Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Марта Уэллс

Соавторы: Ребекка Куанг,Замиль Ахтар,Дженн Лайонс,Марк-Уве Клинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 234 (всего у книги 336 страниц)

Цак

На голове у женщины, которая села в машину к Петеру, был пестрый платок, закрывавший значительную часть лица, и солнечные очки с необычайно большими отражающими стеклами. Ее лицо едва ли можно было разглядеть. Пожалуй, только то, что у нее была черная кожа. Это немного смутило Петера, потому что он не так часто общался с чернокожими людьми. Женщина вынула изо рта жевательную резинку и тщательно заклеила ею камеру, которая контролировала салон автомобиля. Потом она сняла солнечные очки и платок.

– Жевательная резинка с ДНК, – говорит женщина. – Ужасная дрянь! При жевании меняет твои следы ДНК путем добавления чужой ДНК. Немного противно, если об этом задумываться.

Тысячи вопросов пронеслись у Петера в голове. Ну, на самом деле не тысячи, а только четыре. Кто это? Как она остановила машину? Куда ей нужно? И почему именно со мной постоянно происходят такие странные вещи?

Но прежде чем он сумел задать один из этих вопросов, женщина сказала:

– Меня зовут Кики. Я остановила твой автомобиль этим электронным большим пальцем, – она указывает на неприглядный прибор, – и вы можете выкинуть меня перед космодромом.

– Что вы сказали? – спрашивает Петер.

– Кто, как, где. Эти три вопроса были в твоей голове, не так ли?

– У меня были четыре вопроса, – ответил Петер с раздражением.

– Ах, да. Почему именно ты, – говорит Кики. – Я бы сказала – случайно.

– Случайностей не бывает.

Кики задумывается на три секунды.

– Возможно, ты прав.

– Кроме того, только по той причине, что вам надо на космодром, вы ведь не можете просто так поймать мой автомобиль!

– Э… – промычала Кики. – Ты ошибаешься.

– Да нет же!

– Подчинись силе реальности.

– Мне кажется, что это неправильно.

– С моральной или с юридической стороны?

– И с той, и с другой.

– На это я могу сказать только то, что согласно официальному регистру я этот автомобиль не поймала, а остановила, чтобы меня подвезли. Разве это не так, Герберт?

– Так, мадам, – отвечает автомобиль.

– Я предполагаю, – говорит Петер, – что для меня в данный момент невозможно приказать машине остановиться.

– Не невозможно, – возражает Кики, – но бессмысленно.

Петер делает то, что он любит делать, когда не знает, что делать дальше: он сдается. После того как он тридцать две секунды тупо смотрел в окно, Кики сказала:

– Мы можем прекрасно побеседовать. Хотя я тоже не буду реагировать на твои приказы.

– О чем же мы будем говорить?

– Ну, что тебе взбредет в голову?

Петер пристально смотрит на нее, потом говорит первое, что приходит ему на ум.

– У вас, э… у тебя, э… у тебя красивый цвет кожи.

– Что? – спрашивает Кики со смехом.

– Ну, я имею в виду, – лепечет Петер, – это, э… ну, что это тебе очень идет, э… этот коричневый цвет. – Он чешет подбородок. – Наверное, это прозвучало странно.

Кики весело смотрит на него.

– Эта алая краска на твоем лице тебе тоже вполне идет.

– Короче, что я хотел сказать, – говорит Петер, – в общем, чтобы тебя не обидеть, короче, я считаю, также независимо от твоего цвета кожи…

– …от моего коричневого цвета кожи…

– Да, короче, разумеется, независимо от этого, но и не в отличие от этого, я хотел сказать, короче, что ты, э… привлекательна. То есть очень привлекательна.

– Так, – говорит Кики. – Это интересно. Может быть, ты хочешь мне еще сказать, что у меня красивые глаза?

– Я, э… – говорит Петер.

– Ты, э… – отвечает ему Кики, – кажется, не самый лучший собеседник в мире.

– Мне уже это говорили на прошлой неделе, – признается Петер. – Что я делаю не так?

– Для начала ты мог бы сказать что-то, что было бы для меня неожиданным.

Петер задумался.

– Тебе нужен вибратор в виде дельфина? – спрашивает он. – Розового цвета?

