Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 212 (всего у книги 336 страниц)

– Никогда не думала, что ты такой зверюга.

– Да, я такой. И вам нужны зверюги на вашей стороне, когда орда из Пустоши приходит уничтожать ваш народ. Потому что именно зверюги выигрывают войны.

Рухи сжала кулак.

– Умные зверюги… не глупые!

– Ум осторожен. Он оттачивается временем и терпением, а у нас нет этой роскоши. Нам нужно действовать!

Хурран расхаживал между подушками, разбросанными по полу шатра.

– Кева прав, как бы мне ни было неприятно это говорить. Прекрасно пить розовую воду в позолоченной комнате, вести вежливую беседу, полную намеков и полутонов. Но в конце концов прольется кровь. И пусть лучше их, чем наша.

– Я этого не отрицаю, – сказала Рухи. – Я просто… Я так надеялась уговорить Баркама. А теперь… теперь на это нет ни единого шанса. Мы вынуждаем его занять чью-то сторону, и боюсь, он выберет не ту.

– И пускай, – буркнул я. – Он тоже неплохо горит.

– У меня идея. – Хурран глубоко вздохнул. – Полетели в Мерву.

Я от души рассмеялся.

– Не заставляй меня сидеть в одной комнате с твоими братом и сестрой, умоляю. Хватит с меня трусов.

– Я не хочу, чтобы ты сидел с ними. Я хочу, чтобы ты воткнул свой клинок в их мягкие животы.

На лице Рухи отразилось глубочайшее изумление.

– Убить их… За что?

– Он хочет стать наместником Мервы. – Я рассмеялся от такой дерзости. – Тогда он будет командовать кашанскими наемниками в зерцальных доспехах, и в нашем распоряжении окажется на десять тысяч бойцов больше, чем сейчас.

– Но убийство… – Рухи покачала головой. – Какое преступление они совершили? Где тот судья, что осудил их и приказал казнить? Как мы можем действовать вне канонов нашей веры и называть себя ее защитниками?

Ее речь до тошноты напоминала слова Сади. Может, поэтому Рухи мне и нравилась. Они с Сади похожи, за исключением того, что у Рухи есть вера, а у Сади – нет.

– Рухи, ты хочешь победить Сиру или играть по правилам? – спросил я. – Потому что и то и другое одновременно не получится. Поверь моему опыту в войнах, это невозможно. Если хочешь победить, нужно делать то, что выходит далеко за рамки. Иного пути нет. Война – это состязание в жестокости, и чем больше ты ограничиваешь свои действия теми или иными законами, тем больше путей к победе закрываешь.

– Тогда в чем наше отличие? Может, ты тоже станешь молиться Кровавой звезде?

Я должен был подумать об этом. Конечно, это та грань, которую я не мог перейти. Это отличало нас от Сиры. Она молилась этим жутким существам, а мы никогда не станем.

– Мы поклоняемся Лат, – сказал я, хоть и знал, что Лат мертва. – Если это когда-нибудь изменится, мы перестанем бороться за то, за что боремся сейчас. Это единственное, от чего мы не можем отойти. То, что нас определяет.

– А наши действия не имеют значения?

– Не имеют. – Я поколебался, затем положил руку ей на плечо. Она не отпрянула с отвращением, и это придало мне уверенности. – Рухи, у тебя тоже есть выбор. Ты хочешь довести дело до конца? Или можешь остаться здесь, поддерживать свой народ. Я ценю твою помощь, особенно твои глаза, видящие истину. Но я никогда не стану принуждать тебя. Ты… постоянный друг… для меня.

– Нет. Я доведу дело до конца, – решительно ответила она. – Я помогу тебе.

Сади едва ли была готова бороться, когда праведность и нечестивость смешивались, как краски. Поэтому я должен был знать…

– Почему ты так уверена, Рухи?

– Однажды один человек пытал меня, поскольку рассуждал так же, как ты. Когда-то он был Апостолом, как и я. Но в отличие от меня, он не чувствовал ветерок, веющий с трона Лат. У него не было глаза, видящего истину. Иначе он, возможно, не совершил бы такой ошибки. Поэтому я помогу тебе, чтобы ты тоже не совершил таких ошибок.

