Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 204 (всего у книги 336 страниц)

– Я знаю. Но что делать сейчас? Я не могу спокойно смотреть, как разваливается Кандбаджар. Как возродить наш новый дом, если у нас почти не останется золота после того, как насытятся всадники?

– Потихоньку. Наш союз сшит тонкой нитью. Одно неверное решение может ее разорвать. – Пашанг пристально посмотрел на меня. – Я должен тебя кое о чем спросить. Когда ты вместе с матерью молилась о победе, ты хотела вызвать крестейцев?

Я покачала головой.

– Разумеется, нет.

– Ты ведь уже знаешь, что всякий раз, когда молишься Спящей, получаешь желаемое, но часто совершенно неожиданным образом, неподконтрольным тебе. Мы все равно побеждали. Так зачем ты это сделала?

– Ты что, не заметил летающего янычара в доспехах?

– Кева.

– Он чуть меня не убил. А также Нору и Селену. И мою мать.

Пашанг раздраженно вздохнул.

– Я прикажу утроить твою охрану.

– Не трудись. В этих доспехах его невозможно убить. К счастью, Спящая сделала так, чтобы он не мог убить меня.

Саурва ясно дала понять, что Спящая отвела мне какую-то роль в своем плане.

– Но поменять несколько тысяч гулямов на десятки тысяч крестейцев… Это все равно что палить по воробьям…

– Из пушки. Я знаю.

– Не просто из пушки. А из тысяч пушек.

Если бы я могла выбирать средства для победы, уж конечно, не вызвала бы армию крестейцев семивековой давности. Возможно, Саурва права. Я должна научиться правильно соединять звезды, чтобы результат моих молитв был более предсказуем.

– Как приверженцы Пути Потомков, как латиане, по крайней мере с виду, мы не можем позволить крестейцам укрепиться в священном городе, тем более в храме Отца Хисти. Ты знаешь, сколько воинов ты вызвала?

– Нет. – Я покачала головой. – Но знаю того, кто в курсе.

Я обнаружила Селену рядом с источниками в пустыне, окруженными желтой травой по колено. Селена смотрела на свое отражение в воде и пела гимны, ее лицо было румяным и умиротворенным. Потом она набрала немного воды в ладони и плеснула на лицо.

– Султанша. – Пока по ее щекам стекали капли, она приложила руку к сердцу и улыбнулась. – Я хотела сказать – Сира.

– Ты, наверное, очень рада.

– Вернулся Базиль Разрушитель, как предсказано в преданиях восточных этосиан. Конец времен близок. Я должна выразить благодарность, покаяться и очистить душу.

– В чем покаяться?

– Мы грешим денно и нощно. Но Архангел видит все наши помыслы. Видит, чисты они или запятнаны. Вот почему восточные этосиане не полагаются лишь на обряд посвящения у младенцев, а ежедневно совершают омовения с молитвой. Чтобы очиститься.

Мне всегда претила мысль, что бог видит мои помыслы. Неужели нет ничего по-настоящему личного? Как бы то ни было, сейчас показалась тревожащая изнанка: кому будет служить Селена – мне или Базилю Разрушителю? В конце концов, он ведь Зачинатель, как говорилось в ее религии. И все же Марот приказал ей служить мне. И теперь, когда я начну войну против Базиля, этой девушке с румяными щеками придется разорваться.

– Ты знаешь, сколько воинов было в армии Базиля до его исчезновения?

Она кивнула.

– Сотня тысяч.

– Сотня… – Мое сердце ухнуло в пропасть, где частенько теперь оказывалось. Эта армия больше всех остальных в Аланье, вместе взятых. – Но поправь меня, если я не права… Семьсот лет назад армии не использовали огнестрельное оружие.

– Это так, Сира. Придется их обучить. У Михея были лучшие аркебузы, а Философы выяснили, как их воспроизвести. Надо найти тех, кто умеет делать такое оружие. С современным оружием наше священное воинство будет непобедимо.

Она была слишком ослеплена, чтобы понять – никогда в жизни мы не объединимся с крестейцами, которые хотят покорить Зелтурию и весь восток.

– Ты же им поможешь, правда?

Она явно почувствовала мои сомнения, и я напряглась.

