Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: Яся Белая
Соавторы: Юрий Ра,Моргана Маро,
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 171 (всего у книги 354 страниц)
Глава 14, в которой я погадала…
Только кудесник переходит к более решительным действиям, а я уже воспаряю в мечтах до седьмого неба, как раздается страшный вой.
Мой возлюбленный отстраняется. Правда, – хоть малое утешение мне – с явной неохотой.
– Простите, – он снова собран, строг и официален, словно и не было всех тех сладких глупостей, что он нашёптывал мне на ухо, – но, кажется, кто-то взломал магический барьер. Я должен идти.
Поправляю платье и смотрю на кудесника с надеждой:
– Это ведь не займёт много времени. Я могла бы дождаться вас здесь.
Он вежливо кланяется:
– Простите вновь, дорогая Айсель, но я не могу позволить вам остаться.
Досадливо вздыхаю и иду к двери. Оборачиваюсь на пороге – он стоит, сжимает кулаки, сверлит взглядом пол.
Однако и бежать на зов орущей уже вовсю сигнализации не собирается.
Значит, основной задачей было отослать подальше меня.
Становится немного обидно.
– Мы встретимся ещё раз?
Он отвечает, не поднимая глаз:
– Обещать что-либо в моём положении – подавать ложные надежды. А это меньшее, чего бы мне хотелось по отношению к вам, Айсель. С моими обязательствами я и сам не знаю, где буду завтра и буду ли жив вообще. Кажется, тёмные силы подняли голову и собираются вгрызться в привычный для нас мир.
Удержать не пытается, поэтому ухожу понурая и неудовлетворённая.
Всё-таки я неудачница.
Академия полна суеты, но не той праздничной, что царила ещё недавно, а той, что подобно илу, оседает тревогой в глубине глаз.
Я поддаюсь всеобщей нервозности, оглядываюсь по сторонам и думаю, куда бежать, кому помогать в первую очередь.
Сигнализация не перестаёт орать, что добавляет «масла» в и так накалённую добела обстановку.
Из-за поворота корпуса, где начинаются классные комнаты, прямо на меня вылетает Хмурус, злющий, как чёрт. Вернее, как легион чертей.
– Да какого демона лысого вы тут носитесь! – сходу взрывается он, оттесняя меня к стене и нависая скалой.
– Вообще-то я просто шла в класс, чтобы быть со своими ученицами в столь непростой момент.
– Интересно, а почему это вы не с ними? – он ехидно щурится и складывает руки на груди. – А, дайте-ка угадаю: свадебные хлопоты, так? – и прямо в ухо, с глухим рычанием: – Да вы, негодная бездельница, срываете мне учебный процесс! Ну, ничего, я буду жаловаться в Комитет. Пусть вас отзовут. Нечего вам здесь делать!
Раньше бы я охотно согласилась с ним, но теперь мне есть за что сражаться, потому что мои губы ещё горят от поцелуев, а стан ощущает прикосновения сильных рук. Поэтому задираю голову и почти выплёвываю в уродливое зелёное лицо ректора:
– Вы, вроде бы, торопились. Зачем же тратить драгоценное время на такое никчёмное создание, как я? Академия в опасности, а вы…
Не договариваю, потому что он нагло и бесцеремонно затыкает мне рот…
И вовсе не романтично, не поцелуем, а какой-то неприятной осклизлой липучкой. Презрительно фыркает и уносится прочь чёрным вихрем.
Я почти со слезами пытаюсь справиться с той зелёной мерзостью, которой он запечатал мне рот, потому что заклинание, конечно же, надо было выбрать потемнее и позаковырестее. И, видимо, пришлось бы мне до конца дня ходить немой и с залепленным ртом, если бы не подоспела Злобинда.
С заклинанием мы кое-как справились вдвоём. Как только снимаем его, она, ухватив меня под локоть, ведёт по коридору к выходу.
– Там такое, такое! – говорит, округляя глаза. – Мурчелло вернулся. В общем, сейчас всё сама поймёшь.
Но когда мы оказываемся у входа, то увидеть что-либо становится не так-то просто. Потому что во дворе собирается, наверное, вся академия.
Приходится взлететь, чтобы рассмотреть.
А зрелище предстаёт незабываемое: Мурчелло, гордый донельзя, выпятив грудь и распушив… тьфу ты, подняв хвост, вышагивает с тем же достоинством, что недавно – король Ландар. И ведёт за собой в цепях убитых горем и еле плетущихся Рыра и Ыыра. А за теми – ещё вереница крыс.
