Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

По условиям турнира, которые были выработаны сообща, в лабиринте нужно было поразить десять мишеней тремя магазинами, владельцам Стечкиных давался один магазин, зато им перезаряжаться не надо. В результате Стечкиных на турнире не было. И никаких экспериментальных стволов от ТОЗа тоже, то ли соврали, то ли не подготовились. А может, им не разрешили. За стрелком двигался судья и контролировал остановки строго на обозначенных стрелковых позициях, в рукопашную идти категорически не разрешалось. Все мишени были стальные, падающие при попадании. Не знаю, как тренировались участники до игры, мы заранее рассказали правила и советовали потренироваться, но не все смогли или не всем дали. Из двадцати восьми участников трое не смогли поразить все мишени, еще двоих дисквалифицировали за попытку свалить мишень пинком, а одного за утерю магазина с патронами – он уронил его при перезарядке и затоптал в снег. Победителем к радости милиционеров, оказался их молоденький коллега-лейтенант. Не иначе самородок, ему хватило восьмидесяти двух секунд на все мишени.

После официального окончания турнира и подведения итогов лабиринт прошли гости из Москвы и мы с Михаилом. Генерал оказался молодцом, так ему и сказали. А Петр улучшил рекорд турнира на три секунды. Я не виноват, что они так медленно стреляют. И не было задачи экономить патроны, не надо так долго выцеливать. И никто не виноват, что эти деятели не тренировались в скоростной перезарядке. А Онегин вообще назвал меня шулером. Кстати, по-немецки шулер, значит учитель. Минута и две секунды на снегу вполне нормальный результат, я доволен. А остальные пусть не матерятся.

Глава 24
Морозно

Пока тульская силовая общественность обсуждала итоги турнира, Онегин общался с людьми в штатском и папахах, и тоже об итогах стрельб.

– Да знаю я, откуда ноги растут. Милославский еще два года назад агитировал узловскую милицию изменить систему тренировок, а точнее просто начать учиться обращаться с оружием. По его словам, ему какой-то ветеран ОсНаза рассказывал в поезде, как их учили в сорок пятом. Нет, проверить не удалось, ни имен, ни ориентиров. И как пацана тринадцати лет проверять прикажешь?

– Петр, а вот эти навыки владения пистолетом в вашего комсомольца откуда?

– Тут как раз ясно, Сергей Иванович. Как мне рассказали организаторы от артучилища, когда они на тренировках бегали по лабиринту, этот ваш Милославский под присмотром старших несколько часов в общей сложности потратил на извлечение Макарова из кобуры, приготовление к ведению огня и перезарядку. Говорят, как болванчик стоял и одно и то же повторял – расстегнул, извлек, снял с предохранителя, передернул, навелся. Причем, не как все делают, а около груди двумя руками держал, словно боялся, что отнимут. А потом с магазином баловался.

– Ага, то есть он моторику нарабатывал, а другим смешно было. И результат – на этом турнире никто к нему и близко не подошел. Хорошо, он не заявлялся на соревнования, а то позор бы получился.

– Да просто талантливый парень, вот и пользуется.

– А стрелял он как, Петя?

– Да как все, чаще не с первого раза попадал, один раз даже с третьего. Просто быстро очень. Не бери в голову, Иваныч, так любого можно научить. Никакой особой хитрости.

– Понятно – быстро и эффективно. То есть ровно так, как того требует сама идея применения оружия. Так может и надо этому учить наших офицеров?

– Милиционеры из молодежи с такой инициативой и вышли два года тому, а их по шапке.

– Дай угадаю аргумент руководства: «Что, самые умные?»

– В точку, Сергей Иванович!

– Да чего вы все сгущаете на Милославском внимание? Идея отдела, двигал её Саенко, Жора просто на подхвате был.

– Онегин, ты сам веришь в это или своего протеже прячешь от нас?

– Чего это прячу? Вон он ходит, смотрите, щупайте. Хоть под микроскоп засуньте. По нашей просьбе его ваше Управление КГБ проверяло год назад, всё стерильно.

– А с какого такого перепугу вы его проверить захотели?

– Да просто шибко четко у него всё выходило тогда. Горком уже после двух проектов тогда всё себе приписал, но там ясно было – голимая самодеятельность. А потом его тульский комсомол нам на Школу комактива подсунул с целью привлечь внимание к Туле. А привлек как раз к самому Милославскому.

