Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 326 (всего у книги 336 страниц)

Лун остановился и невидящим взглядом уставился в резную стену. «Вылетим утром, вернемся в Туман Индиго, вернемся домой». Если бы кто-то сказал ему это вчера, если бы он правда думал, что такое возможно, то он бы вцепился в эту мысль, как хищник в свежее мясо.

И Нефрита не солгала, когда пообещала прилететь за ним. Правда, она до сих пор не зачала от Луна выводок, но, возможно, теперь, когда в колонии появился Уголек, это станет не так важно. Как бы там ни было, ему следовало поступить по уму, поскорее вернуться в Туман Индиго и так прочно там окопаться, чтобы больше никто не смог от него избавиться.

Но он не мог. Лун сказал:

– Я не могу вернуться. Пока что не могу.

Утес зловеще спросил:

– Что?

Лун повернулся к нему.

– Стая Сквернов летит к земному городу, который к ним не готов. Его жители даже не сообразят, что нужно бежать, пока не станет слишком поздно. И этот город всего в дне полета от окраины Пределов. Мы не можем просто так улететь. – Он не верил, что Утес этого не понимает.

Праотец негромко зарычал.

– Я знаю, знаю. Просто не хочу, чтобы Туман Индиго в это ввязывался.

Значит, Утес все понимал.

– Подожди-ка, то есть ты собирался отвести меня к Нефрите, а затем вернуться сюда?

– Я подумывал об этом, – признался Утес. – Если не дать отпор одной стае Сквернов, за ней прилетят другие. Рано или поздно нам придется с ними столкнуться.

Он был прав, и при мысли об этом у Луна внутри все похолодело.

– Значит, мы должны остаться и помочь.

Утес поднялся на ноги, подошел вплотную и с нажимом сказал:

– Я хочу, чтобы ты держался подальше от этой истории и чтобы Нефрита даже близко к ней не приближалась.

– Почему? И я, и Нефрита убивали владык. А еще она…

– Идиот. Скорее всего, эта стая летит сюда потому, что хочет породить новых полукровок, – прошипел Утес. – Хватит нескольких королев-владык вроде Ранеи, чтобы Скверны смогли снова посягнуть на Пределы.

Лун отвернулся и с такой силой стиснул зубы, что они заныли. Вот и еще одна причина уничтожить эту стаю. Он пробормотал:

– Хватит называть меня идиотом.

– Хватит вести себя как идиот, – почти беззлобно ответил Утес.

Лун прислонился плечом к стене и заставил себя думать головой, а не когтями.

– Может быть, эта стая – сородичи той, что напала на нас. – Той, что уничтожила земной город Сарасейл; той, чьи дакти-наставники столько циклов следили за Луном и предсказали, что однажды он явится в Туман Индиго. «Может быть, один такой дакти-наставник сбежал и предсказал, что я окажусь здесь». От этой мысли ему снова стало дурно.

– Возможно. – Утес подошел к очагу и сел на ковер из шкуры. Устраиваясь поудобнее, он поморщился и потер поясницу. – Можешь сказать Малахите, чтобы она спросила об этом у какого-нибудь владыки, перед тем как выпустит ему кишки.

Лун тоже сел на шкуры и вдруг понял, как сильно он устал. Его уже клонило в сон. Утес тоже выглядел измотанным и в свете зачарованных камней даже казался серее обычного. Лун спросил:

– Почему ты так долго добирался до Тумана Индиго? Арборы часто просили останавливаться? – Никому не нравилось долго лететь у кого-то на руках, а Почка и другие арборы, которые помогали Нирану управлять летучими кораблями, любили приключения. Лун подумал, что они-то уж точно стали бы просить окрыленных почаще делать остановки, чтобы осмотреть незнакомые места.

– Не совсем. Мы вернулись не одни.

– А с кем? – И тогда Лун вспомнил еще одного любителя приключений, которому Скверны помешали отправиться в путешествие к колонии раксура. Того, кто не смог бы устоять перед возможностью увидеть Пределы, их прославленную родину. – С Делином?

– Он отвез арборов обратно на очередном летучем корабле. – Утес устало, раздраженно вздохнул.

