Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 225 (всего у книги 336 страниц)

– Скатертью дорога. А что он сделал с моим клинком?

– Забрал с собой, естественно.

Мне хотелось рыдать, как будто я потерял любимую игрушку. Может, стоит попросить Кинна выкрасть его.

По крайней мере, Сира выполнила свою часть сделки. Теперь я должен выполнить свою.

– Нам нужно многое обсудить.

В Изумрудном дворце были отдельные комнаты для кофе, чая и кальяна. Я наслаждался вместе с Като вишневым гашишем в чайной комнате. В отличие от кальянной, шелковые подушки здесь были более гладкие, хотя абядийцы забрали бо́льшую часть из них, прежде чем я успел остановить мародерство.

– Шах Кярс отрекся перед Сирой и остальными, – сказал Като. – Он даже признал Потомков законными наследниками Хисти, а Сиру – одной из них. Это было так постыдно, но что еще ему оставалось? Молюсь, чтобы сирмяне были к нему добры, – может, ему просто не предначертано править Аланьей в такие разрушительные времена.

Или он слишком слаб, чтобы править ею.

– Ты смирился с его отречением?

Като кивнул.

– Услышав о том, что маги сделали с Кандбаджаром, он был совершенно сломлен. Он посчитал это своим поражением и не хотел, чтобы люди и дальше страдали по его вине.

Кярс не был победителем, но в благородстве ему не откажешь. Пусть и слабак, но он порядочный человек, и я горжусь, что служил ему.

Однако дни моей службы закончились.

Что касается Сиры, то она прошла путь наверх быстрее, чем я ожидал. Я не понимал, что собой представляет Путь Потомков, но, видимо, мы с Като неверно интерпретировали увиденное. Сира может быть кем угодно, но только не Потомком – в ней нет этой крови.

Или есть? Показав мне порезанную ладонь, она говорила что-то о крови.

Като открыто ненавидел Сиру. Но достаточно ли ненависти к ней, чтобы он поддержал меня?

Я выдул облако дыма с запахом вишни.

– Зачем ты приехал сюда, Като? Почему не отправился в Кандбаджар?

– Те маги превратили его в кровавые руины. Проклятые колдуны. Как они посмели разрушить жемчужину, которую я оберегал почти всю жизнь? Отречение Кярса делает шахом Фариса, а я принес клятву гуляма, и значит, теперь должен защищать его.

– Это так. – Я протянул ему мундштук. – Сегодня мы объявим его шахом Аланьи. И как его отец посадил султана на трон в Эджазе, Фарис объявит меня султаном Доруда.

Като выдул тонкую струйку дыма.

– Ты все равно останешься узурпатором. Идешь по стопам Сиры?

Она победила, так почему бы и не пойти по ее стопам?

– Скажи, ты правда хочешь до конца жизни служить более слабым и менее компетентным людям, чем ты сам?

– Таково твое мнение о шахе Кярсе? – Он чуть не ткнул в меня мундштуком, протягивая его обратно. – Я подумывал приказать гулямам этого города выволочь тебя с трона, на котором ты восседал утром, и бросить в глубокую канаву.

– Я предпочел бы, чтобы ты мне помогал. Мне понадобятся люди вроде тебя для осуществления планов.

– И что ты собрался делать?

– Я скажу тебе, чего делать не собираюсь. – Я затянулся дымом, подержал его в легких и выдохнул большой шар. – Я сел на оттоманку не для того, чтобы собирать наложниц с восьми концов света и каждую ночь ложиться с новой. Я не ношу парчу и не украшаю запястья браслетами, а шею рубинами. – Я указал на прекрасный стеклянный кальян. – Время от времени я позволяю себе покурить – вот и все мои грехи. Кроме этого мне приносит наслаждение только одно.

Като вздохнул.

– И что именно?

– Я люблю убивать врагов. Я заключил с Сирой перемирие – до поры до времени. Я хочу прекратить вражду с шахом Бабуром и тем лизоблюдом, которого он посадил на трон в Кандбаджаре. До поры до времени. – Мне следовало опасаться двух магов – они могут затопить и испепелить Доруд, как поступили с Кандбаджаром. – Но мир – лишь прикрытие для того, чтобы набраться сил, а мы должны это сделать, если хотим одолеть врагов: крестейцев, саргосцев и этосиан.