Я кивнул, удовлетворенный ее ответом.

– Если есть иной, лучший путь, я готов тебя выслушать. Но сейчас сражаюсь только я. И я не могу перебить своим черным клинком всех, как бы ни старался.

– Знаю. Я ничего не желаю больше, чем победить их. Честно. Я только не хочу измениться до неузнаваемости, когда мы это сделаем. Мне хватает этого каждый день, когда я смотрю на свое отражение в воде – на кровавые руны, покрывающие все мое тело. Но если я уступлю… если поддамся гневу… я знаю, что изменюсь гораздо сильнее.

Хорошо сказано. Она мудрая женщина, и фанаа пошла ей на пользу.

Теперь, когда мы все прояснили, пришло время лететь в Мерву.

24
Базиль

Я старался не думать о сыне, запертом в камне. Но чем больше гнал прочь мысли о нем, тем глубже они проникали и тем сильнее меня отравляло отчаяние.

Если бы я мог убить его, то убил бы. Облегчил бы его страдания и свои тоже. Но его заставили страдать за мои грехи. Несомненно, его страданиями Падшие намерены меня контролировать.

Я им этого не позволю.

Даже мучимый ими, Доран предупреждал нас – Падшие ангелы не дадут нам покинуть Зелтурию, даже если я убью всех, укрывшихся в усыпальнице Хисти, и выполню договор с Сирой. Падшие с их множеством глаз отовсюду наблюдают за нами и читают намерения в наших сердцах. Если мы попробуем покинуть Зелтурию через южный или северный проход, они подвергнут нас мучениям страшнее смерти.

Как Эвандера. Муки обращения в камень, червей или цветы, и только Архангелу ведомо, что еще они могут сделать.

После того как шах Кярс и его свита вернулись в храм, я взял несколько человек и направился к южному проходу. Я был твердо намерен поговорить с Сирой и возвратиться, причем обязательно. Вероятно, Падшие уже поняли, что я никогда не оставлю ни свою армию, ни людей, идущих за мной.

Мы покинем Зелтурию все вместе или не уйдет ни один из нас. Ни один не будет принесен в жертву ради планов Падших ангелов. Ни один.

Кроме разве что дезертиров, чьи обескровленные раздувшиеся тела валялись теперь в южном проходе, – еще одно подтверждение того, о чем предупреждал Доран. Я презирал их за то, что бросили своих братьев. Но как винить тех, кто испытал ужас кровавого тумана?

В небе висел за́мок, покоящийся на паучьих лапах. Огромная, покрытая травой морская звезда передвигалась с помощью полупрозрачных человеческих рук.

Но больше всего меня тревожила массивная голова улыбающегося ребенка. Там, где должна быть шея, росли осьминожьи щупальца. Голова висела над нами, а вращающиеся глаза неотрывно глядели на нас, постоянно читая души.

Я слишком долго рассматривал этих тварей – настолько, что из бездонных небес зазвучали странные песнопения. И я решил, что неразумно смотреть на что-то, кроме собственных ног.

К тому времени когда я прибыл в лагерь Сиры, я, наверное, чувствовал такое же отчаяние, что и дезертиры. Мне хотелось покончить со всей этой мерзостью и уйти куда угодно, только бы не в туман. Йохан исчерпал все свои гимны и теперь повторял только один, из главы о Мароте, чтобы защитить нас от колдовства.

«Это лишь испытание, не отступай же от веры. Как ужасна цена, за которую ты продал свою душу. Под Авророй ярко горит Утренняя звезда».

Мы сидели в большом шатре. Цвет розовой воды напоминал кровавый оттенок воды в Зелтурии, и я попросил рабыню принести мне простой ледяной воды.

Вскоре появились силгизы и йотриды, они расселись на полу напротив нас. Сира выглядела изможденной. Под глазами у нее набрякли мешки, словно от недостатка сна.

Переводчица Нора теперь держала на руках младенца. Она приоткрыла грудь и дала ему пососать. Я смотрел, как юная мать кормит ребенка, взгляд и разум постепенно очищались от всей той мерзости. В свое время у всех нас тоже были жены и дети. Но мы не остались у очагов с близкими, выбрали завоевания и теперь платим страшную цену за свою алчность.