Луну хотелось снова повидаться с Делином, но он решил, что этого никогда не случится. Впрочем, еще он считал, что больше никогда не увидит Утеса. Усталость вдруг стала невыносимой, и Лун почувствовал, что больше не может ни о чем думать. Он подтянул к себе другую шкуру, лег на нее и сказал:

– Завтра утром решим, что делать.

Утес не то презрительно хмыкнул, не то зарычал. Но через несколько мгновений он повернулся и лег рядом с Луном.

Глава 9

Лун, ободренный и убаюканный присутствием Утеса, тут же уснул. Но глубоко в ночи он внезапно пробудился, совершенно уверенный, что снаружи опочивальни, в коридоре, кто-то есть.

Это мог быть какой-нибудь арбор, который решил зайти и проверить, все ли у них хорошо, но Лун вспомнил, как прошлой ночью почувствовал, будто кто-то притаился у гостевой комнаты. На этот раз некто едва слышно прошел по коридору к пустым опочивальням, туда, где еще недавно жили консорты.

Лун тихонько отодвинулся от Утеса и жестом сказал ему оставаться на месте. Праотец в ответ одарил его испепеляющим взглядом. Не обращая на это внимания, Лун поднялся на ноги и бесшумно подошел к выходу из опочивальни.

В коридоре было пусто, лишь белое сияние зачарованных светильников отражалось от резных изваяний и от полированного пола, расцарапанного когтями. Он тихо пробрался к дальним опочивальням. Из одной доносились едва слышные шорохи, и Лун подошел ко входу. Внутри, у холодного очага, кто-то стоял, и он только-только нагнулся, чтобы поднять книгу, лежавшую на подушке.

Лун спросил:

– Ты забыл ее, когда уходил?

Незнакомец обернулся так быстро, что осел на пол, а книга упала ему на колени. На первый взгляд он был похож на обычного молодого воина или консорта. Темноволосый, с острыми и тонкими чертами лица и зелеными глазами, стройный, но мускулистый. Одет незнакомец был в темно-синие штаны и рубаху, подпоясанную еще более темным кушаком. Материя льнула к телу, облегая по-детски острые локти и коленки – похоже, он был еще очень молод.

Но его кожа выглядела слишком, слишком бледной; Лун не видел даже намека на бронзовый или медный оттенок. От старости кожа раксура становилась серой, а затем белой, но вместе с ней теряли цвет и волосы. И лишь земная кожа молодых Сквернов бывала столь светлой.

Значит, вот он какой, консорт-полукровка. Кроме цвета кожи Лун не видел в нем ничего, что говорило бы о родстве со Сквернами.

Консорт пристально уставился на Луна, но, увидев, что тот не собирается нападать, постепенно расслабился. Прокашлявшись, он положил руку на книгу.

– Я как раз ее читал, когда нам сказали, что нужно уйти. – Он помедлил. – Ты – Лун. А я – Сумрак. У нас с тобой один отец.

– Я знаю. – Сумрак появился на свет из-за того, что их консорта-отца принуждали случаться с прародительницей Сквернов, однако говорить об этом было бессмысленно. Лун шагнул в опочивальню и прошел вдоль стены. В нишах хранились разные безделушки, в основном украшения, чашки, сломанные деревянные карандаши и несколько книжек. Еще там лежала потрепанная тряпичная кукла – отголосок недавнего детства. Все эти вещи казались такими обыкновенными; Лун никогда бы не подумал, что здесь живет консорт-полукровка.

На плетеном сундуке лежал лист бумаги, и Лун узнал письмена раксура, хотя и не мог их прочесть. Еще на листе были небольшие наброски растений, воинов в полете и арборов, работавших в садах. Рядом лежали художественные принадлежности: кусочки угля и ручки, вырезанные из камыша. Луну стало любопытно, сам ли Сумрак все это нарисовал. У Луна никогда не получалось изобразить ничего узнаваемого, даже когда он пытался срисовать работы земных обитателей. А еще он никогда не видел, чтобы в Тумане Индиго рисовал хоть один окрыленный, и потому решил, что этим навыком могут овладеть лишь арборы.

– Ты их слышишь?

Сумрак сразу понял, о ком он.

– Нет. – Все еще сидя на шкуре, он поворачивался на месте вслед за Луном, пока тот обходил комнату. – А правда, что ты все это время жил один?

