Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 170 (всего у книги 336 страниц)

Может, это испытание, как сказал Кева. Тогда нужно отвечать спокойно.

– Да, у меня были чувства к Хадриту, это правда. Но я вышла за Кярса, надеясь и желая полюбить его. Я поклялась в этом Лат.

– И ты никогда не грешила с Хадритом? – спросила пожилая женщина с бусами. – Или еще с кем-нибудь?

Я покачала головой.

– Ложь! – воскликнули семь или восемь пожилых Апостолов.

Откуда они узнали?

Кева наклонился к моему уху:

– Я же просил тебя не лгать, Сира. Они знают. Я проходил через такую же процедуру, и они знали все. Это написано на твоем лице, на языке, который только они могут прочесть. Не бойся правды, какой бы они ни была. Что бы ты ни сделала.

Я проглотила комок горечи.

– Я думала, в Зелтурии не пересчитывают грехи.

– Обычно – нет, – ответил шейх с полными губами. – Но сейчас не обычный случай. От решения, которое мы сегодня примем, может зависеть судьба латианских царств. А оно будет основано на твоих словах.

– И поэтому… вы хотите знать все мои грехи? Вот так вы решаете, стоит ли мне помогать? Вы настолько безгрешны, чтобы судить меня?

– Не пытайся уклониться. – Рухи подвинулась ближе, на расстояние вытянутой руки. – Среди нас нет безгрешных, но все имеет свои границы. И мы должны определить.

– Ладно! – Я посмотрела на кусок черной ткани в том месте, где должны были находиться ее глаза. – Я получала удовольствия, если это могло сойти с рук. Я спала с женщиной, моей служанкой, и не один раз. Вы это хотели услышать?

Рухи засмеялась и покачала головой:

– Нет. В этом городе многие так грешат. Мы привыкли закрывать на это глаза. – Она наклонила ко мне накрытую вуалью голову: – Ты скрываешь что-то более серьезное. И похоже, даже не знаешь, что это.

Кева закрыл лицо руками. Неужели он утратил веру в меня? Неужели все было напрасно только потому, что я не могу вспомнить какой-то свой грех?

– Хватит, – сказал Хизр Хаз. Он встал и повернулся к остальным: – Нет нужды полагаться на ее слова. Меня все вы знаете, а я могу рассказать, что случилось.

Все разговоры затихли. Шейхи с уважением посмотрели на него. Я не знала, к добру это или к худу, испугаться мне или вздохнуть с облегчением, и ощущала и то и другое.

– Я расскажу, что знаю, – продолжил Хизр Хаз. – Но сначала Сира и маг должны покинуть комнату.

Мы с Кевой обменялись недоуменными взглядами. Он встал и спросил:

– Но почему, шейх Хизр?

Хизр Хаз ничего не ответил, только показал на дверь.

Мы с Кевой вернулись в его комнату. Я села в уголке, и силы меня покинули. Неужели я настолько презренное существо? Отвратительная, грязная, не заслуживающая доверия? Как глупо было надеяться, что Апостолы мне помогут. Да и вообще кто бы то ни было. Я не хотела плакать, но от отчаяния все равно разрыдалась.

Кева положил руку мне на плечо:

– Если это тебя утешит, мой джинн хочет украсть их башмаки и закинуть высоко в горы.

Даже рыдая, я не могла не засмеяться.

– Думаешь, муж мне поверит?

– Кярс? Что ж… хотелось бы мне узнать его получше.

Кева упоминал, что они встречались в Сирме, на войне с Крестесом. Поначалу они были врагами, потому что Кева восстал против сирмянского Великого визиря, которого Кярс поддерживал. Но потом, во время последнего сражения, Кярс прибыл как раз вовремя, чтобы сокрушить силы крестейского императора и спасти шаха. Вот если бы он мог сделать то же самое для своего отца и шаха!

– А ты мне поверил бы на его месте? – спросила я.