– Вчера ты не пришел, – произнес Пашанг.

– Мы готовились покинуть город.

– Ты взял в плен шаха Кярса?

Я покачал головой.

– Шаха Кярса мы вам не отдадим.

Пашанг с Гокберком пошептались за спиной Сиры, сидевшей между ними. Взгляд ее казался пустым, она словно не слышала моих слов.

– Это противоречит нашей договоренности, – гневно сказал Пашанг. – Мы со всей искренностью помогали тебе, и вот как ты за это платишь?

– Я не хочу быть его врагом.

– Значит, предпочитаешь стать нашим? – рявкнул Гокберк. – Этого ты хочешь?

– Тогда разве был бы я здесь?

– Я считала тебя Зачинателем, – усталым надломленным голосом произнесла Сира. – Думала, ты намерен завоевывать все земли до самого водопада. Как, по-твоему, это можно сделать, не наживая врагов?

Я взглянул на Йохана, человека воистину честного и смиренного, что для священника редкость. Он и все остальные в моих легионах верили, что я Зачинатель. Но я сам дал жизнь этой легенде, укрываясь за победной историей. И со временем сам стал в нее верить. Семьсот лет назад захват всей земли до самого края казался мне достижимым.

Но сейчас – нет. Ведь теперь нам пришлось бы побеждать одну армию за другой, причем все они обладали технологиями и тактикой, намного превосходящими наши. Нет, теперь нам пора искать дом. А завоевания будут позже.

Или, может быть, никогда.

– Я когда-то победил десятитысячную армию всего с шестью сотнями воинов, – сказал я. – Тогда у меня не было имени. Мой отец делал колесницы для богатеев в Костане, поэтому я знал несколько влиятельных семейств. Распутное поведение моей матери при дворе помогло мне установить еще немного полезных связей. Шестьсот человек – вот все, что принесла мне их влиятельность. Когда вас так мало, а врагов много, начинаешь ценить каждую жизнь. – Я устало покачал головой. – Если бы я захотел отдать вам шаха Кярса, это стоило бы мне десятков тысяч жизней. Да, под моим командованием легионы, но каждая жизнь драгоценна, как те шесть сотен, с которых я начинал.

Сира протянула ко мне тощие руки.

– Я хорошо представляю карту. Если бы ты ее увидел, то знал бы, что на пять тысяч миль вокруг нет и песчинки, не принадлежащей кому-нибудь, обладающему армией. У вас никогда не будет дома, раз вы не желаете за него сражаться.

– За что бы мы ни сражались, могу обещать, что это будет не ваше. Вы были добры к нам, и я сожалею, что мы не смогли придерживаться первоначального соглашения. Вообще-то, мы просто устали. Мы в ужасе. И большинство из нас уже тошнит от крови. Мы просто хотим… вернуться к прежней жизни.

– Я понимаю, – сказала Сира. – Я тоже устала. Цена, которую приходится платить за наши мечты… чересчур высока. Но я не могу просто так позволить тебе и твоему войску уйти по южному проходу в Аланью, уже охваченную войной. Если только…

Я не сказал ей, что Падшие ангелы все равно не дадут нам уйти. Пусть принимает свои решения, по-прежнему считая меня угрозой.

– Если что?

– Есть один город к востоку отсюда. Сомневаюсь, что он уже был построен, когда вы грабили все вокруг. Называется Мерва. Помогите мне захватить его. За ним расположены обширные земли силгизов и йотридов, но из-за этого города мы от них отрезаны. Если поможете взять Мерву, я дарую вам землю. Дарую вам дом.

Предложение заманчивое. Но не все так просто, как представляет Сира. Мы легко могли проиграть и погибнуть. Те, кто противостоит ей, настроены так же решительно.

– Я не могу принять ничью сторону в вашей войне.

– Сожалею, Базиль Разрушитель, но это неприемлемый вариант. Либо ты на нашей стороне, либо на вражеской. Выбирай.

– Как я уже сказал, сохраняю нейтралитет.

– А я говорю, что такой возможности не существует. Как я могу быть уверена, что ты не устроишь заговор против меня? Вся Аланья в огне. Тех, кто носит маску фальшивого нейтралитета, я сочту своими врагами. А учитывая твое упорство, я вообще не уверена, что тебя стоит выпустить из этого шатра.

