Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 113 (всего у книги 336 страниц)

Часть II. Ритуалы Тьмы

64. Снега Кишна-Фарриги

(Рассказ Кирина)

Я вышел через врата, созданные Таэной, на улицы Кишна-Фарриги и понял, что просчитался. На самом деле, просчетов было множество, но самый непосредственный из них был внутренним, личным и касался погоды.

Шел снег.

По столичным стандартам, температура в джунглях Манола заставляла воздух кипеть. Одежда, подаренная Долгариацем, была тонкой и рассчитанной на легкий ветерок. Даже кольчуга из шанаты была настолько легкой, что ее явно заколдовали, чтобы ее владелец не умер от теплового удара, прежде чем умрет от удара мечом.

Холод проскользнул сквозь нашу одежду, словно мы были одеты в дым. Я промерз снаружи так же, как внутри. Я целую вечность стоял неподвижно, чувствуя лишь удары собственного сердца. Я вспомнил тело моего отца, крики моей матери, черные пятна пепла, отслаивающиеся, когда я уничтожал Роламара. Выражение лиц всех присутствующих, когда они поняли… Ну, я не уверен, что именно. По крайней мере, мои добрые намерения не имели тогда смысла. Если связь между Вол-Каротом и мной крепнет, а, похоже, так и есть, то скоро я стану опасен для всех вокруг. Всех вокруг меня. Освобожденный Вол-Карот затмил солнце… А что случится теперь? Будет ли Вол-Карот медленно овладевать мной? Неужели вся эта сила, слишком огромная для моего тела, поглотит и уничтожит меня? Стану ли я вторым Вол-Каротом и их отныне будет двое?[622] Я не мог сказать, отчего бежали мурашки по моей коже: от холода или от ужаса. Все, чего я боялся больше всего на свете, сгустилось в одну острую иглу возможностей.

Турвишар взял меня за руку.

– Сюда. Подожди внутри, а я вернусь в Шадраг-Гор и принесу нам что-нибудь более подходящее для такой погоды.

– Хорошо, – с трудом выдавил я. – Разумеется.

Я знал множество заклинаний, защищающих меня от жары и огня, и ни одного, способного защитить меня от холода. Снег падал, застывая на моих ресницах, собираясь покрывалом на моих плечах. И пусть холод благословенно скрывал запах мусора и выпотрошенной рыбы из гавани, я бы предпочел, чтобы эта вонь, атаковавшая мое обоняние, сохранилась. Вместо этого в воздухе пахло солью, древесным дымом и льдом, холод обжигал ноздри.

Я никогда раньше не видел снега, даже в Джорате; я просто прятался от него в жаркой таверне под землей, слушая, как Джанель и ее совсем не заслуживающий доверия наперсник Коун убеждают меня помочь им убить дракона[623]. Снег был весьма красив, но и жутко неудобен.

Я решил, что мне он не нравится.

Я не видел, как Турвишар создает врата обратно в Шадраг-Гор. Я… отвлекся.

Рассеянно, словно размышляя сквозь туман, я задался вопросом, был ли снег здесь по погоде или нас и тут опередила Эйанаррик. Но все были одеты в меха или теплые шерстяные пальто. Снегопад никого не удивлял. Не было никакой паники, вызванной драконом. А вот демоном – вполне. Несколько зданий были разрушены огненными зарядами и так и не восстановлены, другие просто опалены. Люди нервничали так, что это напомнило мне Галена, никогда не уверенного, когда материализуется Дарзин, желающий преподать ему «урок».

У меня застучали зубы, и я вспомнил, что Турвишар велел мне подождать его внутри. Внутри чего? Ах да. Таверна.

Во время моего последнего визита я мало разглядел Кишна-Фарригу, хотя мог бы многое рассказать о качестве их рабских ям и канализации. Здания здесь не были похожи на столичные, где пространство всегда было на вес золота. В Столице даже в самом бедном квартале стены домов были прочными и толстыми, плотно зажатыми друг меж другом и за счет этого многослойными. Напротив, Кишна-Фаррига снисходительно раскинулась вдоль холмов, окружавших гавань, и каждое здание возвышалось над своими собратьями, подобно трибунам на стадионе.

Замерзающее дыхание и леденящий холод напомнили мне, что я слишком плохо одет, чтобы оставаться снаружи. Я вошел в таверну.

