Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 218 (всего у книги 336 страниц)

Мы пошли вперед. Лунара часто останавливалась и всматривалась во что-то. Иногда оборачивалась и глядела мне за плечо, и я холодела от страха. Иногда встречались смоляные стены – я по опыту знала, что они формировались из захваченных в капкан тел. Хуже всего был момент, когда Лунара крепко сжала мою руку, глядя перед собой, и сказала:

– Подождем, пока это пройдет.

Что бы «это» ни было.

Я не позволяла своему любопытству взять верх. Не снимала с глаза повязку, чтобы не увидеть существ, скрытых за покровом.

Наконец, светлячки повели нас вверх по извилистой пещере. На пути гул ветра стал громче. А потом сквозь стены пещеры засиял благословенный свет солнца.

Я с огромным облегчением выдохнула.

Вход в пещеру закрывали два слоя толстой стальной решетки, словно запирая в клетку то, что вышло из Лабиринта. Возле клетки я увидела бочки с порохом – его хватило бы, чтобы взорвать вход и, скорее всего, обрушить своды пещеры.

Перед запертой огромными цепями дверью выстроилась дюжина янычаров в грандиозных шапках с плюмажами из павлиньих перьев. Они подняли аркебузы. Один, с красным плюмажем, выкрикнул на сирмянском:

– Не подходите!

Лунара подняла руки.

– Мы пришли по зову вашего султана.

– Ваши имена? – спросил командир янычар.

– Я Лунара, а она – Сира.

Командир прошептал что-то одному из стражников, и тот убежал прочь.

Спустя четверть часа он вернулся с еще бóльшим количеством янычар. Они общими усилиями освободили дверь от цепей с помощью по меньшей мере двадцати железных ключей для множества замков.

– Султан ждет вас, Лунара и Сира, – вежливо улыбаясь, произнес командир. – Прошу следовать за мной.

Мы пошли по улицам Тагкалая, города, захваченного мятежными янычарами, которые провозгласили собственное царство и отреклись от шаха Мурада. В этом они были схожи со мной. Я надеялась поладить с этими ненавистниками Селуков.

По пути во дворец мы пересекли много сладко пахнущих улиц. Город разместился в долине, ведущей на побережье и защищенной горами, потому воздух здесь был одновременно морским и горным, пропитанным двумя ароматами. Все дома были с розовыми покатыми крышами, кругом росли кедры и зеленела трава.

По сравнению с Кандбаджаром, каким он был до войны, здесь стояла ужасающая тишина. Птицы щебетали громче, чем торговцы за прилавками с малиновыми навесами.

В небе порхали белые и бежевые птицы, тощие птицы и толстые. После прошлогоднего нашествия дронго Аланья лишилась такого разнообразия.

Красновато-коричневые стены дворца, очевидно, были недавно укреплены и казались совсем новыми. Не особо свежими выглядели тела, торчавшие на шестах над стенами. Одни высохли до скелетов, а с других еще капала кровь. Их насадили вниз головами, и шесты торчали из ртов и анусов. Я могла только предполагать, что это были сторонники Селуков и таким образом султан объявлял о своей позиции.

После такого ужаса мне стало не так стыдно, как прежде. Я творила варварство, но на кол никого не сажала. Кандбаджар – жемчужина вселенной, и я не представляла, как можно запятнать его красоту.

Селуки жестоки, и чтобы справиться с ними, пришлось сравняться в жестокости. Но в расположении тел на шестах, равномерно по всей длине дворцовой стены, чувствовалось нечто большее, чем просто желание вызвать страх. В этом был пугающий артистизм.

Под скрежет цепей решетка поднялась, и мы вошли на территорию дворца, такую же зеленую, как и город. Извилистую дорожку затеняли яблони, а под ними стояли корзины, переполненные розовыми плодами. Вскоре пара янычар отворила нам дверь, над которой стоял изуродованный селукский павлин.

Я не могла не сравнивать дворец со своим. Стены были покрыты лавандовыми контурами каллиграфических парамейских строк в резкой остроугольной манере, контрастирующей с плавными аланийскими росчерками. Фрески изображали сражения Утая Завоевателя, основателя Сирмянского царства. На одной лицом к лицу стояли ряды конных воинов перед боем. А над ними парили рогатые джинны и нашептывали что-то военачальникам. Кто бы ни был этот художник, он умел видеть суть.

