Текст книги ""Фантастика 2025-132". Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

Специфика расположения нашего полка в том, что напротив казармы расположен неохраняемый заброшенный КПП, соединяющий дивизию с кварталом офицерских домов. В СССР норма иметь отдельный огороженный забором от остального города квартал для семей командиров. Выход из ДОСа, домов офицерского состава, естественно без всякой охраны. Таким образом мы имеем маршрут неохраняемого проникновения самоходчиками в город без экзотики типа подкопов и дыр в заборе. А если учесть, что прошаренные бойцы обзавелись жетонами посыльного, то проблема увольнений вообще снята. У меня жетон есть, я в Кабине Боевого Управления во время профилактики нашел чью-то старую нычку, то есть закладку, в которой лежало полпачки сигарет и жетон посыльного на предъявителя. Схожу сегодня после бани постригусь в человеческой парикмахерской. В повседневной одежде как посыльный. Заодно и позвоню родителям по межгороду, порадую их.

Звоню еженедельно, поскольку писать не люблю. Как так выходит, не знаю, но и с сочинениями в школе беда была, и с письмами домой. Наверное потому, что в обоих случаях надо писать не то, что взбредет в голову, а что-то почти стандартное, что от тебя ждут. Типа такого: «Печорин лишний человек, питается хорошо, не завел настоящих друзей, зато в казарме тепло, мечтает уехать за границу, и ждёт дембеля, когда можно будет увидеть вас». Какое, нахрен, тепло в казарме! Спим одетыми, поверх одеял кладем шинели с расстегнутыми хлястиками, так они шире. В казарме ночью температура опускается чуть не до четырнадцати градусов. И что делать, непонятно – у нас своя котельная, топят солдаты как для себя, но толку чуть. Стало ясно, почему полк мечтает уехать на учения в леса. Рассказывают, в лесу зимой теплее, чем у нас в казарме. Там дрова и буржуйки. Только не ленись вали лес, пили, коли да подкидывай в печку.

Новый Год! Эпический праздник, особенно в нашем полку. Я с первого дня порадовался стратегически важному расположению казармы. И это я еще не знал тогда про солдатскую чайную, то бишь чепок! Вы не поверите, но чепок находится тоже рядом с казармой. Если выйти на крыльцо, то слева столовая, справа чепок, а напротив в небольшом отдалении КПП в ДОСы. Как не любить свою казарму? Вопрос риторический, отвечать не нужно. Дивизионный плац тоже недалеко, и он не в нашем ведомстве. А чепок в нашем. Кроме того, что обслуживать его буфетчицам помогает наряд по чепку из нашего полка, так еще и новогодний Голубой огонек в этой самой чайной устраивает тоже наш полк. И только для себя любимого, для зенитно-ракетного полка исключительно и конкретно. И не накануне, а ровно в полночь. Встретить всем полком Новый Год не в казарме, а в оформленном и украшенном кафе под новогоднюю программу по телевизору, это хорошо! Из комсостава с нами вместе встретил праздник только дежурный по полку. Его вмешательство не потребовалось ни разу, алкоголя у солдат я не заметил, осмелюсь предположить, что его не было. Отбили нас в два, а подняли утром в восемь и сказали, что кто не хочет идти на завтрак, может досыпать.

Первого января я столкнулся с еще одной новой для меня полковой традицией – в обед столовая была украшена и сервирована женами офицеров. На столах стояли разнообразные салаты, закуски и горячие блюда. Умом я понимаю, что возможно это те салаты, которые не были съедены ночью и технически как-бы объедки с барского стола. Но пардоньте, все советские люди первого и второго января едят как раз то, что не сожрали ночью. Целая страна питается своими объедками, как бы. Мало того, если солдат в три раза больше, чем офицеров, получается, что жены заранее прикидывают, что надо готовить на себя и на того парня, точнее на трех парней. Вы как хотите, а я тронут, реально тронут такой заботой. Не уверен, что в России двадцать первого века хоть где-то есть такая традиция. Даже не так – уверен, что нигде нет. Фраза «армия и народ едины» заиграла новыми красками. Единственное, что приходит в оправдание людям будущего, в СССР офицеры являются высокооплачиваемой категорией служащих. Так себе оправдание, но какое есть. Не писать же, что офицерам Новой России просто плевать на солдат-срочников с высокой колокольни.