В подтверждение столичной природы Кишна-Фарриги мое появление вызвало лишь незначительный переполох. Большая комната напоминала мне джоратские землянки – только здесь они были надземными и сделанными из дерева. И все же это было закрытое пространство, предназначенное для укрытия от непогоды. Огромные ставни закрывали окна. В очаге ревел огонь. Дым от масляных ламп наполнял комнату закопченной дымкой. Передняя комната казалась необычайно многолюдной для этого часа, вероятно из-за торговцев, клерков и докеров, наслаждающихся отдыхом после обычной рутины. Толпа казалась достаточно веселой. От запаха еды у меня заурчало в животе. Я с усилием постарался не обращать на это внимания.

Вместо этого я сел в кресло как можно ближе к огню, горящему в камине, развернул свою арфу (как ее теперь называть? Я все еще не решил) и начал играть.

Традиционный этикет (или, по крайней мере, традиционный столичный этикет) требовал, чтобы музыкант зарегистрировался у владельца трактира, прежде чем начать игру, но ничто в моей одежде не наводило на мысль о традиционном музыканте. Опять же некоторую поблажку можно было дать богатому, эксцентричному ванэ, живущему как того требовала репутация их расы.

Кроме того, у меня не было настроения спрашивать разрешения.

Поэтому я просто играл. Я начал с «Баллады о поездке Тиррина» и «Песни о Рассвете». Я также сыграл единственные две песни ванэ, которые знал, и обе они были меланхолическими панихидами. Одна из них буквально и называлась «Песней Валатеи» (именно поэтому я научился играть ее в первую очередь). Как нетрудно себе представить, это была ужасная трагедия, когда все погибли и все было разрушено.

Я сыграл ее дважды.

В обычной ситуации я бы себе подпевал, но сейчас я не был уверен, что не разревусь.

Наконец занывшие пальцы потребовали, чтобы я остановился. Прошло слишком много времени с тех пор, как я в последний раз играл на арфе – сейчас мои мозоли были явно неподходящими для этого. В баре повисла тишина, и я медленно поднял глаза.

Зал разразился аплодисментами. Люди выкрикивали названия, как я предположил, местных баллад или, вероятно, шанти. Не обращая на это внимания, я принялся убирать арфу в чехол. Теперь, когда Валатея была жива, я не мог продолжать называть свою арфу так же. Как ее назвать? Тоска? Вероятно, да. В конце концов, именно это и означает имя Валатея[624]. Проклятие арфы не утратило своей силы. Я получил арфу, а следом за ней потерял отца. Снова.

Коренастый мужчина, бледный по стандартам Куроса, подошел ко мне, вытирая руки о фартук.

– Хочешь… жить? В… дереве… э…

Я уставился на него. Он пытался говорить на языке ванэ, ворале. И получалось это у него ужасно. И все же я восхищался его усилиями. Хозяин таверны в Кууре даже и не пытался бы.

– Я говорю по-гуаремски, – сказал я.

– О, слава богам. – мужчина заметно расслабился. – Я спросил, не хотите ли вы чего-нибудь выпить? За счет заведения.

– Я бы предпочел что-нибудь поесть, если ты не возражаешь.

– Конечно, почему бы и нет? У меня остался стейк-пудинг, если хотите.

– Пудинг… – Я покачал головой. Я сообразил, что местные жители понимали под словом пудинг совсем не то же самое, что и я. Либо местная кухня была невероятно отвратительной. – Все, что есть. Спасибо.

– Сейчас вернусь. Кроме того, вам стоит забрать это, прежде чем кто-нибудь решит, что это вам не нужно. – Он указал на землю.

Орды. Я скучал по толпе, швыряющей деньги мне под ноги, и чуть не рассмеялся от этого мрачного юмора. Будь я действительно лордом ванэ, польстило бы мне это или шокировало?

Что ж, мне нужен был металл. У меня не было никакой местной валюты. Я наклонился и поднял монеты, задумавшись о трех важных вещах. Во-первых, я не ожидал, что мой день закончится именно так. Во-вторых, я уже скучал по Тераэту и Джанель, как по воздуху, которым мне нужно было дышать. И наконец, поскольку время на Маяке в Шадраг-Горе текло иначе, Турвишар должен был вернуться еще до того, как я доиграл бы первую песню.

А значит, что-то случилось.

