Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 172 (всего у книги 336 страниц)

– Я немного устала, султанша. – Она нервно дернула полотенце. – Извините, если я была с вами краткой. Я хотела бы вернуться к себе, отдохнуть – если это возможно.

Я заставила себя улыбнуться, хотя и испытывала раздражение.

– Разумеется, дорогая. Я хотела бы поговорить с тобой снова, как-нибудь в другой раз, когда ты освежишься.

Девушка кивнула, встала и удалилась.

Прежде чем уйти, я кольнула палец принесенной с собой иглой, и изобразила снизу на крышке стола перемещающую душу руну. Моя кровь сгодится, чтобы овладеть кем-то с кровью искателя. Может, даже самим Абу, хотя я не могла полагаться на такое везение.

В любом случае, события этого утра все перевернули с ног на голову, значит, мне пора было вернуться во дворец, запереться в своей комнате и подумать, что делать дальше.

Я заснула в экипаже по пути во дворец. Возраст брал свое. Вера разбудила меня, когда экипаж остановился у ворот. Она вышла наружу, чтобы приказать сопровождающим меня гулямам подать мое кресло.

Вместо этого она закричала.

– Вера?

Ответа не было. Одно окошко экипажа выходило на оживленную улицу, а другое – на стену дворца, так что я не могла увидеть, что там случилось. Едва держась на ослабевших коленях, я выползла наружу.

У ворот стояли Мирима и Мансур, позади них – отряд стражников Мансура в зерцальных доспехах. Один связывал Вере руки за спиной.

– Что такое вы делаете? – возмутилась я, цепляясь за дверцу, чтобы устоять на ногах.

Мансур фыркнул:

– Эта девушка была служанкой самой убийцы. И вместо того чтобы ее допросить, Като доверил ей заботу о тебе. – Мансур с отвращением покачал головой: – Хорошо, что я здесь. Нельзя отдавать правосудие в руки раба-химьяра.

– Она ничего плохого не сделала! – произнесла я. – Отпустите ее сейчас же!

Мансур усмехнулся:

– У тебя слишком мягкое сердце, дорогая. У служанки убийцы непременно должна быть какая-то информация. Виновата она или нет, но кто знает, чему ей пришлось быть свидетелем? Даже самая мелкая упущенная из виду подробность может раскрыть правду, спрятанную за ложью.

Я обернулась к Мириме:

– Султанша, Вера служила мне гораздо дольше, чем Сире. Ее купил Кярс. Если они ее обидят…

– Кярс не покупал ее, это сделала я, – сказала Мирима, сцепив руки на пупе. – Мне известно, что она приличная девушка. Это будет только допрос, не более.

По щекам Веры бежали слезы. Ее лицо раскраснелось, а глаза округлились. Мне тоже хотелось заплакать, но я предпочла показать силу.

– Не волнуйся, дорогая, – сказала я, когда гулям наконец подал мне кресло. Я упала в него, мои колени напряглись от того, что пришлось так долго стоять. – Я не позволю им причинить тебе боль.

Но я беспокоилась не о ней, а о том, что она знает. Если она скажет Мансуру, что я просила ее принести мне кровь Сиры, и если Хадрит расскажет ему о кровавых рунах, этого будет достаточно, чтобы разоблачить меня.

Будь прокляты святые! Мансур едва прибыл, но уже, не теряя времени, утверждает свою власть. Мне требовалось время, чтобы все спланировать, но казалось, он прямо рвался к трону – вероятно, из-за страха, что в любой момент может вернуться Кярс. У меня нет времени. Я задохнулась и судорожно втянула воздух.

– Я ничего не знаю, – выговорила Вера между рыданиями. – Сира никогда мне не доверяла!

Мансур и его стража увели ее за ворота. Я с тревогой проводила их взглядом, а потом расстегнула ворот кафтана, чтобы легче дышать. Сейчас мне оставалось лишь наблюдать, тревожиться и молиться, чтобы это не стало началом конца.

