Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 175 (всего у книги 336 страниц)

16. Зедра

Продолжая притворяться, будто не могу ходить, я добилась, чтобы Селене позволили помогать мне. Утром мы получили разрешение посетить купальню. И Селена покатила меня туда.

– В гавани появилось несколько новых кораблей! – сказала Селена, когда мы проезжали по залитому солнцем коридору, где в открытые окна струился прохладный утренний воздух. – Я заметила их с балкона. У них эмблема Принципуса на парусах, а значит, это саргосские корабли! Саргоса – вассал Крестеса. Возможно… возможно, они смогут забрать меня домой.

Я тоже заметила их. Отвратительная эмблема, напоминавшая медузу с единственным выпученным глазом.

– Не слишком надейся, милая. Они приплыли с востока, от саргосских форпостов на островах к югу от Кашана. Они еще дальше от твоего дома, чем Кандбаджар. – Я узнала это, следя в обличье дронго за Озаром. Он покупал пряности у саргосцев и часто пользовался их кораблями.

Селена разочарованно вздохнула:

– Что ж… я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, как и все мои надежды.

В купальне я попросила ее присоединиться ко мне в горячем бассейне. Евнухи подожгли мускатные палочки в курильницах – пряный, сладкий, всепроникающий аромат. Вода казалась слишком пенистой. Когда забил фонтан, я прошептала Селене на ухо свой план:

– Мы уходим. Прямо сейчас. Если хочешь попасть домой, делай все, как я говорю, поняла?

Она уставилась на меня с порозовевшими щеками:

– Что? В каком смысле уходим? Куда мы пойдем?

Нас разделяло облако пара, поднимающееся от угольной жаровни. Я подошла к Селене спереди, чтобы она хорошо меня видела и не сомневалась в серьезности.

– Обещаю, если сделаешь, все, что я скажу, я отправлю тебя домой. Ты согласна, Селена?

Я протянула ей мокрую ладонь.

Ее безумный взгляд сказал все.

– Я же говорила, как я могу быть уверена?

– А как ты уверена, что в небе какой-то ангел слышит твои отчаянные молитвы?

– Я его видела.

– Прежде чем ты его увидела, ты просто верила, разве не так?

Она насмешливо улыбнулась и покачала головой:

– И ты сравниваешь себя с моим богом? Я должна верить твоим словам, как верю Ангельской песне?

Как ее убедить, что я заслуживаю доверия? Что тоже совершаю чудеса?

– Пойдем со мной.

Я вылезла из бассейна.

Селена, открыв рот, смотрела, как я иду на собственных ногах.

– Как давно ты всех обманываешь?

– Дольше, чем ты дышишь. – Я взяла ее за руку и помогла выбраться из бассейна. – Хочу показать тебе кое-что.

Она пошла за мной в парную. Я глубоко вдохнула и толкнула жаровню с углем, сдвигая с места. Усилие обожгло мои слабые грудные мышцы. За жаровней показались кровавая руна и отпечаток моей ладони.

Я опустилась на колени и провела по руне пальцами. Три глаза вокруг звезды. Как я мучилась, когда делала ее, всего через день после того, как меня привезли сюда. В новое место, к новым людям, в новое время.

– Что это? – спросила Селена.

– Там, где я жила раньше… когда я жила раньше… не было ничего похожего на эту парную. Я была одновременно поражена, измучена и одинока. Не зная даже, как удерживать равновесие в таком месте, я поскользнулась и ударилась головой. Я думала, что истеку кровью до смерти. И поэтому начертила эту кровавую руну… для одного последнего, радостного воспоминания.

– Кровавую руну? – ахнула Селена. – Ты что, какая-то.

Доверие требует доверия, поэтому я надеялась заслужить его правдивым ответом.

– Да. Далеко в Пустоши, в месте, называемом Красным за цвет его неба, лежит Море богов. Меня окунули в него, когда мне было шесть. Я до сих пор помню вкус воды… как будто я набрала полный рот монет. Мои предки узнали об этом и о том, как делать руны, от племени джиннов, а те утверждали, что их научил бог.