– Не знаю, Селена. Я не знаю, чего они хотят. Но ты знаешь.

– Базиль Разрушитель – Зачинатель. Он покорит весь мир, до водопада за Шелковыми землями. Он распространит веру в ангелов на восток, тем самым объединив мир, и в результате появится второй Орден Двенадцати.

– Так значит, мы должны ему покориться?

Она поспешно кивнула.

– Должны, Сира. Должны. Разве ты не узрела чудо? Разве не видишь путь? Пришло время и тебе уверовать.

– В смысле стать этосианкой, как ты?

Я скрестила руки на груди.

– Разве я не говорила тебе, что Базиль Разрушитель вернется? И разве это не произошло? Как можно отрицать такой знак? Я страшусь за твою душу, если ты не уверуешь.

С ее точки зрения, все разбитые фрагменты собрались воедино. Если бы только она понимала, что это Спящая разыграла хитроумную шутку с ней и со всеми правоверными восточными этосианами. Это чудо совершила Хавва, она подала знак, но с целью, совершенно отличной от той, которую преследовала вера этосиан. Я пока не знала, какова цель, но точно сыграю в этой истории не последнюю роль.

14
Базиль

Что я понимаю, в отличие от остальных, так это то, что существуют два бога.

Архангел – бог всего хорошего. Несотворенный – бог всего хорошего и кошмарного.

Архангел любит. Несотворенный не любит. Но и не ненавидит. Он просто есть.

Архангел внушает поклонение. Несотворенный внушает страх.

Вопрос: кто перенес нас в это время? Неужели это Архангел отправил нас на семьсот лет в будущее ради святой цели, как объяснял Йохан?

Или это сделал Несотворенный? А если так, то зачем?

– Так и есть! – сказал легат Томус, и я снова сосредоточился на собрании.

Мы сидели на устланном ковром полу в захваченном храме. Кровавый туман не рассеялся, и мы купались в нем, вдыхая соответствующий запах.

– Именно. Все пленные говорят одно и то же, – сказал трибун Маркос, мой главный стратег и самый ученый среди нас. – Прошла тысяча лет со времен их главного святого, Хисти, а значит, и тысяча лет после откровений благословенной Ангельской песни.

– Но что за извращенное колдовство могло забросить нас на семьсот лет вперед? – посетовал Томус.

– Не извращенное! – возразил епископ Йохан, хотя он ненавидел свой титул. Ненавидел любое возвеличивание. – Так пожелал Архангел. В пророчестве о Зачинателе нет точной даты.

– Означает ли это, что наших родных больше нет? – спросил префект Геракон, мой горделивый Первый копьеносец, которого я всегда высоко ценил.

– Разумеется, – ответил Томус. – Придется нам найти новых жен и родить новых детей.

Он произнес это с таким пылом! Даже почти в пятьдесят он обладал аппетитом мужчины вдвое моложе.

Я потер раздраженные глаза и застонал. Один из двух богов дал нам золотую чашу с виноградным вином, но с примесью болиголова. Не то испытание, не то злая шутка.

– Государь император, может, нам следует вернуться в Крестес? – спросил Геракон. – Разве нам не нужно проведать свои владения и семьи?

– Дорогой мой, – мягко произнес Томус, как будто разговаривал с ребенком. – Однажды я покинул свое поместье на три года, а вернувшись, обнаружил, что оно разгромлено разбойниками, которых подначивал местный священник. Нам повезет, если хотя бы в каком-нибудь дальнем уголке будут произносить наши фамилии.

Кровавый туман сгустился. Он постоянно то сгущался, то рассеивался, словно дышал, как живое существо. Теперь я даже не мог разглядеть покрытые каллиграфическими надписями стены храма. Видел я только своих ближайших сподвижников, сидящих кружком; они смотрели на меня с надеждой в ожидании указаний, но я был слишком растерян, чтобы отдавать приказы.

– Только взгляните на это.

Маркос вытащил из сумки свиток и развернул его в центре нашего кружка. Это была цветная карта. Буквы были парамейские, однако формой напоминали морские волны, как и каллиграфия на стенах, хотя в наше время буквы парамейского языка имели резкое и строгое начертание.