13. Сира

Оказалось, что верблюд стоит столько же, сколько пара приличных позолоченных серег с жемчугом, и мы долго торговались, чтобы получить ту малость, что удалось. Так что мне опять пришлось ехать за спиной Эше – хорошо, что хоть не привязанной. А нелепо мелкий верблюд Кевы плелся следом за нашим – продавец утверждал, что он взрослый, но он был не крупнее осла! Так мы начали трехдневное путешествие в Кандбаджар.

Эше, на котором были тонкий, как бумага, кафтан и тугая повязка на голове вместо настоящего тюрбана, обернулся ко мне и сказал:

– Я слышал, что маги могут летать. Это, знаешь ли, сократило бы время в пути.

Я вытерла пот со щек клетчатым шарфом, купленным за медяк.

– Я тоже не жажду вот так жариться на медленном огне, но между нами и Кандбаджаром сотни постов Лучников Ока, и думаю, они заметят, что мы летим над их головами.

А учитывая, что небо безоблачное, так и было бы. Нет, мы не могли рисковать быть замеченными. Если оборотень узнает о нас, это может подвергнуть опасности весь план. Сейчас обо всем знали только мы трое, Апостолы и Хизр Хаз, а поскольку я не доверяла Апостолам и не знала, чего ожидать от ордена святого Джамшида, эти тревоги тяготили сильнее, чем палящее солнце.

Верблюд Кевы был очень мелким, поэтому все пожитки мы сложили на нашего. Так что позади меня лежал узел с едой и одеждой. Это означало, что я могла на него опираться, давая отдых спине, хотя мне по-прежнему приходилось цепляться за изрезанные кнутом плечи Эше, чтобы держаться устойчиво. Шаг верблюда ритмичен, если позволять своему телу раскачиваться вместе с ним – не такой плавный ход, как у кашанской лошади, но они для пустыни не особенно подходят.

Что забавно – вскоре мы наткнулись на следы лошадиных копыт. Тысячи следов, словно здесь по пескам шла орда. Мы спешились, чтобы осмотреть их: отпечатки были маленькие, типичные для кашанских лошадей. Рядом со следами краснокрылые стервятники с криками обгладывали кости скота.

– Шейх Хизр упоминал йотридов, – сказала я, – но зачем им пересекать пустыню, когда легче идти степной пустошью?

Кева наклонился, чтобы осмотреть следы, которые остались хорошо видны из-за безветрия.

– Я послал на разведку Кинна. Лучше бы нам знать, что ждет впереди.

Эше жадно пил из своего бурдюка.

– Не могу придумать ни единой причины, по которой они шли этим путем. Разве что их лошади жрут песок.

Кева усмехнулся:

– Я слыхал и про лошадей, которые испражняются золотом. А такая, что ест песок и производит золото, разве не совершенство?

Они с Эше рассмеялись. Мне не показалось, что это так уж смешно. Может быть, потому, что мысли сосредоточились на одном человеке – кагане Пашанге.

Когда там, в Зелтурии, я сказала Кеве, что к нам присоединится Эше, и поведала ему историю изгнания этого человека, Кева только пожал плечами и ответил:

– Я был янычаром. Мы жестоко прокладывали себе путь по Юне. Не скажу, что мои руки чисты от крови.

А еще, когда я упомянула об Ашери, Кева отвел взгляд и прикрыл глаза, стиснул зубы, словно от боли. Но когда я спросила, значит ли для него что-нибудь это имя, он лишь покачал головой.

Мне совсем не хотелось тревожить чужую боль, и поэтому я больше не спрашивала. Может быть, он однажды расскажет мне сам. Все мы знали вкус боли и, в свою очередь, причиняли ее другим. Многие этого заслуживали, а некоторые и нет. Да, никто из нас не святой. Но каган Пашанг… то, что он, по слухам, творил…

Много лет он делал грязную работу для Селуков. Тамаз даже сажал его в тюрьму, и не раз, но лишь напоказ, поскольку опирался на йотридов, удерживая власть над Мервой, беспокойной восточной провинцией своего государства.

– Эше, разве ты не говорил, что родом из Мервы? – спросила я. – Ты же должен знать, на что способны йотриды.

