Текст книги ""Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Варвара Мадоши
Соавторы: Кирилл Смородин,Григорий Григорьянц
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 82 (всего у книги 353 страниц)
Глава 21
Отряд парфян численностью в три тысячи человек, все на лошадях, приблизился к Арташату и стал лагерем у стен армянской столицы. Встреча двух царей, армянского и парфянского, по вопросу раздела Осроены[169]169
Осроена – древнее государство в Месопотамии, населенное ассирийцами и армянами.
[Закрыть] предполагалась на следующий день.
Шадман, начальник канцелярии, убеленный сединами опытный царедворец, одетый в красный парфянский халат, расшитый жемчугом и драгоценными камнями, сладким голосом говорил царю Фраату IV, восседавшему в шатре на походном троне:
– Государь, ты мог бы предложить Тиграну город Эдессу, населенный преимущественно армянами, в обмен на остальную территорию Осроены.
– Никаких уступок! – красавица Муза в зеленой тунике, бледно-голубой шелковой столе и прозрачной палле, встала у трона царя: – Парфия должна получить все, в том числе и Армению.
Возражать было опасно, и, взглянув на Фраата, ласково целующего жену, Шадман подумал: «Женившись на Музе, не очень умный Фраат перестал думать сам, полностью доверившись женщине», а вслух шутливо посетовал:
– Конечно, всегда нужно брать побольше, но, проявив щедрость, отдав крохи, в итоге получаешь все!
Советник ушел, а прекрасная Муза, царственно пройдясь по шатру, волоча ароматный шлейф благовоний, продолжила наставлять царя:
– Переговоры – лишь прикрытие операции по поиску Палладиума. У меня в армянском дворце есть свой человек, который вычислил тайник. Не забывай, Палладиум вознесет тебя к вершине могущества.
– Милая, – Фраат похотливо пожирал глазами жену, – я страстно хочу завладеть талисманом, но легче превратить пол-Азии в вассала, чем отнять хоть что-то у армян.
– Положись на меня. – Муза, безраздельно властвующая над мужчиной, загадочно поманила мужа и, перед тем как поцеловать, прошептала: – Сначала ты станешь другом императора Августа, потом посадишь на армянский престол своего человека, а затем, оставив в наследство нашему сыну величайшую в истории державу, станешь богом.
У Фраата голова пошла кругом. Жажда власти и сексуальное желание в нем слились.
На другой день царя и царицу Парфии принимал армянский царь Тигран IV. В тронном зале с колоннами, окрашенными красным кармином[170]170
Кармин – красный краситель, получаемый из насекомых араратской кошенили.
[Закрыть], среди богатой обстановки, ковров и скульптур, сияющих в лучах пробивающего через окна полуденного солнца, собралась вся знать столицы. Торговые отношения Армении с Парфией были на подъеме, позиции и интересы в мировых делах наконец совпали, противоречия сгладились, и два царя, любезные и предупредительные, льстили друг другу.
– Брат, – говорил армянский монарх, – наша репутация такова, что Рим отказался от политики с позиции силы, ограничиваясь мелкими провокациями.
– Брат, с Римом придется считаться, – отвечал парфянский царь. – Того, кто уверовал в свою безопасность, неизбежно ждет разочарование.
Они прогуливались по залу, а все внимали непринужденной беседе монархов.
Две царицы Эрато и Муза, обладательницы статных фигур и величественных одеяний, стояли поодаль от мужей и завистливо разглядывали друг друга.
– Эрато, – говорила парфянская дива, – ты красива, но, похоже, покорность – не твоя добродетель.
– О, Муза, – отвечала армянская царица, – покорные женщины слабы и беспомощны. Строптивая жена способна превратить недостатки мужа в достоинства, а его мечты – в реальность.
Затем был пир, на котором царь Фраат произнес тост:
– Я пью за моего брата царя Тиграна, который умеет извлекать из всего пользу, не подпускает неприятности близко к сердцу, обладает неутомимой энергией. Одного не пойму, как он притягивает удачу?!