– Не бог, ангел. Ангел Марот. – Селена сглотнула. – Марот явился испытать человечество. Те, кто научился у него магии, будут брошены в огонь, а их род проклят навеки, поэтому магия запрещена моей верой. А значит, я не могу в этом участвовать!

Я снова взяла ее за руку, но она вырвалась и повернулась спиной.

– Ты хотя бы выслушаешь мою историю? – спросила я.

Она не закрыла уши и не вышла из парной.

– Когда я начертала эту руну, я была такая же, как ты, мечтала оказаться в другом месте. Я надеялась, что это облегчит мою тоску. Руна способна совершить нечто замечательное, хотя и написана моей собственной, простой кровью.

– В тебе нет ничего простого, – прошептала Селена, не оборачиваясь.

– Я заставлю ее светиться, потом возьму тебя за руку, и ты до нее дотронешься.

Я прошептала заклинание Утренней звезды, и руна коротко вспыхнула.

Селена повернулась и завороженно смотрела.

– Это грех. Ты и твои предки не прошли испытания Марота. Ты проклята, я не буду иметь с тобой дел!

Я взяла ее за руку:

– Ты хочешь вернуться домой?

Она кивнула:

– Конечно. Это все, чего я хочу. Но я не могу дотронуться до нее!

– В тот момент, когда мы вошли во дворец, наши правила перестали иметь значение. Наши желания перестали иметь значение. Кярс быстро заставил меня это понять. А теперь я сделаю то же самое для тебя.

Я взяла ее другую руку. Она попыталась вырваться. Я успокаивающе посмотрела в ее перепуганные глаза, как делала множество раз со своими дочерями.

Ее руки обмякли, будто она лишилась сил.

– Марот, прости меня. Двенадцать, простите меня. Архангел, прости меня.

Она будет чувствовать себя менее виноватой, если я ее заставлю. Поэтому я обхватила ее за шею, а затем подтолкнула ее дрожащую руку к кровавой руне.

Я очнулась в другой купальне, совершенно непохожей на ту, из которой вышла. На каменной стене висели водяные часы, на стекле которых были написаны цифры для каждого часа дня. Кап-кап-кап.

В дальнем углу к потолку тянулись трубы органа. На нем никто не играл, но он ревел. Клавиши… нажимались сами собой! Может, это джинн, задумавший что-то недоброе? Я подошла ближе и осмотрела его. Никакого волшебства: когда вода из стеклянной трубы на стене проходила через него, какой-то хитроумный механизм толкал клавиши. У Философов в Башне были подобные механизмы, вспомнила я. А какая музыка звучала: громоподобная, как будто вот-вот начнется последняя битва перед концом света. Со стен лилась вода, подобно водопадам на моей родине. Но я сейчас находилась дальше от родных мест, чем когда-либо.

Я шагнула в водопад, позволила воде омывать мои длинные рыжие волосы и светлую кожу. В кого бы я ни вселилась, этот человек был более беззаботным, чем я когда-либо в жизни. Я даже кружилась и прыгала на цыпочках. Что это за танец, какого племени?

– Адония, цветок моего сердца, ты готова?

Чужой язык, как будто кто-то растянул парамейский, а потом утопил в море, но каким-то образом я его понимала.

Я повернулась и увидела Селену в самом изысканном наряде, в то время как я сама была мокрой и обнаженной. На ее шее сверкало ожерелье из хаотичной смеси бриллиантов и сапфиров. Плечи покрывала яркая пурпурная накидка, низ которой украшали марширующие львы из розового золота. Но еще больше потрясала диадема, слишком большая для Селены. Свисавшие с нее жемчужины смешивались с ее светлыми волосами. Я не могла произнести ни слова, настолько я, а точнее, Адония, была потрясена.

– Тебе так сильно нравится? – хихикнула Селена и покрутилась.

Затем подошла ближе, как будто хотела обернуть мое голое мокрое тело своим царственным нарядом. Но вместо этого она прижалась губами к моим.

Я отступила на шаг. В то время как я была ошеломлена, разум, в котором я жила, затрепетал от восторга.

– Никто не смотрит, – сказала она. – Не будь такой скромницей.

Мои щеки стали горячими и красными.

– Простите, госпожа. Я просто потрясена… вашей красотой.