Кева понурил плечи:

– Не могу представить, каково это – быть на его месте. Принц… наследник могущественного престола. Такое бремя. Я правда не знаю. Могу только сказать, что, судя по твоей искренности, ты говоришь правду. – Он уставился в пол. – Но… без поддержки хотя бы одного племени джиннов я мало что могу.

– Неправда. Все тебя уважают. Возлагают на тебя большие надежды. Твоя поддержка многое значит.

– Заткнись, – буркнул он куда-то в сторону, как будто разговаривал с джинном. – Это просто свинство. – Он посмотрел на меня: – Если бы ты только знала, каково это, когда Ахрийя постоянно нашептывает тебе на ухо.

Я хихикнула. А его джинн, наверное, тот еще проказник. Похоже, иногда Кева с трудом держит себя в руках.

– Что он сказал?

Он покачал головой:

– Лучше это не повторять. В любом случае, я хотел тебе кое-что сказать. И, если честно, это трудно, потому что я не мастак… в откровениях.

– Просто расскажи.

Он откашлялся.

– Когда ты говоришь о том, что с тобой случилось… это напоминает о случившемся со мной. О том отчаянии, которое я однажды почувствовал, потеряв все. Я больше никогда не хочу это испытать. – Его голос дрогнул. – По правде говоря, я пришел в Зелтурию, чтобы избавиться от эмоций… всех эмоций… если это означает, что мне больше не придется испытать такую боль. Я пришел сюда, чтобы… в некотором смысле… умереть. – Он мрачно вздохнул. – Вот что значила для меня фанаа. Но по какой-то причине… у меня не выходит. Как бы я ни старался – посты, молитвы, медитация, – я не могу обрести покой. Не могу стать чистым огнем, сжигающим фитиль и свечу в единстве с Лат. – Он перевел дыхание. – Так вот, все это время я считал себя неудачником. Но, выслушав тебя, теперь я уже не хочу забыться. Потому что именно благодаря сочувствию я хочу помогать другим, а если бы сгорел как фитиль, то, возможно, стал бы холодным, как шейхи в той комнате. – Он покачал головой: – Я несу всякую чепуху. Послушай, я хотел сказать… если ты собираешься в Кандбаджар, я пойду с тобой.

Его глаза горели. Его искренность, честность и уязвимость притягивали меня, как земля притягивает молнию. А он тоже это чувствует?

Конечно нет. Я стряхнула наваждение. Апостолы не ошиблись насчет меня – я грешница. Но теперь мои грешные мысли были всего лишь фантазиями. Во мне не было уверенности, чтобы предпринять хоть что-то, такой-то уродке. Моя единственная надежда обрести семью – если Кярс будет чтить наш брак.

– Спасибо, – сказала я. – Это много для меня значит. У меня хотя бы есть ты и. Как его зовут?

– Кинн.

– Кинн.

Стопка книг в углу обрушилась. Сама по себе.

– Перестань, – обратился к стене Кева. – Ты ее пугаешь. – Он повернулся ко мне: – Он просто обрадовался, что ты назвала его по имени. Такой вот он странный.

Раздался стук в дверь.

– Войдите! – крикнул Кева, и появился шейх Хизр Хаз с покрытой капюшоном головой.

Мы с Кевой в знак уважения встали, а потом снова сели.

– Сира, – повернулся он ко мне, – с тобой случилось ужасное. Я знаю, что ты говорила искренне, и ты невиновна. Орден святого Джамшида на твоей стороне.

Эти слова были нежным ветерком для моих ушей и зародили искру надежды в сердце. В орден входили многие визири, как и главы нескольких купеческих и ремесленных гильдий. За дворцовыми воротами только Философы могли соперничать с ним в авторитете.

– Спасибо, шейх, – сказала я. – Это так много для меня значит.

– Это замечательно, – сказал Кева, – но что насчет Апостолов?

Шейх Хизр Хаз вздохнул и покачал головой:

– Апостолы не хотят вмешиваться в события, которые могут привести к борьбе за трон.

