Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 220 (всего у книги 336 страниц)

33
Сира

Мы вернулись в лагерь, и Лунара куда-то ушла. Я вернула ее, чтобы она мне служила, а теперь она служит себе самой. Но что я могла поделать? Пытать ее, чтобы заставить разгласить секреты соединения звезд?

Сомневаюсь, что я способна изобрести пытку, которая запугает Ашери и окажется ей не по силам. И поэтому дружба и доверие – мой единственный путь.

А тем временем разведчики принесли весть, что шах Бабур двинулся в нашу сторону. Необходимо было охранять переправу через реку. Пашанг и несколько тысяч йотридов поспешили на юго-восток.

На другое утро йотриды прискакали с реки Вограс обратно, окровавленные и сломленные.

– Враги, должно быть, добрались до вограсцев первыми, – сказал Текиш. Его рука была забинтована. – И помогли им устроить ловушку.

Я смотрела на шеренгу поникших всадников, пока неотступный ветер вздымал песок. Многие лица покрывала копоть и засохшая кровь.

– Где Пашанг?

Текиш сполз с кобылы и тяжело стукнулся оземь. И поморщился.

– Его подстрелили.

– Подстрелили? – Я качала головой, и никак не получалось остановиться. – Он не…

– Он у целителей. Не знаю, долго ли он продержится.

Это казалось нереальным. Но таков мир, в котором мы живем.

– Что вообще случилось?

– Вограсцы сочли настоятельное требование моего брата покинуть новый дом предательством. – Текиш огорченно потеребил прядь волос. – Каждый был вооружен аркебузой. Кашанского образца. И у каждого на груди в ярких перевязях были пули. К тому времени как мы прибыли, вограсцы превратили свою деревню в крепость. Мы уже отступали, когда попали в засаду.

Кева. Это его рук дело. Мы промедлили, и он нас опередил.

Я бросилась по желтой траве к юрте Пашанга. Он лежал на спине, окруженный целителями со всевозможными стальными инструментами в руках. Окровавленная одежда покрывала пол. Он не шевелился и не открывал глаза.

– Я дал ему гашиш, – сказал Вафик.

Я и не заметила, что он стоит передо мной, так меня потряс вид Пашанга.

– Он поправится?

– Мы пытаемся удалить пулю и зашить, что можем. Но, сказать по правде, его шансы невысоки. Слишком сильное кровотечение.

Слишком сильное кровотечение из раны от пули… Почему это случилось именно сейчас? Почему его вот так подстрелили накануне самой главной битвы? Или это я проклята, потому и выбрала такого идиота в мужья?

Я опустилась на колени рядом с Пашангом. Откинула темные пряди с бледной щеки, а целители продолжали тыкать его кровоточащую рану своими инструментами.

Кем я стану, если Пашанг умрет? Текиш возьмет на себя командование йотридами, и тогда одеяло перетянет на себя Гокберк, поскольку во главе соперничающего племени будет стоять более слабый каган. Два племени уничтожат друг друга, а я останусь ни с чем.

Я не могла позволить Пашангу умереть. Не могла.

– Если он умрет, – сказала я целителям, – я прикажу выпотрошить всех вас на глазах у родных, а потом продам их в рабство саргосцам, на островные копи. – Целители смотрели на меня с трепетом. – Клянусь Лат и Потомками, – продолжала я, – если вы дадите ему умереть…

– Султанша. – Вафик тронул меня за плечо. – Пусть работают. Хирургам нужна твердость в руках, а от угроз руки дрожат.

– Это не угроза. Это обещание. Так и будет… если мой супруг умрет из-за их небрежности.

– Ты отравлена горем. Лучше вернись в свою юрту и сосредоточься на молитве. Я буду докладывать каждый час.

Вернуться в свою юрту и ждать клинка Гокберка? Умолять его сохранить мне жизнь? Может, он предложит меня Бабуру в обмен на торговые права. И я стану просто очередной силгизской девушкой на продажу, как и всегда.

Я взглянула на Пашанга. Однажды, когда он был еще мальчишкой и жил с нами, а у меня еще не шла кровь, я вот так же смотрела, как он спит. Мне не нравился ни его тупой вид, ни как от него пахло пересохшей йотридской землей. Я хотела одного – чтобы он просто ушел. Он ел нашу оленину, пил молоко нашей кобылы, а это значило, что мне достанется меньше. Еще один тупой мальчишка в нашей скромной юрте.

