Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 171 (всего у книги 336 страниц)

12. Зедра

Я всего лишь служанка. И я не скромничаю, а напоминаю самой себе простую истину – я делаю это не для себя. Сотни лет назад я достигла фанаа, но с тех пор утратила. Я когда-то была огнем, горящим без фитиля, без свечи и даже без воздуха. Я горела ради одной лишь цели, ради Лат и ее Потомков.

Потому что когда-то мы были единым целым, и мы будем вместе в раю. Но если настанет Великий ужас, мы переродимся в его огне, наши души будут раздроблены, смешаны в одно море и воссозданы в других существах, которых не постичь никакому разуму.

Так предупреждал тысячу лет назад отец Хисти, когда он ходил по земле. Но об этом не прочесть в Писании Хисти, потому что святые правители исказили его учение. Для почитателей святых Великий ужас неизбежен – катаклизм, предшествующий концу света и Судному дню. Мы же считаем, что Великий ужас нужно предотвратить, а иначе не будет ни расплаты, ни ада и рая, где могут обитать души. Не будет ничего, что мы способны понять.

Каждый день я напоминала себе эти истины, чтобы поступать правильно. Направлять волю к высшей истине, так я молилась – не склоняя головы, не падая ниц и не воспевая хвалу.

– Говори!

Крик Като прервал мои мысли. Я сосредоточилась на происходящем в тронном зале, где Като проводил публичное дознание.

– Я уже давал показания! – пронзительным голосом сказал дрожащий визирь с накрашенным кайалом лицом. – Мне скрывать нечего!

Смех Като был тверд как железо.

– И я должен верить, что ты дал Озару те корабли исключительно по доброму расположению? Где контракты? Если, как ты утверждаешь, он заплатил двадцать тысяч, должна быть подтверждающая бумага!

Лицо визиря раскраснелось, словно бутон розы.

– Ты хотя бы раз в жизни заработал хоть медную монету, химьяр? Когда уважаемые люди дают слово, этого достаточно!

Като откинулся назад:

– Вот кто я для тебя? Простой химьяр? Темнее грязной собачьей лапы? К сожалению, в данный момент я единственный, кто может тебя спасти. И я слышал достаточно.

Я вспомнила, что Като упоминал, как сильно презирает этого визиря, хозяина торговых судов. Этот человек пытался продавать крестейцев в рабство, в гулямы, как в янычары для армии Сирма, чтобы подорвать доминирующую химьярскую группировку, беззаветно преданную Като.

Като сделал знак гулямам. Воины в золотистых плащах схватили изрыгающего проклятия визиря под руки и поволокли прочь из зала. Он разделит старую казарму с десятками друзей Озара и врагов Като.

Като поместил их именно туда, а не в подземелье Песчаного дворца. Старая казарма была ветхим строением, расположенным прямо за стенами дворца, несколько десятилетий назад в ней размещались гулямы. Там уже становилось тесно. У меня по поводу нее были свои планы, которые предстояло скоро воплотить в жизнь. К сожалению, в старой казарме не было кровавых рун.

Кярс с кашанскими лошадьми и несколькими сотнями всадников мог прибыть в ближайшие дни. Чтобы привести план в действие, оставалось мало времени, и, тем не менее, я должна узнать больше. Узнать подробности о человеке, которым намерена управлять.

Вера отвезла меня в мою комнату и поместила в шкаф. Время было выбрано идеально: когда я приземлилась на статую симурга, Като выходил из дворца. Я вспорхнула и последовала за ним к воротам, а он вышел на шумную улицу Кандбаджара. Взяв экипаж, он свернул не на запад, к казарме гулямов, а на восток, к Глиняным переулкам.

Дронго наделены острым обонянием, и вообще, все их чувства обострены – так что я едва не рухнула с высоты из-за вони открытых сточных канав. Но Като, похоже, вонь не мешала. Он вошел в дом наслаждений, известный тем, что его посещали рабочие, торговцы и моряки. Это странно, учитывая, что все увеселительные заведения сегодня были закрыты по случаю дня рождения какого-то там святого.

