Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 191 (всего у книги 336 страниц)

33. Зедра

Прижимая к груди малыша Селука, я слилась с вонючей толпой беженцев, бредущих по дороге к Доруду. Мы сбежали из сражения целыми и невредимыми, но теперь нам предстояло утомительное путешествие по пустынной земле с колючим кустарником, которая, казалось, ненавидит все, что на ней живет. От палящего высоко над головой солнца мне хотелось скинуть одежду и нырнуть в ледяную воду… Но я была слишком далеко от бассейнов гарема.

Вскоре Селук расплакался – он хотел пить. Непонятно по какой причине, будь она проклята, у меня никогда не было молока, и я клянчила воду или молоко, сначала у грузной щербатой женщины с двумя младенцами, потом у мужчины в лохмотьях и с раздутым лицом; у чумазых брата с сестрой, ростом едва мне по пояс – что случилось с их родителями?

У стольких людей не оказалось ни капли. Или, возможно, они приберегали все для себя, как должен делать каждый, кто хочет выжить. Если бы только мои кровавые руны могли наколдовать еду и молоко, как умела бабушка Веры.

Чумазая девчушка сунула руку в кафтан и кое-что предложила мне – зажаренную до твердой корки саранчу. Нет, я не стану кормить своего сына мерзостью, порожденной Сирой. И я терпела его плач. Но мы хотя бы выжили.

Я не знала, кто выиграл сражение, на земле и на небе. Я надеялась этого и не узнать, пока не окажусь в Доруде. Больше ничто не имело значения, нужно только добраться к Великому визирю Баркаму, в безопасность. Но сначала нужно выжить в пути.

Наверное, мне следовало принести в жертву Селену, когда у меня была такая возможность. Конечно, тем самым я прокляла бы эту землю, но лучше править проклятой землей, чем умереть. Я проиграла, потому что не была готова идти до конца. Может, и Потомки исчезли, потому что не обладали той же жестокостью, что и враги, и поэтому нас снова и снова сокрушали, пока не раздавили окончательно.

Малыш Селук плакал все громче… Но какое облегчение – чувствовать его тепло у груди. Кева. Кева его спас, выхватил из замороженных рук Марота и передал Сади, а она мне. И теперь… теперь нужно просто идти. Дышать. Если мы окажемся в Доруде, у нас будет шанс.

Земля задрожала от топота приближающихся лошадей, и каждый удар копытом наполнял мое сердце страхом. Я обернулась и увидела на горизонте йотридов. Я чуть не лишилась чувств от слабости.

Как глупо было питать надежду.

И вскоре я уже сидела в экипаже, пленница йотридов, окруживших меня и ребенка. Умолять их было бесполезно.

Они так крепко связали мне руки, что я почти их не чувствовала. Можно даже не пытаться писать кровавые руны. Напротив сидела женщина с короткими волосами и заляпанным копотью и грязью лицом. Она покормила малыша Селука кобыльим молоком, капнув в рот с пальца, и это его успокоило. Я узнала эти изящные руки, кинжалы по бокам и даже форму груди. Это была Эльнура, в которую я вселилась, чтобы убить Пашанга и Сиру.

Она не сводила с меня полного ненависти взгляда, даже когда укачивала Селука. Что я могла сказать, чтобы уговорить ее помочь мне?

– У тебя есть дети?

Она покачала головой:

– Только один мертворожденный.

– У меня… было несколько таких. Это так подавляет. Как будто затмение скрыло весь свет. – От отчаяния у меня встал комок в горле. – Ты же ведь не обидишь моего сына, правда?

Она понурила плечи:

– Я сделаю то, что мне велят.

Что ей велят. Но кто это может быть, как не Пашанг? Самый жестокий человек в стране. От йотридки и не приходилось ждать большего.

– Я сожалею о том, что с тобой сделала, – сказала я.

Но гораздо больше я сожалела, что не сумела убить Сиру и Пашанга.

Эльнура усмехнулась:

– Ну да, как же.

– Ты не слишком-то разговорчива, да? Возможно, это мои последние минуты. Скажи мне что-нибудь хорошее. Что угодно. Прошу тебя, не делай эти минуты слишком ужасными.

Я на самом деле чувствовала, что приближается конец. Смерть. Наконец-то. Горло болело, и я никак не могла перестать отбивать ногой ритм по полу экипажа: топ-топ-топ. Предсмертная дрожь.