Я слегка растерялся. В мое время латиане и этосиане равно чтили законы гостеприимства. Невозможно было взять кого-то в плен при переговорах. С моей стороны глупо верить, что такое достоинство сохранилось. Наступили времена вероломства.

Так же глупо было и враждовать с Сирой. Нам по-прежнему нужна от нее пища и вода, а иначе придется питаться кровью и плотью. Но Сира выглядела непривычно несговорчивой. С ней, похоже, что-то произошло. Поражение или потеря, которая ранила ее сердце. Сира говорила так, словно отчаянно пыталась зацепиться за последние преимущества.

– Падшие ангелы против нас, Сира. Они привели меня в ваше время, но это лишь злая шутка. Хочешь знать, кто мои враги? Они. Пока мы сидим здесь, они терзают моего сына.

Этим я слишком сильно открывал ей свою уязвимость. Но как иначе заставить ее понять?

– Может быть, ты это заслужил, – сказала она. – Все мы заслуживаем то, что получаем. Весы справедливости всегда в итоге уравновешиваются.

Сквозь полог шатра дунул ледяной ветер, и через проем, не касаясь ногами земли, вплыла голая женщина с лазурными волосами. Я содрогнулся, узнав Саурву. Что она здесь делает?

Нора вскрикнула, вскочила, по-прежнему прижимая ребенка к груди, и указала на плывущую в воздухе обнаженную женщину. Саурва двинулась к центру шатра. Глаза Норы округлились от ужаса, и она выбежала наружу.

Значит, переводчица Нора единственная из всех видит невидимое. Как странно.

Сира сняла с глаза повязку. Там, где я ожидал увидеть пустоту, обнаружился черный глаз. Взглянув на Саурву, она встала и выкрикнула что-то на парамейском.

Все присутствующие вскочили и выбежали из шатра. Я велел Йохану и остальным сделать то же самое. Через несколько секунд с Падшим ангелом остались только мы с Сирой.

Сегодня глаза Саурвы были белыми. А выглядела она злобной.

– Я оказывала вам поддержку, а вы отплатили за нее безрассудством. – Из ее рта каким-то образом исходили два голоса, один на старопарамейском, а другой на крестейском. – Сира, ты не возьмешь его в плен.

Сира выглядела такой же потрясенной, как и я. Что это у нее за колдовской черный глаз, позволяющий видеть за покровом?

– Ты мне не госпожа, – произнесла Сира, и Саурва без задержки перевела слова на крестейский. – Я не собираюсь его отпускать, не позволю уйти через северный проход с Кярсом, пока не расплатится за предательство.

– Ему никогда не найти северный проход. – Саурва хихикнула, и с ее губ сорвалось эхо, словно она смеялась на двух языках. – Ангелы этого не допустят.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Сира.

Саурва обернулась к Сире. У нее на затылке открылся глаз, и она могла наблюдать за мной, хотя глаз почти полностью прикрывали ее голубые волосы.

– Ты все строишь и строишь планы, но Несотворенный планирует лучше всех вас. Облегчение от кровавого тумана можно найти только в храме Хисти. Захвати его, как и собирался.

– Ты и мне не госпожа, – гневно произнес я, вложив в слова все свое разочарование. – Я не стану нападать на гробницу. Люди внутри никогда не были нам врагами. Я среди моря латиан и не хочу навлечь на себя их гнев. Как не хочу и служить твоему злому делу.

– Почему ты ее видишь? – спросила Сира. – Как ты получил способность видеть невидимое?

Я не собирался говорить ей, что имел сношение с демоном.

– Он переспал с моей матерью. – Саурва истерически расхохоталась. – И не верь ему, если скажет, что не получил удовольствия.

Тут она не врала. Когда Падшая поинтересовалась, что доставит мне удовольствие, я рассказал о той, что мне нравилась. И Падшая приняла обличье той девушки, правда, мне пришлось прикрыть ей глаза. Я действительно наслаждался. Есть особая сладость в грехе, не сравнимая ни с какими добродетельными делами. И чем серьезнее грех, тем он слаще.

– Наслаждался я или нет, но благодаря этому получил императорский скипетр. – Я указал на черный глаз Сиры. – А как ты получила вот это?