– Да, я знаю, – ответил Эше, и его улыбка погасла. – Помню, Путь потомков втайне собирал ополчение, обещая скорый приход Просвещенных. Не желая пачкать руки, наместник Мансур вызвал кагана Пашанга. – Эше содрогнулся. – И конечно, он подавил восстание. Первым делом он взял семейные книги из архива дворца. И он даже не коснулся подозреваемых в мятеже. Просто забирал все их семьи, одно поколение за другим. Он отправил всех в старую шахту, приказал оставить им еды и воды, а потом запечатать вход.

Эше нервно сглотнул:

– О Лат!

И я тоже сглотнула. Я уже слышала эту историю и не жаждала снова ее услышать, но вспоминала человека, который похитил меня, а еще о мальчике, сидевшем за столом вместе с нашей семьей и скакавшем рядом с моим братом и мной.

Эше продолжал:

– Пашанг согнал людей, обвиненных в причастности к ополчению, ко входу в шахту, чтобы они слышали крики своих родных, закрытых внутри. Когда пища и вода кончились… Ну, можете себе представить. Крики стали… нечеловеческими. Каждый день он заставлял мятежников слушать вопли их родных, когда те раздирали друг друга на части и пожирали. До тех пор пока однажды не наступила мертвая тишина. – Эше устало прикрыл глаза. Эта часть всегда леденила мне кровь. – А потом, если рассказ правдив, тишину прервал смех. Абсолютно дикий, безумный смех. Смех Ахрийи. И каган Пашанг отпустил ополченцев-мятежников, но никто из них больше не мог сражаться. Никогда.

– Говоришь так, будто ты сам там был, – сказала я, положив руку на плечо Эше.

Эше покачал головой, по его лицу бежал пот.

– Нет, сам не был. Одна из семей, запертых в той шахте, работала на мою мать. Хорошие люди… хотя да, они были еретики. Моя мать сломалась, узнав, что с ними произошло. Как случилось, что в этой стране позволяют этосианам и прочим неверным поклоняться кому пожелают, а к своим братьям по вере в Лат, но избравшим иной путь, мы проявляем такую жестокость?

Даже Кева казался потрясенным этой историей, в его взгляде сквозило явное огорчение.

– Это потому, что кроме набегов на побережье, этосиане здесь не несут Селукам угрозы, в отличие от тех краев, откуда я родом. Аланья была основана святыми правителями, а они построили ее на могилах Потомков, детей Хисти. И те никогда не оставят в покое это место. – Кева тяжело и протяжно вздохнул. – А теперь, из практических соображений, предлагаю поберечь воду. Здесь прошла орда, значит, колодцы оазисов, скорее всего, осушены.

– Не всегда Пашанг был таким, – произнесла я, пытаясь понять, как он мог стать настолько порочным. – Думаю, это началось после того, как отец повез его в глубину Пустоши, в то место, которое мы зовем Красным из-за цвета тамошнего неба. Одной Лат известно, что Пашанг там видел, но вернулся он не мальчиком, а чудовищем с плотью отца внутри.

Так, во всяком случае, говорил мне Джихан.

– Думаю, нам известно достаточно, чтобы сделать вывод, – сказал Кева. – Постараемся избежать встречи с Пашангом и добраться до Кандбаджара.

Мы поехали дальше, но верблюд Кевы все отставал, приходилось сбавлять шаг, чтобы он мог догнать нас. Можно было бы ожидать, что Апостолы как-то поддержат Кеву, но они, по его словам, были разочарованы тем, что он покидает их, не заручившись преданностью ни одного племени джиннов, – это значило, что он маг по имени, а не по способностям. Тем не менее они не могли ему помешать, потому что он заключил завет с самой Лат, лишь она одна могла бы его покарать.

Мне хотелось ехать с ним вместе. Тот верблюд с большой головой на маленьком теле имел один крошечный горб, и от этого мы оказались бы еще ближе. Эти мысли были, конечно, неправильными, я еще питала надежду, что Кярс меня примет, но поделать ничего не могла.

Мы ехали целый день. Мы с Эше болтали обо всем – о его детстве в Мерве и о моем в Пустоши и Кандбаджаре. По словам Эше, его отец владел полусотней рабов, и они жили в доме большего размера, чем дворец наместника Мансура. Но когда рабы Мервы восстали (Эше был еще мальчиком), дом сожгли и едва не убили всю семью. После этого родители Эше решили жить скромнее. Они присоединились к святому ордену и пожертвовали ему половину всего, что имели. Это также способствовало тому, что горожане, считавшие их чужаками-химьярами, стали относиться к ним лучше.