Маркос постучал пальцем по буквам ниже Костаны.

– Тут написано «Сирмянское царство». Страна латиан правит Костаной и всеми землями на востоке, когда-то принадлежавшими священной империи Крестес.

– И даже моим любимым Деймосом, – с ноткой грусти заметил Томус. – И Лиситеей, где я встретил мою красавицу Гармонию с ангельским личиком.

– Как такое может быть? – удивился я. – Это же бо́льшая половина страны. Неужели за это время мы так ослабли?

– Именно так, государь император. Мы ослабли, а другие окрепли. – Маркос указал на Кандбаджар. – В Аланье больше не царствуют святые правители. Теперь там правят шахи из рода Селуков. – Он провел линию до Кашана. – Как и в Кашане. – Теперь он провел линию до Костаны. – И в Сирме.

Это погрузило нас в своего рода скорбь. Никто из присутствующих не родился на западе, за Юнаньским морем. Там пользовался влиянием клан Сатурнусов, с которым я враждовал уже почти десятилетие, и я редко продвигал по службе выходцев с запада. Значит, сейчас тот Крестес, который все мы любили, не существует.

– Если бы меня не выдернули из нашего времени, вся карта была бы окрашена пурпурным цветом Крестеса. – Я раздраженно и печально вздохнул. – И кто эти Селуки?

– Племя из Пустоши, – ответил Маркос. – Они получили фамилию в честь Селука Рассветного – воина-рубади, который всего через сотню лет после твоих завоеваний покорил все, что закрашено на этой карте желтым и зеленым. Костана держалась долго, но около четырехсот лет назад пала перед очередным Селуком – шахом Утаем.

– А кто правит в Гиперионе? – спросил я.

Взгляд Маркоса наполнился печалью.

– Некий Алексиос Иосиас Сатурнус.

Сатурнус… Будь прокляты Падшие.

– Те самые Сатурнусы?

Маркос кивнул.

– Как я выяснил, Сатурнусы захватили власть в Крестесе после падения Костаны и с тех пор не выпускают из рук.

Казалось, все это не по-настоящему. Мне как будто рассказали сказку, которой пугают костанских сирот.

– Мы попали в самое мерзкое время в истории. Но мы здесь. И, наверное, не просто так. В Ангельской песне говорится, что Зачинатель и его спутники столкнутся с немыслимыми испытаниями. Мы должны укрепить свой дух.

– Но наши жены… – Геракон закрыл рукой глаза. – Наши дети. Наши матери и отцы.

– Их больше нет, – отрезал я. – Мы одни в этом новом мире. Но у нас есть вера. У нас есть мы. И есть миссия – покорить все земли к востоку от Юнаньского моря.

– Но что насчет нашей родины? – Йохан указал на Костану большим пальцем, потому что указательный ему отрезали в качестве наказания за воровство еще в детстве. – Ангельский холм – священное место. Там Цессиэль подарила человечеству Ангельскую песнь. Там Архангел явил себя своим верным апостолам. Как мы можем оставить город в руках неверных?

Йохан был прав. Если раньше моя задача была простой, то теперь я подошел к развилке пути и на всех дорогах поджидали враги.

Я предпочитал ясность пророчества. Пророчество создало эту армию и сковало ее, осада за осадой, битва за битвой. Зачинателю пророчили идти на восток – как я мог назвать себя таковым, если вместо этого поверну на запад? Покорение земель на пути к Костане, несомненно, заняло бы годы. А годы уже к нам жестоки.

Я уставился на карту. Провел пальцем от Зелтурии вниз, до Кандбаджара.

– Кандбаджар на востоке. Если шах Селук здесь, забаррикадировался в храме Хисти, то кто правит там?

– Это спорная территория, – пояснил Маркос. – Очевидно, Аланью раздирает борьба за трон, как и Крестес до того, как ты объединил страну. Я не уловил всех тонкостей, но, похоже, из Пустоши явились племена и пытаются свергнуть Селуков. Сейчас они правят в Кандбаджаре.

Значит, мы пришли в страну, уже охваченную войной. Но есть ли у нас союзники в этой войне?