Глава 12
Физкультура и спорт

Спустя два месяца после моего громкого заселения в казарму в полк приехал особист. На велосипеде, потому как особист наш, дивизионный. Сразу вспомнился Корней Чуковский: «Ехали медведи на велосипеде…». Классический такой контрразведчик неприметной внешности и со стальными нервами. Меня вызвали в штаб, особисту там выделили отдельный кабинет для работы. Неубедительный заход особист начал с фразы:

– Рядовой Милославский, расскажите о причинах конфликта, возникшего с сослуживцами по прибытии в полк. – Ну да какой вопрос, таков ответ.

– А и скажу, товарищ старший лейтенант, как есть скажу. И сразу фамилии записывайте. Капитан Галахов сказал, что цирк с конями и такой клоун в полку ему не очень нужен, мол у меня специальность неподходящая. А капитан Мирошков не одернул его, а стоял и смеялся. И они не провели со мной ознакомительную беседу и не представили коллективу батареи. – Чего бы не подурачиться, если предлагают.

– Вы сейчас о чем, рядовой?

– Вы спросили, товарищ старший лейтенант, про конфликт по прибытию в часть, вот я всё без утайки. Чтоб вы приняли меры и проверили их половую и партийную принадлежность.

– А половую зачем?

– Так вам разве не всё равно, что проверять? Вы же из военной прокуратуры?

– Идиот что ли? Я из особого отдела дивизии, проверяю сигнал о случае неуставных отношений в полку. Прошу прощения за идиота, но ты, рядовой, меня сам спровоцировал.

– Да ничего-ничего, мне не привыкать. Так что, вы сказали, у нас с неуставными отношениями? Кто сигналил?

– Я не говорил, кто сигналил. Здесь вообще-то я задаю вопросы.

– А я?

– А вы на них отвечаете.

– И как?

– Что как?

– Как я на них отвечаю?

– Милославский, хватит ёрничать! Я понял, у вас нет желания сотрудничать с органами в плане улучшения моральной атмосферы и дисциплины в полку. Меня Онегин предупреждал, что ты сотрудничать не захочешь. Кстати, тебе от него привет.

– Как неожиданно.

– Что неожиданно, что твой куратор тебе приветы передает?

– Так это когда было-то, два с лишним года тому. А сейчас он уже не в ЦК ВЛКСМ, сейчас он нас не курирует. А где вы его встретили, если не секрет?

– И про это он предупреждал. Сказал фразу озвучить, чтоб не сомневался в полномочиях: «Сука, так меня еще никто не вербовал».

– И что эта фраза должна означать, что вы меня вербуете? И платить будете?

– Короче говоря, с тобой бесполезно разговаривать о чем-то, так?

– Здесь вопросы задаете вы, можете задавать дальше. Я помолчу посижу.

– Я понял, бесполезно. Тогда просто слушай. Скоро тебя выдернут в Минск по спортивной линии, не сопротивляйся и не усложняй. Тебя не бросили, всё под контролем. И можешь ничего не отвечать. Моё дело передать и взять под контроль. Свободен.

– До свидания, товарищ старший лейтенант.

Под контролем у них всё. Тут жизнью рискуешь, травмы получаешь, в карауле мерзнешь, а у них под контролем… И еще непонятно, что это сейчас было – реальный привет от куратора или игра от его имени против его команды? А в моей ситуации ошибка может грозить обнулением.

Онегин сидел на полке и старательно сдерживал своё неприятие ситуации. Нет, париться он любил, кто в здравом уме откажется от этого процесса, но сама мысль, что приходится вести деловые разговоры в таких местах, была отвратительна. Баня была не ведомственная, но давно облюбованная их управлением. Персонал тоже с тех самых пор был неслучайным. Было бы глупо давать доступ к распаренной комитетской мякоти кому попало. Так что поход компании, в которую попал и Петр, не выглядел чем-то странным. С некоторых пор самые важные вопросы внутриполитической и производственной кухни Комитета начали решать не в кабинетах, а в случайных местах. Да уж, подумал он, несколько лет назад Милославский казался параноиком со своими встречами на мосту и словечками «дедушка» или «прошлый дедушка». Хотя, чего удивляться – фальшивый подросток небось собаку съел на таких вещах, слесарь-ремонтник высшей степени конспирации.