Окна были завешены черными шторами, и поэтому я осталась прислушиваться на крыше. И сосредоточила слух на происходящем в доме наслаждений. Звон – Като только что передал кому-то мешок с монетами. Шорох меха или что-то похожее, легкое почесывание кожи – он погладил ребенка по голове. Потом произнес:

– Он окреп.

Нежный женский голос ответил:

– Когда-нибудь станет хорошим воином.

Като хмыкнул:

– Что угодно, только не это. Передай учителю, чтобы шлепал его, если будет невнимателен, я не против, лишь бы следов не осталось. Когда я приду в следующий раз, принесу «Аташ и симург» – мальчику непременно надо это прочесть. Хоть слова пусть услышит, а картинки я вырву, если понадобится.

Я почувствовала легкую вибрацию – женщина кивнула в ответ.

– Да, конечно, паша. Я сама прослежу, чтобы он прочел.

В ее голосе слышалось явное уважение, но испуга я не заметила, хотя она разговаривала с самым могущественным человеком в городе.

Я взлетела и последовала за пашой Като к другому дому, на сей раз в Стеклянном квартале. Он не был похож на дом наслаждений – стеклянные стены покрывала завеса живых цветов, а на крыше располагался небольшой сад с растениями в горшках. Я услышала, как Като взял на руки плачущего младенца. Неожиданно мягким голосом он запел химьярскую колыбельную, нежно покачивая дитя. Прекрасная песня о животных – в парамейском тигр, орел и лев звались так же. Остальное я разобрала с трудом, но все-таки поняла. Может быть, я немного усвоила химьярский язык, находясь среди гулямов, хотя рядом со мной они не говорили на нем почти никогда.

Я заметила, что Като не дал этой женщине денег, но, учитывая, что она жила в Стеклянном квартале, вряд ли она в них нуждалась.

– Лат не благословила Тамаза дочерью, – сказал Като. Это прозвучало так, словно он прослезился. – Но она благословила меня, простого раба. В другой раз я принесу книги. В Башне целая полка для детского чтения. Начинай учить ее прямо сейчас, сделай так, чтобы она стремилась учиться.

– Что она будет делать с книгами? – спросила женщина, чуть хрипловато. Она была явно старше девушки из дома наслаждений.

– Она будет делать все, что захочет, – сказал Като. – Говорю тебе, Кярс не похож на своего отца. Он – провидец. И он силен. Он разрушит власть Источника над людьми, сокрушит продажных визирей. И Аланья станет страной, где даже девушка без имени сможет возвыситься, если будет обладать знаниями.

Неужели клинок Като не такой двусторонний, как я считала? Он действительно восхищается Кярсом. И насколько сложнее будет настроить их друг против друга?

– Твои слова вселяют надежду, Кат, – сказала женщина. Это его уменьшительное имя? Восхитительно.

– В новой Аланье все изменится. Сильный станет слабым, а слабый сильным. Рабы – господами, а господа – рабами. Об этом я позабочусь.

От Като исходило ощутимое возбуждение. Даже восторг. Неужели он действительно верил, что Кярс, который добавлял в воду для ванны лепестки особенных роз, растущих только в пещерах на заснеженном пике Азад в Кашане, перевернет систему, где он на самой вершине? Матушка однажды сказала: «Власть и богатство человека не изменяют, а только раскрывают». Кярс был весь открыт передо мной. И он никогда не говорил о каких-то великих планах переустройства Аланьи, не искал конфликтов, которые для этого необходимы. Может быть, Като заблуждался. Но его привязанность к своему хозяину – это проблема.

Кярс, скорее всего, знал, что сказать людям, дабы завоевать их поддержку. И скорее всего, он рисовал отдельные картины для Хадрита и для каждого наместника и визиря, чья поддержка ему понадобится, чтобы получить и удержать власть. Что ж, я понимала, что имею дело не с глупцами, а с людьми, чья ловкость равна моей или даже превосходит мою. Но даже у самых хитрых есть слабости, которые я могу использовать в своих интересах. И когда паша Като поцеловал свою воркующую дочь в щеку, я почувствовала облегчение от того, что нашла его слабость.

