Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 176 (всего у книги 336 страниц)

Хорошо. Моя вера в Като оправдывалась с каждым днем.

Я вздохнула, как будто смиряясь. Заметив мою дрожь, Мирима обняла меня.

– Ей тяжело, – сказала она, – как и любой любящей матери. И я разделяю ее беспокойство. Но… хотя я ненавижу вонь крови, даже я не могу придумать иного пути. Мой брат должен умереть.

Я пару раз всхлипнула.

– Пожалуйста, верните моего сына. Он – все, что у меня есть в этом мире. Он и мой возлюбленный, который так далеко.

Наконец-то хлынули слезы.

Пока Мирима прижимала меня к себе, я встретилась взглядом с Селеной. Она все это время молча сидела в углу и почти ничего не понимала, поскольку мы говорили на парамейском. Но, глядя мне в глаза, она коротко улыбнулась, будто поняла меня. И, судя по всему, она была единственной.

17. Сира

– Твоя повязка промокла от пота, – сказал Эше, ставя поднос с завтраком у моей постели. – Я сбегаю и куплю бинтов, а затем помогу поменять ее.

Я села в кровати и посмотрела на прозрачный бульон, пока желудок сводило без всякого аппетита. Я ни за что не должна позволить Эше помогать со сменой повязки, учитывая то, что находилось под ней.

Эше размешал ложкой какую-то пасту, которую он добавил, чтобы загустить бульон. Но я все равно вздрогнула, когда он поднес ложку к моему рту.

– Ешь, – сказал он. – Твое тело ведет борьбу, ему нужно питание.

– Уф, ладно.

Я проглотила еду. Не совсем безвкусная, нутовая паста придавала землистый привкус.

– Кулинария точно не входит во множество твоих талантов, – лукаво улыбнулась я.

Эше рассмеялся:

– Я готовил завтрак для больной женщины. Возвращайся, когда поправишься, и увидишь, какой я талантливый на самом деле.

Удивительная самоуверенность.

– В самом деле? Последние восемь лет я ела во дворце. Чтобы меня впечатлить, нужно нечто большее, чем простая уверенность.

Он погладил мою повязку. Я отвернулась, боясь, что он заметит. Заметит мой черный глаз. Но глаз остался прикрытым, а Эше, похоже, беспокоило только то, как сильно я вспотела за ночь.

– Я пошел за марлей.

И он ушел.

Что я вообще ему скажу? «Ой, я даже не заметила, что у меня вырос новый глаз! Ха-ха-ха!» Этот человек охотится на колдунов и темные силы. Что ж, я стала достойной добычей. Глаз показывал мне звезды, а я не имела никакого представления, зачем и кто его дал. Я знала только, что кагану Пашангу (ну почему именно ему?!) было что-то известно.

Что бы это ни было, я не могла позволить отвлечь меня от цели. Мы приехали в Кандбаджар, чтобы найти и разоблачить колдуна, убившего Тамаза. Чтобы Кярс, мой законный муж, занял трон, зная правду. Многие стояли на нашем пути: колдун, Като и одна Лат знает кто еще. Время колебаний и слабости давно прошло.

Но я не могла прятаться от Эше. Он не скрывал свои секреты от меня, и мы вместе проходили это испытание. Я должна была рассказать ему, просто… не знала как. Я прокручивала в голове наш разговор.

«Эше, любезный мой друг, я отрастила странный глаз, которым вижу звезды даже среди бела дня. Да, кстати, он совершенно черный… такой, знаешь, как у злого джинна из детских сказок».

Составлять признания – явно не моя сильная сторона. Но, как и при заливании раны спиртом, лучше быстрее покончить с этим. Нужно просто показать ему глаз, и пусть он думает, что хочет. Он должен знать, и должен узнать прямо сейчас.

Через десять минут он взбежал по ступеням, вошел в мою комнату и бросил мне сверток марли.

– Давай, снимай ее. – Он остановился на полуслове. – Я имею в виду повязку.

– Могу поспорить, я не первая девушка, которой ты так сказал в этой постели.

Я набрала воздуха и потянулась к повязке, готовясь раскрыть свой секрет.

В дверь постучали.

– Кто бы это мог быть?