– Здесь живут этосиане, – сказал я. – Позавчера мы разговаривали с одним из них, по имени Абу. Он верит в то, что я скрылся в ином мире и вернусь до Конца времен. Они нас ждали.

Томус гортанно откашлялся.

– И что ты намерен делать, государь император?

– Для начала мы не можем оставаться в этом вонючем розовом облаке. Мне надоело ощущать на языке вкус крови. – Я с такой силой стукнул по Кандбаджару, что чуть не порвал пальцем карту. – Мы пойдем туда. Возьмем Кандбаджар, как уже делали однажды. Если там беспорядки и город разрывается между враждующими сторонами, у нас неплохие шансы.

– Да? – Геракон изобразил, будто держит в руках аркебузу, так называлось это плюющееся огнем оружие. – Это оружие разрывает лучшие доспехи как листок папируса. А наши гладиусы ломаются об их ятаганы.

– Значит, научимся обращаться с оружием нынешнего времени, – ответил я. – У нас полно пленных, которые способны нам в этом помочь. Относитесь к каждому захваченному оружейнику как к драгоценному изумруду. Легионеры должны забирать с врагов все оружие и доспехи. В следующем сражении у нас не будет преимущества внезапности.

Все посмотрели на меня в поисках поддержки – от человека, столь же опечаленного и встревоженного, как и они. Придется успокоить их, прежде чем удастся успокоиться самому.

– Это испытание, подобного которому у нас еще не было. Все, кто сохранят стойкость, получат лучшее место в раю, все их грехи будут стерты. Даже те, кто едва дохромает до конца пути, вознесутся к Архангелу. Мы будем жить среди апостолов в неизведанной небесной стране. Это я обещаю каждому из вас.

Я встал, решительно обвел всех взглядом и вернулся в свои покои в глубине пещеры.

Розовый туман наполнял и мои покои. Высунув язык, я почувствовал вкус крови. Кровь увлажнила нос и глаза, и я ощущал напряжение. Я едва мог дышать через ноздри, а глаза чесались и болели.

Мне хотелось как можно скорее выйти из этого облака. Но южный проход преграждала целая орда конных воинов, и до сих пор ни один пленный не указал путь к северному, никакие методы не могли развязать им языки. В наше время этот секрет берегли как зеницу ока, так осталось и поныне. Я приказал своим людям искать проход, но посоветовал осторожнее вести себя в пещерах, там можно заблудиться.

Мое близкое окружение отнеслось к этому странному повороту по-разному. Томуса, имевшего много сыновей, дочерей и любовниц, которых следовало бы оплакивать, казалось, больше интересовала возможность найти новых. Вполне в его духе – он всегда смотрел вперед и мало кому хранил верность. Я держал его рядом, потому что люди, умеющие видеть возможности, всегда полезны, армии завоевателей меньше всего нужны полководцы, думающие одинаково.

Геракон, напротив, готов был разразиться слезами. Он изо всех сил пытался сохранять спокойствие, но отчаяние в его голосе было достаточно красноречиво. Большинство остальных были похожи на него. В основном они были даже еще не мужчинами, а мальчишками, еще недавно засевавшими свои поля и с нетерпением ожидающими, когда можно будет заполучить бесконечные сокровища востока. Я ведь сам велел сказителям расписывать эти сокровища, когда будут разъезжать по деревням Крестеса и устраивать представления перед тем, как я призову к оружию. Вслед за сказителями я послал священников с проповедями о том, что близок Конец времен и все мы должны внести свой вклад в создание Ордена Двенадцати, дабы заслужить свои хижины в раю. Я призвал семьдесят тысяч человек к свершениям под знаменем веры… хотя ни один из них не собирался путешествовать сквозь время.

Моя жена и три из восьми дочерей жили в Кандбаджаре. Четверо из семи сыновей тоже. Остальные сыновья и дочери и четыре любовницы остались в Костане. У меня была любовница в Лиситее и другая в Деймосе. Мне хватало любви на всех.

Я никогда не увижу ни жадной улыбки Тино, хватающего медовые соты, ни задорной ухмылки Аэллы, лепящей глиняную посуду в нашем домике у Мавроса. Я не смогу поехать в Лиситею, чтобы провести ночь, положив голову между молочными бедрами Реи.