Мы вошли в большой зал. На роскошной оттоманке восседал мужчина с каштановой бородой, одетый как янычар. Рядом с ним стояла темноволосая женщина в цветастом забадарском жилете. Оба были бледнокожими, как рабы. Чтобы оскорбить Сирм, часто говорили, что этим местом правят рабы. Увиденное здесь это подтверждало.

– Ты отправила мне послание, – сказала Лунара женщине.

– Ты явилась больше чем через год после того, как я его отправила, – отозвалась она. – Да еще в другом теле.

Эти двое, похоже, знали друг друга. Султан подался вперед и пригладил бороду, лицо у него было твердое и безмятежное.

– Изменилось не только тело, – сказала Лунара. – И мои намерения тоже. Больше я не служу тому, чему когда-то служила.

– Смерть многое меняет, верно? – Женщина спустилась с помоста и остановилась перед Лунарой. – Но я умирала гораздо чаще тебя. Каждая смерть меняла меня. И в большом, и в малом.

Я подумала о том, был ли смертью момент, когда Зедра выбросила мою душу из тела. В любом случае этот разговор тревожил меня, как и многое в нашем путешествии.

– Кто это с тобой? – Султан улыбнулся мне.

Тон был приятным и живым, и я испугалась, что покраснела.

– Я султанша Сира, правительница Аланьи.

– Рад с тобой познакомиться, султанша Сира. Мое имя – Арсалан. Я султан Тагкалая.

– А я его сестра Надия, – приветливо кивнула женщина.

– Рада встрече с вами обоими. Так приятно знать, что я не одинока в сопротивлении тирании Селуков.

Султан Арсалан хлопнул в ладони.

– А ты знала, что шах Мурад готовится выступить против тебя?

– Догадывалась.

– Его армия будет у ваших ворот через одну луну, как раз перед снегопадом в пустыне. Это значит, зимовать они намерены в одном из твоих городов.

Нелегко было это слышать. Все три шаха из рода Селуков одновременно воюют со мной. Как же я не сумела натравить их друг на друга? Может, слишком отчаянно выступала против всего, что они олицетворяют.

– Шах Бабур будет у моих ворот через несколько дней. – Я одарила их беспечной улыбкой, как надеялась, убедительной. – Полагаю, победа над ним будет неплохой тренировкой.

– Сирмяне сильнее, – ответил Арсалан. – Они выковали много доспехов из Архангела и еще больше копий и клинков. Тебе известно об этом колдовском металле?

– Да. Кева носит такие доспехи. Должна признать, он оказался настоящей занозой.

– Он опасный враг. – Арсалан встал и спустился с помоста. – Вероятно, доспехи дал ему Мурад. Может быть, сирмяне сочли, что Кева сможет победить тебя в одиночку.

И почти победил.

Арсалан схватился за рукоять шамшира и одним резким движением обнажил оружие. Лезвие блеснуло как жемчуг, как клинок, который преподнес мне Базиль.

– Вот то, что тебе нужно.

Распахнув накидку, я показала им клинок Базиля. Глаза Арсалана и Надии округлились.

– Так вот оно что. – Надия вопросительно взглянула на брата. – Идем. Мы хотим тебе кое-что показать.

Перед нами предстали знаменитые хранилища Тагкалая. Снаружи они выглядели как каменный шпиль, напоминающий разрушенную теперь Башню мудрости. Внутри вились ряды массивных железных ящиков, уходившие высоко вверх и даже под землю. Чтобы открыть каждый из них, нужно было в определенной последовательности повернуть огромное железное колесо. А как именно – знали только члены святого ордена. Надия пояснила, что большинство из них бежали, когда начался мятеж, но оставшиеся оказались полезны.

– Я слышала, что хранилища разграбили, – сказала Лунара, когда мы смотрели на самый верхний этаж.

– Я распространил этот слух, – ухмыльнулся Арсалан. У него недоставало нескольких зубов – признак того, что когда-то он был беден. – На самом деле все хранилища целы. Кроме одного.

У меня болела спина от одного взгляда на лестницу, огибавшую башню.

