Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 336 страниц)

Вирга снова ухмыльнулась:

– Где была твоя мать, когда ты нуждалась в ней?

– Заткнись!

– Вот почему ты отказываешь ей, почему ты отказываешься от ее подарков. Она не помогла тебе, когда ты нуждалась в ее защите, и поэтому теперь ты отказываешь ей в удовольствии узнать, что любой твой талант проистекает от нее.

У меня вырвался судорожный выдох. Меня очень раздражало, что Вирга, возможно, права. Мой отец не знал о моем существовании, но у моей матери не было таких оправданий. Хуже того, в глазах моей матери я была не более чем инструментом, рожденным не из любви, из похоти или случайности, а исключительно для того, чтобы исполнить какое-то идиотское пророчество.

Инструментами можно торговать. Инструменты можно выбросить. Инструменты можно сломать.

– Когда-то у меня была дочь, – обронила Вирга. – Она думала обо мне то же самое, но, пытаясь восстать против меня, она стала мной[402]. Разве это не смешно?

– Сегодня ты ведешь себя нормально. Пожалуйста, скажи мне, что эта приятная перемена произошла не из-за того, что с тобой сделал герцог.

Она подмигнула мне:

– Не волнуйся, дорогуша. Долго это не продлится.

Это совершенно не обнадеживало. Она по-паучьи провела пальцами по хрустальной стене. По стеклу поползли, разветвляясь, черные линии. Это были письмена, но прочесть я их не могла.

– Что нужно, – спросила я, – чтобы стать богом?

– О, это не так уж трудно. – Паучьи письмена разветвлялись, перетекали друг в друга. То, что я их не понимала, не мешало мне чувствовать, что я должна была их прочесть. – По крайней мере, это будет нетрудно для тебя.

– Я не хочу быть богом, – отрезала я.

– Каждый хочет быть богом, – горячо парировала она. – Причина, по которой мой «хозяин» до сих пор не спросил меня об этом, заключается лишь в том, что он не понимает, что я знаю, как это сделать. Не он создал мой гаэш. И даже не его дед. Знаешь, кто это сделал? Чертхог.

Я уставилась на нее широко раскрытыми глазами:

– Что?

Ее смешок стал неприятным:

– Он был одним из моих учеников. Никогда мне не нравился… Это произошло сразу после того, как Вол-Карот убил остальных Восьмерых. После того как я совершила свой прорыв, Чертхог появился на моем пороге с этим маленьким синим камушком, примерно такого размера. – Она развела большой и указательный пальцы в стороны, показывая, какого размера был камушек. – Кандальным Камнем. И на этом все закончилось. – Она подняла медвежонка одной рукой. – Не так ли? Кто был плохим мальчиком? Ты был? Да, ты был плохим мальчиком!

Она заметила, как я уставилась на медвежонка, и, должно быть, увидела вопрос в моих глазах.

– Ты ведь знаешь, что человеку с гаэшем нельзя давать слишком конкретные команды, или это его просто убьет, и нельзя давать слишком расплывчатые – останется слишком много лазеек. Чертхог хотел, чтобы его спрятали от куурцев. И Сулесс сделала это для него, не так ли? – Старая карга махнула рукой: – Будь они все прокляты! Никто из них не ценит меня[403]. Каэн ничем не лучше Чертхога. Он бы и сам стал богом, если бы думал, что сможет это сделать.

– Каэн ненавидит богов. Он думает, что это его судьба – найти Уртанриэль и убить им Восьмерых Бессмертных, помнишь?

Она продолжила вырисовывать на прозрачной стене свои письмена.

– Потому что он думает, что они не выполняют свою работу. И это прекрасный способ сказать, что он справился бы с этой работой лучше. Когда люди низвергают своих идолов, они без колебаний становятся на те же самые пьедесталы.

Я смотрела на эти переплетающиеся слова, и у меня закружилась голова.

– Что… что ты делаешь?

На этот раз с ее губ не сорвалось никакого кудахтанья, лишь глубокий, хриплый смешок, по-прежнему звериный, по-прежнему похожий на смех гиены. Она улыбнулась мне, как будто я была любимой племянницей. Ее уцелевший карий кошачий глаз блеснул бледно-голубым льдом.

– Каэн сказал мне помочь тебе, моя дорогая. Это было немного расплывчато… Знаешь, есть пророчество о четырех отцах. Возможно, ты его слышала. А может, и нет. Но есть еще история о четырех матерях. И это уже похоже на уловку. Потому что это не означает по матери для каждого из вас, милых маленьких Адских Воинов, нет. Четыре матери будут только у тебя. – Она похлопала себя по груди: – И я четвертая.