На мгновение повисла тишина, словно все затаили дыхание от удивления. В особенности Хизра Хаза, казалось, тяготили его же слова, и, когда Кева жестом пригласил его сесть, он покачал головой.

– Борьба за трон? – спросила я. – Никто не оспаривает права на трон Кярса, насколько мне известно.

– Это очень туманная история, – сказал шейх Хизр. – Мало кто был в курсе, но когда твой брат и орда силгизов окружили Кандбаджар, дворец принял меры на случай длительной осады. С помощью Лучников Ока Тамаз отправил письмо наместнику Мервы, своему брату Мансуру, с призывом разобраться с силгизами. – Он глубоко вздохнул: – Сейчас Мансур, должно быть, уже узнал о гибели своего брата. Но он также знает, как далеко находится Кярс. Пустой трон… Боюсь, это слишком заманчиво, такую возможность трудно упустить.

Это было удивительно, но в то же время не удивительно. Конечно, Тамаз, как мудрый шах, предпринял шаги на случай провала переговоров.

– Вы хотите сказать, что Мансур собирается объявить себя шахом и противостоять Кярсу?

Хизр Хаз вздохнул как на поминках:

– Не буду больше скрывать свое участие в этом – я сам предложил вызвать Мансура. Вот почему я попросил вас выйти – это мой грех. Мансур всегда был моим хорошим другом и неутомимым последователем Пути святых. Я боялся, что силгизы, с их яростным презрением к святым, разрушат наши храмы, как только войдут в город. Но сейчас… сейчас я сожалею, что это предложил. Учитывая, сколько прошло времени, Мансур уже наверняка там.

К моему пониманию создавшейся проблемы добавилась новая неприятная страница. Даже если и так, что-то не складывалось.

– Кярс объявлен наследником. Декрет об этом вывешен в тронном зале, подписан всеми наместниками, Селуками и визирями.

– Клочок бумаги, – сказал Кева. – Значение имеет только то, сколько аркебузиров за твоей спиной. Хотя за Кярсом стоят десять тысяч гулямов – с этим трудно тягаться.

– Трудно, – согласился Хизр Хаз, – но возможно. Мансур вряд ли приедет один. Он приведет с собой кагана Пашанга и двадцать тысяч йотридов.

О Лат! Это же тот человек, который восемь лет назад вырвал меня из привычного мира и отдал аланийцам, хотя когда-то жил с нами. Я все это время упускала из виду йотридов.

– Пашанг – настоящий зверь, – сказала я. – О чем только думал Тамаз? Зачем он вызвал кровного врага моего племени…

Я не закончила вопрос, потому что ответ был очевиден. Конечно же, он вызвал йотридов именно потому, что они ненавидят силгизов и уничтожат их при любом удобном случае. Тамаз был мудрым правителем.

В угловой нише моргнула свеча.

– Пусть Пашанг и зверь, но зверь на привязи, – заметил Хизр Хаз. – И она в руках у Мансура. Апостолы не хотят в это вмешиваться. Они предпочитают наблюдать и выжидать, в какую сторону подует ветер.

Они кто, Апостолы святого Хисти или трусы?

– Дело не в престолонаследии! – Мне хотелось, чтобы я могла крикнуть это в уши Апостолам, а точнее, одной из них. – Они что, проигнорируют оборотня, который и заварил кашу?

– Скрытого оборотня, – сказал Хизр Хаз. – Для них он станет проблемой, только если начнет действовать против религии или Зелтурии. Но пока что он лишь изуродовал девушку и убил шаха.

– И этого мало? Трусы! Они хотят дождаться, пока колдун постучит им в дверь? Пока пламя не охватит всю страну? К тому времени уже будет слишком поздно!

– Значит, все зависит от нас, – сказал Кева. – Мы тоже кое-что можем. Для начала нас трое. – Книга в углу резко открылась и стукнула по стене. – Четверо. Нас четверо!