Я отправила Веру в Башню мудрости, выяснить, доступен ли второй том «Типов крови». А сама попробовала походить в своей комнате. За малюткой Селуком присматривала Мирима, поскольку я не могла заботиться о нем в нынешнем состоянии, и такая долгая разлука угрожала сломать мой и без того измученный разум. Несмотря на некоторые успехи, мои руки и ноги дрожали, я была отрезана от всего, что любила и знала… и так будет всегда. Но значение имело лишь то, поддавалась ли я унынию и печали. До сих пор я действовала успешно, а те несколько раз, когда я позволяла чувствам взять верх, едва не привели к краху.

Я могла ходить, но казалось, каждый шаг ломает кости и растягивает мышцы, словно я опять стала старой. Было ли это карой за гибель двух сосудов души – сперва крысы, а вскоре после этого Сиры? В Вограсе я однажды вселилась в орла, чтобы проследить за перемещением войска святого правителя Насара, а потом у того орла случился в небе сердечный приступ, и он едва выжил. Мне тогда потребовались месяцы, чтобы снова прийти в себя.

Я добилась некоторого прогресса – дохромала с кровати на балкон, плюхнулась на заваленный подушками диван и наслаждалась полуденным ветерком. Я закрыла свой разум от всех ужасов, которые сотворила и еще сотворю. Попыталась ощутить фанаа – совершенную тишину, – хотя мне сейчас до этого далеко.

Вера разбудила меня, тронув за плечо. Книги у нее не было.

– Ее не вернули, – сказала она.

Я зевнула и потянулась.

– Возвратят. Через несколько дней – если тот, кто взял ее, не сбежал. Но кто так глуп, чтобы рисковать получить от Философов порку?

Вера понурила плечи:

– Разве это не целительский фолиант? Я могу спросить, зачем он вам, султанша?

Эта девушка становится любопытной. Для меня это тревожно, а для нее опасно.

– Дорогая, там, возможно, найдется информация о том, как помочь мне исцелиться.

Как легко ложь слетает с моего языка с тех пор, как я переехала в этот дворец.

– Вы сказали всем, что упали в обморок. А при чем тут кровь?

Я бросила на нее гневный взгляд.

– Извините, султанша. – Она склонила голову, как будто я была Селуком. Хорошо. – Просто я о вас беспокоюсь. Вы всегда уходите в этот шкаф.

– Я тебе уже говорила, в детстве я спала в деревянном сундуке. Это напоминает о доме. Мне там хорошо.

– Понимаю.

Когда я попыталась смотреть в сторону, взгляд Веры последовал за моим.

– Вы как будто носите камни на спине. Мне бы так хотелось узнать, в чем проблема.

– Ничего такого, с чем я бы не справилась сама, милая.

– Но зачем вам справляться одной? Для чего же я здесь, султанша, как не для того, чтобы облегчить ваше бремя? Сира рассказывала мне о своих огорчениях, и я облегчала их… как могла. Я умею слушать и решаю проблемы лучше, чем кажется.

Отчасти мне хотелось разделить свое бремя. Но мы с сыном остались последними из Потомков, поэтому оно только наше. Никакой языческой девушке никогда не понять, что значит быть частью бога. Отрезанной и брошенной умирать частью.

Вдалеке затрубили трубы. Нет, этот звук ниже – вой длинных рогов. Он разнесся по ветру и пробудил во мне тревогу. Что там происходит? Вера помогла мне встать с дивана и добраться до балконных перил.

Вдалеке, за стенами города, поля и песчаные дюны на горизонте покрыл туман. Я прищурилась, чтобы рассмотреть лучше. Вера перевесилась через перила.

Это был не туман. Песок, поднятый копытами лошадей. Сотен лошадей. Тысяч, их вереница растянулась на огромное расстояние. Они рысью приближались к городу с севера. Может, это Кярс? Но как он добрался сюда так скоро? И он скакал бы с запада, а не с севера.

Эти лошади… что-то тащили. Нет, не что-то – много, много чего-то. Вроде куполов… но узорчатых и сделанных из ткани. Юрты? Приблизившись к стене, лошади пошли медленнее, и дымка рассеялась. Всадники тянули за собой целый город юрт на массивных платформах. Я хотела велеть Вере уйти, чтобы вселиться в птицу и рассмотреть поближе, но мне пришла в голову мысль получше.