– О, я так не думаю, – слабо запротестовала я. Слишком слабо для того, чтоб мне это понравилось.

– Ах, не волнуйся, львеночек. Я собираюсь помочь тебе. Я собираюсь так сильно помочь тебе, что ты этого и не выдержишь.

Надпись на окне перестроилась, преобразилась, и внезапно я смогла прочесть ее.

Но написано это было не на гуаремском[404]. Слова совсем не изменились. Изменилось мое восприятие.

Вдобавок я не помню, что я там прочитала. Знаю лишь, что прочитала… что-то.

Затем мир погрузился во тьму, и на этот раз…

На этот раз я проснулась совсем не в Загробном Мире.

Мир казался белым, а небо – ярко-синим. Не такого бирюзового цвета, как обычно выглядит небо, а цвета казиварской керамической глазури или синевы Дома Де Мон.

Я стояла на вершине хрустальной пирамиды, расположенной в горах, которые так ярко сияли от отраженного солнечного света, что от одного взгляда вниз я начинала слепнуть. Вершину усеченной пирамиды окаймляли черепа, и их глаза светились призрачным синим светом. В воздухе пахло льдом, сосной и, совсем немного, кровью и иссушенной плотью.

Я обернулась и увидела Сулесс. Она по-прежнему была стара, но я знала, что если бы она захотела, то могла бы стать молодой. Также я знала, что мы существуем в месте, которое она сама создала, и здесь она могла принять любой облик. Ее волосы напоминали белый мех, а кожа была такого цвета, что снег казался темным. Стиль, в котором она была одета, был мне незнаком, казался архаичным и чуждым. И все же она по-прежнему выглядела старухой – морщинистой, с обвисшей кожей, а глаза ее были такими же льдисто-голубыми, как белые гиены, которые сидели у ее ног и, не обращая на меня никакого внимания, продолжали грызть черепа.

– Этот мир управляется силой и волей, – величественным и глубоким голосом сказала она. Гиены оживились и впервые глянули на меня, а затем вновь уставились на свою королеву.

– Вирга… – Я заставила себя начать сначала: – Сулесс. Что бы ты ни делала…

– Дитя. – Она поднялась со своего трона, созданного из хрусталя и бриллиантов. Стоило ей встать, и я поняла, что трон стоял не по центру. Когда-то на этом плато был второй трон, но теперь его сломали или убрали – и принадлежал он, как я понимаю, Чертхогу. – Ты выполняешь задание, и это задание ты не исполнишь без помощи. Если ты из упрямства отказываешься принимать помощь других матерей, то уж мою помощь я заставлю принять.

Я глубоко вздохнула, не обращая внимания на холодный воздух, пронзающий мои легкие подобно ножам.

– Я устала быть чужой пешкой.

Она подошла ко мне. Странно, но оказалось, что я выше ее.

Ее бледно-голубые кошачьи глаза встретились с моими.

– Так же, как и я. Но я наблюдаю и жду и притворяюсь умалишенной. – Она улыбнулась: – Признаю, это не всегда притворство. Но они недооценивают меня. О, они всегда недооценивали нас, не так ли? Но мы так долго вели себя прилично. Играли роль хороших слуг, послушных рабов. Это не приносит никакого приза взамен, но они действительно думают, что мы побеждены, и рано или поздно они ослабят свою бдительность. – Она резко схватила меня за руку: – Давай посмотрим, что мы можем сделать? Приближается время, когда все рабы будут освобождены.

– Таковы пророчества?

– О да. Давай будем готовы к этому, потому что, когда время придет, предупреждать нас будет некому! – И, прежде чем я успела увернуться или вырваться из ее хватки, она схватила меня за руку, притянула к себе и приложила большой палец к моему лбу.

Мое зрение изменилось, и я увидела Вселенную по-другому. Но Сулесс на этом не остановилась. Я почувствовала, как она, шелковистая, холодная и причиняющая боль, проскользнула в мой разум, изменяя меня. Перестраивая мои мысли[405].

Ведя меня по старым, давно забытым тропам…

Я стою в стороне от главной сцены, ожидая продолжения, мои нервы так напряжены, что, кажется, они вот-вот сами загудят.

Я смотрю через комнату и вижу Авал, и я улыбаюсь ей, пусть даже в глубине души я проклинаю ее за то, что она уговорила меня на это. У меня и в мыслях не было заниматься политикой… И все же я здесь.