Хизр Хаз посмотрел на рассыпавшуюся стопку книг:

– Тебе не дает покоя наснас?

Кева покачал головой:

– Хуже. Шикка.

– Я несколько раз их изгонял, – проворчал Хизр. – Как ты и сказал, мы тоже кое-что можем, но лучше б не могли. Люди замечают, когда власть имущие становятся на чью-то сторону, поэтому я предпочитаю действовать не напрямую, по крайней мере пока. Вы двое – другое дело. Девушка, которую считают мертвой, и новоиспеченный маг, которого не знает никто за пределами города, вы можете действовать незамеченными.

Я стукнула кулаком по ладони:

– То есть вы тоже ничего не сделаете?

– Он прав, – вмешался Кева. – Если орден внезапно пойдет против гулямов, когда в Кандбаджар спешат Мансур с йотридами и Кярс со своей армией… даже такой огромный город не переварит подобную сумятицу.

– Может, именно это нам и надо. Хаос и война, чтобы вышвырнуть из города Като, колдуна и других предателей!

– Или мы разоблачим колдуна, арестуем Като и обеспечим, чтобы трон занял Кярс, – возразил Хизр. – Как по мне, именно это будет победой. – Он посмотрел на меня. Его щеки расслабились, а губы сложились в искреннюю и добрую улыбку, если он вообще был на такую способен. – Кстати, я был рад поженить тебя и Кярса. Не принимай близко к сердцу слова Апостолов о твоем характере. Даже в этом святом городе люди грешат и днем и ночью. Но в Кандбаджаре мы вкушаем грех и дышим грехом, только чтобы выжить. Кярс поступал гораздо хуже.

Такие слова, да еще от самого Хизра Хаза, очень обнадеживали. Я кивнула, приободрившись.

– Я еду обратно в Кандбаджар. Лучше всего нам путешествовать отдельно. Когда прибудете, орден приготовит для вас жилье. Как говорят, Кярс в неделе

пути, а Мансур и Пашанг, если мои предположения верны, могут приехать в любую минуту. У нас совсем мало времени. А если ничего не получится… Да поможет нам Лат.

Прежде чем он ушел, я не могла не спросить:

– Шейх, все видели, как моя рука заколола шаха, так почему вы мне поверили?

Хизр Хаз уставился в пол, словно там были написаны воспоминания. Наверное, мне стоило принять его помощь, а не выяснять мотивы. Но чтобы доверять ему, мне хотелось знать, почему он стал моим союзником.

Он улыбнулся и погладил бороду.

– Меня называют «хаз», потому что когда-то я был воином. Мой меч испробовал кровь сотен язычников и еретиков. Одним из моих главных противников был силгизский каган Ямар Молодой. Твой отец, Сира.

Я охнула.

Шейх Хизр откашлялся, словно готовился читать проповедь.

– Впервые я столкнулся с ним лет двадцать назад. Как же я его презирал! Он со своими налетчиками разграбил святилище в сотне миль к северу от Мервы и увозил ценности, когда его перехватил отряд моих хазов. Мы назвали твоего отца разбойником.

Хизр Хаз покачал головой:

– И какой удар нанес нам этот разбойник! Я в первый и последний раз бежал с поля боя. По правде говоря, с тех пор я опасаюсь силгизов. Свирепость, с которой вы преследуете свои цели, будь то скудные ценности храма или земля для зимовки, внушает нешуточное уважение. Я видел, как сражался твой отец в тот день, когда он бросился на нас с одним лишь копьем и в каких-то хлипких кожаных доспехах. В точности так же сражалась ты с Апостолами. Это и есть характер, и если Апостолы этого не видят, значит, они слепы. Я всегда молился, чтобы на нашей стороне были воины с такими сердцами, как у силгизов, потому что тогда мы никогда не проиграем. У тебя почти получилось, Сира. Ты почти заставила их проснуться. Как твой отец был больше, чем просто разбойник, так и ты больше, чем считаешь. Гораздо больше. И я знаю, тебе хватит духа довести дело до конца. Помня, как бесстрашно твой отец бился с нами и как ты не струсила перед Апостолами, я лучше встану рядом с тобой, чем на твоем пути.