Говорить на языке, которого не знаешь, но каким-то образом понимаешь, – все равно что собирать цветы прямо из воздуха.

– Не называй меня госпожой. Мы теперь в моем доме, в моем замке. Здесь нет священников, некого бояться.

Я задалась вопросом, где же мы были до этого. Я чувствовала воспоминание, но оно было не мое. Какое-то место… святое. Длинные, продуваемые сквозняками коридоры из темного камня. Разреженный воздух, вид на низину, как будто мы находились на вершине горы. Крестейские гимны, толстые пыльные одеяния, старые фолианты и утомительные обязанности.

– Сегодня у тебя все получится. – Селена положила руку мне на талию. Ладонь была горячее, чем пар вокруг нас. – Помни, если начнешь волноваться, это всего лишь императорская семья.

Она озорно усмехнулась.

Я тоже засмеялась.

– Предполагалось, что это меня успокоит?

– Можешь представлять нас голыми. – Селена прижалась головой к моей груди, ее платье намокло. – Хотя ты не оставила пищи для моего воображения.

Снова усмешка.

Я высвободилась.

– Тогда мне лучше подготовиться.

Я могла только догадываться к чему.

Селена улыбнулась и кивнула:

– Ты справишься, серьезно говорю.

Она послала мне воздушный поцелуй и вышла из купальни, позабыв о подобающей принцессе грациозности.

Я вернулась к лившейся со стен воде. Потрогала рукой подмышку и понюхала: соленый чужой запах. Набрала в рот слюны и проглотила. Тоже чужой вкус, хотя кровь искателя, как у меня.

Ее зовут Адония. Я искупалась, подставляя водопаду каждую клеточку тела. Вода тоже имела другой вкус, илистый и сладкий. Я попала в новый мир.

После этого я оделась и пошла по увешанному гобеленами каменному коридору к своей комнате. С ярких ковров, висевших на стенах, смотрели ангелы. Адония знала их имена. Малак с паучьим глазом и ногами высотой с башню; медуза Принципус со щупальцами-молниями, каждое такого размера, что способно обхватить галеон; тонкий, покрытый перьями Цессиил с добрыми глазами, выстроившимися в форме ромба; Михей с десятью вертикальными глазами, открытыми и закрытыми без какого-то очевидного порядка.

Я остановилась у ангела Марота. Просто человек, безликий и неприметный. В правой руке он держал четыре карты, каждая символизировала какое-нибудь колдовство: повелевание демонами, кровавые руны, солнцеглотание и, самое ужасное, умение говорить со звездами. Левую руку он прятал за спиной, не желая показывать человечеству остальные карты.

Набожная Адония знала эту историю во всех подробностях. Вообще-то она выучила гимны наизусть, они звучали у меня в голове, мелодичные и глубокие. Мрачные, потому что пели о неспособности человека противостоять искушению, выбрать веру вместо запретной власти.

В комнате Адонии (гостевых покоях замка) одну стену занимала высокая и широкая кровать. Залезть на нее казалось не так просто, и, хотя Адония, похоже, не возражала, я не могла понять, зачем кровать так сильно поднята над полом. Голубая с золотом кушетка у другой стены казалась более подходящей. Все вокруг было мягкое, покрытое коврами и подушками, как в Песчаном дворце.

На кушетке лежал незаконченный гобелен, изображавший крылатых мужчин и женщин в облаках. Увлечение Адонии?

Однако не самое ее любимое. Когда я открыла дверцу платяного шкафа, мне показалось, что распахнулось окно на солнце. Я вынула одеяние из золотых нитей, с головным убором, напоминавшим шпиль. Повсюду были нашиты блестки, аланийцы любили украшать ими подушки, но не одежду. Хотя абядийцы пришивали блестки на свои кафтаны, и я задумалась, кто же первый это придумал.

Адония оделась и покрутилась у зеркальной панели. Чулки плотно облегали ноги, хотя блестки и золотое платье скрывали их. От ее верчения у меня закружилась голова, но она лишь пришла в восторг. Это было не увлечение, а ее цель.