Поравнявшись с Хмурусом, мяв-кун важно покручивает ус.
– Где мявой оркестррр? И комявровая дорожка? Почемур мявня так плохо встречают? И вообще – куда пленных девать?
Ректор щелкает пальцами, и в руках у него оказывается та самая коробочка, с которой он когда-то встречал нас с Мурчелло.
Он открывает её, и оттуда выскакивают всё те же рыжие молодцы-удальцы.
Раскланиваются и дружно гаркают:
– Чего изволите?
– Отправьте этих, – он указывает на крысоров, – в темницу, да заприте получше. И живо возвращайтесь назад. Чествовать будем.
Мурчелло, меж тем, подбоченивается и прохаживается гоголем, самодовольно ухмыляясь.
А ректор делает то, чего бы я от него никогда не стала ожидать: опускается на одно колено, как недавно – мой кудесник, склоняет голову и прикладывает одну руку к груди.
– О, Великий-Страшно-Ужасный-Зверь, – патетически произносит он, – позвольте выразить вам благодарность за наше спасение от лица всех преподавателей и студентов. Никто, включая вас самого, не знает вашего истинного облика. И порой, когда вы являетесь нам в облике созданий жалких и никчёмных, вас бывает непросто распознать.
Ну да, это надо быть Хмурусом, чтобы даже в самую витиеватую лесть добавить яда.
Однако Мурчелло нынче в таком хорошем расположении духа, что проглатывает колкости, как неведомых зверюшек.
В общем, в здание академии его препровождают с почестями. Наглая полосатая морда, ничтоже сумняшеся, заселяется в мою комнату и заваливается на кровать. Нимсы – мелкие, безмолвные и безобидные существа с худеньким тельцем и лапками, но огромными глазами, опушёнными длинными ресницами, – показавшиеся сегодня впервые, – суетятся вокруг него: носят еду, расчёсывают шерсть, делают массаж.
Кажется, моё присутствие в комнате ничего не значит – внимания мне примерно столько же, как какому-нибудь предмету мебели.
Чтобы не раздражаться попусту, отвлекаюсь тем, что колдую разные виды пригласительных для Злобинды и Галета. Потом сами выберут, какие им больше по душе.
Подозреваю, направить сюда Мурчелло – это такая изощрённая месть Хмуруса. Вот только бы знать – за что? Неужели всё-таки узнал что-то про нас с кудесником? И, наверняка, у них сговор с котярой. Ведь и в логово крысоров тот не просто так заявился.
Наконец мяв-кун, сытый, счастливый и удовлетворённый, переворачивается на спину, выкатив солидно увеличившийся нежно-сиреневый живот, покрытый шелковистой шёрсткой.
– Айсель, Айсель, – бормочет он, складывая на груди лапы; змеехвост выползает из-под него, рассержено шипя, и, икнув, устраивается на плече, – скажи мявне, мявгу ли я тебе доверять, мур?
– Смотря что? – говорю, вставая из-за стола, заваленного открытками с приглашениями, и разминаю затёкшие крылышки. – Я, знаешь ли, на тебя слегка обижена за сегодня.
Эх, что-то мало летаю в последнее время. Всё больше сидячий образ жизни. Так и растолстеть недолго. Видала я портреты некоторых фей-крёстных, из-за которых у людей и сложилось неправильное представление о нас. Короче, там феи было настолько много, что крылышки при такой массе – атавизм.
Хотя Мурчелло вон совсем не худой, а крылья его носят.
Мяв-кун переворачивается на бок и подпирает рогатую голову лапой. Взгляд радужных глаз полон вселенской тоски.
– Тайна у меня есть, мяв, – признаётся он. – Ты умеешь хранить секреты?
Пожимаю плечами.
– Да вроде бы никто не жаловался.
– Тогда иди сюда, – подхожу, останавливаюсь около кровати. – Ближе! – мурлыкает он и манит когтем. Коготь поблёскивает в вечерних отсветах солнца, выглядит опасно и приближаться не располагает. Но я всё-таки подовигаюсь. – Наклонись! – подчиняюсь.
Он обхватывает мои щёки мягкими лапами и говорит в ухо:
– Я вовсе не побеждал крысоров, мы договорились. И вообще, никакой я не Зверь, просто… – он немного мнётся, но всё же решается досказать: – после переедания Ignotum bestia, меня теперь раздувает, и я взрываюсь. Этим, собственно, крысоров и напугал, мур…
Говорит, отстраняется и сникает. Водит лапкой по шёлковому покрывалу.