– Да. – Лун отошел от рисунков. – Что будешь делать?

– Что? А, ты о том, что ни одна королева меня не примет и я не могу покинуть двор? – Сумрак пожал плечами, снова проводя длинными пальцами по обложке. – Так я и не хочу отсюда уходить. Все, кого я знаю, здесь.

– Разве ты не хочешь найти себе королеву?

Молодое лицо Сумрака посерьезнело.

– Даже если найдется такая, которая захочет меня принять, мне не стоит заводить потомство. – Похоже, он уже хорошо все обдумал. – Выводок может получиться нормальным, как я и остальные, а может, и нет.

Что ж… он рассуждал здраво. Никто не скрывал от Сумрака, кто он такой, откуда взялся и чего ему стоит ждать от жизни.

Высоко в стене опочивальни был высечен проем, который выходил в центральный колодец; Лун остановился под ним и прислушался. Похоже, они находились в складке ствола, которая смотрела в сторону от водохранилища – водопад шумел где-то вдалеке, и до них доносились негромкие щелчки и стрекот насекомых, дремлющих среди лиан.

Лун даже не знал, чего хочет от этого разговора. Наверное, ничего.

Тогда Сумрак внезапно сказал:

– Пушинка говорит, что ты очень похож на нашего отца.

Лун замер. На миг он ощутил, словно кто-то потянул за ниточку, которая связывала его с этим двором и с Малахитой.

Он повернулся к Сумраку – тот задумчиво переворачивал страницы книги. Молодой консорт произнес:

– Я никогда его не видел, потому что он погиб, но… Со мной живут другие консорты, потомки королевы-сестры Малахиты, которой тоже уже нет, и они чуточку на него похожи. Как и некоторые наши двоюродные братья из рода Ониксы. Но у них мягкие черты, а у тебя – острые, немного огрубевшие. Поэтому ты кажешься старше, и Пушинка сказала, что ты похож на него как две капли воды. Наверное, поэтому Малахита так испугалась, когда увидела тебя. – Сумрак задумчиво нахмурился, видимо, не замечая, что происходит с Луном от его слов. – Тебе, наверное, было очень обидно, но мне кажется, она сама не знала, что почувствует, когда снова увидит его подобие. Пушинка говорит, что Малахита переполнена яростью и все сорок циклов кроме нее почти ничего и не чувствовала. Но теперь, когда ты вернулся, ей придется оставить часть этой ярости в прошлом. А это трудно.

Лун отвернулся. Он не хотел верить в это, думать, что Малахитой двигали искренние переживания. Но ведь Рывок сказал, что видел, как королева вошла в комнату, увидела Луна и ушла.

Он услышал шорох – Сумрак, видимо, сообразил, что затронул болезненную тему, и смущенно заерзал. Затем он спросил:

– Каково это было, путешествовать по Мирам?

Когда-то, кажется, целую жизнь назад, Корень спросил у Луна то же самое. Звон тогда ответил воину другим вопросом: «Ветер – каков он?» Но Луну хотелось дать Сумраку ответ получше. Вот только даже описать сущность ветра было бы проще. Лун сказал:

– Приходилось тяжело, но… бывали и светлые моменты. Я повидал множество мест и народов.

– И среди них не было других раксура?

– Я не знал, где их искать. – Лун повернулся к Сумраку и улыбнулся, увидев на его лице недоумение. – Три Мира очень большие.

Сумрак, похоже, попытался себе это представить и не смог.

– Ты жил при дворе земных обитателей?

– Иногда. Но когда они догадывались, кто я такой, мне приходилось уйти. – Сумрак растерялся еще больше, и Лун мягко пояснил: – На востоке, где я жил, земные обитатели боятся раксура. Они думают, что мы – Скверны.

– Но мы… То есть ты ведь совсем не похож на Сквернов!

– Им кажется, что мы все на них похожи.

Сумрак нахмурился, осмысливая сказанное.

– Понимаю. Но… тебе, наверное, было очень одиноко.

Удивительно, как быстро Сумрак это понял. Тот, кто вырос в дружном дворе, под защитой могучей правящей королевы, которая сразилась с целой стаей Сквернов и убила прародительницу, чтобы вызволить последних отпрысков своего погибшего консорта. Впрочем, молодой консорт, наверное, понимал, что его жизнь могла сложиться совсем по-другому.