– Нам придется подниматься? Боюсь, с моей хромотой это будет просто пытка.

– Пощади ее, Арсалан, – сказала Надия. – Пощади всех нас. Я не жажду туда взбираться. Не хотелось портить сюрприз, но там больше Слез Архангела, чем когда-либо хранилось в Костане или Зелтурии.

– Сколько их у вас? – скрестив руки на груди, спросила Лунара.

– Недостаточно, – ответила Надия. – Полагаю, ни одна из вас никогда не была этосианкой. Вы вряд ли знаете историю о Слезе Архангела.

Мы с Лунарой покачали головами.

Надия предложила нам сесть на расшитые птицами подушки, разложенные вокруг низкого столика. Я с радостью приняла приглашение.

Она села напротив.

– Знаю, что дома тебе предстоит битва, потому расскажу краткую версию. Этосиане верят, что в древние времена, много столетий назад, на этой земле жил Балхут, Архангел. Та эпоха известна как время первого Ордена Двенадцати, праведного мироустройства, которое этосиане мечтают вернуть. Но, как и всегда, правда не так сладка. Я видела это множеством глаз за свой долгий век. Мне довелось лицезреть эпоху древних, когда мир был белым гладким яйцом, дрейфующим в пустоте. И на том яйце обитали два племени, мы теперь называем их ангелами и джиннами. Они прибыли сюда, когда Утренняя звезда и Кровавая, соединившись в огне, разрушили их миры.

– Я видела, как это произошло, – вставила я. – Во Дворце костей я наблюдала, как две звезды стали одной.

Лишь теперь, пока Надия рассказывала эту историю, я заметила, как она красива. Потрясающе. Губы пухлые, мягкие, от природы красного цвета, а густые, струящиеся и черные как ночь волосы завивались вверх на концах. Ее кожа чуть порозовела на солнце, совсем как у Веры. Мне было приятно смотреть на нее, пока она продолжала рассказ.

– Я могла бы сидеть и рассказывать эту историю, пока кожа не иссохнет на ваших костях. А тогда я могла бы продолжать рассказ вашим детям и детям ваших детей, и повествование не сократилось бы и на йоту.

– Но откуда ты все это знаешь? – спросила я.

– Как-нибудь в другой раз я поведаю тебе и свою историю. А сейчас важно, что в эпоху древних джинны создали оружие, которым уничтожали ангелов. Теперь мы называем его слезами ангелов, может быть, потому, что оно причинило им много горя.

– И Слеза Архангела – такое оружие? – спросила я. – Потому оно и пробивает ангельские доспехи.

– У нас достаточно таких слез, чтобы сделать много оружия и доспехов, – сказал Арсалан. – Я хочу даровать их тебе и предпочитаю открыто сказать почему. Все мы знаем, что сирмяне идут на тебя войной. Если ты победишь их на поле битвы, то и мне будет много легче сохранить свой маленький султанат.

Значит, он хотел, чтобы я ослабила его врага. Но что важнее, готов дать мне для этого нечто бесценное. Отличный настрой.

– Я ценю твою откровенность, султан, – ответила я. – И я с благодарностью принимаю твой дар. Похоже, мы идеальная пара. – Я откашлялась. – Я про мою Аланью и твой Тагкалай. Мы страдаем от ига Селуков. И сражаемся с ними не на жизнь, а на смерть. Представь, что мы сделаем земли от Тагкалая до Кандбаджара свободными от их стягов – и павлина, и симурга, и сокола.

– Ты поешь мою песню, – с удовлетворенной улыбкой произнес он. Так сказал бы этосианин.

Конопатый мальчик-слуга принес на подносе ячменной бражки. Лунара взяла стакан и с жадностью выпила.

– Наконец-то настоящая ячменная бражка, – сказала она, словно хотела отвлечься от серьезной беседы. – Как давно я такой не пила.

Я попробовала вслед за ней. Вкус был такой же, как у бражки, которую я совсем недавно давала Лунаре в Аланье.

– А по-моему, ничего особенного. Я угощала тебя такой же. Разве нет?

– Даже не близко. – Она сделала большой глоток и облизала губы. – Так зачем ты просила меня прийти, Надия?