В голове проносились тысячи ужасающих вариантов. Релос Вар знал о Шадраг-Горе. И вряд ли Вар будет вежлив, если столкнется с Турвишаром. А если что-то и случилось, это ведь было в Шадраг-Горе. Турвишар мог быть мертв уже несколько месяцев, и я бы никогда этого не узнал. А значит, я оставался сам по себе.

Я огляделся. Часть людей все еще бросали на меня взгляды, как настороженные, так и любопытные, но большинство вернулись к выпивке и болтовне.

Толпа людей сгрудилась вокруг стола в глубине зала, и они сосредоточенно занимались серьезными делами, о которых мне было хорошо известно. Это была какая-то азартная игра, хотя я стоял недостаточно близко, чтобы определить, во что конкретно они играли. Однако сама игра не имела значения, пока удача была важнее мастерства.

– Спасибо, Таджа, – пробормотал я.

Я взвесил монеты на ладони. Возможно, этого было достаточно, чтобы купить мне пропуск.

65. Парламент Цветов

(История Тераэта)

Тераэт изо всех сил пытался сохранять сосредоточенность. Что было очень кстати, потому что в данный момент то, что он хотел сделать, и то, что ему нужно было сделать, было совершенно разными вещами. Ему хотелось пойти за Кирином. Ему хотелось кричать. Ему хотелось убить, ох, да кого угодно. Всех!

Ему нужно было сохранять спокойствие и уделять внимание матери. Тераэт знал Таэну достаточно хорошо, чтобы распознать, насколько она сейчас самодовольна. О, ей было искренне жаль видеть Терина мертвым. Возможно, она даже искренне любила Хаэриэль и Терина. И она выполнит условия сделки.

Но она еще не добилась своего. Во-первых, Хаэриэль должна вернуть трон Манола, и только тогда она сможет провести ритуал, чтобы сделать народ ванэ смертным, чтобы они старели, как любая другая раса. И, может быть, этого будет достаточно. Они снова посадят в тюрьму Вол-Карота, и на этот раз, на этот раз они не упустят такой возможности. Они придумают, как уничтожить эту мерзость раз и навсегда. Ради Кирина и всего мира.

Тераэт смотрел, как отец поднимает труп Терина. Долгариац закончил договариваться со своими людьми. Джанель скрестила руки на груди, ее беспомощность отражала его собственную. Валатея взяла Хаэриэль за руку и повела к открытым вратам.

Когда две женщины приблизились, Таэна наклонила голову, и выражение ее лица сменилось с удовлетворения на шок:

– Валатея?

– Как приятно видеть тебя, Хамезра, – сказала она. – Большое тебе спасибо за помощь.

Ноздри Таэны раздулись.

– Не за что. – Она встретилась взглядом с женой Дока.

Тераэт поморщился. Это была не та битва, которую Валатея могла выиграть. Его мать была способна смотреть сверху вниз на драконов, богов-королей, Релоса Вара.

Валатея выдержала взгляд Таэны не дрогнув, а затем указала на Тераэта.

– Я должна сделать комплимент твоему сыну. Он очень милый. Ты, должно быть, им гордишься. – в голосе не было ни намека на оскорбление.

Джанель, тоже заметившая состязание в гляделки, поймала взгляд Тераэта и заломила бровь, но он лишь пожал плечами.

Он считал, что сама Валатея не столь уж важна. Предполагал, что она жена Дока и не более[625]. Хаэриэль доставила ее сюда, чтобы заставить Дока стать на ее сторону.

Но люди, которые не важны, не способны выиграть состязание в гляделки с Богиней Смерти.

На лице Таэны промелькнуло недоверие:

– Я удивлена, что ты так любезна со мной.

– Вряд ли я могу ревновать, – сказала Валатея. – Териндел думал, что я умерла. И, честно говоря, можно и так сказать. Мне нравится думать, что ты присматривала за ним ради меня.

Голос Валатеи звучал так… мило. Был таким настоящим, теплым, даже слегка приторным. Таким приятным и почтительным, что Тераэт не мог ни одно слово воспринять как насмешку или не мог указать ни на одно слово как на насмешку или снисхождение. И все же…

В голосе Валатеи таились ножи. И у каждого слова было острое, смертоносное лезвие. Причем оно было столь прекрасно спрятано, что Тераэт увидел, как его мать пытается найти себе оправдание, чтобы возразить.

Отец откашлялся:

– Мы должны идти.