Все посмеялись, выпили мсхали, армянское вино золотистого цвета с приятной терпкостью и насыщенным ароматом, и обратили взоры на Тиграна, который поднялся и произнес ответный тост:
– Брат! Древний философ сказал, что трудно познать себя, гораздо легче давать советы другим. Как притянуть удачу? Вот мой совет: контролируй страсти, дай любопытству взять верх над интересами, не иди на поводу желаний, не цепляйся за прошлое, и удача свалится на тебя. Выпьем! Пусть боги ниспошлют удачу моему дорогому гостю царю Фраату!
Фраат и Муза украдкой переглянулись.
Веселились долго, музыка оглушала, вино лилось, танцовщицы завораживали, тосты произносились… Поздно ночью, когда все разошлись, а дворец уснул, Муза, одевшись во все черное, выскользнула из покоев, отведенных царю Фраату, и, неслышно ступая по камням коридоров, прокралась в зал приемов, прошмыгнув как тень мимо охранников. У большой мраморной статуи, изображавшей Афину Палладу работы грека Фидия, стоял в нервном ожидании Дживан, подручный управляющего двором.
Дживан, двойной агент, наемный убийца на службе Вахинака и шпион парфян, внедренный выведывать и выслеживать, сейчас то и дело оглядывался по сторонам, но одним глазом в тусклом свете видел мало. Второй глаз был прикрыт повязкой.
– Заждался? – женский голос заставил агента вздрогнуть и обернуться.
За спиной стояла Муза с черным платком на пол-лица и острым кинжалом в руке.
– К-как ты здесь оказалась?
– Прилетела на крыльях мести. Одноглазый, зови меня Энио.
Энио упоминается в греческой мифологии как ужас или разорительница городов. Дживан, смерив взглядом хрупкую женщину, почувствовал разочарование, засомневавшись в ее способности идти на нешуточное дело:
– Энио, пробраться в тайное хранилище – это как вскарабкаться на отвесную скалу. Не каждый мужчина справится.
– Я справлюсь. Волноваться нужно тебе, одноглазый. Получив деньги, держи слово, давая обещание, помни о цене жизни.
Дживан судорожно сглотнул и выдавил:
– Вот, повесь на пояс! – Вручив спутнице стеклянную лампу с горящим огоньком, скупо сказал: – Пошли!
В окне, кроме сверкающих звезд и серебристой луны, она увидела веревку, свисающую с крыши. Упираясь ногами во внешнюю стену здания, они полезли наверх. Перевалив на крышу, оба, незамеченные никем, затащили веревку, привязанную к каменному выступу в виде головы льва, и, ступая мягко и тихо, двинулись по черепице. Муза как кошка чувствовала себя на покатой крыше достаточно устойчиво, Дживан как добротный шпион передвигался свободно. На дозорной вышке на крыше дворца дежурил солдат. Был он одет в кольчугу и шлем и, всматриваясь в горы, оглядывая окрестную территорию, ходил взад-вперед в готовности в любой момент подать сигнал тревоги, но два заговорщика, спрятавшись за трубой дымохода, дождались, когда он отвернется, заинтересовавшись мигающими огнями на горе. Заговорщики проскочили просматриваемый участок и оказались у достаточно широкого отверстия вентиляции. Дживан сбросил в него припасенную загодя веревку.
– Энио, эта вентиляционная шахта ведет в нужное нам помещение. Рискованно, но на любом пути и спуск подъемом бывает.
– От длинных речей язык заплетается. Действуй, воин, и будь что будет!
Подручный первым стал спускаться по веревке в узкий колодец, за ним последовала Муза. Вертикальные участки сменялись уступами, потом вновь начинался спуск по каналу естественной вентиляции; мужчина и женщина физически были готовы к изнурительным нагрузкам и преодолевали трудности успешно. Они оказались в подземном зале с колоннами. Почувствовав под ногами твердую почву, осторожно двинулись в сторону горящих на стене факелов. Дживан обнажил меч, Муза сжимала в руке кинжал.
Прокаркала ворона. Путники вздрогнули, остановились. «Ворона – посредник между жизнью и смертью, служит богине Афине», – пришло на ум Музе. Увидев испуг Дживана, успокоила:
– Ворона – спутник богини. Мы на правильном пути.