Като хмыкнул.

– Никогда не думал, что ты такой фанатик.

– Ты собственными глазами видел Архангела над Костаной. Ты даже видел истинное тело Марота. Разве ты забыл, что он сделал с твоей семьей? Этосиане поклоняются этим созданиям, Като. Сомнений быть не может, эти ангелы – чистое зло. Они готовят ужасы для всего человечества.

– Не могу не согласиться. Но этосиане… Они как дикие звери, прыгающие в реку, чтобы охладиться, хотя там их сожрут крокодилы. Просто глупцы.

– Глупцы с армиями, оружием и только Лат ведомо с чем еще. А если я скажу тебе, что над Зелтурией стоит ангел, прямо сейчас, пока мы с тобой говорим? Единственное его отличие от того, которого ты видел, в том, что он невидим для всех, кто не способен заглянуть за покров.

Он утомленно вздохнул.

– А я скажу, что до безумия устал от ужасов. И, по правде говоря, хочу просто прилечь. Хотя не стал бы возражать против теплого тела рядом. И может, еще кебаба из ягнятины, замаринованной в кислом молоке. Ах да, и кофе с кардамоном.

– Это же дворец. А ты командуешь гулямами. Ни в чем себе не отказывай.

Он показал пальцем на свои глаза.

– Я наблюдаю за тобой, Кева. Не думай, что меня так легко купить.

С Като придется еще поработать. Но пока я был уверен, что он на моей стороне. Мы не можем позволить себе слабых правителей. Только не сейчас, когда нам грозят ангелы со своими прислужниками, один за другим.

В особенности когда наша богиня и защитница Лат мертва.

Церемония прошла превосходно. Шейх из Источника короновал Фариса как шаха Аланьи. Первым же декретом юный шах объявил меня султаном Доруда, разрешив делать все, что я пожелаю, даже нарушать его же собственные указы.

Я предоставил шаху Фарису целое крыло Изумрудного дворца. Пусть развлекается как душе угодно, ему нельзя лишь уехать.

Баркам привел ко мне несколько мужчин с суровыми лицами – поговорить насчет угрозы со стороны крестейского флота. Очевидно, флотом командовал лично император Иосиас, намереваясь высадить армию паладинов на наших берегах.

Я приказал Баркаму послать гонцов в Сирм – узнать, когда шах Мурад выполнит обещание и отправит забадаров и янычар в Аланью.

Я не пошлю их воевать с Сирой. А отправлю сражаться с Иосиасом. Раз Зелтурия мне не принадлежит, я могу предложить Мураду на выбор три города на западном побережье. Сирмяне всегда хотели ими владеть, а города не особо ценны, хотя я был готов расстаться только с одним.

Что до Хуррана, Бабура и двух магов, то хотя они и потерпели поражение, но по-прежнему удерживали несколько аланийских городов, к тому же за ними стояла вся мощь Кашана. Мне придется прийти с ними к соглашению, пока я наращиваю силы. Лат туманно дала понять, что я должен собрать все маски, но она мертва. Я могу временно смириться с тем, что Хурран правит Кандбаджаром, Мервой и Кучаном, как смирился с правлением Сиры в Зелтурии, – ради мира. Мира, которым я воспользуюсь, чтобы собраться с силами.

В конце концов, конечно же, мне придется с ними разбираться – ни Сире, ни Бабуру не понравится то, чем я занимаюсь в Доруде. Но пока не время для вражды. Лучше пусть дерутся друг с другом, пока я укрепляю границы. Возможно, стоит построить несколько крепостей между Дорудом и Кандбаджаром, вроде Челюсти Джалута, защищающей Кашан.

А потом я сосредоточусь на саргосцах – они кажутся сейчас самой главной угрозой. По словам Айкарда, чтобы захватить южные острова, они заключили союз с мощной и загадочной страной за морскими туманами. Их надо остановить.

После всех встреч я испытывал искушение заказать еще один кальян и провести ночь на шелковых простынях. Я взвалил на свои плечи тяжкое бремя, так почему бы не позволить себе и побольше удовольствий?

Потому что я не могу позволить себе ослабнуть, как те, о ком я так плохо отзывался. И я попросил слуг принести мне постель из их покоев. Мне достаточно одеяла из верблюжьей шкуры с проеденными молью дырами и подушки, набитой перьями дронго.