Эше пошел открывать дверь, а я наблюдала, стоя на пороге комнаты. Приоткрыв дверь, Эше выглянул в щель, а потом попятился, когда человек с той стороны толчком распахнул ее.

Не человек, люди. Вошли трое мужчин в струящихся синих одеяниях с бронзовыми ятаганами на поясах и окружили Эше. Я узнала их высокие фетровые шляпы, почти достающие до потолка, и металлические застежки. Философы.

– Должно быть, вы за книгой, – сказал Эше. – Я как раз собирался вернуть ее.

Человек в рубашке чужеземного кроя с еще более крупной металлической застежкой на поясе шагнул вперед.

– Думаешь, Великий философ стал бы врываться в твой дом, чтобы забрать книгу?

– Ты… Литани? – спросил Эше, а я отступила к стене, не желая, чтобы меня видели.

Философы часто казались грубыми, пренебрежительными и прямолинейными, даже те, кто обучал меня. Я надеялась, что Эше не попал в беду.

– Приятно познакомиться, Эше, – сказал Великий философ Литани. – Как там Хакаим, кстати?

– Мой отец? Он был здоров, когда мы в последний раз переписывались.

– Рад это слышать. Твой отец славно послужил человечеству. Он спас лишь малую часть из десяти тысяч томов Тинбука, но достаточно, чтобы стать факелом в ночи. – Он вздохнул, словно разочарованный родитель. – А потом явился ты. Потерял книгу, омрачил мир. Я знаю, что у тебя ее нет. Но твой разум содержит много других книг, не так ли, бывший Апостол Эше?

– Если тебе что-то нужно, просто попроси. Не обязательно было врываться в мой дом. Я свободный человек, и у меня есть права.

– Права, – фыркнул Литани. – Ты лишился прав в тот момент, когда не вернул второй том «Типов крови».

– Так вы за книгой или не за книгой? – озадаченно спросил Эше. Очевидно, Литани использовал потерянную книгу как предлог. – Как я уже сказал, я ее найду и верну. Если нужно, оштрафуйте меня за задержку.

– Оштрафовать. Конечно, ты заплатишь, вон какой у тебя дом. Так не пойдет. Мы поговорим в Башне. Взять его!

Эше задыхался, вырывался и кричал. Раздался удар, Эше застонал. Я выглянула и увидела, что он сплевывает кровь на стену – о Лат, он ранен! Я отступила и услышала, как затягивают на его запястьях веревку, пока он хрипит и умоляет. Мне хотелось выпрыгнуть и спасти его… но что я могла сделать?

Литани тем временем расхаживал по дому. Он направился к моей комнате, и я прикрыла рот рукой, чтобы заглушить учащенное дыхание. Он едва не вошел, но сказал: «Можно обыскать дом и позже, – и свистнул: – Пошли. Хозяин ждет».

Хозяин? Но Литани – Великий философ, самый высокопоставленный человек в Башне. На кого же он работает?

Из окна я увидела, как они затолкали Эше в экипаж с черной крышей. Перед тем как его голова скрылась внутри, я заметила окровавленные губы и перепуганные глаза. Клянусь Лат, Философы – весьма могущественная организация. Во что вляпался Эше?

Набравшись сил с приходом дня, я решила помочь своему другу. Зря мы пошли к нему домой. Нужно было отправиться прямо туда, куда я спешила сейчас, в храм святого Джамшида. Прямо к Хизру Хазу, самому могущественному человеку, на которого мы могли рассчитывать.

Из-за плотной толпы ехать по улицам получалось медленно даже на моем чубаром скакуне. Ветерок приносил отвратительный запах пота. Нетерпение было осязаемым, в воздухе носились крики и проклятия. Ужасно застрять в этой трясине.

Когда я подъехала к храму святого Джамшида, на грудь уже навалилась тяжесть. Слезть с коня, привязать у ближайшего стойла и бросить монетку конюху – от этих простейших действий мне захотелось рухнуть на шелковые простыни. Точнее, на любые простыни.

Верующие входили и выходили из храма, и неритмичные песнопения сменялись криками и руганью на улицах. Пройдя через красочные каменные арки и главный вход, молящиеся протягивали руки сквозь решетку, отделявшую их от гробницы святого Джамшида, словно умоляя его взять их руки вместе с молитвами.