– Киндрол, пора[406]. – Она делает мне знак, и затем я выхожу перед Собранием, чтобы произнести свою первую речь…

Я помню, как демоны пришли впервые, я помню свои крики, когда они убили мою сестру, а затем, преследуя мою семью, носили ее тело, подобно коже. Я помню боль и ужас. Я помню свой побег, но я никогда не прощу себе, что живу, когда они умерли…

В окна моей комнаты пролился невероятно яркий свет. Я бегу к двери, ведущей наверх, в наш сад на крыше. Я уже переступаю порог, когда меня задевает край взрывной волны. Больше я ничего не помню…

Я сижу на заднем сиденье фургона, движущегося по старой грунтовой дороге, ведущей через невероятно сухую, жаркую пустыню. Вытирая пот, я накидываю на шею вуаль, продолжая репетировать аккорды на арфе моего отца. Когда-нибудь я куплю свою собственную арфу…

Валатэя обнимает меня, и я плачу, и губы ее такие мягкие. Я знаю, что это прощание. Хуже, чем прощание, потому что я ничего не могу сделать, чтобы убедить Валатэю остаться. Чтобы остаться в живых. Чтобы сделать боль от существования хотя бы чуть-чуть терпимее. Она кладет руку на мой раздутый живот и шепчет:

– Обещай мне, что научишь его играть, – как раз перед тем, как начать ритуал, который с таким же успехом может называться самоубийством.

Я кладу арфу, когда-то называвшуюся Валатэей, там, где начинаются разрушенные улицы, чувствуя, как мне не нравится ощущение того, что эти руины мне знакомы, что я здесь не в первый раз. Хуже того, я знаю, что за мной следят. Я уже несколько дней чувствую на себе чужие взгляды. Думаю, пройдет не так уж много времени, прежде чем моргаджи объявят о себе. Но я здесь не просто так, я здесь, чтобы вести переговоры ради жизней моих людей. Я отказываюсь верить, что единственный путь к победе лежит на острие меча.

Должен быть другой путь.

Впереди я вижу большой дворец – наименее пострадавшее здание в этом проклятом мертвом городе. Конечно, если лидеры моргаджей где и есть, так только там. Я снова поднимаю арфу, бормоча, что Валатэя, прежде чем проклинать себя, могла бы, по крайней мере, подождать, пока мы уйдем, а затем иду в направлении дворца.

Затем я помню тьму, голод и великую, бесконечную пустоту. Я помню голос, кричащий. Я помню боль, не свою, но от этого не менее острую.

Я моргнула и проснулась. Я по-прежнему была на горе, в мире грез Сулесс. Богиня колдовства и предательства по-прежнему не отпускала меня.

– Что это?..

– Думала, что ты забыла свои прошлые жизни? Что эти знания утрачены? Какие же интересные жизни у тебя были, моя дорогая. Понимаю, почему Тиа выбрала тебя.

Я попятилась от нее:

– Я не… – Я вздрогнула. – Я видела всего лишь мимолетные образы. Они ничего не значили.

– И это к лучшему. – Она потерла руку об руку. – Как бы то ни было, сейчас мы здесь закончили.

– Что ты со мной сделала?!

– Оставила следы на дороге. – На ее губах плясала такая же звериная ухмылка, как и в обычном мире. – Фундамент, на котором ты сможешь строить. Это намного проще, когда ты ребенок, но в какой-то степени это может подействовать на любого, чье нервное развитие еще не закончено. Как у тебя, например. И особо помогать тебе не нужно – либо Тиа, либо Ксалторат, похоже, опередили меня, сделав самые важные изменения.

Я заставила себя выпрямиться. У меня болела голова, меня тошнило.

– Не думаю, что буду тебе благодарна.

Сулесс ухмыльнулась, и гиены, высунув языки, сделали то же самое.

– Я вообще не ожидаю, что ты меня поблагодаришь. Я делаю это не для того, чтобы помочь тебе, но ты и так это знаешь. Я просто хочу увидеть выражение лица Каэна, когда ты убьешь его дракона и завладеешь тем призом, который, по его мнению, должен принадлежать ему. Когда ты – о да! – предашь его. О, это просто радость!

– Отлично. Это я буду рада выполнить.

Она взмахнула руками, и я проснулась в своей комнате.

48: Откровения

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как охотник на ведьм с нелепым именем Пайети не вернулся в Столицу

Все уставились на Джанель.

