит совершенно спокойно на тех, кто индивидуально занимается физкультурой и спортом по своему плану. А если совсем точно – на того, кто занимается физкультурой, на меня то есть. Мне спортгородок не нужен, отжиматься и разминаться можно на любой ровной поверхности, а отрабатывать удары на болване. Болван в этот раз выглядел как покрышка от Урала, подвешенная на дерево за казармой. Народ сначала глазел, удивлялся, потом привык. Кокоев попытался с осетинским напором показать, как надо. Оказалось, что сила без сноровки не решает. А раз так, то и не надо ему этого всего баловства. Когда комбат узнал, откуда проистекают причины моей блажи с физкультурой и палками, преисполнился понимания, что я не берсерк, сдуру бросившийся на толпу сослуживцев, а расчетливый гад, планировавший просто избить дедушек, не нанося им смертельных травм. А раз так, то и в караул можно ставить бойца. А может я усложняю и Галахов просто присматривался.

Глава 11
Караул – Новый год!

Что может быть романтичнее караула зимой? Вы скажете, что караул летом романтичнее, но где тулупы, валенки, сугробы вдоль тропинок и метель? Где всё это? Летом ночи короткие как память красавицы, поэтому чуть не двадцать часов в сутки часовые стоят на вышках. То ли дело зимой – спи себе в сугробе, пока не подкрался к тебе враг в должности начальника караула. Второй гарнизонный караул находится в четырех километрах от нашей казармы и представляет из себя склады артиллерийского вооружения. Так что без дураков – место, которое нужно охранять с тщанием.

Злоумышленник не дремлет, он люто спит и видит третьи сны в эту декабрьскую ночь. Качаются пятна света на снегу, ветер успевает не только раскачать фонари, второй рукой он переметает через колючку снег, а третьей и восьмой тихонько бренчит на проволоке незатейливый мотивчик. Всё для тебя, часовой, порадуемся погоде вместе! А часовой первого поста как улитка втянул в тулуп ложноножки и голову, обнял покрепче свой автомат и спит в сугробе, хорошо ему. Мне скучно! Почему-то не спится, стишата не складываются, хожу по своему посту, периодически забредая к соседям. В карауле три поста, все три соприкасаются территориями обхода, так что если что… то будет с кем поговорить или сыграть в картишки ночью. Но карты – это уже летом, не зимой. А говорить не с кем, спит грузинская зараза.

Быт в карауле незатейлив и прост. Еду доставляют на дежурной машине из столовой, слегка остывшую, зато в полном объеме. Чего не хватает, так это микроволновки. Хоть сам делай. Сложного-то ничего нет, бери из ЗИПа запасной микроволновый излучатель, строй под него короб, чтоб не убило излучением и подводи питание. Остается только откалибровать нелетальные режимы. Даже не знаю, сразу арестуют или после испытаний. Обойдусь без микроволновки, пожалуй. Всё-таки радиолокационные станции и их узлы не приспособлены разогревать пищу. Не зря в наставлениях пишут про какие-то защитные костюмы, которые надо надевать при работе РЛС. Никогда не видел таких. Самый защитный костюм, какой у нас применяется – черная рабочая роба.

Технические виды войск – это вам не мотострелки, и тут однозначно дикости меньше, чем у танкачей. Прошлый раз случайно попали в чужой караул – первый гарнизонный, зону ответственности танкистов. Вот где насмотрелись и наслушались ужасов. При нас начальник сменившегося караула строил отбившегося от рук танкиста. Ну да, из узбеков. Особо ничего у него не получилось, взял под арест и тут же сдал на гауптвахту, которая тоже в ведении этого караула. Уже после ухода смены нашли в столе подсумок с магазинами, набитыми патронами – забыли бойцы боезапас. Пришлось как самому сознательному бежать догонять нач. кара с подсумком. А когда пришли менять уже нас, часовые напрягли вопросами о тонкостях поведения на постах:

– А куда вы автоматы прячете?

– ???

– Ну не с оружием же вы в деревню уходите с поста?

– Зачем с поста уходить?!

– А жрать что?

– Вас в карауле что, не кормят?

– У нас пайку съедают те, кто в этот момент находится в караулке.

– Всю?

– Всю. Поэтому те, кто на посту рядом с расположением дивизии, идут в столовую обедать. А с дальних постов, те в деревню идут искать, что съесть можно.