В бане все равны, никаких полковников, майоров, начальников отделов и управлений. Не нами заведено, не нам и отменять.

– Так что, Петя, не пошел на продуктивный контакт твой Заяц?

– Я с самого начала говорил, что не пойдет. Авантюра – это одно, а откровенная глупость совсем другое. Не в его правилах подставляться просто так.

– Да это я тебя по привычке подкалываю, я тоже не ждал иного. А согласись, хорошо получилось с пинг-понгом, так следы запутали, что сами потеряли.

– Семен Федорович, не перестарались мы? Не переиграли сами себя с этим вашим пингом-понгом? Я не понял, что нам дала вся эта кутерьма.

– Молодой ты, Петя, вот и не понимаешь пока некоторые моменты. Нам не надо было знать, куда зайчик прискачет. Сторожки развесили и сидим ждем, где звоночек прозвенит. Мы по итогу и его нашли, и ищеек. Теперь только смотри, куда доклады пойдут и весь расклад зарисовывай.

– Все эти ресурсы, да против врага бы.

– И снова неправ ты, Петр. Самый серьезный враг, он не тот, кто из чужого окопа в тебя гранату кидает, а тот, кто на твой порох ссыт. Вот и ищи этого зассыху, чтоб он раньше твои запасы не нашел.

– Семен Федорович, а мы не ошиблись, что не попытались выдоить из Зайца всё, что он знает?

– Ты же его прикрывал. Что, надоел своенравный источник? Или давит на тебя морально?

– Да нет, просто боюсь, вдруг потеряем.

– Ты психологический портрет своего источника составлял?

– Ну да.

– А корректировку по изменению возраста делал?

– Как я аналитикам объясню необходимость корректировки? Скажу, внезапно состарился.

– Молодежь, всему учить надо. Дай задачу провести правку исходя из возраста объекта тридцать лет и пятьдесят лет. Типа, у нас аналитическая игра на определение анонимного источника. И пробуй потом прикладывать полученные портреты к объекту, смотри, какой ближе окажется. А потом и прогнозировать сможешь его.

– Зачем такие сложности, Семен Федорович?

– Не понял? У Зайца, если он тебе правду сказал, идет смещение личностной матрицы под влиянием молодого тела. И идет этот процесс уже пять лет. Опять же, если он правду сказал.

– А если соврал?

– Тогда проще, тогда шизофрения в классическом виде, много раз изученная и знакомая нашему аналитическому отделу как «Отче наш». Не смотри так, чекист обязан знать и «Отче наш» и «Майн кампф». Но я и так без всяких аналитиков тебе скажу, он не готов доиться. И скорее всего, не цену набивает, а не верит в результат.

– Это да, постоянно говорит, что всё сгнило, ремонтировать поздно. А вы сами, това… Семен Федорович, как считаете?

– Не надо бы говорить тебе такого, боюсь руки опустишь. Но да, чем глубже лезу в вопрос, тем больше убеждаюсь, задница кругом. Крутились, выдумывали что-то, искали врагов, а за деревьями леса и не видели. Всё, я в душ!

Полковник Зотов, с раннего утра, засевший в штабе, был отвлечен от документов барабанной дробью ударов. Выйдя из кабинета и перейдя к окну на тыльной стороне казармы, он увидел одинокого солдата по форме номер три быстро колотящего палкой подвешенную на дереве покрышку. Ага, про этого рядового ему докладывали, мол тренер по историческому фехтованию непонятным образом засланный в их полк из Шепетовки, каждое утро делает разминку, чтоб не потерять физическую форму. Нормальное стремление, никак не мешающее службе. Только гремит сильно. Хотя, не жилая застройка, будить тут некого. А кстати, не пройтись ли по расположению, проверить забившихся в щели солдат, спящих после подъема? Давно он не гонял личный состав, эдак страх потеряют.