– Она молила о помощи бездну меж звезд, – ответила Саурва, – и ей было дано видящее звезды око. Мое божество отвечает на молитвы, в отличие от Лат и Архангела.

– Можно подумать, мне это помогло, – добавила Сира. – Что толку от такой силы, если я даже не могу спасти свою мать?

Так вот в чем причина ее горя.

Саурва подалась ближе к Сире. Глаз на затылке открылся шире, а ледяной зрачок в нем вращался.

– Сколько слов любви в парамейском? – спросила Саурва.

– При чем тут это? – отозвалась Сира.

– Ответь на вопрос.

– Не знаю. Десять?

– Четырнадцать. К несчастью, из них ни одно не применимо к тому, что испытывает к тебе Пашанг. Нет, в его случае верное слово – похоть.

– Тогда почему молитвы были услышаны, когда мы противостояли гулямам в пустыне?

– В то время он тебя любил. Но то были только любопытство и мимолетная страсть. И выше этого он не поднялся. Напротив, спустился по этой лестнице вниз, когда распознал твою подлинную натуру.

– Не может этого быть. Он сам сказал прошлой ночью. Сказал, что любит и по-прежнему желает. Я же вижу, как он заботится обо мне и моих потребностях.

– Как я и сказала… похоть.

Сира бросила на меня взгляд, щеки у нее раскраснелись.

– Первая жена тоже меня не любила, – сказал я, надеясь, что это поможет. – Как и вторая. Любовь непросто найти… таким людям, как мы.

– Смотри-ка, у вас, оказывается, так много общего. – Саурва обратила лицо ко мне. Стало чуть легче без взгляда ее третьего глаза, хотя и первые два выглядели не слишком приятно. – Вы оба попали сюда для того, чтобы открыть Врата. Скажите спасибо, что я говорю вам это. Ведь большинство людей живет и умирает, не зная своего вселенского предназначения.

– Она желает, чтобы мы приблизили Конец времен, – сказал я. – Или Великий ужас, как вы, латиане, его называете. Ты хочешь этого, Сира?

Она скрестила руки на груди.

– С чего бы?

– Теперь ты знаешь, почему я отказываюсь брать храм штурмом. Я не стану играть роль, которую мне предназначили.

Меня беспокоило, что Саурва переводила и то, что ее не устраивает. Зачем бы ей это делать, если только не требуется наше общее сопротивление?

– Моя богиня не только отвечает на молитвы, – продолжила Саурва, – она еще и награждает своих слуг. – Никому не избежать Конца времен, и бесконечные страдания ожидают всех, кроме ее служителей. Им она дарует вечный рай. Разве это не достойная цель, к которой стоит стремиться? Все, о чем вы когда-либо мечтали… все блаженство… все счастье, которого вы лишены здесь, будет дано вам там. И моя богиня даже позволит взять с собой в рай ваши семьи, ваших любимых. Но только если вы ей послужите.

Это выглядело заманчиво, поскольку походило на правду. Если существуют вечные муки, почему бы не быть и вечному блаженству? Зная силу ее богини, я не видел достойных причин отклонять это предложение.

Кроме разве что одной – я не раб. Я свободный человек со свободной волей. Ни угрозами, ни соблазном меня не заставить от нее отказаться. Я не обреку на гибель все человечество ради собственного спасения. Осталось надеяться, что Сира думает так же.

– Сира, – сказал я, – вот в чем дело. Оба прохода, и южный, и северный, сторожат отвратительные Падшие ангелы всех мастей. Если в наших сердцах будет намерение сбежать, они нас сожрут.

Улыбка Саурвы стала неестественно широкой.

– Вы зажаты в тисках. Выбор прост – служить нашему делу или мучиться до безумия в этом тумане.

Все и впрямь настолько мрачно? Или есть частичка надежды, за которую еще можно зацепиться?

– Вы не настолько могущественны, как ты утверждаешь, – сказал я. – Кева входил в кровавый туман и выходил из него. Твои Падшие ангелы не смогли ему помешать.

– Он буквально носит Архангела на себе. – Саурва пожала плечами, так что хрустнули кости. – Что с этим могут поделать простые ангелы?