После ухода шейха Хизра Кева пошел сообщить Апостолам, что тоже уезжает. А мне он дал задание купить верблюда для путешествия. Я точно не знала, сколько стоит верблюд, но Кева дал мне кошель с серебряными и медными монетами, и я надеялась, что этого хватит. Я также не была уверена, покупать одного верблюда или двух, но лично я предпочла бы ехать за спиной Кевы.

Когда я протискивалась сквозь толпу паломников по пути на рынок верблюдов, кто-то схватил меня за руку и потащил с улицы в переулок, зажатый между двумя горами. Я уже хотела закричать, но тут увидела под капюшоном лицо мужчины: большие карие глаза, кожа цвета темной земли и короткие курчавые волосы.

– Как дела? – произнес Эше.

Я перевела дыхание и спросила:

– Как ты пробрался в город?

– Я знаю способы. А ты, как я заметил, нашла свои. Раз уж ты живешь в храме святого Хисти, значит, можешь сказать мне что-то хорошее.

Но могла ли я доверять Эше? Он спас мне жизнь, что было очень рискованно. Хотя я не могла забыть, как он совал мне в рот маковые зерна всякий раз, когда я произносила больше двух слов.

Я вкратце рассказала обо всем, что произошло. Он улыбнулся… и не затолкал мне в рот маковые зерна. Я слышала о них – однажды Хадрит рассказал, что Философы вывели мак, который действует то ли в десять, то ли в сто раз сильнее, и теперь продают его как успокоительное.

– Отлично, – сказал Эше. – Мы с магом бок о бок спасаем Аланью от колдуна. Несомненно, это куда веселее, чем день-деньской оскорблять прыщавых пашей.

Он что, поэтому и ввязался во все это? Чтобы повеселиться?

– Могу я спросить… что ты такого натворил, что тебя выпороли, сбросили с горы и изгнали?

Вопрос оказался болезненным, потому что он зажмурился и затаил дыхание.

– Не думаю, что обязан объяснять.

– Я никогда не говорила, что обязан. Мне просто интересно. Здешние жители, похоже, тебя презирают, но мне ты не кажешься дурным человеком.

Он хмыкнул:

– Ты еще не поняла? Все здесь дрянные люди. Единственная разница в том, что я признался в своих преступлениях.

Мимо прошла стайка паломников в белом, болтая, насколько я поняла, на вограсском, язык звучал мягко и тягуче.

Я покачала головой:

– Я знаю лишь одно – ты не обязан был меня спасать. Привязывать мое полумертвое тело к своей спине и тащить через пустыню. Я в таком долгу перед тобой, что вряд ли когда-нибудь сумею расплатиться. В общем… мне все равно, за что тебя изгнали. Это не изменит моего мнения о тебе.

– Какие сладкие слова, девушка. Но сахар растворяется на языке. Если я скажу тебе, что сделал, ты будешь смотреть на меня так, будто я совершил это только что. Хотя наверняка ты все равно со временем узнаешь, но до тех пор я предпочел бы наслаждаться твоим восхищением.

– Если я все равно узнаю, лучше услышать это от тебя. – Я сжала его руку. – То, что нам предстоит сделать, очень опасно. Если я снова вверяю жизнь в твои руки, мне нужно знать о тебе все. Мы с Кевой пришли к взаимопониманию. Но ты – не часть нашего плана, и если я захочу, то закрою для тебя двери.

Он вздохнул как медленная песчаная буря.

– Чаша финикового вина поможет излиться словам.

По словам Кевы, ему потребуется время, чтобы уладить все с Апостолами. Значит, время у нас есть.

– Показывай дорогу, – сказала я.