– Вера, отвези меня к Като. Немедленно.

Она помогла мне переместиться в кресло, и мы вышли. Паша Като сидел на помосте в тронном зале и беседовал с другими гулямами. Вера подкатила меня к нему, и я спросила:

– Паша, скажи, что происходит?

Его губы растянулись в нежной улыбке. Визит к детям, должно быть, согрел его сердце.

– Тебе не о чем беспокоиться.

– Но я все-таки беспокоюсь. Моего возлюбленного еще нет, а к нашим стенам приближается еще одно войско. Кто они такие, во имя Лат?

Като приказал гулямам удалиться. Когда они отошли в дальний конец зала, он жестом пригласил меня приблизиться. Вера подкатила меня, и мои колени почти коснулись его.

– Ты на днях говорила кое-что про крыс и наживку. Что ж, похоже, крысы пришли в ловушку.

– Крысы? Да там орда! – Я напомнила себе о необходимости сохранять спокойствие. – Это силгизы? Они вернулись?

Если бы только я заметила их во время полета! Но они скачут с севера, что значит, орда прошла через пустыню Зелтурии, а дронго никогда не летали там, и у меня не было возможности что-либо увидеть, вселившись в птицу.

– Ты, похоже, не все знаешь. – Казалось, Като наслаждался моим неведением, а его улыбка до ушей стала самодовольной. – Этой ордой командует Мансур.

– Мансур? Наместник Мервы? Брат Тамаза?

– Он самый. Тамаз просил его прийти вместе с йотридами, чтобы разобраться с силгизами. Но силгизов-то больше здесь нет. А теперь позволь спросить: почему, по-твоему, Мансур все же пришел?

Это сделал Тамаз? Клянусь Лат, я все время считала, что полностью переиграла старика. Но похоже, мне просто повезло, потому что, если бы все сложилось так, как могло бы – а я еще слышала звуки длинных рогов, – йотриды с аркебузами отогнали бы силгизов и разрушили весь мой план.

То, что все-таки план сработал, несомненно, было благословением Лат, а не результатом моего мастерства.

– Может, мне повторить вопрос? – произнес Като со вздохом разочарования.

– Мансур здесь потому… потому…

Я ничего не знала про этого человека, кроме уже мной сказанного. Я вообще не принимала его во внимание!

Като хмыкнул:

– Мы еще не настолько близки, чтобы заканчивать друг за друга фразы, но позволь, я попробую. Мансур здесь для того, чтобы попытать счастья. Посмотреть, есть ли у него поддержка.

Като указал на трон за своей спиной.

Что?! На этот раз мне не требовалось изображать потрясение.

– Като… ты о том, что Мансур хочет стать шахом?

– Тс-с! – Като поднял указательный палец. – Понимаю, ужасно такое слышать, учитывая твоего сына и все прочее, но ты не волнуйся – у Мансура нет поддержки. Последнее десятилетие Кярс налаживал связи со всеми, от ничтожнейшего уборщика в темнице до величайшего из могущественных визирей. Он не принял это как должное, – Като указал на официальный декрет, висевший над золотой оттоманкой, в нем Тамаз называл Кярса своим преемником. – Так что ты расслабься. Мансур как пришел, так и уйдет, ему это не по зубам.

Я встревоженно вздохнула и покачала головой:

– Но Кярса здесь пока нет. А ты как-то слишком уверен в себе для человека, у которого мало союзников в городе, окруженном врагами. На твоем месте я бы прекратила сажать визирей в тюрьму, чтобы они не увидели свое спасение в руках чужака.

– Вот как? Но у меня ведь есть ты. – Он игриво приподнял бровь: – Союз с самой умной женщиной в городе должен же чего-то стоить. Я бы мог выразиться поэтичнее, но боюсь оскорбить слух девушки, которая тебя возит.

Я обернулась к Вере. Та стояла в двух шагах позади, глядя в пол и делая вид, что не слушает.

Чем больше я об этом думала, тем серьезнее казалась проблема. Мансур пришел с йотридами, а значит, привел с собой кагана Пашанга, человека, известного своим пренебрежением к людским страданиям. А вернее, тем, что получал от них удовольствие.