Я не стаду носить парчу. С этого дня я буду одеваться в простой белый кафтан абядийцев. Они должны воспринимать меня как своего.

Я не буду спать с рабынями или услаждать плоть иным образом, потому что этого не делают простые люди. Не буду пить вино или курить опиум. Не буду вкушать деликатесы.

Но я буду копить богатства. Иначе никак. Нет другого пути, чтобы собрать армию, сделать пушки и аркебузы, построить корабли и все необходимое.

В дверь постучали. Кто бы это ни был, он не воспользовался дверным молотком.

Я сел.

– Входи.

Рухи распахнула дверь настежь, но не вошла. С головы до пят она была закутана в черное.

– Почему ты спишь на полу, если можешь спать на прекрасной постели?

– Отец говорил: «Ты тот, к чему привык». Если я буду каждую ночь спать на шелках, что случится, когда я окажусь на поле битвы, с ложем из голых камней? Как я выживу, когда смогу есть только собственные сапоги?

– Понимаю.

Она по-прежнему топталась на пороге.

– Войди и закрой дверь.

Она шагнула в комнату и закрыла дверь.

– Я пришла только сказать, что уезжаю.

Вот так сюрприз. Она помогла мне взять город, и я думал, что она захочет сыграть более важную роль.

– И куда? Тебя уж точно не примут в Зелтурии, пока там заправляет Сира. Кандбаджар лежит в руинах. Ах да, и еще крестейский флот вот-вот высадится на западном побережье. Так что… Где еще ты можешь поселиться, если не здесь?

– Я абядийка. Между большими городами много оазисов.

– Там опасно. Племена Сиры не прекратят набеги. В таком хаосе повсюду появятся банды разбойников. Я ведь упомянул приближающихся крестейцев? Здесь тебе безопаснее.

Она села на шелковую постель, которой я не воспользовался.

– Я поговорила с Като. Он сказал, что Апостолы решили остаться в Зелтурии, несмотря на то что может с ними сделать Сира. Они отказались покидать храм, в особенности после того, как Базиль с помощью кровавой руны вошел в запретную зону. – Она положила руки на колени и сжала кулаки. – Я хочу вернуться. Мой долг – помочь им.

Я слишком хорошо понимал, что такое долг. Исполняя его, я далеко шагнул, но он же чуть не привел к моему краху.

– Сира тебя ненавидит. Как и Эше. Они оба с удовольствием послушают твои крики. А кроме того, ты мне нужна. Меня окружают одни лжецы. Твои глаза, насквозь видящие ложь, просто бесценны. – Чего она хочет? Чего я ей еще не дал? – Сними покрывало.

Она сдернула покрывало. Теперь я почти не видел кровавые руны. А под ними ее лицо было нежным и прекрасным. Такая милая форма скул и глубоко посаженные глаза.

– Я султан Доруда, Рухи. Я каждый день торгуюсь и заключаю сделки с теми, кто заслуживает этого гораздо меньше. Я дам тебе все, чего ты хочешь, пока ты остаешься здесь. Только попроси.

Она долго смотрела на меня большими ореховыми глазами.

– Я знаю, что ты достойный человек. Знаю, ты не врешь. Поэтому останусь и помогу тебе. Но не попрошу у тебя того, чего хочу. Еще не время.

– Теперь мне придется мучиться в ожидании.

– Когда придет время, я буду знать, что ты не откажешь, – улыбнулась она. – Спокойной ночи.

Размышления о том, что она попросит, не сделали ночь спокойной.

Через час в окно с золоченой рамой влетел Кинн.

– Веришь ты или нет, но Баркам не строит против тебя козни, – сказал он, прыгнув на мою подушку. – Можешь спать спокойно.

– Если бы это была моя единственная проблема.

– Вчера ночью ты совсем не спал. Две ночи без сна, и тебе начнет мерещиться всякое, как тому купцу, у которого я однажды украл сапоги для своей обувной горы. Он потратил три ночи на их поиски, а потом забежал голым в озеро и вопил, что его мучает Ахрийя.

– Он был прав, – хихикнул я. – Это проклятье власти, Кинн. Тут есть о чем поразмыслить.

– Я с радостью предложу тебе свои услуги по засыпанию. Какой сон ты хочешь увидеть?