Эше повел меня по лабиринту переулков, зажатых между горами. Мы добрались до обширного жилого района с похожими на пещеры домами, вырубленными в горных склонах. В оазисе на центральной площади росли финиковые пальмы и акации. Мы сели под деревом, и продавец из ближайшего ларька принес нам две чаши финикового вина за две медные монеты. В Кандбаджаре финиковое вино стоило в десять раз больше.

Я глотнула сладкую обжигающую жидкость и вспомнила, как Тамаз наслаждался финиковым вином, слушая кашанских поэтов, которые стучали в барабаны, одновременно сочиняя стихи. Хотя во дворце помимо него мало кто любил это вино, предпочитая виноградное или вишневое. У него был простой вкус, сладкий и вяжущий. Мне хотелось бы насладиться чашей вина вместе с Тамазом, но было уже слишком поздно для этого. Даже если бы я добилась правосудия для Тамаза, моего брата и самой себя, это стало бы слабой компенсацией за все вино, которое нам уже никогда не суждено выпить вместе.

– Когда-то я любил лазить здесь по горам. – Эше показал на далекий горный пик рядом с остальными. – Вид, от которого закачаешься. Даже романтичный.

– Откуда ты родом? – спросила я.

– По крови и рождению я химьяр. Но вырос вдали от родины, в Мерве. Так что, наверное, я… аланиец. Мой отец был купцом. Обычно он торговал пряностями, шелком, черным деревом, металлами, но еще и книгами. Привозил целые фургоны толстых пыльных томов из Химьяра, некоторые были единственными экземплярами в мире, и продавал их Философам. Когда Золотое царство пало, бродяги грабили библиотеки, как и все остальное. Отец счел своим долгом, причем довольно прибыльным, спасти эти книги. Принести в мир свет… и немного на этом подзаработать.

Возможно, такова и философия самого Эше. Делай добро и получай прибыль. Конечно, все пытаются получить прибыль, но он, похоже, попутно хотел и сделать что-то хорошее.

– А как ты стал Апостолом?

Он хмыкнул:

– На самом деле ты хочешь знать, как я перестал быть Апостолом.

Я медленно кивнула.

После нескольких поспешных глотков он начал рассказ:

– Я стал Апостолом вместе с братом. Мы вступили в святой орден в Мерве и были избраны благодаря замечательному характеру, а также уникальному знакомству с кое-какими темными методами колдовства.

– Вот как? И откуда ты получил эти знания?

Он постучал по голове:

– Самые редкие книги из тех, которыми торговал отец, мы переписывали от руки. Говорят, что во времена Золотого царства в Химьяре процветало колдовство, но всему положила конец кровавая чума. Отец спас много томов о колдовстве, а мы с братом запомнили несколько наизусть.

– Я знаю, что ты умеешь писать кровавые руны. Так ты и спас мне жизнь.

Эше кивнул:

– Да. Говорят, чтобы научиться писать кровью, тебя должны освятить кровью бога. Родители рассказывали, что в день моего рождения шел кровавый дождь.

– Кровавый… дождь?

Он ссутулился.

– Не спрашивай. Кровавая чума была ужасна.

– Раз уж ты умеешь писать кровью, может, ты способен и переселять душу?

Эше покачал головой:

– Нет. Даже с учетом моих знаний, я не понимаю, откуда берется такая способность. Боюсь, это тайна, покрытая мраком истории.

– А может оборотень просто завладеть любым, кем захочет?

– К счастью, нет. Он может вселиться лишь в того, чья кровь того же вкуса, что и кровь в его руне. Кроме того, каждую руну можно использовать лишь один раз, а затем придется переписать. Так что, кто бы в тебя ни вселился… он сделал это обдуманно.

Уж в этом я не сомневалась. По какой-то причине колдуну была нужна война между силгизами и Аланьей, и я стала идеальным сосудом, чтобы заколоть Тамаза.

Подошел продавец, добродушный старик, и спросил, не желаем ли мы еще вина. Мы с Эше отказались, вежливо улыбнувшись.

– Прости, ты рассказывал, как стал Апостолом.