– У меня есть замечательная идея, – продолжил Като, поднимая мясистый палец. – Ты, Зедра, примешь их сама. Жена Тамаза не выходит из своих покоев, а вы с Миримой – светские женщины, вы сумеете убедить Мансура, что ему здесь быть незачем.

Вообще-то это было и в моих интересах. Я должна узнать, чего Мансур якобы хотел и чего добивался на самом деле. Предположения Като звучали правдоподобно, но его самоуверенность потрясала до мозга костей. Если только он не знал чего-то, неизвестного мне, он преуменьшал угрозу и подвергал нас опасности.

– Честно говоря, после того несчастного случая я чувствую себя совсем бесполезной. Может быть, твое предложение сможет сотворить чудо и мне станет легче.

Като хлопнул в ладоши:

– Вот видишь? У меня в этом городе есть союзник. – Его улыбка опять расплылась до ушей: – И какой же она прекрасный союзник.

Мы поехали в экипаже к храму святого Джамшида, увенчанному желтым куполом, с арками и галереями, где могла поместиться тысяча молящихся. Сейчас тут было пусто, не считая Селуков. Внутри усыпальницы, окруженной решеткой, тело шаха Тамаза укрывал зеленый саван, рядом были другие зеленые саваны, а под ними – жалкие люди, не заслуживавшие благоговения. Если мне все удастся, когда-нибудь мы сожжем их тела и бросим туда, где о них забудут.

Мансур, брат Тамаза, был в бежевом кафтане почти до щиколоток и кожаных носках с традиционными остроконечными туфлями с золотыми вкраплениями. Он стоял и молился, и казалось, это тянется целую вечность, у него за спиной ожидала свита в зерцальных доспехах. Каган Пашанг, похоже, решил не идти с ними, что меня тревожило.

Я велела Вере подкатить меня к ним, хотя это и не совсем правильно, ведь мы находились на мужской половине. Вероятно, лицо Мансура иссушил воздух пустыни – кожа вокруг тонких изогнутых бровей шелушилась.

– Мой брат преклонялся перед великим святым, – сказал он, – первым из святых правителей. Он всегда говорил, что будет подражать этому праведному человеку, а теперь смотри – они покоятся вместе.

Мы называли его Джамшид Узурпатор. Нет, они с Тамазом не были похожи. Истории, которые распространяли последователи этого святого, для удобства опускали то зло, которое Джамшид причинил Потомкам. Тамаз не был таким жестоким.

– Он был подлинным воплощением духа нашего святого, – задыхаясь, произнесла я. – Я называла его отцом.

– Вероятно, это нравилось моему брату. Он молился о дочери. И в конце концов у него родились три дочери, но Лат забрала то, что он так хотел, и дала то, что ему было нужно. Двух крепких мальчиков, какими я их видел в последний раз, а теперь они, должно быть, мужчины, закаленные войнами против неверных.

– Как вы правы, ваше высочество, – сказала я, склонив голову. Ведь, в конце концов, Мансур был Селуком. – Кярс, да благословит Лат его царствование, лучший из людей. Он сильнее льва. – Я попыталась припомнить некоторые цветистые выражения с площади Смеха. – Мудрее святого. И добрее летнего ветерка. При нем наше царство будет процветать, как и при его отце. Я в этом не сомневаюсь.

Мансур кивнул и улыбнулся. Он красил волосы в черный цвет, но усы и бороду оставлял седыми. Странный вид, мягко говоря.

– Ты славная девушка. Кярсу с тобой повезло. Знаешь, это все так… странно… то, что трагедия случилась, когда Кярс в походе.

– В самом деле? Разве для убийц не лучшее время нанести удар, когда войско отсутствует?

Его высокомерный смешок прозвучал неприятно.

– Дорогая девочка, ради власти люди играют в такие игры… ты не поверишь. Они так многослойны, так многолики, так наполнены заблуждениями. Вот почему я здесь. – Его голос притворно дрогнул. – Когда наш отец пытался меня задушить, именно Тамаз его остановил. И Тамаз убедил его добавить меня в очередь престолонаследия, чтобы мне не пришлось умирать. А где был я сам, когда требовалось остановить убийц Тамаза? Теперь у меня осталась лишь мечта о правосудии. – Он всхлипнул и вытер глаза платком. – Нет, я не позволю его убийцам остаться безнаказанными, я искореню их, где бы они ни скрывались. Я не доверяю этим визирям и гулямам – только Лат известно, кто из них замышлял убийство.