Я проковыляла мимо храма к зданию с плоской крышей, где располагался орден. Не успела я дотронуться до двери, как она распахнулась. Когда из здания вышли несколько гулямов с позолоченными ятаганами на поясах, я нырнула в арку. Увидев лысого, серьезного пашу Като, я ахнула. Он говорил с женщиной у себя за спиной, которая носила сизую парчу с серебряными украшениями, достойную царицы. Что здесь делает Мирима?

Еще удивительнее было увидеть позади них Зедру в сине-зеленом кафтане служанки. Я обрадовалась, что моя подруга снова стоит на ногах, но почему она так одета? За ней шла знакомая бледнокожая девушка, одетая точно так же. Это была… Селена? Крестейская принцесса, которую я купила для Кярса?

Я затаила дыхание и прислушалась. Разобрать слова было трудно. Зедра и Селена говорили на сирмянском и упоминали Селука. Ее сына?

Когда они все исчезли в арках, ведущих к храму, я выдохнула. Какая странная компания. Почему они с Като? И что они делали в доме ордена?

Я открыла дверь и вошла в безлюдный и пустой коридор. Все двери были закрыты, за исключением одной, за которой оказался единственный человек, которого я хотела видеть. Хизр Хаз сидел за низким столом и что-то писал пером и синими чернилами.

Он выгнул бровь:

– Тебя не должны здесь видеть, девочка. Входи и закрой дверь!

Я повиновалась. Свеча в угловой нише давала тусклый свет.

– Шейх Хизр, я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи. – Я опустилась на колени, чтобы смотреть ему в глаза. – Прямо сейчас одного из моих союзников… моего друга Эше похитили Философы.

Он скрестил руки на груди.

– Философы? А они-то здесь при чем?

– Это все так сложно. – Я воссоздала события, с трудом дыша. – Он не вернул книгу или что-то в этом роде, и они его забрали. Я знаю, нам нужно обсудить тысячу других дел, но это срочно. Это не может ждать. Если они что-то с ним сделают, я… я…

– Не волнуйся, Сира. Ешь по кусочку, всегда говорю я своей дочери. А ты пытаешься проглотить яблоко целиком.

Он изобразил, как кусает яблоко.

Он был прав.

– Эше спас мне жизнь.

Я описала, как он начертал руны, которые остановили кровь.

Хизр Хаз кивнул:

– А, изгнанный Апостол. Так, значит… он у Философов. – Он вздохнул, будто мысль его утомила. – Буду с тобой откровенен. Хотя в ордене есть несколько Философов, у меня нет влияния в Башне мудрости. Ее предводители не любят меня. А имеющееся влияние я сейчас использую для спасения этой страны. Один человек, даже твой дорогой друг, не может с этим сравниться.

– Я понимаю, шейх Хизр. Я прошу у вас слишком много. Но мне некуда больше идти.

Я закрыла глаза, но слезы все равно потекли. Бремя было слишком тяжелое, и я должна была с кем-нибудь его разделить. А без Эше оно полностью легло на мои плечи.

– Прости, что меняю тему, но что произошло с Кевой?

Я покачала головой:

– Не знаю. Когда в пустыне начался снег, он сказал что-то о племени джиннов и их предводительнице. После этого… я не знаю.

– Он пригодился бы нам… в том, что грядет.

– Что-то случилось?

Хизр Хаз кашлянул:

– Как и боялись Апостолы, вопросы престолонаследия оказались весьма запутанными. Полагаю, что колдун, кем бы он ни был, поддерживает не Като, а Мансура и этого жуткого кагана у наших ворот.

Он рассказал, как Мансур захватил сына Зедры и убрал гулямов из дворца. Теперь я поняла, зачем Зедра приходила сюда.

Все оказалось гораздо сложнее, чем я представляла. Столько фракций, столько соперников, а я всего лишь хотела найти колдуна, который разрушил мою жизнь, и помочь Кярсу сохранить трон на случай, если он все еще считает меня своей женой.

– Что мне делать? – спросила я, хотя понимала, чего хочу. Единственное, чего я не могла перенести, – если Эше причинят боль. Он спас меня, я обязана ему всем.