– Что?

– У меня случайно оказался лишний, – говорит Петер и достает вибратор из рюкзака.

Кики достает из кармана жакета перечный спрей и распыляет его прямо в лицо Петера. Петер кричит от боли. Он кашляет, его слизистые опухают, и веки закрываются. Он не видит, как Кики берет его руку, закручивает ее за спину и прижимает его голову к оконному стеклу.

– О’кей, извращенец, – говорит она. – Сегодня ты не на ту напал.

– Я не извращенец! – прохрипел Петер. – Мне просто не нужна эта штуковина.

– Что это значит?

– Я только что пытался ее вернуть, но они отказались ее принять, – пролепетал Петер, корчась от боли.

– Кто отказался?

– The Shop!

Он почувствовал, что женщина отпустила его руку. Потом она плеснула ему на лицо какую-то жидкость.

– Ах! Что это? – кричит Петер панически.

– Расслабься. Это всего лишь вода.

После того как Петер кое-как смыл с лица раздражающее вещество, он начал рассказывать о злополучной коробочке и связанных с ней проблемах. В конце истории Кики сказала только одно:

– Гм. Возможно, у тебя неверный профиль.

– У меня неверный профиль?

– Да, твой профиль в The Shop.

– Но как это возможно?

– Как это возможно? – повторяет за ним Кики. – Машины ведь не совершают ошибок!

– Объясни мне, – просит Петер. – Почему у меня неверный профиль?

– А почему бы и нет? – спрашивает Кики. – Почему он должен быть верным? Не имеет значения, насколько сложна имитация, реальность всегда сложнее.

– Я это понимаю. Но разве не должно получиться из этого, по меньшей мере, что-то близкое к тому, что нужно? Я имею в виду, что я действительно не имею представления, что мне делать с этой розовой штуковиной.

– Уже основные предпосылки, которыми система располагает о тебе, могут быть неверными. Возможно, они правильны с точки зрения статистики, но ты, стало быть, исключение. Возьми хотя бы твое имя…

– Тебе известно мое имя?

Кики проводит по дисплею своих митенок.

– Понятно. Ты – Петер Безработный. Даже из-за одного своего имени ты несешь невероятную статистическую нагрузку. Потом ты, наверное, живешь в неправильном городском квартале, и у тебя ненастоящие друзья. Цак.

Что это значит? «Цак»? Я живу в неправильном городском квартале и цак, и мне присылают вибратор в виде дельфина? Здесь нет никакого смысла!

– Ну, для тебя, возможно, и нет, но ведь достаточно, чтобы смысл был для The Shop.

– То есть ты хочешь мне сказать, что мой профиль с самого начала был неверным, но никто этим не интересуется?

– Кроме того, ты сам еще больше испортил свой и без того неверный профиль.

– Каким образом?

– Ты уже когда-нибудь присваивал дрону десять звезд, поскольку у тебя не было желания участвовать в опросе клиентов?

Петер ничего не ответил.

– И потом у тебя, разумеется, нет в имени буквы «ипсилон», – говорит Кики.

– Что?

– Как ты думаешь, сколько Петеров Безработных живут в Городе Качества?

– Очень много.

– Да. Возможно, один из них родился в тот же день, что и ты, или он живет на той же самой улице, или у вас есть что-то еще общее, что помогло бы прийти к заключению, что вы – одно и то же лицо. Возможно, такой же смешной вязаный свитер. Н-да. И вдруг его карточка судимостей является также и твоей.

– Но такого быть не должно! Неужели это действительно возможно?

– Нечто подобное происходит постоянно!

– Но почему?

– Почему? Потому что алгоритмы не имеют корректировочного цикла? Потому что тебе все по барабану, парень! Потому что тебе наплевать! Корректировка стоит денег. Высшая цель большинства алгоритмов – это создать больше прибыли. Пока они это делают, никого не интересует, не получил ли какую-нибудь работу какой-нибудь бедняга, потому что в профиле другого парня с его именем указано, что он однажды вместе с шефом мочился в бассейн. И ему никто не скажет, почему он получил отказ. И как он мог бы пожаловаться? И кому?

– Какое это имеет отношение к ипсилону в имени?