Итак, он избрал правосудие в качестве предлога. Как банально.

Воздух содрогнулся от вопля Миримы. Она в воздушном белом траурном платье упала на колени перед гробницей и просунула через решетку руку, как будто Тамаз мог очнуться и взять ее.

Я изобразила легкие всхлипывания.

– Разумеется, ваше высочество. Вы так правы. Мне намного лучше теперь, когда семья здесь. Я так неотступно ожидаю, когда вернется мой любимый – ох, мне кажется, что эта пытка никогда не закончится.

Он опустился рядом со мной, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза, хоть и морщился, сгибая колени.

– Дорогая, теперь, когда мы пришли, ты и прочие женщины не должны бояться. И несправедливость, и бунт будут изгнаны из этого города.

– Но я думаю… – Я подавила всхлип. – Я уверена, Кярс будет здесь через несколько дней. А он сам, как шах, является источником справедливости. Так к чему все это? Я едва не лишилась сознания, когда увидела боевых коней и услышала рев длинных рогов.

Мансур вздохнул:

– Они все подчиняются мне. Не волнуйся, милая.

А я волновалась – судя по тому, что я слышала, каган Пашанг любил использовать своих врагов в качестве сидения во время ужина.

– Каган Пашанг верно служит Селукам Аланьи. Недавно он помог мне подавить мятеж в Мерве. Там снова начал пускать корни Путь потомков – одной Лат известно, откуда они только берутся. Особенно рабам нравится их гнусный посыл. А с другой стороны, Пашанг – истребитель еретиков, неверных, мятежников и предателей, и я знаю, что он сослужит здесь такую службу… если потребуется.

Улыбнувшись, я ответила:

– Это так обнадеживает. Те силгизы были так лживы и жалки. Я уверена, что йотриды совсем на них не похожи.

Он поднялся и бросил на меня холодный взгляд:

– Совсем не похожи. Пашанг обещал устроить на силгизов охоту из-за их участия в этом преступлении. Я оставил за ним дела за стенами города. Но внутри этих стен охотник – я сам, моя девочка. – Этот охотник не потрудился даже узнать мое имя. – Полагаю, заговор куда глубже, чем кажется. Сын Великого визиря и добрый друг Кярса – что он выиграл бы, замышляя вместе с силгизами убить шаха? Или Озар, которого я бесчисленное число раз принимал у себя во дворце, – он тоже не из мятежников. Интересно было бы услышать их мнение. Вот еще одна причина спешить сюда – страх, что их убьют настоящие заговорщики прежде, чем их истории будут услышаны.

Заключение проницательное и в какой-то мере тревожащее. А кого же подозревает Мансур? Станет клеветать на племянника, чтобы получить трон?

Но, учитывая поразительно разумные действия, предпринятые Сирой перед концом, никого не следует недооценивать. Мансур не казался грубым и злобным, потому я не считала его угрозой, особенно по сравнению с образом Пашанга, но, возможно, он хотел, чтобы все ослабили бдительность. Ведь, в конце концов, я вела ту же игру, и вполне успешно.

Юный шейх начал декламировать Писание Хисти, звуки эхом отдавались от купола цвета листьев, распростертого над нашими головами. Будь прокляты святые! Мне хотелось заткнуть уши и не слышать это лживое пение, правда, мелодия была довольно приятная, хоть и скорбная.

– Паша Като допросил визирей, – сказала я. – Он все делал открыто, чтобы каждый мог оценить их вину или невиновность. Он прекрасно обеспечил нам безопасность. Этот человек не спит и не устает, почти не ест, и он твердо намерен охранять этот город, пока не вернется Кярс.