Да уж, герой! На печке с кочергой.
– Не выдашь? – он делает жалостливые умильные глазки.
– Нет, даже расскажу тебе свою тайну и попрошу помочь, – доверчиво улыбаюсь я.
Мяв-кун расплывается в коронной чеширской улыбке и усаживается поудобнее, готовясь слушать.
Беседы по душам он любит.
Вот только я не очень знаю, с чего начать. Немного мнусь и, наконец, решаюсь:
– В общем, он – кудесник. И сплошная загадка. Только такой специалист по слежке, как ты, Мурчелло, может вывести его на чистую воду.
– Мур, – гордо заявляет тот, – если вам нужно узнать нечто тайное и опасное, что-то взломать и куда-то пробраться, то лучшего специалиста просто не найти.
Бьём по рукам и обещаем друг другу хранить наши секреты.
Оставив Мурчелло, почивать на лаврах, вернее, спать на перине, я сгребаю пригласительные и отправляюсь к Злобинде.
Она сидит на кушетке, в синем платье с разрезом, в одной руке дымит тонкая сигарета, в другой – искрится бокал шампанского.
– Падай! – небрежно бросает она и указывает глазами на место рядом.
Ссыпаю приглашения на стол и сажусь.
– Будешь? – протягивает мне искрящийся напиток.
Принимаю бокал. Шампанское изысканное и лёгкое. Закусываем белым шоколадом.
– Галет ушёл, – вдруг говорит она, глубоко затягиваясь. По комнате разливается терпкий запах табака и вишни.
– От тебя? Совсем?
Давлюсь выпивкой и закашливаюсь.
– Нет. К парням… Это он так гоблина нашего называет и доктора-призрака, – она кривит губы. – Мальчишник устраивать.
– Ах, мальчишник! – ну а чего ещё ожидать, мужчины все одинаковы, даже если они крысы. – Тогда и мы с тобой давай! Девичник! Чем мы хуже?
– А ничем, – она вскакивает. – Не знаешь, что там по плану?
– Теоретически. Кажется, пижамная вечеринка, битва подушками…
– И погадать можно! – вставляет она идею в мой перечень.
– Погадать? Как? – интересуюсь.
– А с помощью зеркала и свечи. На суженного.
– Так у тебя же есть Галет?
– А мы тебе погадаем. Разве не хочешь знать, кто тебе предназначен судьбой? – последние слова она произносит на распев и подводит меня к большому стеклу в раме. – Рискнём?
– Это же магическое зеркало. Оно гарантирует чистоту эксперимента?
– Это моё магическое зеркало, – Злобинда делает акцент на слове моё, и зеркало заметно вздрагивает. – Оно приучено говорить правду.
Магический предмет срочно являет нам подобострастную физиономию, всем видом которой подтверждает правоту Злобиндиных слов.
– Даже если ему очень хочется сказать, что я «на свете всех милее, всех румяней и белее», оно скажет мне…
Она поворачивается к зеркалу и делает приглашающий жест рукой:
– … вы сегодня неважно выглядите, мадам, – тоном вышколенного швейцара отзывается магическое стекло.
– Потрясающе! – искреннее восхищаюсь я. – Дрессированное магозеркало!
– Так мы гадаем или нет? – щурится Злобинда.
Я киваю. Она наколдовывает свечи и зажигает их.
Стоять перед зеркалом со свечой и бормотать чушь вроде: «Суженый мой, ряженый, нагаданный, предсказанный, появись, покажись, в зеркальце отразись», – глупость несусветная.
Понятное дело, что ничего не происходит и не появляется.
Злобинда злится.
– Айсель! Ты же фея! Вспомни своё главное правило?
Да, как я могла забыть? Всегда верить в чудо. Без этого правила не было бы фей.
– Суженый мой, ряженый… – начинаю вновь, полная желанием увидеть его, моего, того самого. Кудесника.
По зеркалу идёт рябь. Потом – отражается комната. Весьма характерная – лаборатория зельевара.
А вот и он сам – с сальными волосами, зелёный, колдует над котлом.
Вскидывает голову, ловит мой взгляд и ехидно улыбается.
Я ахаю и роняю свечу.
А изжелта-зелёный едкий дым, перетекая через раму, заполняет комнату…
Глава 15, в которой меня подняли и бросили…
Рыжеволосый кудрявый мужчина сидит за столом и нервно грызёт гусиное перо. Тонкие пальцы – в чернильных кляксах. Стол и пол вокруг усыпан комочками смятой бумаги.