Только мой старший сын Доран отправился вместе с нами в этот треклятый поход к Зелтурии. Но как бы ни искал, я нигде не мог его найти.

– Где же ты, Доран? – воскликнул я, желая оказаться рядом с единственным оставшимся у меня в этом времени членом семьи. – Что случилось? Что случилось на самом деле?

Моя рука задрожала от страха, как и нога. Я сказал своим соратникам, что это испытание, и сам хотел в это верить. Испытания очищают, Архангел таким способом отделяет правоверных от лицемеров, превращающих религию в тщеславие. Так нагревают золото, чтобы отделить от песка.

Но ведь богов два. Несотворенный не будет никого отделять. Ему все равно.

– Я должен верить. – Я вытащил из кармана четки и сжал их. – Я должен верить. Должен верить. Милость и свет Архангела спасут меня от всех неурядиц.

Где-то рядом хихикнула женщина.

Я встал, вытащил из ножен свою могучую спату и шагнул к скрытой туманом стене, откуда исходил звук. Здешние пещеры таят множество секретов, и мы не можем чувствовать себя спокойно – враг способен выскочить из любого неизвестного прохода. Но я увидел только золотые парамейские буквы, мерцающие на стене при свечах.

Однако было в них что-то странное. Я не знал парамейский, но он никогда не выглядел таким… неряшливым, как будто у каждой буквы выросли собственные конечности, извивающиеся и волнистые, словно щупальца морской твари.

– Я схожу с ума, – пробормотал я.

– Ты такой плут.

Женщина снова хихикнула.

Я развернулся и взмахнул мечом. Шагнул в ту сторону, где только что сидел. В тумане чуть выше пола парила обнаженная дева с волосами цвета замерзшего неба. Ее кожа была холоднее ледников страны льдов. Ее зрачки вращались, меняя форму, как спиральные волны от брошенного в озеро камешка.

– Мне всегда хотелось с тобой встретиться, – сказала странная дева тонким серебристым голоском. – Моя мать не верила, что ты вернешься. Но я верила.

Я поднес меч к ее маленькой груди без сосков.

– Ты кто такая?

– Я джинн. – Она улыбнулась, и зубы неестественно сверкнули. – Точнее, дэв.

– Чего тебе надо?

– У Философов есть присказка: «Одно дело – легенда, а другое дело – человек». Мне просто хотелось встретиться с тем, кого зовут Базиль.

С тех пор как я начал видеть мир за покровом, время от времени меня навещали странные создания. Я научился не удивляться их виду. Но в этой женщине что-то меня тревожило, и не только то, что от нее воняло неделю гниющей на солнце рыбой.

С этими тварями надо быть осторожным, а не то сорвутся с поводка.

– Надеюсь, я соответствую твоим ожиданиям.

Я сунул меч в ножны.

– Нет. Я слышала, как ты пытался вдохновить своих воинов. И твое сердце трепетало в груди, когда ты призывал их хранить веру. Ты шарлатан, Базиль Сломленный.

Она придвинула лицо ближе, и стало заметно, что кожа у нее неровного цвета, будто у куклы.

– Мое сердце трепещет, как у любого человека. Так всегда бывает, когда мы сталкиваемся с чем-то устрашающим.

– Люди верят в сказки, как дети, и это одна из них. – Она хихикнула, и неприятно низкие тона смешались с нежными. – Вот тебе мудрая истина от того, кто прожил семьсот лет и повидал гораздо больше, чем можно вообразить: сопротивляться велению сердца можно лишь до определенного предела. В конце концов оно берет верх, ломая твою волю. Такова истина. Трус бывает храбрым один раз или два, может быть даже десять. Но рано или поздно человек со слабым сердцем сломается, и тогда вся былая храбрость пропадет даром. Так же и с сопротивлением вожделеющей тебя обольстительнице или с верой в слабого бога. Ты становишься таким, каким хочет твое сердце… если, конечно, проживешь достаточно долго.

Я позволил ей разглагольствовать и кивал в надежде, что она сочтет меня малоинтересным и уйдет.

– Хорошо, я запомню.

– Чего ты так боишься? – Ее улыбка стала такой широкой, что еще немного, и разорвется рот. – Меня? Но я лишь хочу помочь.