Сказать по правде, мое детское презрение к нему никуда не делось. Даже сейчас старая ненависть бурлила в животе. Даже когда он залезал на меня и его волосатые бедра шаркали о мои, я смотрела на его шею или подбородок, пока он дергался и сопел, и у меня в венах кипело все то же отвращение. Вот почему было так трудно его любить.

Но теперь я испытывала такое же отвращение и к себе, так что это было нормально. Когда видишь голую правду в зеркале или в других людях, невозможно не чувствовать отвращения, потому что мы омерзительные создания. Сними украшения, убери ароматы духов и титул – что останется? Только вонючая, жестокая и презренная обуза для этого мира.

– Сира… – прохрипел Пашанг.

Его веки приоткрылись. Я взяла его за руку и крепко сжала.

– Не уходи, – сказала я. – Ты не можешь меня вот так бросить.

– Я… видел… Мих…

Его голос затих, а глаза закрылись.

С чего бы ему видеть Михея? Может, это очередное видение, которых он жаждал, или просто предсмертный бред?

– Пашанг?

Его рука похолодела и обмякла, а дыхание замедлялось. Я дрожала и всхлипывала.

Когда-то я побывала на кошмарных берегах смерти. Я смотрела в неведомое, истекая кровью, как зарезанный ягненок. Колдовство вернуло меня к жизни, значит, способно вернуть и моего мужа.

Я вскочила, оторвала высокий ворот кафтана и указала на кровавую руну, которую Эше начертал у основания моей шеи.

– Приведите Нору. – Я толком не понимала, кому приказываю. – Приведите Нору!

– Султанша…

Вафик указал на мою грудь. Она была видна, я слишком низко оторвала воротник.

Стражник поспешил отступить за полог, а я натянула кафтан повыше. И смущенно стояла, глядя, как из живота Пашанга извергается желчь.

Вошла Нора с малюткой Казином на руках. От его плача моя печаль стала еще горше.

– Ты вызывала меня, султанша? – спросила она, и ее совершенные щечки порозовели.

– Ты умеешь писать кровью, Нора. И обязана спасти Пашанга.

– Я… что?

Она покрепче прижала к себе Казина и погладила его по щеке.

Я стянула с себя кафтан и бросила его наземь. Мужчины отвели взгляды. Потом я указала на руны на верхней части груди и у основания шеи.

– Возьми мою кровь и изобрази такие же на животе Пашанга.

Нора испуганно покачивала ребенка.

– Прости, султанша, но я не умею.

– Умеешь! – крикнула я. – Своими кровавыми рунами ты разрушила мою жизнь, из-за тебя я оказалась на этом скверном пути. И самое меньшее, что ты можешь сделать, – спасти моего супруга!

– Хорошо, – кивнула Нора, у нее задрожали руки.

Вафик осторожно взял у нее ребенка. Он качал хнычущее маленькое существо так, словно знал, что делает.

– Я постараюсь, султанша. – В ее глазах блеснули слезы. – Прошу, не причиняй мне вреда, если не справлюсь.

Я ухватила рукоять белого кинжала и выдернула его из ножен, намереваясь порезать ладонь. Но тут снаружи раздался чарующий голос:

– Я сам это сделаю.

И в юрту вошел человек. Я чуть не расплакалась при виде его коротких волос и легкой улыбки. Но он похудел после нашей последней встречи. Прекрасная кожа цвета земли чуть побледнела, как будто все это время он провел в подземелье. Хотя, насколько я его знаю, скорее в библиотеке.

– Эше… Что ты здесь делаешь?

Он вынул из кармана крошечный флакончик от духов, наполненный кровью.

– Я излечу его рану.

Эше с Пашангом не ладили. А кроме того, Эше ненавидел то, что мы с Пашангом сделали вместе. Ненавидел кровавую чуму, которую мы вызвали, чтобы выжить.

– Но почему, Эше? Почему ты ему помогаешь?

– Все заслуживают второго шанса. Но за его спасение ты должна исполнить одну мою просьбу.

– Какую?