– А как ты думаешь, почему богатые люди всегда дают своим детям имена с таким странным написанием? Чтобы их не перепутали. Большинство из них недостаточно креативны, и они довольствуются тем, что заменяют «I» на «Y».

– Гм.

– Может быть, кто-то, кто носит такое же имя, как ты, купил секс-игрушки, а другой однофамилец заказал церковную утварь, а находчивый алгоритм просто всего лишь прибавил один к одному.

– Цак, – говорит Петер.

– И, конечно, твой аккаунт мог быть использован.

– Что?

– Кража личных данных.

– Но все профили защищены биометрическими данными!

– Биометрические данные – это прежде всего данные. А данные можно копировать. Как ты думаешь, почему нам приходится сейчас ко всем приборам прикасаться губами?

– Потому что губы чувствительнее с точки зрения обнаружения подделки, чем отпечатки пальцев?

– Чепуха. Потому что хакеры проникли в системы Quality Corp и похитили наши отпечатки пальцев. И это проблема с биометрическими данными… Если кто-то похитит твой пароль, ты можешь придумать другой. Но что ты будешь делать, если кто-то украдет твои отпечатки пальцев?

– Я начну прикасаться губами к моим приборам.

– А что будет, если кто-нибудь украдет наши профили с отпечатками губ? Может быть, нам тогда опять придется ставить печать на договоры кровью?

– Ну, хорошо, – говорит Петер. – Предположим, кто-то воспользовался моими личными данными. А что потом?

– Ну, возможно, он «хакнул» твое цифровое «я», чтобы выложить купленные под твоим именем пятизвездочные рецензии на пилюли от сна или поцеловать новый мюзикл о Гитлере. И, может быть, существует логически необъяснимая, но статистически значимая связь между бессонницей, Гитлером и вибратором в виде дельфина. Каждый сложный алгоритм представляет для нас «черный ящик». Это означает, что мы видим вход и выход, но не имеем представления, что происходит внутри «черного ящика» и почему.

– Цак, – говорит Петер.

Кики улыбается:

– Да, цак. Каждый вход в сеть, и даже каждый из твоих шагов, которые даже не регистрируются сетью, имеют непредсказуемые последствия для твоего профиля.

– Every breath you take, – говорит Петер. – Every move you make. I’ll be watching you[704].

– Что?

– Ничего. Мне просто пришел в голову хит в стиле «Kuschelrock».

– А ты вообще-то знаешь, почему это называется «сетью»? – спрашивает Кики.

Петер пожимает плечами.

– Потому что мы в нее угодили, – объясняет Кики. – Так, во всяком случае, все время говорит Старик.

– А кто такой «Старик»?

– Ну, Старик – это один пожилой человек, которого я знаю.

– Понятно. Классное объяснение.

– Он старый компьютерный фанатик, который недоволен тем, как все развивается, и поэтому он сейчас работает над тем, чтобы уничтожить весь интернет.

– Что?

– Это, конечно, только мое предположение. На самом деле я не имею представления, чем он еще занимается, кроме своих компьютеров. Может быть, он целыми днями смотрит порно или играет в «Universe of Warcraft».

– Как бы там ни было, – говорит Петер, возвращаясь к своей проблеме, – почему кто-то должен украсть именно мои личные данные?

– А почему бы и нет? Ты разве их хорошо защитил?

– Защитил? Что значит «защитил»?

– Я правильно понимаю, что нет? В любом случае иногда выгодно путешествовать под чужим именем. Герберт, как меня зовут и в каких отношениях я состою с Петером Безработным?

– Вы – Сандра Админ, – говорит Герберт. – В течение пятисот двенадцати дней у вас были отношения с Петером Безработным. Шестнадцать дней тому назад вы расстались. Кстати, мне очень жаль, что у вас не сложились отношения.

– Но я не единственный, у кого возникла такая проблема, – отвечает Петер.

– Нет, – подтверждает Кики. – Конечно, нет. Где-нибудь в сети наверняка есть еще «бесполезная» группа самопомощи для таких людей, как ты.

Петер тяжело вздыхает. Его глаза все еще горят. Кожа зудит.

– Когда этот спрей прекратит действовать?

– Через десять-пятнадцать минут ты опять сможешь видеть. Зуд сохранится, вероятно, в течение часа, но может ощущаться до двух дней.