Двинулись дальше. Вдруг над головой, со свистом рассекая воздух, пролетело нечто, отбросив на пол крылатую тень.
– Птица? – насторожился Дживан.
Муза могла поклясться, что это была тень дракона, но вселять неуверенность в подельника не захотела, хотя и подумала: «Я – в тайном хранилище Афины Паллады, которая согласно мифу родила дракона». Вслух тихо сказала:
– Возможно, сокол. Не обращай внимания, воин. Вперед!
Украдкой продолжили движение. Раздалось: «Уугуу». Подельники замерли. Муза была в смятении: сова, способная видеть в темноте – символ проницательности, служит Палладе, да и сама богиня может принимать облик этой птицы.
– За нами следят, будь внимателен! – прошептала Муза.
Дживан кивнул:
– Я в порядке, прикончу каждого, вставшего на пути.
Женщина лихорадочно соображала: «Богиню Афину сопровождают священные животные – ворона, сова, дракон, змеи. Змей еще не было. Где змеи?»
Сделав несколько шагов вперед, они резко остановились: в свете горящих факелов открылась удивительная картина: на каменном постаменте стояла потрескавшаяся от времени, со следами позолоты и царапин деревянная фигура Афины, облаченная в боевой шлем, вооруженная копьем и мечом. Небольшая статуя, от которой исходили волны всепобеждающей силы, завораживала, восхищала и притягивала, возможно, звала Музу: «Вот твой шанс завладеть сакральным предметом, возьми его!» Музу потянуло к статуе как магнитом.
Над головой Дживана навис питон. Свешиваясь с перекладины, укрепленной между колоннами, змея шипела и медленно спускалась, но стоило человеку сделать шаг, как огромный сетчатый хищник рухнул на него с высоты. Дживан не устоял, свалился на пол, меч со звоном отлетел в сторону, а змей неудержимо заскользил по жертве, туго обвиваясь вокруг добычи, чтобы задушить и проглотить.
– Энио, помоги!! – закричал шпион.
Но итальянка его не слышала. В мозгу засела мысль: «Украсть Палладиум! Завладеть любой ценой!». Внезапно путь ей преградила женщина в образе Афины. Резко остановившись, Муза выжидательно смотрела на соперницу, на голове которой был коринфский шлем с гребнем из конских волос, лицо закрыто пластинами с массивным наносником (такой любили в Спарте), в руках меч и щит. Одета она была в золотистую тунику, через плечо – накидка из козьей шкуры (Эгида?), украшенная золотым медальоном с женским лицом и змеями вместо волос – Горгона Медуза, монстр, взгляд которого обращал человека в камень.
Не задумываясь, запальчивая Муза с кинжалом бросилась в атаку на неведомого противника. Клинок напоролся на щит, итальянка отскочила, но тут же последовала следующая стремительная атака – удар ногой по щиту, и кинжал вошел в соприкосновение с клинком меча; скрестив оружие, женщины решительно шагнули навстречу друг другу. Та, что в шлеме, парировала выпады щитом, но атаки парфянской царицы шли одна за другой: Муза в бешеном темпе нападала, изматывала соперницу, ускользала от ее ударов. Хранительница Палладиума мощно замахнулась мечом сверху, пытаясь разрубить ей голову, но парфянский кинжал принял оружие, а потом, заскользив по клинку меча, остановился у эфеса, и только щит отбил натиск, заставив итальянку отступить.
Дживан боролся с питоном. Изнемогая от боли, все же мобилизовал ресурсы и, раздвигая руками кольца змеи, постепенно высвобождался из цепких объятий.
На разгоряченную Музу внезапно спикировала сова, задев крылом и оставив порез на ее прелестном лице. Муза отпрянула, схватилась рукой за кровоточащую рану, но соперница теснила, готовясь нанести решающий укол в грудь, и Музе пришлось защищаться и уклоняться. Возникло осознание: перед ней сильный соперник, наделенный божественной силой, способный спокойно наносить убийственные удары. «Она неприступна, – на этой мысли поймала себя парфянская царица. – Сама богиня? Не может быть! Но если так, то, как гласит легенда, ей ничего не стоит превратить меня в птицу, змею, лишить голоса, ослепить, содрать кожу, извалять в куче навоза. Мой кинжал против ее меча и щита – ничто! Исход битвы предрешен. Я переоценила себя». Отступив, бросив кинжал, она побежала к веревке – выбираться из адских глубин.