Она вздохнула:

– Мы только что закончили сражаться в битве, которую устроила ты. Гулямы застрелили из аркебуз четырех моих двоюродных братьев. Мой младший брат потерял ногу. А милая девушка, которая мечтала выйти за него, сгорела насмерть. Так, может, это тебе стоит сказать мне что-нибудь хорошее?

Дверца экипажа распахнулась. Внутрь забрался Пашанг, с головы до пят заляпанный кровью и с книгой в руке. На обложке было написано: «Мелодия Норы». Пашанг открыл книгу и показал мне.

На странице блестела кровавая руна – семь звезд и глаз. Руна, переписывающая память, и ее можно начертать лишь кровью бога и еще несколькими редкими типами.

– Кстати, у тебя красивая улыбка, – сказал Пашанг.

Какое странное приветствие. Он развязал мне руки. Их начало покалывать по мере того, как приливала кровь.

– Ты никогда не видел моей улыбки и никогда не увидишь.

Он погладил малыша Селука по щеке, и это внушило мне надежду и одновременно ужаснуло, учитывая, что в последнее время все мои надежды рушились.

– Твоя долгая жизнь подходит к концу, Зедра. Но Сира тебя не обманула – мы не причиним боли ни тебе, ни твоему сыну. Эта кровавая руна, – сказал он, – похлопав по странице, – твоя подлинная личность.

Я засопела, пытаясь понять его слова.

– Ты хочешь подменить мои воспоминания? Но тогда я стану кем-то другим, – вздохнула я. – Значит… вот что имела в виду Сира. Если я перестану быть Зедрой, то разучусь писать кровавые руны и переселять душу.

– Ты не станешь кем-то другим. Ты будешь собой. Норой – девушкой, в чье тело ты вселилась.

Ну конечно. Я всегда удивлялась, почему у меня такое юное тело и воспоминания старухи. Я не носила маску мага, но все же убедила себя, что ношу, дабы обосновать, почему мне больше не сто лет. Однако ничто не могло объяснить, почему во мне не течет кровь Хисти, кровь бога, почему моя кровь такая заурядная.

– Ты ее знал? – спросила я. – Видел ее улыбку?

Пашанг вытер с глаза кровь.

– Я подвел ее вместе со всем ее племенем. С этого-то все и началось – с моей слабости. Скажи, Зедра, ты готова попросить прощения перед смертью?

Я покачала головой:

– У кого? Стоят ли они того, чтобы просить у них прощения? Кто настолько чудесен, что его прощение меня спасет? По правде говоря, мы все застряли в кошмарном водовороте и пытаемся раскроить друг друга на кусочки, чтобы спастись. А если кто и не находится в этом водовороте, значит, за него там убивает кто-то другой. – Я посмотрела на сына, спящего на руках у врага: – Не считая детей. Только их прощение мне нужно.

– Я тоже считаю мольбы о прощении бесполезными. Может, мои хорошие поступки и перевесят плохие, на что надеются многие убийцы. Начну с твоего сына. Он останется с нами. Мы его воспитаем. Он будет Селуком-заложником, впервые за долгое время.

Это хотя бы лучше, чем смерть. Но мой сын должен был стать падишахом Последнего часа. Объединить восток. Стать щитом от Великого ужаса. И он оказался даже не Потомком и, конечно же, не Селуком. Он всего лишь сын какого-то злобного ангела, и, наверное, самое большее, на что он может надеяться, – это просто жить.

– А Нора? Что будет с ней?

Пашанг пожал плечами:

– Это решать Сире.

– Хотя какая разница, правда? Я ведь не она. А я умру… наконец-то умру. Благодарение Лат. Все лучше, чем снова и снова переживать эту боль – боль людей, которые давно мертвы и никогда не вернутся.

– Они вернутся. В наших сердцах. Чтобы отделиться от государств Селуков с севера и с востока, мы примем Путь потомков как официальную религию Аланьи. Это предложила Сира.

Что ж, если нас будут помнить и почитать, это уже лучше, чем полное уничтожение.

– А Като? Он жив?

Лишь сейчас я вспомнила о тех, кого подвергла опасности. У них ведь тоже были семьи, заслуживающие не только слез. Лишь теперь я глотнула их печаль. Горькую печаль.

– А Селена? – спросила я.

– О Като я ничего не знаю. А Селена – наша пленница. Интересно, что предложит император Крестеса за ее возвращение.