– Так давай попросим Кеву о помощи, – обратился я к Сире. – Нам не нужно сражаться друг с другом. Мы люди, а Падшие ангелы – худшие из всех тварей. Они хотят натравить нас друг на друга, уничтожить наш мир и заменить его собственным.

Злобный взгляд Сиры исполнился яда.

– Я никогда не попрошу помощи у этого чудовища. Я намерена уничтожить Кеву. Нет такой цены, которую я не заплатила бы, чтобы заставить его страдать.

Так это Кева убил ее мать? Вот откуда столько горечи?

Не важно. Мне придется послать ему сообщение. Нам нужна его помощь. Если он сможет изрубить Падших ангелов своим обсидиановым клинком, тогда нам, вероятно, удастся уйти из Зелтурии вместе с Кярсом и всеми людьми из храма. Я не видел иной надежды.

– Теперь, когда знаешь правду, ты дашь мне уйти? – спросил я Сиру.

Она кивнула, глядя в пол. Саурва по-прежнему ухмылялась, демонстрируя чрезмерное количество неестественно ровных зубов.

Мне хотелось рассказать о своей идее шаху Кярсу, но я решил сначала посоветоваться с Томусом и Маркосом. Центурион сказал, что они оба в пещере-лечебнице, с ранеными и больными друзьями.

От того, что я увидел, придя в пещеру, у меня отвалилась челюсть. Когда я посещал ее в прошлый раз, от стены до стены ее заполняли ряды лежанок с больными легионерами. Теперь она превратилась в сад из красных тюльпанов, проросших из кровавого гноя на телах и конечностях раненых и больных.

Маркос и Томус стояли у входа, с отчаянием глядя на все это.

– Государь император. – Томус расслабленно приложил кулак к сердцу. – Это…

– Проклятье, – заключил Маркос. – Глаза у него были влажные и покрасневшие. – Когда же Архангел дарует нам облегчение?

Он потер глаза кулаками.

Я схватил его за руку.

– Маркос, боюсь, ты лишишься зрения, оставаясь здесь.

Если мы когда-нибудь завоюем собственную землю, нам еще потребуются его глаза. Благодаря его обостренному стратегическому чутью мы выиграли много битв, которые должны были проиграть.

– Тогда что мне делать?

Если я прикажу ему уходить через южный проход и не возвращаться, Падшие прочтут намерение уйти в его душе и сожрут его.

И тогда я понял, что должен сделать, – то единственное, чем способен ему помочь.

Томус хрипло откашлялся. Уж не заболел ли и он?

– Государь император, за ночь эта… цветочная болезнь внезапно сразила сотни воинов. И боюсь, она передается через прикосновение.

Через прикосновение… тогда мы все скоро тоже превратимся в сад.

– Надо уходить отсюда, – сказал я, – пока мы не погибли медленной смертью.

– Но как пройти мимо Падших ангелов, охраняющих проходы? – спросил Маркус. – Мы всего лишь люди.

– Мы люди, – подтвердил я. – Но есть один, кто не просто человек. Маг в черных доспехах. Он может сразить Падших ангелов.

– Зачем ему помогать нам? Разве что… – Томус щелкнул пальцами. – Разве что он этим поможет и своему шаху.

– Именно так. – Я был рад, что Томус сохранил ясный ум. – Мы свяжем наши цели с целями шаха Кярса. Мы больше с ним не враги. Теперь он – союзник.

– Но станет ли он нам доверять? – спросил Маркос. – Мы пролили море их крови.

– Но тогда мы не знали, кто они, – ответил Томус. – Мы верили, что воюем со святым правителем. Как можно нас за это винить?

Покрытые цветами легионеры стонали. С цветов свисали мешочки с кровью, они извивались, как будто были наполнены червями. Быть может, лучше все это сжечь? Покончить с их страданиями и остановить распространение болезни? Или так я слишком сильно подорву боевой дух оставшихся?

– Шах Кярс – рассудительный человек, – сказал я, возвращаясь к нашему разговору. – Я собираюсь все ему объяснить, не упуская ни единой подробности. Уверен, он все поймет и сообразит, что другого выхода нет.

– А как же Сира? – спросил Томус. – Вступив в союз с шахом Кярсом, мы станем ее врагами. Не забывайте, что она нас кормит.