Обхватив руками и ногами веревку, Муза сноровисто полезла наверх. Дживан, наконец распутав кольца питона, устремился за женщиной. Мелькнула тень дракона. Мужчина рывками, проворно карабкался по веревке вверх и почти долез до вентиляционного отверстия, как в спину впились когти, и какая-то неведомая сила понесла его под сводами зала, а потом уронила. Раздался хруст костей, вырвался хрип, и последнее, что увидел шпион одним глазом, – летящая к нему ворона. Подлетев, она деловито выклевала жертве единственный зрячий глаз. Муза, став свидетелем этой сцены, похолодела от ужаса.
В зале стало тихо. Воительница сняла шлем. Это была Эрмина. Положив к основанию Палладиума щит и меч, взяла ветку оливы – символ мудрости, поднесла к лицу и, вдохнув аромат свежего вечнозеленого растения, улыбнулась:
– Мрак опасности превращается в свет надежды.
– О, Солнце Парфии! – сладким голосом говорил начальник канцелярии Шадман, войдя в спальню, поклонившись повелителю, который только что проснулся, продолжая нежиться в кровати. – Прекрасное утро – верное время заняться важными делами. Переговоры, мой государь, прошли успешно, армяне готовы подписать договор, и твоя Империя пополнится сорок первым царством.
Лесть доставила Фраату удовольствие. Утро началось с приятных новостей. Потянулся, встал, надел отделанный жемчугом халат и подошел к окну. Открылся изумительный вид окрестностей армянской столицы: мерно несет свои воды река Аракс, ветерок слегка колышет на полях колосья пшеницы, горят на солнце алые плоды цветущих гранатовых садов, вдалеке мерцает изумрудами зелень гор и лесов. «Замечательно! – подумал Фраат. – Оставшись без Палладиума, город Арташат при натиске моих войск падет, и я присоединю к своей Империи Армению с ее богатствами и чудесами. Немалую дань заставлю платить армян, объявлю себя хозяином Востока, а затем поставлю на колени Рим».
Его взгляд остановился на горе Арарат. Возникло подозрение в утопичности планов. Явно ощутив исходящую от горы угрозу, царь резко развернулся: «Где Муза, почему не приветствует меня хорошими вестями?»
Позвали царицу. Муза вошла в сером плаще с полупрозрачной накидкой на лице. Фраат подошел и стянул накидку. На бледном лице жены был кровавый шрам, уродующий внешность, ее глаза слезились, прежний хищный блеск во взоре исчез. Вымученно улыбнувшись, она сказала:
– Государь, миссия неосуществима. Палладиум защищают сверхъестественные силы и покровительство богов. Не в этот раз.
Разочарованный Фраат прошелся по комнате и, остановившись, сердито посмотрел на жену:
– Неудачники не только теряют остатки уважения окружающих, они не оправдывают даже своих собственных надежд.
Шадман, чтобы сгладить ситуацию, робко предложил:
– Думаю, больше нечего делать в этой стране. В отличие от свадьбы или похорон, срочные дела не терпят отлагательств.
Без объяснения причин парфянский царь и его свита покинули дворец уже через час. На балконе третьего этажа насмешливым взглядом их провожали царь Тигран и царица Эрато.
Глава 22
Тайная встреча Лоллия с Вахинаком проходила в лесу близ Арташата. Всадники сошлись на поляне.
– Буду говорить без обиняков, – начал Вахинак. – Вокруг меня объединились армяне, дружелюбно настроенные к Риму. Нам чужды варварские обычаи парфян, поэтому хотим видеть на троне Арата, новатора и безусловного лидера нации, но царь Тигран IV и Эрато, противники всего римского, прочно утвердились на престоле, к ним примкнули ревностные сторонники, вы же никак не влияете на расстановку сил в Армении.