Он покачал головой. Явно не хотел говорить.

– Он долго не протянет. Так ты согласна, Сира?

Согласна на неизвестную просьбу? Но есть ли у меня выбор?

– Спаси его, и я дам тебе все, что в моих силах.

Вафик и другие целители отошли в сторону, а Эше опустился на колени перед Пашангом. Он окунул палец во флакон и стал рисовать на животе моего мужа, и без того залитом кровью.

А я тем временем прикрылась халатом Пашанга.

– Письмо кровью может быть и благословенным деянием, – сказал Вафик, покачивая Казина. Убаюканный пожилым Философом малыш затих. – Многие Потомки практиковали это колдовство.

Мы смотрели, как высыхает кровь, пузырившаяся на животе Пашанга. А кожа над раной, теперь исчерченная линиями, звездами и изображениями каких-то созданий, твердеет, как корка хлеба в печи.

– Чудесно. – Вафик пригладил растрепавшиеся волосы малыша. – У Хакаима, отца Эше, в библиотеке, вероятно, имелись книги Потомков, которые даже я пока не читал. Хотя его сын и последователь Пути святых, разумно было бы поддерживать с ним хорошие отношения.

Больше всего на свете мне хотелось хороших отношений с Эше. Но он меня ненавидел.

Эше укрыл Пашанга одеялом из лошадиной шкуры.

– Он крепкий, этот каган. Он выздоровеет.

Эше поднялся и улыбнулся мне. Потом его глаза увлажнились, и по щеке скатилась тяжелая слеза.

– Что случилось, Эше?

Мне хотелось стереть слезу, но я боялась, что, если подойду ближе, он убежит, как пустынная газель.

– Пришло время выполнить мою просьбу. – Он обернулся к Вафику. – Философ… отдай мне ребенка.

Его слова потрясли всех в юрте. На мгновение мы замерли.

– Что ты хочешь сделать с ребенком? – спросил Вафик.

– В этом мальчике течет кровь бога, – отозвался Эше.

Нора рванулась вперед и встала между Вафиком и Эше.

И я вслед за ней.

– Эше, что ты такое говоришь?

– Путь к исцелению явился мне в видении наяву. – Его слезы закапали на кафтан. – Марот дал нам его в тот день, когда меня похитили Философы. – Эше попытался улыбнуться. – Он заставил меня записать те самые слова, помнишь? Оказывается, верный путь все это время был скрыт в «Мелодии цветов».

– Что было скрыто? – спросила я.

– Кровавая руна, замаскированная словами. Руна, способная излечить от кровавой чумы.

– Но для чего Мароту указывать нам путь к спасению? – спросила я. – Он ненавидел все человечество.

А может, и нет? Что я на самом деле знала о Мароте и его намерениях?

Да ничего, если честно.

– На земле нет болезни, от которой не существует лекарства, – заговорил Вафик. – Так сказал шариф Тала. – Он посмотрел на успокоившегося ребенка, потом на трясущуюся Нору. – Эше, ты был когда-то достойным Апостолом. Думаю, ты, как человек ученый, знаешь этику так же хорошо, как Философы. Как думаешь, стоит ли лекарство такой цены?

– Со временем кровавая чума унесет миллионы жизней. – Эше утер воротом кафтана мокрые щеки. – А для спасения требуется только кровь одного ребенка. Я сделаю это без боли. Я должен исполнить то, чего не смогут другие. И пусть Лат меня судит.

– Нет. – Лицо Норы залили слезы, по ее щекам потекли дорожки кайала. Она обернулась ко мне. – Султанша, ты же не допустишь такого. Пусть я и не помню тот день, когда родила его, но он мой сын. Прошу тебя.

Я не испытывала нежности к ребенку Марота и Зедры, но он всего лишь ребенок.

– А ты не мог бы использовать другую кровь?

– Нужную кровавую руну можно написать только кровью бога, – сказал Эше. – И этот ребенок – единственный, в ком она течет.

Я перевела взгляд на Вафика.

– Дядя… разве отец Хисти не говорил, что одна невинная жизнь стоит целого мира? Как нам, по-твоему, поступить?