– И что, Петр, планируете его двигать по комсомольской линии? – подключился генерал.

– Нет, не его это. Слишком своевольный, начальство таких инициативных не очень любит. Да и не рвется он карьеру делать. Мы просто поддерживаем его инициативы и смотрим, что получится.

– Товарищи, я не очень понял, что особенного произошло. Говорят, в Альфе офицеры и не такое могут! Они бы смеялись, на наш турнир глядючи. – Не удержался рядом греющий уши майор МВД.

– Майор, если ты такой умный, то почему сам не взялся учить своих орлов «и не такому»? Раз ты знаешь, как надо. Они у вас политпросвещением занимаются в разы больше, чем огневой подготовкой. Спасибо тульским комсомольцам – привлекли внимание к проблеме. Это же нонсенс – милиционер ехал на соревнование, то есть подготовленный человек, не куриная булдыжка. И этот офицер не смог перезарядиться, потерял магазин!

– Советскому офицеру пистолет не нужен, уважение к форме у советских людей заменяет оружие. Милиция плоть от плоти советского народа.

– Вот-вот, чем нормально учить милиционера, проще ему в руки Макарова не давать, чтоб не потерял или не отняли. И демагогией всё замазать. И за что тогда советский народ должен уважать такую милицию? Не боишься растерять уважение? Петр, зови своих комсомольцев, я им благодарность объявлю.

Я так и не вкурил, что там были за гости и чем они занимаются в своей Москве. Спросил и был послан, мол не моего ума дело. Генерал руку пожал – гордись. А что там за генерал, от чьего имени благодарность? Может он из хозуправления, главный по валенкам… Что порадовало – после награждения никаких «давай для сугреву» не увидел. Если кто чего и принял на спирту по причине холодного времени, то вдали от ненужных глаз, профессионально. Ехали с Саенко вместе, он лучился от удовольствия – очередной плюсик ему куда-то там в какую-нибудь карточку поставят, Москва вон по плечу похлопала даже.

– Жора, тебя домой подвезти?

– Спасибо, Михаил, тогда лучше на базу – сегодня тренировка.

– А ты не отменил разве?

– Сказал, если успею приехать, проведу. Стабильность тренировочного процесса основа прогресса спортсмена.

– Трудоголик ты наш. Но я ничего против не имею. Кстати, где ты так стрелять научился? Прямо уделал всех. И молодец, что без посторонних выступил. Никого не обидел, но класс Тульского комсомола показал.

– В школе отец одноклассника брал с собой на стрельбы нас, несколько магазинов сжег. А тут, пока готовили полигон, на холостую пистолет гонял, отрабатывал все приемы без патронов, извлечение, вкладку, заряжание, наведение, конечно.

– Извлечение – понятно. А вкладка зачем? Это что, оружие в кобуру на скорость засовывал?

– Вкладка – это правильное взаимное положение оружия и стрелка. Правильное удержание уменьшает разброс при стрельбе. У меня дядька сибиряк, охотник, рассказывал важность этого момента. С правильной вкладкой я в детстве из двенадцатого калибра по бутылкам лупил и не улетал. Дядька подкидывал, а я влет бил дробью.

– Ты прямо адепт всякого оружия. И мечи, и сабли, и пистолеты с автоматами… еще и ножи метаешь. Тебе только лука не хватает.

– Не, лук сильно много времени требует и сил. Не моё.

– Да ладно, девушки выступают в этой дисциплине, отлично стреляют.

– Мы про оружие говорим, а у них спорт.

– И что, их луки не могут убить?

– Только если случайно. Там сила натяжения двадцать килограммов. А у боевого от шестидесяти до девяноста.

– И на какою дистанцию они закидывали?

– Есть эмпирическая формула – эффективная дальность стрельбы из лука в метрах примерно равна его силе натяжения в килограммах. Для арбалета то же самое.

– Жора, темнишь. Эффективная – это как?

– Попасть и ранить, а не поцарапать. О! Михаил, я настоящие метательные ножи на ТОЗе наковал. Есть желание покидать? Первый урок бесплатно.

– А давай! День уже кончился, практически. Можно в отдел не рваться. Там Маша грудью прикроет.