– Ничего, – покачал головой Хизр Хаз. – Ты ничего не можешь сделать. – Обязательно так безжалостно констатировать очевидное? – Только воины могут победить Мансура и его личную гвардию, закаленных в боях хазов из Кашана и других мест. Ты не воин. Твои дарования потребуются нам после того, как высохнет кровь, когда придет время разоблачить колдуна.

– У меня нет дарований. – Я опустила голову в приступе жалости к себе. – Только гнев, горечь и горы отчаяния.

– Значит, у тебя больше стимулов, чем у кого-либо. А знаешь, какой стимул у меня? Принуждение. – Он постучал по столу. – Принуждение к соблюдению законов, хорошему поведению и благочестию. К исполнению брачных контрактов вроде того, что я засвидетельствовал между Кярсом и тобой. В моих глазах ты – султанша султанш, и никак не меньше.

Клянусь Лат, слова Великого муфтия приободрили меня. Я сумела выдавить хриплое «благодарю вас».

– Что касается Философов, если собираешься предпринять что-то, будь осторожна. Они не те, кем кажутся. Я подозреваю, как и всегда подозревал, что они верны чужеземной силе.

Я никогда не слышала ничего подобного, и мысль о новом враге сдавила грудь.

– Что за чужеземная сила?

Хизр Хаз наклонился ко мне через стол:

– Самая могущественная страна в мире, Империя шелка.

Из уроков географии я знала, что Империя шелка лежит на другом конце земли, за Пустошью и двумя морями. Их государство строилось на металле и тайных знаниях. Могли ли они быть связаны с хозяином, которого упоминал Литани? Может, они схватили Эше из-за книг, которые он выучил наизусть. Может, его отошлют в Шелковые земли и он никогда не вернется ко мне.

– Я правда не знаю, что делать, шейх. Не могу же я просто войти в Башню и потребовать вернуть моего друга.

– Нет, не можешь. Тебе нужен влиятельный союзник. Но Кярс, твой лучший вариант, не здесь. Второй, Хадрит, в тюрьме. Там же и третий, Озар. Есть другие визири, которые могли бы тебе помочь, только с чего им это делать? Все верят, что ты убила шаха Тамаза. – Он с кряхтением потянулся вниз и бросил на стол обнаженный ятаган: – Вот мой ответ Мансуру. Предлагаю тебе найти ответ Философам.

Я рассматривала смертоносный изогнутый клинок. Возможно, мне тоже нужно что-то подобное.

Дорога до лагеря Пашанга заняла два тошнотворных, оставляющих синяки на бедрах часа верховой езды. Куда еще мне было идти. Хизр Хаз, хоть и поддержал меня, все же не желал тратить свое влияние на помощь. Изгнание Мансура занимало все его время и мысли. Но эти йотриды… они казались на удивление скучающими.

Настолько скучающими, что я застала кагана Пашанга возле огромной юрты подстригающим волосы младшего брата Текиша раскаленным клинком. Я понаблюдала за ними издалека. Казалось, Пашанг увлечен своим занятием, он стриг волосы, словно высекал статую. Он даже останавливался и потирал бороду, будто размышляя над следующим движением.

Пашанг, которого я видела, странным образом не соответствовал тому, кого я представляла и помнила. Грубый мальчишка, который наносил удар первым своими мощными руками, ломавшими все, к чему прикасались. Он стал каганом йотридов, убив семь претендентов садистскими способами, если верить рассказам.

Но сейчас он держал раскаленный клинок тонкими руками. Его движения казались просчитанными. Когда я подъехала, Пашанг кивнул мне и продолжил ловко стричь косматую голову Текиша.

На бревне сидели воины, ожидая своей очереди. Некоторые грызли семечки, другие бросали кости. Собирался ли Пашанг так изысканно стричь их всех?

– Тебе не помешало бы подстричься, – со знакомой язвительностью сказал он. – Хотя здешние женщины часто бывают ошеломлены – приятно или совсем наоборот, – когда я с ними заканчиваю.

– Хочешь заняться чем-то полезным, Пашанг?

– Не особенно. Наслаждаюсь передышкой, хотя и знаю, что она не продлится долго.

Я соскочила с коня и позволила ему идти, куда вздумается. В конце концов, это его дом.

– Могу я поговорить с тобой наедине? – спросила я, пока он продолжал стричь.