Охренеть, братцы! Наша Советская Армия не зря внушает ужас врагу. Она уже и мне внушает ужас. По деревеньке со смешным названием Блонь шарятся безоружные голодные часовые, если найдут, куда автоматы заныкать. А если сыро или с фантазией туго, то с оружием? И на всякий случай парами. Один просит продать или вынести пожрать, а второй прикрывает у калитки.

До чего надо было довести дисциплину в танковых полках… С другой стороны, чего ожидать? Танки проектировались по эргономическим нормам послевоенного времени под недокормленных мелких солдатиков, которые тогда шли служить. Сейчас в цивилизованных республиках Союза на нормальном питании дети растут отлично, средний рост заметно увеличился, ученые даже заговорили о феномене акселерации. Эти ученые не всегда умеют адекватно мыслить, не связали режим питания с ростом детей. Так вот, в Средней Азии социализм то ли не начинался, то ли уже кончился, крестьянские дети кормятся по остаточному принципу и вырастают как раз под эргономику советских танков, а потом лезут в эти танки на два года. Точно знаю, о чем говорю, я наблюдал в своё время (а какое время моё?) уклад восточного клана. За стол или дастархан садятся мужчины и гости, гости даже с женами. Когда они откушают, их место занимают женщины. А дети потом добирают объедки. С чего им расти там?

Так что после ужасов первого, второй гарнизонный такой уютный, такой родной прямо земля обетованная. А летом обещают еще и грибы-ягоды. Днем в карауле оружейному маньяку новое развлечение – если есть неучтенные патроны, можно пострелять по выбранным мишеням. Неподалеку дивизионное стрельбище, всякая стрелковка гремит регулярно. Так что на звук выстрела в данной специфике никто не срывается и не бежит отбивать пост и часового от диверсантов. Выщелкиваю три штатных патрона из магазина в подсумок, давлю три своих. На всякий случай, чтоб никто не наткнулся на патроны из другой партии, не смешиваю личное и общественное. Вон тот пенек моя цель, сейчас с первого выстрела поражу его, разлетится мелкими щепочками. Выстрел – ничего, выстрел – ничего, третий выстрел – пенек стоит как бессмертный. Добиваю магазин патронами до тридцатки, иду к пню, если попал, должно отверстие остаться, в конце-то-концов! Угу, остались отверстия. Много-много отверстий одинакового диаметра, несколько десятков. Прикладываю головку пули – точно! Похоже на этом посту традиция такая – дырявить конкретно этот пенек. В следующий раз для отработки плавности спуска надо выбирать другую мишень, без дырок. Вон та табличка «Стой! Предъяви пропуск» подойдет.

На выстрелы ожидаемо никто не среагировал. Мол стреляли на стрельбище. А даже если и наш часовой развлекался, чего ему мешать. Были бы проблемы – он бы позвонил в караулку. Удивительное устройство мобильной связи есть у каждого часового. Телефонная трубка с штеккером заткнута за пояс, на некоторых столбах под обрезками резины прячутся розетки связи. В случае нападения неприятеля в большом количестве, когда есть подозрение, что патронов на всех не хватит, часовой вызывает подмогу. Вытаскивает из-за пояса трубку, бежит к правильному столбу и рукой, простреленной в трех местах втыкает штеккер в гнездо. А второй, еще не простреленной, удерживает трубу около рта, а третьей самой сильной сжимает автомат, причем двумя третьими руками. И дежурная смена, которая не спит:

– Помощник начальника караула! Доложите, что случилось?

– Часовой поста номер два! На нас напали! Темные силы! Патронов не хватит на всех, конь убит, щит изрублен! Прошу помощи!

– Обороняйте пост, часовой! Не забудьте сделать выстрел в воздух.

– А если я не попаду в него?

– Цельтесь лучше. И вообще, мне усиление еще будить, не трепи нервы сержанту, боец!

И часовой ранеными руками поднимается на вышку, чтоб лучше видеть врага и принимает последний бой в своем скворечнике. Конечно, я говорю бред, но зимой бредом кажется всё. Особенно способность произвести выстрел. Как сказал наш мелкий сослуживец: «Мне тулуп великоват, я иногда наступаю на полу. Причем я наступаю на полу тулупа, делаю по нему два шага, а уже потом падаю» Но ему все завидуют – он может не скрючиваться, когда спит на посту. А знаете, что бывает с часовым, когда начальник караула его застает спящим? Солдата ругают. Иногда даже нецензурно. Вот как сейчас:

– Сеченава, дык-дык-дык! Я твоих родителей вызову и расскажу им, как их сын Родину защищает! Пусть гордятся сыночком.