Зря я что ли заморачивался с ножеулавливателем? Раз есть мишень, должны быть и ножи. Хорошие получились клинья, я их залегендировал как колышки для палатки. А закалка нужна, чтоб в горах палатки крепить можно было. Покидали на славу, до усталости в плече. Я принцип вспомнил, Саенко объяснил – у него нормально пошло. Когда народ собрался на тренировку, они стали свидетелями того, как комсомольские руководители с шести метров уверенно метают ножи в центр мишени. Выглядело почти эпично. И ножи из мишени выдергивались с трудом после раскачки. Эдак я Мишу сделаю ковбоем или индейцем потихоньку.

Февраль надвигался с неумолимостью дорожного катка, вроде небыстро, но каждый день он подкатывался всё ближе. Петр Онегин смотрел на портрет Андропова в своем кабинете и мысленно спрашивал его: «Ну как же так, ну как вы довели страну до такой ситуации? Неужели Милославский говорил правду, и впереди ничего, кроме угасания или, того хуже, развала?» Слухи, осторожно собираемые им, не давали пищи для оптимизма. Первый человек государства явно угасал, причем об этом знали уже и американцы. Вовсю развернулись подковерные игры, отголоски которых слышались и внизу, если так можно было назвать аппарат ЦК ВЛКСМ. И было совершенно ясно, что гадский Жора опять прав – следующим «старцем за рулем» будет Черненко. И уже не оснований не верить этому пророку, что и Черненко ненадолго.

«Блин! Как же так? Не помню!» Онегин вдруг осознал, что Милославский не назвал фамилию последнего генсека и, как он сказал, «президента СССР». Не назвал Милославский или забыл он сам?! На минуту именно этот факт показался Петру самым важным. А потом отпустило: какая разница, в сущности? Забыл или не услышал. Милославский от него на расстоянии телефонного звонка. В любой момент можно организовать встречу, только спешить не надо. Год есть в запасе, куда спешить? Как-то вдруг вспомнилось первое предсказание, о смерти Брежнева, показавшееся нелепым и мистическим. Что-то изменилось? Один раз случай, два – уже система. Хуже того, Милославский своими подрывными речами начал влиять на ту картину, которую много лет наблюдал Петр. Из детства всплыла сказка «Снежная королева» и тролль со своим отравленным зеркалом. Его осколки, попадая в глаз превращали любую самую прекрасную картину в нечто ужасное и отвратительное. Жора тот же тролль. Гад, он называет обманом то, во что больше всего хочется верить. А верить хотелось в незыблемость страны и того порядка, который в ней сложился. Тычет тролль пальцем и говорит – вот тут гниет, вот тут уже труха, здесь предательство. А впрямь, тут труха, там предательство. А что делать – не говорит вражина. Мол, ничего уже не сделать.

А сам, враг такой, пытается. Глупо, наивно, ни сил нет, ни умений, а пытается. Видно по Милославскому, что выжигает изнутри такая же боль, что и Петра, только сильнее. Словно Жорж уже видел, как сгорает и тонет прекрасный корабль вместе с экипажем и пассажирами. А может и видел. Хрен их разберет, этих уникумов и их бесполезные пророчества. Вот назвал фамилию завербованного генерала КГБ – Калугин. И что с этим знанием делать? Кому из руководства можно сказать и что говорить?

– Товарищ полковник, мне один пацан нашептал – крот у нас. Генерал Калугин!

– Доказательства?

– Честное комсомольское! Вы проверку организуйте.

– Непременно! Пройдите, товарищ Онегин, вот с этими людьми, они вам покажут, куда. А за пацаном мы завтра скатаемся.

– «Скажите государю, что в Англии ружья точеным кирпичом не чистят!»

Только так, и никак по-другому. А и были бы доказательства, что в ответ? «Какие интересные документы! Кто вам их дал? С какой целью?»