– Она должна вернуться домой, она это заслужила. – Селену я тоже страшно подвела и теперь могла надеяться лишь на то, что ее отец даст йотридам все, чего они пожелают. – А Кярс?

– Он потерял слишком много людей, и мы собираемся осадить Песчаный дворец. Если Кярсу хватит ума, он уйдет в Мерву или в Зелтурию, пока мы еще не успели окружить дворец. Можно считать, Кандбаджар уже наш.

– Кандбаджар – это лишь один город. Вам придется завоевать и остальную Аланью. А Кярс. Он захочет отобрать сына. И меня.

Начав эту войну, я покончила с шестивековым правлением Селуков в Кандбаджаре. И если словам Пашанга можно верить, возродила Путь потомков. Как же странно – все потерять и все равно победить.

– Конечно, он захочет получить вас обратно. Превосходная наживка. – Пашанг потянулся и зевнул. – Война – это только начало. Мне стоит поблагодарить тебя за то, что развязала ее. Если честно, ты мне даже нравишься, Зедра. Жаль, что тебя не станет. Боюсь, Нора и близко с тобой не сравнится.

Ну надо же, похвала.

– Сделай мне еще одно одолжение… – Я задохнулась от стыда и в конце концов не смогла сдержать слезы. – Не рассказывай обо мне моему сыну. Он не должен знать, какой ужасной была его мать. Если Нора такая заурядная, как ты говоришь, она будет ему гораздо лучшей матерью, чем я.

– Да брось, я был бы счастлив, если бы у меня была такая мать, как ты. – Пашанг хохотнул. – Но ты права. Думаю, будет лучше, если все тебя забудут. – Он протянул мне книгу, открытую на странице с кровавой руной: – Пора тебе в последний раз помолиться.

Значит, я умру как Зедра, гордая дочь Хисти. Но я ведь не была ею? Я воевала за свою кровь, хотя она не текла в моих жилах, как и у моего сына. Настоящая Зедра, ее душа, наверняка в Барзахе. Я была лишь тенью. Миражом.

Все было бессмысленно. Просто интриги злобного ангела, желающего проклясть эту землю.

Я поцеловала спящего сына в лоб:

– Прощай, Селук.

Я сделала глубокий вдох, последний в качестве Зедры, вытянула палец и коснулась руны.

Эпилог. Сира

Когда мы приехали, дворец был пуст. Похоже, Кярсу хватило времени, чтобы погрузить сокровищницу и сбежать из города, оставив нас в шатком положении. Но Кандбаджар, мой дом, сам по себе был сокровищем.

Первые ночи в Песчаном дворце были тяжелыми, и не только из-за моих ноющих костей. Лежа на шелковых простынях и глядя на молодую луну за окном, я бесконечно размышляла обо всем, что совершила, и не могла ни есть, ни спать.

Неужели Лат и правда мертва? Чья рука ее сокрушила? Чего хотел Марот? Нет, не Марот, а тот, кому он служил.

«Это не игра, где ты просто пешка, которую приносят в жертву», – сказал Марот, когда мы боролись с ним в соборе святого Базиля. «И я буду страдать из-за своего поражения, но не один», – сказал он в пустыне. Но если Марот – пешка, то кто тогда я? Кто все мы?

И почему Марот оставил нам две мелодии, если хотел лишь одного – чтобы мы убили Лат?

Я хотела спросить Эше, но он со мной не разговаривал. Когда мы вернулись в Кандбаджар, он покинул дворец, и я не знала, куда он пошел. Из-за больной спины я не могла бродить вокруг в поисках, но позже услышала, что он в своем доме в Стеклянном квартале. Я попросила его прийти во дворец, но он не послушался, тогда я отправилась к нему в сопровождении охраны.

Я увидела его через окно, но дверь он не открыл. Я умоляла и плакала, говорила, как сильно его люблю, но он отказался со мной говорить. Йотриды предложили выломать дверь, но если он не хочет меня видеть, то я не стану его принуждать.

Последние слова он сказал мне по пути из мерзкой пустыни в Кандбаджар. Сказал, что я «прокляла эти земли» и через десять лет кровавая чума «охватит всю Аланью», как когда-то Химьяр. Я виновата в том, что не прислушалась к его совету, не согласилась признать поражение, не умерла, как было предначертано.