– Като – верный, это да. Мне он нравится. Но мы склонны видеть только то, чего ищем. Като – воин, и поэтому он видит занесенный меч. Но Кярса может поджидать оружие более утонченное. Нет, чтобы защитить этот город, мне потребуется собственное расследование. Любопытно также, что мой добрый друг Хизр Хаз убежал в Зелтурию в такой критический момент. Может быть, из страха перед настоящей угрозой. Если бы Кярс вернулся сегодня и сел на трон, я бы беспокоился о его безопасности. Нет, это хорошо, что я пришел первым. Его гнездо должно быть очищено от гадюк.

Я дала волю слезам. Пусть Мансур утешает меня своим хвастовством. Меча, чтобы размахивать, у меня не было. Слезы, слабость, невинность – вот мое оружие. Пусть начнется битва. А когда они станут пожирать друг друга, я вырву у них сердца.

После того как Мансур отбыл во дворец, мы с Верой в экипаже поехали на тренировочное поле Лучников Ока. Поскольку в городе был Мансур, а за стенами – Пашанг, мне было важно заполучить влияние и рычаги воздействия на лучников, чтобы контролировать сообщения, которые отправляли Кярсу. Его войско по-прежнему оставалось самым крупным и хорошо вооруженным, и боюсь, теперь мне придется его использовать.

Именно во время этой поездки у меня возникло ощущение, что я плыву в глубине моря и пытаюсь подняться к поверхности, к свету, который постоянно от меня удаляется. Сколько ни плыла, я оставалась во тьме и тонула все глубже. Но, конечно, все небезнадежно. Нужно только удвоить темп, пусть я и не могу ходить.

К сожалению, я была не в обличье птицы и поэтому не могла пролететь мимо стражника возле входа. Он был одет в форму Лучников – белая рубаха чуть выше темных колен. Этот чужестранный и необъяснимо нелепый наряд украшали только несколько крученых лент спереди.

Я мало что знала об этосианских орденах, но Лучники были самым многочисленным из них. Этосианский орден, преданно служащий при дворце латиан. Только золото могло скрепить подобный союз, горы золота. Я подозревала, что за их услуги соперничали и другие царские дома, но Аланья перебила цену.

– Это султанша Зедра, возлюбленная наследного при… Его величества шаха Кярса, – сказала Вера. – Она хочет осмотреть территорию и ознакомиться с вашим орденом.

Стражник растерянно посмотрел на нас. Потом свистнул, и к нему подбежал другой. Они пошептались, и другой поспешил удалиться.

Стражник приложил руку к сердцу:

– Прошу вас, подождите минутку.

Спустя минуту к нам вышел настоящий гигант. Его борода, густая и черная, спускалась до пояса, и она одна была больше Веры. Воин был в белом кафтане и простых кожаных сандалиях – привычный аланийский наряд. Но где сшили одежду такого размера?

– Султанша, – произнес он, – дворец не предупреждал нас о вашем визите.

Я снизу вверх улыбнулась в ответ:

– Именно, как я и предпочитаю. Неожиданно. Так я увижу, что это за место на самом деле, а не на что оно похоже, когда его посещает возлюбленная шаха.

– Очень хорошо, султанша. Позвольте представиться. Я Абунайсарос, предводитель Лучников Ока. Если вам угодно, зовите меня Абу.

– Хорошо, Абу.

Мы проследовали за ним в накрытую балдахином гостевую зону рядом с тренировочным полем. По пути Абу рассказывал об истории ордена и о его роли в Аланье. Аланийцы назвали их Лучниками Ока, потому что, когда больше ста лет назад шах Хазам возвратился после вторжения в Лабаш, у большинства его воинов стало на один глаз меньше. Несмотря на мое давление, Абу не хотел раскрывать тайну и только смеялся всякий раз, когда я спрашивала, чем они превосходят лучников-гулямов или даже конных лучников Бескрайности.

– Лабаш опустошила кровавая чума, так что теперь мы здесь, – рассказывал он. – Аланья – наш дом. Кое-кто считает, будто мы служим лишь потому, что нам платят, но на самом деле мы любим эту землю. И готовы умереть за нее. Селуки всегда были к нам добры.

Поучительная история, но я была вынуждена констатировать очевидное:

– Вы когда-то были воинами… но теперь вы прославленные гонцы.

Он предложил какую-то лабашскую закуску – пухлые шарики, похожие на орехи. Я вежливо улыбнулась и отказалась. Вера сунула один в рот. Потом еще один.