Он махнул головой в сторону огромной юрты, которую украшали танцующие львы в аланийском стиле:

– Подожди там.

Я вошла внутрь и увидела какое-то подобие театра. Вокруг пустого помоста в центре концентрическими кругами располагались мягкие сиденья. На противоположной от меня стороне за низкими столиками сидел десяток мужчин с перьями в руках. При моем появлении они умолкли. Эта юрта для общих собраний племени йотридов не походила на силгизскую. Большинство предметов здесь было в аланийском стиле. Меньше кости, больше дерева. Шелковистые ковры с плавными, текучими узорами, в то время как наши были более грубыми и геометрическими. Неудивительно, что мой брат трижды побеждал йотридов – они размякли, стали аланийцами. Легко охотиться на беспомощных мятежников, но вряд ли они одолеют хорошо снаряженных гулямов Кярса.

Я села на подушку рядом с помостом. Через пять минут из-за давящей тяжести я уже лежала и смотрела в отверстие в крыше юрты. Дневные звезды мерцали перед глазами как призраки. Вялые, потные руки и ноги требовали отдыха и сна, и я сдалась, несмотря на дискомфорт от пребывания среди незнакомцев в юрте йотридов и крик Эше в тот момент, когда Философ нанес ему удар.

Проснувшись, я вытерла мокрый подбородок и села. Каган Пашанг рядом со мной что-то писал на пергаменте золотым пером.

– Выглядишь лучше, – сказал он. – Еще не сияешь, но уже поправляешься.

– А чувствую себя нисколько не лучше.

– Правда? Надеюсь, твой химьярский друг хорошо о тебе заботится. Где он, кстати?

– Именно поэтому я здесь. Его забрали Философы. – Я глубоко вздохнула, не в силах поверить в то, что сейчас произнесу. – Пашанг, мне нужна твоя помощь, чтобы спасти его.

Он отложил перо и пергамент.

– Философы?

Я кивнула:

– Они забрали его в Башню, а такое никогда хорошо не заканчивается. В одиночку мне его не вытащить. Мне нужна твоя помощь.

– Хочешь, чтобы я взял Башню штурмом? – Он пожал плечами: – Гулямы не пропустят нас за стены Кандбаджара. Как же я могу тут помочь?

Разглядывая его ухоженную бороду, я гадала, что же задумал Пашанг. Хизр Хаз ясно дал понять, что орден вот-вот двинется на Мансура, но самый могущественный союзник Мансура оставался отстраненным и далеким. Что происходит?

– В последний раз ты кое-что сказал мне. – Я придвинулась чуть ближе к нему. – Про дар и звезды. – Я не собиралась рассказывать, что вижу звезды или про свой новый глаз, но должна была выведать, что ему известно. – Что ты имел в виду?

Пашанг скрестил руки на груди:

– Вот в чем вопрос, верно?

Он потянулся к моей повязке.

Я схватила его за запястье:

– Что ты делаешь?

– Позволь мне увидеть.

– Увидеть что?

Его улыбка наполнила меня ядом.

– Я знаю, что там скрывается, Сира. Я же спас тебя от снежной бури, помнишь? И не только это. Я не впервые был во Дворце костей. Я провел тебя через звезды и видел, с каким даром ты ушла.

Я содрогнулась от воспоминаний: Пашанг тащит меня сквозь шторм крутящихся скал и пылающих комет к белому разрыву в бесконечной черноте.

– Что такое Дворец костей?

– Участь хуже смерти, – без всякого выражения ответил Пашанг. – И новое начало для нас обоих.

– Я не понимаю, – покачала я головой. – Я.

Он придвинулся совсем близко, сухое дыхание коснулось моего лица.

– Я никому этого не рассказывал, но тебе расскажу. Я больше года блуждал в самой глубине Бескрайности, там, где она называется Красной. Небо, затянутое иссиня-красными облаками, не менялось ни днем ни ночью. Там я нашел Дворец костей и вошел в него. И я тоже вышел оттуда с даром.

– Каким даром?

Я вздрогнула, когда он взял меня за руку, но не вырвала ее.