Братцы, я же не знал, что народ сегодня вообще забил на зарядку. Помощник дежурного по полку сначала был послан дежурным провести зарядку с личным составом, потом был мягко послан самим личным составом, который не спустился на улицу из расположения. Солдаты вяло умывались, заправлялись, досыпали, сидя на табуретках в ожидании завтрака. Мат командира полка подействовал на них как дихлофос на тараканов, все бросились врассыпную, некоторым сразу отрубило мозг и инстинкты, они пытались пробежать сквозь стены, кто-то прятался под койками… Прибежавший на крик дежурный по полку чуть не оказался на гауптвахте за фразу о том, что не его обязанность зарядку с солдатами делать. Последовали организационные выводы, были составлены мероприятия по охвату масс требованиями Устава. А если конкретно, в каждой батарее на подъеме теперь должен присутствовать ответственный офицер. За зарядку ответственный.

И всё бы ничего, но этот гадский папа Зотов ухитрился объявить, что глаза на бедственное положение с дисциплиной ему раскрыл единственный образцовый-сука солдат. Угадайте, кто… Это карма или меня преследует злой рок? Стоит устаканиться отношениям с сослуживцами, как прилетает от начальства некий привет, который ставит крест на моей репутации. Я так расстроился, что кинул через себя уважаемого человека, дедушку из первой ракетной батареи, прилюдно рассказывавшего мне, какой я нехороший человек. Ну просто не удержался на нервяке таком. А он сам начал – схватил меня за грудки. Ладно бы я его через бедро бросил, я так не умею. Поэтому сделал привычно – потянул на себя, упал, принял на ноги, а потом ногами перекинул над собой что есть сил – лети птичка. Я так даже одоспешеных мужиков кидал, просто коронка моя этот бросок. Очки репутации ещё чуточку просели. Не принято бросать дедушек прилюдно. Сойтись по второму разу нам не дали сослуживцы. Днем при всех драться не принято. И вообще, я ж контуженый на голову, по жестам пострадавшего было видно, что он сам не горит желанием драться.

В лес! Все в лес! Народ в возбуждении начал готовиться к учениям. Прикомандированные водители заранее умерли от ужаса, а наши бегают в возбуждении – маньяки зенитно-ракетные. А вас, Милославский я попрошу остаться. Кто сказал? Начальник штаба сказал. А ему указюка из штаба дивизии – направить сержанта Милославского в командировку в распоряжение штаба БелВО – белорусского военного округа. Нюанс – не перевести, а откомандировать на неопределенный срок. Неувязочка вышла – под рукой сержанта не нашлось, только рядовой с подходящей фамилией путается под ногами. Строевой части недолго – несколько строчек в приказ, шлеп-шлеп, на выходе имеем сержанта Милославского. В хорошем смысле имеем.

– Милославский, вечная ты боль командирская, зачем ты в Округе потребовался, колись!

– Крепить оборону страны, товарищ капитан!

– Вот скажи, Милославский, почему за три месяца, что ты у нас служишь, от тебя батарея не увидела никакой пользы, одно расстройство и невзгоды? То с лестницы устроил групповое падение, то по твоей милости ни свет, ни заря офицеры всего полка дежурить должны. А на прошлой неделе ты что устроил?

– Тарщ капитан, как дух свят, ничего!

– Да мне уже рассказали, Милославский, наглая твоя рожа. Тебя одно спасает, опять не попались. Но ведь попадетесь когда-нибудь. Ты сколько раз на губе уже отсидел?

– Ни одного.

– Правда ни одного? Точно? А Бохана кто сменил? Не ты, Сеченава. Странно даже.