– До двух дней?

– О’кей, послушай, – говорит Кики. – Я прошу прощения, что я его распылила на тебя. Если тебе нужна помощь в этом деле, ты можешь связаться со Стариком. Скажи просто, что ты от Кики.

Она пишет его координаты на листке бумаги и сует его в карман пиджака Петера. Кики задумывается.

– Старик знает много, – говорит она, – но он тоже немного…

Кики не договаривает фразу до конца. Она надевает на голову платок, потом очки, отковыривает с камеры жевательную резинку с ДНК и снова кладет ее в рот. Петер замечает, что машина останавливается. Дверь открывается и закрывается. Машина отъезжает. Петер снова остается в одиночестве.

– Немного что? – спрашивает он громко.

– Я ничего не говорил, – отвечает автомобиль.

Дуэль

Дэниз гладит себя по животу.

– Она только что пнула меня ногой, – говорит она, улыбаясь.

Дэниз сидит на диване и ведет видеодиалог с чертовски привлекательным молодым парнем.

– Твой животик очень сексуален, Дэни, – говорит парень.

– Кто это? – недовольно спрашивает Мартин, который неожиданно возникает рядом с ней. – Кто такой этот кривляка?

Дэниз пугается. Она не слышала, как вошел муж.

– Расслабься, Мартин. Это всего лишь Кен.

– Привет, Мартин, – говорит Кен.

– Кто, черт подери, этот Кен?

– Кен – мой виртуальный друг, – объясняет Дэ-низ. – Это модификация моего персонального цифрового помощника.

Мартин молчит.

– Я была выбрана БЕТА-тестировщицей, – объясняет Дэниз. – Я тебе рассказывала об этом. Разве ты не помнишь?

Только теперь Мартину бросился в глаза логотип «What-I-Need» на футболке парня. Он не настоящий. Он просто имитация.

– Это неразумно – ревновать к имитации компьютера, – говорит Дэниз умиротворяющим тоном.

– Я не ревную, – говорит Мартин. – И уж точно не тебе.

– Не тебя, – поправляет его Кен.

– Что?

– Винительный падеж, – объясняет Кен. – Впрочем, я очень рад с тобой познакомиться.

– Заткнись! – кричит Мартин.

Махнув рукой в воздухе, он переключает канал.

– Эй! – кричит Дэниз. – Я еще не закончила беседу!

– Иди играть в какое-нибудь другое место, – говорит Мартин. – Все взрослые в этом доме должны смотреть сейчас что-то более важное.

На экране появляется логотип самой крупной в мире стриминговой службы «Todo – Все для всех!».

«Последующая дуэль кандидатов в президенты, – говорит голос за кадром, – будет представлена вам убийцами жира. Убийцы жира – это Нанороботы, разрушающие жировые клетки. Еще никогда похудение не было столь простым.

Стена поворачивается и представляет на сей раз очень строго одетую Джульетту Монашку. От этого, конечно, страдают рейтинги популярности, но быть одетой – это обязанность, которой требует формат. Ведущая приветствует обоих кандидатов. Слева и справа от нее поднимается пар и из пола выезжают две платформы с трибунами. За правой трибуной стоит Конрад Повар, а за левой – Джон Наш.

В студии, за кулисами сидит Айша и нервно наблюдает, как аплодирует публика. У Джона, видимо, разумные избиратели, но фанаты Конрада Повара однозначно более фанатичны. И по меньшей мере при аплодировании фанатизм побеждает разум.

– Через тридцать два дня умрет наш уважаемый президент, – начинает Джульетта Монашка.

– Неправда, это ложь, – говорит Повар. – Я вовсе не уважаю эту особу!

– Вы оба претендуете на преемственность, – продолжает Джульетта равнодушно. – Сегодня вы отчитываетесь. Сначала речь пойдет о глобальных темах – безопасность и внешняя политика. Господин Повар, согласно последним опросам, вы лидируете. Вы можете начинать.

– Я совершенно не намерен ходить вокруг да около, – говорит Конрад Повар. – Проблемой являются все экономические беженцы и террористы. Они должны оставаться у черта на куличках, иначе я превращу их в фарш!