– Даром нового пути. – Его губы растянулись в улыбке. – По которому я шел один. Пока не встретил тебя. И видения… три видения, если быть точным. Сейчас мы находимся во втором, оно началось, когда я вытащил тебя из Дворца костей, и закончится сегодня. Но мой дар ничто по сравнению с твоим. Ты – та, кто соединяет звезды.

Я озадаченно покачала головой:

– Что это такое… и почему это хуже, чем смерть?

– Ты можешь щелчком пальцев поставить на колени целый город. – Он рассмеялся знакомым с детства утробным смехом. – А почему это хуже смерти, думаю, ты скоро узнаешь.

Так много нужно понять, а времени совсем мало.

– Я просто хочу вернуть своего друга. Пашанг, если ты не можешь помочь, я ухожу. И надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

– Можешь уходить. Похоже, ты думаешь, что я собираюсь помешать тебе, но для меня. – он сцепил руки, – имеет значение лишь одно.

Усилием воли я не дала себе встать.

– Одно?

– Возможность провести мою орду в город. Если бы только ты могла как-то помочь.

Лат всемогущая, этого я не могла. Рассчитывая на союз с Хизром Хазом, как я могла помогать его врагу?

– Зачем? Чтобы ты поддержал Мансура? Я не стану помогать ему захватить власть. Он пытается украсть трон моего мужа!

Пашанг усмехнулся:

– Ты веришь, что Кярс будет чтить брак с девчонкой, убившей его отца? И знаешь, говорят, у Ахрийи полностью черные глаза. – Он вздохнул, резко и глубоко. – Бестактно с моей стороны, но я должен был высказать очевидное.

– Я не убивала Тамаза. Я собираюсь пролить свет на правду. Кярс справедлив, он ее увидит.

– Не убивала Тамаза? – Пашанг озадаченно уставился на меня. – Тогда… кто его убил?

Похоже, ему известно не все.

– Колдун! Оборотень, который использовал мое тело! – Я шептала, боясь, что услышат люди в юрте. – Тебе что, никто не сказал?

– Оборотень? – у него отвисла челюсть, обнажив стесанные зубы. – Она здесь, в Кандбаджаре, прямо сейчас?

– Она? Ты что-то знаешь?

Пашанг поднял голову, будто вглядываясь в собственный разум.

– Я видел ее в третьем видении. Но ей было… не меньше ста лет, лицо сухое и потрескавшееся, как кора дерева. – Он тряхнул головой, прогоняя видение. – Она стоит у нас на пути, Сира. Сломанная ветвь, преграждающая дорогу в рай.

– Рай? Повторить, что ты сказал? «Участь хуже смерти». – Я подавила дрожь. – Как бы там ни было, я собираюсь спасти Эше. А потом выведу ее на чистую воду, и Кярс узнает правду.

– Да-да, – раздраженно буркнул Пашанг. – Вот бы и мне видеть свою цель так ясно. Если бы мы могли пробраться в город, я бы тебе помог. Не на следующей неделе, не завтра, прямо сейчас.

Его слова стали для моих уставших души и тела бодрящим ударом бубна. Мимо нас к дальним столикам прошли мужчины в белых одеждах, переговариваясь вполголоса. Когда они удалились, я спросила:

– Но как мы сможем пробраться в город?

– Так, значит, мы договорились помочь друг другу? – умоляюще посмотрел на меня Пашанг.

Если он может спасти Эше и помочь разоблачить оборотня, вероятно, оно того стоит. Но могу ли я доверять человеку, похитившему и продавшему меня? Вырвавшему меня из рук матери?

– А если ты лжешь? А вдруг, оказавшись внутри, побежишь к Мансуру?

Нет, я не могу.

Я встала, собираясь уйти и оставить все мысли о помощи от такого отвратительного существа.

Пашанг вскочил на ноги и схватил меня за руку. Между нами пронесся разряд – молния в наших венах. В одно мгновение я ощутила жар и холод, оцепенение и пробуждение, лед и огонь. Повсюду вспыхивали звезды и, проносясь в моем поле зрения, звенели как ветерок в ушах. Я подняла другую руку и коснулась одной из них. Звезда начала вращаться, и я провела от нее линию к другой звезде. Линия соединила их, словно натянутая струна, и они закружились друг вокруг друга.

Череп пронзила жгучая боль, и я упала коленями на подушку, хватаясь за лоб. Пашанг подхватил меня и уложил.