После приезда в Песчаный дворец я насладилась сотнями танцев: кашанскими, сирмянскими, абядийскими, абистранскими, дикондийскими и многими другими из тех мест, о существовании которых я даже не подозревала. Одни текли ровно, другие щедро использовали паузы; одни были мягкие, как ручьи, другие бушевали, словно волны. Но я никогда не видела крестейского танца, и когда Адония вышла из комнаты и направилась в тронный зал, я с ужасом поняла, что буду исполнять его.

И вот я стояла там, солнечный свет, льющийся сквозь витражи, окрашивал меня золотым и красным. На самом высоком помосте, который я когда-либо видела, восседал император, его лицо скрывал балдахин. Потом я поняла, что никакого помоста не было, его трон… парил в воздухе. Селена говорила, что магия запрещена ее верой, но что же это тогда?

Вокруг в огромном пустом зале придворные сидели на балконах группами по два-три человека. Пурпурный цвет никогда не выходил в Крестесе из моды, хотя некоторые люди носили сине-зеленые одеяния, а другие завернулись в кричащее золото. Очень по-аланийски. Адония осматривала балконы в поисках Селены. Она жаждала увидеть улыбку той, кого обожала, чтобы немного успокоиться.

Я нашла ее. Селена смотрела на меня с третьего яруса. Она облокотилась на перила и улыбнулась сладко как мед. Я улыбнулась в ответ. Император дважды хлопнул в ладоши, и я закружилась.

Под парящим троном императора, словно по волшебству, появился хор. Возможно, они стояли на поднимающейся вверх платформе. Все были одеты в белое и пели низкими, мрачными голосами, исходившими из глубины их душ. Я кружилась и переступала, держа весь вес на пальцах ног, а ветер дул прямо из сердца через руки. Священная песня, священный танец – и я была едина и свята. На востоке мы бы назвали это фанаа, но, тем не менее, это было единение с богом.

Как можно держать вес на носках, кружась? Я подняла ногу назад и наклонилась вперед. Вращаясь, я тащила за собой весь мир. Время остановилось, и сам воздух исчез, как будто я буду кружиться вечно.

В завершение танца, когда хористы ускорили темп, чередуя высокие и низкие ноты гимна, я шагнула вперед, выпятив грудь и раскинув руки, словно крылья, затем остановилась, повернулась и опустилась на колени, подняв руки над головой и выпрямив спину. Схождение ангела, так называлось это движение, и я исполнила его как ангел.

Аплодисменты отдавались от стен, как будто меня приветствовали миллионы. Целая империя. Я никогда не получала столько внимания и не чувствовала, как сердце бьется от восторга и облегчения. Танец, который я репетировала месяцами, родился, и теперь я купалась в любви.

Императорский трон опустился с шипением пара. Хористы расступились, и император пошел ко мне, стуча по мрамору металлическими подошвами сапог. Он протянул мне руку для поцелуя. Встав на колено, я увидела каштановые волосы и лицо отца Селены, красивое и юное.

– Государь император.

Я положила руку на сердце и поцеловала кольцо на его пальце.

– Священники говорят, что Цессиил исполнил этот танец после Схождения. Боюсь, сегодня мы все стали свидетелями чуда. Боюсь, веры больше недостаточно, чтобы наши сердца вознеслись в рай.

Похвала, облеченная в полные веры слова, которые Адония понимала, а я разбирала с трудом. Тем не менее я опустила взгляд и улыбнулась его сапогам.

– Моя дочь говорила, что ты великолепна, но это лишь тень того, какая ты на самом деле. Проси чего хочешь, и ты это получишь.

Он никогда не даст мне единственное, чего я хочу. Адония желала Селену, а в Крестесе, как и в Аланье, такое хоть и происходило, но об этом не говорили вслух.

Покинув тронный зал, я поспешила в покои Селены, где она будет ждать меня. Они, как и подобает, располагались в башне, и я долго поднималась по ступеням в туфлях, предназначенных для танцев, но упала лишь в ее объятия на пороге.

Она толкнула меня на кровать. Я хотела сопротивляться, но, наверное, лучше позволить Адонии испытать свое счастье. И, что важнее, нужно позволить Селене попробовать эту ее фантазию. Мысленно я представила себе опустевшие водяные часы – кап-кап-кап – цикл закончится в любой момент.