– Она ненавидит Кеву еще больше, чем Кярса, – сказал я. – Пусть она и помогает нам выжить, но сбежать отсюда не поможет. Я не могу придумать ничего лучше, чем просить о помощи Кеву. Если он разгонит ангелов у южного прохода, это станет нашим спасением. Ну, а если Сира потом нападет на нас, хоть умрем на свежем воздухе.

То же самое я сказал и шаху Кярсу, когда мы с ним и Като сидели на полу в маленькой пустой комнате храма, а Абу, как обычно, служил переводчиком. Прежде чем провести меня туда, гулям снова накрыл мешком мою голову. Значит, мне предстояло преодолеть большой провал в доверии.

– Почему ты так уверен, что мерзкие ангелы снова нападут? – спросил Кярс.

– Меня посетил один Падший ангел, – ответил я. – Ее зовут Саурва, она появляется в виде молодой женщины. Она это подтвердила.

Като постучал пальцами по золотому нагруднику.

– Почему ты так уверен, что Кева может с ними справиться?

– Саурва говорила, что он носит на себе самого Архангела, и намекала, что с помощью этой силы он способен одолеть низших ангелов.

– Намекала, – усмехнулся Като. – А тебе не кажется, что это может быть хитростью? Что она хочет заманить и погубить Кеву?

– Может, ты и прав, но это не значит, что Кева не способен их уничтожить. Разве что и он рискует погибнуть.

– Кева говорил, он сделает все возможное, чтобы освободить нас. – Кярс глотнул горячей воды из деревянной чаши. – Тем не менее я не представляю, как можно просить его сразиться с этими тварями.

– Разве не в этом задача магов? – спросил я. – В мое время считалось, что они существуют, дабы защищать Зелтурию от врагов. Одним из которых был я. Помню, как маг угрожал мне молнией.

– Но как мы пошлем Кеве сообщение? – спросил Кярс. – Похоже, остается только ждать, пока он не придет к нам.

– Я пошлю через южный проход своего главного стратега Маркоса с сообщением для Сиры. Заодно он может доставить и твое письмо Кеве.

– Погоди-погоди. – Кярс покачал пальцем. – Эти ангелы могут читать в человеческих душах, так? Разве они не обратят его в камень или цветы?

– Нет, если он не будет знать, что в письме, – сказал я. – В моем сообщении Сире будет просьба взять его в плен. И еще – доставить твое письмо Кеве, где бы он ни был.

– Сира не намерена помогать нам! – гневно рявкнул Като. – Она скорее сожжет письмо. Может, ты перехитришь ангелов, но не ее.

– Если у тебя есть идея получше, скажи.

Кярс вздохнул и покачал головой.

– Кстати, о том, что случилось в северном проходе… Сожалею, что тебе пришлось увидеть сына в таком состоянии.

– По крайней мере, он жив, – сказал я, желая в душе, чтобы это было не так. – Ну, а нам, может быть, осталось недолго.

– Сира скорее предпочтет увидеть нас мертвыми, чем поможет, – продолжал настаивать Като.

– Тут ты прав. Нам придется убедить Сиру. – Я обернулся к Кярсу. – Ты шах Аланьи. Что ты готов дать ей в обмен на помощь?

Като стукнул кулаком по нагрудному доспеху.

– О договоренностях с узурпатором и убийцей не может быть и речи.

– Шах Кярс, – продолжал я. – Мне сказали, что твои предки шестьсот лет правили этими землями. И я знаю, что легитимность непросто приобрести или потерять, даже если истинный шах не правит ничем, а захватчик всем. Когда-то я был в таком же положении, как и ты. У меня было шестьсот человек против десяти тысяч.

Кярс поставил чашу на медный поднос.

– Это все разумно и правильно, император Базиль, но в словах Като есть смысл. Предлагать что-то Сире – значит, признавать ее право, а я не могу сделать этого после всего зла, что она причинила Аланье. Она просто болезнь, которую нужно искоренить. Пойми я это раньше – и, возможно, мы все избежали бы этой страшной судьбы. Даже если мне суждено погибнуть здесь, у меня есть брат в Дораде и двоюродный брат в Мерве. Пусть правят они, как наследники нашей династии. Лучше пусть меня сожрут ангелы, чем я передам права Селуков какой-то силгизской дикарке.