– Господин Повар, ведь всегда есть голоса, которые обвиняют вас и вашу кампанию в расизме и…

– Неправда. Позвольте мне сразу внести ясность. Никто в мире не является меньшим приверженцем расизма, чем я. Никто. Но следует еще сказать, что все представители южных стран ленивы, негры – все уголовники, а арабы – все террористы. Это ведь факты. Но считается – и это я хочу еще раз повторить – что в истории человечества еще не было человека, который был бы меньшим расистом, чем я!

– А как же Мартин Лютер Кинг? – спрашивает Джон.

– Я тебя умоляю! Когда этот Мартин Лютер Кинг сделал что-нибудь хотя бы для одного белого? Он был не что иное, как черный расист, который дискриминировал белых, где бы он ни появлялся.

– Э… – говорит пораженная Джульетта Монашка.

– Смотрите, – продолжает Конрад Повар, – это ведь не только массы людей, которые нас подавляют. Это еще и люди из масс! Люди из масс, которые приходят сюда, к нам, людям качества, и воруют у нас жалкие остатки рабочих мест, которые нам оставили такие, как он… – Повар презрительно указывает на Джона. – Но этого мало. Они также похищают наши автомобили, насилуют наших женщин, короче говоря, они не испытывают никакого уважения к нашей собственности!

– Значит, для вас женщина приравнивается к машине? – спрашивает Джульетта Монашка. – То есть это то, чем можно владеть?

– Оставьте в стороне вашу эмансипацию, – говорит Конрад Повар. – На это я могу сказать только одно: «Сыта корова, коли макухи не ест!»

– Что это значит? – спрашивает Джульетта.

Конрад Повар игнорирует ее вопрос и продолжает:

– В конце концов, на карту ставится наша безопасность. В принципе речь идет всего лишь об одном слове: право и порядок.

– Но это два слова, – поправляет его Джульетта Монашка.

– Если уж быть абсолютно точным, то три, – говорит Джон, – если еще посчитать и союз «и».

По радиосвязи к Джону обращается менеджер его предвыборной кампании:

– Пожалуйста, не пытайся шутить, Джон, – говорит Айша. – Пожалуйста-пожалуйста.

– Право и порядок, – повторяет Повар еще громче. – Мы должны упрочить наши границы. Право и порядок…

– Я не знаю, может быть, вы заключили пари, – говорит Джон, – насколько часто вы сможете употребить эти три слова, или, как вы говорите, одно слово, в этом выступлении, но…

– Право и порядок, – говорит Повар. – И границы закрыты. И не только для террористов из Страны Количества 7. Но для них в особой степени.

– Вы сами поддерживали экспорт оружия в Страну Количества 7! – говорит Джон.

– Неправда, – просто отвечает Конрад Повар. – Это обман.

– Но я собственными ушами слышал это, – уверяет Джон. – Ровно тридцать два дня тому назад в Парламенте!

– Ложь! – восклицает Конрад Повар. – Обман. У тебя вообще нет ушей.

– В отличие от вас, барон Мюнхгаузен, я не способен лгать, – говорит Джон. – Мое программирование это не позволяет.

– Еще одна ложь! – восклицает Повар. – Я не барон. Честно говоря, меня бы не удивило, если бы даже за этим «пожирателем тока» крылись бы фанатики из Страны Количества 7.

Джон улыбается.

– Что здесь смешного, жестяная банка?

– В первую очередь я хотел бы вас заверить, что во мне нет никакой жести, – признается Джон. – Мое тело состоит из армированного углеродным волокном пластика. Единственная жесть в нашем кругу – это то, что вы сейчас говорите. И я улыбаюсь, потому что вы и все националисты шумят из-за фундаменталистов и при этом делают вид, будто их действия являются оппозиционными. А речь идет всего лишь о двух сторонах одной медали.

– Почему ты так считаешь, Джон? – спрашивает Джульетта.

– Смотрите сами, – говорит Джон. – Лежащей в основе проблемой является кризис смысла и идентичности. Что раньше давала людям моральная выдержка? Смысл, идентичность? Единение, религию и, не в последнюю очередь, работу. Деньги, этот безличный посредник, раскололи общество, наука столкнула с пьедестала религиозных идолов, а автоматизация теперь отбирает у вас еще и работу.