Лоллий, скрывая под накидкой лицо, силился выказать искреннюю озабоченность:
– Напрямую не влияем, но Тиберий на Родосе лично занимается этим вопросом. Открою секрет: готовится к вторжению армия во главе с сыном Агриппы Гаем Випсанианом.
– Вторжение?! – вознегодовал Вахинак. – Во главе с неопытным юнцом Гаем, внуком императора, который в Сирии так вызывающе развязно вел себя, что дурная слава о нем докатилась до нас?! Как низко пал Рим! У Тиграна сильная армия, он разобьет Гая, глазом моргнуть не успеешь. Есть другие способы решения неразрешимых проблем. Медлить опасно! Когда ожидание затягивается, решимость вянет.
– Понимаю, Вахинак. Лучше твоей кандидатуры для управления делами царства нет, но пока Палладиум не окажется в руках императора, тебе не видать как своих ушей полномочий диктатора.
– Я точно знаю, что Палладиум в Арташате, скоро выясню, где тайник. Как устранить царя, Лоллий?
Легат, посмотрев по сторонам, доверительно наклонился к собеседнику:
– Устрой так, чтобы царь Тигран поохотился в горах. Там его будут ждать. Царица Эрато – твоя забота.
Вахинак кивнул. Они разъехались в разные стороны.
В библиотеке дворца царь Тигран IV снова и снова перечитывал свиток с предсказанием своей судьбы, полученное от волхва несколько лет назад:
Смерть неминуемо готовит судьба,
Роль храбреца предрекая;
Восстать, смириться, взять долю раба —
Выбором нас искушая.
Волхвы и прорицатели, входя в транс, якобы получали сигналы свыше, и облеченное в поэтическую форму судьбоносное послание выдавалось за непреложную истину. В тот раз он посмеялся и не придал особого значения этим словам, теперь же сожалел. Слово предсказателя считалось выше желания богов, которые не в силах отменить предсказанного, и даже больше – исполнив некое действие, можно поменять судьбу. Накануне царь «разговаривал» с Палладиумом, и на вопрос: «Благоволит ли мне судьба?» получил отрицательный ответ. «Конечно, – думал он, – покушения на меня готовятся, но можно ли предотвратить худшее, остаться в живых и сделать много добрых дел для своей страны? Что предпринять?» Он окинул взглядом стеллажи с пергаментными свитками и книгами в переплетах из телячьей кожи, и в этом лабиринте мудрости так и не уловил знак, вибрацию, тень божественного откровения.
Молодой царь (его популярность среди народа заметно выросла) никогда не терял самообладания, хотел во всем походить на прадеда – царя Тиграна II Великого, создавшего мировую державу Великая Армения. Пройдя по залу, заложив руки за спину, попытался, как положено видному государственному деятелю, проанализировать ситуацию: условий для утверждения римского влияния в Армении нет, попытки посадить на престол своего ставленника у Рима провалились, царство развивается, оборона укрепилась, а парфяне боятся армян как огня.
Немного успокоившись, позвал соратников. В библиотеку вошли Грант, Баграм и Гатерий.
– Мне донесли, что в Риме прославляют успехи Августа в восточной политике, – сказал царь. – Поэты и художники преувеличенно изображают доблести императора, а по большому счету побед-то на Востоке у него нет!
– Да, мой государь, – поддержал Баграм. – Мы делаем вид, что благожелательно относимся к Риму, а Рим делает вид, что трон Армении зависит от него.
– Не все так просто, – подал голос Грант. – Римское влияние в Армении мало, но это не значит, что они отказались от вмешательства в наши дела.
Гатерий высказался:
– Август всегда требует полную покорность. Хочешь стоять у власти – откажись от самостоятельности! Иного не приемлет. Заговор против тебя, государь, несомненно, плетется; надо быть во всеоружии.
Тигран с удовлетворением отметил ум и здравомыслие своих сподвижников. Он сказал:
– Поскольку римское гражданство мне не нужно, а моя власть крепка как никогда, не вижу смысла проявлять лояльное отношение к Августу. – Обведя взглядом друзей, печально добавил: – Я получил предсказание: жить мне осталось недолго.
– Как? Не может быть! – Баграм ахнул.
Все подались вперед. Царь поднял руку – жест успокоиться.