– Не буду спорить. – Тераэт поймал взгляд Джанель и указал ей на врата.

– Куда мы направляемся? – прошептала Джанель.

– В Парламент Цветов, – прошептал он в ответ.

– Что из Цветов?

– Это законодательное собрание. Я объясню позже. – Тераэт глянул на своих мать и мачеху. Состязание воли, происходящее между ними, еще не закончилось.

Затем Валатея широко улыбнулась и повела Хаэриэль прочь через врата, через несколько секунд за ними последовал Док, несший тело Терина.

Как только Валатея ушла, на лице Таэны появилось хмурое выражение. Тераэт задумался, не испытывает ли она ревности. Кирин однажды утверждал, что Док и Таэна как-то разделили меж собой яд неудачных романов, яд испорченной любви. Однако если его мать все еще питает чувства…

Ну Тераэт не хотел бы быть Валатеей, это уж точно.

Следом направился Долгариац, потом Джанель. Когда наступила очередь Тераэта, мать встретилась с ним взглядом:

– Мой внук не откажется от трона добровольно.

Его губы скривились:

– А кто откажется?

Тераэт почувствовал, как им овладела воля матери, и вздрогнул. Это была уродливая часть сделки, по которой человек становился избранным Таэной, ее ангелом, та часть, о которой никто никогда не упоминал. Быть божьим ангелом – не совсем то же самое, что иметь гаэш, но это означало быть открытым воле бога – доброй ли, злой.

Тебе придется его убить.

Тераэт сглотнул и кивнул. Понятно.

И если Хаэриэль не сделает того, что нужно, ты знаешь свою задачу. Глаза Тераэта расширились, и он оглянулся на только что ушедшую мать Кирина.

– Но, мама…

Таэна прищурилась.

Боль пронзила его насквозь. Он вздрогнул и сделал глубокий вдох – и лишь потом смог склонить голову. Как скажешь. Тераэт вошел во врата, и Богиня Смерти закрыла за ним портал.

Убивать Хаэриэль было бы очень неприятно, но, если бы понадобилось, Тераэт сделал бы это. Тераэт мог убить кого угодно, независимо от того, что он чувствовал к ним, независимо от того, как много они значили для него или других[626]. В конце концов, мать создала его именно для этого.

Тераэт подошел к Джанель и, вместо того чтобы обнять ее, сжал кулак. Она была в настроении сжечь любого, кто к ней только прикоснется. Так что вместо этого он наклонил голову и сказал:

– У тебя рот открыт.

Да. Так гораздо лучше. Просто фантастика.

Джанель закрыла рот и продолжила таращиться перед собою.

Однако он понимал, на что она так уставилась. Парламент Цветов этого стоил. В отличие от Матери Деревьев, которая находилась в темноте, нарушаемой лишь фосфоресценцией и магическим светом, Парламент возвышался над линией деревьев, дабы сиять в солнечном великолепии.

Цветы тогда росли намного лучше.

Цветы не покрывали всю поверхность богато украшенного здания, но об этом можно было забыть. Здание закручивалось асимметричной спиралью в похожие на лотосы лепестки террас, кажущихся очень нежными, но на самом деле невероятно мощными и вдобавок покрытыми цветами. Аромат цветов смешивался в запах, который напоминал пьянящий, сладкий аромат всех цветов – и одновременно ни одного из них. Ветви гудели от порхающих бабочек, пчел и поющих птиц.

Тераэт смотрел, как Джанель разглядывает все это, и не мог не улыбаться. Впереди Долгариац и Валатея разговаривали с золотокожим ванэ из Кирписа, вышедшим приветствовать их.

Если бы Парламент не удовлетворил их просьбу о предоставлении убежища, путешествие вышло бы весьма коротким.

– Тераэт, – начала Джанель. – Меня беспокоит кое-что в разговоре между твоей матерью и Валатеей… – Заколебавшись, она закусила губу.

– Продолжай.

– Ну, если бы это был Джорат, я бы подумала, что Валатея оказывает должное почтение великой идорре Таэны. Но поскольку мы не в Джорате, – она склонила голову набок, – все совсем наоборот, да?

Тераэт автоматически оглянулся, словно его и мать сейчас не разделяли тысячи миль. Кирин велел ему попросить Джанель объяснить, что такое идорра. И сейчас Тераэту очень хотелось это узнать. Это слово явно означало власть или престиж, которых у Таэны должно было быть в избытке.