Я примерно мог представить всю горестность положения Петра с его новым знанием и близостью к серпентарию, но помочь ничем не мог. Меня закрутил поток работы. Ненавистные бумажки и горячо любимые тренировки. Страдающий где-то там далеко Петр сделал нам с Мишей приличный подгон – он натравил на нас группу творческих работников с Центральной студии документальных фильмов. Петр сказал им, что комсомолу интересно, и что зрителю будет интересно тоже. В результате, на базе у нас паслись странные люди со странными устройствами. Более всего я боялся, что их аппаратура сожжет нам проводку и здание сгорит следом вместе с трудами рук моих. При всем этом мы даже не могли сказать, начались уже съемки или пока идет подготовка к процессу. Но кое-что я уже получил в актив. Творческим людям белый зал, так понравившийся поначалу, в конце концов надоел, и они расписали его так, как им захотелось. А захотелось им ни много, ни мало, а зал рыцарского замка. Я чуток поморщился, помычал и одобрил. Правда внес чуть-чуть корректировок, чтоб уж совсем не опошлять идею. Прежде всего настоял, чтоб была сохранена светлая цветовая гамма. И предложил московским бутафорам сваять пару-троечку фальшколонн вдоль стен, выступающих из них буквально на десяток сантиметров. Вот как так – студия документальных фильмов, а у них бутафоры работают? Чего-то мы не знаем про документальное кино.

Посреди съемочного бардака случился вполне ожидаемый казус. Некий ушлый тип спер одну из камер. Причем, киношники считали его нашим спортсменом, а мы – киношником. Режиссер написал заявление, Саенко позвонил новым знакомым из УМВД по Тульской области, неделя – и камера была разыскана и возвращена группе. Собака-ищейка, дедуктивный метод и засада на малине – всё это не потребовалось. Были поставлены на уши опытные оперативники, ими были взяты за горло осведомители, в результате акт реализации камеры горе-злодеем ждали с таким нетерпением, что его даже не побили. Сразу подхватили под белы руки и отправили в камеру, а камеру в Управление МВД. Не шибко ходовой товар в Туле аппараты для профессиональной киносъемки. Украсть легче, чем продать.

На этом фоне я даже как-то подзабыл про предсказанную дату смерти Дедушки. А он не подвел, скончался в строгом соответствии с планами Мироздания. Почему я так насмешливо комментирую его смерть? Потому что уверен, всё надо делать вовремя. В будущей жизни насмотрелся на таких героических дедушек в институте. У заведующего профильной кафедрой маразм, он бормочет и рисует на лекциях полную дичь, а администрация жмет плечами – профессор заслуженный, как мы его выгоним? А то, что он студентам уже ничего не дает – издержки, потерпите. Помню, показал в деканате конспект его лекций – нам это на экзамене рассказывать? Ну нет, такое вслух произносить нельзя.

Эти похороны уже не стали потрясением. Весь советский народ смотрел, кто будет читать прощальную речь. На Красной площади совсем старенький Черненко подошел к микрофону и спросил у страны: «Шапки снимать будем? Морозно…» и не стал морозить свою генерально-секретарскую макушку. И народ понял, вот и следующий генсек-кандидат, грядет третья серия гонок на лафетах. Тут же родился анекдот:

– Гражданин, предъявите разрешение находиться на Красной площади во время похорон генерального секретаря!

– У меня абонемент!

И только Черненко был уверен, что сможет вывести страну из той трясины, в которой она увязала, строил планы, подбирал команду. Крепко держал руку на пульсе страны. Блажен кто верит. Вот только благими намерениями выложена дорога в ад.

Глава 25
Суд да дело

Если я что-то понимаю во внутренней политике СССР, то любая замена первого лица ведет к заменам в аппарате. С другой стороны, в любой крупной компании так, новый топ-менеджер тащит за собой команду преданных помощников, которые ему по гроб жизни обязаны. А толпа подручных прошлого руководителя никому не нужна. Чаще всего плюют на их компетентность и на вакуум в головах своих. Ближайшее окружение меняют на сто процентов. А работать кому? «Ты пойми, государь, умных много. Верных мало!» Такая вот история с высшим менеджментом – верные ценнее умных. Да и то верно, когда еще всё развалится, а кинжал в бок от соратника можно получить прямо сейчас. Цезарь не дал бы соврать, но он умер.

Мои дорогие хорошо знакомые начальники сидят на такой высоте, что им точно ничего не грозит. Онегин чуток голову пригнет, сабля свистнет над волосами. А если Онегин не полетит, то и Саенко удержится. Такие же мысли сейчас крутились в тысячах голов руководителей разных уровней. Каждый прикидывал – слетит начальник начальника или удержится? А если слетит, мой тогда куда? Потому как сразу за этим вопросом шел следующий: «А если мой того – я в утиль или на его место?» Прямо как на войне – рост в званиях за счет естественной убыли командиров. Но вслух о таком говорить было нельзя, тут не фронт, храбрость никто не оценит. Так что страна моментально забывала внезапно ушедших на пенсию или «на другую работу» героев вчерашних дней и шла дальше, к светлому будущему.