Надия улыбнулась. Ей это не шло – несмотря на всю красоту, от природы ее лицо выглядело жестким.

– Я тоже жажду наслаждений прошлой жизни, Лунара. Но, к сожалению, не могу их себе позволить. И надеюсь, Лунара, ты тоже проявишь сдержанность.

Я понятия не имела, что это значило, но, поскольку речь шла о Лунаре, решила не спрашивать.

Лунара подвинулась и поставила стакан.

– Кажется, ты много обо мне знаешь.

– Твой супруг молился за тебя во время похода с шахом Джалялем. – Надия молитвенно воздела руки. – Я смотрела таким количеством глаз, слушала таким множеством ушей. Или даже смотрела ушами и слушала глазами. Но важнее то, что я усвоила урок, и надеюсь, ты тоже. Те создания, что жили на яйце в эпоху древних, теперь повсюду вокруг. Но они скрываются. Прячутся от того, чего боятся. И не важно, что они обещают нам и какой восторг сулят, – мы не должны им служить.

– Знаю. – Лунара сделала еще глоток. – Я молилась о возрождении Архангела. Кровавая звезда вернула его в этот мир. Я могла бы стоять там и молиться целую вечность, наблюдая, как он разрушает город за городом. И тогда мы с Кевой пошли бы в Зелтурию, чтобы открыть Врата. Но кое-что произошло. Когда я оказалась с ним рядом в глубине Лабиринта и посмотрела на него… то как будто очнулась от унылого сна. Я словно поднялась из морских глубин, чтобы впервые вздохнуть. Это Кева меня вытащил. Это он заставил меня осознать, что я ошибалась, служа Хавве.

Да… положение осложнилось. Она очень дорожит человеком, стремящимся убивать всех, кого я люблю. Почему же тогда она мне помогает?

– Когда-то мы знали одну женщину, которую спасла любовь. – Улыбка Надии стала еще нежнее. – В некотором смысле она была нашей матерью. – Ее взгляд помрачнел от воспоминаний. – В любом случае я считаю, что мы должны сражаться любым оружием, какое есть, зачарованным или обычным, и не отдавать свободную волю на милость тех, кого называем богами. Не заключать сделок с существами, которые стремятся лишь использовать нас и отбросить.

– У меня есть вопрос, – заговорила я. – Если вы хотите только этого, то почему восстали против Селуков?

– Может, нас и изображают мятежниками, но это наш дом. – Лицо Арсалана стало жестким. – Наместник Мурада был ненасытным. Если бы мы не свергли его, слишком многие из тех, кого мы любим, умерли бы от голода, хотя были рабами на такой изобильной земле. Мы не должны уклоняться от битв, что нам предначертаны, ни против людей, ни против богов.

Их суждения звучали разумно. Но важно лишь то, что у нас общий враг и в придачу кое-какие общие ценности.

– Мы так много слышали о злобной одноглазой карге. – Надия прикрыла один глаз ладонью. – Она хочет, чтобы Вограс стал краснее вина. Но какова твоя история на самом деле?

Неужели враги уже называют меня каргой? Даже злейший из них знает, что я слишком молода для этого слова.

– Я отстаивала свои права. Воспротивилась тому, что меня вышвырнули из дома. А теперь хочу переделать Аланью по образцу своего племени и моему собственному, но шестисотлетняя династия не желает спокойно уйти в могилу.

Арсалан пригладил каштановую бороду.

– Небольшой совет, если ты не против. Когда жжешь старый лес, не забывай сажать новый.

Я кивнула.

– Думаю, нам пора возвращаться. Грядет битва, и, боюсь, Бабур не станет дожидаться меня. Но я бы с радостью навестила вас снова.

– А мы будем рады принять тебя. – Надия поднялась и отряхнула забадарский кафтан. – Я буду молиться за твою победу.

Я хотела спросить – кому, но решила не продолжать этот разговор.

Янычар донес ящик с оружием до входа в Лабиринт и отступил.

Я указала на груз своим посохом.

– А кто будет нести это весь остаток пути?

Лунара закусила губу.

– Вероятно, придется использовать тело, которое ты мне дала. – Она открыла ящик и достала шамшир, сиявший, как звезды, которых я когда-то касалась, а за ним – целый колчан стрел с наконечниками-слезами, каждый белее жемчуга. Потом она подхватила пару кинжалов и уверенно прикрепила их к поясу.