Селена едва успела снять с меня одежду, как перед глазами появились трещины, словно птица ударилась о стекло. Когда она провела языком у меня во рту, Адония растаяла от удовольствия, а я старалась не поддаваться экстазу. Я почувствовала вкус слюны Селены, молочный с солеными нотками, почти как айран, не похожий ни на один вкус крови, который я пробовала. Может, это… еще один редкий тип?

Мир распался на куски, оборвав экстаз Адонии.

Я очнулась в парной Песчаного дворца. Я лежала, будто спала, накрытая мокрым полотенцем вместо одеяла. Селена дрожала на полу, ее полотенце закрывало лицо.

Я откинула его, чтобы увидеть красные, мокрые от слез щеки.

– А… Адо… Адония, – прошептала она. – Как… как.

– Я же говорила, что отправлю тебя домой.

Она схватила меня за руку. Сжала.

– Прошу, отправь меня обратно. Я хочу обратно. Пожалуйста.

Я покачала головой:

– Милая, так не получится. Там, откуда я пришла, некоторые колдуны каждый день возвращаются, не в силах выносить свою настоящую жизнь, поскольку созданные ими руны намного лучше.

– Ты не понимаешь, – выкрикнула Селена. – Ты не понимаешь, каково это… быть снова дома…

– Ты не была дома, милая. Это был мираж. В этом сила кровавых рун. Они вызывают то, чего ты больше всего хочешь. И я тебя понимаю, я ведь тоже была там. Я чувствовала… все.

Она уставилась на меня, не веря своим ушам:

– Ты смотрела?

– Нет… я была там. Я была.

Похоже, мои глаза рассказали ей все. Она в ужасе отшатнулась, щеки залила краска.

– Ты… нет.

– Так получилось, что у нас с Адонией один тип крови. Тебе нечего стыдиться. – Я сделала паузу, чтобы отдышаться, это путешествие вымотало меня. – Теперь я понимаю тебя, дорогая. Я понимаю, что ты оставила, понимаю, о чем так тоскуешь. Я понимаю тебя даже лучше, чем собственных дочерей.

Она хрипло произнесла:

– Но я не понимаю тебя. Я даже не знаю, кто ты. Не знаю, чего хочешь от меня или почему. Ты… ты раскрыла меня, а сама прячешь все!

– Потому что мне есть что прятать. Я вовсе не открытая книга. Если бы ты заглянула в мои фантазии, как я в твои, то не нашла бы там девчонку, резвящуюся в замке. Ты увидела бы реку крови, змеящуюся сквозь само время и источающую смрад от трупов целых поколений, целых династий моих врагов.

Селена встала и обернулась полотенцем.

– Я могу заполнить пробелы. Ты колдунья. Ты намного старше, чем выглядишь. Ты потомок Хисти и, похоже, выполняешь такую же важную миссию. Возможно, это ты вызвала хаос в стране или, наоборот, пытаешься остановить его. Но в любом случае это не имеет ко мне никакого отношения. И если я встану на чью-то сторону, твою или противоположную, это только прибавит поводов держать меня взаперти.

Я тоже встала и завернулась в полотенце.

– Всем придется выбрать сторону, Селена, это я тебе обещаю. Это твой шанс выбрать сторону победителя, единственный шанс. Потому что я выйду из этой купальни на своих ногах, а потом раздую пламя войны, которое поглотит не только Кандбаджар, не только Аланью, но и весь восток.

– Так вот ты кто? Виновница войн и погибели? С меня хватит!

– Ты предпочтешь прозябать в этом гареме, быть игрушкой какого-нибудь принца? Пойдем со мной, я позабочусь, чтобы ты вернулась домой. В настоящий дом, а не какой-то мираж. И если эта девушка, Адония, еще жива, ты сможешь любить ее до конца своих дней. – Я протянула руку. – Ты знаешь, кто я. Знаешь, кто они, там, снаружи. Ты либо со мной, либо с ними. Выбирай.

Она уставилась на мою руку. Смотрела так долго, что мне стало больно держать ее на весу. Я уже собиралась убрать руку, когда Селена сказала:

– Я слышала, что Адония жива. Как и мой отец. И я ничего не хочу так сильно, как быть снова с ними. Ты поведала мне свои тайны, а значит, доверяешь мне, так что… я доверюсь тебе.