Мне не каждый день удавалось оказывать влияние на политику СССР – порой отвлекался на другие дела – то в магазин сходить за продуктами, то тренировку провести, то помочь Маше собрать очередные особо важные цифры по охвату молодежи очередного района спортивно-массовой работой. Оказалось, что я совсем зеленый и многое еще не знаю в технологии сбора и обработки информации. Например, если не получается дозвониться до очередной Постной Масловки и узнать количество участников пробега в поддержку пролетариата Африки, надо просто взять отчет о числе бегунов за свободу Никарагуа в прошлом году и увеличить на пять процентов. У нас же охват увеличивается. Но это только в том случае, если число комсомольцев не сильно упало по причине, допустим, массовой отправки на БАМ. Хотя можно и проще поступить – взять цифры с потолка. Но последняя схема не очень приветствуется. С таким подходом хорошую карьеру не сделать.

А еще мне мешали всерьез заняться преобразованиями в стране заседания народного суда – самого гуманного суда в мире! Пока умирал Андропов, дело цыганского баро Тобара дошло до суда, я там выступал как потерпевший по одному из эпизодов, причем как ребенок в присутствии отца. Забавно вышло – дрался с рецидивистом один на один, а в суде давал показания с папой. Присягу на библии не давал, так что рассказывал не «правду, только правду, и ничего кроме правды». Был бы я древним викингом, давно бы уже как взрослый на тинге говорил в свои пятнадцать. В этом временном отрезке подсудимые сидят в зале на отельной лавочке, а не в аквариуме или клетке, как в следующем. И не прикованные к бревну, как в прошлых. Самых отъявленных головорезов типа этого цыгана держат в наручниках. Так что на мой взгляд жителя двадцать первого века, судебный процесс походил на дружеские посиделки, ни тебе словесных дуэлей, ни выкриков из-за решетки. Подсудимый смотрел в пол, категорически отказался давать показания, и за него выступал его адвокат. Судя по галстуку-бабочке сиреневого цвета, это был весьма дорогой юрист, в их среде кому-попало не разрешают носить бабочки на шее. Вполне логичны ход диаспоры – не смогли отмазать или помочь чем-то, так хоть адвоката наймем подороже. Дорогой адвокат в безнадежном процессе как дорогой катафалк – и клиента не оживит, и едет медленно, зато престиж поддержан. Ну и прикид на Тобаре был вполне пижонский, что называется, цыгане расстарались, подогрели и собрали в путь-дорогу как родного.

Народу на оглашении приговора было много, всё-таки случай громкий, в центральной газете писали. Всем был понятен принципиальный исход, но интрига оставалась по сроку. Я всегда посмеивался над тем, что в одном случае судья может применить принцип поглощения менее строго наказания более строгим, а в другом – принцип суммирования. Говоря русским языком, если два преступления выдавали по пять и по семь, то в одни руки могут дать семь лет, а могут двенадцать. Как суду восхочется. Одно ограничение – в СССР позднего периода максимальный срок, назначаемый судом – пятнадцать лет, это считается высшей мерой наказания. А расстрел как раз не высшая мера, а исключительная. Те же Фаберже, но сбоку. Мой цыган под исключение не попал, ему выписали одиннадцать путем частичного сложения – барабанные палочки, как говорят в лото. Адвокат, судя по лицу уже знал срок, осужденный тоже. Без огонька, без последнего слова, молча ушел в закат. Думаю, ромала, мы с тобой в этой жизни не встретимся. Никому ты тут не нужен. Надеюсь, ты тоже меня забудешь к моменту выхода на свободу. И да, других цыган в зале суда не наблюдалось. Видимо, у них не принято посещать такие учреждения без крайней нужды.