Но Джанель была права. Валатея вела себя как королева. Королева. Которая милостиво поблагодарила подчиненную за всю ее тяжелую работу. И Таэна не поправила ее.

– Знаешь, – сказал он, – все это время я знал, что Восемь Стражей были выбраны, избраны, чтобы представлять разные расы, но я ни разу не спросил себя, кто избрал их.

Они оба уставились на Валатею, все еще разговаривавшую с встречающим их ванэ. Тераэт не мог не заметить, что она взяла на себя все командование, хотя ожидал, что эта честь выпадет одному из двух свергнутых королевских особ.

Конечно, Док и Хаэриэль только что потеряли дорогого им человека. Возможно, Валатея пыталась избавить их от необходимости договариваться о политических соглашениях до того, как они оправятся.

Пока Валатея разговаривала, охранники ванэ подошли к Доку, который позволил убрать тело.

Словно услышав свое имя, Валатея направилась прямо к Тераэту и Джанель.

Вернее, именно к Джанель.

– Парламент согласился заслушать наше дело и обеспечить всем амнистию до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. До этого времени они разрешат нам пользоваться безопасным жилищем. До тех пор нам лучше удалиться в главную комнату. Думаю, король Келанис скоро прибудет.

– И ты хочешь, чтобы к тому моменту, как это произойдет, нас окружали Основатели, – сказала Джанель.

– Это было бы благоразумно, – согласилась Валатея. – Самый простой способ для Келаниса добиться выигрыша на слушании – это сделать так, чтоб оно не состоялось, например, если мы весьма удачно «пропадем».

Джанель рассмеялась:

– Эта семья, похоже, предпочитает, чтобы вся ее политика решалась убийствами.

Тераэт, глядя на них, нахмурился. Когда Джанель и Валатея успели подружиться? Он явно что-то упустил. Он ненавидел это чувство. И избавиться от него традиционным способом – спросить мать – он не мог. У него было чувство, что, даже если Таэна будет рядом и появится возможность спросить, то вряд ли вопрос «Кто такая, на хрен, Валатея?» будет приемлемой темой для обсуждения.

Тераэт хотел было предложить Джанель идти первой, но понял, что она в любом случае пойдет первой, и оборвал движение:

– Готова?

Джанель кивнула и последовала в здание за отрядом ванэ.

66. Голос Небес

(Рассказ Кирина)

Я вскрыл карты.

– И вот почему весь ваш металл принадлежит мне.

Остальные игроки застонали. Долтарец слева от меня выдохнул проклятие, которое я так толком и не понял: вероятно, это был комментарий относительно моего происхождения или инструкции о том, куда я могу деть эту выигрышную комбинацию. Я ухмыльнулся, собирая свои орды, и воспользовался моментом, чтобы закончить трапезу. Стейк-пудинг оказался слегка приправленной специями бараниной, замотанной в хлеб и затем весь день кипевшей на огне. Мне бы хотелось, чтобы он был более острым, но жаловаться я не собирался.

Я заметил, что раздавать новые карты никто не стал. Все за столом неловко глянули на сидящего рядом со мной долтарца, а затем снова переключили свое внимание на меня.

Ладно, значит, он тоже мог обвинить меня в жульничестве. Я вздохнул и облизал пальцы.

– У нас проблемы? Я не хочу никаких проблем. Уверен, что никто в этой славной таверне не хочет проблем.

Долтарец отодвинул стул и встал. Мужчина был весьма крупным и мускулистым. Все за столом относились к нему с почтением, которое обычно принадлежит местной шишке из тех, кто должен был выиграть больше, чем проиграть, если ты хотел, чтоб для тебя все хорошо закончилось.

Таджа, у меня нет никакого настроения для всего этого дерьма!

Он прорычал что-то еще, чего я не понял, а затем вытащил нож. Я уставился на него. Он серьезно? Я имею в виду, будь я подходяще одет, я бы выглядел как чертовски прекрасный ванэ – и, по совпадению, я был одет как раз подходяще. Большинство кишна-фарриганцев знали, как выглядит ванэ. Неужели он думает, что ему посчастливилось сыграть в карты с тем единственным ванэ, у которого за плечами не было тысячелетнего опыта смертоносной магии и дуэлей?

Я имею в виду, что так он и думал, но будь я проклят, если так и было. Тем более что я весьма неплохо владею мечом, который, как оказалось, был при мне.