– Что это за… что это было? – спросила я.

– Я видел… звезду. Ты тоже ее видела?

– Я видела нечто большее, чем звезда. Ох, это больно.

По голове будто проскакал табун подкованных железом лошадей.

– Что, если… если это ключ?

– Ключ?

Я поморгала, пока звезды не исчезли, но головная боль только усилилась.

Пашанг снял мою повязку. Мне было так больно, что я не остановила его. Мой странный черный глаз его как будто не удивил. Без повязки звезды снова закружились вокруг, и только закрыв глаз, я могла погасить их мерцание.

– Ключ к городу, – сказал Пашанг. – Я молился о способе попасть внутрь, потому что одно можно сказать наверняка – мы атакуем стену сегодня. – Он раскинул руки. – Отсутствие готовности и желания, которое ты видишь у нас, это уловка. Чтобы усыпить бдительность гулямов.

– Что? Зачем?

– Ты была права, Сира, я собираюсь помочь Мансуру. Но я не могу позволить им узнать, пока не придет время для атаки. Так что… сегодня вечером… ты увидишь, как мы штурмуем стены, как пытаемся пробиться сквозь них, и если только ты не соединишь звезды в нашу пользу, то увидишь, как мы умрем.

Подобно силгизам или любому другому достойному племени Пустоши, йотриды умели быстро готовиться к бою. За несколько часов каган Пашанг собрал тысячи всадников, спешивших встать в строй. Я выглянула из юрты и увидела, как они готовят коней и стрелы, проверяют аркебузы и точат клинки. Слишком измученная, я прилегла и слушала, как они выкрикивают приказы, диктуют завещания и письма любимым, поют гортанные песни, вдохновляющие убивать и умирать.

Шум не дал мне отдохнуть. Наступил закат, и я насквозь пропотела на простынях, так сильно, что возненавидела свой запах. Я понюхала свое плечо, и в нос ударила вонь взмыленной лошади. И она была повсюду.

Когда я появилась в гареме восемь лет назад, наложницы называли меня лошадницей. Хотя многие из них были родом из Пустоши, их племена уже усмирили, в отличие от силгизов. Так что я действительно была странной.

Я могла это скрыть блестящей парчой, модной прической и аланийскими манерами, но от акцента избавиться было труднее. «Твой парамейский похож на ржание лошади», – сказал мне кто-то однажды. Я старалась говорить как все, как подобает аланийке, но от этого становилось только хуже. Жалкая попытка хуже, чем вообще не пытаться, а я так старалась, что все, что срывалось с моих губ, звучало фальшиво и растянуто. «Теперь ты говоришь, будто корова зевает», – шутили они. И поэтому много месяцев я почти не разговаривала.

Но Тамаз заметил мое молчание. Выведав у меня причину, он нанял мне учительницу, и целых полгода я по четыре часа в день практиковалась в языке, который уже знала, но говорила с жутким акцентом. У учительницы были особые методы, она заставляла меня петь, читать зубодробительные стихи и даже наставляла, как нужно располагать язык для каждого слова.

И все получилось. Мне лишь требовался человек, который скажет, что нужно делать, и я последовала за ним. Иногда нам недостает немного знания, луча света, чтобы осветить путь. Сейчас никто не догадался бы, что я провела первые пятнадцать лет жизни в Пустоши, среди племени воинов-конников. Я аланийка до мозга костей, хорошо это или плохо.

Пашанг вошел, когда я лежала на боку, почесывая потную кожу головы.

– Пора. – На нем были зерцальные доспехи со священными письменами, украшенные шестью разными металлами. Философ, который учил меня, однажды заметил, что зерцала на доспехах так же бесполезны, как и письмена. Всего лишь защита от суеверий, в особенности от сглаза. Но если слова, начертанные кровью, имели силу, если я могла дотрагиваться до звезд, то почему бы и не зерцальные доспехи?

Когда Пашанг протянул руку, я увидела свое жалкое отражение.

– Я выгляжу как лошадиное дерьмо.

– Тебе просто нужно немного развеяться, – усмехнулся Пашанг.

Как он мог сейчас веселиться?

Усилием пульсирующих мышц я села.

– Ты действительно собираешься броситься на эту высокую двойную стену, полную гулямов… ради Мансура?