Мы пожали друг другу руки. А потом я рассказала ей, что собираюсь сделать.

У меня еще оставалось немного крови завоевателя, которую Вера собрала с губы Сиры, и я захватила крошечный флакон с собой в купальню. Одевшись, мы приступили к осуществлению моего наспех придуманного плана. Сначала я подкатила кресло к дверному проему и встала на сиденье. Селена крепко держала кресло, а я обмакнула палец в разведенную кровь и начертала руну на дверной коробке, чуть-чуть выступавшей из стены со стороны потолка, чтобы никто ее не заметил. Узор напоминал три глаза, разрезанные линией. Я пробудила звезду, и она замерцала.

– Закрой глаза, когда будешь проходить в дверь, – предупредила я.

Селена послушалась и, шепча «Марот, прости меня», вышла из купальни в коридор.

– Кто-нибудь, помогите! – крикнула она на парамейском с жутким акцентом. Но она, по крайней мере, что-то выучила. – Султанша ранена!

В комнату вбежал евнух в бордовом одеянии.

– Султанша, что с вами? Что случилось? – Он схватился за голову: – О боги… почему вдруг… так хочется спать.

Его глаза остекленели, и он рухнул на мокрый мраморный пол. Напрягая все мышцы и кости, я оттащила евнуха в парную, чтобы другие его не заметили.

Селена бегала по коридору с криками о помощи, прибегали другие евнухи, их постигала та же судьба. Их сопение напоминало берлогу медведей в спячке, на которую я однажды набрела в Бескрайности много лет назад. Через пять минут большая часть евнухов гарема спала в парных.

Я закрыла глаза и прошла через дверь. В залитом изумрудным светом ламп коридоре собрались десятки наложниц посмотреть, что случилось. Среди них стояла и Мирима. Я подошла к ней.

– Где мой сын?

– Зедра, милая, ты снова ходишь? – недоуменно выгнула брови Мирима. – Я слышала, ты ранена.

– Все в порядке, я просто упала. Где Селук?

Брови Миримы безвольно опустились.

– Мой брат забрал его. Ты знаешь, что он говорил. Боюсь, я… – Она кашлянула. – Я не знаю, что он собирается сделать с твоим сыном.

Я будто проглотила огненный меч. Сбылся мой самый жуткий страх, и не в первый раз. Я схватилась за голову и напрягла слабеющие конечности. Я могла усыпить евнухов, но чтобы забрать сына у Мансура, нужно пробиться сквозь его личную, вооруженную и закованную в доспехи стражу. А кровавые руны при всем своем могуществе не могут заменить армию.

– Ты ему веришь? – спросила я Мириму. – Что я самая гнусная из шлюх?

Она покачала головой:

– Конечно, я не верю в такую мерзкую чушь. Я знаю, что ты достойная женщина. Я помню твою кровь в первую ночь, когда Кярс возлег с тобой, и точный день и час, когда лекарь решил, что ты беременна. Я не отводила от тебя глаз все это время, и ты даже не смотрела на другого мужчину.

Я взяла ее унизанную кольцами руку, которая оказалась грубее, чем я ожидала.

– Благодарю тебя, султанша. Твое доверие много значит для меня. Но я не могу просто ждать, пока вернется Кярс. Я должна что-то сделать ради безопасности сына.

Пока евнухи храпели в парных, путь из гарема был открыт. Но на воротах стояли люди Мансура, и они нас не пропустят. Для этого у меня имелась кровавая руна попроще, и пора было уходить.

Когда я шла к выходу, где меня ждала Селена, Мирима крикнула мне вслед:

– Куда ты, милая?

Я повернулась к ней:

– Я не спасу сына, оставаясь здесь пленницей.

Хотя я толком не понимала, куда мне идти.

Мирима подобрала юбки и поспешила ко мне.

– Не торопись. Одна ты не уйдешь далеко. Я закажу экипаж, и мы поедем к единственному человеку, который может спасти тебя и твоего сына.

– Но Кярса здесь нет, – покачала я головой.

– Я говорю о Великом муфтии Источника, Хизре Хазе.