За помощь Падшего ангела приходится дорого платить. Однажды я уже заплатил и теперь опасался, что придется сделать это снова.

– Мне не нужна помощь.

– Ты не понимаешь, что произошло, да?

Я пожал плечами, и она снова хихикнула в своей неприятной манере.

– Задай себе вопрос, – сказала она, – почему кровавый туман до сих пор не испарился?

Я размышлял над этим.

– И почему же?

– Потому что должен остаться здесь. Как и ты.

– Я здесь не останусь. Как только решим, что делать, мы двинемся на восток.

– А ты знаешь, что лежит на востоке, папа? Там Кашан, который сокрушит вас под ногами слонов, несущих пушки. Если же вам каким-то образом удастся победить, придется иметь дело с Империей шелка, а у нее армия в миллион человек и аркебузы, стреляющие быстрее, чем…

Она быстро защелкала языком.

У меня кровь заледенела в жилах.

– Почему ты назвала меня папой?

– А, так я забыла представиться? Я твоя дочь Саурва.

Я хохотнул от нелепости этого вранья.

– У меня нет дочери по имени Саурва.

– Нет, есть. Мама рассказала, как ты позволил ей тебя соблазнить в обмен на то, что она проломит стены Костаны и позволит тебе отбить город у Сатурнусов.

Меня захлестнуло отвращение вместе со своими сестрами – печалью и совестью. Все эти чувства забурлили внутри, когда я вспомнил, как позволил этому созданию меня оседлать. По нашему летоисчислению это было одиннадцать лет назад.

– А ты думал, обойдется без последствий? – спросила Саурва. – Ангелы ведут счет всем добрым и дурным поступкам.

– Оставь меня в покое.

Левый глаз Саурвы увлажнился. По ее ледяной щеке скатилась красная капля.

– Хочешь сказать, ты не рад собственной дочери? Но ведь я единственная оставшаяся у тебя дочь.

Какая паршивая имитация печали!

– Ты мне не дочь.

Я посмотрел в ту сторону, где была дверь, хотя ее закрывал туман. Я и завязки на сандалиях едва видел. Мне хотелось сбежать от этого демона, как и от тумана.

– А знаешь, мы, дэвы, совершенно не похожи на людей. Мы не любим своих детей, а презираем их. От матери я получала лишь ненависть, ненависть, ненависть. Возможно, в этом проявляется моя человеческая частичка, но мне хочется, чтобы меня любил тот, кто породил.

Зачем ненавидеть своих детей? Какой в этом смысл? И все же… Я ненавидел это существо, кем бы оно ни было.

– Я не могу любить такую мерзость.

– Мерзость? Не понимаю. Чем я так отличаюсь от Дорана?

В груди забилась надежда.

– Где Доран? Ты знаешь?

– Конечно, знаю. Он же мой брат.

Надежда тут же сменилась ужасом.

– Ты… Ты ведь не сделала с ним ничего плохого?

– Конечно нет. В Лабиринте он в безопасности. И это не изменится… если мы с тобой договоримся.

Так вот во что она играет. Я вспомнил невозмутимость Томуса и покачал головой.

– Я не склонюсь перед Падшими ради спасения его жизни. Давай, убей его, если желаешь.

И снова этот мерзкий смех.

– Я не собираюсь убивать милого Дорана. Ни за что на свете. Он до конца времен будет принадлежать мне и моим сестрам.

Судьба хуже смерти. Как я мог обречь своего наследника на такое?

– Скажи, чего ты хочешь.

– Я хочу лишь одного – чтобы ты преуспел как Зачинатель. Кстати, ты знаешь, что это за город?

– Про́клятое место.

– Да, но здесь Врата, папа. Тебе не нужно на восток. Именно здесь и должен находиться Зачинатель. А всякую чепуху вроде «водопада на краю земли» добавил какой-то писец, чтобы приукрасить Ангельскую песнь. Нет никакого водопада. И края земли нет. Земля ведь яйцо.

– О чем ты вообще?

Она нетерпеливо вздохнула.

– Если точнее, я говорю о том, что находится под храмом Хисти.

– А что там?