– На этот вопрос ты ответила сама, когда мы вместе завтракали. – Вафик покачал спящего ребенка. – Высокое положение дается нам не для роскоши и привилегий. Мы наделены полномочиями принимать решения, даже если после этого не сможем спать по ночам. Невинное дитя и впрямь стоит целого мира, но как насчет всех невинных детей, которые умрут, если распространится кровавая чума? И разве не очевиден выбор между страданиями одного или многих? – Он коснулся подбородком головы ребенка. – Давай же разделим горе тех, кто принесен в жертву. Пусть это будет нашей ношей, как правителей.

Эти двое взвешивали, будто на рыночных весах. Пока они показывают правильно, не важно, что в чашах – золото или жизни детей. А как принимал подобные решения Тамаз? Презирал ли он после этого самого себя? Или со временем и возрастом нашел способ с этим смириться?

Крик Норы прервал мои размышления.

– Он все, что у меня есть! Он все, что у меня осталось в целом мире. Мою сестру застрелили. Дедушку застрелили. Твои же соплеменники! А теперь… теперь вы хотите забрать у меня и дитя?

– Да, Нора, мы причинили тебе много зла. Мне очень жаль. Да простит нас Лат.

Я кивнула Вафику.

Нора попыталась отобрать ребенка у Вафика, пока тот не отдал его Эше. Я схватила ее за руки и держала изо всех сил. Она вырывалась, и я толкнула ее так, что она споткнулась о ковер и упала. Я навалилась сверху и придавила ее. Она изворачивалась и кричала.

– Пусть Лат проклянет вас! Я сделаю все что угодно. Пожалуйста, не делайте ему больно! Я буду покорной. Я буду вашей рабой. Сделаю все, что скажете! Пожалуйста, не забирайте его! Он мой сын. Не отнимайте его у меня. Не…

Я закрыла ей рот рукой.

– Мне жаль.

Ребенок заплакал. Было слишком шумно, чтобы он мог спать. Эше взял Казина и вышел из юрты. Крик стал отдаляться, но продолжал ранить мне душу, как будто кричали все, кто пострадал от войны. Войны, которую я принесла в этот мир, – и все потому, что Зедра хотела меня уничтожить.

Плач ребенка затих. И тело, в котором когда-то обитала Зедра, обмякло. Нора сдалась и теперь смотрела на потолок юрты открытыми безжизненными глазами.

– Ты дьявол, – прошептала она.

Я слезла с нее и встала перед ней на колени. Ее слюна и сопли испачкали мой рукав.

– Я знаю.

– Почему я еще жива? Дай мне хотя бы умереть. Убей и меня. Вот все, чего я прошу. Просто убей меня. Убей…

И это было бы приятное облегчение, разве нет? Но она все-таки весьма полезна. Она умеет писать кровью, входить в чужие тела и говорить на любом земном языке.

– Прости меня, Нора. Но я не могу позволить тебе умереть.

Вафик склонился над нами.

– Я могу дать ей опия, чтобы успокоить. И тебе тоже, султанша. Во имя Лат, я и сам немного приму.

Безотказное успокоение. Бесчувствие – единственный возможный ответ на боль. Как и смерть – если повезет.

34
Кева

Меня растолкал служитель. Он сказал, что я молился и уснул. Когда я спросил, куда подевалась женщина с рыжими волосами и зелеными, как море, глазами, он покачал головой и сказал, что не видел ее.

Это могло быть и сном, так мало значили ее призывы к миру. Я знал только одну реальность: победа любой ценой. И был твердо намерен следовать этим курсом.

Или нет? Что может быть лучше, чем остаться с ней? Чем победа роскошнее нашего удовольствия на том странном берегу? Какая награда ждала меня на тропе войны, кроме желчи и пламени?

Вдохновленная желчью и пламенем, армия Кашана начала поход на Зелтурию. Кинн и Рухи вернулись с хорошими новостями: жители деревни у переправы уже вооружились и с радостью приняли привезенные скорострельные аркебузы. Они даже носили пули в перевязях на кафтанах и были полны решимости не дать прогнать себя еще раз, как в прошлом году, когда силгизы напали на их дома в Вограсе.

Во время похода мы узнали, что йотриды явились в деревню после визита Рухи, но с помощью скорострельных аркебуз жители удержали свою территорию и мост для нас.