А что я совершил? Да ничего особенного, просто отвел батарею в самоволку. В кинотеатре Дома офицеров крутили новый иностранный фильм. В аннотации к нему советские газеты писали: «Самый яркий и страшный антивоенный фильм. Фильм-предупреждение, фильм-пророчество». Короче говоря, показывали «Терминатор» Кэмерона. Для меня это стало еще одним звоночком – история развивается чуть по-другому, в этой версии Терминатора крутят в Союзе на большом экране с соблюдением авторских прав. А товарищи просто истикались от желания увидеть такую крутую фантастику. Еще и я пороху подсыпал, вкратце рассказав сюжет. Откуда знаю? Видел в Москве в Доме кино на закрытом показе. Галахов в очередной раз закусил удила и никого не отпустил в увольнение среди недели, а в выходные и пытаться было бесполезно – все билеты раскуплены давно и сразу. С другой стороны, с какого перепугу отпускать среди недели солдат в увал?

Так что вариант был один – идти в самоволку в четверг с опасностью попасться. Сапоги мои солдатские кирзовые были вычищены на три раза. Запасная шинель капитана Мирошкова вполне налезла, была чуть коротковата, зато в плечах не жала. На голову его же шапку – а нефиг где попало одежду развешивать. Последний маленький штрих был нанесен кремом для обуви на мои совершенно несерьезные светлые усишки. Нормально, если не присматриваться. Выходим из казармы по одному или по двое, шинель и шапку сбрасывают с тыльной стороны казармы в окно. Собираемся в кучу уже на дороге к КПП, я одеваюсь, строю колонну и веду в ДОСы. Пути назад нет. Нервные смешки солдат в колонне, им тоже страшно. «Разговорчики в строю!» – моя команда как звон камертона при настройке фортепиано, всё нормально, идут в ногу. А большего и не требуется. Вот и цель авантюры – дом офицеров. Младший сержант Бондаренко послан купить билеты на всю батарею, которая так и стоит в строю перед клубом. Счастливый Юра машет билетами, слева в колонну по одному в клуб шагом марш!

Успешная акция восстановила мой авторитет, но я точно знал, кто-то проболтается, за неделю история просочится по всему полку. Вот результат – Галахов в курсе. В курсе, но доказательств нет, акция слишком дикая, чтоб озвучивать официально, исполнение слишком чистое, чтоб не оценить. Вот у человека характер чудной какой. Знает и не наказывает. Барагозить можно, попадаться нельзя.

– Товарищ капитан, знать я не знаю цель командировки, но могу догадываться.

– Выкладывай тогда догадки, это лучше, чем ничего.

– Думаю, или Минский СКА, или Белорусский Округ, кто-то решил слепить команду к открытому турниру РСФСР по истфеху. Видимо мной решили усилить команду, только не знаю в качестве тренера или бойца.

– Это сколько по времени займет?

– Месяца три, не меньше.

– А потом вернут?

– Как пойдет. Могут захотеть оставить себе. А может и федерация по рукам надавать, если победим. Всё-таки не ЦСКА, недолго напомнить про спортивную скромность.

– Я смотрю, ты сама скромность, Милославский!

– Я объективно смотрю на ситуацию. Мне она видится так.

– Понятно. Зимой ты на учения не едешь, весной на боевые стрельбы тоже. Как знал, что от тебя никакой пользы не будет. Ладно, иди. Хоть расклад прояснился.

Моя трансформация в сержанта в головах у бойцов неведомым образом связалась с физкультурно-зарядочной историей. Странное дикое совпадение, но логично у парней выходило – пока мы сачка давили один мудель перед папой Зотовым в гордом одиночестве зарядку делал. Всех на кукан, а этому сержантские лычки! Ну а дальше непонятно откуда прилетело: «Хохол без лычки как … бочка без затычки» А кто тут хохол? Я русский! Бесполезно что-то доказывать, я даже и не пытался. Это батарея еще не знает, что я не еду с ними на учения, снова авторитет в минуса загоню.

Пришиваю новые лычки к хэбэшке, которую сейчас не ношу по зимнему времени, потом к парадке, хотя брать её не буду в Минск. Тут такое дело, если под горячую руку попадет кому в моё отсутствие парадочка в увольнение сходить, а погоны сержантские – нестыковка. И никто её надевать не будет. То же и с повседневкой. Оказалось, что по сути, собирать и нечего в командировку: мыльно-рыльные, носки, запасная подшива. У солдата ни запасного белья, ни имущества – всё выдается Родиной. Даже вещмешок не буду брать, сумку гражданскую возьму, тут приблудилась в каптерке одна средних размеров через плечо.