Сальная свеча коптит и дымит, потрескивая и угрожая погаснуть от каждого вздоха ветра, который пробирается в жилище через большие щели в оконных рамах.
Мужчина в сердцах комкает очередной лист и тоже кидает его на пол.
Бросает перо, сея на бумагу тёмные брызги.
Не идёт история.
Вернее, он не слышит её.
Раньше весь мир вокруг рассказывал ему свои истории: весёлые, но с ноткой грусти, – слышались в чирикании воробьёв, степенные и уютные – в мышиной возне под полом, страшные и тревожные доносились воем диких зверей из леса, даже в мурлыкании кошки была история – о любви, тепле и спрятанных в мягкие лапки коготках.
Сейчас мир молчал.
Или это он оглох?
Какой же он после этого сказочник?
Дверь приоткрывается и в комнату входит молодая женщина. Её щёки румяны, чепец и передник – белы, а полные губы трогает нежная улыбка. Движения женщины мягки и степенны. Одной рукой она придерживает шаль, другую – кладёт на плечо мужчине.
– Ах, Христиан, – вздыхает она, – уже очень поздно. Идём спать.
Он трётся щекой о её белую пухлую ладошку и тихо говорит:
– Мне нельзя, Лизет. Сегодня я не написал ни строчки. И в Сказочной стране не родилась новая сказка.
Лизет ласково треплет его рыжие вихры.
– Всё равно «сегодня» уже прошло. Идём. Напишешь завтра. Я сварю тебе кофе, и мы распахнём окна в сад. Истории сами слетятся к тебе, как прилетают синицы, когда ты сыплешь крошки на подоконник.
Христиан обнимает её за широкую расплывшуюся талию и утыкается головой в живот, где ворочается их первенец.
– Нет, Лизет, не поможет, – горестно бормочет он, пряча раскрасневшееся от стыда и бессилия лицо, – я больше не слышу их. Даже если весь мир будет кричать мне прямо в уши, не услышу ни слова. Боюсь, совсем скоро нас ждёт полнейшее бессказье.
Лизет присаживается рядом на скрипучий табурет и подпирает лицо рукой. В её серых глазах плещутся мудрость, печаль и доброта.
– Христиан, – говорит она, рассматривая конопушки на лице мужа, ещё таком молодом, но уже тронутом ранними морщинами, – ты ведь герой, который, будучи совсем ребёнком, в одиночку победил целую армию крысоров. Не ты ли всегда учил, что не следует недооценивать детские фантазии?
– Милая Лизет, – грустно отвечает он, – фантазии легки и всегда с тобой. Они – суть фантазёра. А вот со сказками сложнее. Сказку сначала нужно услышать, потом записать, и лишь тогда она родится. А я оглох. Лизет, может это потому, что я вырос?
Лизет тихо мелодично смеётся, но в серебре её смеха слышны нотки уныния. Она чувствует себя виноватой в его нынешнем состоянии. Но долг жены помочь и утешить.
– Все сказочники были взрослыми, но слышали сказки. Вспомни своего отца.
Христиан качает головой.
– Перед атакой крысоров он тоже жаловался, что перестал слышать сказки.
Лизет гладит тонкую нервную ладонь мужа.
Он прикрывает глаза.
Огонь золотит кончики длинных рыжеватых ресниц.
Он слушает.
Но…
Мыши под полом – просто мыши. И ветер за окном – просто ветер.
Нет Мышиного Королевства. Ветер не поёт печальных баллад, пропахших ночной прохладой.
Христиан встаёт и протягивает руку жене.
– Ты права, дорогая, – говорит он, когда тёплые пальцы женщины осторожно касаются его кожи, – я очень устал. Это просто усталость. Идём спать.
Он гасит свечу, обнимает жену за плечи и не замечает, что в окно бьётся крошечная лунная фея…
* * *
Стук, нет, грохот, заставляет меня разлепить налитые свинцом веки и с трудом, но всё-таки сесть. Во рту горько, перед глазами всё плывёт. Дым постепенно рассевается, и проступают очертания Злобинды – растрёпанной и белой от страха.
– Что это? – говорю я. На язык будто наложили камней. Еле ворочается.