Откинувшись на спинку стула, она принялась со смущенным видом пить кофе.

– О, жеребенок, ты… – Дорна встревоженно посмотрела на нее. – Ты ведь на самом деле не выколола себе глаз?

Звезда медленно кивнул в знак одобрения:

– Неплохо.

Джанель откашлялась и отвела взгляд.

Рассказ брата Коуна.

Ледяные Владения, Йор, Куур

В конце концов сэр Барамон выдал весь план.

Брат Коун знал, что сэр Барамон не хотел этого, но кто-то обязательно должен был оступиться. Со временем Коун выяснил, где и когда он мог бы рассчитывать на то, что люди будут нескромны, будут сплетничать и перешептываться. Невидимкой он прятался в комнатах, где люди, несомненно, знали, что они были одни, и люди, которые знали, что они одни, иногда теряли бдительность.

А что же сэр Барамон? Сэру Барамону нравились разговоры перед сном.

Однажды вечером брат Коун проследил за рыцарем и обнаружил, что сэр Барамон, к огромному смущению Коуна, весьма энергично наслаждается обществом Данго. Оставив их на некоторое время, чтоб проверить остальные цели, Коун обнаружил, что мужчины уже закончили с сексом, но никак не с близостью. Обнимаясь под одеялом рядом с камином, они разговаривали между собой.

На этот раз Коун задержался.

– Завтра будет нелегко, – сказал сэр Барамон, положив голову на плечо своему партнеру.

Данго улыбнулся и коснулся его плеча:

– О, не будь таким, любимый. Завтра будет опасно, но не больше, чем предыдущие десятки раз.

Барамон сел, выпустив руку Данго.

– Мне больше нравилось, когда нам не приходилось расставаться. И когда один из нас мог бы прискакать, притворившись Черным Рыцарем, и никто не поднимал шума. А теперь это невозможно. И ведь это было моей настоящей работой! А в наши дни все, что нужно для того, чтобы аристократ упал в обморок, – это упомянуть Черного Рыцаря.

– Это их дело, а не наше.

– Знаешь, две деревни назад я нашел алтарь Черному Рыцарю. Селяне утверждают, что Черный Рыцарь – это Безымянный Бог.

Брат Коун моргнул. Джоратцы называли Восьмого из Восьми Бессмертных – Безымянным Богом. Таково было имя, или, точнее, отсутствие имени, для Селанола, бога, которому поклонялся и Коун[407].

– А чего ты ожидал? Черный Рыцарь отвечает на их молитвы. В наши дни нельзя проехать по городу, не увидев нацарапанных где-нибудь слов о Черном Рыцаре. Есть даже несколько хороших песен, которые любят повторять люди.

– Если мы не разделимся…

– Джанель сказала… – начал Данго и замолчал.

– Разве мы можем точно знать, что Джанель Данорак что-то сказала? – огрызнулся сэр Барамон. – В последний раз, когда я видел Джанель Данорак, она лежала мертвой на турнирной площадке в Атрине. Таларас откусил бы мне пальцы, услышь он такие слова, но у нас есть лишь слово Арасгона, что она выжила. И теперь мы должны поверить, что он разговаривает с ней каждую ночь?

– Бари! – тихо и укоризненно откликнулся Данго. – Об этом должны говорить только огнекровки.

Сэр Барамон долго молчал, а затем покачал головой:

– Верно. Верно. Конечно. – Он улыбнулся: – О ней тоже пишут на стенах. Когда я это вижу, у меня на сердце становится теплее. Даже если я понимаю, что смешно думать, что она вернется и спасет нас.

Данго рассмеялся и обнял его:

– Разве ты не понимаешь? Она делает все это прямо сейчас. Мы – ее руки и ее меч. Мы спасаем Джорат для нее.

Сэр Барамон попытался улыбнуться, но это далось ему с трудом.

– Что бы я без тебя делал?

Данго притянул сэра Барамона к себе:

– Вероятно, был бы несчастным…

Брат Коун оторвался от своего подглядывания и некоторое время сидел вздыхая и думая о том, что он услышал.

Джанель передавала информацию и инструкции с помощью огнекровок, зная, что ни йорцы, ни западные куурцы не понимают их речи[408]. Она выяснила, как передать послания в Джорат, и с тех пор снабжала друзей подробной информацией о сильных и слабых сторонах Йора, их планах и количестве солдат. Учитывая, что она не покидала Йор, ее просто не могли в этом заподозрить.

Джанель Данорак все это время контролировала восстание в Джорате.