Я подумал о женщине с зелеными глазами и рыжими волосами. О том, как хорошо ее знал и как не знал совсем. О том, как любил ее и ненавидел. О том, как мы любили друг друга на яйце, а странный ангел наблюдал за нами бездонным глазом.

Я подумал о том, как она умерла и воскресла и опять умерла и воскресла. Но в конечном счете кто же она? Чье тело мы закопали в саду за стенами Небесного дворца в Костане? Кого я заколол в недрах Лабиринта, в той странной комнате со стенами из битого стекла?

Кем была та девочка, с которой я тренировался в детстве во дворе крепости Тенгиса? Кем была женщина, спасшая меня от пучины отчаяния после того, как Михей перерезал горло Мелоди?

Обе они мертвы? Их души в Колесе? Может, та женщина, которая все еще здесь, – совсем другой человек, с телом Сади и воспоминаниями Лунары?

Почти невозможно разобраться. Она слишком сильно изменилась, слишком много раз.

– Тот же сон, что и в прошлый раз, – отозвался я. – Как я читаю Таки перед сном… И завтракаю со всеми, кого люблю. И с Сади, и с Лунарой, по отдельности. Да, и еще с отцом. Я скучаю по нему. Но больше ничего не меняй.

То, что мы любим, лучше оставить неизменным.

Эпилог
Лунара

Что стало с Базилем и его сыном?

После того как Сира захватила Зелтурию и овладела храмом Хисти, я решила это выяснить.

Без специального заклинания, известного только мне, открыть Врата Базиль не мог.

Но может быть, он нашел путь к порогу, что прямо перед Вратами.

Я начала поиск с его временного жилища, которое, по иронии, оказалось женской молельней в гробнице одной сирмянской святой. Там я наткнулась на нечто тревожащее.

Под низким столиком была спрятана книга. «Мелодия Михея». Дэв, убедившая Сиру вернуть меня к жизни, хотела возвратить и Михея, но сделать это подталкивала Базиля. Возможно, считала истинным Зачинателем Михея, а не его.

Едва я подняла книгу, из нее на пол выскользнул лист бумаги. Я встала на колени и всмотрелась в него.

«Михею известно, где твой сын».

Кому предназначалось это послание?

Определенно не мне. Своего сына я оставила во Дворце костей. Мой сын был мертв. Когда-то дэвы из Лабиринта пытались убедить меня, что он жив и пребывает где-то в высокогорьях Крестеса, но я отказывалась этому верить – они использовали такие уловки, чтобы манипулировать и другими.

Записка была на сирмянском, а значит, предназначалась не для Базиля или его людей. И в любом случае Михей не мог знать, где их сыновья.

Я намеревалась показать ее Сире. Она устраивалась в своих новых покоях в храме Хисти. Победа, как и поражение, несет перемены.

И что это была за победа! Я провела хулителей сквозь Лабиринт, и они ударили в спину Бабуру с востока, когда его ликующие солдаты грабили лагерь Сиры и собирали рабов. Одновременно силгизы нанесли удар с запада, а йотриды – с севера.

Сира оставила людям Бабура единственный путь к отступлению – на юг, в сторону Кандбаджара. Поэтому они не стали сражаться насмерть, и она выиграла битву без особых потерь.

Но при отступлении ее племена вырезали их тысячами. Из двадцати тысяч, которые Бабур привел из Кашана, до стен Кандбаджара живыми добралось меньше половины.

Она не проявила милосердия к захваченным в плен сирдарам, хазам и простым людям. Сотни силгизов и йотридов из-за ее маневра потеряли детей и жен, мужей, матерей и отцов. Вероятно, Сира считала, что они заслуживают воздаяния.

Потому она приказала вырыть в песке глубокую яму, бросить туда пленников и поджечь. Когда яму засыпали, на могиле посадили красные тюльпаны.

В Зелтурии тем временем все пришло в хаос – не хочу даже вспоминать ужасы, которые мы там увидели. Повезло лишь в одном – мы нашли сокровищницу Кярса, которую Сира могла бы использовать для восстановления города. Но Малак по-прежнему стоял над горами, и отсутствие солнечного света всех беспокоило.

– Это знак от Лат, – вещала Сира своим последователям. – Солнце не заглянет в этот священный город, пока мы не загладим все зло, причиненное моей семье.