Все еще размышляя, Сумрак сказал:

– Мне бы хотелось разок улететь из двора и посмотреть на Авентеру. Воины рассказывали мне о том месте, и оно кажется мне очень необычным. Но если земные обитатели будут меня бояться, то я не хочу с ними встречаться.

– Авентера. – Лун прежде не слышал названия, но догадался, о чем речь. – Это тот земной город, куда летала Селадонна?

– Да. – Сумрак зевнул, поднялся на ноги и сунул книгу под мышку. – Мне стоит вернуться к себе. – Он помедлил, смущенный и неуверенный, похожий на самого обыкновенного юного раксура. – Мы можем как-нибудь поговорить еще?

Лун заколебался, но с удивлением понял, что совсем не против.

– Да.

Сумрак кивнул и ушел.

Лун дождался, когда его шаги стихнут, а затем вернулся по коридору в свою опочивальню. Утес не сдвинулся с места, и Лун лег рядом с ним. На шерсти все еще оставался отпечаток его тела, хотя все тепло уже улетучилось. Праотец молчал, и Лун, немного подождав, спросил:

– Ты все слышал?

– Да. – Утес снова замолк. Время шло, и Лун уже решил, что он больше ничего не скажет. Но затем праотец прибавил: – Не знаю, как бы я сам поступил, если бы оказался на их месте. Дети могли вырасти не такими, как мы, и тогда все сложилось бы совсем дурно.

Удивительно, что Опаловая Ночь и Малахита решили воспитать детей-полукровок, а не убить их. Лун гадал, сколькие дворы поступили бы так же. Наверное, многие раксура решили бы, что милосерднее убить полукровок. Лун и сам бы так считал, если бы не встретил Лозу и Сумрака.

Да, тяжело убить дитя, почти неотличимое от маленького раксура, но еще тяжелее смотреть, как это дитя превращается в чудовище. И все же в Опаловой Ночи рискнули. Может быть, Малахита увидела в них еще один способ победить Сквернов. Решила воспитать полукровок среди раксура и показать, что их кровь сильнее.

– То есть ты думаешь, что они поступили правильно?

Утес перевернулся на другой бок, явно не желая продолжать разговор.

– Я думаю, что им повезло.

* * *

Лун проснулся на рассвете, когда рядом зашевелился Утес. Гнедая и еще двое арборов, похоже, подслушивали и ждали, когда консорты встанут, потому что они тут же принесли им чайник и кастрюльку для чая. Гнедая задержалась, видимо, желая что-то сказать, но ушла, когда Утес одарил ее недовольным прищуром.

Лун взял плитку спрессованного чая и деревянную палочку, чтобы соскрести чай в кастрюльку.

– Ты чего такой сердитый?

– Терпеть не могу, когда арборы суют носы куда не надо. – Утес отобрал у Луна плитку с палочкой и отодвинул кастрюльку подальше. Он был очень привередлив и готовил свой чай сам.

– Разве арборы в Тумане Индиго этого не делают? – Лун, похоже, общался с какими-то другими арборами.

Утес недоверчиво понюхал чай, затем отложил плитку в сторону и достал из походного мешка свою.

– С родными все по-другому.

Лун подождал, пока Утес не выпьет первую чашку, и лишь затем сказал:

– Я хочу остаться. Хочу узнать, как Опаловая Ночь разберется со Сквернами и тем земным городом.

Утес раздраженно зашипел и со злостью опустил чашку. Она была из тонкой голубой керамики, украшенная серебристо-серыми и темно-зелеными полосками, которые сплетались в такой сложный узор, что арборы из Тумана Индиго удавились бы от зависти.

– А Нефрите, когда она сюда прилетит, ты сам это скажешь?

Еще вчера Лун думал о прилете Нефриты то же, что и о легендах хасси о сотворении мира – ему хотелось верить, но не получалось. Даже теперь, зная, что она все-таки прилетит, Лун не мог рассуждать об этом трезво. Он не ответил, и Утес продолжил:

– И представь, что я не смогу вытащить тебя сейчас. Неужели ты думаешь, что твоя чокнутая мамаша просто так отдаст тебя Нефрите? После того как приволокла сюда с другого конца Пределов?