– Это? – она слабо поводит рукой, указывая на редеющее дымное полотно. Потом касается зеленоватых клубов пальцем. Причмокивая, пробует на вкус. – Полагаю – сон-газ. Точнее, уверена. У меня кандидатская по вредным испарениям.
Чем меньше газа, тем легче дышать и свежее ум, словно ты постепенно просыпаешься, умываешься, делаешь зарядку, и после недавней утренней расслабленности приходит бодрость.
– Звучит, как нечто запрещённое, – говорю.
Злобинда кивает:
– Так и есть. Сон-газ использует в двух целях…
Грохот возобновляется, и я, наконец, соображаю, что колотят в дверь.
Не дослушав Злобинду, шатаясь как пьяная, иду открывать.
На пороге Хмурус – бледный, злой. Хватает меня за плечи, да так грубо, что потом даже магией синяки долго удалять придётся. Он буквально впечатывает меня в стену, не обращая внимания на возмущённые возгласы Злобинды.
Его глаза впиваются в мои, сверлят, вытаскивают душу через коридоры зрачков. Это больно и неприятно, я почти теряю сознание.
И, наверное, соскользнула бы на пол, не держи он.
Экзекуция закачивается довольно быстро.
Хмурус отпускает меня небрежно и резко. Злобинда успевает подставить мне плечо, а то бы грохнулась совсем не по-фейски.
– Да что же ты творишь, окаянный! – она грозит Хмурусу кулаком. – Сначала – сон-газ. Теперь… что ты сделал? В мозг к ней вломился? Это и со смертными-то нельзя! А она – фея.
Почувствовав, что меня жалеют, утыкаюсь в плечо новоиспечённой подруги и плачу.
– Цыц! – Хмурус топает ногой. – Скудахтались! С мыслей сбиваете.
Он широкими шагами проходит к кушетке, опускается на неё так, что та жалобно вздыхает и предсмертно хрипит.
– Айсель и вы, госпожа Ши-Ворот, прошу подойдите и присядьте.
Строго кидает он нам, мы, как студентки-первокурсницы, послушно семеним, понурив головы, садимся напротив, взволнованные и испуганные. Злобинда берёт мою ладонь, тихонько сжимает. Подбадривает: мол, я здесь, не волнуйся, в обиду не дам.
Хмурус смыкает пальцы домиком на уровне рта и, глядя мимо нас, произносит загробным тоном:
– Всё намного хуже, чем я ожидал. Гораздо хуже.
В комнате от этих слов холодает, будто к нам на огонёк заглянула сама Снежная Королева.
– Он ведь перестал слышать сказки?
Я не сразу понимаю, о чём речь. Но потом доходит – Христиан, сказочник!
– Да, и, кажется, перестал видеть волшебных существ. К нему в окно стучала лунная фея.
– Вот я и говорю, что всё плохо, – глухо произносит Хмурус и, вздохнув, добавляет: – Простите, Айсель, что использовал на вас сон-газ. По-моему, я испортил вам какой-то милый девичий ритуал.
Почти извиняется – удивительно!
А Хмурус продолжает:
– Но у меня не было выбора. Сон-газ помогает установить связи между различными магическими существами и получить скрытую информацию. Поэтому мне и пришлось воспользоваться вами, Айсель, чтобы рассмотреть день, когда Христиан оглох.
Он печально вздыхает.
– Я не в обиде, – заверяю его. – Ведь так надо для дела?
Хмурус кивает и создаёт три-дэ-версию карты Сказочной страны.
– Смотрите, – говорит он.
Мы с Злобиндой встаём, подходим поближе, смотрим: деревни и целые области исчезают прямо на глазах. Словно невидимое чудовище пожирает их.
Тут мне становится страшно по-настоящему. Кажется, вот так и я начну понемногу исчезать, пока не превращусь в золотистые искры.
– Сказки умирают… – констатирует Злобинда. Меня бросает в озноб.
– Как умирают? – спрашиваю.
– Люди забывают их, – говорит Хмурус. – Слишком давно, с того момента, как последний сказочник оглох, в нашем мире не рождались новые сказки. А старые износились настолько, что превратились в труху. Люди выкидывают их за ненадобностью и забывают…
Интересоваться, что будет, если забудут последнюю, не стоит, и так понятно – мы все умрём.
– И что же нам делать? – бормочу я и обречённо падаю в кресло.
– Выход только один, – говорит Хмурус, – как можно скорее найти сказочника. Иначе нас ожидает кое-что похуже нашествия крыс…
Однако сказать «найти сказочника», гораздо проще, чем сделать.