Под своей семьей она подразумевала Потомков.

По приказанию Сиры силгизы и йотриды не тревожили гробницы святых.

– Взгляни на мертвые цветы, покрывающие их тела, – сказала она. – Кровь Хисти и Потомков достаточно их наказала.

Все тела в гробницах святых и впрямь были засыпаны увядшими стеблями и лепестками. За исключением усыпальницы Хисти, хотя я знала, что самого Хисти там не было.

Меня тревожила и другая усыпальница – Святой смерти. Мы не смогли ее отыскать. Крестейцы завалили вход в ее храм валунами. Когда мы убрали их и вошли внутрь, гробница была пуста.

Тревожно и странно, если вспомнить, что мне известно о Святой смерти.

– Мне недостает моего балкона, – сказала Сира, глядя на каменную стену пещеры, своих новых покоев. – Все эти жилища такие сумрачные и тесные.

Что нужно в комнате, кроме лежанки и одежды?

– Я привыкла к этому жилищу через несколько лун.

Она села на стопку ковров.

– Я и забыла, что ты здесь жила.

Я показала ей «Мелодию Михея» и лист бумаги.

– Итак, Михей знал, где находится чей-то сын. – Она наморщила нос. – И что это значит?

– Дэвы – невероятно умные существа, Сира. Они живут долго, а когда что-то затевают, строят многослойные планы, растянутые на несколько поколений. Когда не удается один, у них есть наготове следующий и еще один. Вот поэтому Малак и стоит над городом, и мы ничего не можем поделать.

Разве что один из нас не захочет взобраться на гору, добраться до одной из его чудовищных лап и отсечь ее клинком из Слезы.

Сира пожала плечами.

– Честно говоря, я слишком устала, чтобы думать о подобных вещах. Если их план растянут на несколько поколений, мы вполне можем выделить пару дней для отдыха.

– Тебе следует отдохнуть. – Я сжала ее колено. Она вспыхнула от моего прикосновения. – Я попрошу о помощи Эше.

– Править этим городом будет тяжелее, чем Кандбаджаром. Всякий раз, когда я выигрываю, все только усложняется.

Бедная девочка. Она стала не только главой царства, но и религиозным лидером. Все возлагают на нее свои надежды и свое бремя.

– Ты сильнее, чем думаешь. Ты решишь все задачи.

– Кстати, о задачах. Когда ты собираешься обучить меня соединять звезды?

– Скоро.

Раз она исполнила свою часть договора, мне придется исполнить свою.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату заглянул Пашанг, ослабевший и бледный. Он наконец-то очнулся.

Сира встала и по-девичьи улыбнулась ему. Кто бы мог подумать, что в ее положении, после всего сделанного, она будет способна вот так улыбаться, заливаясь вишневым цветом. Может, ей удалось убедить себя в том, что я давно поняла: битва за всеобщее благо – это путь к прощению себя.

– Мне надо идти.

Им нужно было многое обсудить, а мне сделать.

Эше стоял на коленях лицом к стене, сквозь которую ушли Базиль и его сын после убийства лекаря. И теперь Эше часами всматривался в ту кровавую руну.

– Есть успехи? – спросила я, переступая через пустые лежанки.

– Нет.

Он не смотрел мне в глаза. Отвечал односложно. Я заслужила его отвращение тем, что сделала в Сирме.

И пока не завоевала его доверия, если это вообще возможно.

– Ты сказал, что здесь кровь древних. – Я опустилась на колени с ним рядом. – Но она ведь не совсем человеческая. Где же Доран ее добыл?

– Не знаю.

Он не примет мое раскаяние так легко. Я почувствовала его лишь в момент смерти, глядя в глаза своему убийце и мужу. Когда в меня вонзился клинок, я каким-то чудом поняла, что была во всем не права. Словно, умирая, очнулась от сна.

– Слушай, Эше. Твое отвращение ко мне справедливо. Но ты целый день глядишь в эту стену. Вдруг я чем-то могу помочь.

Он скользнул по мне взглядом, и его глаза лишь на миг встретились с моими.

– Я понятия не имею, что ты задумала.

– Я хочу помешать дэвам Хаввы открыть Врата.

– Или, может быть, пытаешься им помочь.

Я закатила глаза.

– Что за этой стеной? Разве Апостолы не знают?