Командировочное предписание на руках, военный билет в нагрудном кармане, воинское требование на получение железнодорожных билетов в другом. Сходил в штаб дивизии, доложился, получил инструктаж куда и к кому ехать. Отчаливаю в сторону вокзала под удивленные взгляды однополчан. Впереди славный город Минск.

Глава 13
Минск

Минск – большой современный город по реалиям этого времени, во время войны был так сильно разрушен, что искать какое-то достойное разглядывания старинное здание тут бесполезно. Мне так кажется, я ни разу не гулял по этому городу более пары часов. Всё проездом да наскоком, так что мог и пропустить что-нибудь старинное. В этот раз, надеюсь, будет такая возможность. Вокзал, толкучка, военный патруль впереди. Но не с моим командировочным бояться патруля – в Округ вызвали, не погулять. А всяческих погон в Минске полно, им и так есть чем заняться. Почему патруль так зацепил, что мне не понравилось? Сам не пойму, но рваться им навстречу нет желания. Пока я их наблюдаю, а они меня еще не увидели. Понял, в чем ерунда: вместо бесцельного блуждания прогулочным шагом со скукой на лице, начальник патруля и приданные ему курсанты военного училища старательно вглядываются в лица военнослужащих. У офицера еще и карточка какая-то в руке, сверяется порой. А мне какое дело? Не знаю, но что-то подсказывает – не к добру. Паранойя, дорогуша, напой мне что-нибудь доброе и светлое. Что ты там шепчешь? Все патрули в городе могут с такими карточками быть? В комендатуру отконвоируют, где без суда и следствия хоть до пенсии можно просидеть? Бред несешь, параноюшка, я же не узник замка Иф. Какой труп в мешковине, какое дно Свислочи, ты что несешь? Береженого бог бережет? Так мы с тобой не верим в бога, родная. В кого верим? В себя, только в себя. Надо бы проверить, что в карточке накалякано, или чей образок там, да не представляю, как. Подойти сдаться – вариант намба раз. Напасть, завалить, обшмонать – намба два. Жорж, ты мастер по силовым поискам дискриминанта. Скажи еще, стволом разживемся. Деньгами и документами до кучи. А если бы не в городе, то спички, сухая одежда. Ну да, и про печенку бы вспомнил, шалунишка. Нет, есть ничью печенку мы не будем, дорогая моя паранойя. Но и дурой тебя обзывать тоже не стану. Как минимум, обойду этот патруль так, чтоб между мной и ими было побольше народу. Двум патрулям на одном вокзале не место, этих пройти и на какое-то время я вне опасности.

Был бы я героем боевика или просто героем, обязательно ушел бы в сторону станционного грузового двора, там бы нашел телогрейку и ушанку. Переоделся бы частично, сапоги можно свои оставить, только смять и измазать. Усы опять подчернить, барахло в старый мешок, под пятку кусок картона потолще, чтоб походку изменить… и голос сделать хриплый, как у Холмса из фильма. Точно! В таком виде в штаб БелВО к главному начальнику, и у него в кабинете переодеться и ордена на кителе тихонько звякнут, и скупая мужская слеза по щеке старого генерала. «И санитары в пыльных тапках склонятся молча надо мной».

Прокручиваю этот бред в своей голове, а сам иду подальше от вокзала, причем стараюсь выбирать узенькие улицы да переулки. Мимо стадиона «Динамо», обходя по дуге парк Горького, чтоб не нарваться на патрули. Чувствовал себя разведчиком-нелегалом в оккупированном фашистами Минске времен Великой Отечественной войны. Так бы две остановки на метро и финиш, но послушался советчицу свою сегодняшнюю и больше часа потратил на проход по тылам противника. Ближе к самому штабу, я думаю, патрулей быть не должно, если только офицерский какой-нибудь, но этим на меня плевать, они не на солдатиков ориентированы. Еще бы разобраться, куда идти – тут масштабы ого-го и входы со всех четырех сторон. Ладно, предписание на руках, а язык до Киева доведет. Ой, в Киев нам не надо, нам надо в Минск.