Когда Утес сказал «мамаша», Лун первым делом подумал о Скорби, а не о Малахите, поэтому ответил не сразу.

– У нее нет причин держать меня здесь.

Позади раздался женский голос:

– Неужели ты совсем не хочешь нас узнать?

Лун резко обернулся. В проходе стояла Селадонна. Он не заметил, как та вошла, но Утес-то наверняка ее видел. Лун разозлился на себя за то, что его застали врасплох, на Селадонну за то, что она вообще существует, на Утеса, и сказал:

– Нет, не хочу. А должен?

Селадонна шагнула вперед, ее шипы поднялись и опустились от волнения.

– Мы – твоя родня. Мы в ответе за тебя…

Лун рывком поднялся на ноги.

– Вы бросили меня помирать в лесу. Вот за что вы в ответе.

– Я этого не делала, я тебя не бросала! Я сама была еще птенцом, хоть ты этого и не помнишь. – Шипы Селадонны встопорщились, дрожа от гнева. – Я потеряла тебя, наших братьев и сестру, друзей из яслей, нашего отца, Выверта и Лепестка – учителей, которые о нас заботились, – и почти всех, кого знала. – Она отвернулась, гневно хлеща хвостом из стороны в сторону. – И вернуть смогла только тебя.

– Поздно, – огрызнулся Лун. Он понимал, что несправедлив к ней, но смесь гнева и боли не давала ему признать это. – Я больше не тот птенец и не смогу снова стать им.

– Я и не жду от тебя этого! – Она резко повернулась к нему, обнажив клыки. Они несколько секунд сверлили друг друга взглядами, затем Селадонна сделала глубокий вдох, заставила себя уложить шипы и успокоиться. – Я знаю, что ты теперь другой. – Затем она неохотно прибавила: – Неужели ты так сильно нас ненавидишь?

– Вовсе нет, – сказал Лун, хотя на самом деле не знал, так ли это. – Я просто не знаю, зачем вы притащили меня сюда.

Она с досадой зашипела.

– Затем, что ты – один из нас.

– Для этого тоже уже слишком поздно.

Она продолжала смотреть на него. Наконец остатки гнева покинули Селадонну, и ее шипы безвольно опустились. Она сказала:

– Малахита желает тебя видеть. – Затем она повернула голову к Утесу. – И праотца тоже.

Утес поставил чашку на пол.

– Хорошо.

* * *

Селадонна отвела их в королевский чертог, где они ругались прошлым вечером. Лун предположил, что этот зал принадлежал роду Малахиты, а у Ониксы и ее дочерей был свой, который располагался как можно дальше от этого.

Днем из колодца, который вздымался высоко над ними, падали столпы света, озарявшие резные рельефы, что тянулись по стене. Малахита уже ждала их. Вместе с несколькими арборами, среди которых были Лоза и Гнедая, она сидела у чаши очага. Еще здесь присутствовала Высота, несколько других старших воительниц и, как ни странно, Сумрак. Молодой консорт единственный улыбнулся Луну, когда тот вошел.

Лун сразу понял, что прием пройдет по всем правилам: арборы и воины были одеты в лучшие шелковистые одеяния; у очага стоял чайный сервиз, к которому никто, скорее всего, не прикоснется; а коврики с подушками были разложены на полу определенным образом. Вот только Лун не знал, что это значит и чего ему теперь ждать. «Ты мог бы спросить Селадонну, – сказал он сам себе, – если бы не орал на нее все утро».

Селадонна заняла место рядом с Малахитой, а Лун и Утес сели напротив королев. Консорта, который мог бы принадлежать Малахите, в зале не было. Похоже, после гибели отца Луна она не захотела никого принять.

Малахита первая нарушила молчание, обратившись к Утесу:

– Ты все еще собираешься рассказать другим дворам о наших полукровках?

Сумрак вздрогнул от неожиданности и взволнованно перевел взгляд с Малахиты на Утеса.

Праотец, ничуть не смутившись, сказал:

– А я должен был передумать?

Голос Малахиты остался спокойным.

– Отвечай.

Утес ответил:

– А ты все еще собираешься украсть консорта Тумана Индиго?

– Мы оба знаем, что вы не имели права присваивать его себе.