Спустя некоторое время мы остановились для закатной молитвы. Кева и Эше заспорили о том, кто должен ее вести.

– Я испорчен зависимостью от гашиша, – сказал Кева. – И никак нельзя, чтобы читал я.

Эше усмехнулся:

– А ты знаешь, чем заплачено за моего верблюда и за эту одежду? – Он разгладил свою рубаху. – Деньги заработаны оскорблениями половины кандбаджарских задниц, членов и сисек. И ты хочешь, чтобы тем же самым языком возносились твои молитвы к Лат?

– Ты же бывший Апостол, ты учился высшему знанию.

– А ты маг, которого сама Лат призвала к служению.

– Как насчет нее?

Кева мотнул головой в мою сторону.

– Подойдет.

Оба встали и посмотрели на меня.

Я выплюнула финиковую косточку и затрясла головой:

– Один раз я… убила лягушку.

Они озадаченно переглянулись.

Я разочарованно хмыкнула:

– Я однажды сказала… кое-что очень нехорошее… о другой женщине из гарема… у нее за спиной!

– Мы теряем время, – произнес Кева. – Давай уже, начинай. – Он посмотрел вверх, на красноватое небо: – Интересно, куда делся Кинн? Он уже должен быть здесь.

Я повторила про себя слова молитвы, чтобы не перепутать. Голова должна наклоняться влево, потом вправо, потом вперед, и еще раз вперед, потом вверх. Я давно не уделяла внимания всему этому.

Но едва я собралась воздеть руки и начать, что-то опустилось мне на голову. Лепесток белого цветка? Но почему он такой холодный? И еще один упал на нос. А потом они посыпались всюду.

Снег.

Мы смотрели на небо – розовый закат. И при этом снег. Что, во имя Лат, это значит?

– Как такое возможно? – спросил Эше, обхватывая себя руками.

Я тоже задрожала от холода. Все тепло, которое было здесь еще минуту назад, словно разом вытянуло.

Кева откинул голову и посмотрел вверх, прямо над головой.

– О Лат. Если бы вы двое могли это видеть.

– Что видеть? – спросила я.

– Я ждал встречи с ней, – сказал Кева. – Но не здесь. Не так.

– Встречи с кем?

Эше потер руки.

– С Марадой. – Кева указал на заходящее солнце, которое теперь словно окрасилось синим. – Султаншей маридов, одного из великих племен джиннов. Ее крылья простираются по облакам. Неужели Апостолы действительно решили, что она станет меня поддерживать?

Снег теперь падал комьями. Песок под ногами леденил ноги. Ветер выл и скрипел в ушах, взметал вверх смешанный со снегом холодный песок, а небо покрыл туман.

– Племя маридов обитает в Пустоши, – сказал Эше. – Так какого джинна они делают здесь?

– Она смотрит прямо на меня, – сказал Кева. – Почему? Чего она хочет?

Все вокруг побелело за считанные секунды. Бушевала метель. Я даже верблюдов не могла рассмотреть.

– Это… недовольство из-за меня, – сказал Кева. – Уходите отсюда, оба. И как можно дальше.

Эше схватил меня за руку:

– Идем!

Я воспротивилась:

– Мы не можем вот так бросить его!

Но мне хотелось убежать. Мои кости пронизывал холод. Точно так же, как в те морозные дни в Пустоши, когда я голодала и меня рвало только собственной слюной, которой я так много глотала, лишь бы хоть что-нибудь глотать.

– Он маг, – сказал Эше. – Его сила происходит от поддержки племен джиннов. Вероятно, все происходит потому, что мы покинули Зелтурию, не заручившись ею.

– Потому или нет, но он наш друг!

– Не волнуйтесь, – произнес Кева. Его волосы уже покрыл снег. – Марада не причинит мне вреда. В конце концов, я ношу ее маску. Но вы двое… вы для нее просто муравьи. Так что уходите! Спасайтесь от бури!

Я позволила Эше утащить меня прочь. Мы брели по снегу, прикрывая лица от метели. Все замерзло, даже слезы в моих глазах.