В конце концов оказалось, что меня просто использовали. Как и Зедру. Даже Марота. Но кто или что за этим стояло, я не знала. Марот упоминал своего отца и бабушку… и что они пока не смотрят в нашу сторону. Так кто же дергал его за ниточки? Быть может. Спящая?

И что насчет Кровавой звезды? И Утренней звезды? Что они такое? Как стали одним целым? Почему Марот учил нас, как использовать их для колдовства? Что происходит высоко на небесах, так высоко, что мы кажемся оттуда меньше муравьев?

Слишком много вопросов и ни одного ответа.

Неделю спустя прибыли силгизы. Они заполонили весь горизонт за стенами города, как в тот день, когда и началась вся эта заварушка. Они были нам нужны, ведь йотриды не могли покорить всю Аланью, когда повсюду враги. Так что после напряженных переговоров мы все сидели кружком на полу тронного зала, и Гокберк, новый каган силгизов, которого я ненавидела, потому что в детстве он затоптал щенка, в конце концов согласился заключить союз. В обмен мы пообещали ему речные земли к востоку от Доруда, хотя пока их не покорили. Пашанг позже сказал мне, что, когда все уляжется, прикажет задушить Гокберка, просто на всякий случай.

Чтобы скрепить союз, мы с Пашангом поженились. Церемония была не из тех, о которых грезят девушки моего возраста, но из этого вышло кое-что получше. Никто не занял трон, и мы решили, что все решения будет принимать совет из трех силгизов и трех йотридов.

Все быстро сообразили, что такой совет часто будет заходить в тупик, и дали мне решающий голос. Так я получила больше власти, чем рассчитывала, но, честно говоря, все это казалось таким ничтожным.

Потому что, как и в предыдущий раз, среди прибывших силгизов не было моей матери. Джихан сказал, что она при смерти, и хотя я не спрашивала, кто-то сообщил мне, что она еще дышит. Наверное, я не смогла бы вынести боли при мысли о том, что совершенно одинока в этом мире. Да и что бы она обо мне подумала? Гордилась бы дочерью, соединяющей звезды, с торчащим черным глазом, или пришла бы в ужас от того, на что мне пришлось пойти ради победы?

Обращение йотридов стало еще одной основой нашего союза. В день нашей свадьбы перед советом предстал ученый из Шелковых земель по имени Вафик, носивший высокую фетровую шляпу и металлическую застежку Философа. Он утверждал, что выучил наизусть все книги с изречениями Двенадцати предводителей Потомков – десятки томов, каждый из которых насчитывал сотни страниц и хранился на верхнем этаже Башни. Книги, запрещенные со времен святых правителей, их сохранили лишь Философы, как и все прочие знания. Он заявил, что возродит Путь, утверждая, что раз у силгизов нет книг, они не следуют Пути потомков должным образом, несмотря на искренность, с которой проклинали святых. И вот вожди обоих племен поклялись поклоняться одной лишь Лат и просить ее о заступничестве через Потомков, и только так.

А потом силгизы в порыве безумного фанатизма вытащили тела святых из храмов и сожгли их на костре в центре города, выбросили останки в канаву и закидали лошадиным навозом.

Началась драка. Многие йотриды, а также десятки тысяч горожан не могли с этим смириться, подняли бунт и объединились против силгизов, чтобы отстоять Путь, которого придерживались всю жизнь. Совет из семи человек собрался в тронном зале, чтобы принять решение, и разделился пополам: трое силгизов хотели навязать Путь потомков, а трое йотридов, включая Пашанга, настаивали на терпимости к обоим путям.

Я серьезно задумалась над их аргументами. Пожалуй, размышляла об этом больше, чем когда-либо. Селуки оставались поборниками Пути святых, и если мы не порвем с прошлым, то останемся в их тени. Хотя последователей Пути потомков было немного, больше всего их было в Мерве, куда направлялся Кярс, и если Зедра чему и научила меня, так это тому, что они заслуживают правосудия за пережитое.

И я порвала связи. Мы стреляли по бунтовщикам, горожанами и йотридам, убив сотни, но покончили с беспорядками и ясно дали понять: Путь потомков – единственная религия в новой Аланье.

Что теперь подумает обо мне Хизр Хаз, который, вероятно, уехал с Кярсом как его советник или пленник. Что подумает Эше? Кева? Озар? Хадрит? Мирима? И все же из этого я вынесла одну четкую мысль: как бы то ни было, придется выбрать сторону. Ты обязательно наживешь врагов. И мы продолжили в том же духе.