– Судьбу можно изменить, нужно только знать, где и когда грозит опасность.
– Тигран, укройся во дворце, выстави усиленную охрану! – настаивал Баграм.
– Ну уж нет! Судьба иногда наносит жестокие удары, но исполнять наши желания – ее обязанность. Завтра же еду на охоту в Гегамские горы. Там объявился джульбарс. Вахинак вычислил лежбище и все организовал.
Джульбарс – огромный тигр с ярко-рыжим окрасом шерсти и пышными бакенбардами. Лучше него ни один зверь не умел маскироваться, неожиданно исчезать и появляться, поэтому пользовался у людей дурной славой: его прозвали оборотнем.
– Государь, это очень опасно!.. – попытался возражать Грант.
– Опасность искушает легкомыслие, – улыбнулся Тигран. – Мой кумир Александр Македонский презирал опасность: на джульбарса охотился с коротким дротиком. Обо мне тоже будут слагать легенду: «Убил свирепого хищника одним выстрелом стрелы». Заодно проверим предсказание. Пусть будет то, что должно случиться! Гатерий, отвечаешь за охрану царицы. Грант, призови мудрецов! Взвесив обстоятельства, можно выявить закономерности, которые укажут путь благоразумия. Баграм, едешь со мной!
Царь со свитой убыл на охоту, дворец погрузился в дремоту, а мудрецы стали искать подсказки, как обмануть судьбу.
Прогуливаясь по тенистым аллеям сада с экзотическими цветами, фруктовыми деревьями и величественными статуями, мимо искусственных водоемов и фонтанов, Эрато и Гатерий получали наслаждение от созерцания щедрой природы и общества друг друга. Ощущение близости сладко пьянило, взаимность чувств и эмоций питали привязанность, а безграничное доверие и единство душ вселяли надежду и оптимизм. Округлившийся животик Эрато, вызывающий у окружающих умиление, свидетельствовал о последних неделях беременности и приближении родов. С нежностью наблюдая зарождение новой жизни, Эрато готовилась разрешиться от бремени и была преисполнена счастья: ее лицо буквально светилось. Гатерий оберегал свою женщину, придерживал за руку, помогал на спусках и подъемах, и пара, которую в этом бурном и несправедливом мире свел случай (правда, говорят, случайностей не бывает), наперекор предрассудкам и суевериям сумела подняться над повседневной суетой, доказав существование верной и вечной любви.
Жарко. Захотелось пить. Позвали служанку. На дорожке появилась девушка в бордовой тунике, с шапочкой на голове, ленточкой с серебряными монетками на лбу и расшитом переднике. В руках она держала кувшин и чашу:
– Государыня, я принесла воду!
Что-то не понравилось Гатерию в ее взгляде – то и дело отводит глаза; в скованных движениях, остекленевшем взоре, бледности лица читались растерянность – свидетельство неправедности намерений. Глядя в глаза служанке, он взял чашу и медленно, понемногу стал выливать воду на землю, бросив затем и чашу. Служанка учащенно заморгала, что-то забормотала, с испугом вскрикнула и, неловко развернувшись, быстро побежала прочь.
– Что происходит, милый? – недоумевала Эрато.
– Не нравится мне все это. Уходим!
Взяв любимую под локоть, он осторожно повел ее в сторону дворца. Внезапно стрела просвистела мимо, злобно сверкнув на солнце. Следующая с глухим звуком вонзилась в дерево. Гатерий, спасая Эрато, прикрыл ее и быстро увел с дорожки, спрятав за раскидистым деревом.
– Эрато! Нас хотят убить! Нужно бежать. Сможешь ли ты?
– Да, да, я постараюсь. – Лицо женщины, испуганное и страдальческое, все же выражало решительность.
Вытащив из ножен меч, он, спасая царицу, потянул ее за руку в чащу. Переваливаясь как утка, она заковыляла за мужчиной, которому, чтобы обезопасить царицу и малыша, не оставалось ничего, как петлять. Обстрел стрелами какое-то время продолжался, но результатов не принес, и пара, забежав за угол здания, почувствовала облегчение.