К счастью, вскоре туда прискакали сирдары Бабура, прежде чем йотриды успели снова атаковать вограсцев уже бо́льшими силами.

Через несколько дней прибыла и основная часть армии. Нас встретил тучный надушенный человек по имени Озар. Он привез на верблюдах товары из Доруда и заявил, что это подарки великого визиря Баркама в помощь нашему праведному делу. Бабур милостиво принял зерно, пряности и скот, разговаривая с Озаром как со старым другом. До чего же показательно, что Баркам не жаждал помочь, когда я просил. По крайней мере, теперь он понял, что ветер переменился.

Мы пересекли мост и направились к оазису неподалеку от Зелтурии. Кровавое облако за ним скрывало из виду святой город.

С помощью Кинна я парил над боевыми порядками силгизов и йотридов. Хотя сражение могло и не начаться сегодня, им пришлось выстроиться на случай нашей атаки. Как обычно, они разделили всадников на шесть групп, три впереди и три сзади. Крайние задние группы, скорее всего, используют для обхода с флангов или окружения слишком растянутого строя.

Впереди в центре стояли хулители святых, отличавшиеся зелеными тюрбанами на луковичных шлемах, покрытых оскорбляющими святых надписями.

От сложности нашего боевого порядка голова шла кругом. Впереди ряды слонов, и на многих установлены поворотные пушки – зембуреки. В походе Бабур постоянно твердил о гениальности этой легкой и простой конструкции. Ее даже водрузили на самых крупных верблюдов.

Грозные формирования сирдаров на кашанских кобылах держались сзади. Бо́льшую часть войска составляли разные ордена хазов. Примерно три четверти из них имели скорострельные аркебузы, у каждого была сабля, копье и не менее трех кинжалов. Некоторые воины из племен также были вооружены луками и стрелами.

Глядя на все эти пушки, аркебузы и бомбы, я осознал, насколько изменилась война. Когда в десять лет я начал сражаться, все это было в новинку. А теперь копья и сабли казались древностями, которые Тенгис вскоре повесит на стены своего жилища – если бы оно еще существовало.

Учитывая хаотичность кашанской армии, я не мог вникнуть в структуру командования – если таковая вообще была. Мне все больше казалось, что каждая группа делает что ей вздумается, а о сплоченности приходится только мечтать.

Силы были собраны, и битва, которой я так желал, могла начаться в любой момент. Но как же переговоры? Лунара так стремилась к миру. Удалось ли ей образумить Сиру или этот призыв был обращен только ко мне?

Со стороны Кандбаджара мчался всадник, загнав кобылу почти до смерти. К тому времени как мокрый от пота сирдар въехал в лагерь, я вернулся в шатер Бабура.

От новостей, которые он сообщил сборищу усатых сановников и полководцев, у меня отвисла челюсть.

– Маги Сина и Хайтам выполнили свою задачу. Кандбаджар наш.

Шатер взорвался криками, стуком по столу и хлопками по бедрам. Я чувствовал себя лишним и в этом не участвовал.

– Почему вы не поделились этим планом со мной? – спросил я шаха Бабура, стоявшего во главе широкого деревянного стола.

Он поднял кулак, и словно по волшебству наступила тишина.

– А когда ты успел заработать мое доверие?

– Я думал, это очевидно, что мы на одной стороне.

Он хмыкнул.

– Для тебя есть только черное и белое, да? Хочешь, чтобы мы все вписывались в твои рамки. Но я начертил собственные.

Шах Бабур прошел мимо меня из шатра. Я последовал за ним. Он щелкнул пальцами, и к нему подбежал костлявый человек, в котором я узнал смотрителя за слонами.

Вокруг Бабура собрались улюлюкающие и воздающие хвалу Лат сирдары. Я попытался улыбнуться, но не смог.

Колышки бордовых шатров затряслись, когда мимо них к Бабуру протопал слон с золотыми бивнями. Два сирдара принесли великолепную, инкрустированную рубинами лестницу, вершина которой находилась на одном уровне со спиной слона. При каждом шаге Бабура по ступенькам я боялся, что она рухнет под его весом. А может, в глубине души я на это надеялся.

Взгромоздившись в крытый паланкин на спине слона, тоже инкрустированный бесчисленными рубинами, Бабур помахал собравшимся.