Ветер выл, как перед смертью. Я едва видела Эше перед собой, но цеплялась за его руку, и в моих венах уже застывали сосульки. Ноги подогнулись, суставы как будто примерзли, и я рухнула в снежную постель.

Эше поднял меня. А потом закричал. Что-то и его потащило. Воздух был слишком бел, чтобы видеть. Я хваталась за его руку, но какая-то сила подняла его в воздух.

– Эше! – закричала я.

Но ответа не было, только ветер визжал и выл. И кругом ничего, все бело, куда ни глянь. Я уже не могла кричать – воздух заледенел, а с ним и мое горло, и легкие.

– Плата за твои грехи, – жарко прошептал кто-то мне на ухо.

Нет, мои грехи не стоили этой боли. Место абсолютного холода, Тысячный ад, говорится в Писании. Я проваливалась в него, за секунду пролетая через десять холодных пучин.

– Вспомни, что ты сделала, – раздался шепот. – Вспомни, и тогда сможешь молить о прощении.

Ничего я не сделала. Я добродетельна. Потому они и хотели, чтобы я провела молитву.

– Лгунья, – произнесли все присутствующие Апостолы, и глаза у них были сплошь черными, без белков. – Лгунья!

– Следуй истинным путем, – сказал Хизр Хаз, у него глаза были полностью белыми. – И не поклоняйся иному богу, кроме Лат.

– Я иду по истинному пути! – закричала я. – Да, я ошибалась, но я исправлюсь!

– Ты что-то скрываешь, – сказала Рухи, ее глаза покрывала снежная вуаль. – И сама об этом даже не знаешь.

Я упала в ледяную воду и стала льдом. Такой хрупкой, что шепот мог меня расколоть.

– Сира, – прошептал мне в ухо Джихан, мы с ним сбились в кучу под изорванным одеялом. – Просыпайся.

Щеку огнем обожгла пощечина. Я очнулась. Эше держал мою голову.

– Что случилось? – спросила я.

– Можешь встать? – спросил он. – У меня нет сил тебя донести.

Пока он говорил, снег тихонько сыпался на его тюрбан. Метель, кажется, перешла в легкий снегопад, хотя пальцы на ногах и руках еще были онемевшими от холода.

Я села и засунула руки под рубаху, поближе к телу, чтобы согреть.

– Нам нужно идти дальше, – сказал Эше. – Поднимайся.

Эше потянул меня за руки. Я опять упала на колени, а потом повалилась на бок. Мой кафтан промок, а колени совсем онемели.

Эше обнажил кинжал, стиснул мою застывшую руку и уколол палец. Кровь потекла по плоскому лезвию, хотя я этого и не чувствовала.

Я с испугом взглянула на Эше:

– Что ты делаешь?

Он что-то начертил на плоскости лезвия, потом пробормотал какие-то слова. Узор засветился, а клинок вспыхнул пламенем.

От огня исходило живительное тепло. Эше стянул с головы повязку и обернул ею пылающий клинок, ткань загорелась, давая больше тепла.

– У тебя отличная кровь, – сказал он, раздувая пламя. – Огонь и лед вместе текут у тебя по венам. После об этом поговорим. Грейся, и идем дальше.

Через несколько минут у огня тепло помогло мне снова почувствовать свое тело. Помогло подняться. Мы с Эше взялись за руки и побрели по монотонной пустоши. Небо, земля и воздух были белыми. Куда мы шли? Я полагала, что в любую сторону идти лучше, чем оставаться на месте. Но что стало с Кевой?

Почва под ногами постепенно твердела. По крупинкам к снегу примешивался песок, мы как будто шли в другой мир. Мир пустыни, существовавший до того, как началось это безумие. А потом, когда буря стихла до шепота, вдалеке показались барханы. Холод отступал с каждым шагом, заходящее красное солнце выплывало из тумана, который его душил.

Впереди, спиной к нам, стоял человек в капюшоне.

– Кева? – крикнула я, вырвалась из хватки Эше и побежала вперед.

– Погоди! – выдохнул Эше, бросаясь следом за мной.