В Туле середины восьмидесятых своя машина – это очень удобно. Пробок нет, с парковкой никаких проблем. Одна беда – ремонт и запчасти. Точнее, отсутствие запчастей и проблемы с ремонтом. Если руки не золотые, то высасывать из тебя денежки будут со страшной силой. «Запорожец» проще, дешевле Жигулей в эксплуатации, а еще у него шикарная печка! Едем с папой по городу, в салоне тепло и уютно. Я скоро стихи начну писать этой печке! Я другой такой печи не знаю… У всех машин система обогрева представляет из себя вентилятор, который отбирает тепло от движка. Так что название «печка» категорически неверное. Хочешь греться – гоняй мотор. У Кабанчика автономная бензиновая печь с камерой сгорания и контуром обдувки. Чтоб в салоне было тепло, нужно, чтоб был бензин и живой аккумулятор, на час работы хватает четырехсот граммов – в деньгах это двенадцать копеек! Почему акцентировал внимание на печке? А холодно на улице, февраль делает вид, что он вечен.

– Паап, а ты последний раз майонез давно делал?

– Мама на Новый год просила приготовить, тогда и делал. Сам же оливье трескал свой экспериментальный.

– Ничего не экспериментальный, а почти классический! Яблоки и курица – это самый минимум, по-хорошему бы еще рябчиков тужа положить.

– И ананасов? Чтоб как у Маяковского про последний день буржуев. Ты сбился с темы.

– А сбацай десяток поллитровых банок. Только, чтоб банки пастеризованные как слеза, под крышку закатать и бумажки прилепить с датой производства. Ну или чуть поменьше, не десять…

– Жора, ты не охренел?

– Мысля одна гуляет. Тебе не надоело в шахтерах ходить?

Папа, когда переехал в Тулу, ушел из системы Министерства Путей Сообщения и устроился работать в объединение «Тулауголь». На самом деле, работа у него была та же – инспектирование железнодорожных станций, только уже не сети дорог СССР, а промышленных путей Министерства угольной промышленности. Но я дразнил отца шахтером, не мог удержаться. Когда он приступил к новой работе, я с удивлением узнал, что в Тульской области сеть железнодорожных веток, обслуживающих шахты, протянулась на многие сотни километров. И если уж говорить про шахты, то надо признаваться – в Подмосковном угольном бассейне уголь был отвратный, бурый уголь, которого сколько в печь закинешь, столько шлака и выгребешь. И толку от него было – только миксовать со слишком калорийным углем, чтоб колосники в печах не прогорали. Отвлекся.

– Папа, хочу, знаешь какую авантюру устроить – подбить кое-кого на организацию в ближайшем совхозе майонезного цеха. И чтоб ты там за главного был. Как идея? Ты ж вырос на селе, все нюансы знаешь. Будешь и начальником цеха, и горожанином, и при продуктах.

– Ну не знаю, неожиданно очень.

– Нифига себе, неожиданно! Я два года идею под стол запихиваю, а ты – неожиданно! С тебя майонез и подумать, с меня – подумать.

– Начинай рассказывать, Жора. Как ты видишь эту свою идею.

– В твоем гараже можно попробовать взбивать массу, пока он почти пустой и холодно. Холодильная установка имени Деда Мороза упростит мелкое производство.

– Мне не очень реальной кажется твоя затея не технически, а организационно. И зачем тебе столько банок?

– Понять хочу, является ли уксус достаточно надежным консервантом. Сколько может храниться закрытая банка, хочу посмотреть. Ну и кушать. И угостить кое-кого.

– Я еще не услышал про организационные моменты.

– Угощу майонезом начальника, еще кого-то. Расскажу, что производство несложное, а востребованность и рынок сбыта шикарные.

– И-и-и? Продолжай, Жора.

– Убедю, то есть убежу, убежду… Тьфу! Короче, все поймут, какая хорошая мысль создать майонезный цех. А я скажу, что есть грамотный производственник, который его возглавит. Мой отец.

– С пищевым образованием, с опытом и связями. Твой начальник майонез скушает и пошлет тебя подальше. Не фантазируй и не говори то, в чем не разбираешься.

Ну и ладно. Я и сам пока говорил, понял, что ерунду несу. Что-нибудь другое придумаю. А отец пусть в шахтерах остается. В середине февраля у нас с Михаилом произошел совершенно обычный, но знаковый для меня разговор, и начал его я:

– Михаил, скажи пожалуйста, Узловский турнир по истфеху в честь Двадцать третьего февраля будем проводить в этом году? Кто-то высказывал пожелание, что он будет ежегодный.