Сира ненавидела их, а они ненавидели Сиру. Лишь сейчас я понял, как огромна эта ненависть. Даже появление Падших ангелов и семидесятитысячного войска крестейцев из ушедшей эпохи не заставило их примириться. Меня почти восхищала такая безоглядная ненависть. В ней была определенная безупречность.

– Я не вижу иного выхода, кроме объединения с ней, – сказал я. – Кроме всеобщего объединения. Ты и я, и Кева, и Сира – все мы должны прийти к соглашению.

– Ты явился из прошлого и поэтому не способен должным образом оценить, как омерзительна Сира. – Като стукнул кулаком по ладони. – Она наслала на Аланью кровавую чуму, и от этого возникло кровавое облако, из которого каким-то образом спустились вы. Она служит тем самым силам, которых ты боишься. Она на стороне Падших ангелов, или Ахрийи, или как там вы это называете.

– Мне так не кажется. – Я покачал головой. – Да, возможно, она использовала все это, чтобы получить силу, но она им не служит. Она не понимает, какую цену заплатила.

В этом мы с ней были похожи.

– Даже не думай, что ты ее понимаешь, – сказал Като. – Мы давно ее знаем. Нам известно, что у нее на душе. И мы знаем ее народ, силгизов, и ту ересь, которую они проповедуют. А ты делаешь столько выводов, проведя с ней рядом пару часов.

Это правда. Но они ослеплены ненавистью. Может быть, несмотря на то, что я не так давно знал Сиру, я видел ее яснее, чем они.

– Тогда что же нам делать? – с искренним отчаянием спросил я.

– Нам? – усмехнулся Като. – Мы ждем здесь. – Он указал на деревянную дверь. – Вы ждете там.

– Нет, Като. – Кярс положил руку на покрытое бронзой запястье Като. – Помнишь, что говорил мой отец, когда приказал прийти на помощь нашим врагам, сирмянам? Меджлис хотел атаковать их, пока они слабы, хотел взять Лискар и Тагкалай. Но отец сказал, что, помогая им, мы создадим союз на многие поколения, и это принесет Аланье больше пользы, чем пара городов. Думаю, он был прав.

– Тогда где шах Мурад? – Отчаяния в голосе Като было даже больше, чем у меня. – Где человек, чье царство мы спасли? И если мы создали такой прекрасный союз, так почему Мурад не спешит спасать нас?

– Он придет, – сказал Кярс. – Нельзя отчаиваться.

Забавно, но нынешний Сирм был в большей мере моей страной, чем то, что осталось от Крестеса. Западная половина крестейской империи всегда была отсталой и странной. В мои времена люди, жившие в Гиперионе, едва умели делать колеса или ковать железо. Оттуда же происходили мои враги Сатурнусы. Печально, что Селуки захватили мой процветающий дом в восточной половине Крестеса и сделали его своим царством.

– Значит, шах Сирма придет, – сказал я. – Насколько велико и могущественно его войско?

– Его янычары – лучшие из лучших, – сказал Като. – Хотя я сказал бы, что мы, гулямы, в атаке яростнее, а в обороне изобретательнее.

– А еще у шаха есть забадары, – усмехнулся Кярс. – Среди забадарских женщин очень много фигуристых и аппетитных. Забадарки дикие и внешне, и в повадках. А святые у них весьма снисходительны. С нетерпением жду их прихода.

– Кто такие эти забадары?

– Прошу прощения, думал, ты знаешь, – ответил Кярс. – Забадары – наездники, свободные племена, присягнувшие на верность шаху Сирма. Они действуют как кавалерия, янычары – как элитная пехота, а хазы – как пушечное мясо. Потому сирмяне так хороши на войне. Если они придут с полными силами, то сокрушат союз силгизов и йотридов. Остается один вопрос – чего они у меня за это потребуют. – Он откинулся на голую стену и демонстративно вздохнул. – Я отдам им все, что бы ни попросили. Несмотря на то что шах Мурад отказал мне в единственной просьбе, когда я его спас.

– Что же ты просил? – поинтересовался я. Мне хотелось понять этого человека.