Мирима обрядила нас с Селеной в сине-зеленые кафтаны и вуали, чтобы мы стали похожи на ее служанок. Ее любовь к моему сыну могла сравниться с моей, поэтому я не сомневалась в ее искренности. Мы доехали до храма святого Джамшида, где находились орден первого святого правителя и Источник. По закону, установленному Тамазом, только Источник мог приказать убить кого-то из рода Селуков. А поскольку вся страна считала моего сына таковым, Хизр Хаз становился могущественным союзником в этой борьбе.

Мелькнувшая мысль о сыне, плачущем в руках этого дьявола Мансура, наполнила меня отчаянием. Сколько моих детей умерло у меня на глазах? Я не позволю этому произойти еще раз, чего бы оно ни стоило. Только не снова, не снова, не снова. Пусть весь мир истечет кровью, пусть Великий ужас изменит нас всех, но мой сын не будет страдать.

И все же у меня была высшая цель, не просто как у матери. Мой сын – Потомок. И падишах Последнего часа. Я должна позаботиться о его будущем ради всех и каждого.

Наш экипаж с лязгом остановился посреди главной улицы Кандбаджара. Впереди перевернулась телега с металлическими слитками, и они высыпались на дорогу, поэтому охранявшим нас всадникам пришлось спешиться и помогать расчищать путь.

– Пар… усыпил их всех, – покачала головой Мирима. – Трудно в это поверить, но все же я видела это своими глазами. Куда катится мир, если слуги считают себя достойными нашей роскоши?

Проснувшиеся евнухи смутились, обнаружив себя в парных. Они придумывали этому всяческие оправдания. Благодарение Лат, колдовство не упоминалось. Не самый продуманный мой план, но мы все же выбрались на свободу.

Селена смотрела в окно, погрузившись в раздумья. Возможно, перед ее мысленным взором танцевала Адония. Мы сидели напротив Миримы, сжимавшей руки и жаловавшейся на дурное обслуживание в Песчаном дворце.

– А как ведут себя слуги у тебя на родине? – спросила она по-сирмянски, а значит, обращаясь к Селене.

Но та продолжила смотреть в окно. Я подтолкнула ее.

– Что? Мои извинения, султанша, – сказала она. – У меня на родине нет рабов. Нашей верой запрещено владеть душой другого человека.

– Но у вас, конечно же, должны быть евнухи, – заметила Мирима. – Кто присматривает за вашими женщинами?

Селена кивнула:

– Да, у нас есть евнухи, но они тоже свободные люди.

– А что значит «свободные»? Они могут просто бросить службу, когда захотят?

Селена озадаченно изогнула губы:

– Нет, но им, по крайней мере, платят.

– Как и всем рабам в Аланье. Тогда в чем разница?

– У свободного человека есть гордость, – голосу Селены недоставало убежденности.

Мирима горько вздохнула:

– Гордый слуга – последнее, что кому-нибудь нужно. Гордость и услужение не могут сочетаться в одном сердце. Чтобы служить, нужно признать себя ниже хозяина.

– Я служила и все же горжусь тем, кто я есть, – возразила Селена. – И тем, откуда я.

Мирима царственно выпрямилась и гневно посмотрела в удрученные глаза Селены:

– В этом твоя проблема, милая.

Селена мудро не ответила. Вся оставшаяся поездка прошла в неловком молчании.

Я потихоньку набиралась надежды, когда наш экипаж остановился перед большим храмом. Мириму все еще сопровождали гулямы, что меня удивило, и они вошли вперед нас. Спустя несколько минут они жестом пригласили нас выйти и повели через мириады арок. Казалось, воздух движется так быстро, словно это было не просто дуновение ветерка. Мы подошли к зданию с плоской крышей позади увенчанного куполом храма. Пройдя по залитому солнцем коридору, который гулямы расчистили к нашему появлению, мы вошли в комнату со скрипучей дверью.

На полу за низким столиком, заваленным книгами и свитками, сидел Хизр Хаз, прислонившись спиной к стене. Он встал поприветствовать нас. На нем был не обычный плащ из чесаной шерсти, а грубый кафтан, который заканчивался чуть выше голых лодыжек.