– Как же мы его найдём? – говорит Злобинда и разводит руками: мол, нет же нигде.
– У Христиана и Лизет, – вспоминаю я своё видение, – должен был родиться ребёнок. Значит, теоретически где-то остались потомки.
– Увы, только теоретически, – отзывается Хмурус. – Потому что если бы тот ребёнок существовал, вы, Айсель, помнили бы об этом. Феи – уникальные хранилища памяти. Они помнят всех сказочников. Даже сами того не зная.
Обласкал, так обласкал! Словно мы – машины какие-то.
– Вот как, – рассуждаю вслух, подхватив его мысль. – Стало быть, я помнила, не помня.
– Да, – кивает Хмурус, – таково свойство фей. Потому-то я и применил к вам сон-газ, чтобы усыпить физическое, но пробудить глубинную память.
– Тогда, – осеняет догадка, – может, стоит попробовать ещё раз? Разбудить ещё поглубже? Ну, память, в смысле…
Он отрицательно качает головой, а Злобинда смотрит на меня, как на безумную.
– Сон-газ нельзя применять более одного раза. Это может привести к полной потери памяти, а то и к личностной дисфункции. Боюсь, фея с серьёзным психическим расстройством, станет угрозой для всей волшебной страны.
Фыркаю и отворачиваюсь: только он умеет одновременно говорить милое и гадости.
– Так что же нам делать? Может, спросить Книгу-Всех-Историй?
Злобинда вздыхает:
– Если бы она знала, она бы показала нам ещё тогда…
– Так что же делать?
И тут глаза Хмуруса задорно сверкают, как бывает, когда нащупаешь идею:
– Создать заклинание поиска. У нас как раз в наличии всё необходимое: лаборатория, смекалка, тёмная колдунья, зельевар и фея.
– Не получится, – скептически заявляет Злобинда. – Для этого нужно ДНК того, чью родню мы собираемся искать.
Хмурус самодовольно ухмыляется, а потом извлекает из рукава своей мантии небольшую коробочку, будто китайский император – пекинеса.
– Взгляните.
Он осторожно открывает крышку и подзывает нас поближе.
На тёмно-синем бархате, поблёскивая, лежит рыжеватый волос.
Я сразу понимаю – чей. Даже дышать боюсь.
– О, – тянет Злобинда, – но если так, может сработать!
– Я более чем уверен, что сработает, – светясь от гордости, заявляет Хмурус. – А поскольку времени у нас не так много, то… – он оглядывает нас, – то быстренько переодевайтесь и приходите ко мне в лабораторию.
– Ну уж нет! – решительно заявляет Злобинда. – Я и так постоянно жертвовала личной жизнью ради этого учебного заведения. Больше такого не будет. В конце концов, завтра у меня свадьба.
– Свадьба у вас будет, уважаемая госпожа Ши-Ворот, – ехидно заявляет Хмурус, складывая руки на груди, – когда я разрешу. Пока что я ещё ваш начальник.
– Ах вот как! – вскипает Злобинда. – Тогда считайте, я уволилась.
И швыряет в него заклинанием, которое по пути до объекта трансформирует в папирусный свиток.
Но заявление до объекта долетает – Хмурус встречает документ огненной вспышкой.
– Не трудитесь, – отрезает он, – я всё равно не приму и не подпишу.
– Это произвол! – Злобинда вскидывает голову, её острый подбородок дрожит, а в глазах поблёскивают слёзы.
– Нет, – немного грустно произносит Хмурус, – это необходимость. Потому что если завтра у вас будет свадьба, то послезавтра у нас может не быть Сказочной страны и нас с вами…
…Всю пафосность такого момента портит Мурчелло, который в буквальном смысле падает с потолка, словно в том внезапно образовалась дыра, и накидывается на что-то, похожее на тёмный прыгучий блин.
– Я напал, напал! – торжествующе орёт мяв-кун.
Хмурус фыркает.
– На что же, позволь тебя спросить, ты напал? На спятившую тряпку?
Между тем чёрное плоское нечто так и норовит вырваться из-под Мурчеллиной лапы.
– Да нет же, я напал на след… он меня привел…
Вдруг я понимаю: сама ведь попросила Мурчелло вывести на чистую воду кудесника. А если это – его след?.. И он привёл сюда?..
Ой.
Прикрываю рот и падаю на кушетку.
Ощущение такое, как будто меня подняли, а потом – резко бросили. Пренеприятное, в общем…