– На чем я остановился? – Эше почесал бровь: – Ах да. Итак, когда мы с братом стали Апостолами, то начали отслеживать и расследовать все случаи колдовства в трех государствах, иногда сталкиваясь лицом к лицу с кошмарными… – Он нервно сглотнул. – Ладно, перейду сразу к делу. Много лет назад в Зелтурии жил один маг. Ее звали Ашери. Однажды мы подслушали ее заклинания. «Спящая», твердила она. Мы с братом решили, что она… что она призывает что-то из тьмы. А эта сущность взывает к Кровавой звезде. И Ашери начала ей поклоняться. Обращалась к ней, чтобы совершить нечто ужасное.

– Кровавая звезда? Где-то я это уже слышала.

– В Пустоши и во льдах Юны есть племена, которые ей поклоняются, хотя самой звезды больше не видно на небе, она была там до рождения святого Хисти. Но об этом поговорим как-нибудь в другой раз. Мы рассказали старшим Апостолам о своих подозрениях, но они потребовали доказательств. Поэтому мы стали следить за Ашери и заметили, что у нее есть одна подруга – абядийка, продавщица чая. Иногда Ашери просиживала рядом с той девушкой целый день, под солнцем и звездами. Ашери уже достигла потрясающей фанаа – она могла не есть, не пить и не спать, не улыбаться и не смеяться. Зачем ей понадобилась подруга? Тогда мы начали следить за продавщицей чая и следовали за ней несколько недель. Но она была обычной девушкой, покупала на рынке чайные листья, измельчала их и продавала паломникам. А на полученные деньги помогала больному отцу.

– И… что произошло?

Эше сделал глоток, поежился и выплеснул вино на траву.

– Я как раз к этому подхожу. Однажды, когда девушка шла к своему лотку, мы схватили ее, затолкали ей в рот маковые зерна и сунули в мешок. Отвезли за несколько миль от города, где никто не мог услышать. Я никогда не забуду ее крики и визг, ее дрожь, когда мы ее пробудили. Мы спрашивали ее об Ашери, о чем они разговаривают, но девушке нечего было сказать. Ну, я и…

История уже была настораживающей.

– И что же ты сделал?

– Порезал ей запястье, нацедил чашу крови и начал писать на ее теле кровавые руны. Которые причиняли… неописуемую боль. Руны, которые невозможно смыть. Я написал их на ее лице. На бедрах. Где только смог. Но она все равно не рассказала, что задумала Ашери.

Я больше не хотела слушать. Мое мнение об этом человеке уже пошатнулось, хотя я заявляла, что оно непоколебимо. Все это выглядело отвратительно. Апостолы должны защищать слабых и невинных, а не пытать их. В моем горле встал комок негодования.

– Зачем? – Я покачала головой: – Зачем ты зашел так далеко?

Эше не мог посмотреть мне в глаза, а смотрел на мою чашу с вином, как будто сожалел, что выплеснул свое.

– Потому что… я не хотел, чтобы здесь повторилось случившееся в Химьяре. Я считал своим долгом защищать веру и полагал, что страдания одной девушки не могут сравниться со страданиями целого государства. – Он вздохнул, почти с облегчением. Возможно, ему стало легче, когда он рассказал о своей боли. – Но… увидев, что мы сделали… мы отвели ее к Апостолам и признались в своих преступлениях. И приняли наказание. Шейхи выпороли нас с братом, а потом сбросили вот отсюда, – он указал на горный пик, с которого, по его словам, открывается романтичный вид. – Вид, от которого закачаешься. Когда мы падали, брат притянул меня к себе. Он сломал спину, смягчив мое падение. Я начертал на его теле все целительные руны, какие только сумел, но ни одна из известных мне кровавых рун не могла срастить сломанные кости, и у меня не было крови нужного типа, чтобы его спасти. – Он посмотрел на меня, из его глаз полились слезы. – Итак… что ты теперь обо мне думаешь?