Но все это казалось таким ничтожным.

В ту ночь, когда мы подавили восстание, я навестила Нору и ее сына. Мы дали ему новое имя – Казин, в честь Двенадцатого предводителя Потомков, праправнука Зедры. Пашанг настоял, чтобы Нору держали поблизости, ведь она умела говорить и читать на всех языках. Не знаю, способна ли она писать кровавые руны и переселять душу, но проверить это можно и позже.

Бедняжка до сих пор горевала, как будто только что пережила гибель семьи и своего племени. Она сидела на кровати, уставившись в потолок, пока ее сын плакал в колыбели. Конечно, она даже не помнила, что стала матерью. Но Пашанг сказал, что она помогала воспитывать своих сестер, одна из которых жива. Я велела узнать, куда ее продали работорговцы, быть может, мы сумеем ее вернуть.

Селена подкатила меня к постели Норы и ушла успокаивать малыша. Трудно было поверить, что эта девушка – не Зедра. Темные мраморные глаза смотрели не так напряженно, а кудрявые волосы она зачесывала назад, а не набок. И все же что-то в ней было такое… Однажды она вышла в сад и собрала охапку красных тюльпанов, которые всегда любила Зедра. Я видела и как она кружится – так делала Зедра, когда счастлива. Она даже любила ледяные ванны.

– Пора ужинать? – спросила она.

Ее акцент был такой же сильный, как у меня, когда я только прибыла в гарем, а Зедра говорила на парамейском так, будто сама его придумала.

– Если ты хочешь ужинать, значит, пора, – улыбнулась я.

Однако Нора замялась. Похоже, она меня побаивалась.

– Я могу прогуляться по саду?

– Конечно. Я позову охрану.

Ее постоянно охраняли десять йотридов. Я предполагала, что очень скоро вокруг нее с сыном начнут плести интриги, и поэтому не теряла бдительности.

Прежде чем выйти, я сжала ее руку. О Лат, ладони у нас были одного размера. Раньше я не брала Зедру за руку и поэтому никогда такого не замечала. Я вспомнила тот день, когда обнаружила кровавый отпечаток ладони в парной, который идеально совпал с моей. Как не похожа я на ту плачущую девчушку, которая не вынесла бы даже интриг Хадрита, не говоря уже о замыслах ангела.

На следующий день Пашанг, Гокберк и я собрались в одном из залов поменьше и поуютней, чтобы обсудить наше послание крестейскому императору.

– Мы что, заключим союз с язычниками? – спросил Гокберк. Его лицо было обезображено шрамом, который начинался в том месте, где медведь оторвал ему ухо. – Чтобы убивать еретиков?

Пашанг пристрастился к розовому вину и вечно держал в руках кубок, хотя никогда не выглядел пьяным.

– Еретики. Язычники. Говоришь как четырехлетка, Гокберк.

В итоге мы потребовали крестейские аркебузы, бомбарды и механиков в обмен на Селену. Когда я ей об этом сказала, она пожала плечами и ответила:

– Можете отправить меня домой, но Архангел объявил, что я умру здесь, на востоке, у тебя на службе.

Приятно, когда рядом льстец. Но если бы решала я, то безусловно вернула бы ее домой. Как только мы заключим соглашение с императором, она уедет.

Кстати, о льстецах. Не буду врать, Вафик показался мне странным. У него были миндалевидные глаза выходца из Шелковых земель, редкая бородка и манеры ученого мужа. Похоже, он был помощником Великого философа Литани и очень много знал. Даже слишком много. Люди, которые много знают, становятся незаменимыми, и он всегда присутствовал на наших заседаниях.

Он ежедневно читал лекции о Пути потомков, и в зал набивались желающие стать миссионерами, точнее, Несущими свет, как он их называл.

– Скоро появится падишах Последнего дня, – говорил он. – Мы должны подготовиться к его прибытию, и самый лучший способ для этого – быть правоверными латианами. Мы должны оттачивать все, что делаем, ради одной цели – веры. Но наше оружие оттачивается знанием и потому ищите знания, даже если придется отправиться за ними в Шелковые земли…

Я задумалась, не придется ли нам однажды задушить и его, как Гокберка. Пока что его проповеди помогали двум ненавидящим друг друга племенам найти общую цель. Но если бы Вафик знал, что Лат, скорее всего, мертва, что бы он тогда сказал?