Прежде чем игрок с ножом сделал какую-нибудь глупость, я выхватил позаимствованный у Долгариаца меч, рубанул им по руке противника, так что он выронил нож, и закончил движение, остановив острие меча у горла собеседника.

– Я. На хер. Не. В настроении. – Если слова ему и было трудно перевести, то уж то, что обозначал меч, было вполне универсальным. Я направил на него клинок, а свободной рукой засунул монеты в поясную сумку. Пора было уходить.

В баре снова воцарилась тишина, на этот раз гораздо более осуждающая. Незнакомцы стояли за моей спиной, и у этого человека – кем бы он ни был – могли быть друзья в толпе, и они наверняка начали бы возражать против того, как все это вышло. Кроме того, я не знал местных законов о дуэлях, драках в баре или, будь оно все проклято, относительно обнажения меча на публике.

Вот тогда-то я и услышал пение.

Может быть, я и слышал этот голос раньше, но обычные звуки таверны заглушали его. Я наклонил голову, прислушиваясь:

– Кто-нибудь из вас это слышал?

Женщина, говорившая по-гуаремски, растерянно моргнула и пожала плечами. Скрипнула дверь, кто-то вошел снаружи. Ножка стула заскрежетала по деревянному полу. Я предположил, что по крайней мере один человек встал. Однако никто, казалось, понятия не имел, о чем я говорю.

Пение продолжалось.

Я почувствовал движение позади себя. В сторону я успел отодвинуться за мгновение до того, как толстая дубина пронеслась возле моей головы. В тот же миг игрок увидел лазейку и попытался воспользоваться ею. Ножа у него к тому моменту не было. Я уколол его в плечо, напоминая, что я вооружен, а он нет, затем взмахнул мечом и позволил человеку, нападавшему на меня сзади, нанизаться на мой меч. Кто-то тяжело упал на колени, и доски под нашими ногами содрогнулись. Удерживая одной рукой меч, другой я схватил арфу и попятился к двери, надеясь, что остальные потенциальные помощники вмешиваться не будут.

Мужчина справа от меня вытащил из-под стола арбалет и начал его взводить.

– Дерьмо! – пробормотал я, продолжая пятиться. Наверное, я еще буду находиться в комнате к тому моменту, как этот ублюдок выстрелит. Долтарец выхватил из очага кочергу и двинулся вперед, направляемый уверенностью, что теперь он держит оружие, которое позволяет держать меня на том же расстоянии, что и я держал его. Я заметил, что хозяин таверны, который так любезно накормил меня, расстроившись, вернулся за стойку.

Но тут кто-то закричал. Заряжавший арбалет мужчина случайно неудачно выстрелил, и болт врезался в дальнюю стену. Или, точнее, он вонзился в веревку, привязанную к размещенному на дальней стене железному колышку, за счет которого придерживалась тяжелая железная люстра. Та тут же рухнула на голову долтарцу. Он упал, как сеть с дохлой рыбой.

Я помолчал.

– Спасибо, Таджа.

Я решил, что это идеальный момент, чтобы перестать пятиться и начать убегать. Развернулся и чуть не врезался в Турвишара, одетого в шерстяную черную мантию Де Лора и держащего в руке сверток.

– Мы уже закончили играть? – спросил Турвишар.

– Да, – согласился я, попытавшись убрать меч в ножны. Поморщился, вытер лезвие о свою тонкую шелковую рубашку и попробовал еще раз. – Давай уйдем. Мне нужно кое-что сделать.

Ждать я его не стал, а сразу поспешил к выходу. Лишь задержался чуть-чуть, когда мое внимание привлек выцветший листок бумаги, прибитый к стене рядом с дверью. Я схватил его и выбежал за дверь.

Холод ударил меня, как пощечина. Когда мы прибыли в Кишна-Фарригу, было еще светло, но сейчас уже стемнело. Снег превратил ярко раскрашенные деревянные здания в серо-белое чудо, сверкающее под серебряным сиянием магических огней, протянувшихся вдоль улиц. Храмы, соборы и церкви богов-королей по всему городу были освещены магическим светом, превращая город в ночное сияние радуг. Честно говоря, это одно из самых красивых зрелищ, которые я когда-либо видел.

Конечно, температура уже упала ниже нуля, и от ночного воздуха мне казалось, что я просто прыгнул в зимнее озеро[627]. Турвишар протянул мне сверток.