– Вижу, ты была воительницей.

– Скорее, женщиной-янычаром.

– Я даже не знала, что такое бывает.

– Уже нет.

Мы вошли в Лабиринт. Из-за моей больной спины шли мы медленно и осторожно. Шли через жуткую холодную тьму, ведóмые только мрачным зеленым мерцанием светлячков.

– Мы должны договориться, – сказала Лунара. – Ты намерена стать моей ученицей. Понимаешь, что это значит?

Я услышала приказной тон, которого никогда не любила. Рано или поздно я всегда восставала против любой власти.

– Я буду подчиняться тебе только в том, что касается обращения со звездами.

– Ты не будешь мне препятствовать. Позволишь делать все, что я захочу. Идти, куда пожелаю.

А если она сбежит к Кеве, которого, видимо, по-прежнему обожает?

– Есть небольшая проблема. Я несколько опасаюсь предательства со стороны колдуний.

– Скажу тебе прямо, как есть. Я не обманщица и не предательница, Сира. И я вижу твой потенциал. Если преодолеешь свои эгоистические желания, ты можешь использовать свою силу и положение для всеобщего блага.

Я вздрогнула, услышав, как кто-то крадется рядом.

– Смотри вперед и не обращай внимания, – сказала Лунара.

Я последовала ее совету.

– Никакого общего блага не существует. Только благо для одних и ущерб для других. Так устроен мир. – Раз уж мы заговорили начистоту, мне было что ей сказать. – Говоришь, ты не предательница, но не лги, будто не выбрала бы своего мужа вместо меня. Я хочу быть твоим союзником. Но, учитывая твою привязанность к моему врагу, сомневаюсь, что такое возможно.

– Кева делает то же, что и всегда, – служит очередному Селуку. Долг для него – все. Он по-идиотски следует долгу. Он оправдывает свой гнев, веря, что это не эгоизм. К сожалению, ярость Кевы сейчас направлена на тебя. – Она помолчала, обернулась ко мне и погладила мою щеку теплой ладонью. – Я тебя не предам, Сира. Мы с тобой одинаковые, соединяем звезды. Я обязана сделать все возможное, чтобы ты больше не сбилась с пути.

От ее материнской ласки у меня заныло сердце. Амма. Кева забрал ее у меня. Как я могу его простить?

Держа руку за спиной, я сжала кулак.

– Ты опоздала. То, что он забрал у меня… – Я судорожно вдохнула. – Это невозможно простить. Я хочу его смерти, Лунара.

– Ты должна простить, Сира. Прощение – это все, что есть доброго в нас, людях.

– Что ты можешь знать о добре? Ты принесла столько же зла, сколько и я. Думаешь, все те, кому ты причинила вред, тебя простили?

Лунара прикрыла глаза.

– Мне нет прощения за то, что я натворила. Как и тебе. Вот почему мы должны прощать. Поскольку сами не заслуживаем прощения. Нам остается лишь стараться делать добро и прощать всякого, кто причиняет нам зло.

Где она набралась этой чуши? Болтает, как шейхи в храмах.

Стоп… да она же говорит совсем как Сади. Быть может, личность Сади просочилась в нее, как ненависть Норы к силгизам передалась Зедре?

Что ж, если так, ее любовь к Кеве только усилится.

– Лунара… скажи мне правду. Ты со мной или со своим возлюбленным?

– Я хочу мира, Сира. Хочу, чтобы мы объединились против тварей, которые хотят нас запутать.

Опять же, так говорила бы Сади.

Мимо пронесся порыв ледяного ветра. Клянусь, я слышала его вой.

Я вздрогнула и потерла руки.

– Давай уйдем отсюда. Поговорить можем и в лагере.

Но если эту женщину одолевает раскаяние, тогда почему Саурва так хотела ее воскресить?

Или Саурва приготовила какой-то более грандиозный трюк? И мы, противясь ее плану, попадем в ловушку – как я, сама того не желая, исполнила приказ Марота?

В далекой тьме что-то застонало от удовольствия.

– Давай немного поторопимся, – сказала я с желанием заткнуть уши.