– Мы отвоевали величайший город Аланьи, не истратив ни единой пули.

Он указал вперед, и слон потрусил сквозь расширяющийся проход в толпе. Я последовал за ним.

– Наши враги слабы. – Исходивший из огромного живота Бабура голос разносился по всему лагерю. – Их оружие и стратегии принадлежат прошлому. Их поддерживает только колдовство. К их великой печали, у нас есть собственные колдуны.

Толпа разразилась аплодисментами, выкриками и хвалебными молитвами.

Значит, они уничтожили гарнизон Сиры с помощью магов. Учитывая, что Сира любила размещать воинов в домах простых горожан, какая часть города теперь разрушена? Кярс не позволил бы такого.

Бабур поднял кулак, чтобы утихомирить толпу, устрашающим морем простиравшуюся между шатрами.

– Между Селуками Кашана и Аланьи были разногласия, но сейчас мы сковали цепь вечной дружбы.

К слону Бабура подъехал человек на вороной кобыле. Толпа расступилась перед ним, словно барханы, снесенные ветром. Он был одет с аланийской пышностью: золотой кафтан, бронзовый жилет, золотой тюрбан и туфли, острота носов которых могла поспорить с моей саблей. На его ожерелье и браслетах сверкали изумруды и сапфиры.

Я понял, каким был глупцом, и проглотил ядовитый гнев, направленный по большей части на себя самого.

– Я провозглашаю Хуррана, сына Мансура и внука Харана, шахом Аланьи. – Раздались новые выкрики, которые шах Бабур прекратил воздетым кулаком. – Отныне он правитель Кандбаджара и этого царства. Тень Лат и Хранитель Зелтурии. Во имя него мы сражаемся за восстановление Аланьи. И во имя моей дочери, которая вскоре станет его женой и соединит наши царства узами любви – к Лат и друг к другу. Отныне кашанцы и аланийцы будут равны, где бы ни оказались между двумя великими государствами. Отныне аланийцы и кашанцы будут братьями.

Такие прекрасные, полные надежды, поэтические слова. Но все это было сделано за моей спиной. Все это было сделано, чтобы сместить шаха, за которого я сражался.

Бабур снял тюрбан, и стоявшее высоко солнце отразилось от граней рубинов. Он протянул тюрбан Хуррану, которому пришлось почти встать на спину своей кобылы, чтобы дотянуться. Затем Хурран снял свой золотой тюрбан и отдал Бабуру. Под всеобщее ликование они надели тюрбаны друг друга. Трубили трубы, били барабаны, пели певцы.

Кярс был обречен, даже если он еще жив в храме Хисти. Я сражался за Кярса, а не за Хуррана. Это Кярсу я поклялся вернуть трон. А вместо этого смотрел, как топчут его права. И не просто смотрел, а сам способствовал этому, слишком легко доверившись, а может, слишком поддавшись гневу. Я нажил множество врагов, но хуже того, позволил своим врагам дышать. Рано или поздно результат мог быть только один – нож в спину.

Я глупец. И более умные люди меня обыграли.

Я подумывал влезть на слона и вонзить Черную розу Бабуру в сердце. Но это привело бы к разрушительной войне за престолонаследие, на этот раз в Кашане, и вся кровь была бы на моих руках.

Кроме того, на месте Бабура я поступил бы так же. Всего несколько дней назад я хотел сделать Хуррана наместником Мервы, даже если для этого требовалось убить его брата и сестру, чтобы получить восемь тысяч хазов. Мы сражались каждый за себя и против всех остальных. Союз что-то значил, только пока не подвернется новый, получше.

И все же я не мог сдержать ярость. Оттеснив ликующих зевак, я подошел к вороной лошади Хуррана.

– Я ожидал от тебя изворотливости, – крикнул я, чтобы он меня услышал. – Но ты перешел черту.

Он проигнорировал меня и замахал толпе, скандировавшей: «Шах Хурран!» Я дернул его лошадь за хвост, она заржала и взбрыкнула, едва не ударив копытами людей позади.

Хурран посмотрел на меня.

– Как в свое время мой отец, я увидел возможность и воспользовался ей.

– И чем это для него обернулось?

– За его спиной не было мощи Кашана.