Естественно, ближайший вход оказался не тем входом, совсем не тем. А тот с противоположной стороны. Не страшно, дошел, пропуск выписали, иду и как дерганый руку всё время вверх к обрезу шапки – честь отдаю всем встречным. Кто не в курсе, жест отдания воинской чести родился как замена ритуалу снимания головного убора перед господином или глубокоуважаемым человеком. Сначала много столетий головной убор снимали, в девятнадцатом веке шляпу начали просто приподнимать, к двадцатому дошли до прикосновения к тулье или козырьку. А чтоб вообще без головного убора, до второй половины двадцатого века о таком и подумать не могли. Без шапки прилюдно расхаживать как рабы? Неее! Теперь люди практичнее, могут и без шапки, и без штанов ходить, где-то уже и трусы лишние стали. Так что европейская традиция воинского приветствия без головного убора – следующий шаг упрощения традиции снимать шапку.

Меня принял самый-самый мелкий офицер, какие только бывают в ихних штабах – майор. Тут, небось и полы моют майоры. А если гражданские, то какие-нибудь капитаны в штатском. Или замаскированные уоррент-лейтенанты глубокого погружения. Не удивлюсь, если моя шутка может и не шутка вовсе, а прозрение. Говорить он со мной не стал, только проверил документы и велел ждать, чуть попозже поедем на спортивную базу. Можно и посидеть, солдат спит, служба идет. Уже перестал вскакивать, когда кто-то заходил в кабинет – солдат тут я один, а этих много. Меня одного на всех не хватит, обойдутся без моего вскакивания. Шапку я давно снял, так что руку подкидывать уже не надо.

Майору Волга не полагается, едем в УАЗике в Уручье. Страшное слово для тех, кто там проходил службу. Солдаты всего округа слышали про это место. Наша цель, к счастью, не там, а расположенная рядом база Спортивного Клуба Армии БелВО, короче говоря, гандбольная команда СКА Минск. Да уж, крутые перцы, чемпионы СССР и Европы. Все эти вещи мне по пути рассказывает мой сопровождающий, Валерий Владимирович. Он сам предложил его так называть, без официоза. Вопросы, касающиеся спорта и соревнований – к начальнику команды. Бытовые тоже туда, распоряжения по мне отданы. Вопросы службы через самого сопровождающего, майора Иванова. Дорога недальняя, всего километров десять-пятнадцать, так что обсудить все нюансы не успели. Договаривали уже около машины, не заходя внутрь.

– Где я жить буду, Валерий Владимирович? И сразу вопрос с одеждой.

– Уже продумали эти вопросы, не переживай. Расскажут, покажут. Кстати, жалование и подъемные тебе тоже определили.

– О как, спасибо! А то я уже думал на большую дорогу выходить.

– Ну да, раз армия, значит феодализм, так? Тут такое дело, с вами спортсменами так нельзя, там (пальцем почему-то не вверх, а за спину) этот нюанс уже выяснили. В ЦСКА когда-то так пробовали, призовут спортсмена и ждут, что он по полю будет бегать согласно отданному приказу. Даже наказывать пытались: «За невыполнение приказа по реализации установки тренера объявить сержанту Пупкину пять суток расстрела, каждый день до смерти!» Не работает схема, не летит вертолет.

– Это да, есть такое дело. Кстати, подбор команды тоже с неведомым начальником?

– Тоже с ним, он имеет соответствующие полномочия. Пошли уже, всё будем решать по мере поступления.

Начальником команды по историческому фехтованию оказался относительно молодой мужчина в джинсах и свитере. Оглядев мой костюм, он понятливо хмыкнул и потерял ко мне интерес.

– Денис, зря хмыкаешь. Я тебе такого перспективного спортсмена привел, а ты нос воротишь. Жорж, знакомься – Денис Евгеньевич Сычев. Бывший тренер, а с сегодняшнего дня просто начальник команды по истфету СКА БелВО.

– Не понял, Валерий Владимирович, у командования возникли какие-то вопросы к тренировочному процессу? Как мне расценивать ваши слова? – Дядя обидчивый, надо иметь в виду.