31
Кева

Я обнаружил Рухи среди лабиринтов базара, на той улице, где продают только чай всех цветов и видов, из разных лепестков и приправленный корицей или кардамоном.

Она пила чай, как пьяница пьет ячменную бражку. Мы сели в глинобитной чайной за керамический столик, на тонкие подушки из коровьих шкур.

– Эше что-нибудь тебе сказал? – спросил я, пока она выхлебывала чай со дна очередной чашки.

Вуаль скрывала почти все ее лицо, за исключением глаз и губ.

– Он сказал: «Я знаю, что ты скрываешь».

– А что ты скрываешь?

– Не знаю. Но он все это время считал, будто я что-то скрываю.

Она приказала мальчишке-разносчику принести еще одну чашку. Тот уже держал наготове поднос, от которого исходили запахи мяты и кардамона.

– Разумно ли так много пить? – спросил я, когда она начала жадно глотать чай.

Рухи поставила наполовину опустошенную чашку на стол и вытерла губы.

– Это меня успокаивает.

Встреча с Эше нарушила ее фанаа. Рухи схватила финик и закинула в рот.

– Ты боишься его? Или того, на что он способен?

– Не знаю, – сказала она, не переставая жевать. – Он же умеет писать кровью. Я слышала, шах Бабур предложил ему целый город, если пойдет к нему на службу, но Эше отказался. Ему не нужны ни богатство, ни власть, он не тщеславен и не ищет высоких постов.

– Он хочет быть спасителем.

Рухи кивнула.

– Именно поэтому и внушает такой страх.

Именно поэтому внушаю такой страх я.

– Я должен тебе кое-что сказать. С помощью кровавой руны Сира воскресила Ашери в теле Сади.

Рухи вынула изо рта финиковую косточку и переключила все внимание на меня.

– Ашери вернулась?

Звучало совершенно нелепо. Сколько раз Лунара будет возвращаться? Сколько раз я буду ее терять?

Тот же вопрос я мог бы задать и о Сади.

Я всмотрелся в распахнутые кофейные глаза Рухи и рассмеялся.

– Звучит как злая шутка, да? Это так жестоко. Могу только поаплодировать Сире за такой умный ход.

Рухи взяла меня за руку.

– Мне так жаль. Не знаю, что еще сказать. Разве что… Что предпримет Ашери, как ты думаешь?

– Я не знаю. Но мои раны уже затянулись, и я должен это выяснить.

– Мне тоже хотелось бы это выяснить. Хотелось бы знать, что она замышляет.

– Ты почувствовала себя преданной, когда узнала, что она сделала?

– Конечно. Она ведь была моей подругой.

Рухи помешала чай и сделала несколько глотков, уже спокойнее.

– Я выясню и для тебя тоже. – Я встал. – Но только после победы в сражении.

Предстояло еще много дел. Я чувствовал себя так, словно несу на плечах все царство.

Прежде чем я успел уйти, Рухи схватила меня за руку.

– Какой бы у тебя ни был план, я хочу в этом участвовать.

В шатре за широким резным столом из кашанского дуба я составлял план сражения вместе с шахом Бабуром и его людьми. Слева от меня стоял Хурран. Полководцы Бабура столпились по другую сторону стола. Шах Кашана в одиночестве стоял у дальнего края.

При виде стольких людей всех титулов и званий я с тоской вспомнил о сирмянской простоте. Здесь был ага, и это слово вроде бы означало евнуха, но он говорил низким голосом. Были паши, беи, сирдары и сиди. Десятки племен и кланов внутри племен. Я не мог разобраться в устройстве кашанской армии.

У Бабура не было солдат-невольников. Его армия больше напоминала союз хазов из нескольких религиозных орденов латиан; воинов-землевладельцев, часто похвалявшихся кашанскими кобылами; и племен, состязающихся за милости шаха. Казалось, все они больше ненавидят друг друга, чем врага.

Самое большое впечатление на меня произвело огнестрельное оружие Бабура. Он бахвалился пушками на спинах слонов, длинноствольными аркебузами на верблюдах и всадниками с прикрепленными к седлам бомбами – они бросались прямо на врага в готовности пожертвовать собой, точно всадники смерти. Бомбардами, размером поменьше сирмянских, распоряжался особый латианский орден, поклоняющийся святому алхимику.