– Врата! – заревела она как медведь, ничего общего с ее тонким голоском. – Ты вообще меня слушал? Что, по-твоему, ты должен сделать?

– Открыть сердца людей.

– И ты правда в это веришь? Даже после того, как переспал с моей матерью, чтобы получить ключи от Костаны, ты по-прежнему цепляешься за эти глупые суеверия? Даже после того, как подкупил патриарха, причем с помощью мальчиков, чтобы он объявил тебя Зачинателем? Как ты можешь быть таким слепым, папа?

– До сих пор меня вела только вера.

– Ничего подобного. Ты дал моей матери свое семя, чтобы перебраться через стены, ты убил врагов и сел на трон. Вот что привело тебя сюда.

Я закрыл глаза, сломившись под весом этой истины. Какой стыд. Я вспомнил все ночи, когда рыдал от угрызений совести из-за того, что совершил. Но потом вспомнил и своих соратников: Томуса, Геракона, Маркоса, Йохана и других. Они полагаются на меня. Они как дети, а я их отец. Без меня некому будет указывать им путь. Я не могу позволить себе сломаться под тяжестью своих грехов.

Я посмотрел на Падшего ангела со стойкостью, которой славился.

– Это верно. Я заключил такие сделки. И многие другие. Если это мое наказание за них, так тому и быть. Я буду молиться милосердному Архангелу.

– Может, хватит уже? – Саурва высунула язык. Могу поклясться, он был раздвоенным. – Прекрати быть таким ханжой. Я была так рада встрече с тобой, а теперь сильно разочарована. Ты можешь хоть на мгновение увидеть мир со всей ясностью, а не смотреть на него сквозь узкую щелку своей книги, написанной тысячу лет назад людьми, которые не обладали достаточно зорким зрением и глубоким умом, чтобы разобраться в увиденном, пока одурманивали себя сомой и голубым лотосом?

От ярости ее глаза вспыхнули белым. И в обволакивающем комнату тумане горели ярким огнем. Ярче свечей, мерцающих в нишах.

Я схватился за колотящееся сердце.

– Тогда скажи, что я должен сделать. Я тебя выслушаю.

– Я уже сказала! Ты просто не слушал. Ты должен войти в храм Хисти. Убей всех, кто там, если понадобится. Ты должен расчистить путь к Вратам для того, что грядет.

– А что грядет?

Демоница хихикнула.

– Одни называют это Великим ужасом. Другие – Концом времен. Но словами это не опишешь. Ну, во всяком случае, этими щелкающими звуками человеческих языков.

– Так значит, если я захвачу храм, ты отпустишь Дорана?

Саурва подлетела ближе. Я попятился, но уткнулся в стену. Она подобралась совсем близко, пока кончик ее носа не коснулся моего. Теперь я видел только гипнотические, вращающиеся спирали в ее глазах.

– Люби меня, папа. – Она обхватила меня за шею, вливая в нее лед. И я не мог пошевелиться. – Люди должны любить своих детей, какими бы те ни были. Все это время я смотрела на человеческих детей с завистью. Нет ничего более драгоценного, чем отцовская любовь. – Ее сухие губы скользнули по моим влажным губам. – Я хочу почувствовать твою любовь, как мама.

– Убирайся.

Она прижала что-то к моему паху. Твердое и плоское.

Я посмотрел вниз и увидел книгу в деревянной обложке.

– На случай, если понадобится помощь. А она тебе понадобится. – Саурва опять хихикнула тоненьким, как перышко, голоском. А затем отодвинулась и испарилась в тумане.

Я посмотрел на корешок книги. Там было написано крупными буквами по-крестейски: «Мелодия Михея».

– Что еще за Михей?

Я не позволю этой твари поколебать мою решимость. Причудливый облик Саурвы накренил мои паруса только потому, что я так давно не видел Падшего ангела. Одиннадцать лет я молился о том, чтобы освободиться от них, чтобы не пришлось расплачиваться за грехи юности, когда я всеми способами стремился заполучить императорский скипетр. Но это были пустые мечты. За все грехи со временем придется заплатить.

А время тянулось долго. По правде говоря, с тех пор как я вступил в связь с демоницей, прошло не одиннадцать лет, а семьсот. И значит, если эта Саурва и впрямь моя дочь, она во много раз старше меня.