– Ты как, любимая? – Гатерий встревоженно смотрел на запыхавшуюся в спешке женщину.
– Ничего, ничего, я выдержу, – отвечала она со взором усталым и измученным.
Они направились к ближайшему входу. На пути выросла фигура в маске. Человек во всем черном, с медной маской на лице, обнажил меч, приготовившись к бою.
– Милая, – проговорил юноша, бросив полный любви взгляд на прекрасную женщину, – придется принять бой. Не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Оставив Эрато, неспешно двинулся навстречу наемному убийце. Они сошлись, клинки скрестились. Поединок шел на равных, оба превосходно знали технику боя на мечах, и особого преимущества ни у кого не было, но мотивация выжить, чтобы спасти свою любовь, побуждала Гатерия к стремлению победить, и необузданный гнев обрушился на противника в черном.
Царица, прислонившись спиной к зданию, с ужасом наблюдала за яростным поединком мужчин; внезапно она вспомнила о тайном ходе в подземелье дворца, который показал ей брат, рекомендуя воспользоваться в случае опасности.
Гатерий применил прием, которому его научил Баграм: атакуя, сделал вид, что готовит для соперника упреждающий удар в горло, и в момент, когда тот инстинктивно защитил лезвием клинка шею, быстро перебросил меч в левую руку и нанес наемнику смертельный укол в бок. Противник рухнул и больше не подавал признаков жизни.
Подбежав к любимой, юноша поцеловал ее в губы:
– Нет преград, которые нельзя преодолеть ради любви! – Он был готов доказывать свою любовь неустанно.
Слезы текли по ее щекам, и, смахивая их тыльной стороной руки, она не могла налюбоваться избранником, но из-за сильного волнения слова застревали в горле. Стрелок возобновил обстрел с новой позиции. Стрела ударила в кладку стены совсем рядом, и Гатерий, пригнув возлюбленную, увлек за собой, укрыв за фонтаном – мраморной рыбой с журчащими струями воды.
– Гатерий, – прошептала Эрато – здесь недалеко есть тайный ход в подземелье!
Стрелы били по фонтану. Вот на короткое время обстрел остановился – стрелок менял позицию, и этого хватило, чтобы броситься в заросли. Она показывала путь, а он, все еще разгоряченный боем, но счастливый и везучий, покорно следовал за ней. В глубине сада остановились у алтаря бога огня Михра, который также имел отношение к мистическим силам подземного мира. Этого бога почитали, но он постепенно утрачивал популярность в Армении, уступив место любимому народом молодому Ваагну, богу солнца, молнии и огня. Однако все цари Востока, обладатели сокровенной тайны, в феврале на главном празднике огня в честь Михра получали привилегию напиться Хаомы, чтобы установить связь с божеством и внять предостережению. Тайна, оберегаемая царями, таила замысел богов. В Армении, в скале Зымзым, что у озера Ван, есть ворота в одно из земных обиталищ богов – каменная дверь Михра, ведущая в тайное хранилище сокровищ, созданное царями Вавилона, Ассирии, Персии, Армении для выполнения некой важной миссии, возложенной на них богами. Как туда войти, знали лишь посвященные.
Поросший плющом алтарь представлял из себя вертикальную каменную плиту, безупречно гладко обтесанную армянским мастерами, с барельефом на религиозную тему, и приставным, покрытым узором по камню, столом для жертвоприношений – алтарем. В Армении при строительстве храмов алтарь обычно оставляли снаружи: люди молились, возлагая на него жертвоприношения – фрукты, овощи, мясо, вино, кольца, браслеты, но, поскольку Михр контролировал подземный мир, под его алтарями делали ямы для особых подношений.
Гатерий, понимая, что времени мало, их ищут, убийцы идут по пятам, в сложившейся ситуации уповал лишь на чудо. В орнаменте стола Эрато выбрала изображение цветка в круге и, надавив на него, повернула. Стол дрогнул. Вместе с избранником торопливо сдвинули жертвенник и спустились по каменной лестнице в яму. В глубокой нише – масляная лампа и огнива. Гатерий ударом кремня о другой кремень высек огонь и запалил лампу. Эрато повернула железный рычаг – жертвенник встал на место.