– Слишком сложно, – слышит он шепот Айши по радиосвязи. – Твои фразы слишком сложны. Приведи примеры.

– Я хочу привести пример, – говорит Джон. – Раньше кузнец из деревни Х был не просто каким-то парнем. Он был кузнецом из деревни Х! Это была его идентичность. Если его спрашивали, кто он, он мог ответить: «Я кузнец из деревни Х».

– Разве тебе еще не пришло в голову, что не все зрители так сильно интересуются металлосгибающей индустрией, как ты, старый металлический ящик? – спрашивает Повар.

– Фрилансер, Временный работник, Безработный. Все вы едва ли сможете почерпнуть из вашей работы идентичность, – продолжает Джон. – Даже у некоторых штатных служащих часто возникают сложности с тем, чтобы найти смысл в их работе. Кого это удивляет? Недавно я посетил одно предприятие, в котором команда умных и высококвалифицированных ученых как раз разрабатывала кухонный прибор, единственной функцией которого была отсортировка заплесневелых ягод из порции черники. Нечто подобное можно рассматривать максимум как простое занятие. Призванием это быть не может.

– Неправда, неправда! – восклицает Повар.

– Желая уйти от бессмысленности, потери идентичности и изоляции, люди бросаются на любые предложения по ложному представлению смысла и общности, какими бы нелепыми они ни были. И это то, что объединяет национализм с фундаментализмом. Это глупые предложения по воображению общности. Я говорю «воображение», так как общность нереальна, поскольку речь здесь идет не о законном участии, а, наоборот, о сокрытии и укреплении социального неравенства.

– Неправда. Это обман. Как только я стану президентом, я все равно запрещу любой вид сокрытия.

– Эти движения возвышают собственную группу тем, что другие – неверующие, иностранцы, «бесполезные» и прочие – унижаются. Речь, правда, идет о больших повествованиях, но о негативных. Человеку недостает большой позитивной сказки.

– Я знаю, к чему клонит «пожиратель тока»! – кричит Конрад Повар. – Он проклятый коммунист!

– О коммунизме можно быть любого мнения, – говорит Джон, – и мне наверняка удалось бы назвать больше недостатков в тщетных попытках, чем вам. Но бесспорным все же является то, что речь шла о большом повествовании.

– На это я могу сказать только одно: возможно, у тебя есть более весомые аргументы, – говорит Конрад Повар. – Но это всего лишь аргументы! Так сказал однажды один мудрый человек. Это только аргументы! Тем не менее прав оказался я!

– Я должен признаться, – говорит Джон, – мне действительно непросто приводить аргументы против заключений соперника, который их просто выдумывает.

– Что же это значит? – спрашивает Повар. – В твоем лексиконе иностранных слов оказалась серьезная ошибка?

– Нет. Это означает следующее: всякий раз, когда вы говорите «Неправда. Это обман!», мне больше всего хочется просто ответить: «С вашей стороны!» Но я не хочу опускаться до уровня детского сада.

– Ты только что обидел наших детей, – говорит Повар. – Детей простых, тяжело работающих людей из Страны Качества. Мне тоже следует обидеть твоих детей? Ах, нет, правильно, у тебя ведь не может быть детей, потому что ты всего лишь проклятая машина!

– Ты должен быть более агрессивным, – шепчет Айша Джону по радиосвязи. – Нанеси ответный удар! Забудь, что я тебе сказала до этого! Скажи что-нибудь веселое!

– Знаете что, – говорит Джон, – когда Ленин сказал, что каждая кухарка должна быть в состоянии управлять государством, он наверняка не думал об уволенном телевизионном поваре, каким являетесь вы.

Айша ударяет ладонью себе по лбу. Как назло, Ленин! – думает она. – Из всех людей, которые когда-либо жили в этом мире, этот идиот процитировал, как нарочно, Ленина. Хорошо, что большинство людей не имеют представления о том, кто это такой.

– Меня вовсе не уволили, – возражает Повар. – Программа «Стряпня с поваром» имела самый высокий рейтинг из всех, которые получала какая-нибудь программа. Когда-либо! Все остальное – это ложь и обман!