«Так мы весь день тут просидим», – подумал Лун. А если Малахита обладала хотя бы десятой частью упрямства Утеса, то их препирательство могло продолжаться и весь цикл. Лун подал голос:

– А разве не я виноват в том, что согласился остаться?

Все уставились на него с таким видом, словно ждали, что он будет сидеть и помалкивать. Утес прошипел:

– Заткнись.

– Сам заткнись. – Утес вяло замахнулся на него, и Лун легко увернулся от подзатыльника. Он продолжал смотреть на Малахиту. – Так моя это вина или нет?

Малахита не ответила, а лишь медленно хлестнула хвостом. Шипы Селадонны раздраженно всколыхнулись, и она заговорила:

– Ты ведь ничего не знал. Ты…

Малахита прервала ее:

– Помолчи.

Селадонна неохотно затихла. Лун продолжил:

– Я ничего не знал. А в Тумане Индиго знали лишь то, что я им рассказал. Так что если я ни в чем не виноват, то и их вы винить не можете. Они имели полное право оставить меня.

Повисла тишина. Малахита опять медленно хлестнула хвостом, и Лун снова не понял, что это значит. Он вдруг подумал, что его и правда могут обвинить в том, что он принял предложение Нефриты без согласия родного двора. Надо было сначала узнать, какое ему грозит за это наказание – впрочем, в худшем случае его изгонят из Опаловой Ночи, и все станет как раньше. Хотя получится довольно забавно.

Тогда один из старших арборов с восхищением сказал:

– Он спорит как наставник.

Утес ответил:

– Он просто спорит. Уверены, что хотите его забрать?

– Да, – коротко ответила Малахита.

– Зачем? – Голос Луна стал жестче. Он понимал, что может поддаться ее влиянию, и не хотел потерять решимость. – Неужели ты уже нашла двор, в который выгодно меня сплавишь? Ты правда думаешь, что хоть одна королева захочет принять дикого одиночку, который уже помечен другой?

Малахита встала, медленно прошла вперед и нависла над ним. Лун лишь вздернул подбородок, не отрывая от нее взгляд и не давая себе отшатнуться. Все его тело чесалось от желания перемениться. Глухим от ярости голосом Малахита проговорила:

– Я ничего не знаю ни о той королеве, ни об ее дворе. Почему она приняла тебя, если считала одиночкой?

Утес чуть приподнялся и подался вперед, но не встал между ними, а как бы дал понять, что он все еще здесь.

– Она приняла его, потому что он ей понравился. Я подумал, что он в ее вкусе, потому и привел к ней.

Лун сказал:

– Можешь сама у нее спросить, когда она прилетит сюда.

Малахита продолжала смотреть на него сверху вниз. Ее взгляд был тяжелым и непроницаемым, а глаза походили на темное стекло. Затем она отступила.

– Спрошу.

На другом конце зала раздались вздохи, полные облегчения.

Когда она отошла, Утес снова уселся, расслабился и недовольно зыркнул на Луна.

Лун постарался незаметно сделать глубокий вдох и ощутил покалывание в спине – будь у него сейчас шипы, ему пришлось бы их уложить. Похоже, этот спор он выиграл, хотя бы отчасти. Нужно было двигаться дальше.

– Вы предупредите земных обитателей о Сквернах?

Шипы Малахиты дрогнули, но она ответила не сразу. Снова усевшись на место, королева кивнула Селадонне. Та сказала Луну:

– Я пыталась. Я дважды летала к ним, но они никогда прежде не слышали о Сквернах, даже в сказаниях.

Город находился далеко на западе, но Лун все равно счел это странным. Даже народы внутреннего пресноводного моря знали о Сквернах. Ну, или, по крайней мере, Ардан о них слышал. Впрочем, он был ученым и собирал всякие редкости; возможно, в этих местах об этих тварях и правда мало кто знал. Лун заметил:

– Если они ничего не знают о Сквернах, то станут для них очень легкой добычей.

Арборы сдержанно заерзали на месте, но Лун не мог понять, согласны они с ним или нет. Селадонна сказала:

– Я могу поговорить с ними еще раз. Но если они не прислушаются, то больше я ничего не могу сделать.