Апостолы до сих пор оставались в храме, что создавало неловкость. Они почитали святых и не признавали Сиру преемницей Хисти. Но она обещала Кеве не причинять им вреда, так что им придется смириться.

– Эта стена толщиной в пять шагов, – сказал Эше. – В Писании говорится, что Хисти проходил сквозь нее, используя свою кровь.

– Так используй кровь Сиры.

– У Сиры кровь завоевателя. Не получится.

– Это раньше в ней текла кровь завоевателя. А теперь – кровь Хисти.

– Это невозможно. Что бы ни говорила любая из вас, я отказываюсь в это верить.

До чего упрямый зануда. Так похож на другого, которого я когда-то знала. Может, у нас с Сирой общая слабость, когда речь идет о мужчинах. Нас привлекает упрямство.

Где бы ни был Кева, мне когда-то придется его посетить. Но о том, чтобы остаться с ним, даже речи быть не может – он запрет меня в клетке. Будет держать в безопасности, в доме, как шахи своих женщин в гаремах.

Он дал Сире кое-какие обещания, но мне хотелось большего, чем холодный мир между ними. Мне хотелось объединить их ради общего блага.

А еще мне хотелось опять увидеть его. Ощутить его своей кожей. Я так жаждала этого, ведь моя фанаа исчезла.

А потом мы могли бы полежать в постели, поболтать о чем-то обыденном – например, о том, как в детстве играли под летним дождем. И могли бы даже обнять друг друга.

Разве это было бы не чудесно?

Я даже попросила бы прощения за то, что убила нашего сына, извиниться и за смерть нашей дочери. Хотя, зная Кеву, могу сказать, что он никогда меня не простит.

Вот поэтому прощать теперь придется мне.

Я пошла к Сире, взяла в чашу немного ее крови и вернулась к Эше.

Он окунул в чашу палец, потом лизнул.

– Неизвестный вкус.

Я вздохнула. Я не собиралась убеждать его, что это кровь Сиры. Может сам пойти и лизнуть ей руку.

– Ну… давай посмотрим, вдруг получится.

– Если так, я не проведу тебя через эту стену.

– Проведешь.

– Я сказал, что нет.

– Хватит болтать о стене, – сказал голос позади нас.

На пороге стоял человек, укутанный в покрывало. А его зеленые глаза напоминали те, что я видела в зеркале каждый день.

Мы оба застыли, глядя на него.

Он шагнул в комнату, закрыл дверь и указал на меня.

– У тебя есть заклинание для открытия Врат.

– Я тебя не знаю. – Я сжала рукоять клинка из Слезы, спрятанного под одеждой.

– Это я. – Он нетерпеливо рассмеялся. Даже презрительно. – Я и есть Врата.

Мы с Эше недоуменно переглянулись.

– Мы, должно быть, ослышались, – сказал Эше. – Кто ты?

Волосы у меня на затылке встали дыбом. По углам комнаты мерцали свечи, но этот человек не отбрасывал тени.

Незнакомец указал на свечу, и она погасла, оставив струйку дыма. Он направил палец на другую, потом на третью. Они тоже погасли.

После этого Эше извлек свой покрытый рунами ятаган. И я тоже вытащила Слезу.

Осталась только одна свеча.

Странный человек рывком сдернул с лица покрывало. На обеих его щеках горели глаза, и всего их было четыре, а лицо имело ромбовидную форму.

– Мое милосердие к человеческому роду иссякло, – произнес он. – Так или иначе, но я вытащу из тебя заклинание.

Прежде чем догорела последняя свеча, Эше взмахнул исписанным рунами ятаганом.

В наступившей тьме я не смогла сдержать крик.

Фитили зажглись снова, наполняя пещеру сиянием свечей.

Человек исчез. Дверь покрылась льдом.

– Что это было? – с дрожью в голосе сказал Эше.

До сих пор я никогда не кричала и не цепенела. Видно, в меня просочилась Сади. И ее беспорядочные эмоции отрезали меня от приобретенной таким трудом фанаа.

И я поняла, что Базиль и его сын не имеют значения. Врата теперь сами ходят по земле.

Заклинание для открытия Врат опасно. Миру было бы лучше, если бы я умерла. Но прежде чем я снова превращусь в Сади, я должна научить Сиру соединять звезды. Раз Врата теперь ходят по земле, они могут найти иной способ открыть себя. Может быть, этому сумеет помешать соединяющая звезды.