На следующее утро, когда совет собрался в тронном зале, появилась неожиданная посетительница – Рухи, закутанная в неизменную черную накидку. Уже довольно давно мы отправили Апостолам послание с требованием признать нашу власть, отречься от Пути святых и принять Путь потомков. Лучники Ока покинули город, и потому сообщение доставили всадники.

– Мы пришли, чтобы ответить на ваше послание, – сказала Рухи, стоя рядом с четырьмя другими Апостолами. Все они участвовали в том унизительном допросе в Зелтурии. – Апостолы Хисти считают этот дворец украденным, а его обитателей – ворами. Мы призываем вас покинуть дворец, вернуться на истинный путь и преклонить головы перед правосудием, во имя Лат и ее святых.

Довольно ожидаемо. Совет семерых, как мы официально себя называли, сидел справа и слева от меня, чуть ниже золотой оттоманки. Услышав слова Рухи, они заворчали, а я улыбнулась.

– Спасибо за ответ, – сказала я, вспомнив лекции Вафика. – Мы оттачиваем все, что делаем, ради одной цели – веры. Наше оружие – знания. Святая Зелтурия когда-то была средоточием знаний, Хисти и Потомки учили там человечество праведности, честности и почитанию богини. – Я подкатила свое кресло ближе к Рухи. – Скажи Апостолам, что очень скоро здесь снова засияет свет Потомков.

Конечно, мы не смогли бы удержать Аланью без Зелтурии. Апостолы не сдадутся без битвы, и мы уже начали ее планировать.

Рухи покачала головой:

– Я всегда знала, что ты гнилой фрукт. Но не ожидала… вот этого. Вернись на истинный путь, Сира. Он по-прежнему есть. Никогда не поздно.

Я раскинула руки:

– Вот истинный путь. Единственный. Лучше встаньте на него, пока еще не поздно.

Той ночью Пашанг спал со мной. Наконец-то. Ему пришлось быть аккуратным, потому что мои кости едва срослись. Поначалу было больно, но в конце довольно приятно. Потом мы сидели на балконе и слушали доклад разведчика-йотрида, наслаждаясь вином, яблоками и полуночным ветерком.

– Армия Кярса идет к Мерве. С ним маг Кева со своей возлюбленной, а его третий спутник известен как крестейский шпион. Однако Хизра Хаза среди них не замечено, так же как и командующего гулямами Като.

Вот, значит, куда они ушли. Я предполагала, что Кева вернется в Зелтурию, но, похоже, у него были другие планы. А шейх Хизр как раз может находиться в священном городе. Я надеялась, что Като превратился в лужицу крови в пустыне.

Пашанг допил розовое вино и снова наполнил кубок.

– Дети Мансура… Один из них – настоящий мужчина, прямо как я. Он не позволит Кярсу так легко войти в Мерву, тем более после содеянного с Мансуром.

Мысль о том, что кто-то разделается с Кярсом вместо нас, была слишком хороша, чтобы быть правдой.

– Но если они объединятся и Баркам тоже пойдет на нас войной. – Я выплеснула свое вино на пол.

– Это же настоящее сокровище, не трать его зря! – сказал Пашанг, щелкнув пальцами евнуху, и тот бросился вытирать пролитое вино. – Давай поступим по-умному. Отправим лазутчиков в оба лагеря, устроим там пожары, и пусть они думают друг на друга. Вряд ли это будет сложно.

– А как насчет Зелтурии? Разве нам не стоит сосредоточиться на ней? Ты только представь, как все будут потрясены, когда мы захватим центр нашей веры.

– Настолько потрясены, что все латианские государства объединятся против нас?

Мы строили планы и заговоры, пока я не одурела от вина.

На следующий вечер он наконец-то пришел меня проведать. Эше. Я ведь написала ему, что без его наставлений обречена наслать на мир ужасы, о которых он предупреждал.

Но я ошиблась. Он пришел не поэтому.

Селена выкатила меня в сад и оставила нас вдвоем. На небе висел тонкий месяц, молочно-белый и яркий. Вокруг порхали светлячки, но не зеленые. На бутонах красных тюльпанов блестела густая роса, увлажняющая воздух.

– Я совершил ошибку, – сказал он. – В тот день, когда, рискуя жизнью, привез тебя в Зелтурию. Нужно было оставить тебя умирать. Если бы я только знал…

Услышав эти слова, я впервые за много дней заплакала.