– Позволь, я попробую. – Лун сомневался, что его вообще выпустят из колонии, но, заметив возможность сделать что-то хорошее, он не мог удержаться. – Я видел, как Скверны уничтожают земные города. Я могу рассказать им, как все произойдет, что Скверны сделают с ними и чего нужно остерегаться.

Молчание затянулось. Арборы и воины снова уставились на Луна, потрясенно и немного недоверчиво. Он сообразил, что про эту часть его жизни они прежде не слышали. И наверное, не поверили ему.

Утес неохотно признал:

– Это правда. Сквернов он видел много. Даже слишком.

Неожиданно Селадонна повернулась к Малахите.

– Я готова взять его с собой в город и попытаться еще раз. Пусть эти земные создания упрямы, но не предупредить их об опасности было бы жестоко. А если Скверны захватят город, то получат крепость, из которой смогут нападать на нас и на остальные Пределы. – Затем она прибавила: – Но если решим поговорить с ними, то лететь нужно сегодня. Пока стая не подобралась совсем близко.

Гнедая взволнованно подалась вперед.

– Разве не опасно выпускать консорта из колонии, когда рядом рыщут Скверны?

Лун не засмеялся и не напомнил им, сколько циклов уже провел вне колонии. Ему думалось, что язвительный вид Утеса все сказал за него. Шипы Селадонны дрогнули, словно она тоже почувствовала всю иронию ситуации, и молодая королева сказала:

– Думаю, мы все понимаем, что Лун – необычный консорт.

Малахита не ответила Гнедой. Она задумчиво смотрела на Утеса.

– Я полагаю, праотец полетит с тобой.

– Полечу, – ответил Утес.

– И откуда мне знать, что он просто не отведет тебя обратно в Туман Индиго?

– Он знает, что я сам не пойду. – Лун повернулся и посмотрел Утесу в глаза. – А если он меня заставит, то я просто вернусь.

Утес взглядом пообещал в самом ближайшем будущем отвесить ему еще один подзатыльник.

– «Он» понимает, что королевы скорее захотят решить все дракой, чем прислушаются к голосу разума.

Малахита приобнажила кончики клыков.

– Ты хочешь сказать – «уступят твоим требованиям».

– Именно. – На Утеса ее угроза не подействовала. – Рано или поздно другие дворы узнают о ваших полукровках. – Несколько секунд праотец смотрел Малахите в глаза. – Вам понадобится союзник. Туман Индиго может им стать.

Хотя лицо Малахиты ничего не выражало, Лун понял, что такое предложение ее не впечатлило.

Тогда Сумрак приподнялся и встал на колени рядом с ней.

– Можно я тоже полечу в земной город? Если мой брат и праотец оба будут там…

Лун не знал, чему удивился больше – тому, что молодой консорт осмелился заговорить, или тому, как повела себя Малахита. Та сердито, но с теплотой потрепала Сумрака по голове.

– Нет, нельзя. Сначала стань таким же взрослым и мудрым, как твой брат.

Лун обескураженно уставился на нее. Он подумал, что она насмехается, но все остальные, похоже, восприняли ее слова всерьез.

Малахита посмотрела ему в глаза, но не подала виду, что заметила его удивление. Селадонна поднялась на ноги и сказала:

– Я пойду соберу моих воинов, если консорты готовы к вылету.

Когда воины и арборы начали расходиться, Лун встал и неторопливо вышел в коридор, чтобы никто не подумал, будто он сбегает. «Это обман, – твердил он себе. – Ей нужно, чтобы ты думал будто… будто она хочет тебя вернуть, как и сказала Селадонна». Лун не желал в это верить. Было проще ненавидеть их за то, что его бросили в лесу много циклов назад. «И неважно, что это глупо».

Утес остановился рядом с ним и нахмурился.

– Ну а сейчас-то с тобой что?

– Ничего. – Лун стиснул зубы.

Праотец, может, и стал бы допытываться дальше, но к ним подошла Селадонна.

– Ты не удивился, когда увидел Сумрака, и не спросил, кто он такой.

Она старалась говорить спокойно, но Лун уловил в ее голосе нотки беспокойства.

– Мы с ним поговорили ночью.

– Вот как. – Селадонна нахмурилась, теперь даже не скрывая волнения. – Он пришел к тебе?