Хотя собравшиеся в шатре кашанцы говорили на парамейском, к речи очень часто примешивались другие языки. Не только мне приходилось напрягаться, чтобы их понять, – остальные тоже с трудом друг друга понимали.

Когда пришла моя очередь говорить, я отряхнул кафтан, поправил тюрбан и постарался донести до собравшихся свою мысль.

– Если вы проиграете сражение, святой город осквернят неверные и лицемеры, а Лат в наказание поджарит вашу печень.

Независимо от того, сколько золотых кистей свисало с их тюрбанов или какие редкие драгоценные камни украшали их ожерелья и серьги, все внимали моим словам.

– Мы не собираемся проигрывать йотридам и силгизам, – сказал самый уважаемый сирдар. Это был юный воин с прямыми волосами, получивший в награду за героизм в битве с саргосцами много земли. Мускулистый, со стальным голосом, он был из тех, кого я так любил убивать с вражеской стороны. Как все сирдары, он красил усы хной. – Я слышал, в Зелтурии сотня тысяч крестейцев. Что будем делать с ними?

Хороший вопрос. К счастью, у меня был ответ.

– Убьем их за осквернение святых храмов.

– Разумеется, – елейным голосом промолвил шах Бабур. Он забарабанил пальцами по деревянному столу. – Если я избавлю эту страну даже не от одного, а от двух диких племен Пустоши, а также от мерзкого крестейского гостя, то уж точно попрошу за это отплатить. Ты ведь не прочь заплатить за оказанные услуги, маг?

– Награда в загробной жизни для вас недостаточна, шах Бабур?

– Для меня достаточна. Но ее мало для моих воинов и их семей в Кашане. Мы попросим оплату, какую захотим.

Что это могло значить? Например, сокровищницу Кярса или разрешение грабить города и деревни, которые еще не опустошили йотриды и силгизы. На последнее я не мог согласиться.

– Кярс даст вам достойную награду, – сказал я. – Но только глупец пожинает пшеницу, прежде чем она созрела. Сначала надо победить. Возвращаясь к этой теме, – от врагов следует ожидать разных конных маневров, известных и неизвестных. Учитывая репутации кагана Пашанга и кагана Гокберка, пощады не будет. При нападении они используют самые подлые и жестокие приемы.

Сирдар ухмыльнулся.

– А мы что, девственницы, никогда не пробовавшие крови? Насрать мне на тактику племен из Пустоши. Насрать на их жестокость. Мы наполним пустыню святилищами йотридов и силгизов.

Его излишняя самоуверенность вызывала опасения, но уж лучше насрать на них, чем самим наложить в штаны. Я указал на пересекающую карту реку.

– Они изо всех сил постараются усложнить нам переправу.

– Там есть деревня, – сказал Хурран. – Я проезжал мимо по пути в Зелтурию, чтобы избежать Кандбаджара.

– Какому Пути следуют жители деревни? – поинтересовался я.

– Пути святых, – ответил Хурран. – Они вограсцы.

– Силгизы изгнали их из домов в Вограсе, – сказал я. – Давайте вооружим их, и переправа будет нашей.

Бабур посмотрел на заносчивого сирдара.

– Поезжай туда и сделай, как он предлагает.

– Он приедет слишком поздно, – возразил я. – Я сам этим займусь. А его лучше послать к другой переправе, к западу от Кандбаджара.

Бабур кивнул.

– Хорошо.

Сирдар склонил голову и вышел из шатра.

Шейх с оспинами на щеках и в кремовом тюрбане откашлялся.

– Послушайте, что я вам скажу. Те, кто проклинает святых и позволяет осквернять святой город, еще хуже неверных. Имея дело с такими лицемерами, нет нужды следовать законам Источника. Их нельзя назвать верующими в Лат, хотя они и выдают себя за таковых. Они не почитают святого Хисти, хотя и называют его отцом. Эти несчастные подобны болезни, зарождающейся в самом сердце, они как язва, которую нужно вырезать.