Пашанг покачал головой:

– Ради того, что Мансур обещал – горы сокровищ и орошаемой реками земли.

– Я бы сказала, что у тебя и так всего достаточно, но более мудрый человек однажды заметил, что богатство и власть раздувают амбиции, а не гасят.

– Дело не в том, чего хочу я. Как тебе известно, йотриды скорее… союз племен. Наши земли некогда простирались от Мервы до Вограса, – вздохнул он. – Потом твой брат забрал половину. Если бы не золотые объятия Мансура, лежать бы мне раздутым трупом на дне реки. И если я не продолжу обеспечивать тех, кто выше и ниже меня, то, возможно, так оно и будет.

Меня едва не стошнило при мысли о раздувшемся трупе.

– Знаешь, что я думаю? Ты слишком расслаблен для человека, которого ведет страх.

– Потому что я видел этот день и знаю, как он закончится.

– Расскажи мне. Потому что я… боюсь.

Он отвернулся, будто скрывал что-то.

– Ты и должна.

Выражение его лица напомнило мне, как они с Джиханом выбрили на боку верблюда неприличное силгизское слово и притворились, что это вовсе не они. Но те невинные времена остались далеко в прошлом. В душе я понимала, что мы пробуждаем к жизни то, что не должны. Все, что касалось Дворца костей, охранявшего его гигантского существа со змееподобными конечностями и даже плавания среди звезд, не могло лежать на пути настоящего латианина. На истинном пути. И все же, когда это истинный путь помогал мне? До чего он меня довел, кроме увечья, почти смерти и смытых потопом надежд?

Я взяла Пашанга за руку, и он притянул меня к своей груди. Его доспехи излучали прохладу, и я позволила ей остудить кипение в моих костях. Всего на мгновение, пока не почувствовала отвращение и не оттолкнула его, не дав неловкому моменту затянуться.

Я вышла вслед за Пашангом наружу, в вечерний безветренный воздух. Полумесяц висел высоко над головой и окрашивал все в молочный тон. При виде восседающих на конях йотридов с костяными луками за плечами горло обожгло отвращением. Море йотридов заполняло заросшую травой долину реки Вограс и простиралось до самой пустыни с барханами. Йотриды были врагами силгизов, моими врагами, и все же я позволила Пашангу проводить меня в повозку. К моему удивлению, он сел вместе со мной.

– Ты разве не должен вести их? – спросила я, устраиваясь на подушках и укрываясь одеялом из лошадиной шкуры, которое взяла с собой.

Пашанг сел напротив, лицом против хода движения.

– Их ведет Текиш.

– Я сегодня не мылась, – сказала я. – И теперь… потею как стеклодув.

Он подался вперед, понюхал меня и снова сел с ничего не выражающим лицом.

– Не делай так, это противно, – надулась я. – Хотя можешь и сказать, я правда пахну как взмыленная лошадь?

Он покачал головой:

– Ты пахнешь… но потливую лихорадку не зря так назвали, так что какая разница? Ребенком ты не была такой стыдливой.

– Ты не знаешь, каково это, чувствовать себя неуютно в собственной шкуре. Застрять между двумя мирами, ни туда ни сюда.

– Что, султанши в гаремах потеют мускусом и амброй? – спросил он со сдерживаемой горечью. – К дьяволу Селуков. Я видел Кярса, однажды. Если бы это ничтожество не родилось принцем, он нюхал бы нижнее белье.

Я усмехнулась уже не так сдержанно.

– А ты провел свою взрослую жизнь в служении подобным людям. Что это говорит тебе об устройстве мира? У тебя есть орда, но времена, когда Селук завоевал восток стрелами, давно прошли. Тебе придется противостоять аркебузам гулямов, а я слышала, что теперь они стреляют очень быстро. Они будут бросать бомбы и запускать ракеты со стены, и твои лошади в страхе разбегутся. Вот почему мы либо живем свободно в Пустоши, либо умираем в Аланье, служа таким… людям, нюхающим нижнее белье.

Повозка тронулась. Гладкая, напоенная каналами трава делала тряску сносной даже в моем слабом и болезненном состоянии.

Должно быть, Пашанга обидели мои слова: он сидел молча, глядя в зарешеченное окно.