Он жестом пригласил нас сесть, хотя в комнате не было ни одной подушки. Лишь холодный каменный пол без ковров. Мы с Селеной сели, а Мирима целую вечность устраивалась поудобнее – как обычно, с прямой спиной и сжатыми ладонями. Резкий контраст с Селеной, подпершей подбородок кулаком.

– Мои извинения, но я не знал о вашем визите, – будничным тоном сказал Хизр Хаз. – Я сам бы приехал во дворец, где все было бы более достойно, если бы вы дали мне знать.

– Мы ищем не достоинства, – сказала Мирима. – Конечно, вам известно, что произошло во дворце. Что делает ваш старый друг.

– Мой друг и ваш брат, – вздохнул Хизр.

Мирима повернулась ко мне:

– Давай, дорогая. Лучше, если он услышит обо всем от тебя.

Я приложила руку к груди.

– Мансур обвинил меня в неверности и забрал моего сына, заявляя, что он рожден не от семени Кярса. Я не сомневаюсь, что он убьет моего сына, таков его план.

– Он замыслил захватить трон, – сказал Хизр, отметив легкой улыбкой наше удивление его откровенностью. – Он всегда верил в свое право на него, хотя Тамаз исключил его из линии наследования, которую их отец определил для этого государства. По этой причине сирмянские шахи до сих пор убивают своих братьев.

– Шейх, – испуганно сказала я, – мы не можем ждать, когда вернется мой возлюбленный. С каждым днем Мансур становится все наглее. Поэтому мы и приехали сюда. Вы единственный можете его остановить.

– Не единственный.

Хизр Хаз постучал по столу.

Дверь распахнулась, впуская солнечный свет из коридора. В лучах света стоял человек в сверкающей золотом кольчуге. Он оглядел нас и склонил голову.

– Султанши, – произнес паша Като. – Как приятно видеть вас в добром здравии.

– Като, – удивленно посмотрела на него Мирима. – А я все гадала, что с тобой случилось. Мансур был не слишком словоохотлив, когда я спросила его, куда подевались гулямы из дворца. Я едва убедила его разрешить мне оставить мою охрану.

Като упер руки в бока.

– Он приказал нам вернуться в казармы, чтобы он мог безнаказанно захватить дворец и наследника. Но вместе с людьми ордена у нас будет численное преимущество над его личной стражей.

Именно этого я и хотела. Пока Мансур будет занят сражениями с гулямами и орденом, я обеспечу безопасность моего сына своими средствами.

– Нет! – воскликнула я, падая на колени. – Ты хочешь устроить битву? Если Мансура загнать в угол, он пожертвует жизнью моего сына ради спасения!

– Есть еще одна проблема, – заметил шейх Хизр. – Йотриды. Они не выказывали желания войти в город, но сомневаюсь, что они будут сидеть сложа руки, если мы нападем на Мансура.

– Городские стены до сих пор контролируют гулямы, – сказал Като. – Но… нам придется разделить силы, чтобы захватить дворец и удержать стены одновременно.

– Именно так. – Хизр жестом пригласил Като сесть рядом с собой. – Даже если орден присоединится к твоим силам, сможем ли мы остановить столь многих?

Като сел напротив меня, скрестив ноги.

– Нам всего лишь нужно не давать Пашангу войти в город, пока не вернется Кярс. Но арест Мансура откладывать нельзя. Чем дольше он остается в Песчаном дворце, тем больше людей поверит, что он обладает властью. Мы должны немедленно обезопасить наследника и Песчаный дворец.

Я схватилась за грудь:

– Ты разве не слышал меня? У Мансура есть все рычаги влияния. Он может убить моего сына. Я приехала сюда в надежде, что Источник и орден окажут давление на Мансура и заставят отказаться от этого глупого захвата власти. Я пришла не за кровопролитием.

Именно за ним я и пришла. За целым океаном крови.

– Давление? – усмехнулся Като и покачал головой. – Султанша, время переговоров прошло. В тот момент, когда Мансур обвинил тебя, мать будущего шаха, в неверности, он стал предателем. Я снесу ему голову, забальзамирую ее и водружу на крыше Большого базара. А потом отправлюсь в Мерву и поступлю так же с его женой, двумя сыновьями и дочерью, чтобы никто больше не мог бросить вызов Кярсу и твоему сыну.