Но, приблизившись к незнакомцу, я заметила, что он гораздо выше Кевы. Необычный. Почти вдвое выше меня. А потом я глянула на его ступни – они были обращены назад.

– Возвращайтесь обратно, – гулким шепотом произнес он. Исходил ли этот голос от него или с небес?

Я застыла. Эше догнал меня и схватил за руку. Позади незнакомца были солнце и песок, которых мы жаждали. А за нами – холод и снег. Тот человек был гранью меж двумя пустошами.

– Вы сейчас войдете во Дворец костей, – прогремел в небе шепот высокого человека. – Участь хуже смерти.

Я оглянулась. Ничего, кроме снега. Умоляю, только не снова холод. Холод изнурял. Холод – это смерть.

– Это место поглотило целую армию, – продолжал высокий. – Что ему два скитальца?

– Это нехорошо, – сказал Эше. – Дворец костей – проклятое место. Говорят, он перемещается между пустынями по всему миру, хватает заблудившихся и отправляет их в царство Спящей. Ученые утверждают, что он стал причиной кровавой чумы, уничтожившей мою родину. Мы должны повернуть назад.

– Дворец, который… перемещается? Но если мы вернемся, то замерзнем.

– Да поможет нам Лат, – с дрожью в голосе сказал Эше. – Но я лучше замерзну.

– Лат не властна над этим местом, – произнес незнакомец. – Возвращайтесь обратно.

Нет. Я больше не пойду в холод. Ни за что – после всего, что случилось.

Я шагнула вперед, но Эше дернул меня за руку:

– Ты с ума сошла?

Что-то щелкнуло. Рука человека в капюшоне изогнулась под странным углом и… удлинилась. Раздались новые щелчки. С каждым звуком костлявого хруста шеи, рук и ног его тело разрасталось как дерево.

– Ты был прав, – сказала я Эше, который таращил глаза, похожие на круглые виноградины, на все продолжавшее щелкать нечто. – Я плохо соображаю. Д-давай вернемся.

Отвернувшись от этого существа, мы поспешно двинулись по снегу в ненавистный мне холод, пробирающий до костей. Жар пылающего кинжала Эше придавал нам сил, пока мы наконец опять не увидели вдалеке песок, барханы и солнце. Мы поспешили вперед, и в моем сердце трепетала надежда.

Но когда мы подошли поближе к песку, появилось новое причудливое существо с изогнутыми конечностями, множество его рук и ног простиралось по воздуху и песку. Оно напоминало осьминога с похожим на камень телом и вгрызающимися в землю щупальцами. Его голова, сверкающая сотнями глаз, была поднята к небу, а рот разинут.

Закусив трясущуюся губу, я сказала Эше:

– Мы же повернули назад.

– Что бы это ни было, оно просто забавляется с нами, – с дрожью в голосе сказал Эше. – Мы для них муравьи, ты помнишь?

Смех чудовища прозвучал как звук сломанной флейты под чьим-то предсмертным вздохом.

– Вы действительно думали, что есть выбор? – произнесло оно, голос шел отовсюду. – Может, он и был, когда-то давно, до того как вы сделали то, что сделали. Но теперь… назад пути нет.

Существо взмахнуло в нашу сторону щупальцем, подняв в воздух волны песка. Обжигающие песчинки попали мне в глаз. Я вырвалась из хватки Эше и прижала руки к глазам. Эше закричал, его голос становился все слабее, как будто он улетает.

– Эше! – позвала я, слепо размахивая руками – засыпанный песком глаз отказывался открываться.

Я потерла его, глаз открылся, но Эше не было. Я увидела лишь извивающиеся передо мной щупальца и песчаную бурю вокруг.

Я очнулась в куче песка. Было жарко – алое солнце обжигало гневным взглядом и песок, и кожу. Солнце садилось уже давно, почему оно еще не за горизонтом? Несмотря на жар кожи, я дрожала, как будто лед заполнил меня изнутри. Так мучительно было ощущать одновременно невыносимый жар и нестерпимый холод.