– Ой, Денис, не начинай! Ты же спортсмен, а не прима областного театра. Лучше знакомься с кадром – Милославский Жорж Николаевич, новый тренер команды. Вопросы есть?

– Шуточки у вас солдафонские, штабс-офицеру не подходящие. Боец, что умеешь, где тренировался, достижения? Постойте. Как Милославский? Какой Милославский, тот самый? Он же в Туле. – Видок у Дениса, словно привидение увидел. Или живую легенду, великого меня то есть.

– Узрел, смертный? Трепещи, если хочешь. Здравствуйте, Денис Евгеньевич.

– Да ладно, просто Денис. Давай на «ты»?

– Алло, спортсмены, я еще здесь! Понятно уже, что Милославский в представлении не нуждается. Тем не менее, сержанта Милославского переодеть, накормить, приподнять, заселить! Совместно еще раз просмотреть план мероприятий, откорректировать, представить мне через три дня с предложениями и вероятностным прогнозом. А я поехал. Если что, меня искать по телефону. Если ничего – не искать. Напоминаю, вопросом интересовался сам Шуралев. То бишь, он на контроле у штаба Округа. Капитан, ты старший в этом бардаке, спрос с тебя.

Когда майор Иванов отбыл, мы из фойе пошли по коридору куда-то вглубь. Я бы сказал, что помещение, где мы остановились, больше похоже на подсобку. Окон нет, стены слегка обшарпанные, свет – две скрученные изолентой лампочки под потолком. Да, тут или конь еще не валялся, или уже пал.

– Это что за помещение?

– Мой кабинет, тренерский штаб…

– Курилка?

– Ну не без этого. Жорж, а как ты сюда попал?

– Форма одежды не дает никаких намеков? Я думал, ты всё просчитал уже.

– Да так-то понятно. Но я думал, такой уровень не выдергивают. Ты ж обкомовский кадр, мне говорили. Или нет?

– Угу тот самый кадр. Звезды сошлись на мне, Денис, и выпала дальняя дорога, дом казенный да сапог кирзовый. Забрали защищать небо Родины, да вот переиграли в Минске, хотят, чтоб честь Округа защищал.

– Ты что, выступать планируешь?

– Кто меня пустит, Денис? Формально, я имею право заявиться. Но думаю, это неправильно. Столько лет пахать как негр ради того, чтобы появилась своя федерация, и вдруг в одном шаге от этого запрыгнуть на самую верхушечку и крикнуть: «Я царь горы!» Не поймут-с.

– Ну да, если подумать, не очень хорошо выглядит. Так что, тренерская работа?

– Да, коллега! Где там твои баранки? Ставь чай.

– Жорж, почему сразу баранки?

– Да пофигу, что. Я солдат, я привык по режиму питаться, а обед уже прошел, причем без моего участия.

– Так ты голодный?

– Да, Денис. И так ночевать хочется, что переодеться не во что.

– Переодеться недолго, у нас несколько полных комплектов спортивной формы имеется, на тебя подберем что-нибудь. Вот только теплых курток нет, только осенние, тут надо думать.

– А чего думать? Подъемные мои зажал? В магазине куплю, у вас тут снабжение получше, чем в центральной России.

– А там сильно не очень, Жора?

– Как капиталисты с импортом прижали, с качественными шмотками стало очень не очень. Это если соцстраны если за импорт не считать. Зато с продуктами полегче теперь. Во всяком случае, полгода назад так было.

– Ну тут да, тут Польша под боком. Пол Минска в польских джинсах ходит.

– Вот! А у нас «Тверь», если их можно джинсами назвать.

Сто двадцать рублей – это немного, но это немного больше, чем ничего, и ровно в десять раз больше, чем мои сержантские. А это подъемные, то есть даже не аванс, а так просто, на тряпки-чашки. В полном комплекте спортивной формы я уже походил не на солдата-срочника, а на солдата из спортроты или члена сборной из третьего состава на спортивных сборах. Короче говоря, видок не впечатлял несло от него казенщиной. Эдак могут и стропарнуть в городе, документы проверить.