– Скорее. Твои новые друзья могут не пожелать расстаться.

– Точно. Подержи арфу. – Я поменялся с ним и направился к источнику пения. Я все еще слышал этот голос. Наверное, мне следовало остановиться и переодеться, но это пение… На ходу я развернул сверток. Турвишар дал мне толстую тунику, перчатки, подбитые мехом сапоги, шерстяной кеф, пуховое пальто и меховой сверток – то ли плащ, то ли шкуру медведя. Я готов был поспорить на что угодно, что эта одежда была йорской. – И еще, почему ты так долго?

– С чего ты взял, что у меня в Шадраг-Горе найдется одежда, которая тебе подойдет? – Турвишар сделал неопределенный жест, указав на мое телосложение и вес. Я заметил, что у него на пальцах снова появились два гравированных кольца Людей Грифонов, которые позволили бы ему говорить непосредственно с императрицей Тьенцо[628]. – На это потребовалось время. И я думал, ты будешь греться у очага и держаться подальше от неприятностей!

– Неужели? Это на твоей совести. Я думал, ты меня лучше знаешь. – Я не стал раздеваться, а попросту надел новую одежду поверх своей, пока мы шли. Хуже всего вышло с сапогами, потому что мне пришлось все же снять украшенные драгоценными камнями сандалии. Турвишару можно было отдать должное: они действительно подошли.

Он закатил глаза, но возражать не стал.

– Просто из любопытства… Это ты или Таджа заставили упасть эту люстру?

– Не я точно! – фыркнул Турвишар. – Я собирался заставить его споткнуться об половицу.

– О… Значит, Таджа. – Я закончил втискиваться в сапоги и завернулся в меховой плащ. Так действительно было лучше. – Ну же, пошли. Нам нужно спешить.

Он нахмурился.

– Я никого не слышу. Я не думаю, что они преследуют… – тут он остановился и уставился на меня, шокированно открыв рот: – Уртанриэль? Ты не можешь слышать Уртанриэль. Это невозможно.

Я выхватил меч. Я ни словом не обмолвился об Уртанриэль – Убийце Богов – или о том, что я слышу ее голос. Но я думал об этом.

И из всех существ в мире, которые могут читать мысли, среди них точно нет ни одного моего друга.

Глаза Турвишара расширились, когда он понял свою ошибку[629]. Он вскинул руки, словно сдаваясь:

– Подожди! Подожди, просто послушай. Я не демон. И я не Коготь. И не любой другой мимик.

– И как именно ты это докажешь? – спросил я сквозь стиснутые зубы.

– Я умею читать мысли, сколько себя помню, Кирин. Это мой колдовской дар: вот почему Гадрит не убил меня, когда я был ребенком. Телепатия слишком полезна. Для меня почти невозможно не читать чьи-то мысли, если только они не защищены талисманами. Раньше ты был, прости за выражение, открытой книгой. Раньше. Сейчас это стало труднее. – Он наклонил голову и задумчиво посмотрел на меня. – Ты действительно слышишь Уртанриэль. – Это был не вопрос, Турвишар констатировал факт.

Конечно. Если он помнит, что был Симиллионом, первым императором Куроса, тогда он помнит, как сам держал Уртанриэль. Он знал, как она разговаривает.

– Да.

– Ты ведь знаешь, что это невозможно?

– Ты имеешь в виду, что это так же невозможно, как то, что у меня есть связь с богом тьмы и отчаяния и я просто направил его силу, чтобы уничтожить дракона?

Он скорчил гримасу.

– Приму к сведению. – Тут Турвишар бросил взгляд на мою руку: – Кстати, что это ты подхватил в таверне?

– Ах, это? – Я мгновение подержал бумагу в руках, а затем сунул ее в карман плаща. – Плакат «разыскивается…» со мною. К счастью, сходство минимально. Не говоря уже о том, что он устарел на четыре года.

Турвишар поднял бровь.

– Сколько они предлагают?

– Довольно лестную сумму. Так что, если нам понадобится получить в спешке груды металла, можно будет об этом вспомнить. А теперь пошли. Побежали… – Я, размахивая руками, боком скользнул по льду и с трудом сумел принять совершенно несолидное и ненадежное вертикальное положение, а затем махнул рукой: – Туда.

Турвишар кивнул и последовал за мной.