– А как насчет моей мощи, Хурран? Ты заполучил могущественного друга, это правда. Но подумал ли ты о том, что нажил могущественного врага?

– Я не хочу, чтобы ты был моим врагом, Кева. Мне жаль, что пришлось действовать за твоей спиной. То, что ты сжег целый лес, чтобы заставить Бабура выступить в поход, не добавило тебе его доверия.

– Кярс – шах Аланьи по праву.

– Не думаю, что у этого похотливого урода есть какие-то права быть шахом. Я сделаю то, что должно, ради восстановления Аланьи. И не вижу для тебя причин не поддержать меня, Кева.

Поддержать его? После того, как он не посвятил меня в этот план?

– Ты просишь предать Кярса. – Я сглотнул. – Я сохраню честь, даже если стану последним, кто так поступает на этой треклятой земле.

– Выбор за тобой. – Он снова принялся махать рукой. – Но если будешь настаивать, что Кярс шах, мы станем врагами. Не забывай, что маги Бабура только что в одиночку вернули Кандбаджар. Я слышал, они занимаются колдовством намного дольше, чем ты живешь на свете.

– Пытаешься меня запугать? – горько усмехнулся я. – Я уже убил трех магов, Хурран. Двумя больше, двумя меньше, какая разница.

– Может, ты забыл, что наш истинный враг – Сира и ее племена. Кто, кроме нас, помешает ей убивать абядийцев и призывать кровавую чуму?

– В этой игре больше двух сторон.

Хурран рассмеялся и посмотрел на меня.

– Разве не ты все время повторял «вы или с праведниками, или с нечестивцами». Эта линия уже проведена, и ты просто злишься, что не ты ее прочертил. Подави свою гордость, и давай победим в битве за Селуков, служить которым ты рожден.

Он привел достойные аргументы. Но почему я должен соглашаться с ними? Разве у меня нет права добиваться того, чего я хочу, того, что считаю справедливым, даже если это означает пойти против Хуррана и Бабура?

– Думаешь, я стану унижаться? Я маг, который будет носить все маски, так повелела сама Лат.

Хурран закатил глаза.

– Тебя когда-нибудь интересовала справедливость? Или только твоя гордыня? Если ты искал справедливости, то знай, я ее обеспечу – для абядийцев, для святых, для жителей Зелтурии и тех, кто страдает под игом йотридов, силгизов и крестейцев. – Он наклонился ближе. – Но если ты, как все простолюдины, жаждал лишь собственного возвышения, то знай, я назначу тебя на любой пост, какой захочешь. Даже объявлю тебя великим визирем. Но ты должен подтвердить, что на моей стороне. В такие опасные времена мне не нужна потенциальная угроза в окружении.

Я лишился влияния на армию, которую привел в эти пески, но гордость и честь остались со мной.

– Я обещал шаху Кярсу помочь, и этот долг значит для меня больше, чем ты способен понять.

– Кто даст хоть один гнилой финик за Кярса или наивные обещания одного человека? Разве жители Аланьи недостаточно страдали? Ты хочешь расколоть нашу страну и веру на еще более мелкие кусочки? Расставь приоритеты. Ты не можешь быть верным одному человеку, наплевав на высший долг перед Лат и народом.

Я мог бы, если бы захотел. Я был верен Сади, игнорируя высший долг. Более того, я не мог служить тому, кому не доверяю.

– Я не стану помогать тебе, Хурран. Я восстановлю Аланью такой, какой желаю видеть.

Он вздохнул и поправил рубиновый тюрбан.

– Я дам тебе время, чтобы утих гнев. Как я уже сказал, я не хочу быть твоим врагом. Но шах Бабур… имея за спиной двух магов, он относится к тебе с бо́льшим пренебрежением. Я не могу гарантировать тебе теплый прием в этом лагере. Не могу гарантировать, что Бабур не попытается… убрать тебя с дороги, если ты понимаешь, о чем я.

Со стороны Зелтурии к нам скакал и что-то кричал всадник. Как только он приблизился, по лагерю разнеслись слова:

– Кровавого облака больше нет! Кровавого облака больше нет!

Услышав это, я не стал терять ни секунды.

– Кинн!

Маленький джинн слетел ко мне с небес.

– Мы отправляемся в Зелтурию, сейчас же!