– Нет, он пришел за вещами, которые забыл, а я его услышал. – Ее тревога не уменьшилась, и Лун прибавил: – Я не пытался его убить, если ты об этом думаешь.

Она возмутилась:

– Нет, не об этом. Просто он никогда не покидал двор и не понимает, как поведут себя другие, если узнают о нем…

– Он не виноват, что родился таким, – сказал Лун. И хотя Сумрак мало что знал и видел, дураком он тоже не был. – А еще, мне кажется, он все понимает.

Лун думал, что Селадонна сразу же возразит, но та, немного поразмыслив, с сожалением покачала головой.

– Наверное, ты прав. Мне просто хочется думать, что он не понимает.

Позади них Утес раздраженно вздохнул.

– Мы летим в тот земной город или нет?

* * *

Они полетели на запад, Лун, Утес, Селадонна и пятеро ее воинов.

Утро было солнечным, небо – ясным и голубым, и по нему лишь изредка проплывали одинокие пятнышки облаков. Земля под ними становилась все более каменистой, исполинские древа росли все реже, пока не превратились в отдельные острова, а их кроны не стали похожи на гигантские облака. Каждое древо окружали скалы и глубокие, узкие ущелья, густо поросшие зеленью.

Наконец перед ними осталось лишь одно древо – приземистое, больше похожее на гигантский куст. Селадонна повела их туда. Они приземлились среди корней на каменистый уступ, где льющийся из ствола водопад собирался в небольшое озеро. Селадонна сказала Луну:

– Это последний источник с чистой водой, других до плато больше не будет. А еще здесь обычно водится дичь. Ты голоден?

– Пока нет. – Лун сложил крылья и потянулся. Ветер, больше не сдерживаемый исполинским лесом, стал сильным и порывистым. – Если воины потерпят, то и я потерплю.

Лун подозревал, что Селадонна остановилась здесь из-за него, чтобы хрупкому, изнеженному консорту было не трудно поспевать за воинами. Но Лун впервые с тех пор, как прилетел в Опаловую Ночь, чувствовал себя замечательно. И чем дальше они улетали от двора, тем лучше ему становилось. Впрочем, говорить об этом Селадонне явно не стоило.

Когда воины подошли к озеру, чтобы напиться воды, его сестра сказала:

– Знаешь, в Опаловой Ночи не так уж и плохо живется. Даже потомки Ониксы друг с другом ладят.

Или же она решила остановиться, чтобы уговорить Луна подчиниться воле Малахиты. Он язвительно усмехнулся.

– Неслыханное дело для раксура.

Селадонну это не задело.

– Малахита не терпит склок. А Оникса, хотя и не упускает возможности испытать ее терпение, тоже не позволяет своим дочерям грызться между собой. Это единственное, в чем они согласны.

Лун подумал, каким он мог стать, если бы вырос в Опаловой Ночи. Подумал о холеных, уверенных в себе консортах из рода Ониксы; о спокойном нраве Селадонны; о жизнерадостном настрое Сумрака, – и ему стало завидно. Все еще пытаясь задеть ее, он спросил:

– Вас воспитывали вместе с полукровками? И никто не был против?

Она приподняла брови.

– А ты думал, они росли отдельно? Нет, нас всех с самого начала поселили в ясли вместе. Мы были совсем маленькими и не помнили ни нападения на двор, ни путешествия обратно в Пределы, но от нас никогда ничего не скрывали. – Она перевела взгляд на равнины, где утренний свет превратил высокую траву в золотистые волны. – И все же… Арборы, пережившие нападение на западную колонию, рассказывают, как счастливо там жилось. Мы и сейчас не тужим, но та трагедия до сих пор висит над нами. Каждый из нашего рода кого-то потерял.

Лун услышал достаточно. Он не хотел думать о том, каково это – быть частью сплоченной группы выживших, которые, полагаясь друг на друга и на Малахиту, вернулись в свою родную колонию. Он пошел к озеру.

Селадонна прищурилась, глядя наверх. Утес не приземлился и кружил над ними.

– А что с праотцом?

– Он не любит останавливаться. – Лун спрыгнул вниз, туда, где вода вытекала из озера и падала в ущелье. Он подошел к обрыву, набрал воды в пригоршню и отпил. На вкус вода отдавала камнями и мхом.