Они шли по тесному сухому коридору несколько минут, пока не уперлись в дубовую дверь с надписью:
Сонные куры расхаживают по кругу,
Собака лает, куры выбегают,
Повсюду снуют, зерно клюют.
Эрато не верила своим глазам: каждая минута дорога, вот-вот преследователи ворвутся в подземелье, а тут – разгадывай загадки на армянском! Прочитав вслух несколько раз, озадаченно посмотрела на спутника:
– Мне не говорили, что будут загадки.
Гатерий, подсветив надпись, вглядывался в непонятную ему вязь, пытаясь отыскать зацепку:
– Ничего не понимаю. Что если просто открыть дверь?
– Милый! Желая сделать что-то простое, люди всегда все усложняют. Просто открыть дверь – плохая идея: все входы в тайные помещения защищены ловушками – возможно, обрушатся камни, пики, огонь, песок, возможно, хищный зверь… Не знаю! Мне кажется, что эта загадка есть иносказательная метафора.
Гатерий задумался: «Что есть круг? Почему куры сонные? А если выбегают, то клюют зерно. Думай!» – приказал сам себе. Внезапно напросилась аналогия с военным делом, и, почти не сомневаясь, вскричал:
– Я знаю! Куры в круге – это защитники крепости, собака лает – это сигнал тревоги, а зерно – это пехота противника. Воины бьются у стен крепости с врагом!
Оба счастливо посмотрели друг на друга, а потом лица омрачились тревогой, и они уставились на загадочную дверь: «Как открыть?» Освещая лампой черные стены, римлянин обнаружил вырезанные в камне орнаменты и фигуры. Луч света высветил изображение фрагмента крепостной стены с непропорционально высоким воином на ней. Он стоял на страже, держа на вытянутых руках грозный меч. «Это мой драгоценный или могильный камень?» – Гатерий обреченно посмотрел на любимую женщину, а потом надавил на панель. Что-то щелкнуло. Юноша, распростившись с жизнью, закрыл глаза, ожидая худшего… Дверь со крипом отворилась. Первая преграда пройдена! Взяв за руку царицу, они двинулись вперед.
Вторая преграда не заставила себя ждать. На этот раз надпись на двери гласила:
Боги, усеяв камнями огромное поле,
Вспахать его за ночь велят.
Землепашец, вняв божественной воле,
Знает, как камни убрать.
Эрато испытала стресс:
– Мы никогда отсюда не выберемся!
Сев на пол, женщина залилась слезами. Гатерий стал успокаивать:
– Милая, нельзя впадать в панику. Какая бы ни была загадка, разгадка кроется в игре разума. Там, за дверью – спасение. Верь мне!
Серьезное эмоциональное переживание вызвало у Эрато тянущие и настойчивые боли в животе; схватки стали ощутимыми: началось изгнание плода.
– Я, кажется, рожаю… – Эрато забеспокоилась.
Гатерий сообразил, что большие физические нагрузки, волнения и испытания привели возлюбленную к неминуемым родам и что речь идет о считанных минутах, поэтому открыть дверь, позвать на помощь, спасти царицу – наиглавнейшая задача.
– Милая, терпи, терпи, осталось недолго… – Лихорадочно соображая, произносил вслух: – Огромное поле усеяно камнями. Что это может быть?
Боль у Эрато несколько утихла; подняв взор на любимого, она проговорила:
– В детстве мне часто рассказывали сказки, в которых ночное небо сравнивали с полем, а звезды с камнями.
– Милая, очень похоже. Землепашец убирает камни, чтобы очистить и вспахать поле. Земледелец на небе? Странно! Милая, какое сравнение тебе приходит на ум?
Эрато, измученная и уставшая, созерцая благоговейный трепет новой жизни, задумалась. Вот ее глаза просветлели, забрезжил проблеск надежды.
– Возможно, рассвет, – отрешенно сказала она. – С первыми лучами солнца звезды гаснут, пробуждается природа, всходят ростки, распускаются цветы…
– Да!! – вскричал юноша. – Небо, звезды, рассвет, солнце! Как я сразу не сообразил?! Куда нажимать, где нужный камень?