– А они не приедут!

– Приедут, я тебе гарантирую.

– Мои не приедут.

– Телеграмму пришлем, ваш сын умирает, заберите тело. Мигом прискочат, самолетом прилетят!

– Товарищ капитан, вы этого не сделаете!

– Сомневаешься?

– Не надо, товарищ капитан! Я больше не буду!

Умеет капитан Галахов находить общий язык с подчиненными, педагог не хуже Макаренко. А самое смешное, что в дивизии вполне нормальная мера воздействия на нерадивых солдат – вызов родителей в школу. Ой, в армию. Нарядами нас не испугать, а гауптвахта, что гауптвахта? Выяснится, что солдаты батареи спят на посту, комбата первого и накажут. «Круговая порука мажет как копоть. Укусил бы за жопу, но чувствую – локоть». Всё это здорово, но оружие вычистить надо на всякий случай до возвращения в караульное помещение, чтоб от него сгоревшим порохом не воняло. А потом еще раз вычистить уже легально и как следует. Невкусно воняют аммиаком пороховые газы от автоматных патронов. Запах сгоревших артиллерийских зарядов мне нравится больше. Надо набрать на складе, пока охраняю. Длинные макаронины отлично подходят на растопку печей. А еще просто весело горят. Если правильно поджечь, а потом не до конца притушить – даже летают.

Из караула идем под музыку – у дедушек общественный приемник на ремне и шести круглых батарейках, разориться можно на них одних – полный комплект целый рубль. А ведь зря тогда отказался от предложения Онегина присвоить мне младшего сержанта. Гордый, блин. А то пятеру бы плюсом имел к семи рублям, и вообще, с лычками солидности больше. Как низко я пал – уже пять рублей за деньги считаю! Вы будете смеяться, но «Звуковая дорожка», эта передача на Маяке идет, пока мы топаем из караула, запустила песенку «Сейчас ты в армии». Я не меломан, не скажу даже, сейчас оригинал звучит или перепевка Статус-Кво, но заходит шикарно. Зима, темнота, десяток солдат с автоматами и патронами топают в свою часть и подпевают припев, на большее нашего знания текста не хватает. Почему нас десять? Три поста по три караульных и разводящий. Начальник караула ментально не с нами, он офицер. Хотя бывают и офицеры, которые на волне с солдатами. Но не в этот раз.

Прямо с автоматами врываемся в столовую на ужин. Всё остывшее, только чайник горячий под охраной дежурного по столовой, такой в полку заведен порядок. После караула бойцов надо покормить, а на ужин они не успевают. Сваливаем шинели, подсумки, оружие в кучу у стены, набрасываемся на еду. Аппетит и так солдатский, а после часовой прогулки по морозцу, так вообще волчий. Караул в этот раз нам достался с пятницы на субботу, так что в баню мы не попали. Скажете, так не бывает. Угу, в этом полку не бывает. Завтра отведут конкретно нас в сопровождении дежурного офицера мыться отдельным рейсом. Одного-двух бы не повели, выписали увольнительную и отправили в городскую баню, а такое количество отведут. Могут в ту же городскую с хорошим настоящим «каменным» паром, а могут в дивизионную с помывочным отделением без парной. Баня – это святое, на право солдата помыться не могут посягнуть нигде и никогда. Я танковые полки не имею в виду, там и не такое может случиться.

Законный выходной, даже зарядки по воскресеньям не бывает. Из развлечений увольнения, сон и просмотр телепередач. Свят-свят, без спортивного праздника обходимся. Самая любимая передача по ящику – «Утренняя почта», а перед ней самая обязательная – «В гостях у сказки». Но официально она называется «Служу Советскому Союзу!» После просмотра впору зареветь в голос и начать хныкать: «Хочу служить в Советском Союзе-е-е!» Но хныкать нельзя, каждый вменяемый солдат должен своими руками построить свой отдельный Советский Союз по месту несения службы. Порой даже отцы-командиры это понимают и идут навстречу чаяниям. Но не всегда доходят до этих чаяний. Папа Зотов не шибко стремится, он и офицеров своих не любит, не то что солдатиков.