Я моргала, не веря своим глазам – вдалеке возвышалось строение, затмевавшее Песчаный дворец, Башню мудрости и пирамиду Большого базара вместе взятые. Я вскочила на ноги, вытряхнула песок из волос и ноздрей и подошла ближе. Это белое сияющее строение было сложено из черепов и костей: неужели тот самый Дворец костей, о котором говорило жуткое существо? Выглядело так, будто эту штуку построило население двадцати Кандбаджаров… из своих скелетов. Неужели я окажусь среди них?

Почему же я шла к дворцу? Потому что он шептал мое имя и другие слова, которых я понять не могла. Это было одновременно и знакомо, и страшно до смерти.

Не успев разобраться в собственных мыслях, я взглянула вверх, на дворец. Вершина пирамиды пронзала небо, словно наконечник копья. А потом… зазвучал низкий гул. Я ждала, что появится вход и откроется дверь, ведущая внутрь, но, пока смотрела на кости и черепа, воздух наполнялся сладким и смертельным запахом плоти и кишок. Кости в пирамиде загрохотали, а потом сухой стук стал глуше – на костях проявилась плоть. Мясо заполняло черепа, а в глазницах теперь даже были глаза, и все смотрели прямо на меня. Плоть обрастала кожей, как вышивкой, возникали черты лиц, волосы, родинки, ресницы и губы. И тогда черепа и кости вскричали. Все они были живы, все мучились, каждый молил о конце своими выпученными глазами и болтающимся языком.

Это был не Дворец костей. Это был дворец живых, заключенных в ловушку страданий, каких я надеялась никогда не узнать.

Но я не могла двигаться. Я могла лишь смотреть на лица, на трясущиеся руки, ноги и туловища. Рты закрылись, прекратив кричать, они впились в плоть, и по пирамиде хлынула кровь. И тогда из груды плоти и голов высунулась гигантская, покрытая глазными яблоками рука, ухватила меня и втянула внутрь.

Я плавала в море тьмы, вокруг вспыхивали звезды. Каждая пыталась притянуть меня к себе как крюками, но я оставалась на месте. Перевернувшись на живот, я поняла, что падаю, а не плыву. Вдалеке загорелся свет и становился ярче, пока я падала, хотя воздух не бил мне в лицо. Когда я закричала, не раздалось ни звука, лишь безмолвный ужас вырывался из моего горла.

Я летела в огонь. В море бурных, кружащих и пылающих волн и торнадо. В само солнце. Но оно было красным, раздутым и продолговатым. И странно… красивым, словно вздутый живот кобылы перед самыми родами.

Я перевернулась и увидела дюжину звезд. Они танцевали на черном фоне, каждую секунду меняя место. Постепенно все они потускнели, пока не остались гореть только две. Две звезды продолжали плясать и сближались, описывая круги. Все ближе и ближе, пока их свет не слился и спирали радуг не начали перебегать с одной звезды на другую.

Я каким-то образом ощущала их любовь. Их абсолютную преданность. Наконец две последние звезды на небе, ослепительно вспыхнув, стали одной. На мгновение их союз раскрасил черноту всеми мыслимыми и немыслимыми цветами, нереальными и реальными, пульсирующими из центра. Этот танец привел их к перерождению, совершенно великолепному. Двое стали одним, и от этого стали лучше.

Но потом объединенная звезда начала сжиматься до величины Кандбаджара. Огонь втягивался внутрь, уплотнялся, становясь холодным и синим, нелюбимым и больше не любящим – одиноким, кипящим. Он ждал смерти всего вокруг.

Он втянул меня внутрь, закружил и швырнул в море черноты. Пролетев сквозь небо из гигантских ледяных скал, круживших как дервиши, я вплыла в сверкающее красное облако, от которого почему-то пахло розовым вином. А потом другая звезда – зеленая и спокойная – притянула меня к себе и воспела гимн, когда я приблизилась. А когда она тоже оттолкнула меня, я увидела, что скалы сближаются, превращаясь в раскаленный котел, а после – в гладкий голубой мрамор, разрушаемый стеной ползучего пламени.

И все это время я не могла думать, потому что не могла дышать. Я была безвольным наблюдателем, обреченным целую вечность скитаться по звездам во власти их гнева, их печали, ненависти и любви.

Наконец, спустя тысячу тысяч лет, через тьму прорвалась чья-то рука, ухватила меня и вытащила.