– Итак, – спросил Релос Вар, – ты выяснил что-нибудь интересное?

Брат Коун подскочил на стуле и некоторое время так и сидел, чувствуя себя таким глупым и испуганным, словно его поймали, когда он засунул руку в банку со сладостями. Релос Вар сел за стол. Волшебник был одет в дорожную одежду, мало подходящую для здешней погоды, но это было не удивительно, ведь он наверняка воспользовался Вратами.

Также Вар принес поздний ужин – тонкий лаваш, рис с овощами и шафраном, перец, фаршированный грибами, и целое блюдо темно-красных тушеных баклажанов, буквально плавающих в масле и специях.

Затем Коун понял, что ему задали вопрос, и на этот раз он почувствовал боль, означавшую, что его заставляли подчиниться. Он должен был ответить.

– Да, – схватившись за край стола, выдохнул Коун.

– Отлично! – Релос Вар улыбнулся молодому жрецу. – Пошли поужинаем, и заодно расскажешь мне обо всем.

Садясь за стол и принимаясь за еду, Коун чувствовал себя так, словно шел на казнь. Еда, кстати, была эамитонской. Вероятно, ужин приготовил Лома в монастыре. Лома всегда клал слишком мало кардамона, но все равно готовил тушеное мясо довольно вкусно.

Коун моргнул и заставил себя вернуться мыслями в настоящий день.

– Мне очень жаль, я не… Вы меня напугали.

– Извини. Мы все были так заняты в эти дни. – Релос Вар съел гриб из начинки. – Лома вечно кладет слишком мало кардамона.

– Я всегда это говорил. Думаю, он боится, что иначе кардамон тратится впустую, а он слишком дорогой.

Релос Вар помахал куском тонкого лаваша:

– Такое отношение просто доказывает, что он цепляется за ложное представление о материальных ценностях. – Он помолчал и скорчил гримасу: – Извини, так мог бы сказать отец Зайхера.

– Все в порядке.

Все было совсем не в порядке и в порядке уже никогда не будет. Коун сосредоточился на еде. Он ел, не чувствуя вкуса потрясающей еды, и мог думать лишь о том, что ему придется сказать после того, как он доест.

– А мне кажется, что-то случилось. Посмотри на себя. Ты весь дрожишь.

Коун отодвинул еду.

– Скажи мне, в чем дело, – вздохнул Релос Вар.

– Джанель нашла способ общаться с Арасгоном, пока спит. Проснувшись, он разговаривает с другими огнекровками и передает им приказы и информацию. А они, в свою очередь, передают людям – либо с помощью Врат, либо просто проскакав нужное расстояние. Джанель организовала мятежников и фактически вмешалась в ваши планы подорвать авторитет герцога Ксуна в Джорате. Она, конечно, тоже подрывает его авторитет, но делает это так, как выгодно ей самой, а не герцогу Каэну.

– Каким образом? Джоратцы, должно быть, думают, что она погибла.

– О нет. Спросите любого обычного джоратца, и он скажет вам, что Джанель не погибла на дуэли. Она вознеслась, или обманула вас и сбежала, или Хоред избрал ее своим поборником, чтобы спасти Джорат. Разве можно убить легенду? Шпионить за людьми, передающими ее планы, бесполезно, потому что не люди распространяют ее планы. Джанель, конечно, рассказала им о Сердце Мира и об Имени Всего Сущего. Они знают, что за ними наблюдают. Но поскольку каждый джоратец растет, понимая огнекровок, они могут открыто передавать приказы. Я еще до конца не понял, что они там задумали с маракорцами, но они что-то все-таки задумали…

– Подожди. С маракорцами? А они-то как в этом замешаны?

– Их вербуют в огромных количествах. Повторяют тот же трюк, что герцог Каэн делал со своими солдатами, заставляя их маскироваться под джоратцев. После Лонежского Адского Марша покинуто очень много деревень, так что они занимают фермы и просто теряются в сельской местности. И тренируются. А когда в знамени набирается достаточно людей, люди Джанель Осуждают местного правителя и ставят во главе одного из своих. Когда будет достаточно знамен, они смогут захватить кантон… – Коун покачал головой: – Я знаю, что Каэн хотел поставить Джорат перед такой угрозой, чтобы всем было очевидно, что герцог Ксун не может защитить своих людей, но Джанель придерживается противоположного подхода. Она начала с малого и продвигается наверх.

Релос Вар откинулся на спинку стула:

– Джанель? Это все делает наша Джанель?