– Не будем.

– А почему?

– Потому что у них в горкоме сидят большие мальчики, которые сами его смогут провести. Как я тебя уел! Ты бы себя сейчас видел со стороны, аж взбледнул малость! А с какой целью интересовался?

– Мысль была своим подопечным показать турнир, опять же интересно, что там творится, в какую сторону без меня идет процесс. И кинооператора опять привезти.

– Ну так и скатайся. Денежку выделим скромную, но десять человек межгородом отвезти и покормить сможешь. На междугороднем автобусе, транспорт не дам. И свяжись с этим из горкома, ну ты его знаешь…

– С Петрыкиным?

– Да, с ним, он уже занялся вопросом. Кстати, тебе минус. Ты только проснулся, а начальство уже вовсю крутится.

Вроде ничего особенного, а для меня важно – получается, что начатое мной дело начинает потихоньку жить своей жизнью. Значит, какой-то след от меня остается. Тут стишок в Пионерке, там цыган на нарах, еще где-то музей школьный. Надо было для личного архива сфотографироваться со шкурой Тобара. С другой стороны, зачем? С этой шкуры всё и началось – не шлялась бы где попало, не сел бы муж. Или сел бы, но попозже. Ожидаемую грамоту от МВД мне никто не выписал. Часы с гравировкой тоже не вручили. Может, и к лучшему, а то опять разговоры пойдут ненужные. Только Маша успокоилась, шипеть перестала, не надо дразнить гусей. И гусыню.

Турнир прошел во Дворце спорта двадцать пятого февраля в субботу, не без шероховатостей, но более-менее нормально. Как и в прошлом году две части. Мои тульские орлята, которые до поездки в Узловую думали, что им тоже надо поучаствовать, посмотрели на бойцов-двухлеток и прониклись своим убогим уровнем. Это вам не киносъемку наблюдать. Да, поднабрались мои бывшие соученики опыта – прямо приятно смотреть. Железная часть в этом году была больше, уже шестнадцать человек, против шести в прошлом. Так что по времени вышли полноценные соревнования, и зрителей собралось много. Шумно, интересно, зрелищно. После соревнований пообещал местным бойцам, что в следующем году привезу своих участвовать, а сам в голове отметил – по осени или даже летом, можно уже и областные соревнования в Туле организовывать. С одной стороны смех – на область две команды, с другой стороны, надо думать.

Развели меня одноклассники! И как тонко проехались в этот раз, обошлись без «слабо», а больше напирали на наглядный пример и авторитет спорта. Короче говоря, нас с Александром Алексеевичем экипировали и выставили на показательный бой мастеров. «Моё кун-фу лучше твоего» – пора этого мема еще не пришла. Когда телу двадцать пять лет и ему прописаны регулярные тренировки – это что-то! Крутиться со своими пятнадцатью пришлось не просто в полную силу, а и через неё. Мне с самого начала было понятно, что противник подрос, но чтоб настолько! Полторы минуты боя на время выжали из нас обоих всё, что было запасено, но удовольствие доставили, весьма и весьма. Зрители и бойцы были впечатлены как скоростью ударов, так и обилием финтов и видов атак. Кому полторы минуты, а кому целая жизнь на кончике меча. Бурные аплодисменты стали нам наградой за бой. Ну и кинофиксация, для меня это важнее. Мне удалось уговорить оператора притащиться из Тулы с камерой, чтоб снять новый фильм о турнире. Спасибо отцу, он возил нас двоих на своем Запорожце. А мои бойцы на рейсовом междугороднем. Кстати, одним из условий согласия Андрея было то, что все его причиндалы будут таскать мои парни.

В Туле после проявки и копирования пленки мы опять сделали два варианта фильма, короткий на семь минут и большой на сорок две. Естественно, финалом был бой тренеров. И опять без звука, очень жаль, но уж как вышло. Зато картинка качественнее, чем если бы на видео снимали. И еще один момент пленки – она хранится дольше, и ни у кого не возникнет соблазн затереть запись ради отчетного концерта филармонии. Вот с этой-то пленочкой мы с Михаилом и поехали в Москву отчитываться перед Онегиным за результаты своих трудов по созданию на Тульской земле базы для нового спортивного чуда.