– А я не жалею, что спасла тебя, и никогда не пожалею.

Он так осунулся. Он вообще ест? А мешки под глазами ясно показывали, что он и не спит. Но в этом мы были похожи.

– Ты сделала выбор, Сира, но выбор неправильный. И теперь все пострадают. – Он покачал головой, словно стряхивая гнев: – Нет, это я сделал неправильный выбор. Это было мое испытание, а я позволил чувствам к тебе отравить мою кровь.

Неужели я настолько ужасна? Но я никогда этого не желала. Все это возложила на меня судьба, и весьма жестоко.

– Прости, – сказала я, словно извинялась за пролитое вино.

– Я пришел сказать, что отныне посвящу все свое время тому, чтобы остановить кровавую чуму. Она не должна поглотить нашу страну, как поглотила Химьяр. Не важно, кто правит, этого не хочет никто.

Его слова вселяли надежду. Значит, он не отвергает меня. Я все-таки ему нужна.

– Конечно, Эше. Я тоже этого хочу. И поддержу тебя всеми силами.

Он усмехнулся, и его улыбка была полна печали. По его бороде полились слезы.

– Думаешь, можно грешить, а потом получить прощение, просто извинившись? Ты попросила прощения у всех и у каждого, кого обрекла на страдания? Думаешь, можно грешить и получить прощение без справедливого суда? Нет прощения за то, что ты совершила, за то, что делаешь с этой страной каждый день.

Но так ли я отличаюсь от Тамаза? В отличие от него я не прячусь за йотридов, позволяя им проливать кровь, чтобы пол под моими ногами сверкал. Разве Эше не видит, что я, по крайней мере, не лицемерю?

Ветер зашелестел в пальмах и добавил холодка в мои слова.

– Правда в том, Эше… что ты никогда не просил прощения у Рухи. Ты ведь верил, что служишь высшей цели, несмотря на страдания, которые ей причинил. Но если ты не ценишь жизнь одного человека, значит, не ценишь и жизнь любого другого. А я сделала то, что должна была. Мне пришлось сделать ужасный выбор, но я хотя бы его сделала. Не переложила решение на другого. Это я проливаю кровь, я беру на душу грех, потому что именно это требуется, чтобы править Аланьей.

Эше повернулся ко мне спиной, словно ему противно было на меня смотреть.

– Ладно, находи себе оправдания, как и все остальные. Я никогда не утверждал, что я хороший человек, но надеялся, что ты такая. Поэтому мне так больно.

– Я тоже никогда такого не утверждала. Прости, что не послушала твоего совета, когда ты указывал мне путь, но если бы мне снова пришлось выбирать, я бы поступила так же. Мне надоело быть праведницей. Надоело быть хорошей.

– Я не сумел указать тебе путь… потому что не знал, где он. Я обрадовался, когда ты спасла нас. Я был счастлив, что могу дышать, даже ценой всего остального. Правда в том, что я ненавижу себя и мне противно видеть, что ты такая же.

– Как ты не понимаешь, Эше? Мы все такие. Слепой не может вести слепого!

После этого он ушел, оставив меня наедине с красными тюльпанами и светлячками.

Селена вкатила меня в комнату, на балкон с освежающим ветерком. Я посмотрела на Кандбаджар, он наконец-то выглядел таким мирным. И… таким ничтожным. Не таким должен быть дом. Это место не было наполнено надеждой. Здесь больше не было Эше, Зедры, Кярса, Тамаза, Озара, Миримы, Самбала, Веры, Хадрита. Их заменили люди со странными именами: Пашанг, Вафик, Гокберк, Нора, Селена. Неужели мой дом – это просто город под названием Кандбаджар? Упорядоченная груда глины, кирпичей и камня? Или домом его делают знакомые имена?

Неужели я проделала весь этот путь, сражалась в стольких битвах, только чтобы понять: назад пути нет? Что я не смогу вернуться в то время и в то место, где мы беспокоились только о мелочах, а звезды всего лишь освещали ночное небо? Неужели мой дом исчез навсегда и я буду вечно тосковать по нему?

Все изменилось и продолжает меняться. Новая Аланья, новый путь, новое место в центре этого мира. Вот для чего все это было. Быть может, надежда – и есть дом, который я построю на руинах того, что разрушила.