Коун поморщился:

– Да, господин. Она с самого начала руководит Черными Рыцарями.

Релос Вар удивленно глянул на него, а затем расхохотался.

Брат Коун потрясенно уставился на него. Он даже оглянулся по сторонам, чтобы проверить, не успел ли кто за это время проскользнуть в комнату или не проявилась ли над его головой шутка, в которой участвовали моргадж, ванэ и Верховный лорд.

– О, Коун! – Релос Вар хлопнул рукой по столу. – Это просто великолепно. Я просто горжусь! – Он вскинул руку, помахав в воздухе одним пальцем: – Я даю тебе разрешение солгать Каэну. Не говори ему об этом ни слова. Сфальсифицируй свои следующие отчеты. Не говори ему, что происходит.

Коун заморгал и пристально уставился на него:

– Что?

Вар улыбнулся Коуну:

– Мальчик мой, разве я бы занимался годами с Джанель Данорак, если бы у меня не было на нее планов? – И, не дожидаясь ответа Коуна, продолжил: – Готов признать, когда она бросила мне вызов в Атрине, я подумал, что она совершила фатальную ошибку. И она была такой… податливой… с тех пор, как мы прибыли сюда, что я уже думал, что она просто сдалась. Я должен был знать ее лучше. Разве Джанель когда-нибудь отказывалась от чего-то? Это просто восхитительно!

Коун просто онемел. Боль от того, что он предавал Джанель, и сама по себе была достаточно неприятной, но он ожидал, что Вар расстроится, рассердится. Но то, что он будет счастлив? Доволен? Он не знал, как на это реагировать.

– Я не понимаю.

Вар наклонился вперед:

– Хочешь быть уверен, что выиграешь скачки, поставь на всех лошадей. Я подталкивал Каэна к объединению Йора и Джората, потому что нам скоро понадобится вся их мощь. Но Джанель, прямо у меня под носом, предприняла шаги для объединения Джората и Маракора — это наилучший результат, но я к нему не стремился, потому что не считал, что это практично. Или возможно.

– Куур не потерпит этого… Войска войдут, едва герцог Ксун попросит о помощи.

– Если, конечно, не считать, что герцог Ксун никогда не признает, что у него есть проблемы. Это ведь признание слабости, – напомнил ему Релос. – А признание слабости всегда пугает нашего дорогого джоратского герцога. И с тех пор как Каэн предпринял кучу мер для того, чтобы Королевские Дома не поднимали шум из-за беспорядков в Джорате, повстанцы Джанель от этого только выиграют. На самом деле есть большая вероятность, что к тому времени, когда Высший Совет поймет, что в Джорате возникли проблемы, будет слишком поздно, и когда это произойдет… – Он усмехнулся: – О, я могу только представить выражение лица Верховного главнокомандующего Миллигреста, когда он поймет, с кем сражается. Как приятно обнаружить, что моя дикая кобылка еще не выбыла из гонки.

– Я думал, вы расстроитесь, – признался Коун.

– Каэн будет в ярости. Гарантирую, он прикажет ее казнить. – Волшебник грустно вздохнул: – Сделай все, что можешь, чтобы помочь ей, Коун. Постарайся не подвергать себя риску, но я думаю, что вскоре мне придется решить, хочу ли я продолжать спасать этого человека от его плохих решений.

– У вас ведь есть план? План того, как спасти мир?

Релос Вар перестал улыбаться.

– Есть.

Коун почувствовал, как у него перехватило дыхание от эмоций, которые он не мог назвать, не то что контролировать.

– Я посмотрю, что я могу сделать, чтобы помочь ей. Она, э-э… – Он прочистил горло: – Она пытается научиться магии.

– Тем лучше. Когда мы найдем Уртанриэль, особой пользы это не принесет, но ей в то же время поможет. Я бы предпочел, чтобы она сосредоточилась на уроках с Ксиван.

– Уртанриэль? – Коун сел. – Вы ищете Уртанриэль? – Он, естественно, слышал о Погибели Королей, легендарном магическом мече императоров Куура, но предполагал, что меч навсегда утерян или украшает стену дворца короля ванэ.

– Да, – сказал Релос Вар. – И будь это любой другой меч, я мог бы просто спросить Имя Всего Сущего, где он находится. Жаль, что этого нельзя сделать, потому что он нам скоро понадобится.

– Зачем?

Релос Вар удивленно рассмеялся:

– Потому что его другое название – Убийца Богов, дорогой мальчик. И в конце концов мы собираемся заняться именно этим.