При этой мысли я поежился. Я собирался взломать дверь в храм Хисти и перебить или выманить всех, кто внутри, но не ради нее. Оставалось лишь надеяться, что она вернет Дорана. При мысли о том, что он заперт в Лабиринте, где, как говорят, из отложенных первобытными сущностями яиц рождаются демоны, в меня словно впились шипы.

Доран – мой единственный наследник. Он всегда был преданным сыном, хорошим воином и пылким этосианином. Большего я и желать не мог.

Я встретился с Томусом на базаре, который представлял собой кучку прилавков на лужайке, окруженной горами, хотя мы едва их видели в кровавой дымке. Мы срубили пальмы и построили сотни загонов для захваченных жителей Зелтурии, хотя убили гораздо больше. Если мы продадим их за выкуп, то получим золото, а на золото купим оружие и доспехи, не такие бесполезные, как наши. Я почти сожалел о море крови, через которое мне пришлось брести, но мы сражались за свою жизнь, когда создали его, не задумываясь о золоте.

Томус указал на загон, кишащий грязными людьми с ободранными лицами. Оттуда доносились завывания и мольбы. А еще вонь нечистот и отчаяния.

– Некоторые воины хотят взять временных жен, – бодро сказал Томус, несмотря на всю неразбериху.

Я хмыкнул.

– А я думаю, только ты, Томус.

– Признаю, это заманчивая мысль.

Он невинно потеребил свои усы цвета красного дерева. Он и правда думал, что сможет сделать вид, будто не горит желанием?

– Ты ведешь себя так, словно это такая же необходимость, как пища и вода. Это не так, и я предпочел бы получить золото, а не женщин и мальчиков, которые только будут нас отвлекать.

– Если хочешь, чтобы мужчины яростно сражались, они должны получить что-то взамен. В особенности учитывая неутешительную правду, которую придется проглотить.

– Сколько мы захватили женщин, способных зачать детей?

– Недостаточно много.

– Тогда кто останется ради выкупа? – спросил я. – Сколько детей и мужчин?

– Достаточно, государь император. Пока кто-нибудь хочет за них заплатить.

С завываниями отчаявшихся смешивался стук топора, валящего деревья. Здесь это была почти тишина. Кто выкупит этих людей? Как объяснил Маркос, страна охвачена войной. Город окружила враждебная армия. Так с кем нам торговаться за этих людей?

– Надо поговорить с ордой, стоящей за проходом из города, – сказал я. – Узнать, какой выкуп они готовы заплатить за этот сброд.

– Государь Базиль Зачинатель! – выкрикнул кто-то с таким странным акцентом, что я с трудом узнал свое имя.

В окружении плачущих женщин и детей в загоне стоял мужчина в белом одеянии, подпоясанном голубыми лентами. Он высунул темноволосую голову между деревянными прутьями.

– Государь Базиль! Мы тебя ждали!

– Ты хорошо говоришь по-крестейски, – сказал я. – Как тебя зовут?

– Я говорю на языке благословенной Ангельской песни. Меня зовут Амрос. Я родился всего за две недели до того, как кровавая чума опустошила мой родной Лабаш. Наши жрецы говорят, что это был знак Конца времен, и поэтому все мы знали: близится твое возвращение. Мы все пришли в эту страну, ожидая, когда ты спустишься с небес.

Так значит, он из людей Абу. Но Абу служил не мне, а шаху Кярсу.

– Я говорил с твоим великим магистром. Он подчиняется шаху.

– Значит, он глупец. – Амрос сурово тряхнул деревянный шест. Его брови сошлись, словно сабли. – Как земная клятва может быть важнее небесной? Я буду следовать за тобой, и только за тобой, государь Базиль.

Томус наклонился к моему уху.

– Осторожней с этими людьми. Пусть они и этосиане, но от отчаяния можно сказать что угодно.

Эту истину я знал слишком хорошо.

Мне и впрямь следовало действовать с осторожностью. Верный человек из этой эпохи драгоценен, как рубин, но предатель окажется смертельным ядом.

– Так значит, ты сделаешь то, что я попрошу? – спросил я Амроса.