– Мы те, кем хочет нас видеть шах, – сказал Абу. – Мы не жаждем битвы, но готовы сражаться, если нас призовут. И тогда – помоги Архангел глазам того, кто пойдет против нас.

Очень убедительно. Мне понравилось. Я даже попробовала один орешек – хотела тут же выплюнуть, но проглотила, чтобы не обидеть. Сироп внутри был пугающе, тошнотворно сладким.

На поле рыжая женщина пускала стрелы в доспехи с нескольких сотен шагов. Она посмотрела на небо, прицелилась в заходящее солнце и спустила тетиву. Стрела описала крутую дугу и приземлилась в траву рядом с доспехами.

– Проклятье! – выругалась лучница.

Я усмехнулась и указала на нее:

– Это странно, Абу. Тут повсюду мужчины. Лабашцы в белых одеждах. А посреди всего этого – одна девушка, кармазийка, в одежде племени степняков. – Неподалеку сидела группа молодых Лучников, они передавали по кругу трубку и наблюдали за девушкой. Я кивнула в их сторону: – И вашим мужчинам это, кажется, нравится. Может быть, даже слишком.

Абу прикусил губу, а потом погладил свою невероятную бороду.

– Мы позволили ей упражняться здесь.

– Почему?

– Она выиграла состязание.

– Да? И с кем же?

Абу широко улыбнулся, признавая, что с ним.

– Повезло ей. Даже у Лучника Ока случается плохой день. Но девчонка хороша. Даже очень. Понятно, что в Лучники не годится, но я разрешил ей упражняться с нами. Поучиться у нас. Она хочет участвовать в состязании Лучников. Своим людям я такого не позволяю, по понятным причинам.

– Разумеется. Ведь нельзя же, чтобы вы постоянно выигрывали.

– Точно так. Это было бы несправедливо. На нас бы обиделись. Нам, этосианам, лишние обиды ни к чему.

Девушка утерла пот полотенцем и пошла мимо нашего низкого столика. Абу свистнул ей, и она приблизилась.

– Это – султанша Зедра, – сказал он, – возлюбленная шаха Кярса. Она просто восхищена твоей подготовкой.

Капли пота с волнистых локонов еще падали ей на лоб. Похоже, она тренировалась не один час. Девушка набросила полотенце на плечи.

– Очень рада знакомству с вами, султанша.

– Сядь, пожалуйста, – сказала я.

– Я… мне сначала надо помыться. Или хоть одежду сменить.

– Незачем. Сядь, я настаиваю.

Я указала на напольную подушку рядом с Верой.

Кармазийка села и скрестила руки.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Са… Сафия, – произнесла девушка, опустив взгляд на деревянный столик.

– Ты едва помнишь собственное имя, дорогая моя, – улыбнулась я, показывая, что шучу. – Сафия, прекрасное имя. Твоя тезка – дочь святого Хисти. – Как приятно опять, после стольких лет, услышать это имя. Но в сегодняшней Аланье его почти и не встретить.

Девушка кивнула, даже не подняв на меня глаз:

– Да, я знаю. А еще так звали мою бабушку.

Почему она так стесняется? Что-то в этой застенчивости вынуждало меня слишком рьяно вытягивать из человека правду. Так я поступала со своими двоюродными братьями, племянницами и племянниками.

– Мне нравится твой наряд, – продолжала я, – он напоминает о моей родине. Но горы Вограс и горы Кармаз так далеки друг от друга.

– Я ношу то, что мне подходит, – почти шепотом ответила девушка. – Что хорошо в Аланье, так это то, что никому нет до этого дела.

Странно, что она так сказала.

– Когда я в последний раз проверяла, горы Кармаз находились в Аланье. Разве ты нездешняя, дорогая?

Очевидно, что, если в ней течет редкий тип крови, она не может быть простой кармазийкой. Большинство кармазиек в этом городе – во всяком случае, молодые – работали танцовщицами, служанками или даже в домах наслаждений. Украшали их своими экзотическими чертами. Но эта девушка говорила на высоком парамейском, и она превзошла в меткости Великого магистра Лучников Ока. Какова же ее история, почему у нее редкий тип крови и почему она так осторожна в словах?