А еще я подозревала, что этого человека можно убить клинком из Слезы. Он ведь сбежал, когда увидел мой. Он же ангел, в конце концов. Ромбовидное лицо и четыре глаза соответствовали описанию Цессиэли. Ее почитали крестейцы, украшая все свои знамена ромбом и четырьмя глазами. Цессиэль часто изображали в облике женщины, но крестейцы могли ошибаться. Вот Ахрийя, например, в латианской вере считалась мужчиной, но за много столетий она родила бесчисленное количество дэвов.

Но что делает Цессиэль под храмом Хисти? Если только… если они не единая сущность.

Нет, такого не может быть, это слишком чудовищно. Лучше сосредоточиться на том, какие можно сделать выводы при сложившихся обстоятельствах.

Я подозревала, что ангел по каким-то причинам застрял в Зелтурии. Базиль освободил его из первой темницы под храмом Хисти. Может, ради этого ангелы причислили Зелтурию к своему царству. А имеет ли это какое-то отношение к цели Малака?

Я не могла понять планы дэвов, и поэтому мне трудно было решить, что делать.

«Мелодию Михея» я спрятала в яме под своей лежанкой. Выкопать ее мне помог Пашанг, а Сира наблюдала. Только мы трое знали место упокоения этой книги.

Книги крови невозможно уничтожить. Они были обязательной платой за принятие учения Марота. Наказанием за поиск тайной силы и для тех, кто провалил испытание.

Михей отверг путь Зачинателя. Но, возможно, я слишком рано это ему предложила. Может быть, дэвы Хаввы знали нечто, мне неизвестное. А иначе зачем возвращать человека, не желавшего воплощать их планы?

И зачем возвращать меня? Разве они не знали о моем предсмертном раскаянии? Неужели только ради заклинания открытия Врат?

Я устала не меньше, чем Сира. Слишком тяжело распутывать коварные планы дэвов Хаввы. У меня больше не было прочной фанаа, и я нуждалась в отдыхе.

Засыпая в ту ночь в пещере внутри храма Хисти, между сном и явью я услышала зовущий из глубин тьмы голос:

«Помоги мне.

Дай мне умереть.

Здесь темно.

Я скучаю по своему сыну.

Мне не следовало приходить сюда.

Ни за что нельзя было занимать этот престол.

Мне следовало умереть в моем мире. Под чужими грязными сапогами.

Все, что я когда либо делал, ничего не стоит.

Темнота – это ад. Одиночество – это ад. Ад – быть здесь взаперти.

Это смерть, в которой не умираешь.

Смерть, в которой нет забвения.

Даже безумие стало бы облегчением».

Я пыталась спрашивать, где он и чем я могу помочь, но он меня не слышал.

«Иногда я вижу зеленые буквы.

Они мерцают в углу.

Что они означают?

Что это вообще за язык?»

То, что он описывал, напоминало буквы, выходящие из яйца. Иногда они, подобно ангелам, появлялись из его трещин, а порой складывались в слова.

Каждая из тех букв переписывала реальность, совсем чуть-чуть, почти незаметно. Законы, управляющие вселенной, изменяются на бесконечно малую величину, например, сумма углов треугольника становится чуть больше ста восьмидесяти градусов. Через тысячи или даже тысячи тысяч лет реальность изменится до неузнаваемости только из-за этих букв, просачивающихся из яйца древних.

«У меня нет тела.

Я парю в черном небе.

Здесь нет стен.

Как мне умереть?

Как уснуть?»

Пусть Базиль страдал, но его боль – ничто по сравнению с муками в ангельском море душ. Многие из его армии влились в это море, их судьба куда страшнее, чем полная темнота.

«Я хочу вернуться назад, в то время.

В Костану, в день, когда Космо Зефир обошел Кенто Солари за несколько секунд до финиша.

Зеленые проиграли Синим.

Они жульничали. Колеса у колесниц были больше положенного.

Мы сожгли ипподром.

Огонь перекинулся на половину городских кварталов.

Тот священный огонь.

Сожги и меня.

Выжги меня из всех времен и воспоминаний.

Будто меня и не существовало.

И тогда наконец я исчезну».