– Вы все время норовите вставить словечко, – говорит Джон. – Удивительно, что вы еще людям не осточертели. Вместо того чтобы разобщать народ, было бы лучше вернуть ему доверие и уверенность. Если избиратели остановят свой выбор на мне, в качестве первого шага я введу вид демократической системы аудиенции. Каждый человек должен иметь возможность обратиться со своими проблемами непосредственно к президенту. Каждый человек должен…

– Я хотел бы заверить всех граждан в одном, – кричит, перебивая Джона, Повар. – Если меня изберут, то моей первой акцией будет сдача на лом этого «пожирателя тока».

Часть публики ликует.

– Тогда мы посмотрим, сколько жести прячется в нем!

Когда Джон после дуэли приходит за кулисы, Айша сразу набрасывается на него.

– О’кей, – говорит она. – Нет никаких причин для паники, но блиц-опросы показали, что мы, к сожалению, проиграли эту словесную дуэль.

– Что? – спрашивает Джон удивленно. – Это, вероятно, ошибка. Этот мужчина в течение целого часа не сказал ни одной разумной фразы!

– На самом деле люди воспринимали твоего конкурента главным образом как человека, не совсем надежного с точки зрения представления фактов, а скорее как человека эмоционального, симпатичного и веселого.

– Я не понимаю, какое это может иметь значение, – говорит Джон. – Люди хотят выбрать президента или клоуна?

– Ты же, напротив, выглядел в их глазах слишком самоуверенным.

– Это смешно.

– Знаешь что, – говорит Айша, – наверное, было бы хорошо, если бы ты как-нибудь ответил на вопрос просто: «Я не знаю».

– Мне это запрещает мое программирование.

– Ты не можешь сказать, что ты чего-то не знаешь?

– Нет. Я не могу лгать.

Все человечество в социальной сети «Все»

– САНДРА АДМИН

Самая крупная в мире социальная сеть «Все» – я, ты и все – начала автоматически создавать профили для всех людей, которые до сего времени не успели составить собственный профиль сети «Все». «Наше название – это ведь объявление, – пояснил основатель сети «Все» Эрик Дантист. – В конце концов, мы не называемся «Почти все». Чтобы соответствовать новому слогану «Все у «Всех», боты концерна постоянно просматривают всю сеть в поисках информации о до сих пор не зарегистрировавшихся пользователях. Любая информация, которую находят скролеры, интегрируется в автоматически генерируемый профиль. Если, например, кто-то из незарегистрированных пользователей оплачивает кофе латте в кофейне «Старбакс» с помощью сенсорного поцелуя, то система автономно и моментально размещает соответствующее обновление состояния на его профиле: «Сейчас пью кофе в «Старбаксе».

Супервкусный. «Старбакс» – на самом деле моя любимая сеть кофеен. Вам всем следовало хотя бы один раз сходить в «Старбакс». Путем идентификации лица и через собственную сеть дронов сеть «Все» может даже размещать новые фотографии ранее не зарегистрированных пользователей. Они, разумеется, сразу снабжаются соответствующими комментариями.

Например: «Я еду на работу! Да уж! Я люблю свою работу в компании «Промышленный убой ГК Север».

Уже существуют даже виртуальные собеседники, которые отвечают на социальные контакты любого рода в интересах ранее не зарегистрированных пользователей.

Впрочем, этих собеседников сеть «Все» вскоре предложит также всем постоянным пользователям. «Виртуальные собеседники – это прекрасный путь, чтобы оставаться в контакте, – сказал Эрик Дантист. – Ты экономишь свои силы, поскольку у тебя нет необходимости непосредственно общаться со своими друзьями.

В идеальном случае на противоположных концах дружбы сидят виртуальные друзья и автономно поддерживают контакт». Сеть «Все» рассчитывает на 10,24 часа на одного пользователя в неделю, которые таким образом могли бы освободиться для продуктивной работы.

Комментарий

ТОНИ УТИЛИЗАТОР_МУСОРА:

Прикольно! Я тоже так хочу! Кто-нибудь знает, когда будет отключена функция?

НАТАЛИ ТАНЦОВЩИЦА:

Тони! Это действительно ты или бот?

КАТРИН УЧИТЕЛЬ_НЕМЕЦКОГО_ЯЗЫКА:

Небольшой совет: правильная орфография, правильная пунктуация, правильная грамматика = бот.