Все одобрительно стукнули по деревянному столу. Хорошо. Мы можем распалить друг друга пламенными словами, а затем повторить это послание в войсках. Люди, считающие себя добром, а врага – злом, верят в неизбежность праведной победы и сражаются со рвением. Праведность, в конце концов, весомее богатства. А если соединить обещание рая с обещанием золота и рабов, то в солдатах просыпается дух победителя.

Сади была под угрозой из-за ненависти Эше, махинаций Сиры и даже из-за армии Бабура. Все мои слова и действия лишь увеличивали опасность для нее. И только я мог ее спасти.

После военного совета я попросил Кинна отнести к вограсской деревне гребную лодку, полную скорострельных аркебуз, и Рухи, чтобы убедила жителей сражаться. Это был максимальный вес, посильный Кинну, хотя он становился сильнее с каждой луной. Я с ними не полетел – мне требовался еще один день, чтобы оправиться от колотой раны. Кроме того, Рухи лучше меня умела убеждать, а Кинн при необходимости ее спасет.

Я пошел в храм и сел на белый мраморный пол лицом к гробнице какого-то святого. Я закрыл глаза и тяжело вздохнул. В голове звучали священные песнопения. Обычно мне не нравился запах мирры, но так часто пахло в храмах, поэтому знакомый аромат успокаивал.

Такие редкие минуты, чтобы помедлить. Поразмыслить. Подышать.

Почувствовать боль, не отравленную гневом.

Неужели я снова потерял Сади? Если так, я должен ее вернуть. Должен изгнать Лунару из ее тела.

Но тогда я снова потеряю Лунару…

Я засмеялся над этой нелепостью. Над мыслью о том, что придется выбирать между двумя любимыми женщинами.

Столкнувшись с аналогичным выбором в чреве Лабиринта, я отказался выбирать. Я убил Лунару и бросил Сади, чтобы спасти жителей Костаны. Только благодаря милости Лат Сади вернулась.

Неужели мне снова придется убить двух женщин, которых я люблю? Стоят ли жители этой страны такой жертвы?

И что, если придется выбирать между ними?

Это же тело Сади. И Сади имеет полное право в нем жить. Лунара – захватчица… Если это вообще Лунара. Я не понимал, как именно действуют кровавые руны, но знал, что души отправляются в Колесо. А оттуда их не может вытащить даже Лат. Потому что, как попавшие в океан капли дождя, души перестают быть отдельными сущностями.

Но в таком случае каким образом святые остаются в Барзахе? Как слышат наши молитвы? Или это просто сладкая ложь, чтобы нам было кому молиться? Было на кого возлагать надежды?

Невыносимые вопросы. Я не мог вынести даже того, что сказал мне Иблас. Правда была слишком чудовищна, а храмы с гробницами, благовониями и свечами так успокаивали. Как мы могли бы жить без такого утешения?

Что я увидел в том ангеле? Нечто слишком чудовищное для разума. Мы существуем в окружении чудовищ, так почему же в этом мире нет и добра в равной мере? Почему тьма так обширна, а свет такой тусклый?

У меня задрожали руки. Душу грызли сомнения. И все же я был здесь. Я не мог позволить страху меня поглотить. Слишком многое предстоит сделать. Я должен двигаться дальше. Быть может, истина просто не предназначена для глаз смертных. Быть может, лучше не замечать ее, заниматься своим делом и не заглядывать в эту дыру.

– Любовь моя.

Голос был нежным, как роза, но кровоточил. Я встал, обернулся и увидел ее: зеленоглазую Сади. Лунару в теле и одежде Сади.

Ее обтекали посетители храма. Их фигуры слились в бело-бурую массу, уносимую ветром.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

Лунара прижала руку к губам, и по ее лицу покатились слезы.

Я тоже расплакался бы, но источник моих слез высох. На месте океана осталась лишь пустыня.

– Что ты здесь делаешь? – повторил я, не зная, стоит ли схватить ее. Я боялся, что она упорхнет в небо как птица, если к ней приблизиться.

– Я ошибалась, – ответила она. – И хочу все исправить.

– Исправить? – Я не мог даже моргнуть из опасения, что она исчезнет. – Ты знаешь, какое правосудие тебя ожидает, Лунара?

– Мне не нужно правосудие. Я хочу остановить более серьезную катастрофу, чем та, которую вызвала я.